Текст книги "Бар «Де Бовуар»"

«Да все равно, – подумала Полина, садясь в пропахший табаком и ванильным освежителем салон. – Пусть хоть в лес отвезет и закопает, мне уже все равно». Она сглотнула вновь подступившие слезы и уставилась в окно. Таксист искоса посмотрел на нее:

– С парнем, что ли, поссорилась?

– Нет, – просипела Полина, – с подругой.

– Помиритесь, – уверенно протянул таксист. – В ваши годы это легко – и ссориться, и мириться. Помню, когда я в Ленинград приехал из Твери, в 82-ом, вот время было беззаботное: учеба, пьянки-гулянки, девчонки, свобода, ни о чем думать не надо…

Он ударился в воспоминания, Полина закрыла глаза. «Аутистка. Хреновая, гребаная аутистка. Раскусили тебя, ничтожество. Зачем я живу?»

– А сейчас что? Старший в колледже, теперь младшего поднимать надо, школа там, бассейн, кружки платные, и дачу вот который год достроить не могу… Приехали, девушка! Какой номер дома?

Полина медленно поднималась в квартиру. Свет горел почему-то только на двух площадках, в лестничные окна била оглушающая чернота. Она дошла до двери, немного постояла, развернулась и пошла выше. Под ногами жирно хрустели грязь и куски штукатурки, осыпавшиеся со стен. Через два пролета Полина добралась до чердачной двери, запертой на огромный допотопный замок. Подергала дверь, повертела в руках замок в надежде, что он неплотно защелкнут. Попытки не увенчались успехом, и она спустилась чуть ниже, к окну. Подоконник, жестяная банка для окурков, старые оконные рамы в густых потеках темной масляной краски.

Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре, четыре вдоха, четыре выдоха, четыре стука по деревянной поверхности подоконника, четыре камеры ее маленького испуганного сердца, четыре створки окна. «Да ведь «четыре» означает смерть на японском!» – внезапно озарило Полину. Эта мысль ошеломила ее. Она постояла, прислушиваясь к своим ощущениям. «Меня никогда не отпустит». Вот что ей пытались сказать все это время. Четверки отпустят ее, когда она умрет.

Полине стало легко и спокойно. Она всматривалась в темноту двора сквозь грязные стекла. Плотную тишину нарушал лишь редкий дробный стук капель по крыше. «Столько времени потеряла. Столько времени на борьбу с собой. Если бы только я сразу догадалась». Ее охватила небывалая уверенность, она сжала кулаки изо всех сил, ощущая, как к костяшкам приливает горячая кровь. «Надо сделать это как можно быстрее. Пока четверки не вернулись. Пока я не струсила». Полина рванула на себя оконную раму. Она не поддалась, черт, шпингалет очень высоко, придется лезть на подоконник. Она закинула ногу на подоконник, и тут этажом ниже раздались голоса.

– Зай, позвони мне, как доедешь, – говорила Юля.

– Обязательно, – отвечал женский голос. – А мосты еще не разводятся?

– Нет, их только в конце месяца начнут разводить. Ну, пока. Береги себя, солнышко.

Дверь захлопнулась, Полина услышала стук каблуков по лестнице. Она застыла, изогнувшись. «Надо позвонить Ри, – пришло Полине в голову. – Прежде, чем я сделаю это, надо извиниться перед ней. Если она меня пошлет, меня точно ничего не будет удерживать».

«А как же Чехия, грант? – вспомнила она, спускаясь в квартиру. – «Девочка, которая считала», – как с ней быть?»

Ри взяла трубку после десятого гудка.

– Что такое? – спросила она хриплым недовольным голосом.

– Прости, пожалуйста, – торопливо заговорила Полина. – Ты дома? Спишь?

– Да я только в квартиру зашла, – хмыкнула Ри. – Чего тебе?

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Для человека, которого только что бросила любимая девушка, я в порядке, – саркастично ответила Ри. – Что звонишь?

– Ри, прости меня, пожалуйста, – Полина сглотнула подступившие слезы. – Я не права, я не должна была так говорить о тебе и Дарк.

Ри молчала.

