Текст книги "Тело не врет. Как детские психологические травмы отражаются на нашем здоровье"

4. Ненависть к себе и несбывшаяся любовь
Артюр Рембо

Артюр Рембо родился в 1854 году и умер от рака в 1891 году в возрасте тридцати семи лет, через несколько месяцев после того, как ему ампутировали правую ногу. Ив Бонфуа характеризует его мать как жестокую и беспощадную женщину. В этом сходятся все источники:

«Мать Рембо была полна амбиций, гордости, непоколебима в своем упрямстве, скрытой ненависти и бесчувственности. Это образцовый случай чистой энергии, исходящей от религии, окрашенной фанатизмом; в удивительных письмах, которые она писала примерно в 1900 году, можно даже прочесть, что она была влюблена в разрушение, смерть. Как здесь не вспомнить ее энтузиазм по поводу всего, что связано с кладбищем? В возрасте семидесяти пяти лет она просит могильщиков опустить ее в могилу, где она впоследствии будет похоронена между умершими детьми Виталием и Артюром, чтобы насладиться предвкушением тьмы» [3; с. 17].

Каково было расти умному и чувствительному ребенку рядом с такой женщиной? Ответ можно найти в поэзии Рембо. Биограф пишет:

«Всеми силами она пыталась задержать и остановить необратимый процесс. По меньшей мере, всякое желание независимости, каждое предчувствие свободы пресекалось в корне. У мальчика, который чувствовал себя сиротой, отношения с матерью раскололись на ненависть и послушание. Из-за того, что Рембо не чувствовал любви, он пришел к банальному выводу, что виноват сам. Неистово, со всей силой невиновности он сопротивлялся своему судье» [3; с. 17].

Мать держит детей под полным контролем и называет это материнской любовью. Очнувшись, ее сын видит эту ложь насквозь, понимает, что непрестанное беспокойство о внешних вещах не имеет ничего общего с истинной любовью, но он не может полностью пропустить в сознание свои догадки, потому что в детстве ему обязательно нужна любовь, хотя бы иллюзия любви. Ему не позволено ненавидеть мать, которая, казалось бы, так беспокоится о нем. Таким образом, он в бессознательном убеждении, что заслужил ложь и холод, направляет свою ненависть против себя. Его терзает отвращение, которое он проецирует на провинциальный город, на лживую мораль, как это делал Ницше, и на самого себя. Всю жизнь он пытается избежать этих чувств с помощью алкоголя, гашиша, абсента, опиума и долгих путешествий. В юности он дважды убегает из дома, но каждый раз его возвращают.

Ненависть к себе, а также поиск любви, в которой ему полностью отказали в начале жизни, отражается в поэзии автора. Позже, в школьные годы, ему посчастливилось встретить любящего учителя, который в решающие годы пубертата становится его товарищем, искренним другом и покровителем. Именно доверие позволяет Рембо писать и следовать своим философским мыслям. Но детство все равно держит его своей удушающей хваткой. Растворить отчаяние по поводу загубленной любви поэт пытается в философских размышлениях о сущности истинной любви. Но это не больше чем абстракция, потому что, несмотря на интеллектуальное неприятие морали, эмоционально Рембо все еще остается ее верным слугой.

Ему можно испытывать отвращение к самому себе, но не к матери, ему запрещено слышать болезненные послания детских воспоминаний, иначе будут разрушены надежды, помогавшие ему выжить в детстве. Рембо снова и снова пишет, что он может полагаться только на себя. Чему должен был научиться маленький мальчик у матери, которая вместо настоящей любви предлагала ему только свое расстройство и лицемерие? Вся его жизнь была грандиозной попыткой спасти себя от уничтожения матерью всеми доступными средствами.

Молодые люди, детство которых было похожим на детство Рембо, вероятно, очарованы его поэзией еще и потому, что смутно ощущают в ней собственную историю. Рембо, как известно, дружил с Полем Верленом. Его тоска по любви и искреннему общению, кажется, сначала рассеивается в этой дружбе, но недоверие, порожденное детством и проявляющееся в близости с любимым человеком, а также прошлое Верлена не дают этой любви шансов на жизнь. Пристрастие к наркотикам не позволяет обоим быть откровенными. Они травмируют друг друга, в конце концов. Верлен действует на поэта так же разрушительно, как и его мать. Будучи пьяным, он дважды стреляет в возлюбленного, за что расплачивается двумя годами тюремного заключения.

