Текст книги "Газели"

Сокровищница мыслей

Причуды детства

 
Чудесно быть вдвоем, вина с красавицей испив,
Мне та подруга не нужна, чей облик не красив.
 
 
Родник живейшей чистоты, столь дивный, мог создать
Лишь сам вершитель красоты, тебя на свет явив.
 
 
И жалобы на муки – грех страдающих в любви:
Закон любви не терпит тех, кто слаб и боязлив.
 
 
С твоей стези подножный прах – всем ангелам венец, —
Кто был на свете, о Аллах, красой столь горделив!
 
 
Так слаб я, что не может грудь и вздоха совершить:
Я не посмею и вздохнуть, себя не погубив.
 
 
И я, хоть от невзгод и пьян, в вине не утону:
Ведь тонок мой согбенный стан, как волоса извив.
 
 
О Навои, ты хоть и худ, а строй стихов не плох:
Все, кто захочет, в них найдут и рифму и редиф.
 

* * *

 
Весна мне – преисподний ад, когда ты не со мной:
Цвет красных роз огнем объят, цвет белых – ледяной.
 
 
С тобою врозь весна – что ад, и станет адом рай:
Ведь без тебя и райский сад не расцветет весной.
 
 
Твой лик мне видится стократ и застилает взор,
И слезы облекают взгляд сплошною пеленой.
 
 
Мне из твоих медвяных уст горька любая речь:
Хоть сладок плод, а горький вкус в нем чувствует больной.
 
 
И сердце просит забытья у сил небытия:
Жестокой дланью бытия гнетет мой путь земной.
 
 
Не говори, что наг-раздет несчастный Навои:
И в холод одеянья бед его хранят и в зной.
 
 
Несет нам вести небосклон, что шах уж на коне,
Секирою вооружен – недельною луной.
 

* * *

 
Каждый раз, как луноликой плыть в ладье придет чреда,
Сердце в горести великой, как река, бурлит тогда.
 
 
Очи, что ж рыдать в печали, – где пристать теперь ладье,
О каком мечтать причале? Всюду ваших слез вода!
 
 
А едва валы заплещут, ветром вздыбленные вдруг,
Сердце, словно ртуть, трепещет, жизнь уходит без следа.
 
 
Стихни, сердце, ты – в любимой, а любимая – в ладье,
Очи и душа незримо плачут: ты плывешь куда?
 
 
Еле жив я, силы слабы, смертью перехвачен вздох,
Чуть дышу – не уплыла бы, не случилась бы беда!
 
 
Брось, оставь сей мир двуличный, в мире сделок пользы нет:
Цены серебра различны, жизнь всегда в цене тверда.
 
 
Как ладья несчастий канет в глубь морей небытия,
Пить ладью вина настанет, Навои, твоя чреда.
 

* * *

 
О, мне бы сто путей пройти во мгле пустынь небытия,
Пока забвенье обрести от свар людских не смог бы я!
 
 
Отдам я злато жизни всей на торжище мирской тщеты,
Лишь бы торгашеских затей не ведала душа моя.
 
 
В глуши бы мне покой найти, да только путь туда длинней
Тысячелетнего пути на небо – в горние края.
 
 
Ста тысяч сребротелых дев соблазн лукавый позабудь:
Мирской искус их не презрев, вовек не вкусишь забытья.
 
 
Все кости в плоть мою впились и лютой смерти мне грозят:
От них возможно ли спастись, когда столь злы их острия!
 
 
Что пользы от кровавых слез, омывших мой шафранный лик?
Жестоки жала красных роз в саду мирского бытия.
 
 
Чтобы смести с земли весь люд, потоки слез моих бурлят —
Долиною любви текут, ручьи во все концы струя.
 
 
Взгляни, что стало от невзгод с завесою души моей:
Клеймит огнем жестокий гнет остатки ветхого тряпья.
 
 
Не прозябай в саду мирском, сбрось его путы, Навои:
Не лучше ль взвиться соловьем, чем жить в гнездовьях воронья!
 

* * *

 
«Брось пить вино!» – мне что ни год советчики твердят,
Но льет рука, а пьет-то рот, а я в чем виноват?
 