– Я знаю, это не мое дело, и можешь поступать, как хочешь, просто мне больно видеть, как она обращается с тобой, и что ты переживаешь. Извини меня, я знаю, что не вправе лезть с советами, тем более, как ты говоришь…

– Нет, Полька, это ты меня прости, – Ри шумно выдохнула. – Ты все правильно сказала. Она меня отшивает, а я за ней бегаю. Просто я запала на нее. А когда увидела ее с другой, не смогла этого вынести. И тебе наговорила грубостей.

– Ри…

– Подожди, не перебивай. Поль, мы с тобой уже больше двух лет дружим, и я тебя очень люблю. Честно, как человека, люблю. Но ты уж прости за откровенность, я давно замечаю, что с тобой не все в порядке. Ты постоянно где-то витаешь, я вижу, как ты вдруг напрягаешься и как будто выпадаешь из реальности. Ты в эти моменты – как на другой планете. И руками дергаешь, словно у тебя тик. Не общаешься ни с кем в институте, кроме меня. У тебя, наверное, какие-то проблемы, которые ты скрываешь, но, может, если ты расскажешь, тебе станет легче? Я тебя не заставляю, но знай, если что, ты можешь мне доверять. Я же тебе все рассказываю.

– Ри, – слезы снова полились у нее из глаз, Полина размазывала их тыльной стороной ладони. «Какая же я идиотка, – подумала она удрученно, – я-то думала, что хорошо скрываюсь». – Спасибо тебе за все. Ты мой самый лучший друг.

– Ты тоже ничего, – сурово ответила Ри, и они обе нервно захихикали.

«Я должна рассказать ей. Сейчас». Полина высморкалась за неимением салфетки в уголок одеяла, облизала сухие губы.

– Я должна тебе кое-что сказать. Помнишь, тот конкурс, на грант на учебу в Чехии?

– Ну? – не сразу вспомнила Ри. – А что с ним?

– Мы тогда подали заявки, ты еще говорила, что не получила ответа, они, мол, сволочи, могли бы ответить, что их не устраивает в твоей работе.

– Ты это к чему? – насторожилась Ри.

– Я получила письмо, – торопливо заговорила Полина. – И выполнила еще два задания для конкурса. Меня приглашают туда на обучение с сентября.

Молчание в трубке.

– Ри, прости, я тебе сразу не сказала…

– Ты выиграла грант? – медленно переспросила Ри. – Как, черт возьми? И когда ты об этом узнала?

Полина уронила голову на колени. Дальше врать не имело смысла.

– Три недели назад.

– И ты мне не сказала до сих пор? – завопила Ри. – Почему, мать твою, я об этом только сейчас узнаю?

– Ри, прости, я не знала как…

– Ну ты и коза, Ермакова, – с удовлетворением констатировала Ри. – Ты что же, думала, я буду тебе завидовать, поэтому ничего не сказала? А то, что я могу за тебя порадоваться: какая Поля молодец, выиграла иностранный грант – тебе в голову не приходило? Хорошо же ты обо мне думаешь, спасибо тебе огромное!

– Ри, прости, прости, – всхлипывала Полина. – Я так не думаю. Я такая дура, я виновата, не знаю, что сказать. Пожалуйста, умоляю тебя, не обижайся на меня.

Ри молчала.

– Две пина-колады, – наконец произнесла она.

– Что? – ошалело переспросила Полина.

– Что слышала. С тебя две пина-колады. Завтра вечером в «Де Бовуаре». Надо же отметить!

– Все, что хочешь, – Полина благодарно улыбалась сквозь слезы.

– Все, что я хочу, ты мне дать все равно не можешь. Поэтому пока угостишь меня коктейлями, а там посмотрим.

– Ри, спасибо тебе, – трубка скользила между мокрых пальцев Полины. – Я буду скучать по тебе, когда уеду.

– А я по тебе – нет, – ответила Ри, но по голосу было заметно, что она оттаяла. – Ладно, я спать. До завтра.

– До встречи, – сказала Полина гудкам в трубке.

