Текст книги "Мои Белые Боги"

Он остановился, нахмурился, помотал головой и растерянно сказал:– Я не помню…Аорон приказал тихо привести тебя к ручью.

У вестника почему-то была чистая память. Последние события стерлись. Зачем Аорону потребовалось чистить воспоминания вестника?

– Давай быстрей. Быстрей! – поторапливал я и быстрым шагом скоро мы добрались до места. Мы бы добрались и быстрей, но мой проводник несколько раз останавливался и с сомнением вглядывался в лес, как бы спрашивая себя верно ли он идет. Первое, что я увидел была спина Аорона. Да, я сначала увидел его спину, потом обрыв и понял: какие бы страшные подозрения ни приходили в голову по дороге сюда – всё сбудется. Это была ни низина, ни естественная впадина, а искусственно созданное углубление. Почва внизу черная – точь-в-точь такая же, как перед лесом. Место откуда вытекает ручей облагорожено белым камнем, на котором высечена чешуя. Стекая с белоснежных, каменных стенок вода падает прямо в почву – так это выглядит – за низким белоснежным ограждением скрывались каменные желоба, а ниже трубы. Там, на дне углубления, возле ручья лежали растерзанные тела двух риспийцев.

– Я его видел, – не своим голосом сказал Аорон, – это ловушка. Ловушка у источника воды». На этом Грис свернул свиток. Видения исчезли.

– Кто убил двух риспийцев? – спросила Саша.

– Мориспен чтят драконов и делают такие ловушки на животных и людей. Добыча предназначена драконам, как жертва, как подношение. Нас ни одних сюда затянуло. Было еще трое драгэти – их затянуло из самого Горста. Мориспен обманули их и убили. Трое вестников успели сбежать, спрятались. Выжившие вестники видели, как мориспен хотели есть наших братьев. Приготовили их на кострах и пробовали. Им не понравилось. Драконы тоже есть не стали. Мориспен увидели, что драконы признают вестников и теперь действуют очень осторожно. Они не хотят ссориться с драконами. В этом мире семь драгэти мориспен. Они все равные мне и Аорону. Их драгэти называются Фиц. Кероайят Фиц, Крайонц Фиц и другие. Они поддерживают отношения с другими мирами мориспен. Эти миры находятся через постоянно открытые проходы. Местные Фиц могут позвать на помощь драгэти, которые сильнее нас. Драгэти Силы.

Во взгляде Гриса появилась горечь. Осознание обреченности перед одним независящем от него событием, которое сотрет все их труды в прах. Люди вернутся в загоны, их будут дальше уродовать и подавать к столу. Сашу замутило.

– Давно вестники в Горыянцы?

Грис показал иллюзией одни сутки, потом нарисовал в воздухе число один. Знак выглядел, как перевернутый в правую сторону флажок. Потом десять флажков равнялись перевернутому вниз флажку. Объясняя так цифру за цифрой, получалось, что вестники попали в этот мир почти пять тысяч суток назад.

– Ты уверен, что у них есть те ….драгэти? Сильнее вас?

– Да. Один такой точно есть.

– Почему же Фиц до сих пор не позвали его?

– Придется делиться. Делиться нечем. Придется платить. Платить нечем. Мы живые, потому что Фиц жадные. Я захватил их кулькит, скоро увидишь, что это такое. Выгнал оттуда мориспен. В ответ Фиц напали на укрепление. Хотели припугнуть и быстро отступили, а сами отправляют в кулькит мориспен. Они прислали соглашение, кажется десятое по счету, но им нельзя верить. Они крадут наших людей, ищут, где спрятаны дети и никогда не остановятся. Я думаю, в кульките есть что-то особо ценное и Фицы хотят это по-тихому вернуть.

– А! Мы так летим грабить! – догадалась Саша.

– Ты против? – спросил Грис и улыбнулся, – если хочешь….

– Я этого ни за что не пропущу! – уверенно заявила Саша, – обокрасть людоедов – святое дело.

– Ты уже делала…это? – осторожно спросил Грис, направляя дракона к горам. Болота не заканчивались, болота огибали видневшиеся вдали горы.

