Текст книги "Куда залетают орлы"

– Сержант Джонсон? – Слова звучали глухо и неровно – не оттого, что командир волновался; просто его оледеневшие губы с трудом их выговаривали.

– Сэр? – Даже в этом лаконичном отзыве, искаженном передатчиком, слышалось достаточно тревоги.

– Мне больше нравится обращаться к вам по должности, а не по званию – штурман, – уточнил Карпентер.

– Сэр?

– Расслабьтесь. Я вижу гору. Можете спать дальше. Он отключил связь и нажал другую кнопку, у себя над головой. Над люком в отсеке фюзеляжа зажегся красный свет.

Сержант-стрелок взялся за ручку дверцы.

– Минуту, джентльмены. – Он рванул дверцу на себя, поставил на зажим. – Когда зажжется зеленый...

Он не закончил – отчасти потому, что его и так поняли, отчасти, чтобы не напрягаться зря, потому что слов почти не было слышно в реве моторов и свисте ветра.

Все молчали – все равно голосов было не услыхать. Парашютисты просто обменялись взглядами, которые говорили красноречивее слов: если тут, в кабине, творится черт знает что. каково же будет в воздухе? По сигналу сержанта они цепочкой двинулись к выходному люку.

Первым шел Хэррод, с лицом мученика-христианина, идущего ко рву со львом. Своим первым и последним львом. «Ланкастер», похожий на гигантского черного птеродактиля, несся вдоль гладкого обледеневшего бока Вайсшпитце, почти касаясь его крылом. Тримейну, заглянувшему в открытое со стороны Карпентера окно, казалось, что крыло самолета буквально царапает поверхность горы. Он по-прежнему чувствовал, как пот стекает у него по лицу, а губы пересохли. Украдкой – так, чтобы Карпентер не заметил, облизал их, но это не помогло, они остались сухими.

А вот у Хэррода, на которого обрушился снежный шквал, губы не пересохли. Во всем остальном его мысли и чувства были очень близки тем, что теснились в голове и груди Тримейна. Он стоял перед открытым люком, упираясь руками в борт фюзеляжа, чтобы удержаться на ногах. И под натиском ветра его лицо сохраняло выражение полной невозмутимости. Он смотрел вперед, как будто гипнотизируя глазами пространство, где крыло бомбардировщика, казалось, вот-вот заденет склон горы.

Над дверцей все еще горел красный свет. Сержант-стрелок ободряюще похлопал Хэррода по плечу. Тот не сразу очнулся от своего гипнотического состояния и, отступив на полшага внутрь отсека, отвел руку сержанта.

– Не толкайся, приятель! – Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным. – Если мне суждено покончить жизнь самоубийством, позволь сделать это по старинке, своими руками. – И он занял прежнюю позицию.

В эту самую секунду Карпентер еще раз взглянул в боковое окно и подал сигнал, которого ждал Тримейн, – легкий жест левой рукой. Тримейн тотчас накренил бомбардировщик и сразу же его выпрямил.

Склон горы медленно удалялся. Самолет лег на курс, выбранный Карпентером, и шел вдоль узкого плато. Командир в последний раз высунулся в окно и левой Рукой медленно – невыносимо медленно, как показалось Тримейну, – нащупал кнопку над боковым окошком, немного подождал и нажал ее.

Сержант Хэррод, задрав голову кверху, увидел, как красный свет сменился зеленым, вобрал голову в плечи, зажмурился и, конвульсивно дернув руками, бросился в снежную мглу.

Причем не так, как полагается. Вместо того, чтобы прыгнуть, он просто сделал шаг вперед – и его при раскрытии парашюта все еще крутило в воздухе. Следующим прыгал Шэффер – он выполнил это образцово, чистенько, прижав ступни и колени. Потом вниз пошли Каррачола и Смит.

Смит взглянул вниз и сжал губы. Едва различимый в серой мгле, Хэррод болтался, как шут на проволоке. Стропы парашюта переплелись, и чем отчаяннее сержант пытался их расправить, тем больше они запутывались. Радиста уносило влево. Смит наблюдал за его быстро исчезающей из виду фигурой и молил Бога, чтобы он не угодил в пропасть. Слава Богу, с другими все было в порядке. Кристиансен, Томас и Смит расположились в небе рядом. чуть ли не касаясь друг друга. Вполне нормально спускались.