 
Не своевольной силой я, поверь, к вину влеком:
Порукой в том – спина моя, я в немощи горбат.
 
 
Меня святоша-пустослов корит за страсть к вину, —
Он не сказал таких бы слов, будь он не глуповат!
 
 
Пусть, виночерпий, твой фиал, как факел, светит мне:
Среди святош я заплутал, кромешной тьмой объят.
 
 
И от ханжей в притон хмельной ты освети мне путь:
Мне их притворства мрак ночной погибелью чреват.
 
 
Паду я головой во прах к порогу погребка, —
Богач и бедный, раб и шах – все в тот притон спешат.
 
 
В заветном имени тайком суть ищет Навои:
Кто этим именем влеком – благословен стократ.
 

* * *

 
Огнем страданий освещен наш обветшалый дом,
Как будто бы дохнул дракон в проломанный проем.
 
 
Для птицы вожделенных встреч опасны зерна слез:
Зерном несчастий не завлечь того, кто ввысь влеком.
 
 
Сияньем свет красы облек убогий наш приют,
И в нем горим мы – мотылек вослед за мотыльком.
 
 
Как сердце, страстью смятено, осмеивало ум!
Безумное, сожглось оно, играючи с огнем.
 
 
Исчезли сон мой и покой от россказней людских,
А счастье от молвы людской спит непробудным сном.
 
 
Меня ты, кравчий молодой, не губишь, а бодришь
Как будто ты живой водой поишь, а не вином.
 
 
Стократ наставнику хвала стези небытия,
Сиянию его чела хвалу мы воздаем.
 
 
Свое узрел я сердце вдруг средь любящих сердец,
Но ты не вышла к ним, мой друг, их ждал дурной прием.
 

* * *

 
Дары мирской тщеты оставь, утрата их – пустяк, не боле,
Цени за благо жизни явь – дар мимолетных благ, не боле.
 
 
Жилье построив, звать гостей хозяину – чудное дело:
Он сам ведь гость лишь на пять дней, этот чудной чудак, не боле.
 
 
Кичиться силой – похвальба, ничтожная пред жалом смерти,
Она, как жала мух, слаба, и мощь ее никак не боле.
 
 
Вступи в чертог небытия: пусть шейхи ханакой кичатся,
Как торг у скупщиков старья торговля этих скряг, не боле.
 
 
Наряд твой золотом расшит, но он не лучше желтой бязи,
Для умного смешон твой вид – потешной спеси знак, не боле.
 
 
Пусть солнцем твой венец цветет, а трон твой – словно небо ведай:
Пойдет и солнце на заход, а в небе станет мрак, не боле.
 
 
Прекрасно, если властелин внимает помыслам подвластных:
Ведь стаду пастырь – он один, в отаре он – вожак, не боле.
 
 
Да быть всегда Балькис женой в дворце высот благоправленья,
Сатурн при ней – лишь страж ночной, хранящий дом-очаг, не боле.
 

* * *

 
Когда творил творец сей мир и мир грядущий,
В тебе дал образец он всей природе сущей.
 
 
Людей весь сущий род вслед за тобой он создал:
Пылинкам свет дает жар солнца, их влекущий.
 
 
Твой свет вовек не влек нетопыря бездумья:
Ведь он не мотылек, летящий к свечке жгущей.
 
 
Бог волею своей дал тебе лик, что солнце.
Дал месяцы бровей – дар, все сердца гнетущий.
 
 
Твой гнев в любви моей мой ум крушит безумьем,
Как гнев толпы детей, камнями птицу бьющей.
 
 
В кого тобою был заронен уголь страсти,
Тому не скрыть свой пыл – жар, долго дым дающий.
 
 
Ты средь кривых дорог, куда тебя влек разум,
Ум на стезе сберег, к небытию ведущей.
 
 
Перед владыкой сил весь небосвод бескрайний
С росинку мака хил, в ничтожности живущий.
 
 
Стал прахом Навои там, где ты ходишь к дому, —
Смешают псы твои его с дорожной гущей.
 