– Однажды я украла мороженку. Мы с мамой и тетей Люсей поехали до Сочи на поезде, и в Саратове я выбежала, чтобы купить мороженое. Знаешь, так захотелось в жару холодного. Продавщица – странная женщина, мороженое главное положила на прилавок, я ей тысячу даю, а она: – Сейчас, сейчас, – и ускакала к другому окошку, а я смотрю поезд вот-вот тронется. Взяла мороженое и в поезд, а продавщица не сразу заметила, не гналась за мной. Представляешь, живет она сейчас в Саратове, и знать не знает, что я рассказываю о ней в Горыянце. Чуден мир. А поездом мы поехали из-за тети Люси, у нее денег не очень много, а нам хотелось втроем ехать.

Повисло небольшое молчание, и Грис повторил незнакомые слова, которые не поддались расшифровке даже с помощью чудесного чая: – Поезд, Саратов, тысяча, мороженое.

– Ну да, – пожала плечами Саша и тоже промолчала, чтобы вдруг открыть, что у нее на душе, – мы будем биться за человечество. Я чувствую в себе такую силу, такую решимость…не знаю, откуда они взялись. Я не просто так оказалась здесь. Не просто так меня выбрали. Мы будем биться…я буду биться до конца, Грис. Это теперь и моя война!

Это Грис понял, от его ласкового, ободряющего взгляда союзника и подельника в предстоящем мероприятии Сашино сердце будто обволокло теплым одеялом. Драконы подлетали к горам. Горы только издалека казались горами в привычном Сашином понимании. Вблизи же этому не нашлось подходящего названия в богатом словарном запасе девушки. Порода была буро-коричневого цвета с ярко-шоколадными и желтыми прожилками. Вытянутые с востока на запад горы (при условии, что здешнее солнце восходит на востоке) изъедены изнутри. Характерные следы укуса или как ложечкой чуть подтаявшее мороженое сняли, украшали края символических ворот. Подобные следы были видны и дальше. С левого края гора удержалась до самой вершины, с правого была более повреждена и устояла где до середины, а где и ниже. По левому, уцелевшему краю снизу доверху тянулись столбы разной толщины, вокруг них словно обвит каменный канат. Драконы нырнули внутрь причудливых гор. Грис отпустил дракона в свободный полет, убрал руку со шкуры. Словно ребенок на горках, в отличие от двух летящих выше драконов, Бурый выбирал маршрут позаковыристей, посложней и от восторга тихо попискивал. Снизу проносились поляны изумрудного мха, поросших вокруг небольших горных озер с кристально-прозрачной водой. Один из старших драконов ринулся вниз, выловил из воды жирную змею. Попавшее на второй завтрак к дракону существо походило на какую-нибудь анаконду, Бурый подлетел и на ходу оторвал хвост змее и сожрал. Старшим драконам это не понравилось, и по горам завибрировал звук, похожий на дельфиний свист, только более грубый и определенно недовольный. Бурый решил удрать подальше от старших и самому поискать змею или червяка и полетел низко на следующим озером, тянувшимся довольно долго. На дне каменистого прозрачного озера были вырезаны или нарисованы серым цветом правильные шестиугольники – соты. На этом разрисованном дне покоился огромнейший дракон, не менее двадцати метров длину и лежал он здесь так долго, что успел окаменеть. В его честь на стенах в камне вырезаны драконьи головы. Озеро закончилось широкой поляной. Поляна обрывалась почти целой стеной с одним крупным отверстием, в которое и пролетели драконы и набрали высоту, чтобы снова уйти на болота и взять курс на новую, видимую вдалеке гору. Солнце разгоралось всё ярче, с болот слышалось скрежетание, посвистывание, что-то небольшое, размером с лягушку прыгало в воду, как только тень дракона накрывала участок.

– Грис…, – мягко начала Саша и сделала небольшую паузу, – спасибо за одежду. Очень удобная и цвет… практичный. Илие очень понравился плащ. Очень. Разреши подарить его?

