Текст книги "Тайная жизнь инструментов, весёлая и страшная, урбанистичная и маргинальная, и плакат «Дихлофоса» в придачу"

Тайная жизнь инструментов, весёлая и страшная, урбанистичная и маргинальная, и плакат «Дихлофоса» в придачу
Алина Пожарская

Корректор Алина Пожарская

© Алина Пожарская, 2024

ISBN 978-5-0055-5940-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Секрет монтировки Мони

В ящике с инструментами переполох: монтировка Моня куда-то делся.

– Мож на Гавайи улетел? – спросил фонарик Афанасий и озарил всех широконаправленным светом надежды. – Или на Гоа, просветляться.

– Не-а, – сказал Фомка Неверующий. – В аэропорту стопанут.

– По бабам небось пошёл, – прохрипел респиратор Пират. – Что ж ты, Спарта. Упустила муженька!

– Типун тебе на клапан! – прошепелявила плоскогубица Спарта и хищно поклацала губами. – Он сказал, что они с Васей в поликлинику записаны. Ремонтироваться.

– Эх ты, – сказал Фомка Неверующий. – Лапшу помочь снять с запчастей?

Вася, хранитель ящика, вернулся вечером. И Моня – вместе с ним.

Он без сил рухнул в свою нишу. Весь в красных пятнах.

– Не спрашивайте, – с ходу отрезал он и отвернулся красными концами к стенке.

– Моня! У тебя кровь? – Плоскогубица потыкала мужа рукояткой. – Вася тобой убил кого-то? Ты не молчи! Что я скажу нашим деткам?

Детки, болторез Бармалей и шведский ключ Агда, испуганно жались к маме.

– Погодите, – сказал респиратор Пират и поколыхался. – Я чувствую, чем-то пахнет. Это краска! Краска, не кровь!

Вдруг что-то грохнуло. Не как обычно, когда включалась колонка, а по-другому. Инструменты подняли головы. Вася, их бессменный хранитель, вешал на стенку круглую чугунную хренотень.

– Собери пять чугунных крышек, – напевал он, – пять чугунных крышек, пять чугунных крышек с буквой М, и беги, беги, беги от дядек в униформах, дядек в униформах, дядек в униформах… суканах.

Последние слова были не очень в рифму, но ритм зато держали.

– Так вы люк открывали?! – Фонарик Афанасий обошёл Моню и посветил ему в лицо. – А покрашенный-то зачем?..

– Наши детки, – сказал Моня жене, – уже выросли. Одна железки давит, другой прутья жрёт.

Тут Вася включил-таки колонку. И всё вдруг стало по-старому, и все успокоились.

– В следующий раз, – сказал он, – мы пойдём туда все-все вместе.

Как туалетный Йорик воров прогнал

Над Йориком все подшучивали.

Думаете, оттого, что он туалетный ёршик? Как бы не так!

Когда ты ёршик, ты несёшь своё бремя со скромным достоинством, и никому в голову не придёт тебя задирать. Все работы хороши и заслуживают одобрения.

Но Йорик не был обычным ёршиком. У него был набалдашник в виде черепа в натуральную величину.

Теперь понятно?

Полбеды, если у вас фамилия Перепупочников. Плохо, когда зовут вас при этом Варфоломей.

Словом, инструменты Йорика обожали.

– Опять его превосходительство за работой!

– Прогнило что-то в белом королевстве! Тереть или не тереть?

– Мрачный владыка острова Тубзоландия!

Однажды в ванной слетела вытяжка, и Вася, хранитель ящика, провёл там вместе с шуруповёртом Шуриком целый час.

– Ну что? – сказал Йорику шуруповёрт, когда хранитель ящика ушёл покурить. – Обзираешь?

– Поди ты, – ответил Йорик. – Я, может, в сто раз полезней вас всех.

– Всенепременно. Дитя художников, богемы блудный сын.

Это был удар по больному. Йорика Васе подарили друзья – члены арт-группировки «Голимые полудурки», талантливые студенты художественного училища искусств.

– Ну, – сказал Йорик, – поживём – увидим, поглядим.

Однажды на крыше пятиэтажки послышалась возня. Кто-то привязывал к вентшахте снаряжение и к снаряжению привязывал себя. Инструменты прислушались.

