Текст книги "Сапфиры Айседоры Дункан"

– Не смотри на меня так, я не призрак, – шутя сказала она. – Пришла поздравить тебя с днем рождения. – Алиса томно посмотрела ему в глаза: они посветлели в солнечных лучах, проникающих сквозь жалюзи, и стали коньячными. Это была часть ее плана по внесению смятения в стан визави.

Он жестом предложил присесть с другой стороны стола. Алиса поставила на стул сумку, из которой достала небольшой пакет с презентом, нарядно упакованной безделушкой, и вручила имениннику. Затем, не отводя взгляда, медленно подошла к Максиму. По его лицу, на котором по-прежнему играла растерянная улыбка, пролетела тень тревоги. Алиса не без удовольствия отметила, что все складывается, как ей нужно. Кто бы мог подумать! Какой, оказывается, Инархов застенчивый! Заигрывать он герой, а как до дела дошло, превратился в мальчишку.

Она мягко опустила руку на его плечо, затем вторую, и замерла в таком положении на несколько секунд, загадочно улыбаясь. Наклонившись, коснулась губами его щеки. Алиса задержала поцелуй и почувствовала, как взволновался Макс. Он смотрел на нее, и его взгляд был смущенным и теплым. Алиса подняла голову, встряхнув светлыми кудрями, ниспадающими на шею, перевела левую руку, украшенную гранатовым браслетом, на второе плечо Макса. Обнимая, она проскользнула за его спиной и оказалась с другой стороны. Наклонилась и припала губами к его правой щеке. На этот раз поцелуй был менее продолжительный. Потом легко коснулась губ Инархова, от чего тот в изумлении немного отстранился. Алиса самодовольно улыбнулась – произведенный эффект ей понравился.

Несколько ничего не значащих фраз, хитрющий взгляд и обворожительная улыбка – Алиса спешно удалилась, оставив шлейф изысканных духов и смущение в хрупкой мужской душе.

* * *

Этого не может быть! Такого просто не бывает! Сознание Леонида всеми силами сопротивлялось и отказывалось понимать происходящее, он не желал верить собственным глазам. Разум все же победил, и Лене пришлось признать: он – рогоносец, жена нагло его обманывает и держит за идиота. Во рту вдруг стало тошнотворно-кисло, словно он хлебнул какой-то бормотухи. Не беспокоясь, что выглядит дикарем, он сплюнул в пепельницу, но противный вкус никуда не делся, а, напротив, усилился. «Вкус измены», – подумал Леня с омерзением. Случилось то, что в принципе произойти не могло, – ему изменили. Ему, умному, красивому, потрясающему, великолепному супермужчине! И с кем! С каким-то уродом, у которого на лбу написан убогий интеллект дебила.

В уютном зале кафе с лирической музыкой, журчанием фонтанчиков и улыбчивыми официантками в кружевных белых передничках за дальним столиком под ветвями финиковой пальмы сидели двое. Вальяжный мужчина с самодовольной ухмылкой на широком, как лопата, лице, утопал в мягком бархате кресла и нагло льнул к своей спутнице. Женщина жеманно улыбалась, кокетливо заправляла за ушко непослушные светло-русые локоны. Леня хорошо знал свою жену: когда Алиса вот так поправляет волосы, значит, собеседник ей небезразличен. Мужик что-то лениво изрек, и Алиса, и так сидящая к нему слишком близко, придвинулась почти вплотную. Она склонила голову набок, лукаво взглянула в его полусонные глаза и как бы невзначай коснулась вишневыми губами его щеки.

– Сучка! – прошипел Леонид и отвернулся. Наблюдать эту сцену выше его сил. Он с ненавистью отодвинул в сторону недопитый кофе, оплатил счет и направился к выходу.