Она обессиленно растянулась на кровати. Боже, какое облегчение – Ри на нее не сердится. Ну если только самую малость. «Какое счастье, что у меня есть настоящая нормальная подруга, – подумала Полина, – мне хотя бы есть, ради чего жить». И ради Димы с Элечкой, они столько для нее сделали, никогда ничего не прося взамен. И ради рисунков, конечно. Ее выбрали среди других кандидатов, а значит, ее работы, ее «Девочка-грустинка», «Девочка, которая считала» чего-то стоят. И тысячи образов, которые роились в ее голове, распирали худенькое слабое тело, сосредотачиваясь на острие карандаша, кончике кисти, планшетного стика появятся на свет и будут восхищать, заставлять задуматься, радовать и погружать в тоску, вызывать другие, более сложные ощущения.

У Полины слипались глаза. «Сейчас, сейчас, – застучало у нее в голове. – Пока не забыла». Она подтянула к себе телефон, нашла страницу Юли и открыла список ее друзей. Как-то во время воскресного чаепития, когда все соседи собрались за столом и болтали (Полина обычно отмалчивалась и сидела в сторонке), Юля упомянула, что давно ходит к психотерапевту. «Потрясающая тетка, очень спокойная, умная. Все, что говорит, все в тему. Если кому надо, у меня в друзьях есть», – Юля продемонстрировала профиль психотерапевта на своем телефоне. Полина открыла нужную страницу. На нее смотрела средних лет приятная женщина с ямочками на щеках от еле заметной улыбки. Она быстро набрала: «Здравствуйте. Я хочу записаться к вам на прием в ближайшие дни. Когда у вас есть время?» Полина выключила телефон и закуталась в одеяло. Впервые за долгое время она спала спокойно.

Часть 2
Светка

Светка устало облокотилась на перила и закурила. С ржавого козырька капало, она отошла вглубь крыльца, и тут зазвонил телефон. Она поморщилась, отвечая на вызов.

– Да!

– Петрова, ты уже уехала?

– На крыльце, вышла покурить, – Светка зажмурилась и поморгала. Ощущения были, как будто в глаза насыпали песка.

– У нас пиво на исходе. Звони этому кретину Зенину и умоляй его отгрузить нам в понедельник.

– Саша, сейчас шесть утра воскресенья, Зенин будет только в понедельник, – вяло проговорила Светка. – Тем более, мы ему за прошлую поставку все еще должны.

– Точно? – Саша недовольно запыхтел в трубку. – Ну, тогда в понедельник ты первым делом звонишь бухгалтеру, пусть она хоть сколько-нибудь им заплатит, а потом, как получишь платежку, звони Зенину, проси отгрузить нам побыстрее. Давай, Светулечек, включишь обаяние на полную мощь.

– Хорошо, сделаю. Что-то еще нужно?

Саша задумался.

– А, да, мне Сардар вчера говорил, я забыл, у него с патентом что-то, вроде заканчивается. Разберись там. До связи.

– Да. Я поговорю с ним. До вечера. – Светка нажала кнопку и поискала глазами банку для окурков, которую кто-то из работников «Литеры» постоянно переставлял с места на место. С усилием потянув на себя дверь, она прошла мимо кухни и склада и, стянув с вешалки в крошечном офисе сумку, вышла в основной зал клуба.

Здесь всегда пахло пролитым пивом, а сейчас – лимонным моющим средством, которым уборщица Гуля протирала зеркальную стойку. «Купить корм скотине, есть и спать, – подумала Светка, кивнув Гуле на прощание. – Опять холодина». Она вышла из клуба и направилась сквозь дворы к проспекту. Звук ее шагов эхом отражался от кирпичных двухэтажек, где размещались офисы, и построек неопределенного назначения, служивших пристанищем для мелких магазинчиков, шоу-румов безвестных дизайнеров, крошечных кафе. В будке охранника синим мерцал телевизор. Светка обогнула шлагбаум и, ежась от утренней промозглости, пошла на остановку. Сизо-черное небо понемногу светлело. Она села в автобус и прислонилась к окну, пытаясь задремать. За два года работы на Сашу Светка привыкла к постоянным недосыпам. Усталость свинцом заливала ей голову, тяжелила веки.