Чтобы спасти настоящую, бескорыстную любовь, которой Рембо недоставало в детстве, он ищет любовь в милосердии, понимании, сострадании к ближнему. Это стремление дать другому то, чего сам не получил, проявляется в желании понять друга, помочь ему понять себя, но вытесненные эмоции детства встают на пути поэта. Он не находит спасения в христианской любви к ближнему, потому как его неподкупное восприятие не допускает самообмана.

Таким образом, Рембо всю свою жизнь проводит в поисках собственной истины, которая остается сокрытой от него, потому как поэт очень рано научился ненавидеть себя за то, что причинила ему мать. Он воспринимает себя как чудовище, свою гомосексуальность как порок, отчаяние как грех. При этом он не позволяет себе направить нескончаемую и оправданную ярость туда, откуда она взяла свое начало, на женщину, что держала его в своей тюрьме так долго, как только могла. Всю свою жизнь он пытается сбежать из этой тюрьмы с помощью наркотиков, путешествий, иллюзий и особенно поэзии, но во всех этих отчаянных попытках открыть двери на свободу одна, самая важная из них, остается закрытой: дверь в эмоциональную реальность собственного детства, к чувствам маленького ребенка, которому пришлось вырасти без защиты отца, с тяжело больной, злобной женщиной.

Биография Рембо наглядно показывает, как организму приходится всю жизнь искать настоящее питание, которого его лишили так рано. Поэт действовал из желания восполнить недостаток, утолить голод, который уже нельзя было утолить. Употребление наркотиков, многочисленные поездки, дружбу с Верленом можно расценить не только как бегство от матери, но и как поиск питания, в котором Рембо было отказано матерью. Поскольку внутренней реальности суждено было оставаться бессознательной, жизнь мужчины состоит из навязчивых повторений. После каждого неудачного бегства он возвращается к матери: после расставания с Верленом и после того как пожертвовал своим творчеством, на долгие годы отказавшись от литературы и косвенно удовлетворив тем самым требования матери стать торговцем. Перед смертью в Марсельской больнице Рембо был с матерью и сестрой в Роше, где ухаживали за ним по его просьбе. Вот так поиски любви матери закончились в тюрьме детства.

5. Запертый ребенок и необходимость отрицания боли
Юкио Мисима

Юкио Мисима, знаменитый японский писатель и драматург, совершивший харакири в 1970 году в возрасте сорока пяти лет, часто называл себя монстром, потому что чувствовал в себе склонность к нездоровому, извращенному. Его фантазии касались смерти, темного мира, сексуального насилия. С другой стороны, его стихи наполнены исключительной чувствительностью, которая свидетельствует, что он, должно быть, сильно страдал под тяжестью трагических переживаний детства.

Мисима был первым ребенком своих новобрачных родителей, которые, как это было принято в то время в Японии, жили в доме родителей в момент появления первенца в 1925 году. Почти с самого младенчества внука взяла в свою комнату пятидесятилетняя бабушка, его кровать стояла рядом с ее, и мальчик жил там годами, отрезанный от всего мира, всецело подчиненный ее нуждам. Бабушка страдала от тяжелой депрессии и пугала ребенка внезапными приступами истерики. Она презирала своего мужа, а также своего сына, отца Мисимы, но по-своему боготворила внука, который должен был принадлежать только ей.

Писатель вспоминает в автобиографических записях, что в комнате, которую он делил с бабушкой, было душно и дурно пахло. Однако нет ни гнева, ни возмущения по поводу своего положения, потому что оно казалось Мисиме абсолютно нормальным. В четыре года у него развилось тяжелое хроническое заболевание, которое определили как аутоинтоксикацию.

В шесть лет мальчик пошел в школу, где он впервые познакомился с другими детьми, среди которых, однако, чувствовал себя странным и чужим. У него были трудности в общении с другими учениками, более свободными эмоционально и обладавшими другими воспоминаниями о своих семьях. Когда Мисиме было девять лет, его родители переехали в собственную квартиру, но сына с собой не взяли. В это время он начинает писать стихи, и бабушка его очень поддерживает. В 12 лет мальчик переезжает к родителям, и мать также начинает гордиться тем, что пишет ее сын, но отец уничтожает рукописи, после чего Мисима вынужден писать втайне. Дома он не находит понимания и теплого приема.

В то время как бабушка хочет сделать из внука маленькую девочку, отец воспитывает мальчика при помощи битья. Поэтому Мисима часто ходит к бабушке, которая становится для него убежищем от жестокости отца. В возрасте 12–13 лет бабушка отвела внука в театр, распахнув перед ним двери в новый мир: мир чувств.

