Текст книги "Его тайная одержимость"

15.ОНА

Насилу заставляю себя выйти к ужину, потому что знаю – иначе папа будет волноваться. Вхожу в просторную столовую, когда все уже собрались за столом.

– Соня, ну в чем дело? – ворчит мама. – Семеро одного не ждут. Роман нам тут такой ужин организовал, что за неуважение?

– Ну и начинали бы без меня, – бурчу себе под нос, опускаясь на стул рядом с папой.

Стараюсь не встречаться взглядом с сестрой и ее женихом, однако буквально чувствую, как он прожигает во мне дыру своими голубыми глазами.

– Простите нашу грубиянку, Рома, – сетует мама. – Гормоны, сами понимаете… Спасибо за шикарный прием. Я признаться, таких изысков в жизни не пробовала.

Без особого энтузиазма ковыряюсь в тарелке, изучая эти самые изыски.

– Это не мне спасибо, а ресторану, – сухо отзывается он. – В моем доме кухня не используется по назначению.

– Ну так, ресторан-то твой! – вставляет Галя. – А это, считай, сам приготовил!

– По мне, так жена мужу должна готовить, – папа неодобрительно смотрит на Галю, и та тут же затихает. – А не он сам. И уж точно не ресторан.

– Вот еще, – вклинивается мама, как делает каждый раз, когда папа пытается воспитывать Галю. – При муже – ресторанном магнате, еще жене кухаркой становиться. Она его визитная карточка, а не домработница. Правильно ведь говорю, Рома?

Бросаю боязливый взгляд на Романа в ожидании его ответа. Глядит на маму исподлобья, так и застыв с вилкой в руках:

– Визитные карточки отпечатываются тысячами и раздаются в чужие руки. Я вас правильно понял?

– Ой, ну что вы! – отмахивается мама, неловко усмехаясь. – Я же не это имела в виду. Я о том, что при таком мужчине и женщина должна быть соответствующая. Так сказать, картинку красивую создавать для состоятельного человека. Быть его лицом…

– Лицо меня и мое устраивает, – довольно резко перебивает ее Роман.

Я буквально кожей ощущаю нарастающее напряжение, когда столовой повисает неприятная тишина.

Блин. Это же не из-за меня? Хоть бы нет. Как же неловко.

Вилка в моей руке подрагивает, предательски ударяясь о тарелку.

Голубые глаза как назло концентрируются на мне, а затем на моих руках. Взгляд усталый. Рома вздыхает тяжело, вновь переключая внимание на маму:

– Но насчет соответствующей – согласен, – будто решив не нагнетать обстановку наконец-то хоть в чем-то соглашается он с мамой.

Я выдыхаю и принимаюсь снова ковыряться в тарелке, изредка бросая взгляды на папу, который глядит как-то неодобрительно на наше семейство. Его мохнатые брови сползаются на переносице, когда мама снова решает подать голос:

– А чего не возьмете себе на вооружение какого-нибудь шеф повара из ваших ресторанов?

– Татьяна! – не выдерживает папа.

– Не, ну а чего? – недоумевает она. – Ты видел, кухня вон какая, а стоит без дела.

Роман как-то недобро усмехается:

– Мои повара привезены из разных уголков мира после тщательного отбора. И теперь, долгими и упорными изысканиями адаптировав свои блюда под вкусы российских потребителей, зарабатывают мне миллионы. Действительно считаете, что мне стоит держать их на своей кухне? – не без сарказма спрашивает он. – Думаю, тогда бы мне было выгоднее жениться на одном из них.

Мама с Галей смеются, восприняв слова Ромы как шутку. А папа все еще хмурится.

– Но я начинаю сомневаться в квалификации одного из них, – продолжает Рома. – Соня, почему вы совсем не едите?

Вздрагиваю, переводя взгляд на мужчину.

Спокойно, Соня. Он задал вполне обычный вопрос. Тут нечего нервничать.

– Вам не нравится? – продолжает он.

Глотаю воздух, буквально не находясь, что ответить.

– Не обращайте внимание, Рома, – спасает меня мама. – У беременных всегда так: сейчас не хочу, а потом ночью у холодильника ее ищи. Да и Сонька с детства слишком разборчивая в еде была. То буду, это не буду. Папка наш избаловал девицу – будто принцесса.

Рома не отрывает от меня взгляда, пока мама продолжает тараторить о моей привередливости.