Редкие дары юности

 
Чуть раскрывшись, к ночи вянут розы в цветнике мирском,
Дни блаженством нам не станут без вина в саду таком.
 
 
Нет ни верности, ни чести, кравчий, в поступи времен,
Верен нам, не кличь всех вместе пить в толчении людском.
 
 
В мире только беды сулят людям милость обрести,
А покоя ждешь – да будет путь к нему тобой иском!
 
 
Хоть хмелен я в полной мере, старец в погреб дверь закрыл, —
Смилуйся, открой мне двери, о слывущий добряком!
 
 
Не посмей в делах неправых крови возжелать людской.
Но веселье чаш кровавых любо нам вкусить глотком.
 
 
Пусть, о шейх, крушит порухой твердь небесная врагов,
Но да буду с той старухой я вовеки незнаком!
 
 
Навои, познай и ведай: хочешь берега достичь —
Ты ладью вина отведай, будь в ней кормчим-вожаком!
 

* * *

 
Среди людей я никогда собрата отыскать не мог,
Кому была бы не чужда лихая боль моих тревог.
 
 
И чашу всех кровавых мук, поверьте, можно претерпеть,
Когда в беде есть верный друг, который бы тебе помог.
 
 
Подобен перстню небосвод, а звезды – камешки на нем,
И в каждой тебя гибель ждет – в них яд тебе он приберег.
 
 
Сей мир печалью сокрушен: в ночи рыдая над тобой,
Все поднебесье тьмою он – завесой скорби обволок.
 
 
О, мир лукав, его щедрот своим желаниям не жди,
Он лишь на миг тебе сверкнет – увы, лишь на недолгий срок.
 
 
Не сыщешь верности, пойми, средь человеческих сынов,
Не думай, что дружа с людьми, ты не познаешь сей порок.
 
 
Вот и остра, и ладна речь, а тонкий смысл ее – во вред:
Людей к себе в друзья завлечь не помогает острый слог.
 
 
О виночерпий, дай вина, вся плоть моя горит от ран, —
Огнем да гущею со дна мои ты раны бы прижег!
 
 
Не диво, что беседный круг столь тешат песни Навои:
Его надсадных стонов звук то густ и низок, то высок.
 

* * *

 
Всех горных кряжей тяжелей любви лихая кладь:
Дано великой мощью ей и Каф-гору попрать.
 
 
Дракон – и тот в степях любви подвластен муравью,
Хотя по силе муравьи драконам не под стать.
 
 
В любви сжигают пламена и черствые сердца, —
Так пикам молний мощь дана и кряжи гор пронзать.
 
 
Святоша, чужд тебе недуг сгорающих в любви, —
Пугать их жаром адских мук – напрасно слов не трать.
 
 
Незримо души жертв своих пронзает меч любви, —
Таит его от глаз людских ресниц лихая рать.
 
 
О ты, кого стократ гнетет любовь поклажей мук,
Безропотно всю боль невзгод прими как благодать.
 
 
О Навои, не суесловь – жизнь за любовь отдай,
А понапрасну про любовь не надобно болтать.
 

Чудесные свершения середины жизни

 
На дивном лике от вина вдруг розы замерцали, —
То завязь роз в росе видна иль отблеск роз в зерцале?
 
 
Когда в зерцало глянешь ты и лик свой в нем увидишь,
То – словно бы на гладь воды все блики солнца пали.
 
 
В дремоте взор твой колдовской таит все смуты мира,
Очнешься – и весь мир мирской погиб не навсегда ли!
 
 
Пунцовый блеск твоих ланит сокроет всех красавиц:
Пылинки, если свет слепит, когда ж видны бывали?
 
 
Я, луноликою забыт, навек покину грады:
В пустыню путь тому лежит, кто жизнь влачит в опале.
 
 
Вся жизнь печалями полна, им в мире не иссякнуть, —
Дай, виночерпий, мне вина, чтобы забыть печали.
 
 
Будь отрешен, как Навои, взыскуя единения, —
Все прежние дела твои – не зряшная тщета ли!
 

* * *

 
В небесах – голубизна, рдеет в облаках просвет —
Цвет багряного вина, голубого кубка цвет.
 