Автобус резко затормозил, выведя Светку из сонного забытья. Она нашарила в сумке пудреницу и уставилась на свое бледное, лоснящееся лицо: поры забиты тональным кремом, синева четко обводит кожу под глазами. «Когда-нибудь эта сволочь выплатит мне зарплату. Поеду в Турцию, возьму простенький олл-инклюзив. Буду есть, пить и спать. И лежать на море. И больше ничего! Как я хочу на море. Не могу уже здесь находиться». Такие мысли одолевали Светку последние полгода, а под «здесь» подразумевались город, дом и, конечно, клуб. Светка давно перестала любить то, чем занимается, но, скрепя сердце, продолжала работать. Удерживали ее страх перед будущим и, конечно, отношение к Саше, хотя восхищаться им она давно перестала.

Объявили ее остановку, и Светка разлепила глаза. Она сошла на 14-й линии и побрела через дорогу к круглосуточному магазину. Молочное свечение от вывески «24 часа» прорезало сиреневый утренний полумрак. Светка осторожно переставляла ноги на скользких ступенях.

– Маруська-то моя утром пришла, на кровать легла, ластится. И задрыхла прямо в ногах, – рассказывала продавщица полному дяденьке в кепке. – Я стала вставать, спихнула ее, так она обиделась, под диван забилась и не разговаривает со мной.

– Это потому, что Маруся у вас Овен по зодиаку, как и мой Василий, – авторитетно заявил дяденька. – У кошечек-Овнов характер – ой какой непростой.

Светка дико посмотрела на них.

– И не говорите… Что желаете, девушка? – опомнилась продавщица.

– Четыре пакетика «Пурины», батон, яйца и «Нескафе» растворимый, – хрипло ответила Светка. – И сигареты еще, пожалуйста.

Выйдя из магазина, Светка распечатала пачку. Моросил дождь, она укрылась в арке и закурила. В доме напротив свет не горел, она привычно нашла взглядом окна квартиры на третьем, где жила ее лучшая подруга Чук.

Катя Пилипчук обитала в небольшой, но отдельной квартире, с полным комплектом родителей (стерва!), была худенькой и хорошенькой даже без макияжа, и ее кот Боня был породистым мейн-куном, в отличие от Светкиного дворового Маси. Они с Чук были неразлучны с первого класса, когда волей учительницы оказались за одной партой. Светкина мама преподавала в этой же школе биологию, а позже стала завучем. Легкая зависть к Чук сопровождала Светку всю жизнь, и со временем притупилась, стала привычной, как застарелая зубная боль.

В доме Чук, имелся огромный шикарный чердак со свободным выходом на крышу, где они порой сидели в теплые летние дни. Сюда Светка привела Дэна в день их знакомства. Поморщившись, Светка подумала о Дэне, с которым она не виделась уже две недели. Он совершенно перестал звонить и писать ей, и они встречались теперь исключительно по Светкиной инициативе. «Напишу ему днем, может, позже», – решила она и, накинув капюшон, пошла через дворы к дому. Пакет с продуктами больно врезался в заледеневшие пальцы.

Перед тем как Светка заходила в коммуналку, она набирала полные легкие воздуха и старалась как можно дольше не дышать. Пахло чем-то неопределенно-кислым, как будто в коридоре забыли кастрюлю с борщом на неделю. Этот запах не уходил, как ни проветривай квартиру, и въедался в одежду, стоило ее забыть на общей вешалке. К нему примешивалась вонь от едких дешевых сигарет Степана Николаича, ветерана войны и старожила коммуналки, которому из уважения к возрасту и многочисленным болезням разрешали курить на кухне. Степан Николаич выдувал дым в хлипкую форточку, но это мало помогало. Нестерпимо воняла жестяная банка с окурками, в которую он периодически харкал и которую никогда не опустошал, пока кто-нибудь из соседок не делал этого за него. Из комнаты, где проживали Фаина Семеновна и ее сын Виталик, частенько несло чем-то резко-ацетоновым, особенно когда Фаина Семеновна была в отъезде. Только проскользнув в свою комнату, вторую от входа, Светка облегченно выдыхала, захлопывая дверь и отрезая шлейф вони.

Она осторожно открыла дверь комнаты, где спали мама с бабушкой, и, стараясь не шуршать пакетом, разложила продукты на столе.

– Надя?