Леня всегда ревновал свою жену. В верность он не верил, поскольку сам был не безгрешен, а в женскую преданность – тем более. Он давно подозревал неладное: все эти Алискины долгие сборы перед выходом на улицу… К чему наряжаться, если идешь за хлебом? Этого Леня понять не мог и жутко кипятился: в итоге ожидание свежей буханки растягивалось на неопределенный срок, пока жена не нанесет макияж, который ее устроит. В последнее время количество поводов для недоверия возросло: новые шмотки (хотя Алиска всегда была барахольщицей и шкаф ломился от вещей), задержки на работе по будням и продолжительные шопинги в выходные. То, что он сегодня застукал сладкую парочку, было случайностью, но Леонид нисколько не сомневался: если не в этот раз, то в ближайшее время ложь раскрылась бы. Он считал себя очень умным и проницательным, тонким психологом и манипулятором человеческих душ, что позволяло держать руку на пульсе событий, как на работе, так и в семье. Лишь по недоразумению ситуация вышла из-под контроля: он расслабился, наивно положившись на порядочность супруги. «Урою! Обоих!» – клокотало внутри. К жене он испытывал странное чувство. Личности он в ней не видел никогда, даже в наиболее романтический период их отношений считал ее красивой вещью, полезной, удобной и престижной. Обаятельная, пленительная, с потрясающей фигурой и милым личиком, тихая, домашняя. Друзья уплетали Алискину стряпню и молча ему завидовали – такой супруги ни у кого не было. Леня не был жадным, но если кто-либо покушался на его собственность, зверел, словно сторожевой пес, бросался на защиту имущества и ни о чем не думал. Инстинкт полностью блокировал сознание, в голове дятлом стучала единственная мысль: «Мое! Не отдам!»

Вот и теперь дятлом в печень забарабанило это «мое». Сначала ему представилось, как он сворачивает шею Алисе. Она рыдает, просит прощения, клянется в вечной любви – отрадная картина полилась бальзамом на его самолюбивое сердце. Потом он вообразил, что сотворит с тем наглым типом. Хотелось запинать его ногами, стереть в порошок и утопить в Неве. Но видение получалось неконкретным и каким-то размытым, и Леонид понял почему. Его соперник был физически сильнее, выше ростом и крепче. «Вот сволочь!» – морщась, думал он, вспоминая слащавую физиономию Алискиного поклонника. Леня его узнал, хоть и не сразу. Он его видел, когда однажды заехал за женой на работу. Они столкнулись в коридоре их паршивой «Артемиды», когда он искал рабочее место Алисы. «Коллеги, значит, – пришел к выводу Леонид. – Теперь понятно, голуба, чем загружают тебя внеурочно».

К вечеру придя домой, Леонид повел себя несколько иначе, чем собирался вначале. Он воздержался от сцен и выяснений отношений, держался спокойно, будто бы сегодняшнего инцидента не было вовсе. Это не значило, что он остыл или же выбросил из головы случившееся. Со временем его пыл, конечно, немного угас, но Леня по-прежнему был зол и крайне возмущен. Причина его миролюбия заключалась в следующем. В скором времени Алиса собиралась поехать в отпуск в Шарью. Шарья – небольшой городок в Костромской области, где вырос Леонид. Там осталась его мама, которая часто болела, а недавнее ухудшение здоровья потребовало присутствия сиделки. Сам Леня не мог отправиться к матери из-за работы, и пришлось ехать Алисе одной. Он догадывался, что жена мечтала не о таком отпуске, но это был вариант, который его устраивал. Ухаживать за свекровью – от такой перспективы Алиса была, мягко говоря, не в восторге, но она без звука согласилась с решением мужа.

В тот день Леня болтался на улице допоздна, оттягивая момент, когда придется переступить порог квартиры, где воздух был пропитан изменой. Хмельной от выпитого пива, он все-таки явился домой и с досадой обнаружил, что пришел первым. «До сих пор шляется, шалашовка!» – он зло хлопнул входной дверью так, что с накренившейся вешалки попадала одежда. Игнорируя лежащие на полу пиджаки и Алисин плащ, Леня ввалился в гостиную и рухнул на диван. Тупо глядя в экран телевизора, где мелькали артисты его любимого шоу, Леонид снова предался мечтам о расправе. Он представлял соперника – а это был Инархов – постаревшим и больным: седые волосы, морщинистое лицо, отвисшее пузо, скрюченная фигура с шаркающими кривыми ногами. У Максима ноги от природы были с небольшой кривизной, седина, как и живот, уже обозначились. «Морщины – вопрос времени, так что осталось недолго», – мечтательно подумал Леня.

