Текст книги "Цветок Дракона"

Глава 7

Под опекой Во Шукэна Сарина выпорхнула из кокона, сотканного ее добропорядочным, но слишком осторожным отцом, и впервые почувствовала себя красавицей. Каждый раз, возвращаясь после занятий в свою комнату, она находила там новое чудесное платье, туфли, украшения, аккуратно разложенные на кровати, и Ин Хань, терпеливо дожидавшуюся свою госпожу. Сарина была на седьмом небе от счастья, как ребенок, которого долго держали в строгости и вдруг неожиданно стали баловать. В платьях из снежно-белого шелка, искусно расшитых золотом, в бриллиантах, топазах или молочно-белых жемчугах, она величаво вплывала каждый вечер в столовую, ощущая себя прекрасным цветком лотоса, сотворенным Во и умелыми руками Ин Хань. И все же ее триумф не спасал от одиночества. Чен теперь почти не замечал ее, Сюе все так же бледной тенью ходила по дому, а Ли встречала ее ледяным молчанием, а в ее бездонных глазах попеременно вспыхивали то ненависть, то страх.

Прежде чем лечь спать, Сарина каждую ночь замирала перед зеркалом и, стоя в одной простой батистовой ночной сорочке с распущенными по плечам волосами, внимательно разглядывала свое лицо, ища признаки перемен, которые уже коснулись ее души. Неужели она так порочна, что ее легко купить за дорогие тряпки, хотя ее всю жизнь учили пренебрегать мишурой? Неужели ее черная душа теперь навсегда лишится надежды на искупление из-за этих новых прегрешений? Не было даже нужды прибегать к Святому писанию, чтобы понять, какого строгого осуждения она заслуживает. Поэтому однажды утром после особенно тяжелой, бессонной ночи Сарина вошла в кабинет Во и попыталась вернуть ему подарки.

Он встал из-за стола и подошел к ней, протягивая руки, словно в смиренной молитве.

– Подарок – это часть души того, кто дарит, моя дорогая Сарина, – сказал Во, понизив голос так же, как когда впервые назвал ее по имени. – Если подарок возвращают, это как маленькая смерть той частички души, которая надеялась принести радость.

– Но я выросла совсем в другом мире, – запротестовала Сарина, – где подарки – проявление доброты, благородный жест, рука помощи тому, кто нуждается. У нас не принято дарить платья или драгоценности. Мой отец учил меня, что важны чистота помыслов и дел и что жажда богатства или незаслуженного внимания – признак слабости духа и того, что ваша душа в опасности.

Во с нежностью опустил руки на плечи девушки и посмотрел ей в глаза.

– Возможно, ваш мудрый отец учил вас этому, чтобы уберечь от тех, кто мог бы употребить вам во зло вашу редкую красоту. Следует ли розу растить в тени, лишая улыбки солнца только потому, что ее красота может привлечь глупца, прогуливающегося рядом? Вряд ли, потому что в тени роза погибнет и ее красоту не увидит не только глупец, но и никто другой. Сарина, ваша красота – это дар великодушных богов. Не стоит иссушать ее в тени ложной скромности, мой прекрасный лотос. Вы созданы, чтобы цвести под веселыми солнечными лучами.

И снова его слова развеяли ее сомнения и успокоили волнение в груди. Она покорилась его желаниям и продолжала каждый вечер одеваться согласно воле главы семьи.

Однажды вечером, когда Во после обеда привел Сарину в музыкальную комнату, вошел слуга и отозвал хозяина.

– Сегодня вам придется начать без меня, моя дорогая, – сказал он Сарине. – Похоже, мой деловой партнер уже ждет меня в кабинете. Если мы закончим достаточно быстро, я приведу его с собой. Он давно не слышал, как поет наша прекрасная Мэй.

Сарине было не по себе оттого, что она являлась единственным зрителем, но ее неловкость исчезала с каждой новой песней, которую пела Мэй. Затем, как обычно, она почувствовала, что ее уносит куда-то. Она сидела, закрыв глаза и откинув голову на спинку стула, когда наконец услышала, что Во сел на подушку рядом с ней. Немного погодя Он сделал знак, и музыкальный вечер окончился. Сарина открыла глаза, несколько раз моргнула, чтобы прийти в себя, и задумчиво поднялась. Она хотела увидеть глаза Мэй, но девушка смотрела мимо нее, и восторженная улыбка горела на ее лице. И тут, к полному изумлению Сарины, Мэй радостно вскрикнула и бросилась к дверям.