– Опять наш хранитель хулиганит? – Фонарик Афанасий с подозрением посветил в окно.

– Не-а, – прохрипел респиратор Пират и поколыхался. – Я чувствую. Это не он.

– Да и не стал бы, – добавил Фомка Неверующий, – он так палиться.

– Тогда кто? – пискнула Агда, шведский ключ.

– Воры, – ответил Фомка. – И прямо к нам.

– Мы должны защититься! – Афанасий от страха залил ящик светом. – Толя, ты где?

Но молоток Толя ушёл вместе с Васей. Какая-то Катя Черепушка просила Васю забить гвоздь, и бессменный хранитель ящика уже пару дней как отсутствовал.

– Тогда Моня! Его что, тоже нет? – Респиратор Пират колыхался, но монтировку Моню учуять не мог.

– Он с ними.

– Зачем?

– Хз. Вася теперь с собой его носит.

– Фомка, давай ты за них!

– Ребят, – сказал Фомка Неверующий, – ну камон. Я мелкий.

– Придумал! – Афанасий вскочил на комбик от электрухи. – Пусть они думают, что хозяин тут! – И он включил широконаправленный режим.

– Отлично! – оживилась плоскогубица Спарта и громко заклацала губами.

И все инструменты принялись изображать бурную деятельность. Даже Фомка Неверующий стал скрести плакат группы «Дихлофос» на стене, насмешливо, впрочем, пофыркивая.

Но всё было тщетно. В окне появилось лицо.

– На помощь! – позвали все.

– Папа! – заплакал болторез Бармалей. Но папа, монтировка Моня, был далеко.

И тут на пороге комнаты возник силуэт. Он был круглый сверху, а снизу какой-то пушистый. Таинственный некто вспрыгнул на диван и явил человеку в окне свою верхнюю круглую часть.

– На помощь! – крикнул теперь уже человек в окне и сорвался. Инструменты гурьбой кинулись к окошку. Вор повис на страховке в метре от земли. Дрожащей рукой он кое-как перерезал верёвку и шлёпнулся оземь. Ноги его не слушались, и он что есть мочи поковылял в серый урбанистичный закат.

Пару мгновений было тихо. Потом инструменты один за другим повернулись, чтобы увидеть лицо своего спасителя. Луч Афанасия озарил его.

Это был туалетный Йорик.

– Как ты его, а, – только и вымолвил Фомка Неверующий.

– Что ж, – сказал шуруповёрт Шурик, – с меня смазки баклаха. Или ты такого не этсамое? Короче, признаю, я был не прав.

– А я не знала, – прошепелявила плоскогубица Спарта, – что ты, Йорик, так суров! Теперь этот вор никогда больше не станет воровать!

– Вор просто не знал, какой дядя Йорик на самом деле! – пропищала шведка Агда.

– Дядя, – поддержал сестру Бармалей, – показался вору только с одной стороны. А так он белый и пушистый!

– Ай, ну вас, – растрогался Йорик и взъерошил свою метёлку.

С тех пор никто больше Йорика не поддразнивал, а с шуруповёртом Шуриком они подружились.

И только Вася, придя домой на четвёртый день, не мог понять, почему у басиста группы «Дихлофос» на плакате дыра во лбу.

Фонарик Афанасий и его мечта

Больше всего фонарик Афанасий мечтал научиться летать.

Однажды к Васе, бессменному хранителю ящика, пришёл в гости племянник, Гоша-спиногрыз из второго. И Вася весь вечер читал ему какую-то сказку, где главный герой мечтал научиться летать. Кажется, носорог.

– Что за хрень, – сказал тогда Вася, перелистнув седьмую страницу. – В мои времена такого не было. Пошли за комп. У нас ещё империя ответный удар не нанесла.

И они сели за комп, и весь вечер оттуда в нос говорил какой-то дядька. Что-то там про стероиды. А книжка валялась в углу.

Фонарик Афанасий бережно смахнул с неё пыль и посветил на первую страницу.

– Вот и носорог мечтает полететь, – сказал он. – Почему Вася только там, под землёй… И так редко – на крышу…

– Э, ну камон, – сказал Фомка Неверующий. – Без понтов эта твоя крыша. Я там был, знаю.

Но Афанасий уже включил узконаправленный луч. Он никого не слышал.