 
Раз небес круговорот нам одним лишь беды шлет,
Чаша мерой с небосвод – нам спасение от бед.
 
 
Если мысль твоя, темна, спит и днем во мраке сна,
Выпей алого вина – даже ночью вспыхнет свет.
 
 
Позабудем в ложный час мы – людей, а люди – нас,
А испей вина хоть раз – и забвенья нет как нет.
 
 
О советчик, жизнь уйдет – значит пить пришел черед:
Кто велит не пить нам, тот бесполезный дал совет.
 
 
О святоша из святош! Если единенья ждешь,
Все желанья уничтожь, и тогда лишь ты – аскет.
 
 
Навои, рассвет багрян – хмель вкушай, что цветом рдян:
Кем же еще будет дан небесам багряный цвет!
 

* * *

 
Слов о любви ввек не изречь дал сам себе зарок я:
От них уберегу и речь, и письменный мой слог я.
 
 
Не очаруюсь, слеп и нем, истомными очами,
И видеть лик, желанный всем, мечтою пренебрег я.
 
 
Безверию любви не смочь осилить мою веру:
Из сердца идол изгнан прочь – храню души чертог я.
 
 
Не ведать бы мне в час ночной хмельных утех с любимой,
Чтоб поутру в тоске хмельной не стал бы одинок я.
 
 
И если не стерплю я впредь, зарок любви нарушу —
Насколько хватит сил терпеть, сокрою тот порок я.
 
 
О шейх! Любви, как и вину, один исход – разлука, —
В моем зароке не сверну вовек с благих дорог я.
 
 
О шах! Смири свой грозный нрав, не жги людские души,
Страшись – мол, как бы, в ад попав, в огне тебя не сжег я.
 
 
Зарок, о Навои, упрям: в нем тоже сила долга,
Лишь долга моего друзьям нарушить бы не смог я.
 

* * *

 
Мир потому-то и жесток, и прочен в нем порок,
Что он любовью пренебрег и в верности не строг.
 
 
И если верности в нем нет, то нет и дива в том:
Незыблемы устои бед – всех мук людских исток.
 
 
Кто речь по разуму ведет, тот благо обретет:
Все зрелое для всех доход – равно и плод, и слог.
 
 
Все, что изведало расцвет, к ничтожеству придет:
Путь шейхов одряхлевших лет к ребячеству пролег.
 
 
Людей порочит грубый нрав, марает их тщетой,
Красивый тоже, грубым став, от красоты далек.
 
 
Глупец сокровище найдет и сгубит все зазря, —
Так до трухи истреплет кот и дорогой клубок.
 
 
О Навои, ты бы пресек общение с людьми:
Одно – достойный человек, другое – дурачок!
 

* * *

 
Не со мною юный мой цветок в тьме чужого сада в эту ночь,
До утра стенал я, одинок, жгла меня досада в эту ночь.
 
 
Сто разящих пламенем долин встретили меня в степи разлук,
И, в огонь гоним, я был один среди клубов смрада в эту ночь.
 
 
Не пытай меня – мол, что за гнет в сердце обезумевшем моем, —
Муками меня оно убьет – жизнь мне горше яда в эту ночь.
 
 
Звезды в помраченных небесах завели со мною разговор, —
Все, о чем мы говорили, – страх нашего разлада в эту ночь.
 
 
Если и в сто солнц блеснет рассвет, не пробить ему кромешной тьмы:
Скорбь моя окутала весь свет пеленою чада в эту ночь.
 
 
Что ни миг, я, скорбью одержим, меч смертельных мук в себя вонзал,
Будет ли мучениям моим хоть к утру преграда в эту ночь?
 
 
Кличу смерть я: «Милостивой будь, жертва я твоя, избавь от мук,
Все равно мне смерти не минуть – не придет пощада в эту ночь!»
 
 
И да будет навсегда забыт блеск рассвета брезжущего дня, —
Судный день зарей да заблестит: я в предверье ада в эту ночь.
 
 
Навои, весь гнет лихих скорбей – все, что может мысль собой объять,
Для погибели души моей слать мне небо радо в эту ночь.
 