Сарина обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и у нее перехватило дыхание. В голове зазвенело, колени подогнулись, и ей пришлось схватиться за стул, чтобы не упасть. Не более чем в пяти футах от нее стояла высокая загорелая фигура, сошедшая со страниц книги ее памяти.

Дженсон Карлайл перестал быть размытой тенью, отправленной в прошлое. Это был поразительно красивый мужчина из плоти и крови, мужчина, протягивающий Мэй руки, как отец протягивает их своему ребенку. Ошеломленная, Сарина посмотрела на Во, но он, скрестив руки на груди, стоял как молчаливый наблюдатель, и насмешливая улыбка блуждала по его губам.

Дженсон. Она повторила про себя его имя. Дженсон Карлайл и Во Шукэн ведут общие дела. Невероятно! Как часто Дженсон гостит здесь? Знал ли он о ее присутствии, или так же удивлен, как и она? Сарина заставила себя взглянуть в его зеленые глаза и опешила, обнаружив, что он смотрит словно сквозь нее. Неужели он не узнал ее в китайском наряде или просто уже забыл?

Щеки Сарины запылали. Она оторвала взгляд от его лица и оглядела целиком. На нем были льняная рубашка цвета слоновой кости с длинными рукавами, заправленная в серые нанковые бриджи, и высокие черные ботинки для верховой езды. Весь его облик казался воплощением мужественности. Она решилась снова, взглянуть ему в глаза и обнаружила, что он также изучающе смотрит на нее. И если раньше в его глазах не было ничего, кроме равнодушного любопытства, теперь в них зажглись дразнящие искорки, которые она так хорошо знала……

Эту пытку прекратил Во, хлопнув Дженсона по плечу со словами:

– Ну, мой друг, подойди и познакомься с изысканным цветком, о котором я тебе говорил.

Мэй поклонилась и почтительно отошла, а Дженсон перевел взгляд на хозяина.

– Я и мисс Пейдж уже имели удовольствие познакомиться, – спокойно произнес он.

Сарина вспыхнула и пронзила его надменным взглядом.

– Вы встречались раньше? – Лицо Во застыло, эбонитовые глаза сузились в щелки.

– Да. – Дженсон поклонился Сарине и поднес ее руку к губам, и там, где он коснулся ртом ее кожи, возникло жжение. – Мисс Пейдж ехала на «Алкионе» от самого Сан-Франциско, и наши каюты располагались рядом, – пояснил Дженсон, отпуская руку Сарины, которая, как ей показалось, стала свинцово-тяжелой.

– Понятно. – Во, кажется, немного успокоился, но продолжал пристально глядеть на нее сквозь прищуренные веки.

– Один раз мы вместе обедали, – холодно добавила Сарина. – Но не более того.

В ответ на эту откровенную ложь Дженсон ехидно усмехнулся, в золотистых же глазах девушки Во не увидел ничего, кроме ярости.

– Дженсон сегодня днем приехал из Гонконга, – пояснил Во, пока Сарина пыталась взять себя в руки. – Он сообщил мне, что открыл здесь свой филиал. По-видимому, наш самонадеянный молодой друг собирается положить конец преуспевающей монополии, контролирующейся компанией Джордана и Матсона. Правильно, Дженсон?

– Я не собираюсь идти так далеко, – возразил тот. – Ты сам знаешь, что есть груз, который я никогда не взвалю на плечи.

– Но если один человек переходит в наступление, мой друг, другой защищается всеми доступными средствами, – заметил Во. – Придет день, Дженсон, и даже ты, возможно, согласишься перевозить товар, гораздо более выгодный, чем шелк, чай или специи.

Подбородок Дженсона напрягся, и он отрезал:

– Никогда.

Во понимающе кивнул и сменил тему.

– Ты сочтешь меня негостеприимным хозяином, если я сейчас отправлюсь изучать бумаги, которые ты привез? – спросил он медовым голосом. – Мисс Пейдж проводит тебя в гостиную и проследит, чтобы тебе подали чай.