– Я могу заказать для вас что-то другое, если вам не по душе морепродукты, принцесса, – предлагает он, будто назло делая акцент на последнем слове.

В лицо бросается жар:

– Н-не нужно, – наконец отзываюсь я, вспомнив, что ртом можно еще и разговаривать, а не только судорожно дышать. – Я просто не привыкла к такой еде. Запах странный и…

– А к какой вы привыкли? – не отстает Роман.

– К д-домашней, – сама себе кажусь какой-то непроходимо глупой. Ответы кажутся слишком очевидными и примитивными. Тогда зачем он спрашивает? Хочет меня смутить?

Злится, что наговорила ему гадостей, и теперь хочет самоутвердиться за мой счет?

– Завидую, – отзывается он вдруг, опуская вилку в тарелку, и откидываясь в кресле.

А я понимаю, что это очередной камень в Галин огород, а вовсе не в мой.

Пытаюсь найтись, что ответить. Но мама как всегда, впереди планеты всей:

– Так мы пока у вас гостим, тоже глядишь вас к чему домашнему приучим. Это у нас на раз-два. Заодно и кухню вашу новую опробуем. Да ведь, Сонь?

– Значит, Соня сама для мужа готовит? – будто промежду прочим спрашивает Рома, складывая на груди свои огромные ручищи.

А мне под кожу забирается странное ощущение, что этот, казалось бы, простой вопрос насквозь пропитан ревностью. Прячу руки под стол, чувствуя, что не в силах унять дрожь.

– Ой, да что она там готовит, – отмахивается мама, очевидно почувствовав опасность для Галиного положения в данном вопросе: готовить-то моя сестра действительно особо не умеет. – Генка как укатил в Москву, так толком и не приезжал. Эта вообще непутевая такая, что боюсь, он как приедет на развод подаст.

О, ну блеск! Решила за мой счет Галино положение укрепить? Так сказать, контраст создать. Да только не в ту степь гнет. Вижу, как голубые глаза сверкнули каким-то нездоровым интересом.

– Не подаст! – отрезаю я, до боли впиваясь пальцами в мягкую обивку стула. – Настоящая любовь еще и не такие испытания вынести может!

Да этот сукин сын не только не подаст, но еще и как на привязи теперь меня держать будет. Шантажист хренов!

– А ты любишь своего мужа? – без обиняков спрашивает Роман, одаривая меня подозрительным прищуром.

Во рту пересыхает, но я просто физически не могу сейчас потянутся к своему бокалу, потому что руки дрожат, будто у меня приступ Паркинсона.

– Конечно, – выходит как-то глухо, а потому продолжать врать я не решаюсь.

Страшно. Помятуя то, как он безошибочно разгадал всю мою боль при нашей первой встрече, теперь кажется, что он меня насквозь видит. И все знает.

Знает, что я вру сейчас. Знает, что я соврала сегодня в комнате. Знает, что я утаила от него нашего ребенка…

Опускаю испуганный взгляд в тарелку, стараясь дышать ровно:

– Простите, мне что-то нехорошо, – выдавливаю, неловко поднимаясь со стула.

Стараясь не казаться слишком уж подозрительной, прохожусь по столовой, и пулей выскакиваю за дверь.

16.ОН

Пытается убедить меня, что любит своего мужа. А я, так – случайная ошибка?

Лгунья. Я ведь вижу, что она врет мне. Хотя может и самой себе тоже…

Или же мне просто хочется так думать?

После ее сегодняшнего выпада, в душе какое-то опустошение. Может я и правда уже окончательно с катушек съехал и принимаю желаемое за действительное?

Сидя в кресле в своем кабинете, бросаю усталый взгляд на стену, за которой притаилась та самая, запретная комната. Так близко. И так далеко.

Я ушел с ужина сразу следом за Соней, сославшись на работу. Некрасиво с моей стороны. Но я не могу невозмутимо сидеть за столом, стараясь держать лицо, и делая вид, что все в порядке, как это делает она.

Хватаю со стола телефон и набираю номер своего психолога. И плевать, что уже глубоко за полночь. Этот сукин сын просто обязан мне объяснить, какого черта все его методы не работают!

Я ведь просил помочь мне избавиться от этого чертового наваждения. Женился бы на пустоголовой модельке, как все! Там бы и до детишек, глядишь дошло бы. Как у всех…

Ну, живут же люди! Почему у меня не выходит?!