Раздался звук открываемого замка и тихий шелест шагов – пришла Алиса. Разговаривать с ней не хотелось, и он закрыл глаза, притворившись спящим. «Ничего, – уговаривал он себя, – переждать всего два часа до ночи, а утром эта стерва свалит на работу».

* * *

Инархов обожал находиться в центре внимания, особенно если его проявляли дамы. Милое кокетство, нежные улыбки и тихие голоса с придыханием доставляли ему немало удовольствия. Под теплыми взглядами женских глаз Макс млел и расцветал. Он хорошо знал себе цену. Еще бы! Пользоваться повышенной популярностью среди противоположного пола и не возгордиться?! Успех вскружил ему голову и превратил в самоуверенного разборчивого ловеласа. Что к нему так притягивало, не знал никто. Не внешность – это уж точно, она была самой заурядной, даже немного уродливой. Характер – тоже нет. Закрытый, порой резковатый и грубый. Правда, грубость и резкость проявлялись только в общении с мужчинами, с дамами Максим держался любезно в любых ситуациях.

Инархов легко ловил в сети своего обаяния доверчивые женские сердца: улыбнется уголками губ, одарит волнующим взглядом и замирает в ожидании. И так повторяется несколько раз, пока у жертвы не закрепится уверенность, что все происходящее имеет особый смысл. От искусителя ждут продолжения, но так и не дожидаются: Максу оно ни к чему, он своей цели достиг – одержал очередную победу. Если бы на этом все заканчивалось! Инархов шел дальше, расставаться с завоеванными трофеями не желал, держал поклонниц в тонусе, время от времени проявляя внимание. Каждая знала, что она – фаворитка, и снисходительно смотрела на поверженных соперниц. Максим же не отдавал предпочтения никому. Ему нравилось держаться холодным айсбергом в океане бушующих вокруг него страстей.

«Черт дернул пригласить Снегину в кафе. Вернее, не пригласить, а согласиться пойти с ней, составить компанию. Да какая разница!» – Инархов совершенно запутался. Алиса теперь будет думать, что он за ней ухаживает или, того хуже, влюбился. Ладно бы, если бы она так думала и этим дело ограничилось. Но ведь Снегина станет себя вести так, словно он – ее ухажер. Сегодня в кафе, завтра еще куда-нибудь потащит, а там, глядишь, все начнут воспринимать их как пару. Этого еще не хватало! Он, Максим Инархов, не парный, ничей, свой собственный, как говорил персонаж Успенского. Но и это полбеды. Вдруг столь частое общение приведет к тому, что он влюбится в Алису? Этого Макс боялся больше всего. Он однажды уже пережил тяжелую сердечную драму и теперь делал все, чтобы больше этого никогда не допустить. Инархов сам не понимал, как смог пережить ту душевную боль, которую причинила ему любимая женщина. Прошло много лет, а сердце до сих пор саднило от воспоминаний.

Алиса – не Жанка. С Жанкой все просто и ясно: такая, как все, только более откровенная, раскованная и неглупая. Эта ее дерзкая откровенность и заводит, только приедается быстро. С Жанкой можно погулять и безболезненно расстаться. Ну или почти безболезненно. Во всяком случае, за собственное сердце можно быть спокойным – эта женщина легко скользит по самому его краю, не оставляя на нем следа. Другое дело Алиса. Она вся соткана из чувств, непосредственная, как ребенок, и романтичная, как Ассоль. Ее глаза – два горящих огонька, голос – журчащий ручеек и улыбка – магнит. Одним словом, чертовка. Макс чувствовал, что это его омут, который может затянуть на самое дно, стоит только оступиться. И он, похоже, уже шагнул на вязкую почву.

* * *

Алиса любила всевозможные корпоративные выезды на природу. Она вообще любила отдых на природе, но вытащить на пикник Леню нереально – расстаться с диваном и пультом от телевизора он не мог. «Ну и черт с тобой! – рассердилась Алиса, в очередной раз отчаявшись растормошить мужа. – Не хочешь – не надо, буду развлекаться без тебя. Может, это и к лучшему». В обстановке отдыха среди коллег по работе она чувствовала себя свободной от семьи женщиной, к ней возвращалась студенческая беззаботная веселость.