– Надеюсь, вы извините меня, – торопливо произнесла Сарина, – но я очень устала.

– Что поделаешь, дорогая, – заметил Во. – Мы ведь не хотим, чтобы наш гость плохо подумал о нас и о нашем гостеприимстве.

– Шукэн прав, мисс Пейдж. – В тоне Дженсона послышалась насмешка. – И кроме того, разве вам не интересно узнать, как я проводил время, с тех пор как мы последний раз видели друг друга?

Сарина холодно взглянула на него.

– Как вы проводили время, мистер Карлайл, меня совершенно не интересует.

– Сарина! – с укором произнес Во. – Я буду очень признателен, если вы проводите нашего гостя в гостиную и проследите, чтобы ему подали чай, прежде чем он вернется в город.

Уязвленная его тоном, Сарина гордо вскинула голову, посмотрела в эбонитовые в глаза главы дома и наконец сдержанно кивнула.

– Спасибо, моя дорогая. – Во легонько похлопал ее по руке и повернулся к Дженсону: – А когда я снова смогу встретиться с тобой?

Дженсон пожал плечами.

– Когда захочешь. – На мгновение его взгляд остановился на Сарине. – Возможно, я даже стану твоим постоянным гостем, после того как ты сделал такое соблазнительное дополнение к своей челяди.

– Это будет очень мило с твоей стороны. – Во кивнул и вежливо улыбнулся. – Этот молодой человек вообще-то не слишком общителен, – пояснил он Сарине. – Он всегда спешит. Наверно, он думает, что если ставить ботинок на циновку слишком часто, то его след невозможно будет стереть. – Во снова повернулся к Дженсону: – Мой дом – твой дом, дружище. Пользуйся им как своим собственным. И помни, что моя рука всегда гостеприимно протянута тебе.

– Спасибо, Шукэн, я запомню это, – улыбнулся Дженсон и сдержанно поклонился в ответ.

– А теперь мисс Пейдж проследит, чтобы ты утолил жажду, прежде чем покинешь нас.

Маленькая гостиная освещалась всего двумя медными лампами. Сарина и Дженсон стояли друг против друга в центре комнаты, а слуга молча наливал им чай. Сарине показалось, что ее тело само качнулось к Дженсону, хотя она точно знала, что стоит неподвижно. Только подумать, он и Во – деловые партнеры! И главное, несмотря на хвастливое обещание Дженсона, она не ожидала когда-нибудь снова его увидеть. И вот он стоит здесь, и сила, таящаяся в его глазах, превращает ее в хрупкий стебелек, качающийся по воле ветра.

Когда слуга наконец вышел, Сарина молча предложила гостю сесть. Дрожащей рукой она поднесла хрупкую золотисто-голубую чашку к губам и чуть не расплескала чай. Разозлившись на себя, она обхватила ее обеими руками и решительно отхлебнула глоток горячего напитка. Это было неосмотрительно: она обожгла язык и горло и поспешно поставила чашку обратно на низкий деревянный столик.

– Никогда не думал, что ты можешь выглядеть еще более прекрасной, – заметил Дженсон. – Шукэну удалось превратить тебя почти в богиню.

Покраснев от неожиданной похвалы, она попыталась найти слова для ответа.

– Сначала я думала, что задохнусь, – сказала она с нервным смехом, показывая на широкий шелковый пояс вокруг талии. – Боялась, что не смогу есть и даже сидеть, но оказалось, что это не так. Теперь мне даже нравится такая одежда. – От лукавой улыбки ямочки на ее щеках стали глубже, когда она добавила: – Но одной вещи я все-таки очень рада.

– Какой?

– Что я слишком стара, чтобы мне забинтовывали ноги.

Он рассмеялся, и Сарина была благодарна ему за это: напряженность, возникшая между ними, растаяла, и Сарина позволила себе немного расслабиться. Она молча наблюдала, как он пьет чай, чувствуя такое же тепло в груди, как в тот вечер на корабле. Она не могла оторвать глаз от его сильных рук, сжимающих изящную чашку, и вспоминала, как нежно эти руки ласкали ее тело. Каждый раз, когда он делал глоток, чуть откинув голову и приоткрыв рот, она чувствовала прикосновение его губ, теплых и требовательных, прижимающихся к ее губам. Сарина окинула взглядом всего его целиком и ощутила силу, беспощадно подавляющую ее и воспламеняющую сильнее, чем солнце.