Однажды Вася опять где-то пропадал, а фонарик тихонько открыл окно и сидел, освещая прохожих, бензиновые лужи и облака.

И вдруг взял и полетел!..

– Ай! – сказал он.

– Башку раздолбай, – донеслось сверху.

– Уй… – Они летели всё быстрее, и Афанасий почувствовал, как душа у него уходит куда-то в уголок налобной резинки.

– Не голосуй, – снова донеслось сверху в рифму.

Фонарик поморщился и попытался посмотреть вверх: трудно это сделать, когда тебя держат за шкирку.

Его несла в клюве чёрно-белая птица. Крылья у птицы были почти как бензиновые лужи, в разводах.

– Ты кто? – спросил Афанасий.

– Птица я, – ответила птица, будто Афанасий был уж совсем тупой. – Сорокин меня зовут.

– Так, значит, небеса услыхали моё желание?

– А? Желание? Пошёл ты. Ты просто прикольно блестишь, вот и всё.

Тут с подоконника, ещё тёплого от афанасьевского пребывания, послышался грохот. Там собрались все инструменты и встали в ряд.

– Я до тебя доберусь! – рычал монтировка Моня.

– Дядя Афоня! – плакал болторез Бармалей.

– Сорокин! – вопил Фомка Неверующий и размахивал загибом. – Сорокин, достал, мать твою! Положил Афанасия где взял! Слышишь?

– Не сейчас! – взмолился Афанасий. – Ещё чуть-чуть покружим!

– Тьфу ты, – плюнул Фомка и отправился смотреть шестой эпизод.

– А теперь что? – шёпотом спросил Афанасий. – Мы с тобой должны говорить о звёздах?

Сорокин издал звук, из-за которого чуть не выронил бедного фонарика на асфальт.

– Пошёл ты! Впёрлось мне с тобой о звёздах говорить. Давай лучше поспорим. Видишь эту парочку? Он её клеит. Спорим, что ты ему не поможешь, а я помогу?

Афанасий посмотрел вниз и вдруг закричал:

– Это же Вася!

Вася был не один. Рядом с его кепкой «Сошл Дисторшн» по бордюру плыла зелёного цвета макушка.

– Я устрою им романтику! – обрадовался Афанасий. – Я теперь падающая звезда!

Зелёная девчонка увидела его и дёрнула Васю за плечо. Вася тоже посмотрел наверх и прищурился. Он узнал фонарика, но вида перед зелёной девчонкой не показал.

– Они желание загадывают! Я безымянная звезда! – Афанасий светил так, что аж прослезился.

– Да впёрлось им твоё желание, – ответил Сорокин. – Вот я сейчас разрулю всё.

Секунды три стояла звенящая тишина. И вдруг что-то шмякнулось на зелёную девчонку. Та произнесла что-то, чего Афанасий не понял. В сказке про носорога не было таких слов.

– Вот видишь. А всё благодаря мне, – сказал Сорокин, наблюдая за тем, как сначала Вася отряхивал зелёную девчонку, а потом они вместе зашли в подъезд.

– А теперь, видимо, и правда вали, – добавил он. – Пока они не зашли и тебя не спалили.

Он приземлился на подоконник и поставил Афанасия рядом.

– Спасибо, – сказал фонарик. – Спасибо, что исполнил мою мечту.

– Пошёл ты, – ответил Сорокин. Расправил крылья и скрылся в бетонной закатной дали.

Жилетка дружбы

У инструментов наступили не лучшие времена.

– Папа! – плакал болторез Бармалей. – Папа, я ржавею!..

– Всё будет хорошо, сынок, – приговаривал монтировка Моня, чувствуя метафизический ужас. Он ржавел сам. А тут ещё и Бармалей просился на ручки и отдавил Моне всю рукоять.

– Ребята, у нас апокалипсис, – объявил респиратор Пират и поколыхался. – Сырость увеличилась вдвое. Нам хана. Ещё и Вася с нашим Толяном куда-то ушёл.

– Камон, – сказал Фомка Неверующий. – Апокалипсис. Ещё «Рагнарёк» скажи!

– Эй! – пискнула шведский ключ Агда. Она, как самая младшая, была из нержавейки, но переживала со всеми за компанию.