Я понимаю самоубийство Мисимы как отражение его неспособности пережить детские чувства бунта, гнева, возмущения поведением собственной бабушки. Он не мог выразить свои чувства, потому что все же был ей благодарен. Ребенку бабушка казалась спасением от одиночества и жестокости отца. Его настоящие чувства оказались запертыми в тюрьме привязанности к женщине, которая с самого начала использовала ребенка для удовлетворения собственных потребностей, возможно, даже и сексуальных. Но об этом биографы обычно умалчивают. До конца сам Мисима об этом не говорил, он никогда по-настоящему так и не открыл правды.

Приводят множество причин харакири Мисимы. Но самая очевидная редко упоминается, потому что быть благодарным родителям, бабушкам и дедушкам или людям, которые их заменяли, даже если они мучили, считается вполне нормальным. Под этой моралью мы хороним наши истинные чувства и подлинные потребности. Тяжелые болезни, ранние смерти и самоубийства являются логическим следствием подчинения законам, которые мы называем моралью и которые, в сущности, способны погубить настоящую жизнь во всем мире, пока сознание терпит эти законы и почитает их больше, чем саму жизнь. Поскольку организм человека в этом не участвует, он начинает говорить языком болезней, который не понять, пока не увидеть факта отрицания истинных чувств детства.

Некоторые заповеди декалога могут существовать и сегодня. Но четвертая противоречит законам психологии. Необходимо признать, что «вымученная» любовь может причинить очень много вреда. Люди, которых любили в детстве, смогут любить своих родителей без необходимости следовать какой-либо заповеди. Но следование заповеди никогда породит любовь.

6. Задушенный материнской любовью
Марсель Пруст

Тот, у кого нашлось достаточно времени и желания, чтобы погрузиться в мир Марселя Пруста, знает, какое богатство чувств, ощущений, образов и наблюдений может подарить читателю этот автор. Чтобы так писать, ему самому нужно было существовать в богатом этими явлениями мире во время многолетней работы над своими произведениями. Почему эти переживания не дали ему сил жить? Почему он умер уже через два месяца после завершения книги? И почему от удушья? «Потому что он страдал астмой и в конечном итоге заработал пневмонию», – таков обычный ответ. Но почему он страдал астмой? Первый тяжелый приступ мальчик испытал еще в девятилетнем возрасте. Что послужило толчком к этой болезни? Разве он не был любимым ребенком своей матери? Чувствовал ли он ее любовь или скорее боролся с сомнениями?

Дело в том, что он смог описать свои наблюдения, мир своих чувств и мыслей только после того, как умерла его мать. Иногда он чувствовал себя обузой для нее и никогда не показывал ей себя настоящего, свои мысли и эмоции. Это ясно из его писем к матери, которые я процитирую ниже. Она «любила» его по-своему. Мать очень заботилась о сыне, но хотела решать за него все в мельчайших подробностях, диктовать ему свое мнение, разрешать или запрещать что-то в восемнадцать лет. Мать хотела его видеть таким, каким он ей был нужен – зависимым и послушным.

Он же пытался сопротивляться, но просил за это прощения со страхом и отчаянием – настолько сильно он боялся лишиться ее благосклонности. Хотя он всю жизнь искал настоящей любви матери, ему приходилось защищаться от ее постоянного контроля и притязания на власть, внутренне отстранившись. Астма Пруста выражала эту потребность. Он вдыхал слишком много воздуха (любовь) и не мог выдыхать лишний (контроль), не мог восстать против материнского плена.

Хотя великолепные произведения автора помогали ему выражать себя и вдохновляли других людей, Пруст много лет страдал физически, не способный осознать свои страдания из-за постоянного контроля и требований матери. Видимо, он до конца, до самой смерти вынужден был щадить свою интериоризованную мать и сам остерегался истины. Его организм не мог это принять, ведь он знал всю правду, наверное, еще со дня рождения Марселя. Для него, организма, манипуляции и беспокойство никогда не были выражением настоящей любви, но были признаком страха. Вероятно, это был страх довольно посредственной, покорной, добропорядочной матери перед необыкновенным творчеством сына. Жанне Пруст очень хотелось хорошо сыграть роль жены известного врача и быть признанной в обществе, мнение которого для нее было очень важным. Оригинальность и живость Марселя она воспринимала как угрозу, а потому всеми силами стремилась уничтожить. Все это не ускользнуло от смышленого, чувствительного ребенка, которому тем не менее долго пришлось молчать. Только после смерти матери ему удалось опубликовать свои острые наблюдения и критически представить общество своего времени, что до него едва ли кто делал. Собственная мать была не задета критикой, хотя именно эта женщина послужила для нее образцом.