Она заерзала на стуле, ощутив, как чертики желания заплясали у нее внутри. А Дженсон в это время медленно провел по золотистому ободку чашки кончиком языка. Широко раскрыв глаза, она смотрела, как он ласкает край чашки так же нагло, как когда-то ласкал ее сосок. Она также потянулась к чашке своего уже остывшего чая и поднесла ее к губам. Но именно в этот момент Дженсон поставил свой недопитый чай на стол.

– Сарина?

Это был и вопрос, и предупреждение одновременно. Он просил ее позволения, но вместе с тем заявлял о намерении действовать, разрешит она или нет. Ее тело наполнялось сладким пламенем, но мозг все еще отказывался сдаться, и она покачала головой. Она боялась его власти над собой не меньше, чем возмущалась своей беззащитностью перед ним.

Дженсон встал и рывком поднял ее со стула. Слабеющими руками она попыталась оттолкнуть его, но он коснулся губами ее шеи, и Сарина выгнулась дугой в последней попытке отстраниться. Дженсон запустил пальцы в золотистые волосы и притянул ее голову к себе. У нее перехватило дыхание. Чашка выпала, из ослабевших пальцев и, упав на пол, разлетелась на кусочки. Его губы были совсем рядом. С чуть слышным вздохом она закрыла глаза и подставила рот.

– Мисси больно?

Озабоченный голос слуги вторгся в их уединение. Сарина отшатнулась от Дженсона и посмотрела на разбитую чашку. Потом, сама удивившись своей смелости, сделала слуге знак уйти. Почтительно склонив голову, тот попятился из комнаты и закрыл за собой дверь. Сарина сжала руки в кулаки и, не глядя на Дженсона, открыла раздвижные панели, ведущие во внутренний двор, и вышла.

В тишине двора она надеялась собраться с силами. Стрекотали сверчки, вдалеке квакала лягушка. Робкий ветерок шелестел листвой гранатов и карликовых апельсинов и доносил до нее сладковатый аромат плывущих по сверкающей поверхности пруда лотосов. Над ее головой на бархатистом покрывале неба сверкали миллионы звезд. Она услышала за спиной шаги и поняла, что все это время ждала, когда горячие руки Дженсона обнимут ее.

– Имение Во Шукэна совсем не похоже на школу миссии в Шанхае, не так ли, Сарина? – Его резкий тон удивил ее. – Может быть, праведная жизнь совсем не для вас?

– Что вы этим хотите сказать? – возмущенно спросила она, оборачиваясь.

– Мне кажется, я ясно выражаюсь, – ответил он. – Что случилось с чистой молодой учительницей, собиравшейся нести слово Божье язычникам в этом уголке земного шара? Только не говорите мне, что уступили тем самым искушениям, которым всегда так яростно сопротивлялись. – Он с презрением провел пальцем по ее серьге, украшенной жемчугом и бриллиантами, и Сарина вздрогнула не столько от его прикосновения, сколько от колкой правды его слов. – Вы убеждали меня, что ваши единственные идеалы – благочестие, доброта и человечность. Какой же вы оказались лицемеркой, мисс Пейдж!

– Как вы смеете так разговаривать со мной! – воскликнула она. – Когда я приехала в Шанхай, здесь уже не было школы миссии. И меня не ждал доктор Таунсенд. Но на моем пути оказались Во Шукэн и три маленькие девочки, которых я могла учить. Я не авантюристка в отличие от вас, мистер Карлайл. В течение девятнадцати лет мой мир ограничивался Орегоном, и большинство моих знаний я получила от отца. – От гнева ее лицо запылало. – Как вы смеете поучать меня! Вы, укравший у меня самую ценную из женских добродетелей! Вы считаете, что я должна была скрыть свой позор и учить невинных детей слову Божьему? А в семье Во я учу английскому языку – на это я гожусь.