– Мужики, – клацнула плоскогубица Спарта, – на меня капнуло.

– На меня тоже, – отозвался Фомка и вдруг заорал: – Сорокин! Сорокин, мать твою! Совсем стыд потерял!!

– Пошёл ты, – ответил Сорокин, усаживаясь на подоконник. – Это не я. Я прилетел узнать, чего вы все разорались.

– Мы, мать твою, ржавеем, дружище.

– И это всё? – спросил Сорокин. – Так я знаю, что вам нужно! Стойте, где лежите.

Это было излишним: инструменты уже передвигались с большим трудом.

Через минуту сорок шесть секунд Сорокин вернулся. В клюве он нёс что-то ярко-оранжевое. Такое яркое, что охренеть просто.

– Короче. Я на днях стырил с детплощадки две книжки. В одной рассказывали, как звери укрылись под чем-то большим от дождя. Там ещё картинки были прикольные.

Сорокин тряхнул башкой и распределил оранжевую нейлоновую громадину ровным слоем по инструментам.

– Так это жилетка Васи, – догадался Фомка. – Ты что, у него спёр?

– Пошёл ты, – сказал Сорокин. – Я спёр у него на Солянке, когда ты под заводской станок пешком ходил. У Васи давно другая. Знай мою добрость, на!

Второй стыренной Сорокиным книжкой были «Денискины рассказы».

– Что бы мы без тебя делали? – Фонарик Афанасий выглянул из-под жилетки и озарил птицу широконаправленным светом благодарности. Он не забыл полёта, который Сорокин ему подарил.

– Пошёл ты, – ответил Сорокин. – В глаз не свети, вот что ты можешь сделать. – И он расправил крылья и улетел дочитывать, как Дениска, Алёнка и Мишка строили космическую ракету во дворе.

– Смотрите-ка, – сказал респиратор Пират и чуть шевельнулся: в тесноте, да не в обиде, но особо не всколыхнёшься. – Стало сухо! Фомка, а я что говорил!

– Я всё равно в твой армагедец не верю, – ответил Фомка. – Физика, да и только.

– Но в силу дружбы-то веришь?

Фомка чуть было не сказал «Пошёл ты», но вовремя прикусил гвоздодёр. Сорокинских флюидов сегодня и так было слишком много.

Тут открылась дверь и вошёл Вася, бессменный хранитель ящика инструментов. В одной руке у него был молоток Толя, в другой канистра.

– Всё, – сказал Вася. – Этих долбанов из ЖКХ не дождёшься. Сам сделал. Теперь не протекает.

Они с молотком Толей отправились очищать инструменты от ржавчины. Свою ностальгичную жилетку лохматых годов Вася ещё не видел.

Кто Новый год спёр?

Комната погрузилась во тьму.

– Афанасий! – крикнул монтировка Моня. – Афанасий, посвети, а?

– У него похмелье, – отозвался Фомка Неверующий.

– Сам ты похмелье, – сказал фонарик Афанасий. – Сплю я. У меня после катакомбы аккумулятор сел. Не общайтесь со мной. Я никчёмен.

– А что всё-таки хтряхлось? – прошепелявила плоскогубица Спарта.

На той неделе Катя Черепушка подарила Васе, бессменному хранителю ящика, гирлянду в виде британского флага. Вернее, сама гирлянда была просто бело-красно-голубая: проволока и огоньки. А Катя, надев белые одежды и для настроения поставив в плейлист Пивных Менестрелей, сплела из проволоки то, что нужно.

Три дня гирлянда висела над плакатом с какими-то дядьками на схожем фоне. И её, и дядек было видно из пятиэтажки напротив. А сейчас раздался какой-то дебильный звук, и гирлянда исчезла.

– Гоша, – слабым голосом сказал Афанасий. – Тут Гоша-спиногрыз книжку приносил. «Новогодние сказки для малышей». Я не успел дочитать: она куда-то делась. Но в первой сказке кто-то украл Новый год.

– Вот, – похвалил Фомка. – Годная версия. А говоришь – биомусор.

– Техномусор, – поправил фонарик. В моменты выгорания он был просто невыносим.

– Может, Гоша Новый год и украл? – спросил Моня.

– Камон, – сказал Фомка Неверующий. – Гоша, во-первых, спиногрыз, а во-вторых, у него алиби. Он сейчас в планетарии с мамой.

