Текст книги "Цветок Дракона"

Глава 6

Измученная за день и едва ли сознающая, что ее сон более не сопровождается ударами волн о борт корабля, Сарина крепко спала до самого утра. Лишь только скользнув в страну небытия, она увидела бегущую девушку, чьи черные волосы летели над головой, словно гигантская черная птица. Она бежала к темному силуэту, ожидавшему ее среди цветов, туда, где переливался малиновый шар заходящего солнца. Он распахнул ей навстречу руки, и они вдруг превратились в челюсти ужасного дракона. Сарина откинула голову и завизжала, но столб огня из ноздрей дракона заглушил ее крик, а его глаза из угольно-черных стали ярко-зелеными.

Тяжело дыша, Сарина испуганно села на кровати, не сразу сообразив, где находится, и обнаружила, что жар, который опалял ее в ночном кошмаре, исходил не из пасти дракона, а от яркого солнца, пробивающегося сквозь вощеную бумагу раздвижных панелей. Но даже встав с постели и сделав несколько неуверенных шагов по комнате, она все еще ощущала на себе взгляд горящих зеленых глаз.

Сарина отодвинула одну из панелей, надеясь, что ароматный утренний воздух развеет остатки сна. Но ночные образы никак не уходили. Оглядев пустынный двор, она не могла отделаться от ощущения, что мимо окон крадется какая-то пригнувшаяся фигура. Что связывает Чена, единственного сына землевладельца, и Мэй, изящную молодую служанку его матери?

Во Шукэн и Чен завтракали рано, а Сюе и Ли еду по утрам подавали к ним в комнаты, так что Сарина ела одна. Она уже вставала из-за стола, когда в дверях появился Во.

– Надеюсь, вы хорошо спали, мисс Пейдж? – спросил он.

– Да, благодарю вас, – ответила Сарина. – Я вчера очень устала.

В нем ощущалась живость, сдерживаемая энергия, которые передались и Сарине, когда он взял ее за руку.

– Мне сейчас нужно отправляться в город, – сказал Во, – но позвольте сначала показать вам летний домик. Именно там вы в скором времени познакомитесь с моими дочерьми.

Нервное возбуждение охватило Сарину.

– Я с нетерпением жду встречи с ними, – сказала она, скрывая улыбкой смутную догадку, посетившую ее, когда они пошли в глубину сада.

Недалеко от большого дома, среди розовых и белых азалий, притаилось маленькое белое деревянное строение с двускатной крышей с загнутыми краями. Многочисленные окна дома закрывали ставни, придавая ему заброшенный вид, а потрескавшаяся и осыпавшаяся краска, покрывавшая стены, свидетельствовала о том, что здесь давно никто не жил.

– Это и есть летний домик, – пояснил Во, поднявшись по белым скрипучим деревянным ступеням, чтобы отпереть дверь. – Когда-то здесь занимался с учителями мой сын, но, как вы сами видите, – он сделал рукой неопределенный жест, – в этой комнате давно поселилась одна только пыль.

Сарина заметила, что у него, как и у Чена, так же забилась жилка, и по тому, как боль исказила его лицо, могла догадаться о горько-сладких воспоминаниях, нахлынувших на него. Пытаясь развеять мрачные мысли, она поспешила к окну.

– Давайте откроем ставни, – сказала она, насколько могла, весело. – Я бы не хотела, чтобы мои ученицы в первый же день споткнулись в темноте.

Вздрогнув, Во ответил Сарине легким кивком головы.

– Очень трогательная забота, мисс Пейдж, – улыбнулся он. – Конечно, это будет совсем ни к чему.

Они вместе открыли ставни и окна, и комната наполнилась солнечным светом, разогнавшим тени прошлого.

– Кто еще учит ваших дочерей, мистер Во? – спросила Сарина, отряхивая с рук пыль.

Похоже, его удивил этот вопрос.

– Их никто не учит, мисс Пейдж, кроме матери.

– Я не совсем понимаю… – начала Сарина и нахмурилась.

– Ли учит наших дочерей всему, что они должны знать, чтобы в один прекрасный день стать достойными женами и матерями. Для этого необходимы четыре добродетели, – терпеливо объяснял Во, загибая пальцы, – скромность, послушание, правильная речь и смиренное поведение. Они также должны хорошо усвоить три правила: дочь зависит от отца, жена зависит от мужа, и мать зависит от сына. Их также учили ткать и вышивать, готовить и быть радушными хозяйками. Видите ли, мисс Пейдж, мы считаем дочерей временным украшением дома отца, пока девушке не придет пора перебраться в дом мужа. В древнем изречении об этом говорится более красноречиво: дочь подобна молодому побегу бамбука, который растет вне ограды твоего сада.