– Сарина, я…

– Не прикасайтесь ко мне! – прошипела она. Она знала, что если проявит хоть малейшую слабость, то опять подчинится его воле. – Не говорите мне о добродетели, чтобы потом высмеивать ее. Играйте в свои хитрые игры с кем-нибудь другим, но не со мной!

Увидев, какой эффект возымели ее слова, она немного остыла и голос ее стал спокойнее и холоднее. Чуть приподняв бровь и прищурив глаза, она сказала:

– Кажется, я даже могу подсказать вам подходящую кандидатуру. – Она помедлила, дав ему время смутиться еще больше. – Да, похоже, так. Можете поиграть в эти игры с женщиной по имени… – Она снова помедлила, затем задумчиво поскребла пальцем по подбородку. – Хилари? – сладко спросила она. – Да, именно так. Хилари.

Дженсон чуть не задохнулся.

Сарина со злорадством наблюдала, как он попятился назад. С кошачьей улыбкой на лице она надменно вздернула подбородок и повернулась к нему спиной. Сквозь вздохи ветра она слышала над ухом его тяжелое дыхание. Она не помнила, как долго они так стояли, пойманные в ловушку собственной гордости, но, услышав его удаляющиеся шаги, в панике обернулась, чтобы удержать его.

Но Дженсон уже вошел в дом и широкими, решительными шагами пересек гостиную. Он закрыл за собой дверь, даже не обернувшись, и Сарина перевела взгляд на насмешливый круг луны. На ее ресницах заблестели слезы.

Поначалу она скорее почувствовала, чем увидела в саду тень. То, что она приняла за олеандр, было вовсе не деревом. Перед ее изумленными глазами тень вдруг распалась на две отчетливые половины. Но почти тут же они снова слились в одну, покачиваясь в пятнистой от лунного света темноте, чтобы в следующее мгновение снова распасться. Силуэты держались за руки, и, по мере того как они отдалялись друг от друга, связующая их нить становилась все длиннее, а потом их руки разомкнулись и связь распалась, как порванная лента, и пространство между ними тут же заполнила темнота.

Луна отдернула завесу облаков и окрасила траву и деревья сверкающим серебристым светом. Его нежные брызги осыпали удаляющиеся фигуры, и Сарина зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Сердце ее бешено забилось, тело взмокло от страха, и она попятилась в дом, подальше от уходящих влюбленных. От Чена и Мэй.

Разрозненные образы вереницей прошли перед мысленным взором и связались воедино. Чен, спрятавшийся в саду. Мэй, поющая о запретной любви. Чен больше никогда не появлялся в музыкальной комнате. Мэй говорит по-английски: вероятно, Чен – ее тайный учитель. Сарина шатаясь вошла в дом, моля Бога, чтобы она оказалась единственным свидетелем их безрассудства и единственным человеком, знавшим о них правду.

Где-то вдалеке чуть слышно хлопнула закрывающаяся дверь.

Глава 8

Сарина все больше убеждалась, что любовь Чена и Мэй – это роковая любовь. Чен и Мэй оба во власти темных сил. Плотская любовь между хозяином и слугой испокон веков допускалась в Китае, если только женщина не считалась «плохой», чем могла понизить статус мужа и его потомков.

Позволяется это или нет, но двадцатидвухлетний Чен никогда не сможет жениться на Мэй, потому что он уже обручен с Лао Куатай – старшей дочерью Лао Хунханя, владевшего большой чайной плантацией по соседству с имением Во. Назначить официальный день свадьбы было лишь делом времени. Единственное, что мог сделать Чен, – так это поступить с Мэй так же, как его отец двенадцать лет назад поступил с Ли, – взять в наложницы.

– Мисс Пейдж, – раздался у нее над ухом чей-то шепот.

Сарина от неожиданности чуть не оступилась. Прижав указательный палец к губам, Чен поманил ее к себе.

Он взял ее под локоть и быстро провел через холл в ее спальню.

– Теперь вы все знаете, – произнес он по-прежнему шепотом, и Сарина кивнула. – Как лунный свет открыл вам нашу тайну, так он же сообщил мне о вашем присутствии.

– Вы пришли из опасения, что я могу рассказать вашему отцу о том, что я видела? – спросила она тоже шепотом.