– Ба, это я, Света, – Светка на цыпочках подошла к ней. Бабушка лежала на спине, глядя в потолок, ее грудь вздымалась и опадала с легким хрипом. Светка быстро проверила простыни, ночную рубашку – сухие, взяла с тумбочки стакан воды:

– Пить хочешь?

– Спасибо, Наденька, – бабушка глотнула из стакана, пока Светка придерживала ей голову. Струйка воды потекла изо рта, Светка промокнула ее уголком одеяла. После удара у бабушки отнялась правая половина тела, восстановление заняло месяцы, она до сих пор невнятно говорила, с трудом двигалась, путала людей и события.

– Сколько времени?

– Еще очень рано, спи, – Светка, крадучись, вышла из комнаты, бросив последний взгляд на бабушку, которая уже мирно сопела, и пошла к себе.

Мася встретил ее недовольным урчанием. Она выдавила корм в миску, достала из мини-холодильника молоко, подогрела в микроволновке, влила его в тарелку с моментальной овсянкой. Оставался всего один пакетик чая, и Светка шепотом чертыхнулась на свою забывчивость, заливая в кружку кипяток. Она практически перестала выходить в общую кухню, чтобы не сталкиваться с соседями, и держала у себя в комнате все необходимое. Поев, Светка разделась и улеглась под одеяло, с наслаждением растягивая свое уставшее тело по прохладным простыням. Она на ощупь протерла лицо ватным диском, смоченным в средстве для снятия макияжа, и убавила громкость на звонке телефона. Так начиналось практически каждое ее утро уже два года. Несколько блаженных часов сна – до тех пор, пока ее не разбудит звонком Саша с очередными, по большей части малоприятными, поручениями.

Первый раз Светка попала в «Литеру» на последнем курсе. Их компания отмечала чей-то день рождения, Светка уже не помнила чей, зато прекрасно помнила невероятное количество шотов ядовито-красного цвета, толпу разношерстной молодежи на танцполе, с одинаковым упоением отплясывающих под хиты 90-х и мрачный драм-н-бэйс. Худой лысый парень кричал ей прямо в ухо: «Я хочу обнюхаться!», истерично визжали девчонки.

Наутро она проснулась со стучащим сердцем и жуткой головной болью. «Никогда больше не буду столько пить, и вообще, лучше совсем не пить», – решила Светка, с усилием разлепляя глаза. Она закончила факультет государственного и муниципального управления без малейшего желания работать по специальности. Представление о будущей карьере у нее было весьма смутное. Меньше всего Светка хотела провести свою жизнь в душном пыльном кабинете, раскладывая документы по папкам, а государственная служба и вообще офисная работа представлялись ей исключительно в подобном кабинете: с дешевой поцарапанной мебелью, чахлой драценой на подоконнике, в окружении склочных старых дев и пожилых разведенок.

Со второго курса, как заболела бабушка, ей все время приходилось подрабатывать: продавцом в бельевом магазине (три месяца, начальница стерва, штрафовала за любую мелочь), курьером (полгода, поначалу нравилось, но Светка быстро начала уставать от поездок из одного конца города в другой), распространителем билетов (одно недоразумение, она почти ничего не заработала за несколько недель обивания порогов).

Лучшим местом ее работы был большой сетевой магазин молодежной одежды, где Светка, облаченная в клетчатую рубашку и рваные джинсы, носилась по залу, отыскивая нужный размер для покупателей, бесконечно раскладывала и развешивала одежду, стояла на кассе. После двенадцатичасовой беготни ноги страшно гудели, возвращаясь домой, она иной раз тихо плакала от усталости, но все равно – эта работа нравилась Светке. Нравился и коллектив, в большинстве своем – бойкие и приветливые ребята, и покупатели – сплошь школьники, перерывающие до дна огромные корзины с распродажными шмотками. У нее даже случился короткий необязательный роман с менеджером Колей. Коля стоял в зале со скрещенными на груди руками в татуировках, наблюдая, как Светка развешивает куртки, потом подошел и, явно смущаясь, предложил сходить в кино после смены. Через пару месяцев Коля уехал попытать счастье в Москву, а еще через полгода Светка уволилась – предстояли сдача экзаменов и защита диплома.