– Мы сделаем для нее другой. Илия хорошо работает, пусть будет, – сказал Грис, вглядываясь вдаль, слегка нахмурившись и добавил, – это кулькит. Дом мориспен. Люди рассказали их историю, пленные повторили. Мориспен были очень сильны, непобедимы. Умели летать в миры без драгети, умели летать над миром без драконов. Умели придумывать, строить, копить, стали творцами своей расы. Когда был открыт проход в Голубую Длань, их миры переживали расцвет могущества и силы, они осваивали один мир за другим. С Голубой Длани приходило много вкусной еды. Судя по предпочтениям мориспен, это были морепродукты, вплоть до водорослей. Они любят пожевать морскую траву. Людям было легче жить, иногда их даже закидывали на пригодную для жизни планету, а потом забывали или проходы закрывались. Люди оставались сами по себе хозяевами, хвала богам. Когда проход в Голубую Длань закрылся, последовала череда неудач и катастроф. Раньше было несколько семей драгэти, как Форсты, Уэарзы, Тринити, Саджоэ, Уэникири у вестников, у мориспен было несколько семей драгэти, но Фиц истребили всех, и осталась одна семья. А потом Фицы начали бояться Фицов – посеяли смерть, выросли плоды. Одни бежали, вторые делали правильно, что боялись и отправлялись в миры иные и вот третьи все-таки смогли договориться и поделить обломки когда-то великого мира. Поделить и спрятать подальше от других Фицов и от своего народа. Понимаешь, Саша.

– Нам надо найти эти осколки, – понимающе кивнула Саша.

Кулькит – жилище мориспен, в человеческом понимании Саши больше походил на своеобразный город. Мориспен не строили, по крайней мере, этот кулькит, а использовали древний, просто громаднейший, давно потухший вулкан. Саша почувствовала себя муравьем, наткнувшимся на огромный пень. С внешней стороны вулкана видны серпантины и где склоны ровные или участки спусков не очень крутые дороги уже более ровные. Порода у бывшего вулкана кирпично-красная с молочными и коричневыми прожилками. Красивый камень. Все склоны обработаны, даже если это просто отвесная стена, по ней легко прошлись круглой пилой, подравняли и с необычайной легкостью нанесли шестиугольные рисунки. Все дороги выложены из серых каменных шестиугольных блоков. Шестиугольные каменные скамьи зовут присесть и отдохнуть, хотя возможно совсем не для отдыха и созданы, широкие шестиугольные участки усажены изумрудным мхом или растениями похожими на суккуленты. Драконы набрали высоту, перелетели за края вулкана и плавно спускались вниз, на покрытую черными, матовыми шестиугольниками площадку. Здесь много террас и шестиугольных входов в жилища. Черный, матовый камень словно расплавили и тонким слоем нанесли на стены, образуя немыслимо-прекрасные рисунки с родным для горы, красным камнем. На площадке свернулся «клубком» каменный дракон, внутри образовался круг заполненный водой. Зеленые рыбки выпрыгивали из воды, расправляли плавники на несколько мгновений чудеснейшим образом превращающиеся в крылья и обратно плюхались в воду. Несколько каменных статуй драконов, ростом с Бурого расположились у стен. Кулькит мало походил на логово жестоких людоедов. У мориспен есть чувство прекрасного, и оттого появилась горечь. Как могло так случиться, что разум допустил бесчеловечность, что разумные существа начали осознанно уничтожать других разумных существ. Игры разума. Иллюзия разумности. И хотелось бы сказать, что на Земле ничего подобного не случалось, так ведь не сказать.

Грис помог ей спуститься, погладил дракона по голове и встречал спускающихся на двух других драконах вестников. А Саша зачарованно и тихо, во все глаза рассматривала кулькит. Есть во всем это что-то не человеческое. Привезенный из Турции необычный браслет – человеческий, и аромат из Индии человеческий и айпад из США человеческий или очеловеченный – как угодно, но здесь каждый камень кричит о другой, нечеловеческой логике, о незнакомом чувстве красоты и несомненно, что это чувство и эта красота есть и надо ее понять, чтобы понять населяющих этот мир существ, называющих себя мориспен.