Еще до того, как последний из парашютистов, Торренс– Смиз, выпрыгнул из самолета, сержант-стрелок кинулся в хвост самолета. Он быстро подбежал к ящику для багажа, стащил с него брезент, и извлек оттуда скрючившуюся фигурку. Это была маленькая девушка с огромными темными глазами и тонкими чертами лица, закутанная в кучу всякого тряпья, под которым оказался непромокаемый костюм. За плечами – парашют. Она совсем закоченела, и едва могла двигаться. Но у сержанта были на ее счет свои инструкции.

– Скорее, мисс Эллисон: – Он обнял ее за талию и подтолкнул в сторону люка. – Нельзя терять ни секунды.

Он почти протащил ее вдоль фюзеляжа, мимо механика, который готовился выпихнуть вниз второй парашют с поклажей. Мэри Эллисон полуобернулась к нему, словно желая что-то сказать, но вместо этого рванулась к люку и выпрыгнула во тьму. Контейнер со снаряжением последовал за ней.

Некоторое время сержант смотрел во тьму. Потом потер ладонью подбородок, недоверчиво покачал головой, отступил вглубь отсека и потянул на себя тяжелую дверцу люка. «Ланкастер» нырнул в снежную мглу. Спустя несколько секунд гул его моторов растаял в ночном небе.

Глава 2

Смит подогнул колени, свел вместе ступни и так, сгруппировавшись, ушел ногами в глубокий снег. Ветер неистово рвал шелк парашюта. Он быстро собрал его, скрутил и закопал в снег, примял для верности тяжелым тюком, который снял со спины.

Здесь, на твердой поверхности, пусть и на высоте больше двух тысяч метров снегопад был не таким сильным, как метель наверху, но видимость оказалась ничуть не лучше, потому что резкий ветер поднимал сухой снег и крутил его в воздухе. Смит оглянулся вокруг, но никого и ничего не увидел.

Замерзшими, неслушающимися руками он с трудом достал из кармана фонарь и свисток. Повернувшись поочередно на восток и на запад, он свистнул и посветил фонарем. Первым на сигнал явился Томас, затем Шэффер, через две минуты подошли остальные. Все, кроме сержанта Хэррода.

– Складывайте парашюты сюда и притаптывайте, – приказал Смит. – Зарывайте их поглубже. Хэррода на земле кто-нибудь видел?

Все молча покачали головами.

– Последний раз я его заметил, когда он в воздухе пронесся мне наперерез, как эскадренный миноносец в бушующем море, – сказал Шэффер.

– Да, я помню, – кивнул Смит. – У него стропы перепутались.

– Было дело. Но, по-моему, ему ничего не грозило, он находился почти у самой земли, – добавил Шэффер.

– Где он мог приземлиться, по-вашему?

– Да тут где-нибудь. Не волнуйтесь, майор. Что с ним могло случиться! Ну, коленку вывихнул, шишку набил.

– Зажгите фонари, – оборвал его Смит. – Рассредоточьтесь, надо найти его.

Группа цепью пошла на поиск, светя перед собой фонарями. Смит явно не разделял оптимизма Шэффера.

Он был сосредоточен и угрюм.

Вскоре его позвал Каррачола. Он стоял на краю голого утеса, с которого ветром смело весь снег, и светил фонарем прямо перед собой. В снежной постели, полузанесенный белым покрывалом, лежал распростертый на спине сержант Хэррод с открытыми глазами. Похоже они уже не чувствовали, как их засыпает снег.

Смит опустился на колени, подсунул руку под плечи Хэррода и приподнял тело. Голова сержанта свалилась набок, как у тряпичной куклы. Смит опять опустил его на снег и попробовал нащупать пульс на шейной артерии.

– Мертв? – спросил Каррачола.

– Да. Шею сломал. – Лицо Смита было непроницаемым. – Должно быть, запутался в стропах и неудачно приземлился. – Бывает, – сказал Шэффер. – Я слыхал про такое. – И, помедлив, добавил: – Я возьму рацию, сэр?