В этот раз Алиса отправлялась на озера с особым настроением. Она рассчитывала на флирт с Инарховым. Взяла новый купальник, который сидел на ней идеально и подчеркивал без того красивую фигуру, пару летних платьев и даже босоножки на каблуках, чтобы фланировать в них по коттеджу. Алиса представляла себе, как вечером, когда все соберутся в холле у камина, она подойдет к Максиму, нарядная и слегка пьяная, сядет рядом и они будут разговаривать ни о чем – за них все скажут взгляды. Потом они незаметно исчезнут, чтобы уединиться где-нибудь у озера, там, где заходящее солнце золотит блестящее зеркало тихой воды. Максим осторожно обнимет ее за плечи и нежно поцелует. Он будет целовать сначала робко, потом осмелеет, и они, отбросив ненужные условности, окунутся в пучину любви. Мечтая, Алиса ощутила, как по коже пробежал озноб, сделалось жарко, словно все это уже только что произошло на самом деле. Ей стало сладко от собственных грез, на лице появилась загадочная улыбка, в глазах зажегся дьявольский огонек.

Когда они дружно выгружались из автобусов, Алиса попыталась приблизиться к Инархову, но тот ее «не заметил». Он старательно ее избегал: нарочно выбирал такие места, чтобы Алиса не смогла сесть рядом, обходил ее стороной, когда они случайно двигались навстречу друг другу. Алиса недоумевала: там, в офисе, Максим с ней откровенно заигрывал, а здесь, где сама обстановка потворствует флирту, держится евнухом. Но насчет евнуха она ошиблась. Когда Инархов слегка поднабрался, рядом с ним появилась Жанна. Она прислонилась своим облегающим топом к широкой спине Макса, обнимая его за плечи. Инархов воспринял это как должное и положил руку на ее бедро, облаченное в миниатюрные шорты. Как заметила Алиса, шорты Жанне совершенно не шли, с такой широкой филейной частью нужно выбирать более закрытые фасоны. Грудь тоже уродливо сплющилась под безвкусным куском трикотажа – и вообще сама Жанка смотрелась страшилкой. Улыбка с лица Алисы стиралась на глазах. Ей стало очень неприятно: так неожиданно разлетелось вдребезги все, что она нафантазировала. Отдых сразу как-то скомкался, и уже ничего не радовало: ни игра в бадминтон, ни купание в озере, ни шашлык, даже сладковатое вино показалось кислым.

Никакого романтического разговора у камина у них с Максом не случилось. Камин в коттедже был хороший, почти как в лучших домах Лондона. Под вечер утомленные и довольные сотрудники «Артемиды» собрались в холле с гитарой и глинтвейном, были песни и тихие неспешные разговоры – все как представляла Алиса, но рядом с Инарховым была другая. Он что-то рассказывал Жанне, на которой уже было длинное красное платье с глубокими разрезами, открывающими колени, когда, закинув ногу на ногу, она кокетливо пила глинтвейн. Жанна, как кошка, выгибала спину, наклонившись к Максиму. Она смеялась в голос, но никто на это не обращал внимания – все давно привыкли к ее громкому смеху.

Ночевал Инархов, конечно же, с Палеевой. Алиса видела, как они вместе направились в спальню. Она предпочла бы этого не видеть, но так само получилось: они встретились в коридоре. Максим при виде Алисы улыбнулся, скользнув по ней пьяным взглядом, Жанна посмотрела с превосходством и резко шагнула вперед так, что задела струящимся красным подолом Алису.

Шелк платья ножом полоснул душу жгучей обидой и окончательно выветрил из головы все мечты, гнездившиеся там в последнее время.

«Да пошел он! – разозлилась Алиса. – Красавец выискался! Глазки маленькие, губки узенькие, поджатые, ноги кренделем, и походка призрака британского замка: бесшумная и плавучая – не идет, а по воздуху скользит». Она подумала, что перегибает. Все-таки не случайно она запала на Макса: хорош, мерзавец, как ни придирайся.