– Я знаю, что вы скорее будете верны ему, чем мне, – ответил Чен, – но я также надеюсь, что вы, возможно, сохраните наш секрет. Я пришел сюда, мисс Пейдж, не для того, чтобы умолять вас ничего не говорить отцу, а для того, чтобы вы не думали плохо о Мэй.

– Не думала плохо о Мэй? – вздрогнув, повторила Сарина и обрадовалась, что он так заботится о репутации девушки.

– Она служанка, приученная во всем подчиняться воле хозяина. Но вам следует знать, что она никогда не приходила ко мне, как прислуга, по приказу, а только по своей воле и из любви ко мне. Она любит меня, и я тоже ее люблю, но она осталась нетронута и чиста.

Значит, их любовь вовсе не плотская. Не сумеречная страсть, остывающая при дневном свете.

– Не бойтесь за нас и, более того, не жалейте нас, – добавил он. – Мы знали о всех преградах, прежде чем решились переступить границу, нас разделяющую.

– Как давно вы тайно встречаетесь? – спросила Сарина.

– Два года, – ответил Чен. – Мэй было всего десять лет, когда ее отец продал ее в Кантоне нашей семье как кухонную прислугу. Он был бедным фермером, а Мэй – младшей из двенадцати детей. Хотя ее учили петь и она одна из самых почитаемых певиц города, именно в нашем доме, а не в чайных Кантона звучит ее волшебный голос. Я просыпаюсь каждое утро от ее чудесного пения, и последний звук, который я слышу перед сном, – это песни, которые она поет в музыкальной комнате моим родителям. От кухонной прислуги она поднялась до прислуги в гостиной, а в прошлом году стала личной служанкой моей матери, и это настоящая честь, потому что Мэй всего восемнадцать.

Сарина была благодарна Чену за рассказ, но все же не удержалась и спросила:

– Но, Чен, вы же обручены с кем-то?

Он опустил глаза.

– Я знаю, что должен следовать воле отца и жениться на женщине, которую он для меня выбрал. Это гложет меня день и ночь. Думаете, я не понимаю важности этой женитьбы? Наши семьи смогут укрепить могущество своих предков. И как послушный сын, я должен склониться перед этой традицией, мисс Пейдж, но в моем сердце живет только Мэй и будет жить вечно.

– Если вы ее так любите, почему вы не ходите вместе с нами в музыкальную комнату? – спросила Сарина. – Во всяком случае, вы находились бы рядом с ней и могли слушать, как она поет.

– Но как же мне усидеть на стуле, сохраняя уважительное молчание, когда Мэй поет о нашей невозможной любви? – воскликнул он. – Как мне вынести слезы на ее щеках, зная, что они снова прольются при нашем очередном расставании? Как мне удержать себя от желания обнять ее и успокоить обещаниями, которые я не могу выполнить? Нет, мисс Пейдж, находиться рядом с ней на глазах у других – это слишком большой риск.

Силы внезапно покинули Сарину, и она опустилась на стул. Несколько минут никто из них не произносил ни слова, затем Чен потянулся к ней и взял за руки.

– Могу ли я надеяться, что наш секрет в надежных руках, мисс Пейдж? – спросил он.

Сарина кивнула.

– Конечно, Чен. – Даю вам слово, что сохраню это в тайне.

Он благодарно прижал к губам обе ее руки.

– Да благословит вас Бог, мой друг, – прошептал он взволнованно. – Теперь я не сомневаюсь, что могу называть вас другом.

Он закрыл дверь так быстро, что Сарина даже не сообразила, что осталась одна. Она медленно принялась раздеваться. Устав настолько, что даже не смыла с лица рисовую пудру и румяна, она с горестным вздохом упала на кровать, ожидая, когда сон сотрет тревожащие ее образы, яркой чередой мелькающие в ее мозгу.

Она спала урывками, пробуждаясь и вновь проваливаясь в тяжелый сон. Огромная рука поднимала гигантский серебряный чайник, в котором она находилась, и выливала содержимое в золотую с синим фарфоровую чашку. Вокруг нее плавно покачивались серо-зеленые волны, искушая нырнуть под безмятежную поверхность чая. Но ветер вдруг переменился и начал взбивать на гребнях волн кружевную пену. В воздухе с легким хлопком лопались крошечные пузырьки. Волна накрыла ее с головой, и Сарина глотнула чай. Он был крепкий и горячий и обжег ей язык.