– Но раз вы считаете, что дочерям не обязательно образование, зачем вы наняли меня учить их английскому языку? – спросила Сарина в замешательстве.

На его глаза словно опустилась пелена, сделав их бездонными и непроницаемыми.

– Возможно, это просто проявление моего тщеславия. – Он пожал плечами, но его глаза вдруг вспыхнули и голос стал тверже. – Если бы какой-нибудь изящный цветок, столь же поразительно красивый и говорящий по-французски, оказался в таком положении, как вы, я бы выбрал для моих дочерей французский язык вместо английского. Сказать по правде, моя дорогая мисс Пейдж, не так часто нам даруется случай найти счастливое разрешение чьим-то проблемам.

Значит, Во дал ей эту работы из сострадания? Это одновременно польстило Сарине и смутило ее. Но она понимала, что продолжать эту тему бесполезно. Во Шукэн дал ей ответ, какой пожелал. Подумав о детях, которых она могла бы учить где-нибудь в Америке или Англии, она вздрогнула от предчувствия, что здесь она не принесет никакой пользы и, возможно, просто станет еще одним украшением дома Во. Она с грустью оглядела маленькую, ярко освещенную комнату с наклонным потолком и голыми стенами. Четыре маленьких деревянных стола и стоящие возле них низкие скамейки располагались вокруг большого прямоугольного стола с высоким стулом. Интересно, насколько это отличается от школы миссии? Ее взгляд упал на две стопки выцветших сине-зеленых полосатых шелковых подушек, лежащих в углу комнаты.

– Ими пользовался еще мой сын, – негромко пояснил Во, найдя удачный способ прервать неловкое молчание, воцарившееся между ними. – Обучение девочек будет начинаться в девять утра, а в полдень им сюда принесут легкий завтрак. Потом дети час будут спать на этих подушках, а став постарше, просто отдыхать на них и размышлять о том, чему их учили утром. Занятия заканчиваются около четырех часов, после чего девочки возвращаются в дом, чтобы принять ванну и приготовиться к ужину.

– А мне тоже следует придерживаться этого распорядка? – поинтересовалась Сарина, чувствуя, как холодно прозвучал ее голос.

Если Во и заметил перемену в ее тоне, ничто в его голосе не выдало этого.

– Это целиком на ваше усмотрение, – ответил он. – Несомненно, вы обнаружите, что заниматься с ними гораздо труднее, чем с мальчиками, но если вы опытный и терпеливый педагог, то преодолеете все препятствия, которые они перед вами воздвигнут. Это ваша вотчина, мисс Пейдж. Управляйте ею хорошо и будете более чем прилично вознаграждены за свои усилия. А сейчас я больше не могу откладывать свой отъезд, потому что в городе меня ждет множество неотложных дел. – Он поклонился Сарине и направился к двери. – Я прикажу, чтобы сюда немедленно прислали двух рабов. Они выгребут эту многолетнюю пыль и приготовят дом для моих дочерей. – Во снова поклонился и вышел, оставив ее наедине с пылью, воспоминаниями и собственными тревожными мыслями.

Вскоре после того, как двое молодых слуг закончили уборку, Сарина услышала раздававшиеся неподалеку звонкие голоса. Несколько минут спустя в комнату в сопровождении неулыбчивой, одетой в серый халат служанки с бледным мрачным лицом вошли три девочки. Сарина уже знала, что ее зовут Лань Тай и что она «амах» девочек.

Все три девочки выглядели, как миниатюрные копии красавицы Ли. Их густые черные волосы с подстриженной челкой походили на блестящие шапочки на их маленьких головках. На девочках были одинаковые блузки из бледно-розового шелка и такие же штаны, а на ногах крошечные тапки, какие носили Сюе и Ли. Они вошли в комнату прихрамывая, маленькими шажками, и Сарину охватило негодование: она, как и Чен, считала завязанные ноги неоправданной жестокостью. Но она скрыла свои чувства за теплой и дружелюбной улыбкой и, когда все три девочки по очереди поклонились ей, поклонилась им в ответ.

– Я Сарина, – медленно и отчетливо произнесла она, показывая на себя и тщательно выговаривая каждый слог. – Са-ри-на.

– Са-ли-на, – с робкой улыбкой повторила самая высокая из трех девочек.