Алиса чувствовала себя отвратительно. Если бы Леня стал прежним, таким, за которого она выходила замуж и с которым прожила первый год, никакой Инархов и даром был бы не нужен. Впрочем, сейчас Макс ей и так уже не нужен. «Оревуар, дружочек», – мысленно помахала она ему ручкой.

На завтраке она его элегантно проигнорировала. Когда Макс с чашкой кофе направился в ее сторону, намереваясь сесть рядом, Алиса его «не увидела» и переместилась за столик к Михаилу, с которым Инархов не ладил. Увидев замешательство на лице Максима, Алиса осталась довольна: наконец-то он получил по сопатке.

Инархов слегка оторопел, до него не сразу дошло, что его отшили. И кто? Снегина! Женщина, которая от него без ума! Макс так привык к вниманию Алисы и не сомневался, что он для нее нечто большее, чем увлечение. Он понял это по откровенным взглядам, поступкам, частым переменам настроения. От этого делалось очень тепло и радостно на душе и одновременно страшно.

Была бы Снегина, как остальные, Макс бы с удовольствием пустился в любовную авантюру, но он чувствовал, что с Алисой легких отношений не получится и, если что-то не сложится, без драмы не обойтись. С Жанкой гораздо проще: встретились, провели приятно время и разошлись. С ней у него ничего нет и не будет, а совместные поездки на отдых и сегодняшняя шальная ночь не в счет – она растаяла, как лед в коктейле, и забылась.

1929 г. Красный Кут

Она была похожа на бабочку – хрупкую, легкую и яркую. Передвигалась, словно по воздуху порхала. Длинные стройные ножки, изящные руки, прямая спина и высоко поднятая голова. В кукольных прозрачных глазах отражался весь мир, тонкие губы с приподнятыми вверх уголками манили и обещали рай.

Элиза напоминала Лапкину его первую любовь. Та же походка, манера двигаться, наклон головы и даже улыбка – все, как у мадам Дункан. Она казалась копией Айседоры, только юной. Даниила сразу пленила эта девушка. Красота Айседоры была зрелой, как у пятинедельного пиона, любовь к ней – сыновней. Элизу, волнующе свежую, можно было сравнить с едва распустившейся майской розой.

Лапкин никогда не умел ухаживать за женщинами, хорошим манерам и воспитанию взяться неоткуда. С девицами, что его обычно окружали, все иначе, манерничать с ними не требовалось. С ними он всегда действовал по стандартной программе: незатейливые комплименты, букет лютиков или каких других полевых цветов, а если сыграть на баяне, то все, можно считать, крепость пала. С какой стороны подойти к Элизе, Даниил не знал. Он дарил ей фрукты, купил на ярмарке в Саратове шаль и даже однажды ночью срезал на чужой клумбе хризантемы. Девушка не проявляла благосклонности, но и не отвергала его. Подарки Элиза принимала, но оставалась непреклонной, лишь очаровательно улыбалась уголками губ и иногда позволяла себя проводить. Девушка вымотала ему душу. Другой на его месте давно бы плюнул на эту принцессу. Даниил был упертым, он злился на Элизу и на себя за то, что попал в паутину ее чар и продолжал ее добиваться.

Он колол для нее с матерью дрова, во всем помогал по хозяйству – сама Элиза не справилась бы с сельским бытом. Лапкин рисковал карьерой, а то и свободой. Если бы в управлении узнали, что он общается с семьей антисоветчика, его выгнали бы со службы, и кто знает, как в дальнейшем сложилась бы его судьба. Перспективы в таких случаях обычно оказывались печальными.

На его счастье, начальство было далеко, из ОГПУ в Красном Куте только они с Яшкой. Яшка молчал, поскольку своего шефа уважал и побаивался, хоть и все понимал.

Эрнест Краузе как в воду канул. Его уже не надеялись поймать, сочли, что он давно перебрался в другую губернию. Лапкину было велено возвращаться в Саратов. С отъездом он медлил, потому что расстояние усложнило бы возможность видеть Элизу.