Почему, когда дело касается бизнеса я – царь Мидас: за что не возьмусь, все в золото превращается. А с личным… тоже Мидас. Стоило к ней раз прикоснуться, и она – безжизненная статуя, а я – осел!

Проклятье какое-то! Будто я договор с дьяволом заключил, сам того не ведая.

– Доброй ночи, Роман, – сонно отзывается трубка.

– Она приехала, – рычу. – Что теперь прикажешь мне делать?! Как мне ее забывать, когда она вот прямо сейчас за стенкой, стоит только дверь толкнуть?!

– Кто? – непонимающе бормочет Стас.

– Наваждение мое! – рявкаю я. – Та, что меня окончательно с ума свела! С катушек спустила, что я сорвался! Та…

– Ладно-ладно, я понял! – пытается урезонить меня док. – Позволь мне минутку собраться с мыслями.

– Нет у тебя минутки! Я прямо сейчас готов вынести эту чертову дверь! Едва держусь…

– Может оно и к лучшему, – задумчиво говорит этот шарлатан.

– Что к лучшему? – теряюсь на мгновение. – Вынести дверь?

– Нет-нет-нет, – тормозит меня он, тогда как я уже было начал подниматься из кресла. – К лучшему, что она приехала. Признаться, когда я предложил тебе обзавестись семьей, я и подумать не мог, что у тебя свет клином сойдется на ее сестре. Так что, конечно, встреча была весьма ожидаема. Правда, рановата для твоего нестабильного состояния. Но возможно тут есть и свой плюс. Эка она тебя пробила…

– Стас, не беси, а? – шиплю в трубку. – Какой еще нахрен плюс?!

– Ну, во-первых, только посмотри на себя. Апатии-то твоей снова как не бывало, – вынуждает меня задуматься. – Я думал, ты преувеличил, когда рассказывал о свадьбе. Но судя по тому, что ты звонишь мне среди ночи и, должен заметить – впервые, орешь, эта девушка и правда на тебя влияет сильнее, чем я мог предположить. Проявление хоть каких-то эмоций – уже огромный прогресс. Пусть и негативных. Признаться, твой случай, твоё равнодушие к жизни, стало казаться мне настолько беспробудным, что я уж было подумывал не отправить ли тебя к психотерапевту, пока ты под моим надзором ненароком в окно не вышел.

– Опустим лирическую часть. Я все еще не вижу плюсов! – подгоняю я этого болтуна. – Она замужем, а я по твоему идиотскому совету уже сделал предложение ее сестре! И даже это – мелочи, на фоне того, что она ненавидит меня…

– Спокойно, Роман Валерич, – раздражающим меня примирительным тоном, говорит он. – Ты должно быть уже решил, что это любовь до гроба. И судьба-злодейка не дает вам быть вместе? Так вот теперь подумай хорошенько, а что ты вообще знаешь об этой девушке?

Пытаюсь с мыслями собраться. Но выходит плохо.

– Знаю, что она печется о других больше, чем о себе, – начинаю перечислять я. – Знаю, что она достойна большего, чем имеет. Знаю, что она милый ангел…

– Я за тебя могу ответить, – перебивает меня Стас. – Ничего, Ром. Ничего, так скажем, физического ты о ней не знаешь. Ты ее видел раз. А затем твое уставшее от апатии воображение в красках разрисовывало ее образ на протяжении долгих месяцев, доводя первоначальную картинку до идеала. Вот и понаблюдай теперь. Вполне возможно, что как только ты разглядишь ее вблизи, этот твой условный «ангел» спустится в твоей голове с пьедестала, перестанет быть столь недоступным. И ты поймешь, что она ничем не отличается от любой другой девушки.

Молчу, обмозговывая его слова.

– И кроме того, постарайся выцепить, что же все-таки в ее этом мифическом образе так тебя зацепило. Вполне возможно тут-то и кроется ключ к избавлению от твоей апатии, – он сбрасывает, оставляя меня наедине с этими странными идеями.

Неидеальна?

Признаться, хоть меня как обычно и бесит его очередная теория, но некая соль в этом есть. Я ведь и правда совершенно не знаю Соню.

Мне нравится ее образ, что сложился в моем воспаленном воображении. Но вполне возможно, что он достаточно далек от оригинала. И узнав ее получше, меня попросту отпустит.

А если нет?

Подтягиваю к себе фотку, что стоит на моем столе последние несколько месяцев. Я фактически украл этот снимок у Гали, когда она переехала.