В тридцать четыре года, сразу после смерти матери, Пруст писал Монтескье:

«Она знает, что я не в состоянии жить без нее… Теперь моя жизнь потеряла свою единственную цель, свою единственную сладость, свою единственную любовь, свое единственное утешение. Я потерял ту, чья неустанная чуткость в покое, в любви давала мне манну жизни… Я пропитан болью… Как сказала сестра, которая ухаживала за ней: для нее я навсегда остался четырехлетним» [14; с. 10].

В этом описании любви к матери отражается трагическая зависимость и привязанность Пруста, которая не давала ему свободы и не оставляла возможности открыто сопротивляться постоянному контролю. В свою очередь, потребность выражалась в астме: «Я вдыхаю так много воздуха и не могу его выдохнуть; все, что она мне дает, должно быть хорошим для меня, даже если я от этого задыхаюсь».

Возвращение к детству писателя проливает свет на истоки этой трагедии, объясняя, почему Пруст всей душой и так долго был привязан к матери, будучи не в силах освободиться от нее, хотя, несомненно, из-за нее страдая.

Родители Пруста поженились 3 сентября 1870 года, и 10 июля 1871 года родился их первый сын Марсель. Это произошло в очень беспокойную ночь в районе Парижа Отёй, когда население все еще пребывало в шоке от прусского вторжения. Легко представить, что новоиспеченная мать едва ли могла абстрагироваться от царившей вокруг нервозности, чтобы настроиться исключительно на любовь к новорожденному ребенку. Очевидно также, что тело младенца чувствовало беспокойство и сомнения по поводу своего появления на свет. В подобной ситуации ребенку, конечно, требуется больше успокоения, чем ему дали. Дефицит в определенных обстоятельствах может вызвать у младенца страх смерти, который впоследствии сильно скажется на его детстве. Вероятно, это и произошло с Марселем.

Все свое детство мальчик не мог заснуть без материнского поцелуя, и чем больше родители и все окружение воспринимало это как постыдное непослушание, тем сильнее становилась потребность. Как и любой ребенок, Марсель отчаянно хотел верить в любовь матери, но никак не мог освободиться от воспоминаний собственного тела, относящихся к смешанным чувствам матери непосредственно после его рождения. Поцелуй на ночь вроде как стирал первое воспоминание его организма, но уже на следующий вечер сомнения закрадывались вновь. Тем более что постоянные вечерние приемы гостей в салоне их дома могли пробудить в ребенке чувство, что множество мужчин и женщин из высшего буржуазного общества были для матери важнее, чем он. Каким же крошечным он был по сравнению с ними. Мальчик лежал в постели, ожидая знака любви, которого так желал. То, что он постоянно получал от матери, – это беспокойство о его хорошем поведении, его приспособленности, его «нормальности».

Позже, став взрослым, Марсель отправился исследовать мир, который, по его ощущениям, украл у него любовь матери. Сначала он делал это в качестве салонного денди, а затем, после того как мать умерла, в своей фантазии, описывая окружающий мир с удивительной страстью, точностью и чувствительностью. Он будто отправился в большое путешествие, чтобы наконец получить ответ на вопрос: «Мама, почему все эти люди интереснее меня? Разве ты не видишь их пустоту, их снобизм? Почему так мало значит для тебя моя жизнь, моя тоска по тебе, моя любовь? Почему я тебя обременяю?»

Так, может быть, подумал бы ребенок, если бы мог осознать свои эмоции, но Марсель был послушным мальчиком и не хотел доставлять неприятности. Итак, он отправился в мир своей матери, и этот мир начал очаровывать его; писатель мог свободно воссоздавать его в творчестве, как это делает любой художник, а также мог беспрепятственно критиковать его. И все это он делал в постели. Отсюда он совершал воображаемые путешествия, как будто постель больного могла защитить его от последствий мощного разоблачения, от страшного наказания.

Писатель может позволить своим персонажам выражать те настоящие чувства, которые он сам себе никогда не позволил бы испытать по отношению к родителям. В весьма автобиографичном романе «Жан Сантей», который появился лишь после смерти писателя, Пруст прямо выражает потребность, давая понять, что он чувствовал отторжение родителей. Это произведение среди прочих использовал Клод Мориак в качестве биографического источника о юношеских годах автора.

Писатель говорит о «великом несчастье… в природе этого сына, в состоянии его здоровья, характере, склонном к печали, его расточительности, вялости, невозможности подыскать для себя место в жизни» и о «пустой трате даров его ума» [26; с. 1051].