– Он заявил, что умнее нас всех, – с усмешкой сказал Изирда Уэарз, кивнул на Отику и принялся наглаживать своего дракона.

– Опять? Пора привыкать, – отмахнулся Грис.

Отика с интересом оглядывал кулькит и, как и Саша, прислушивался к первому послевкусию от созерцания.

– Надолго мы его завоевали? – важно спросил Отика и завел руки за спину.

– На Земле бы тебя побили, – шепнула Саша.

– Вы бьете умных людей? – громко спросил Отика и Саша в шутку ответила:

– Только в детстве. Это…такой обычай.

Вестник Отика Тринити иронично приподнял брови и парировал: – Понятно, почему у вас столько проблем.

– Да нет же. Это сложно объяснить. Давай потом, а лучше забудь. Все кулькиты такие?

– Кулькиты похожи друг на друга. Это самый близкий и здесь жил сам Катарац Фиц – огромная такая сволочь, редкий садист, гурман и коллекционер с высоким уровнем сообразительности. Думаю, он попытается его отвоевать и очень странно, что до сих пор делал это слабо. Как будто…боится что-то повредить, – сказал Отика, оглядывая площадь цепким взгляд, – Грис уже рассказывал про варианты мориспен?

– Нет.

– Когда еды стало не хватать, мориспен сделали себя маленькими. Изменили своих детей и следующие поколения, чтобы они рождались невысокими, худыми, с более эффективными органами переработки пищи. А Катарац – здоровый, изначальный вариант мориспен, его предки вежливо отказались от изменений и остались как есть, здоровыми и страшными.

Следом за драконами на площадку приземлились летающие круги, на которых прибыли риспийцы. Перекоос с другим риспийцем, Тафиром сидели на летающей доске по-турецки скрестив ноги и бросал на каменную доску похожую на поплавок палочку. Или поплавок, похожий на палочку. «Или что на что похожее», – запуталась Саша и решила об этом не думать. Было понятно самое главное, это – вариант настольной игры, в которой Перекоос проиграл и с видом «тебе просто повезло, я еще отыграюсь», он бросил поплавок на доску. Поплавок недолго покрутился юлой и остановился. А на верхнем «брюшке» было видно три точки.

– Сбор! Сбор! – крикнул Грис, но без военной строгости и напора, будто сам еще собирался с мыслями.

Отика деловито поцокал языком и спросил: – Скажи как человек. Если б у тебя была какая-нибудь ценная вещь, куда бы ты ее в кульките спрятала?

Саша озвучила первую пришедшую в голову мысль: – Там где никто не будет искать. На самом видном месте.

– Хорошо. Катарац – не человек, будем отыскивать хорошо закопанные хранилища, – с видом знатока заявил Отика и снисходительно добавил, – у Фицов два излюбленных уровня обитания: первый – на самом верху, второй – в самом низу и там должно храниться всё самое ценное.

Из шестиугольной арки появились две фигуры. Они были довольно далеко, чтобы разглядеть лица, но на них одета вестническая форма. Грис словно ждал этого и уверенно, с улыбкой в голосе сказал: – Сбор! Топайте сюда, братцы.

Вестники и риспийцы встали полукругом, вытянулись, поправили пояса и жадно ждали начала и окончания инструктажа, чтобы пойти и посмотреть, что же спрятано в глубинах кулькита. Всем интересно. Всем жадно хочется отыскать надежду на спасение или хотя бы что-нибудь очень ценное. Вроде клада! Отика нервно повел плечо и проглотил слюну в сухом горле, у Перекооса блестели глаза и он забыл о проигрыше, у Изирда лицо стало хищным, будто он готов вот-вот на кого-то наброситься. Чувствовалось возбуждение и нетерпение.

