Текст книги "Письма к Орфею"

Она возненавидела свою работу через месяц, поняв, что ее рассказы ученикам не интересны, что дети сейчас вообще мало интересуются литературой и им не нужно то, что она хотела бы и может им дать. Они ее не особенно и слушали. Разве что смешной мальчик с оттопыренными ушами с задней парты, Петя Смирнов из девятого «А», иногда задавал ей парадоксальные и совсем не детские вопросы. Несколько раз она даже подумывала об увольнении, но, считая это слабостью – и двух месяцев в школе не выдержала! – отсекала эти мысли и продолжала работать, возможно, из какого-то внутреннего упрямства; она уговаривала себя продержаться хотя бы до конца учебного года, и по-прежнему готовилась к каждому уроку, как к важному экзамену.

Зима засыпала сонный город снегом. На смену январю заступил столь же снежный, холодный февраль. И хотя этой зимой в жизни Татьяны было много «метели» («метелью» она называла собственные неприятности: сложности в школе, физическую усталость от работы, отчуждение мужа), все-таки теперь в ее жизни была какая-то наполненность и смысл; и было нечто, что поддерживало ее – письма незнакомца.

Павел, конечно, думал о возможности встречи с незнакомкой в реальной жизни, но пока не решался ей это предложить. Ему и хотелось увидеть ее, и в то же время было страшно разрушить их прекрасную, странную связь грубой материализацией в реальности – вот они увидят друг друга, и, однако, что потом? Если она окажется другой?

Между тем ее письма становились все более доверительными; он уже научился чувствовать ее настроения, читая между строк. Иногда ее письма сочились грустью, и он понимал, как, в сущности, одинока его собеседница. В одном из писем она написала, что ее жизнь похожа на сон, и призналась, что она надеется когда-нибудь проснуться для настоящей жизни. За этими скупыми строчками чувствовалась трагедия ее жизни, и Павлу хотелось как-то помочь ей. С некоторых пор он, памятуя о том, что их знакомство началось с «Сонетов к Орфею», стал называть незнакомку Эвридикой; к тому же ему казалось, что это имя как нельзя лучше подходит той, кто, как она сама признается, ожидает спасения, «пробуждения к жизни». А вскоре он нашел еще одно подтверждение тому, что их история в каком-то смысле напоминает оживший миф об Орфее и его возлюбленной.

Сделав перевод стихотворения Рильке из первой записки незнакомки, Павел всерьез увлекся литературными переводами. Придя к выводу, что хороших переводов Рильке не так много, Павел за последующие три месяца перевел многие его стихотворения – хватило бы на небольшую книгу. Несколько своих переводов он показал знакомому редактору крупного издательства, и вскоре Павлу предложили перевести сборник современной немецкой поэзии. Потом поступили заказы из двух журналов на переводы Рильке. Павел был счастлив – еще никогда он не получал от работы такой радости; он решил заниматься исключительно литературными переводами, чтобы открыть русским читателям лучших немецких поэтов и писателей.

Понимая, что это призвание открылось в нем благодаря общению с незнакомкой (в конце концов, все началось с ее записки!), Павел был ей несказанно благодарен. Именно она помогла ему осознать собственное предназначение и найти себя. Однажды он даже с улыбкой подумал, что таинственная Эвридика заставила его «зазвучать», открыла в нем Орфея.

Все чаще он думал о том, что им нужно встретиться. И хотя он несколько боялся встречи, предчувствуя, что она может опрокинуть всю его жизнь, влечение к незнакомке, желание помочь ей и благодарность к ней звучали в нем все настойчивее.

В одном из писем он заметил, что в нашей жизни мало счастья, но много маленьких радостей. Татьяне так понравилась эта фраза, что отныне она старалась каждый день дарить себе какую-то «маленькую радость»: театр, концерты, любимый десерт, умопомрачительный парфюм с запахом ириса, хорошее вино, согревающее в холодный зимний вечер, новые туфли цвета радости и солнца («Я всегда хотела купить желтые туфли! А в таких туфлях только идти навстречу счастью!»). В конце концов, именно «маленькие радости» помогают нам выстоять в «метели».

…Иногда она думала о встрече со своим невидимым собеседником в реальной жизни, но старалась не давать ходу этим мыслям; она страшилась всего – разочароваться, разочаровать, обидеть мужа, обрушить свою постылую, но такую привычную жизнь; и когда в последнем письме незнакомец вдруг предложил ей встретиться, Татьяна растерялась, не зная, что ему ответить.

Она зашла в кафе дома книги, заказала кофе и несколько раз перечла письмо. Потом она долго смотрела в окно на шумный Невский проспект. «Встретиться с ним или отказаться от встречи, но тогда как жить дальше?» Она еще не знала, как поступить. И все-таки к ее волнению и растерянности примешивалась и радость – он хочет встретиться с ней, значит, их письма важны для него, так же как для нее.