Отметив окончание университета, Светка сразу начала искать новую работу. Трезво рассудив, что ближе к осени возвращающиеся с каникул студенты и новоиспеченные выпускники начнут расхватывать интересные вакансии, она принялась за поиски уже на следующее утро. Без особой надежды отправив резюме по нескольким малоинтересным объявлениям, она наткнулась на запись: «Требуется помощник директора ночного клуба “Литера”». Светка смутно представляла себе обязанности помощника директора, но вакансия сулила возможность карьерного роста, заманчиво обещала гибкий график работы и достойную заработную плату по результатам собеседования. Выпив две чашки кофе, она отправила резюме, где в личных качествах значились «трудолюбие, целеустремленность, работа на результат». На собеседование ее пригласили на следующий же день.

Позже Саша признался, что взял ее, потому что ему было лень собеседовать толпу кандидатов. Первая соискательница не пришла на собеседование, у второй, по словам разоткровенничавшегося Александра, «очень бегали глаза, не выношу таких людей». Светка, нервничая, вертелась на офисном стуле в небольшом кабинете, Саша в упор смотрел на нее поверх заваленного бумагами стола:

– Почему я должен взять именно тебя?

Саша был похож на байкера: собранные в хвост лоснящиеся волосы, черная футболка с черепом, пухлые щеки, покрытые недельной щетиной разбойничьего вида. Живые, черные, как маслины, глаза, руки скрещены на пухлом животе – он выглядел расслабленным и в то же время подобравшимся, как овчарка перед прыжком. Светка выпрямилась и подняла голову:

– Я прекрасно справляюсь с поставленными задачами, могу работать в режиме многозадачности, – Светка запнулась, думая, как глупо это звучит. – Нацелена на результат, умею работать в команде. Готова работать неограниченно, если этого требует дело.

Саша хмыкнул:

– У меня такое ощущение, что я говорю с роботом. Расскажи о себе: с кем живешь, чем увлекаешься, что тебе снится, крейсер Аврора.

– Живу с мамой и бабушкой. И котом, – с отчаянием в голосе произнесла Светка. Ей вдруг страшно захотелось получить эту работу. – Люблю читать, ходить в кино, гулять по городу, путешествовать, но пока мало где была.

– Алкоголь, наркотики, мужья, дети? – осведомился Александр, изучая свои ногти. – Если я беру тебя на работу, я должен знать, что у тебя с личной жизнью. Мне, видишь ли, совсем не улыбается иметь разборки с твоим ревнивым парнем из-за того, что ты днями и ночами будешь торчать на работе.

– Нет-нет, – заверила Светка. – Детей нет, и не собираюсь заводить, ни с кем не встречаюсь.

– Кем ты себя видишь через десять лет?

– Понятия не имею, – выпалила первое пришедшее в голову Светка и тут же поняла, насколько это честно.

Саша вздохнул:

– Прекрасно. Договорились, приходи завтра к двум часам. Водить умеешь?

– А? – ошарашенно переспросила Светка.

– Два, – передразнил он. – Давай, у меня много дел, завтра введу тебя в курс всего.

Вскоре Светка бодро носилась по клубу, ездила по всему городу, висла на телефоне, выполняя поручения Саши. Деятельный и энергичный во всем, что касалось клуба, Саша был удивительно ленив и даже беспомощен в бытовом и житейском плане, поэтому большинство его просьб поначалу звучали так: «Светулечек, мне тут опять звонили какие-то мудаки по поводу продления КАСКО, не помню, сколько я платил в прошлый раз, но помню, что дорого получилось. Перезвони им и найди мне предложение повыгоднее». «Петрова, у меня стиралка полетела, вызови мастера, пусть посудомойку тоже проверят, она вроде забилась». Светка получила комплект ключей от его квартиры, запасные ключи от машины, чтобы, как сказал Саша: «эвакуировать меня на случай, если я нажрусь и не смогу доползти до квартиры». Водить она не умела, эвакуировать Сашу приходилось на такси, к счастью, всего два раза, Светка замучилась тащить тяжелое пьяное тело на третий этаж его дома на Фонтанке.