Сарина покачала головой и снова произнесла свое имя:

– Са-ри-на.

На этот раз все три девочки сделали попытку повторить его:

– Са-ли-на.

Сарина улыбнулась и кивнула головой. Салина. Пусть пока будет так, решила она. По крайней мере для начала. Она посмотрела на старшую из девочек, показала на себя и снова громко повторила свое имя. Потом показала на девочку и вопросительно приподняла бровь.

Девочка без колебаний ответила:

– Лян.

– Лян. – Сарина повторила имя девочки, и Лян гордо кивнула.

Потом Сарина показала на девочку, стоящую рядом с Лян, и та полушепотом произнесла:

– Хуэй.

Сарина повторила ее имя и заставила Хуэй назвать себя еще раз, но уже в полный голос. Удовлетворившись, она показала на самую маленькую из трех и была вознаграждена визгом:

– Чуй.

Старшие сестры рассмеялись, прикрывая рты крошечными ручками. Мрачная женщина, все еще стоящая позади них, постучала поочередно рукой по их плечам и строго покачала головой. Смех мгновенно смолк. Посмотрев на сопровождающую, Сарина сначала показала на нее, а потом на дверь. Женщина заморгала и оглянулась на дверь, но осталась на месте. Сарина снова показала на дверь и сделала просительный жест руками.

Лян, похоже, догадалась, что хотела сказать Сарина, потому что повернулась к служанке и что-то быстро произнесла по-китайски. Та смутилась, но Лян заговорила снова, и она, кивнув головой, поклонилась девочкам. Затем с упреком посмотрела на Сарину, еще раз поклонилась и шаркающей походкой вышла из комнаты. Сарина положила Лян руку на плечо и четко произнесла:

– Спасибо.

Лян нахмурилась. Сарина повторила и с улыбкой чуть поклонилась девочке. Лян поклонилась в ответ, и с ее крошечных, как почка розы, губ слетело робкое:

– Паси-бо.

Несмотря на свободу, данную ей Во, Сарина следовала тому же распорядку, который когда-то был установлен для его сына. К ее радости, симпатичные дочки Во полюбили ее. Шли дни, и Сарина обнаружила, что с каждым новым английским словом, которое запоминали девочки, она узнавала его китайский вариант. Оказалось, что это самый легкий и эффективный способ учить ее подопечных. Каждое утро она приносила в летний домик какие-нибудь предметы: ювелирные украшения, что-нибудь из одежды, домашнюю посуду или утварь и по очереди показывала им. После того как кто-нибудь из девочек называл слово по-китайски, она медленно произносила его по-английски, и сестры повторяли за ней. Вскоре несколько утренних часов они стали проводить в саду, изучая названия цветов и деревьев. Из всех трех девочек одиннадцатилетняя Лян оказалась самой любознательной и помогала Сарине увлечь девятилетнюю Хуэй и восьмилетнюю Чуй, когда их энтузиазм начинал иссякать.

День был настолько насыщен делами, что Сарина к вечеру еле добиралась до постели. Но в темноте, когда звуки дня становились тише и замирали, ее охватывала прежняя тоска, которую, казалось, не могло смягчить время. Пара крепких рук выхватывала ее из темноты, заставляя вспомнить все, что она старалась забыть. Открыв раздвижные панели, Сарина лежала на кровати и смотрела на тени, которые в лунном свете отбрасывали плывущие облака. Иногда ей виделся в них корабль, качающийся на волнах, иногда два тела, слившиеся в любовной игре.

Во вздохах ветра ей слышалось ее имя, произнесенное его голосом. Но затем ветер становился холоднее, его завывания громче, и ей слышалось уже не ее имя, а совсем другое. Хи-ла-ри. Хи-ла-ри. Она закрывала глаза, поворачивалась на бок, подставляя ветру и луне спину, и пыталась убедить себя, что однажды ее боль пройдет навсегда. Но довольно часто она просыпалась утром с чувством одиночества, холодившим душу, а знакомые зеленые глаза по-прежнему жгли ей сердце.

Однажды днем, в четыре часа, когда девочки вернулись к строгой и сумрачной Лань Тай, Сарина отправилась погулять по саду. Бродя среди раскидистых тутовых деревьев, она увидела Чена, выходящего из деревянного домика, где разводили шелковичных червей. Окликнув его по имени, она поспешила к нему навстречу, радуясь возможности возобновить знакомство с неуловимым молодым человеком, которого она теперь видела только за ужином. Противоречивые чувства отражались на лице Чена: похоже, он разрывался между желанием поговорить с ней и необходимостью быть осторожным. Сарина подошла ближе, и лицо юноши стало непроницаемым. Сарина в очередной раз восхитилась его способностью так легко скрывать свои чувства и снова вспомнила, как он притаился в тот вечер за окном музыкальной комнаты. Интересно, в какую опасную игру он играет?