Даниил ходил по селу удрученный и злой, часто шпынял Яшку почем зря. Яшка терпел – оставался последний день пребывания начальника в Красном Куте. Все эти дни Лапкин думал думу и в конце концов принял решение. Вечером он надел выходную рубашку, начистил до блеска сапоги, гладко выбрился и отправился к дому Краузе. По дороге заглянул во двор калмычки, которая выращивала самые лучшие цветы, купил пышный букет розовых роз.

Элизу он застал во дворе. Девушка поливала клумбу, что-то напевая.

– Здравствуй, Элиза, – начал Даниил официально.

– Привет, – игриво ответила она, оценив парадный вид визитера.

– Элиза. Элиза, я хочу… выходи за меня за муж, Элиза!

– Ты собираешься жениться на ЧСИРе[4]4
  ЧСИР – член семьи изменника Родины.


[Закрыть]? – рассмеялась она. – А как же твоя служба?

– Будь моей! Я все сделаю, все брошу! – рухнул он на колени. – Мы уедем далеко-далеко и будем жить счастливо.

– Я не могу оставить маму. Она поправилась, но по-прежнему нуждается в присмотре.

– Мы возьмем ее с собой.

– Она отсюда никуда не уедет. И вообще, я замуж не хочу!

Лапкин ушел прочь, не разбирая дороги. Обида его гнала через бурьян и канавы к оврагу на краю села. Перед глазами, как наваждение, стояла Элиза, в ушах звенел ее смех.

– Чертова кукла! – взревел он. – Спасения от нее нет!

У оврага, где лес открывался, как на ладони, а бескрайнее небо переливалось цветными полосами заката, казалось, что время течет по-другому. Ветер трепал волосы, выдувая из головы дурные мысли. Даниил начал понемногу успокаиваться. Он вдруг увидел свою жизнь со стороны, как этот лес. Бескрайняя, сложная, казалось, столько всего в ней было и будет еще, а ведь вот она вся, на ладошке – один миг, который есть сейчас. Ни вчера, ни завтра, только здесь и сейчас. И это «сейчас» ему всегда представлялось таким незначительным, что на него он не обращал внимания. Лапкин всегда действовал ради будущего: завтрашнего дня, послезавтрашнего, но только не ради сегодняшнего. Он всегда готов ущемить себя в чем-то, потерпеть, переждать, чтобы получить нечто потом. И получал благодаря своему невероятному упорству. Только особой радости от результата совершенно не ощущал, потому что появлялась новая цель, очередная непокоренная высота. Положа руку на сердце, радоваться Лапкин не умел – разучился. Радость, она ведь бывает только в настоящем, но никак не в будущем и не в прошлом, которое он тоже не уважал. Любит ли он Элизу, Даниил не знал. Просто не задумывался. Она была такой же непокоренной вершиной, как и все предыдущие, только более сложной. Не добившись ее, Лапкин чувствовал себя так, словно не сумел кому-то что-то доказать – этот кто-то был он сам.

– А ну ее к бесу, эту кралю! Хватит за ней бегать, будто дел других мало, – разозлился он, вспоминая про дела. Нужно было возвращаться в село, собирать пожитки, чтобы к обеду уже быть в городе.

На прощание он окинул взглядом округу: уже почти совсем стемнело, небо приобрело оттенки индиго, а лес превратился в сплошную черную полосу. Внимательный глаз Лапкина выцепил из темноты яркую точку костра. Он тут же забыл про сборы в дорогу и быстро направился в село за оружием и подмогой. Нужно проверить, кто там в лесу. Внутренний голос подсказывал, что сегодняшняя ночь будет неспокойной.

Яшка с радостью отозвался на просьбу Лапкина идти с ним. Его юная душа жаждала подвигов. Приближаясь к костру, они стали двигаться как можно осторожнее – если это враг, его нельзя спугнуть. Кто сейчас может быть в лесу? Не охотники – сезон охоты не настал, и не рыбаки – те если и остаются с ночевкой, то располагаются ближе к реке. Предчувствие Даниила не обмануло. Вскоре они увидели Эрнеста Краузе. Он устроил шалаш, и, судя по всему, жил в нем достаточно долго.