– Идем двумя группами параллельно друг друга. Ничего без приказа не трогать! Не пить! И не есть! Идем молча. Возможны голосовые ловушки, поэтому молчите. Во время движения вы ничего не будете слышать, и шагов и дыхания тоже. Пойдете за ними, – сказал Грис и развернулся к двум вестникам, которые так и остались стоять у шестиугольной арки, – рассчитайтесь. На счет десять начинаем движение. Вестники быстро рассчитались на первый-второй. Саша подстроила так, чтобы идти с Отикой. Он хоть и с замашками высокомерия, зато знаком и ревнивых подружек пока не наблюдается. А где бы ни пошел Грис, сейчас его не нужно отвлекать. Голос Гриса досчитал до десяти и когда считал «пять» сам Грис исчез, испарился в воздухе. Никого это не удивило.

В каждой группе получилось по пятнадцать человек. Саша шла предпоследней. Шестиугольные, глазастые отверстия, служившие и входом, и окнами с холодным вниманием следили за передвигающимися гуськом воришками. Казалось, теперь сам кулькит разглядывает незваных гостей и снимает первое послевкусие. Это место наполнено событиями, совсем недавними событиями, странной, пугающей энергией и могуществом, да простят боги, они вторглись в завоеванный город. Непривычная тишина надменно вслушивалась в затихающий шорох шагов, которые скоро совсем стихли. Саша перестала слышать. Оглохла. Не осталось никаких внешних звуков, кроме размахов драконьих крыльев. Появившиеся из кулькита вестники двигались быстро, и едва дождавшись подхода групп, пошли вперед быстрым шагом. Это не вежливые проводники на легких, горных подъемах. Хорошо, если найдут на обратной дороге. Заблудиться здесь страшно. Вестники минут десять шли по первому уровню шестиугольных арок и через шестиугольный проход вошли внутрь кулькита, в просторный зал с изрисованными стенами. Рисунки походили на цветные паутины, пахло приятно, легким цветочно-горьковатым ароматом, чистотой и еще чем-то едва уловимым и неизвестным. Здесь было светло, как снаружи: глаза совсем не почувствовали перехода. Слегка светился пол, рисунки на стенах, потолок. Из того, что можно было назвать мебелью у стен стояли низкие каменные лавки. Из стены бил облагороженный родник. Чаша, в которую падала вода, сделана в форме свернувшегося дракона. Из зала вестники вышли в просторный коридор, где также паутинами разрисованы стены, и также светло и шли довольно долго. Проходя мимо одной из многочисленных шестиугольных арок, Саша замедлила шаг. Двери встречаются далеко не на всех арках, а там где есть каменные двери или даже похожие металлические, то украшены они необычно: в центре двери три желтых круга, от которых отходят разноцветные петли, или вся уходящая в стену дверь расписана треугольниками и это живо напоминает рисунок листьев. Саша замедлила шаг: появилось и нарастало чувство страха. И с каждым шагом, с каждым шажком к этой арке, с каждым вдохом страх нарастал. Странное дело. Сашины нервы будто враз вздрогнули от леденящего ужаса, в ушах зазвенело, черные пятна стали съедать весь свет. Странное дело. Отика обогнал ее и взглядом спросил в чем дело, а Сашины ноги стали ватными и уши прорезали тысячи отчаянных голосов и тихих стонов беспомощности. Еще пара шагов. Дверь не до конца вкатана в стену. Видны каменные клетки размером три на три метра. Вместо решеток каменные соты. Никаких тканей и туалетов и душа. Только клетки с каменными лежаками, и всё это вычищается как коровники. Здесь содержали людей. Сашу манило туда как магнитом, звало найти что-нибудь тяжелое и разнести всё к чертям. Она огляделась в поисках подходящего предмета и тут Отика крепко ухватила ее за запястье, сжал губы и покачал головой. Наваждение отступило и она нехотя вспомнила обещание держать себя в руках и кивнула, и просто пошла дальше за группой и не оглядывалась, опасаясь снова попасть под действие этого страшного, уродливого места.