– Ваших юных подопечных сегодня уже отпустили, мисс Пейдж? – спросил Чен с легкой улыбкой.

– И вернули под надзор Лань Тай, которая столь неодобрительно ко мне относится, – вздохнула Сарина.

Чен рассмеялся.

– Не обращайте внимания на бедную старуху, – сказал он. – За двадцать четыре года, что она живет у нас в доме, еще ни один человек не снискал ее одобрения. Но она «амах», которой нет равных, и дети, которых она опекает, – это ее дети, своих у нее никогда не было.

Сарина сразу почувствовала нежность к этой женщине и почему-то вспомнила о несчастных крестьянах, к которым Чен выказывал такое же сострадание. Она попыталась вспомнить их имена.

– На, – пробормотала она, не сообразив, что произносит имя вслух, – и Янь У. Как они, Чен? – спросила она и была награждена его удивленным взглядом.

– Только подумать, вы даже запомнили, как их зовут! – Он улыбнулся и заглянул ей в глаза, словно впервые увидел. – Рад сообщить вам, что Янь У совсем поправился, а На все еще очень меня беспокоит. Ребенок, который у нее скоро родится, десятый по счету, и я боюсь, что это будет стоить ей жизни. У нее почти не осталось сил, и она проводит весь день в доме под присмотром своей старшей дочери. Если отец узнает об этом, он страшно рассердится, потому что его шелковичными червями сейчас занимается на два человека меньше обычного.

– Но если эта женщина так больна, ваш отец наверняка не будет против того, чтобы ее собственная дочь ухаживала за ней.

Чен стиснул зубы.

– Вы не знаете моего отца, – буркнул он.

– Возможно, я знаю его лучше, чем вы думаете, – возразила она. – Любой мужчина, способный проявить сострадание к постороннему человеку, каким для него была я, наверняка выкажет гораздо большую заботу о своей крестьянке, которая столько лет проработала на него.

– Несчастный крестьянин, пусть и самый преданный, не идет ни в какое сравнение с посторонним человеком, если им оказывается красивая молодая женщина вроде вас, мисс Пейдж.

Сарина внезапно разволновалась.

– Чен, я не…

– Вы не находите странным, что мой отец, который всегда считал дочерей бесполезной обузой, теперь настаивает на том, чтобы они изучали английский язык? – прервал он ее, и щеки Сарины стали медленно наливаться краской. – Лян уже одиннадцать лет, мисс Пейдж, и ее скоро обручат. Все эти одиннадцать лет отец ее почти не замечал, и вдруг она и ее младшие сестры получают привилегию, которой пользуются только сыновья. Вы не задумывались почему?

Лицо Сарины запылало: его слова были эхом ее недавних мыслей, но она все-таки встала на защиту Во Шукэна.

– Своими домыслами вы оскорбляете нас обоих, Чен, – с упреком сказала Сарина. – Вы лучше других знаете, как опасно говорить о вашем отце таким неуважительным тоном.

Его лицо вновь стало непроницаемым, и он слегка поклонился ей в знак безмолвного извинения.

– Вы были когда-нибудь в домиках, где мы разводим шелкопряда, мисс Пейдж? – спросил он ровным, спокойным голосом.

Сделав над собой усилие, чтобы выбросить из головы их предыдущий разговор, Сарина покачала головой.

– Тогда идемте, – он легко взял ее под руку. – Позвольте мне показать вам неприглядное происхождение чудесного шелка, который предпочитает для своих платьев даже императорская фамилия. Они покупают шелк только у нас.

Он открыл дверь в одно из длинных, лишенных окон строений, и Сарина вошла в прохладную, тускло освещенную комнату.

– Рассказывают, что много тысяч лет назад императрица Сы Лин, жена императора Хуан Ди, первая распорядилась выращивать тутовое дерево и разводить тутового шелкопряда, – поведал Чен. – Она была замечательная женщина, ей даже приписывают изобретение ткацкого станка для шелка.

– Тогда почему же, – спросила его Сарина, – если некоторые из женщин столько сделали для вашей страны, их здесь так низко ценят?