Чай становился все горячее. Еще немного, и он закипел, бурля пузырями и шипя, словно кто-то развел под ним огонь. Пар поднимался ввысь, обжигая Сарине щеки и вызывая слезы в глазах. Она заморгала и, слабея, поплыла к краю, как вдруг почувствовала, что кто-то плывет рядом с ней.

Сквозь влагу, затуманившую ей глаза, она не могла разглядеть лица этого человека, но прикосновение его руки давало прохладу и успокоение. Она задрожала, потому что эти руки, коснувшись ее плеч, скользнули по равнинам и холмам ее тела. С невыразимой нежностью они ласкали ей грудь, а затем прошлись вдоль живота все ниже и ниже. Ее ноги послушно раздвинулись. Сарину бросало то в жар, то в холод.

Ледяные губы искали ее поцелуя, и пар поднимался от их прикосновения. Они вместе нырнули под поверхность волн. Все глубже и глубже увлекаемые в спираль водоворота, они медленно кружились, опускаясь в темноту, – кусочек льдинки и ее раскаленное тело. Она вздохнула, ощутив, как ледяное лезвие пронзило ее, и, раскинув руки, окончательно сдалась, позволив своей душе распасться надвое.

Она проснулась от приятного ощущения: солнечные лучи давно наступившего утра разбрызгивали тепло по ее коже. Пока сон постепенно не развеялся, она не могла пошевелиться, но мозг уже начал твердить свое. Как он посмел вернуться в ее жизнь, когда она полагала, что навсегда забыла о нем? Как он посмел вторгаться в ее сны и во сне вторгаться в ее тело, как он это дважды делал наяву? Прижав ладонь к щекам, она ждала успокоения и чувствовала, что над ней снова жестоко надругались.

За завтраком у нее совсем не было аппетита, и весь день она не могла сосредоточиться. Чувствуя себя немного виноватой, она привела Лань Тай маленьких учениц в три часа вместо четырех и, снедаемая неотвязными мыслями, направилась к себе в комнату. Сарина упала поперек кровати и бесцельно смотрела в потолок, пока в обычный час не появилась Ин Хань, чтобы одеть ее к ужину.

Она мрачно сидела за столом, играя палочками, и нетронутый кусок жареной свинины покоился в ее чаше на горке остывающего риса. Есть все еще не хотелось, и она знала, что, если даже попытается проглотить мясо, оно застрянет у нее в горле и она задохнется. Утомительная трапеза тянулась медленно. Сарина сделала маленький глоток самшу, надеясь, что никто не заметит ее очевидной апатии. Несколько раз она ловила на себе озабоченный взгляд Чена, но за столом, как обычно, все молчали. Когда подавали десерт, Сарина почувствовала, что Ли смотрит на нее, и повернула голову, чтобы ответить на ее взгляд, но изящное личико под рисовой пудрой и арабской тушью осталось абсолютно бесстрастным.

Сразу после обеда Сарина извинилась и сказала, что пойдет к себе.

– Вы себя плохо чувствуете? – спросил Во, проводив ее до дверей и выходя вслед за ней из столовой. – Вы не притронулись к еде.

– Да, простите, – извинилась она, – но я очень устала и совсем не хочу есть.

– Может быть, прислать поднос вам в комнату и вы поедите позже?

Она покачала головой.

– Все, что мне нужно, – это немного поспать.

– Вы плохо спали ночью?

Эти вопросы начали раздражать ее.

– Боюсь, я все еще не привыкла к бамбуковой подставке для головы, – поспешно соврала она. – У меня от нее болит шея.

Он с упреком посмотрел на нее.

– Разве я не предлагал вам попросить перьевую подушку, если подставка для головы покажется вам неудобной?

– Я надеялась, что справлюсь с такой ерундой, – смущенно улыбнулась она.

– Вас можно похвалить за упорство, Сарина, – хмыкнул он, – но лучше бы вы согласились на маленькое поражение и спали спокойно.