Смит кивнул. Шэффер стал на колени и принялся нащупывать пряжку ремня, на котором держалась рация. Смит остановил его:

– Нет, не там. Ключ у него на шее, а застежка – на груди.

Сняв рацию, Шэффер поднялся, держа ее в руках, и взглянул на Смита.

– Поздно, наверное, спохватились. Такое падение, должно быть, и передатчик повредило.

Смит молча взял рацию, поставил на землю, вытащил антенну. Замигал красный глазок передатчика, показывая, что все в порядке. Смит включил приемник, повернул ручку настройки, послышалась музыка. Он выключил рацию и отдал Шэфферу.

– Ей больше повезло, чем сержанту Хэрроду, – коротко сказал он. – Пошли.

– Надо бы его закопать, – предложил Каррачола.

– Нет надобности. – Смит покачал головой и жестом показал на падающий снег. – Через час его покроет снег. Давайте лучше поищем снаряжение.

– Только Бога ради не выпустите веревку, – возбужденно сказал Ли Томас.

– Беда с вами, кельтами, – успокаивающе отозвался Шэффер.

– Никому у вас веры нет. Чего зря волну гнать! Ваша жизнь в надежных руках Шэффера и Кристиансена. Не робейте. Мы вас не отпустим до последней минуты. Рухнем, если что, все вместе.

Томас в последний раз опасливо заглянул в чернеющую перед ним бездну и потихоньку начал спуск. Склон плато, на котором они высадились, был почти вертикальным. Черная отвесная поверхность поблескивала льдом. Обследовав ее с помощью фонаря, Томас убедился, что зацепиться здесь решительно не за что.

Когда его подняли, он с досадой пнул ботинком лыжи, торчащие из кучи снаряжения.

– Они тут очень кстати, – угрюмо прокомментировал он. – Ну прямо в самый раз, кататься с этих горок.

– Что, так круто? – спросил Смит.

– Чистая вертикаль. Гладкая, как стекло. И дна не видно. Как по-вашему, майор, какая тут глубина?

– Кто знает, – пожал плечами Смит. – Мы сейчас на высоте две тысячи метров. Карты на такой высоте детальных описаний не дают. Проверим веревкой.

Трехсотметровый моток нейлоновой веревки находился в холщовом мешке – так, как ее упаковали на фабрике. Она была чуть толще обыкновенной бельевой веревки, но проволочный стержень делал ее необычайно прочной, и каждый ее метр был тщательно проверен на разрыв. Смит привязал к одному концу скальный молоток и начал спускать его вниз. Несколько раз молоток задевал о невидимые преграды, и каждый раз майор освобождал его. Наконец напряжение веревки ослабло.

– Все. – Смит отошел от края. – Видимо, это дно.

– А если она не дошла до конца? – спросил Кристиансен. – Может, зацепилась за какой-нибудь чертов выступ где-нибудь на полпути?

– Я дам вам знать, – коротко ответил Смит.

– Вы мерили? – спросил Каррачола. – Какая глубина?

– Шестьдесят метров.

– И еще остался кусок веревки, – усмехнулся Томас. – чтобы связать гарнизон замка Адлер. Никто не засмеялся в ответ на шутку. Смит сказал:

– Мне нужен крюк и два переговорных устройства.

Метрах в четырех от края пропасти они расчистили снег и вбили крюк в скалу. Смит сделал двойную петлю, просунул в нее ноги, пропустил веревку под свои поясной ремень и повесил на шею передатчик. Трое из шестерки приготовились страховать его. Шэффер стоял рядом, со вторым переговорным аппаратом в руках.

Смит тщательно проверил, не повредит ли острая кромка скалы веревку в том месте, где она свешивалась в пропасть, и подал сигнал к спуску. Сам по себе спуск был делом нехитрым. Как и говорил Томас – падай себе и следи только, чтобы лицо об отвесную скалу не ободрать. И к лучшему, подумал майор, что в темноте не видишь, куда летишь.