Саша был второй год как разведен, имел пятилетнюю дочь Варю. Бывшая жена Даша иногда приходила в клуб с подругами. Очень худая, стильно одетая в черное, она пила коктейли за стойкой, обкрутив барный стул длинными ногами на шпильках, или танцевала, томно встряхивая красно-рыжими волосами. Даша сначала в упор не замечала Светку, как не замечала и другой персонал «Литеры», но потом они даже подружились. Светка записывала Варю к стоматологу, подбирала кафе и аниматоров для детского дня рождения, оплачивала квитанции за коммуналку (Даша, как и ее бывший муж, не терпела возни с бумагами). Иногда Даша приходила в «Литеру» в рабочее время и запиралась с Сашей в кабинете. Сквозь дверь Светка слышала визгливый обвиняющий Дашин голос и невнятное бурчание Александра.

Светка проводила в клубе практически каждую ночь. Первые месяцы после открытия «Литера» работала со среды по воскресенье, но вскоре клуб стал работать все дни. В понедельник Саша придумал устраивать «Тяжелый день» – выступления начинающих и малоизвестных рок-, инди– и альтернативных групп. Кое-кто из них, обретя популярность, давал потом концерты в «Литере», собирая полный зал. Вторник заняла компания энтузиастов, организовывающих рэп-баттлы. Баттлы пользовались невероятной популярностью, а со среды по выходные клуб был заполнен модной и не очень молодежью, отрывающейся под электронную музыку. Иногда проводились вечера современной поэзии, перформансы, иногда клуб сдавали под частные вечеринки. «Хорошее разное музло, качественный звук, недорогой алкоголь – вот и весь секрет успеха. Я ориентируюсь на большинство, а большинство хочет веселиться и угорать, тратя не больше пары косарей за вечер». Саша свято верил в свою концепцию бизнеса, а еще – в музыкальный вкус, который считал безупречным. Ежедневно он прослушивал десятки диджеев и исполнителей, выискивая, кого пригласить играть. «Когда я познакомился с братьями, они хотели сделать бордель типа московских клубов: бархатные диваны, кальяны, караоке, силиконовые девки, бронь столов за бабло, – рассказывал Светке Саша, когда они в очередной раз курили на крыльце. – Ну, я и сказал: мужики, это надо делать либо очень дорого и красиво, либо это будет очередной провинциальный блядушник». «И что они?» – спрашивала Светка, затаив дыхание. «Они согласились, что им еще оставалось», – усмехнулся Саша, отправляя щелчком окурок в лужу.

Братья Артур и Ашот Аветисяны были инвесторами и совладельцами клуба. Им также принадлежала сеть микрокофеен «Дай кофе!». «У них куча разных бизнесов, – пояснил Саша. – Автосервисы, химчистки, денег некуда девать. Вот и решили вложиться во что-то для души». На вопрос, откуда деньги, Саша закатил глаза: «Папа у нас очиинь, очиинь баальшой человек, – проговорил он нараспев с кавказским акцентом. – Нам и знать не надо, чем он занимается. Все, Светулечек, забудь, какая разница? Клуб приносит хороший доход. Они не понимают ни атмосферы, ни музыки, но всем довольны».

До открытия «Литеры» Саша работал в продюсерском центре, потом немного в ресторанном бизнесе: «Но быстро выяснилось, что в музыке я все же разбираюсь лучше, чем в бухле и жрачке». Светка получила телефон, который Саша давал всем как свой личный, но фактически на него направлялись все рабочие звонки. Звонили поставщики с предложениями новой продукции, по вопросам договоров, звонили журналисты с просьбами дать интервью, многочисленные организаторы конкурсов, жаждавшие заполучить себе Сашу: «Что? Премия «Молодые таланты России»? А они в курсе, что мой единственный талант – накидываться и накидывать людей?», координаторы мероприятий: «Фестиваль еды «Gastronom»! Да еще и в Москве? Отвратительное название, не поеду». Светка принимала сообщения, отсеивала бесконечные «У нас есть уникальное предложение по продвижению вашего сайта», заключала договора: «Петрова, я документы посмотрел, там все нормально, подпиши за меня». Такое доверительное отношение к Светке Саша объяснял своей исключительной проницательностью: «Я сразу вижу, хороший ли это человек, можно ли ему доверять, у меня на мудаков чутье. Или так: бывает, что человек в чем-то хорош, но работать с ним невозможно. Тогда надо перевести отношения в другую плоскость. Как моя бывшая жена – любовница она невероятная, а как человек – пиздец, лентяйка и раздолбайка». Светка немедленно покраснела и отвернулась на словах о невероятной любовнице, Саша, ничего не заметив, продолжал: «Я ей пиво открывать не доверял, не то, что клубом управлять». «Даша работала здесь?» – изумилась Светка. Она не могла представить себе Дашу за более серьезным занятием, чем наращивание ногтей. «Не работала, хотела работать, – поправил Саша. – Хотела продвигать клуб, работать с артистами, я, понятное дело, отказал ей, она же в этом ничего не смыслит. Ругались мы тогда знатно, так и разбежались».