Место было глухим, вокруг болота – не всякий туда сунется. Эрнест по ночам костры не жег, только днем, чтобы не привлекать внимание. Сейчас ночи стояли холодными, а он простудился, решил рискнуть и поплатился. Эрнест заметил, вернее, почувствовал приближение людей. Ветер донес табачный запах, и он понял, что рядом кто-то есть. Коренастый ладный мужчина двадцати восьми лет, в другой бы раз он справился с хилым Яшкой и не особо похожим на борца Лапкиным. Но его организм был ослаблен простудой, и Краузе решил не сопротивляться двум вооруженным людям.

– Добегался, вражье отродье! – приговаривал Яшка, запирая Эрнеста в сарае.

Было решено до утра подержать его под замком, а после вести в город. Яшка остался на посту, а Лапкин пошел домой отдохнуть перед дорогой.

На селе новости распространяются быстро. Несмотря на глубокую ночь, в Красном Куте уже все собаки знали, что пойман противник Советской власти Эрнест Краузе. С такими большевики не церемонились – отправляли за Енисей валить лес или, того хуже, приговаривали к расстрелу.

На востоке уже задребезжала оранжевая зорька, Даниил всю ночь не спал и только теперь почувствовал, как сильно устал. Он снял сапоги и, не раздеваясь, повалился на кровать – прикорнуть пару часиков.

Он услышал легкие шаги. Она вошла тихо, без стука, словно к себе домой. Уверенная, с бесовщинкой в больших прозрачных глазах, Элиза по-хозяйски прошла в комнату и присела рядом с сонным Лапкиным. Пленительная улыбка, распущенные по плечам волосы, прохлада тонких пальцев. Она провела рукой по его щеке, спустилась по шее ниже и стала расстегивать пуговицы на рубахе. Ошалевший Лапкин замер, как изваяние. Ее руки продолжали путешествовать по его груди. Блеснули лазоревым светом сапфиры, отражаясь искорками в необыкновенных глазах девушки. «Ведьма!» – промчалось в голове Даниила. Он знал, зачем она пришла, но сопротивляться был не в силах. Лапкин потянулся к ней, но Элиза отстранилась.

– Отпусти брата, – проворковала она.

– Я не могу.

– Не можешь? – девушка поцеловала его в губы.

– Что ты делаешь?! – он попытался спрятать руки за спину. Это не помогло – они сами потянулись к ее гибкому телу.

– Отпусти его.

– Да, я сделаю, – сдался Даниил, проклиная себя за слабость.

* * *

Леня не узнавал свою жену. После поездки на озера она стала расстроенной, нервной, даже жесткой. Он бы решил, что причина в неприятностях на работе, но такие пустяки раньше Алису никогда не беспокоили. К работе она относилась легко, воспринимая ее в качестве приятного времяпрепровождения: с приятельницами посудачить о том о сем, пообщаться с клиентами и, как на подиуме, продефилировать в обновках по коридорам «Артемиды».

«Никак со своим клоуном поссорилась», – злорадно подумал Леонид. Эта догадка его воодушевила: Леня не сомневался, что лучше него Алисе никого не найти.

Впервые Алиса проявила характер, когда отказалась стать Обносковой.

– Пойми, пупсик, мой папа всегда сокрушался, что не останется Снегиных, – щебетала она. – Я одна у родителей, и они сильно огорчатся, если я сменю фамилию.

Леониду очень не понравился демарш будущей супруги. Он сопел, ворчал, но повлиять на ситуацию не мог. Леня не знал, что его больше раздражает: что невесте не пришлась по вкусу его фамилия или ее самостоятельность.

«Алиса Обноскова! Звучит претенциозно. Первое место в хит-параде анекдотов гарантировано», – хихикала про себя она.

Своего жениха Алиса нежно любила и была готова пойти ради него на многое, но стать Обносковой ее душа воспротивилась.

– Я из дворянского рода. Обносковы служили Великому князю Донскому! – с пафосом сообщал Леонид.

– Конечно, мой дорогой. Ты у меня благородных кровей, – поддерживала она придуманную Леней небылицу.