При приземлении его ноги почти на треть метра ушли в снег. Но под снежной подушкой была твердая почва. Смит зажег фонарь и обвел им вокруг себя. Это было ровное, полого спускающееся вниз плато. Он снял с себя веревочную петлю и передал по связи:

– Порядок. Начинайте спуск. Сначала снаряжение, потом сами.

Веревка уползла вверх. Через пять минут два тюка со снаряжением уже лежали на плато. Потом появился Кристиансен.

– Так, наверное, и моя бабка спустилась бы. – весело сказал он.

– Прогуляйтесь с фонарем, посмотрите, где лучше сойти в долину, да глядите, ради Бога, не свалитесь. – приказал Смит. Кристиансен ухмыльнулся и отправился на рекогносцировку. Похоже, хорошее настроение никогда его не покидало, он умел наслаждаться жизнью. Постепенно спустились и остальные. Наверху остался только Шэффер. Оттуда раздался его грустный голос.

– А мне-то как? Сами съехали, а мне замерзшими руками веревку перебирать? Надо было раньше думать!

– Кто-то и подумал, – терпеливо ответил Смит. Проверьте, хорошо ли веревка держится на крюке, и скиньте ее всю сюда вниз.

– Понял! – удовлетворенно заметил Шэффер. Не успели спустить его, как вернулся Кристиансен.

– Не так плохо, – доложил он. – Тут шагах в пятидесяти к востоку обрыв. Я не стал проверять, насколько он высокий и крутой, к вашему сведению, я женатый человек. Но пологий склон с западной стороны, кажется, довольно приличный. Там деревья растут.

– Деревья? На такой высоте?

– Ну, конечно, не мачтовый лес. Карликовые сосны. Однако спрятаться в них можно.

– Действительно, неплохо, – согласился Смит. – Там и розобьем лагерь.

– Так скоро? – с недоверием переспросил Шэффер. – Может, спустимся пока, насколько успеем, майор?

– Нет необходимости. Если даже мы начнем спуск с первым лучом, то когда рассветет, этот лесок останется далеко позади.

– Шэффер прав, – раздумчиво проговорил Каррачола. – Лучше начнем двигаться прямо сейчас. Ты как считаешь, Олаф? – обратился он к Кристиансену.

– Мнение Кристиансена не имеет значения, – спокойно, но ледяным тоном сказал Смит. – Как и ваше, Каррачола. Это вам не семинар, а военная операция. Приказы не обсуждаются. Нравится вам или нет, но адмирал Ролленд назначил командиром меня. Я принял решение, и мы останемся здесь. Постарайтесь усвоить это.

Все пятеро выразительно переглянулись и взялись за снаряжение. Вопросов больше не было.

– Сразу ставим палатки, босс? – спросил Шэффер.

– Да.

В словаре Шэффера, подумалось Смиту, «босс» звучало более уважительно, чем «майор» или «сэр».

– Потом горячая еда, кофе и попробуем связаться по радио с Лондоном. Стащите эту веревку, Кристиансен. Не будем подвергать испытанию нервы наблюдателен из замка Адлер.

Кристиансен кивнул и начал стягивать веревку. Но когда ее свободный конец повис в воздухе, Смит неожиданно громко крикнул, прыжком бросился к Кристиансену и схватил его за руку. Кристиансен в недоумении перестал тянуть и оглянулся.

– Господи, – Смит провел тыльной стороной ладони по лбу.

– Это же надо! Едва успел!

– Да в чем дело? – спросил Шэффер.

– Вы двое. Поднимите меня. Живо! Пока эта чертова веревка не исчезла.

Двое мужчин подняли его вверь Смит схватился за парящий конец веревки, подтянул его к земле и надежно связал с другим концом.

– Теперь, может быть, вы нам объясните... – вежливо начал Торренс-Смиз.

– Шифровальная книжка, – Смит вздохнул. – Список частот, позывные и шифр – все это осталось у Хэррода.

– Не возражаете, если я отправлюсь за ней, босс? – спросил Шэффер.

– Или хотите, я поднимусь? – вызвался и Кристиансен.