Провожу пальцами по изображению миниатюрной девушки, что стоит в окружении своих родственников: мамы, папы и сестры. Улыбается, чертовка. Только не мне.

Я ведь «опозорил», «надругался»…

Помоги мне, милый ангел. Помоги мне остыть, чтобы я мог оставить тебя в покое. Окажись неидеальной. Неправильной. Неподходящей. Хоть какую-то малейшую зацепку мне дай, чтобы я пришел уже в себя, и перестал быть одержимым тобой.

Мои мысли прерывает звук закрывающейся двери, что слышится в коридоре, и я бросаю бездумный взгляд на часы.

Почти пять утра. Почему не спит?

17.ОНА

Всю ночь толком глаз не сомкнула. Пыталась придумать благовидный предлог, чтобы поскорее убраться из этого чертового особняка. Но так уж вышло, что я приехала на свадьбу своей сестры. А значит, пока я собственными глазами не увижу, как этот мужчина становится моим зятем, уехать я не могу.

Что ж. Так тому и быть. Пусть будут счастливы. А мне просто нужно продержаться несколько дней, и привычно держать лицо.

Ну, было и было. Это ошибка. Случайность.

Вываливаю тесто из кастрюли на стол, действуя на автопилоте. Так и надо. Буду делать вид, что ничего не произошло, и мы с этим безумцем всего лишь будущие родственники. У него есть невеста, а у меня – муж, какой бы он ни был.

Вот сейчас приготовлю завтрак на всю семью. Там глядишь и папа проснется, как обычно подворовывать с противня пирожков с пылу с жару. Надеюсь он выспался, и нам удастся сегодня даже погулять. Лишь бы поменьше находиться в этом доме.

Хух, выдохни, Сонь. Все будет хорошо. Прорвемся.

Пытаюсь сосредоточиться на пирожках, которые все почему-то не начинают лепиться, и понять, чего я застыла и что мне нужно, чтобы отмереть.

Готовка меня всегда от дурных мыслей отвлекала. Особенно мне нравится возиться с тестом – мой антистресс. Так что я даже рада, что мама настояла прихватить с собой в поездку пару килограмм муки и вилок капусты. Очень уж Галка любит пирожки, хотя ей в меру ее профессии и нельзя увлекаться мучным, но от домашней выпечки она никогда не отказывается. Вот мама и наказала мне напечь для сестры и для будущего зятя…

Еще один тяжелый вздох. Подхватываю со сковородки тушенную капусту и отправляю в рот. Ммм, вкуснота.

Отыскиваю в одном из многочисленных шкафчиков на кухне кружку с самым подходящим диаметром, и поворачиваюсь к тесту.

– Ой, – срывается с губ, и я едва не выпускаю из рук чашку, когда замечаю в дверях Рому.

Одергиваю себя, напоминая самой себя, что собралась делать вид, что ничего не произошло. Я в его доме и столкновения просто неизбежны, так что это попросту глупо каждый раз так на него реагировать:

– Д-доброе утро, – выдавливаю, отчаянно стараясь казаться равнодушной.

Он выглядит так, будто тоже не спал всю ночь. Взъерошенные волосы и вчерашняя рубашка подтверждают эту мысль:

– Действительно, – грустно усмехается он, проходясь по кухне, разглядывая мою стряпню. – Но я надеялся, что ты будешь хоть немного милосердней.

Значит, он не спал сегодня с Галей?

Из-за… меня?

Черт! О чем я вообще?!

– Не любите пирожки? – непонимающе спрашиваю, пытаясь вникнуть в суть диалога.

– Люблю, – поднимает взгляд исподлобья мне в глаза.

И у меня в горле пересыхает. Будто он вовсе не выпечке сейчас в любви признается.

Насилу вынуждаю себя дышать, отбрасывая идиотские мысли и напоминая себе, что для меня он только жених моей сестры:

– Может дело в капусте? – пытаюсь понять, почему я вдруг оказалась немилосердна. – Я могу еще с картошкой сделать или…

Замолкаю, когда Рома точно, как я парой минут раньше, подхватывает со сковородки тушеную капусту и отправляет в рот.

– Ты и с духовкой разобралась, – кивает он на разогретую печь.

– Угу, – мычу я, в полной растерянности.

И, кажется, начинаю понимать, в чем проблема:

– Простите, она у вас чего-то на весь дом воняет, будто ее и не включали ни разу, – мямлю виновато. – Вы из-за этого пришли?