– На это, мисс Пейдж, – он печально улыбнулся, – у меня нет ответа. Это лицемерно, глупо, но, как бы сказал мой достопочтенный отец, это традиция, на которой держится наша культура.

Они некоторое время в задумчивости молча бродили по обширному зданию, заставленному от пола до потолка полками, как на складе Во в Шанхае. Но вместо рулонов шелковой ткани на полках находились сотни плоских плетеных подносов, на которых тысячи маленьких черных червячков поедали зеленые листья тутового дерева.

– Гусеницы едят круглые сутки в течение сорока двух дней, – пояснил Чен, – и становятся толстыми и белыми и достигают примерно трех дюймов в длину. За это время они четыре раза впадают в глубокий сон, который длится ровно сутки. Пока они спят, их кожа лопается, и, проснувшись, они выползают из старой оболочки и снова едят, до новой линьки. После четвертой спячки гусеницы в последний раз наедаются.

– А потом? – нетерпеливо спросила Сарина.

– Они как бы привстают и начинают покачиваться из стороны в сторону, – продолжал Чен, – и это означает, что они готовы плести кокон. Тогда мы сразу помещаем в центр полки кустик, чтобы гусеницы могли взобраться на него и устроиться на ветке. Потом они начинают выделять липкую нить, из которой и плетут кокон. Через восемь дней кустик вынимают и коконы отрывают от веток. Потом их варят в кипятке и высушивают горячим воздухом, чтобы все куколки погибли. – При этих словах Сарина вздрогнула. – Это самый важный этап, мисс Пейдж, – пояснил Чен. – Иначе мотылек, выбираясь из кокона, порвет шелковую нить. Видите ли, червь сплетает кокон из одной непрерывной нити, и если нить рвется, ее уже нельзя использовать.

– Понятно, – кивнула Сарина, жалея несчастных червей.

– Коконы складывают в большие мешки и везут в город, где нить распутывают и наматывают на барабан. Потом ее сматывают в катушки и, наконец, ткут шелковую ткань.

Темные глаза Чена светились, и лицо стало таким оживленным, каким Сарина его никогда не видела. Ясно, что именно эта область стала средоточием интересов Чена, двадцатидвухлетнего сына человека, чья собственная жизнь делилась поровну между делами в городе и управлением имением и который ожидал от единственного наследника того же самого. Когда они вышли во двор, Сарина поймала себя на том, что еще больше боится за своенравного юношу. Ведь он, по словам его собственного отца, рисковал поплатиться жизнью за свою независимость.

Вечером, когда Сарина уже собралась переодеться к ужину, раздался робкий стук в дверь. Поспешно завязав пояс халата, она босиком подошла к двери и, открыв ее, увидела Во Шукэна. Прежде чем она успела поздороваться, он властным движением оттолкнул ее в глубь комнаты. Войдя, он повернулся к двери и дважды хлопнул в ладоши.

К удивлению Сарины, в дверном проеме тут же появились три молодые служанки и, поклонившись ей, проскользнули в комнату. Первая девушка несла пару белых атласных туфелек без каблуков и что-то похожее, по мнению Сарины, на белое шелковое нижнее белье. Вторая держала в руках большую черную лакированную шкатулку, а третья несла на вытянутых руках чудесное платье. Сарина чуть не вскрикнула, узнав шелк, который привел ее в такой восторг в день ее пребывания на складе Во в Шанхае.

– Я надеюсь, вы не сочтете меня наглецом, мисс Пейдж, – произнес наконец Во, – но мне захотелось сделать вам сюрприз. – Он указал пальцем на девушку с лакированной шкатулкой и пояснил: – Это Ин Хань. С сегодняшнего дня она будет вашей личной служанкой. – Он что-то сказал двум другим девушкам, и те, мгновенно положив принесенную одежду на кровать, поклонились сначала Во, потом Сарине и поспешно вышли из комнаты.

Пока Ин Хань доставала из шкатулки ее содержимое, Во наклонился над платьем, аккуратно разложенным на кровати, и осторожно провел по нему изящными пальцами. Сарина следила за ним взглядом, и ей казалось, что это ее кожу, а не ткань платья он так нежно ласкает.

– У вас тонкий вкус, – пробормотал Во, продолжая гладить сверкающий шелк. – Эта ткань предназначалась для принцессы, но я отправил ей рулон очень похожего шелка, так что она никогда не узнает о подмене. – Его пальцы на мгновение замерли на лифе платья. – Вы настолько стали частью нашего дома, мисс Пейдж, что, надеюсь, окажете нам честь и согласитесь время от времени одеваться согласно нашим традициям. Если вы сочтете эту просьбу неприемлемой, смело скажите мне об этом, но если вам это не трудно, мне будет крайне приятно, как и всей моей семье, видеть вас облаченной в нашу национальную одежду.