Чем дальше они отходили, тем легче становилось идти. По цепочке, из рук в руки Саше передали маленький, каменный пузырек и без всяких просьб Саша выпила содержимое. Живительная сила риспийских трав как по волшебству приободрила и как бы не было тяжело не думать об увиденном, Саша решила об этом сейчас не думать и вся превратилась во внимание. В полной тишине две группы шли дальше по широкому коридору. Часто появлялись смежные проходы, другие вели в просторные залы, были пространства, чье предназначение сложно объяснить. Вот, например, вот это вот что такое? Через приоткатанную дверь видно, что это просторное помещение с множеством извилистых стен. Извилистые стены посередине, по краям, справа, слева, везде, стены пересекаются, переплетаются, некоторые участки тянутся параллельно друг другу. В другом помещении видно множество низких столиков, вроде длинных журнальных столов с множеством углублений, в некоторых углублениях лежат желтые шары. По виду как из золота. Шары размером с кулак.

Так прошла вечность, которая тянулась примерно полчаса. Вестники шли выверено-быстрым шагом, не крутили головами, не пытались заговорить, изредка, кто оглядывался и то старался ни с кем не встречаться взглядом, чтобы не сбиться с темпа ходьбы и с нужного настроя. В один из моментов Саша заметила, что за всеми шестиугольными арками стало темно. Свет остался только в коридоре и что там скрывается в этой темноте знает только Грис, а он молчит. Он занят поиском только ему видимых ловушек и если какая-то из этих ловушек сработает на нем, из кулькита живым никто не выйдет. А они все шли и шли и тишина стала давить. В воздухе появилась угроза. Она появилась и села с холодным крокодильим взглядом миллионов глаз, и смотрела из каждого шестиугольника на полу и на стене. Вестнические руки неосознанно легли на рукоять меча, Отика достал кинжал и предпочел оставить в руке. Коридоры стали сужаться. Здесь редко, кто ходил и кто бы что ни говорил, это чувствовалось хорошо на разнице: наверху обычно кипела жизнь, здесь – никогда. Коридор плавно, спиралью уходил вниз, еще минут через десять в новеньких проходах с блестящим камнем на стенах и тонким слоем пыли на полу пропали всякие разветвления и входы в другие помещения. С каждым шагом тускнело, словно кто-то медленно выворачивал лампочку, и скоро они шли в поздних сумерках, только от стен падал синий, зыбкий, лунный свет. За очередным плавным поворотом, уходящим в лунную полутемень, спина идущего впереди вестника вдруг исчезла и тут же Сашина нога ступила на что-то скользкое, поскользнулась и Саша полетела вниз. Куда, судя по всему, в полном молчании падали остальные члены группы. От неожиданности Саша вскрикнула и пока скользила вниз по гладкой каменно-ледяной горке многократно протянула букву «ааааа» и кое-что из допустимых в приличном обществе ругательств. Но этого никто не слышал. Ей повезло идти предпоследней. Скатывающийся перед ней вестник зацепился кинжалом за покрывающий горку лед. Долго удержаться в этом положении не дала скатывающаяся следом Сашенька и они вдвоем упали на небольшую, мягкую горку тел, которую перелетел Отика и сбил с ног только встающего после падения Перекоса. Саша беззвучно рассмеялась. И другие вестники тоже беззлобно похахатывали и подавали руку, и вытаскивали друзей за ноги и за руки из горы шевелящихся тел и еще смешней это было оттого, что никто ничего не слышал. В целом обе группы провалились благополучно и, распутавшись, стали оглядываться. Воздух светился голубоватым светом. Стены словно обтянуты драконьей кожей. Потолки волной опускаются вниз, до самого пола и поднимаются вверх, стены волнистыми загогулинами перехлестываются с потолком и вся эта фантазия авангардиста мешает понять насколько далеко уходит пространство. Что касается пола, то Саше вспомнилась игра: пол – это лава. Так вот здесь пол – это чуток разволновавшееся и застывшее в камне море. Плыть по нему не получится, ползти будет очень долго. Первые храбрецы начала прыгать с «волны» на «волну» и торопить остальных. Прыгать по скользким каменным волнам сначала казалось делом сложным, потом вполне себе даже посильным занятием и они прыгали и прыгали и не видно было конца этой каменной реки. Если у кого и возникали трудности, то о них никто не слышал. Прыжок, прыжок! Саша поймала баланс, протяжно выдохнула и погладила чуток ноющее после падения колено. «Лунный» свет освещал разлившуюся каменную реку, играл полутенями и светом. При других обстоятельствах можно было бы сказать, что это прекрасно и стоит остановиться и полюбоваться.