– А Катя?

– Сама подарила и сама спёрла? Это по-нашему. Но Катя на торрентовке. И Вася тоже.

– Тогда, – хищно проклацала Спарта, – у нас только один вариант.

И инструменты, кроме фонарика, вскочили на подоконник. Им было не впервой.

– Сорокин!!

– Ну что опять? – спросил Сорокин, тоже приземляясь туда же. – Вас на Борисовских прудах слышно.

– Это ты Новый год спёр? – спросил Фомка.

– Он что, вам нужен?

– А ну возвращай! – пробасил молоток Толя.

– Сходи на променад, – сказал Сорокин. – Ну, спёр я это у вашего спиногрыза. Оказалось, что ничего особенного. Вам оно точно нужно?

– Верни Новый год! – зашумели инструменты. Лишь Афанасий лежал в ящике, повернувшись лампой к стене, и потухшим взглядом смотрел в одну точку.

– Ай, ладно. Предайтесь неге! – Сорокин махнул крылом и улетел.

– Чегойт с ним? – спросил Фомка. Инструменты пожали деталями.

Через минуту двадцать семь Сорокин вернулся. В клюве держал книжку «Новогодние сказки для малышей».

– Это ты что принёс? – спросил Фомка.

– Вы упоро… А ты, приятель, не в своём уме! – рассердился Сорокин. – Просили ж: вернуть Новый год.

Инструменты переглянулись.

– Видимо, ты не в курсе, – рассудил Фомка. – Видимо, с гирляндой ты ни при чём.

Инструменты рассказали Сорокину о том, как у них кто-то спёр Новый год.

– А, – сказал Сорокин. – Да выдь из благодати. Вы сказку-то до конца дочитали, кстати? Там все всех подозревают, а конец очень тупой. Мол, это само так вышло. И само вернулось. И никто не в обиде. Так что ждите.

– Сорокин, а можно вопрос? – спросил Фомка. – Чёйто ты сегодня «Пошёл ты» ни разу не сказал? И в рифму шпаришь… Ты не заболел?

– Ко всем чертям ступай! – ответил Сорокин. – Не дождёшься. Это я проспорил Лебединскому на Борисовских прудах. И неделю должен вместо вот этого цитировать Шекспира. Или типа того. Читайте Шекспира!

– «Читайте Шекспира» – это щас тоже «Пошёл ты»?

– Нет. «Читайте Шекспира» – это «Читайте Шекспира». – И Сорокин взмахнул бензиновыми крылами и улетел. Дома его ждали дела. Гора стыренной мишуры сама на себя не полюбуется.

Тут хлопнула входная дверь и раздался грохот. Хлопнула – это пришёл Вася. Грохот – а вы попробуйте разуться в темноте и не лажануться как следует.

– Проклятье! Мщенье! – донеслось из прихожей.

– Он что, – сказал Моня, – тоже Лебединскому проспорил?

Вася включил фонарик на телефоне, зашёл в комнату, достал какую-то хрень из рюкзака, и комната озарилась красным, белым и голубым светом. Гирлянда вернулась.

– Так, значит, она и не исчезала? – обрадовался болторез Бармалей. Он и его сестра Агда восприняли эту историю особенно остро.

– Видимо, просто погасла, – сказал Фомка. – А в темноте казалось – исчезла. Ну правильно. Нефиг по сто приборов в один удлинитель сувать.

– Это была наша новогодняя сказка! – пискнула шведка Агда. Она уже треснула губками по чёрной Васиной тарелке. Такая у неё была традиция в Новый год.

Тем временем Вася набрал номер.

– Петрович! Приходи. Помощь нужна. Ага. С меня сам знаешь что. Давай.

В ожидании электрика он достал из рюкзака вторую хрень, такую же, как и первая. И начал заряжать аккумулятор бедному Афанасию.

Снег за окном припорошил вентшахту. Стало светло.

Любимая женщина Сорокина

– Слышьте, – сказал Сорокин, – сдрисните все отсюда. Тут моя женщина скоро появится.

– Как – женщина? – не понял монтировка Моня.

– Женщина – это женщина, – доходчиво объяснил Сорокин. – Краля, тётка, бабень, голубк… а, нет, вот этого нам не надо. Пошёл ты, короче!.. – И улетел.