В том же романе от имени героя Жана он показывает свой протест против матери:

«Тогда его ярость к самому себе умножилась на ярость к родителям. Поскольку они были причиной его страха, этого жестокого бездействия, его рыданий, мигрени, его бессонницы, он хотел причинить им зло, но еще больше хотел, чтобы, когда придет его мать, он мог объявить ей, что отказывается от всякой работы и будет проводить все ночи в других местах, он считает своего отца глупым… и все это только потому, что он хотел наносить удары словами словно в припадке, чтобы вернуть ей хоть какую-то часть того зла, которое она ему причинила. Но эти слова, которые он не мог высказать, застревали в нем и действовали как яд, от которого не избавиться и который заражает все члены; его ноги и руки дрожали, их сводило судорогой в пустоте, они искали жертву» [26; с. 362].

Однако после смерти матери он не пишет ничего, кроме слов любви. Где же настоящая жизнь с ее сомнениями и сильными чувствами? Все обратилось в искусство, и за это бегство от реальности пришлось заплатить астмой.

В письме от 9 марта 1903 года Марсель пишет своей матери: «Но я не претендую на радость. Я давно от нее отказался» [25; с. 109]. В декабре 1903 он пишет: «Но хотя бы я заклинаю ночь замыслом жизни по Твоей воле…» [25; с. 122], и далее в том же письме: «Пусть лучше у меня будут приступы, и я буду тебе нравиться, чем мне жить без них, но не нравиться тебе» [25; с. 123]. Очень показательной для конфликта тела и морали является цитата из письма Пруста начала декабря 1902 года:

«Правда в том, что если я себя хорошо чувствую, ты все рушишь, пока мне снова не станет плохо, потому как жизнь, которая приносит мне выздоровление, тебя нервирует… Прискорбно, что я не могу одновременно иметь и свое здоровье, и твою расположенность» [25; с. 105].

Ставшее знаменитым воспоминание Пруста о французском печенье «Мадлен», которое макают в чай, – это рассказ о редком счастливом моменте, когда он чувствовал себя спокойно и безопасно с матерью. Однажды, будучи одиннадцатилетним мальчиком, он пришел замерзший и промокший с прогулки, мать обняла его и дала ему горячий чай с печеньем «Мадлен». Без упреков. Этого, видимо, было достаточно, чтобы на какое-то время освободить ребенка от страха смерти, вероятно, затаенного в нем с рождения и связанного с неуверенностью по поводу появления на свет.

Из-за частых наказаний и критических замечаний родителей скрытый страх постоянно пробуждался. Умный ребенок мог предположить: «Мама, я тебе не нужен, ты хочешь, чтобы я был другим, ведь ты мне это часто показываешь и говоришь снова и снова». В детстве Марсель не мог выразить это словами, и причины его тревоги оставались скрытыми от всех. Он лежал один в комнате, ожидая доказательства материнской любви и объяснения, почему она хотела видеть его другим, а не таким, каким он был. Это причиняло боль. Боль, видимо, была слишком велика, чтобы ее можно было испытать, изыскания и вопросы превратились в литературу и были изгнаны в мир искусства.

Марселю Прусту не удалось расшифровать загадку своей жизни. Я думаю, что «В поисках утраченного времени» было его непрожитой жизнью. При этом мать Пруста была вовсе не хуже и не лучше среднестатистической матери того времени, и она, несомненно, по-своему беспокоилась о благополучии сына. Я не могу присоединиться к хору биографов, которые так восхваляют материнские качества Жанны, потому что моя система ценностей разнится с их системой. Один из исследователей пишет, например, что мать была примером для сына в такой добродетели, как самопожертвование. Вероятно, это правда, поскольку Пруст еще при жизни матери научился не наслаждаться собственной радостью. Только я не считаю подобное отношение к жизни достойным похвалы или добродетелью.

Тяжелую физическую болезнь вызвала обязанность быть безусловно благодарным и невозможность оказать сопротивление материнскому контролю и ограничению. Именно интериоризованная мораль заставляла Марселя Пруста подавлять внутренний бунт. Если бы он мог когда-нибудь поговорить с матерью так, как говорил его герой Жан Сантей, у него не развилась бы астма, он не страдал бы от приступов удушья, ему не пришлось бы провести полжизни в постели и он не умер бы так рано. Писатель ясно говорит в письме к матери, что предпочел бы заболеть, чем взять на себя риск ей не понравиться. Высказывания подобного рода не редкость и сегодня, нужно только представить себе, какие последствия имеет подобная эмоциональная слепота.