Беспокойный Сашин мозг то и дело озадаченно спрашивал Сашу: – Как-то слишком тихо. Нет? Тебе не кажется? Ты уверена, что это нормально? Всё-таки слишком тихо. Ни дыхания ни слышно, ни шагов, ни собственных слов.

Вестников тоже посещали подобные тревожные мысли, и они то и дело ловили взгляд других членов группы, кивали и прыгали дальше. Встретившись взглядом с Сашей, Отика состроил смешную рожицу: указательным пальцем приподнял кончик носа и высунул язык. Перекоос сделал вид, что осуждает, покачал головой и можно поклясться что-то говорил по этому поводу. Старина Галок Уэарз педагогическим взглядом оценил возможные последствия баловства в подземельях чужого драгэти и решил: можно. На голове Галока видна седина. Он мало говорит, больше смотрит и прислушивается и вовсе не для того, чтобы влезть в разговор в самый неожиданный момент и блеснуть своим остроумием. К Галоку многие прожитые годы пришли без страхов, ворчания и недовольства. Он мало говорит. Его голос отдает приказы людям. Выпад! Удар! Назад! Защита! Стойка!

Галок выбрал из людей Горыянцы тех, кто способен понимать и исполнять приказы и пытается сделать из них воинов. Приучить людей к дисциплине, военному делу. Его подопечным нравится находиться в компании седовласого вестника. Их покалеченные души с израненным чутьем безошибочно определяют: этот не ударит ни словом, ни рукой. Наоборот: ободрит даже виноватого. У Саши Галок интуитивно вызывает доверие, а тем временем скачки по чертовым кочкам продолжались. Где-то через полчаса ритм «скачек» снизился. Экспедиция лениво перескакивала с кочки на кочку и выдерживала большие паузы и вот безумный архитектор велел всем согнуться или пробираться дальше на полусогнутых. Саша почти явственно слышала, как из неосознанного подсознательного прорывается русский мат, как протест против ужасных дорог.

– Держаться! Так скоро дойдет до звуковых галлюцинаций, – подумала Саша, выходя из скрюченного состояния, с удовольствием разгибая спину и могла поклясться, что совершенно четко услышала озадаченный голос бородача Аклоса: – В этом месте было два хода. Мы и разделились, чтобы одновременно пройти и обойти ловуш…., – а следом прозвучало удаляющееся, падающее «ааааа…». Это было первое, что прозвучало за два часа, если не считать собственных мыслей.

Вестники стали оглядываться друг на друга и у каждого во взгляде читались вполне понятные вопросы: – Ты это слышал? Это действительно кто-то сказал или показалось? Друзья, а где Аклос?

Когда что-то должно случиться, оно непременно случается. Когда, кажется, что что-то должно случиться, то это чаще всего просто кажется, сильно осложняющее человеческую жизнь всякими страхами, предчувствиями, нервными расстройствами и если с этим ничего не делать, то однажды можно обнаружить себя в теле вечно брюзжащего, всем недовольного старика, боящегося собственного покашливания. Да, да, потому что от покашливания много чего бывает! Но в подземельях с ловушками жестокого драгэти Фица можно смело доверять предчувствию. Это то место где обязательно что-то случится. Оно для этого и было создано.

Затрещал камень. Не какой-то конкретно, а весь камень вокруг затрещал. Первый треск был особенно громким, последующие, непрекращающиеся потрескивания чуть потише и звучали одно за другим. Тр-тррр-тр-трррррям! Эта трещащая зараза распространялась быстро и скоро все каменные волны, кочки, горки покрылись сетью треснутых морщин. Можно было поклясться, что каждый хоть раз позвал на помощь Гриса. Камни под ногами нагрелись. Теплая ручища жесткой хваткой схватила, закрутила Сашины ноги и утащила вниз. Это неприятное воспоминание, благо оно было коротким и действие риспийского чая еще не закончилось. Невозможно по-настоящему бояться, когда травы далекого мира уже влили в кровь волшебные масла.