– Спасибо. Но это моя промашка, и исправлять ее мне. К тому же я единственный среди вас, кто занимался скалолазанием. Как вы понимаете, подъем будет посложнее спуска. Ну ладно. Время терпит. Давайте сначала поставим палатки и поужинаем.

– Если не исправитесь, Смизи. – сказал Шэффер, – уволю. Даю неделю сроку. – Он поскреб ложкой дно миски и передернул плечами – Мое строгое христианское воспитание не позволяет сказать вслух, что я думаю о вашей стряпне. – При чем тут я, – обиделся Торренс-Смиз. – Они нам впихнули какие-то подозрительные банки. – Он помешал в котелке на плитке сомнительного вида гуляш и с надеждой оглядел сидящих полукругом в скудно освещенной палатке мужчин. – Добавки никто не желает?

– Дурацкая шутка, – сурово ответил Шэффер.

– Вы еще не пробовали его кофе, – посоветовал ему Смит, – вот тогда пожалеете, что были таким привередливым с гуляшом. – Он поднялся и высунул голову из палатки. – Надеюсь, я управлюсь за час. Если Хэррода еще не совсем занесло.

Все сразу посерьезнели. Если сержанта замело, Смиту долго его не разыскать.

– Ну и чертова погода, – сказал Шэффер. – Я пойду с вами.

– Спасибо. Не надо. Я сам поднимусь и спущусь. Веревка, конечно, не подъемник, но одному с ней легче управиться. А вам тоже дам дело. – Он вышел из палатки и быстро вернулся с рацией, которую поставил перед Шэффером. – Не за тем я отправляюсь наверх за этой шифровальной книжкой, чтобы какой-нибудь безрукий идиот сломал эту игрушку. Берегите ее как зеницу ока, лейтенант.

– Есть, сэр, – серьезно ответил Шэффер.

Смит, засунув за пояс пару крюков и молоток, привязался к веревке двойной петлей, ухватился за свободный конец и начал подъем. Он сильно преувеличивал свою подготовку – она была самая начальная. Ну, впрочем, что тут особенного, тяжелая физическая работа, не более того. Ему пришлось, держа ноги почти под прямым углом, шагать по вертикальному склону. Устав до изнеможения, он дважды отдыхал, повиснув на веревке, дожидаясь пока утихнет боль в плечах и руках, и когда наконец, истекая потом, с трудом перевалился через край отвеса, силы почти оставили его. Он явно недооценил коварное воздействие высоты на непривыкший организм.

Несколько минут он пролежал лицом вниз, пока пульс и дыхание не пришли в относительную норму – хотя какая норма может быть на такой высоте! Потом поднялся и проверил, как держится крюк, за который привязана веревка. Он держался на вид крепко, но для верности Смит несколько раз ударил по нему молотком.

Отойдя на несколько шагов от края пропасти, он расчистил снег и легонько вбил один из крюков, которые принес с собой. Проверил, насколько легко он может вывалиться. Затем стукнул по нему еще молотком и пропустил через него конец веревки, который крепко держал первый крюк. И пошел прочь по склону, насвистывая «Лорелею». Мелодия, как он прекрасно понимал, была далека от безупречности, но вполне узнаваема. Из тьмы возникла фигура и бегом бросилась к нему, спотыкаясь и увязая в глубоком снегу. Это была Мэри Эллисон. Она остановилась в двух шагах от него, положив руки на бедра.

– Ну! – Ему было слышно, как стучат от холода ее зубы. – Не больно ты торопишься!

– Не медлил ни минуты, – извиняющимся тоном ответил Смит. – Только съел горяченького и выпил кофейку.

– Ты, ты, чудовище, эгоист несчастный! – Она сделала быстрый шаг ему навстречу и обняла за шею. – Ненавижу.

– Знаю. – Он снял перчатки и нежно дотронулся до ее щеки. – Ты замерзла совсем.

– Надо же – замерзла! Конечно, замерзла. Я чуть не окочурилась в этом самолете. Почему ты не сунул мне туда грелку или костюм с электроподогревом, или еще что-нибудь эдакое? Я-то думала, что ты меня любишь!

– Я не могу запретить тебе так думать, – мягко сказал он, поглаживая ее по спине. – Где твое снаряжение?