Саша, видя Светкино рвение к работе, поручал ей все больше и больше дел, и очень скоро она стала проводить в клубе каждые день и ночь. Зарплата была «чуть больше, чем ничего», как и обещал Саша, да и ту он выплачивал нерегулярно. Несмотря на хорошую выручку клуба, он постоянно задерживал платежи по аренде, зарплату сотрудникам, выплаты поставщикам. Первый раз, спустя полтора месяца после начала работы, Светка заикнулась о деньгах. Ее сбережения таяли. Саша, сделав плачущее лицо, протянул: «Светулик, на этой неделе не могу, опять эти блядские налоги». Однако через пару недель он все же выплатил ей причитающееся: «Ты у нас молодцом, хорошо работаешь, повысил бы тебя, да пока некуда». Другие работники регулярно ругались с Александром из-за задержек, старшая официантка Таня хлопала дверью Сашиного кабинета и шипела: «Задрало меня это место!».

– Он, конечно, тот еще прохиндей, – говорила потом Таня Светке в курилке.

– Что? – переспросила Светка, споткнувшись на странном слове «прохиндей».

– Хитрый, но в хорошем смысле слова, – продолжала Таня. – Вообще, он молодец, выслушает, поможет, если нужно. Человек он хороший, поэтому почти никто отсюда не увольняется.

Основной костяк персонала: шеф-повар Сардар и его племянник и помощник Али, шеф-бармен Гера, старший администратор Лена и старшая официантка Таня – работали в «Литере» годами. Текучка была среди официанток и барменов, которых Александр предпочитал набирать по принципу «посисястее, пожопастее и с красивыми мордами. Крокодил за стойкой никогда не заставит гостя заказать еще».

Саша никогда не стеснялся в выражениях и в личном общении был предельно открыт и откровенен, что невероятно восхищало замкнутую Светку. В его описанных Таней положительных качествах Светка убедилась очень быстро. Когда бабушке потребовалось пройти срочный цикл физиотерапии, а очередь в поликлинике занимала месяцы, Саша немедленно отсчитал ей денег из сейфа. «Это не в счет зарплаты, – пояснил он. – Я все понимаю». Светка проглотила подступившие слезы. Так же спокойно, без лишних вопросов, он ехал давать взятку, когда менты остановили нетрезвого Геру, и оплатил патент уборщице Гуле, высылавшей семье все до копеечки деньги. О своей предшественнице Зареме она узнала немного: «тихая, скромная девочка, из Уфы, кажется». На Светкины осторожные расспросы, почему она уволилась, Таня пожала плечами: «Не знаю, у нее конфликт был какой-то с Сашей, просто в один день не вышла на работу, и все. Ни с кем здесь она особо не дружила, поэтому никто с ней не связывался, чтобы узнать, что да почему».

Вдохновленная новыми возможностями, Светка без устали суетилась на работе. «Светлана Олеговна, моя правая рука, – церемонно представил ее Саша братьям Аветисянам, – и левая иногда тоже». Братья любили приезжать в «Литеру» по вторникам, когда в клубе проходили рэп-баттлы. Они занимали лучший столик и весь вечер вальяжно сидели, попивая коньяк. В тот вечер Светка, запыхавшись, протискивалась сквозь толпу. Она только что отнесла в гримерку бутылку виски и колу для новоиспеченной хип-хоп звезды GangStar. Ашот махнул ей рукой.