Выйдя на улицу, она зажмурилась от яркого солнца и неожиданно поняла, что в городе что-то изменилось. Солнце припекало, и оживленно, словно спохватившись, голосили птицы. А у метро предприимчивые торговцы уже продавали охапки желтой мимозы, готовясь к предстоящему «женскому празднику». В воздухе пахло весной.

Весна для Татьяны началась седьмого марта, когда в школе после уроков к ней вдруг подошел Петя Смирнов из девятого «А» и, протянув ей цветок – чахлую гвоздику, неловко, но с такой искренностью, что у Татьяны внутри все заныло от слез, сказал:

– Спасибо вам… Вы очень интересно рассказываете. У нас многие любят ваши уроки.

Татьяна сидела одна в пустом классе и плакала, глядя на скромную гвоздику, которая была для нее дороже всех цветов мира. «Не знаю почему, но благодарность всегда слезами светлыми течет…» А потом она почувствовала такое облегчение, будто с ее души упал камень. Татьяна поняла, что сегодня через это Петино спасибо она смогла поблагодарить свою умершую учительницу.

…В тот же вечер она решила принять предложение незнакомца и встретиться с ним, о чем и написала ему в письме. Утром, восьмого марта, собираясь в книжный, чтобы отнести письмо, она волновалась, словно бы уже шла на свидание. Увидев на термометре плюс пятнадцать, она обрадовалась и оделась совсем по-весеннему: легкий бежевый плащ, яркий платок и те самые новые желтые туфли на высоких каблуках. Ей хотелось идти по тротуару легко и красиво, цокая каблуками – навстречу счастью и новой весне.

Увидев, что книги нет, она застыла с письмом в руках. Татьяна поискала томик Рильке на соседней полке, но книги не было и там. Сердце упало: «Должно быть, что-то случилось… Но что? И как теперь быть?» В ней будто что-то погасло. Она положила письмо в сумочку и ушла из магазина.

Выйдя на улицу, она увидела, что солнце скрылось. Подул сильный ветер, и стало понятно, что весна пока не спешит. Татьяна мгновенно озябла; туфли отчаянно натирали ноги. На набережной она остановилась и разорвала свое письмо. Сильный ветер подхватил кусочки бумаги и понес их над рекой.

В начале марта Павел написал письмо, в котором спросил свою собеседницу, не пора ли им увидеть друг друга. А через несколько дней после того, как он оставил это письмо в книжном магазине, Павел вдруг забеспокоился: что, если, захотев увидеть незнакомку, он, подобно Орфею из мифа, ее потеряет? Ну, если не в мифологическом смысле, то в каком-то житейском – возможно, его предложение встретиться смутит ее, напугает? Или вообще может случиться что-то непредвиденное? Подумав, он написал ей еще одно письмо, в котором благодарил ее за то, что с ее появлением в его жизни появился смысл, радость, вдохновение, и признавался, что благодаря ей впервые за долгие годы он живет полнокровной, подлинной жизнью.

Увидев, что книги нет, Павел заволновался и стал искать ее. Но книги не было. Словно не было никогда. Словно вся эта история с письмами лишь приснилась ему. Он не знал что и думать. «Может, я сделал что-то не так, как Орфей, оглянувшийся на Эвридику? И, предложив ей встретиться, нарушил какое-то негласное правило и навсегда потерял ее?!»

Павел не знал, что книгу Рильке сегодня утром унес с собой высокий бледный незнакомец (он снял ее с полки уверенным движением и спрятал в карман своего черного плаща, тем самым закончив очередную историю Орфея и Эвридики в их бесконечной череде); Павел не мог знать, и что вскоре после того, как некто в черном плаще ушел, у этого стеллажа появилась светловолосая женщина с красивым, чуть усталым лицом, и что, потянувшись к полке, она тревожно замерла на мгновение, а потом на ее лицо набежала тень отчаяния. Павел не мог видеть, как она вышла из книжного магазина на шумный Невский проспект и побрела в людском потоке, который тут же поглотил ее.

Павел сжимал в руках свое письмо. Невысказанная благодарность жгла сердце. В голове как наваждение крутились строки Рильке:

 
Однажды.
Все только однажды. Однажды и больше ни разу.
Мы тоже однажды. Но это
Однажды, пускай хотя бы однажды,
Пока мы земные, наверное, неотвратимо…
 

Он знал, что будет искать ее, как Орфей Эвридику, чтобы однажды найти.

Зная, что рано или поздно, в этой жизни или за ее пределами, эти двое обязательно встретятся, я благодарна Тому, Кто из века в век направляет влюбленных навстречу друг другу.