* * *

 
Мне любимой бы дождаться – я стою, смятенно жду,
Люди – те вблизи теснятся, я – вдали – не на виду.
 
 
Та шалунья озорная привечает всех стократ,
Я же, сир, томлюсь, стеная, за бедой терплю беду.
 
 
Люд бежит за ней, сбирая прах с пути ее коня,
Прахом лоб свой посыпая, я один вдали бреду.
 
 
Для иных, как светоч счастья, рдеет жаром лик ее,
Мое сердце в пламя страсти мотыльком летит в бреду.
 
 
Любо в пиршественном круге ей с друзьями ликовать,
Мне ж стенать в моей лачуге жребий выпал на роду.
 
 
Раз уж горький хмель разлуки мне свиданья не сулит,
Я, страшась смертельной муки, в винный погребок пойду.
 
 
Нужно ль алый хмель в фиалах пить с любимой, Навои?
Лучше уст коснуться алых, жизнь вручая их суду.
 

Поучительные заветы старости

 
Древний мир сей – что острог, не лови тщеты мгновенной:
Кто себя к утехам влек – стал рабом неволи пленной.
 
 
Тщетно не лелей мечты, чтоб сыскался вход заветный:
Ныне прочно заперты двери тайны сокровенной.
 
 
В прихотях людским сынам пользы нет без воздержанья,
Может, будет, только нам нрав дарован не смиренный.
 
 
Чужд мне сутью ледяной храм святош – ханжей притворных,
Лучше класть поклон земной пред огнем в молельне бренной.
 
 
Если пить пришел черед, пусть нальет нам виночерпий, —
И без звона струй сойдет барабан обыкновенный.
 
 
Если нам не верен дом, осененный правой верой,
К иноверцам мы пойдем на другой конец вселенной.
 
 
Жизнь уходит день за днем, будь же добрым и веселым,
Чтобы не жалеть потом об утрате незабвенной.
 

* * *

 
Без любимой вино – это яд и отрава:
Или горько оно, или солоно, право.
 
 
Подают мне совет – жизнь сложить пред неверной,
А во мне жизни нет, – рассудили бы здраво!
 
 
Мне б увидеть твой лик, да соперники злятся:
Нищий к травле привык – зла собачья орава.
 
 
И когда твоих уст хмель багряный коснется,
Словно розовый куст, сердце рдеет кроваво.
 
 
Я тобою сожжен – сердце дымом чернеет,
Стая черных ворон – мне и казнь, и расправа.
 
 
Друг мой, если ко мне прикоснется святоша,
След тот вымой в вине – его хватка лукава.
 
 
Навои грустно лег пред жестокой во прахе —
Отдохнуть от тревог беспокойного нрава.
 

* * *

 
Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед:
Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нем участья нет.
 
 
Льнущий к миру беззаботен: ждет удачи, а она
К одному из многих сотен не придет и за сто лет.
 
 
Все вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки,
Думаешь – удача рядом, а глядишь – пропал и след.
 
 
В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей:
Блеск его – как бы услада, но опасен тот шербет.
 
 
Ты оставь эту невесту, в этом мире ты – лишь гость:
Страннику при ней – не место, он – иным местам сосед.
 
 
Даже ежели вы двое меж собой недалеки,
Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет.
 
 
Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един,
Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет.
 

* * *

 
Кто в долину единенья страстным помыслом влеком,
На коне всеотрешенья пусть он станет седоком.
 
 
Но тому не доведется в этот путь коня седлать,
Кто навек не заречется жить в толчении людском.
 
 
Должен странник в той дороге отрешиться от всего,
А иначе – без подмоги он в скитальчестве таком.
 
 
Милость Друга своей сенью озаряет этот путь,
И дороге к единенью как остаться чужаком!
 
 
Ни натугой, ни потугой воли рока не минуть:
Доброму не стать жадюгой, а жадюге – добряком.
 
 
Дай испить мне их фиала, кравчий, – душу мне взбодри
И, чтобы полегче стало, лей мне полным черпаком.
 
 
Но с минутным оживленьем не смирится Навои, —
Со всечасным обновленьем да пребудет он знаком!