– Тут недалеко. И, пожалуйста, прекрати меня оглаживать, как лошадь.

– Ну и слог у тебя! Ладно, давай соберем твое барахло. Они пошли, утопая в глубоком снегу. Мэри крепко держала его руку. Помолчав, она с любопытством спросила:

– А какой ты придумал предлог, чтобы вернуться сюда? Запонку потерял?

– Да мне в самом деле надо было кое за чем вернуться. Я целый спектакль разыграл – в самую последнюю минуту. Насчет шифровальной книжки в кителе сержанта Хэррода.

– Он что, потерял ее? Выронил? – Она от удивления остановилась. – Это же опасно...

– Не выронил. Она у него в кителе, – мрачно ответил Смит. – Он тут, наверху. Мертвый.

– Мертвый? – Она замерла, потом схватила его за руки. И повторила: – Он мертв. Этот милый человек. Я слышала, как он сказал, что ни разу в жизни не прыгал с парашютом. Неудачно приземлился?

– Похоже, что так.

Они молча подобрали ее вещи, и Смит понес их к краю обрыва. Мэри спросила:

– А что же теперь? Где книжка?

– Погоди минутку. Надо понаблюдать за веревкой.

– Зачем?

– Надо.

– Ладно, можешь не говорить, я ведь всего лишь несмышленая девчонка. А ты знаешь, что делаешь.

– Хорошо бы так.

Они молча постояли, сосредоточенно глядя на веревку, как будто здесь, на высоте две тысячи метров, в этой веревке таился какой-то скрытый смысл. Смит дважды попытался зажечь сигарету, но снег тут же гасил ее. Шли минуты: три, может быть, четыре, им казалось, что прошло тридцать или сорок. Он чувствовал, как стоящая рядом девушка сильно дрожит – он понял, что она изо всех сил стискивает зубы, чтобы они не стучали, и постарался защитить ее от ветра. Он и сам закоченел. Смит уже собрался уходить, когда веревка сильно дернулась и второй вбитый им крюк вырвало из гнезда. Смит проверил натяжение – веревка была натянута как струна, но первый крюк держался крепко.

– Что за черт, – начала было Мэри, но тут же осеклась, бессознательно перейдя на шепот.

– Замечательно, – пробурчал Смит. – Кто-то меня крепко не любит...

– Если бы эта штука не выдержала, мы не смогли бы спуститься. – Голос девушки дрожал уже не от холода. – Спрыгнули бы, – успокоил ее Смит. Он взял ее за руку, и они двинулись вперед. Снег опять усилился, свет фонаря мало помогал, но не прошло и двух минут, как они нашли тело сержанта Хэррода, бесформенно громоздившееся под белым покровом. Смит снял с него снежный саван, расстегнул китель, достал висевшую на цепочке шифровальную книжку, повесил цепочку себе на шею, а книжку положил во внутренний карман своей альпийской формы.

Теперь надо было перевернуть Хэррода. Задача не из приятных – к этому Смит был готов, но он не ожидал, что это дело может оказаться почти невыполнимым. Труп буквально вмерз в ледяную могилу. Второй раз за эту ночь майор почувствовал, как горячий пот, растапливая снег, струится по его лицу. Ему все же удалось перевернуть труп. Окоченевшая рука Хэррода теперь торчала вверх, к небу, откуда шел снег. Смит стал на колени, поднес ближе фонарь и тщательно осмотрел затылок сержанта.

– Что ты делаешь? – спросила Мэри. – Что ищешь? – Она опять перешла на шепот.

– Шея сломана. Хочу выяснить, каким образом он ее сломал.

– Он взглянул на девушку. – А тебе незачем смотреть.

– Не волнуйся. – Она отвернулась. – Не собираюсь. Одежда на трупе обледенела. Капюшон треснул в руках Смита, обнажив голову и шею. Но майор наконец обнаружил то. что искал – красную отметину на шее. Кожа была разорвана. Он поднялся, взял труп за ноги и оттащил немного вниз по склону.

– А теперь что? – Мэри, сама того не желая, снова смотрела на Смита с ужасом. – Теперь-то что ищешь?