– Мгм, – кивает он, продолжая поедать капусту. – Надеялся, что ты хотя бы решила мой дом спалить.

Таращу на него глаза:

– Это з-зачем еще… – осекаюсь, понимая, что он, похоже, решил, что я собралась ему мстить за то, что между нами произошло.

Подбираю всю свою решимость, и выпрямляю спину для надежности:

– Какого бы вы ни были обо мне мнения, я не собираюсь никоим образом вам вредить за…

– Я вовсе не о мести, – отмахивается он. – Просто надеялся, что ты хуже, чем я себе надумал.

Хм… Хочет найти во мне изъяны?

– А я хуже! – уверенно заявляю я, хватаясь за эту идею, как за спасительный круг.

– Правда? – недоверчиво переспрашивает он, кивая на тесто. – Тогда зачем ты это делаешь? Устала ведь.

И снова он со своей заботой, от которой ком в горле встает. Ну, зачем он так?

Не могу отделаться от желания уткнуться лбом в его грудь. Прикрыть глаза, позволяя ему снова обнять меня своими оберегающими руками. Затянуться его запахом…

Прочищаю горло:

– Ничего я не устала. Выспалась, вот и пошла завтрак готовить, – понимаю, что синяки под глазами в данной ситуации сильно играют против меня, но более правдоподобной лжи как назло в голову не приходит.

– Понятно, – кивает как-то уж слишком понимающе, и вдруг принимается закатывать рукава своей рубашки: – Ну показывай.

– Что? – теряюсь я. – Что вы делаете?

– Помогаю тебе, – пожимает плечами, будто ответ очевиден.

– Ой, не стоит, – пытаюсь отмахнуться, в надежде, что он поскорее уйдет. – У вас должно быть много работы.

Но он, похоже, и не планирует никуда идти.

Включает вытяжку, и я ругаю себя, что не додумалась сделать этого раньше. Берет с крючка пару фартуков. Один накидывает на себя. И подходит ближе ко мне. Замираю не в силах и слова выдавить.

– Все подождет, Сонь, – тихо говорит он, и я чувствую его дыхание на своей макушке.

Натягивает на мою голову фартук. Его пальцы скользят по моей шее, осторожно высвобождая мои волосы из петли. А я стою, как безвольная кукла.

Боже, почему же я так скучаю по его рукам?

Вот они уже проскальзывают под моими руками, будто обнимая, но очевидно всего лишь, чтобы завязать фартук. И я просто удержаться не могу. Льну щекой к его плечу, позволяя Роме позаботиться обо мне. А он и не спешит отстраняться…

– Ты действительно хуже, чем я надеялся, – шепчет он в мои волосы. – Такая жестокая…

Осекается, когда нам обоим достается весьма уверенный толчок…

18.ОН

Чувствую, как она льнет ко мне всем телом. Маленькая лгунья…

– Сонечка, – одними губами шепчу в ее волосы.

Не идеальна… Совершенно точно не идеальна. Это нечто похуже. Она – мой абсолют. Несмотря на то, что я по-прежнему ничего о ней не знаю. Мне и не нужно.

Достаточно того тепла, что я чувствую, когда тонкие пальчики вцепляются в ткань моей рубашки на плечах, натягивая ее. Когда остренький носик утыкается в мою шею, будто она хочет спрятаться за мной от всего мира. И я готов предоставить ей это убежище.

Только попроси, маленькая…

Меньше всего я хочу ошибиться в своих ощущениях и снова тебя ранить.

Мысли выветриваются и головы, когда мне в пресс приходится уверенный тычок.

В непонимании отстраняюсь от Сони, на какое-то мгновение растерявшись и уже готовясь оправдывать свое очередное бесцеремонное поведение. Но даже сказать ничего не успеваю.

– Простите, – бормочет она. Глаза как блюдца. Щеки раскраснелись от смущения.

– Это ты сделала?

– Н-не совсем, – опускает взгляд, и складывает руки на животе. – Прости, маленький. Мама тебя придавила? И поспать нормально не дала.

Мои губы растягиваются в безвольной улыбке, пока я слушаю это ее покаянное бормотание.

Подхватываю Соню, и усаживаю ее на разделочный стол, прямо рядом с тестом:

– Ну и кто тут у нас? – упираю руки по бокам от Сониной попы, и склоняюсь к члену семьи, которого мне забыли представить. – Защищаешь маму, значит? Видать пацан.