– Я попробую в последний раз сегодня ночью и, если ничего не получится, обещаю утром попросить подушку.

– Отлично, договорились.

Казалось, он был доволен собой и проводил ее до подножия лестницы.

– Пусть боги даруют вам спокойный сон, которого вы так ждете, мой прекрасный лотос, – сказал он.

Но несмотря на его молитвы, Сарина снова лежала в постели без сна. По комнате блуждали темные тени, и, даже закрыв глаза, она видела их сквозь веки. В каждой из них она узнавала Дженсона, который манил и соблазнял ее, выполняя данное когда-то обещание. Неужели он вновь вкрался в ее жизнь, чтобы мучить и причинять боль? Всякий раз, приблизившись к ней, он соблазнял ее и исчезал. Если б он только мог остаться! Пока он не вторгся в ее сны, она считала, что сможет в любой момент отправить его в свое прошлое, ведь мир и покой дают только время и расстояние.

Ночные часы тянулись медленно. Тяжело вздыхая, она ворочалась с боку на бок в поисках удобного положения и провалилась в тягостный, короткий сон, лишь когда первые розовые лучи утреннего солнца заскользили по полу ее комнаты.

Днем, когда девочки легли спать, Сарина вышла из летнего домика и села возле крыльца на траву. Солнце согревало ее, а аромат азалий наполнял сладостью воздух. Ее веки отяжелели, и вялость охватила все тело. Уступая этой приятной слабости, она свернулась на траве калачиком, положила руки под голову и закрыла глаза.

Щекотно! Она поморщила нос. Решив, что это муха, Сарина машинально отмахнулась от нее, но ее продолжали щекотать. Она осторожно приоткрыла один глаз и, вскрикнув от неожиданности, сердито оттолкнула руку, водившую тонкой травинкой по ее щеке.

– Вы лежали с таким безмятежным видом, что я почти ненавидел себя за то, что беспокою вас, – сказал Дженсон, широко улыбнувшись, – но теперь, когда вы проснулись, я очень даже рад.

– А вы не хотите спросить меня, рада ли я?

– Вы рады?

– Не думаю, что вас интересует мой ответ.

– Как вам это удается, Сарина? – спросил он, усаживаясь на траву рядом с ней. – Днем девушка с Запада, вечером – с Востока. Вам это не кажется странным?

– Конечно, нет. Я меняю одежду, но остаюсь тем же самым человеком.

– Интересно, – размышлял он, покусывая травинку, которой только что щекотал ее.

– Неужели? – съязвила она. Как всегда, она мгновенно настраивалась с ним на обмен колкостями, но сегодня Дженсон, казалось, был настолько поглощен собственными мыслями, что потерял интерес к такой игре. Вспомнив их недавний разговор и то, как внезапно он покинул ее, Сарина не могла понять, зачем он снова нашел ее. Озадаченная, она смотрела, как ветер шевелит прядь посеребренных волос у него на лбу, и боролась с желанием убрать ее на место. Чтобы избавиться от искушения и занять руки, она стала обрывать крошечные лепестки с головки клевера.

– Я разволновал вас, Сарина? – спросил Дженсон.

– Вы преувеличиваете.

В ответ он запрокинул голову и рассмеялся. Как ей нравился его глубокий, гортанный смех, когда из уголков глаз разбегались крошечные морщинки и зубы сверкали белизной на смуглом красивом лице. Но она старалась не признаваться себе в этом. По крайней мере пока.

– Так зачем же вы здесь, мистер Карлайл? – требовательно спросила она, не в силах более смотреть на него.

Смех сразу умолк.

– Нам с Шукэном нужно обсудить некоторые дела, – ответил он, – и я предпочитаю встречаться с ним здесь, а не тащиться в его городскую контору. – Он заложил руки за голову и глубоко вдохнул ароматный воздух. – Так же как я люблю море, Сарина, я люблю проводить время за городом. Здесь есть такие места, которые дают мне особое чувство свободы, неведомое горожанам. – Он бросил на нее вопросительный взгляд. – Вы понимаете, о чем я говорю, Сарина, или ваши ноги теперь перебинтованы, как и у других здешних женщин?

Его вопрос снова рассердил ее.

– Вы же сами знаете, что это не так.