– Камень, – коротко ответил Смит. В его голосе слышалось ледяное раздражение, и хотя Мэри понимала, что оно направлено не против нее, она остерегалась от дальнейших расспросов.

Смит расчистил снег вокруг головы Хэррода. Внимательно огляделся, медленно поднялся, взял Мэри за руку и повел прочь. Через несколько шагов он остановился, вернулся назад и опять перевернул труп так, чтобы рука не торчала. Пройдя половину пути до обрыва, Смит внезапно сказал:

– Кто-то ударил Хэррода сзади в шею. Я думал, – что, может быть, он ударился о выступ скалы или камень. Но там везде гладко.

– Поблизости есть огромный выступ.

– Но нельзя же сломать голову о камень и побежать, чтобы упасть на ровном месте. Его кто-то ударил тяжелым металлическим предметом – рукояткой пистолета или ножа. Кожа повреждена, но синяка нет, потому что шея была сломана уже потом. Когда он был без сознания. Чтобы мы подумали, будто это несчастный случай. Это, должно быть, произошло на скале, и, по-видимому, когда он стоял на ногах. Удар в шею, потом перелом, и уже тогда его столкнули с выступа. Да, хитрая это штука, камень, – горько заметил Смит. – Никаких следов. Мэри остановилась и пристально посмотрела на него.

– Ты понимаешь, что говоришь? – Она поймала его взгляд, взяла его за руки и быстро заговорила вновь. – Прости, конечно, ты все понимаешь. Джон, мне страшно. Даже все эти месяцы в Италии я так не боялась, как теперь. – Она замолчала и продолжила: – А нельзя это все как-нибудь иначе объяснить?

– Ну, разве что он сам себя ударил или пострадал от руки снежного человека.

Она посмотрела на него долгим взглядом, глаза ее казались огромными на осунувшемся лице.

– Я этого не заслужила, Джон. Ты меня пугаешь.

– Я сам испуган.

– Не верю.

– Если нет, то теперь, черт побери, самая пора испугаться. В десятке метров от подножья скалы Смит приостановил спуск. Он дважды обмотал левую ногу веревкой, проделал то же самое с левой рукой, зубами стащил правую перчатку, сунул ее за пазуху, вытащил «люгер», снял с предохранителя и начал спускаться дальше, притормаживая левой рукой. Следовало ожидать, что тот, кто пытался стянуть вниз веревку, дождется, пока Смит спустится вниз. Внизу, однако, его никто не поджидал. Во всяком случае, в том месте, где он спускался. Он описал круг фонарем, но никого и ничего не обнаружил, а следы, если они и были, давно запорошил снег. С пистолетом в одной руке и с фонарем в другой он прошел вдоль склона шагов тридцать вперед, потом назад. Тот, кто пытался стянуть веревку, будто растворился. Смит подергал веревку. Через минуту он принял вещмешок Мэри, а потом и ее саму. Она стащила с себя двойную петлю, Смит развязал узел, стянул веревку и свернул. Чтобы проделать эту операцию, его закоченевшим рукам понадобилось минут пятнадцать.

Неся на одном плече веревку, на другом вещмешок, майор проводил Мэри до расщелины в боковой части склона.

– Палатку не ставь, – предупредил Смит. – Разверни ее, положи спальный мешок на одну ее половину, заберись в него и палаткой же накройся сверху. Через полчаса тебя засыплет снег. Под ним ты согреешься, и он скроет тебя от любителей ночных прогулок. Я вернусь на рассвете.

Он пошел прочь, потом остановился, обернулся. Мэри по– прежнему стояла там, где он ее оставил и смотрела вслед. Она не опустила плечи, не состроила жалобной гримаски, и все же в ее одинокой фигурке была пронзительная беззащитность. Смит секунду поколебался, затем решительно повернулся, подошел к ней, расстелил на снегу палатку и спальник, дождался пока она залезла внутрь, застегнул «молнию» и до подбородка укрыл ее краем палатки. Она улыбнулась ему. Он подвернул под нее свободный край палатки и, не сказав ни слова, ушел.