– Угу, – выдавливает Соня, пока я изучаю притягательную округлость, борясь с желанием прикоснуться.

– Как звать? – мельком бросаю на Соню взгляд.

– Сынок, – бормочет она неопределенно.

– Сынок, – отзываюсь я эхом. – Значит, имя еще не придумала. Я вот хотел бы сына Демидом назвать. Если будет. А дочку…

Не могу удержаться, поднимаю на Соню взгляд:

– Можно? – неуверенно отнимаю руку от столешницы, и тянусь пальцами к животику.

– Мгм, – втягивает голову в плечи.

Получив добро, бесцеремонно задираю фартук, который сам же напялил на нее минутой ранее, и скольжу пальцами под невесомую ткань рубашки.

Замечаю, как Соня стискивает кулачки, прижатые к груди, когда я касаюсь ее обнаженной кожи. Боится, должно быть, что я опять глупостей наделаю. Хоть и тянет ее ко мне очевидно, да только она, похоже, посильнее меня будет в вере своим принципам.

– Ну, привет, малыш, – шепчу не в силах остановиться. – Говорят, тебя зовут – сынок.

Усмехаюсь своей дурацкой шутке, чувствуя, как у меня от этой чертовой безысходности ком в горле встает. Как бы мне сделать их своими? Украсть? Купить?

Ловлю ладонью тычок, и снова расплываюсь в улыбке. Удивительно…

Мельком бросаю восхищенный взгляд на Соню, желая убедиться, что мне не почудилось. Успеваю заметить странный блеск в серых глазах, от которого у меня сердце замирает. И какой-то просвет надежды загорается где-то глубоко внутри.

Хмурюсь, чувствуя, что скребущий в душе вопрос не даст мне покоя, пока я его не озвучу. Эта ее реакция просто кажется странной:

– Сонь, – говорю тихо, – он ведь не мой?

– Ч-что?!

Поднимаю на нее взгляд исподлобья:

– Сын.

– Н-нет, – выдавливает, дрожа всем телом. – Нет, конечно! Да о чем вы таком говорите?! Я ведь замужем!

Пытается оттолкнуть мою руку и слезть со стола, но я не позволяю:

– Это не тот вопрос, в котором стоит делать вид, что между нами ничего не было, – строго говорю я.

– В-вы ведь предохранялись тогда, – шепчет она истерично.

Верно. Значит, она тоже помнит. А я уж понадеялся, что мог забыться…

– Бог свидетель, как я об этом жалею, – говорю, не отрывая глаз от ее лица.

Судорожно втягивает воздух, и закусывает губку. Серебристые глаза мечутся по моему лицу.

– Что вы такое говорите? – хочет злиться на меня, за то, что я снова нарушаю границы.

И она права.

– Я говорю, что вы – моя мечта, Сонь, – продолжаю я, игнорируя голос разума. – Прошу… стань моей. Ты больше никогда ни в чем нуждаться не будешь. И твой сын будет моим.

Открывает рот, а в глазах слезы стоят. Вижу, что она колеблется. Страшно ей.

Подаюсь вперед, прижимая ее голову к своей груди:

– Пожалуйста, – шепчу. – Пожалуйста, Соня. Ты единственное, чего мне от жизни хочется. Не знаю, как без тебя…

– Рома, – как же сладко из ее уст моё имя звучит.

Целую светлую макушку, помогая принять верное решение. Тонкие пальчики снова стягивают ткань моей рубашки:

– А как же Галя? – выдавливает она. – И моя семья…

– Плевать на всех, малышка, – зарываюсь пальцами в ее волосы, прижимаюсь лбом к ее лбу. – У тебя буду я. Мы с малым – твоя семья. Об остальном я позабочусь. Рано или поздно они простят нас.

– Нас… – эхом повторяет, будто загипнотизированная глядит мне в глаза своими влажными.

– Просто ответь, что согласна, дальше я сам разберусь, – поторапливаю ее с ответом, чувствуя, что она может в любой момент вспомнить о своих дурацких принципах.

Внимание серых глаз переключаются на мои губы, и я буквально нутром уже чую, каков будет ответ. В голове заведомо звучат фанфары, и я стискиваю челюсти, чтобы не впиться в ее рот поцелуем, прежде чем услышу, что она скажет.

– Я с-со…

Открываю рот, ловя каждый ее звук, как вдруг тишину спящего дома разрезает звонок телефона…