Саша мягко куда-то упала, потерла глаза, чтобы привыкнуть к более яркому свету и услышала голос Гриса: – Ловушка каждый раз действует по-разному. Я сломал опечат с семью вариантами входа. Теперь это бесполезно: в точности не восстановить, почти такое же сделать смогу. Осмотритесь. Сашенька, – совсем рядом зазвучал знакомый и ставший таким дорогим голос Гриса, – как ты? Испугалась?

– Всё в порядке, – ответила Саша и подумала, что ничуть не пожалела о решении увязаться с вестниками.

Словно прочитав ее мысли, проходя мимо Перекоос спросил: – Не пожалела, что пошла с нами?

– Нет! Нет…надеюсь никуда больше падать не надо будет… Нет?

Перекоос рассмеялся и Грис прикрикнул на него: – Иди уже! Иди! Саша поразила нас храбростью, для человеческой сэвильи такое самообладание восхищает.

– Ты предупреждал, что будет не просто. Я в норме. Нашел?!

– Тут много интересного и ничего нужного…пока не видно. Пороемся в кладовых Фица, – заманчиво предложил Грис.

Пространство, куда они все благополучно провалились, сильно напоминало склад. И не какой-нибудь, а современный земной склад. По стенам вытянутого помещения со сводчатым потолком тянутся каменные стеллажи. Пахнет только что помытым больничным полом, песком и немного мхом. Потолки высотой метров тридцать. Под потолком, на верхних полках зависли на сон черные тучи. Грис сказал быть с ними поосторожней, потому что тучи могут проснуться, пойдет дождь и придется усмирять молнии.

Впереди видно две развилки. В видимой части хранилища на стеллажах много металлов, один из которых Саша могла бы определить точно, как золото. На золотых прямоугольных пластинах имеются вдавленные знаки: точки и черточки, кружочки и квадраты. Саша дотронулась до пластины. Поверхность на ощупь очень гладкая. Точки, черточки и прочие символы вполне могут быть техническим шифром, обозначающим вес, чистоту металла от примесей, номер партии и все в таком духе.

– Зачем Фицу столько золота? – спросила Саша.

– Согласен. Лучше б пожрать спрятал, – подал голос Перекоос.

– Пожрать у него наверху было, – заметил Отика и добавил, – куда применить металлы дорогуша Катарац не придумал. Запрятал до лучших времен. Можешь сделать из металла ловушку?

– Драгэти нет разницы, что в него летит: камень, металл, яд…Эти сплавы для «синего огня» пригодятся. Проведем в укреплении свет.

Из стеллажа выехала по воздуху и застыла перед Грисом серебристая пластина, в один момент она увеличилась в размере, стала полупрозрачной, от нее отделился маленький кусочек и снова увеличился, вокруг этого кусочка засиял золотистый свет и стала видна кристаллическая решетка этого металла, прямо как в учебном школьном пособии. Отика один из немногих кто посмотрел на нее с интересом и кивнул с видом знатока, а потом они с Грисом перемолвились парой фраз с непонятными словами и пошли дальше рассматривать так металлы. Разных цветов и составов пластины вылетали с каменных полок и также увеличивались, становились на время полупрозрачными. Один в один: не спешно продвигаясь вперед, двое экспертов обсуждают результаты лабораторных исследований. Остальные вестники и риспийцы обследовали тайное хранилище куда быстрей и веселей. Перекоос залез на стеллаж, поморщился при виде золота, полез дальше и начал перепрыгивать со стеллажа на стеллаж, с полки на полку, как заправский паркурщик. Его ловкости позавидует любой трюкач в цирке. Стеллажи каменные, хорошо обработанные, кажется и зацепиться то не за что. Перекоос порхал с легкостью бабочки и порхал не один: риспийцы и вестники и скоро Саша перестала разделять, кто есть кто, легко вскакивали на первую полку, момент и они уже где-то там, наверху. Сначала Саша наблюдала за этим с тревогой, опасаясь, что кто-нибудь сорвется, а потом с восхищением. Они если и срывались, то уже в полете умудрялись цепляться за полки кончиками пальцев и выравниваться и порхать дальше.