Найти лагерь оказалось просто – в окошке палатки горел свет. Смит сбил с себя снег, нагнулся и вошел. Кристиансен, Томас и Каррачола то ли спали, то ли делали вид, что спят. Торренс-Смиз возился со своими взрывателями, детонаторами и прочей мурой, а Шэффер читал книжку в мягкой обложке – на немецком языке, курил сигарету – тоже немецкую – и присматривал за рацией. Он отложил книгу и посмотрел на Смита.

– Ну как – порядок?

– Порядок. – Смит достал из кителя шифровальную книжку. – Прошу простить, что задержался, думал, не найду его. Здорово там наверху метет.

– Мы дежурим по очереди. По полчаса, – сказал Шэффер. – Светать начнет через три часа.

– А кого вы тут опасаетесь? – улыбнулся Смит.

– Снежного человека.

Улыбка исчезла с губ Смита так же неожиданно, как и появилась. Он взял шифровальную книжку и долго всматривался в пометки, запоминая позывные, частоты и прочее, а потом кодируя сообщение. За это время Шэффер покинул пост и залез а спальник, а его место занял Торренс-Смиз. Смит сложил бумажку, на которой записал закодированное сообщение, сунул в карман, поднялся, взял рацию и резиновый кожух, чтобы защитить ее от снега.

– Пойду пройдусь, – сказал он Торренс-Смизу. – Тут деревья мешают приему. Да и людей будить не хочется. Я скоро. Отойдя от палатки шагов на двести (дважды он менял направление), Смит стал на колени, прикрыв рацию. Вытянул телескопическую антенну и включил передатчик. Но только когда он отбил позывные в пятый раз, ему ответили. Видно, не очень-то ждали его сигнала.

– Говорит Дэнни Бой, – прокаркал кто-то. Сигнал был слабый, пропадающий, но различимый. – На связи Дэнни Бой. Прием.

Смит проговорил в микрофон:

– Это Бродсворд. Могу я поговорить с папой Макри или матушкой Макри? Прием.

– Извините. Нельзя. Прием.

– Шифровка, – ответил Смит. – Прием.

– К приему готов.

Смит вытащил из кармана бумажку и поднес ее к фонарю. На ней были нацарапаны две строчки – бессмысленный набор букв, а под ними – перевод; «Приземлились нормально, Хэррод мертв, погода отличная, ждите сообщений в восемь». Смит зачитал шифровку и добавил: «Передайте это папе Макри до семи. Обязательно».

Торренс-Смиз удивленно взглянул на Смита.

– Уже вернулись? Все в порядке?

– Не пробиться, – огорченно ответил Смит. – Горы мешают.

– Может, надо было понастойчивее попытаться?

– Три минуты пытался. Дольше опасно.

– Видно, пеленгаторы рядом? – удивил его вопросом Торренс-Смиз.

– Да уж видно, так, – саркастически ответил Смит. – Где нам было знать, что в замке Адлер окажутся пеленгаторы.

– Да уж, где нам, – устало улыбнулся Торренс-Смиз. – Помнится, кто-то говорил, что в замке находится южная квартира штаба немецкой секретной службы. Извините, майор. Дело не в том, что я старею, хотя, конечно, и в этом тоже. Но у меня мозги совсем задубели от холода и недосыпа.

Смит стащил ботинки и маскировочный костюм, забрался в спальный мешок и поставил рядом с собой рацию.

– Значит, надо соснуть. Мне не нужен взрывник, который не сможет отличить детонатор от дверного звонка. Валяйте. Отключайтесь. Я подежурю.

– Но мы договорились по очереди...

– Разговорчики. – оборвал его Смит. – Не соблюдаете субординацию. – Он улыбнулся. – Не сомневайтесь, Смизи, у меня сна ни в одном глазу. Мне все равно сегодня не уснуть.

Первое – явная ложь, подумал Смит, а второе – несомненная истина. У него не то что сна не было ни в одном глазу – он был предельно измотан, и дай он себе волю хоть на миг, сон тут же его свалит. Но то, что спать он нынче не будет, это точно; никакой силой нельзя было бы заставить его сомкнуть глаза. Однако посвящать в эти тонкости Торренс-Смиза не стоило.