– А ты уже и забыл, что такое женщина, – клацнула плоскогубица Спарта и от досады начала шепелявить. – Шовшем жабыл!..

– Ничего я не жабыл, – ответил Моня и чмокнул жену между насечек. – Просто в случае с Сорокиным этого никто ожидать не мог.

В тишине раздался треск. Это трещал шаблон в инструментном ящике.

Не трещало только у фонарика Афанасия: он, во-первых, был романтик, а во-вторых, сейчас находился в толчке: давеча Вася что-то сверлил, и Афанасий остался там, окутанный дурманящей пылью, слегка помигивая.

– Наверно, она красивая, – размечталась шведский ключ Агда. – Прям как валькирия…

– Подумать только, – пробасил молоток Толик. – Что наш Сорокин…

– Народ! – послышался голос шуруповёрта Шурика издалека. – Тут Афанасий в толчок упал!!

– Что-о?! – Все кинулись в дальние дали. Чуть не вышибли дверь – а на стиралке лежал Афанасий, целый и невредимый. Упоротый, правда, слегка.

– И что это было? – спросил Фомка Неверующий.

– А я говорил тебе, Йорик, что они поведутся, – сказал шуруповёрт Шурик и крутанул насадкой. – Фомка, я пошутил.

Когда инструменты вернулись в комнату, на окне сидела какая-то штуковина. Она была сделана из розовых и голубых блестящих лент и в целом напоминала нечто антропоморфное.

– Это что? – спросил Моня.

– Здравствуйте, – болторез Бармалей потыкал штуковину рукояткой.

– Ребята! – закричал Афанасий. – Так это и есть она! Любовь Сорокина!..

– Ты вообще лежи, пыльный, – сказал Фомка Неверующий. – Бармалей, осторожно!!

Но было поздно: болторез Бармалей, желавший расцеловать гостью, случайно оттяпал ей что-то. Кажется, это была голова.

– Ты что наделал?! – пискнула Агда, его сестра.

– Что я наделал?! – повторил Бармалей и заплакал.

– Камон, – сказал Фомка, – справедливости ради, она всё равно признаков жизни не подавала.

– И что, что не подавала?! – запричитал фонарик Афанасий, сбрасывая с себя остатний пыльный дурман. – Просто Сорокин романтик! Был же такой, со статуей… Пигмариллион, вроде как, его звали.

– Ага, а статуя – Галатерея, – отозвался Фомка.

– Что теперь будет?! – И Афанасий включил скорбный светодиодный режим.

Сквозь пелену забрезжили бензиновые переливы. Сорокин прилетел.

– Сорокин, – сказал монтировка Моня. Он, как настоящий отец, решил взять на себя вину сына. – Я тут случайно оттяп… отор… в общем, око за око. Сбрось меня теперь с пятого этажа.

– Чё? – ответил Сорокин. – А. Ладно, я клал. Без этой хрени ей подарю.

Инструменты переглянулись. – Как подарю? Кому подарю?

Снова нависла тишина, только уже без треска. А хотя вместо треска вдруг что-то шмякнулось с верхнего этажа пятиэтажки. Фразу «я клал» Сорокин без иллюстрации физически произносить не умел.

И тут он обо всём догадался.

– Да вы упоротые! – воскликнул Сорокин, оглядывая виноватые рожицы. – Это же ленточная хреновина! Я на площадке стырил, чтоб женщине своей подарить. Там вон она сидит.

– Да снег же, – сказал Фомка Неверующий. – Не видно ни черта.

– Короче, она на меня похожа, – пояснил Сорокин. – Совсем похожа. Только это не я, а она. Ну вы поняли.

– Так она птица? – осенило Моню.

– Птица, ёмаё, – ответил Сорокин, и все успокоились окончательно. – А вы что, думали, я извращенец? Пигмалион долбанутый? Пошли вы!

Над районом шёл снег. Ни черта не было видно.

– Ладно, – сказал Фомка Неверующий. – Мы прилично себя будем вести, когда она прилетит.

– Не, – ответил Сорокин. – Наоборот. Когда прилетит, орните, как вы умеете: «Сорокин! Сорокин, ну, мать твою!!» Порепетируйте там как следует. Я понтануться пред ней хочу.