Прощание получилось сдержанным. Леонид не смог заставить себя поцеловать жену, он лишь обнял ее за плечи, изображая внезапно нахлынувшую стеснительность. Алису ничуть не расстроил холодок мужа, ее мысли были заняты другим. Она впорхнула в вагон, затем появилась в окне тамбура, махнула рукой и растворилась.

До отправления поезда оставалось пятнадцать минут, провожающие еще толпились на платформе, торопясь сказать покидающим их родным и друзьям теплые слова. Леонид угрюмо шел к вокзалу, не глядя ни на что вокруг. Они с Алисой уже все сказали друг другу – обменялись общими, ничего не значащими фразами о надвигающемся дожде, автомобильных пробках и ценах на билеты. Больше обсуждать нечего.

Сидя на мягком плюше дивана с банкой пива и сушеными кальмарами, Леонид ненавидел жену. Он смаковал это чувство, переключая каналы телевизора.

– Чего ей, дуре, не хватало?! – спросил он у ведущего новостей, который бойко рассказывал о краеведческом музее какого-то провинциального городка. Вопрос Лени остался без ответа – ведущий был увлечен достопримечательностями районного масштаба.

– Разведусь к чертовой матери! – пообещал он и представил, как Алиса будет умолять остановиться. Как бы ни грела душу нарисованная воображением картина, логика подсказывала, что, во-первых, вздорная Алиса ни о чем просить не станет, вздернет свой хорошенький носик и сообщит, что сама не прочь расстаться; во-вторых, как ни крути, а ему самому развод невыгоден что с моральной, что с материальной точки зрения. Квартиру и имущество делить неохота, он уже к Алиске привык: взбалмошная она – что есть, то есть, но хозяйка хорошая, жена и невестка заботливая. Кто еще вокруг него на цырлах ходить станет, когда он свалится с температурой? А он болеть любит, и мама слаба здоровьем, ей уход нужен. Леня планировал перевезти мать к себе, чтобы под присмотром была – совсем старой стала, тревожно за нее. Главное, он не мог себе представить, чтобы его жена досталась кому-нибудь другому. Мужики за ней стайками ходят, каждый до ее красоты охоч. Алиса должна принадлежать ему и только ему, в любом случае!

Спустя двое суток с момента отъезда Алисы Леонид успокоился, эмоции уступили место разуму, и теперь он думал над тем, как вернуть статус-кво. Не будучи дураком, Леня сообразил: нужно понять причину, по которой его покладистая, домашняя Алиса решила предаться разгульному образу жизни. Начать с себя – столь экзотичная мысль забрести в его голову не могла даже случайно, ибо Леонид мнил себя ангелом.

Он решил-таки наконец проявить интерес к жизни супруги. Чем увлекалась Алиса, где любила бывать, ее круг общения – над этим Леня раньше никогда не задумывался. В их доме появлялись какие-то подруги жены, он знал их в лицо и по имени, изредка пил с ними чай. Леня всегда торопился покинуть их компанию, оставлял дам посплетничать, а сам шел смотреть телевизор. Дамы не возражали: Леонид им совсем не нравился, но об этом подруги предпочитали молчать. Это выбор Алисы, жить с ним ей, а они уж раз в неделю как-нибудь потерпят его презрительную гримасу.

Обносков обследовал содержимое ящиков письменного стола. Они с женой их не делили на «твои» и «мои», но тем не менее Алисины бумаги хранились отдельными стопками. Чего там только не обнаружилось! Железнодорожные билеты пятилетней давности – их свадебное путешествие, записочки от него, любимого, милые стишки, опять же его собственного сочинения, открытки, тетради с диетами и кулинарными рецептами. Леонид копался в бумажках жены, и какие-то непонятные чувства всколыхнулись в его души. Это было эхо памяти: оказывается, раньше он относился к Алисе с нежностью, раз тратил время на всю эту романтическую чушь. Обноскову даже стало чуточку жаль: нет у него прежнего трепета к жене, не дрожит от волнения голос при виде ее, не учащается дыхание от прикосновения руки. И во всем этом, несомненно, виновата Алиса.