Пойманной в тонкую паутину его слов Сарине оставалось лишь кивнуть в знак согласия. Во вышел из комнаты, а Ин Хань усадила ее на стул перед висевшим на стене зеркалом, чтобы Сарина могла видеть каждый этап изысканного обряда. Сначала ее золотистые волосы были зачесаны назад, смазаны прозрачной помадой и скручены в замысловатые узлы и кольца, которые Ин Хань осторожно закрепила на голове шпильками. Затем с помощью большой пушистой кисточки служанка нанесла на лицо и шею Сарины тонкий слой белого рисового порошка. Она покрыла ее щеки и губы красными цветочными румянами, а с помощью тонкой палочки нарисовала черной арабской тушью соблазнительный изгиб в уголках золотых глаз Сарины. Затем Ин Хань сделала ей знак встать. Сарина поспешно поднялась, и молодая служанка принялась развязывать пояс ее халата.

Непривычная к подобному, Сарина едва совладала со смущением: она еще никогда не стояла перед кем-то обнаженной. Но Ин Хань надевала на нее шелковое нижнее белье с такой поразительной ловкостью и таким бесстрастным выражением на приятном молодом лице, что стыд, охвативший Сарину, уступил место изумлению: она как зачарованная следила за собственным перевоплощением. Холодный шелк длинного, до пола, платья коснулся ее тела, и Сарина вздрогнула. Белая прозрачная ткань, изукрашенная золотыми бабочками и розами с золотыми листочками, шурша, окутала ее. Когда широкий, из золотистого шелка, пояс сомкнулся вокруг талии, Сарина сделала глубокий вдох и поняла, что поесть в свое удовольствие ей теперь вряд ли удастся.

Ин Хань скрепила пояс большой золотой булавкой в виде бабочки, чье тело и крылья были инкрустированы крошечными бриллиантами, а глазами служил золотистый топаз. Потом она украсила парой золотых сережек уши Сарины и пришпилила еще с десяток бабочек на ее золотистых волосах. Наконец служанка наклонилась, чтобы завязать атласные ленты туфель, дав возможность изумленной Сарине посмотреть на себя в зеркало. После этого Ин Хань разогнулась и с довольной улыбкой оглядела дело рук своих. Вынужденная теперь передвигаться маленькими, неловкими шажками, Сарина направилась поближе к зеркалу. Глядя в него, ей показалось, что она без всяких усилий грациозно плывет по полу.

– О Боже! – прошептала она.

Перед ней стояла красавица – ошеломительное золотистое видение. Сарина коснулась своих щек, словно желая убедиться, что это ее собственное лицо. «Узнал бы он меня сейчас?» – подумала Сарина, разглядывая в зеркале свое отражение. Она прижала палец к красным губам: если бы он сейчас поцеловал ее, узнал бы он ее губы? Опустив глаза, она побранила себя за подобные мысли. Самонадеянный наглец, не желающий становиться не более чем смутным воспоминанием, наверняка уже давно забыл о ней.

– Вы еще более прекрасны, чем я осмеливался представить, – донесся до Сарины тихий восхищенный голос.

Сарина вздрогнула и, обернувшись, увидела Во Шукэна. Она не заметила, когда он вернулся, и теперь гадала, как давно он здесь стоит.

– Наконец-то вы превратились в золотую бабочку. Я ждал этого с того самого мгновения, когда увидел вас в глубоком обмороке.

Его лицо находилось так близко, что она чувствовала на щеках тепло его дыхания.

– Вы подарили мне радость, которую нельзя выразить обычными словами, но я молю богов, чтобы со временем они помогли мне найти достойные слова.

Взяв Во под руку, Сарина вплыла в столовую. Все трое, сидящие за столом, в изумлении посмотрели на нее, и Сарина дрожащими губами улыбнулась в ответ. Потом ее глаза встретились с глазами Чена, и что-то мелькнуло и исчезло в их чернильной глубине. Ее улыбка померкла, когда она увидела, как он опустил голову и как предательски забилась жилка. Садясь на свое место рядом с Ли, Сарина на мгновение взглянула на нее, и сердце сжалось у нее в груди. На ее похожем на маску лице она увидела то, что меньше всего ожидала увидеть.

На лице Ли застыл страх.