Текст книги "Белая Богиня"

Глава 7

– Анна, ты сумасшедшая, – произнес Леандру впервые за двадцать минут.

Она знала, потому что засекла время.

С тех пор, как они вернулись в машину и поехали, время словно остановилось. Минуты сочились медленно, как вода сквозь трещину в камне, и Анной овладело любопытство: он будет молчать до самого Лиссабона или произнесет хоть что-нибудь?

– Я спрашивала не об этом, – она погладила сидящего на коленях Рыжего.

– Знаю. Потому и говорю: ты сумасшедшая. Чокнутая. Ненормальная.

– Так есть или нет?

– Да какая разница! – взорвался Леандру. – Что это меняет для тебя? Для меня? Теперь ты молчишь. Отлично. Просто отлично.

Она понимала его ярость и бессилие. Ничто не может изменить того, что он сделал, вернее, попытался сделать, но потерпел неудачу.

«Может, если бы ему все удалось, если бы я не сорвалась с крючка, он бы не чувствовал себя таким жалким сейчас, когда я сделала шаг ему навстречу. Сказать, что я готова все забыть, значит, унизить его еще больше. Потому что он забыть не сможет. Ни своей низости, ни того, что я оказалась бесполезной».

– Расскажи мне про этих… как ты их назвал… женщин в белом, – попросила Анна.

Леандру с готовностью ухватился за возможность сменить тему.

– Я слышал эти истории от Фатимы, моей няни. Mouras encantadas, зачарованные мавританки. Тебе, конечно, известно, что мавры владели Пиренейским полуостровом нескольких веков. Кто такие мавры, знаешь?

Анна сделала неопределенный жест рукой.

– А еще живешь в Морарии, – поддел Леандру. – Арабы, берберы, народы из Северной Африки. Они вторглись в Европу в начале восьмого века, смели вестготов и основали собственные государства. Слышала о битве при Пуатье?

– Это же Франция.

– Галлия. Франции тогда еще не существовало. Точнее, Аквитания. Завоевав Полуостров, мавры двинулись дальше, и остановил их Карл Мартелл. Историки говорят, в битве при Пуатье решилась судьба Европы – быть ей христианской или мусульманской. Карл Мартелл Европу спас.

– Но Испания и Португалия… или что тут у вас тогда было… Короче, Полуостров остался мусульманским, – заметила Анна. – Выходит, спас, но не всю.

Леандру рассмеялся.

– В точку! То, что за Пиренеями, видимо, не считали Европой. Может, поэтому и мы не считаем себя европейцами.

«Вот так новость! Португальцы не признают себя европейцами. А кем же тогда?»

– Мы сами по себе, – Леандру прислушался. – По-моему, твой кот опять что-то ворует. Надеюсь, он не сожрет запаску. Ладно, мы ведь говорили о «зачарованных мавританках». Владычество мавров закончилось в тысяча четыреста девяносто втором году, когда пала Гранада. Католические короли официально закончили Реконкисту, Полуостров снова стал христианским. Мавры вынуждены были или сменить религию, или бежать.

Анна вспомнила могучие зубчатые стены Замка Мавров в Синтре. За лето она побывала там с десяток раз – бродила по заросшей территории, смотрела вдаль с крепостных башен. Сидела у стен разрушенной цитадели, слушала цикад и думала о народе, который пришел, построил замок, а однажды просто исчез, словно его и не было.

– Красивая легенда, – кивнул Леандру. – На самом деле Замок Мавров несколько раз переходил из рук в руки, пока Афонсу Основатель не занял Лиссабон. Это, кстати, было за триста пятьдесят лет до падения Гранады и, следовательно, до появления Испании как единого государства. Понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю. Это у вас национальный спорт – пнуть испанцев.

– Так вот, в легенде не все неправда. Последние мавры действительно сдали замок без боя. Они просто исчезли, понимаешь? Когда войска Афонсу вошли внутрь, там было пусто. Мавры словно испарились. И люди стали говорить, что мавританские чародеи провели свой народ сквозь стены. Но пройти сквозь камни могли только люди из плоти и крови, поэтому все богатства, которые мавры пытались унести с собой, остались в стенах. А чтобы они не попали в чужие руки, чародеи оставили самых красивых мавританских девушек охранять золото, алмазы и что там еще у них было.

– Оставили в стенах? Замуровали? – ужаснулась Анна.

– Не физически. Хотя, кто их знает. Девушек превратили в призраков и заперли рядом с сокровищами. Время от времени они могут покидать место своего заточения, но свободными станут лишь в тот день, когда хозяева вернутся за своим имуществом.

– То есть, никогда.

– То есть, никогда, – подтвердил Леандру. – Эти девушки и есть mouras encantadas.

– Подожди… Но те, кого мы сегодня видели, были совсем не mouras – они были белые, а главная так и вовсе блондинка!

– Анна, мавр – необязательно негр. Конечно, среди исламских завоевателей были и негры, но это, скорее, редкость. Вообще-то мавры – европеоидная раса. А потом, ты же не думаешь, что мы видели настоящих mouras encantadas? Не считаешь, что они на самом деле существуют?

– Но ты сказал, в легенде не все неправда.

– Я имел в виду легенду о том, как опустел Замок Мавров. Его обитатели просто ушли по подземному тоннелю, который вывел их к городу Риу ди Мору, где беглецов уже ждали лодки. Вот и все.

«Час от часу не легче. Теперь еще и подземные тоннели».

– Анна, ты в Португалии, – тихонько рассмеялся Леандру. – Это страна тайных обществ, заговоров и секретов, которые тем строже охраняются, чем больше народу о них знает. Мы обожаем знаки, символы, метафоры, потайные двери и подземные ходы. Процессия, которую мы видели сегодня, наверняка ритуал какой-нибудь тайной организации, которая ничего не решает и ни на что не влияет, но существует на радость своим членам.

– Короче, ролевики, – разочарованно выдохнула Анна. – Понятно, чего их понесло к менгирам. Что ближе оказалось, туда и поперлись. Где ислам, и где неолит.

Последнюю фразу она произнесла по-русски, и Леандру бросил на нее вопросительный взгляд.

– Так, просто мысли вслух. Слушай, а почему ты их испугался? Ну, нарядились, пошли ночью к каким-то камням, попели немного. Они же не более опасны, чем какие-нибудь… не знаю… хоббиты подмосковные. Ну что? У нас тоже такие есть, популярная тема.

– Анна, мне сорок лет, – Леандру потянулся за сигаретой, но, видимо, упоминание о собственном возрасте заставило его передумать. – Няня рассказывала об этих процессиях очень, очень давно. Это общество, чем бы оно ни было, существует слишком давно для обычной исторической реконструкции. Немного долго для невинной игры, не считаешь? Больше похоже на секту, нет?

Анна задумчиво кивнула. В голове крутилась мысль, она никак не могла ее ухватить.

– И у меня создалось впечатление, что ты оказалась в Алмендрише… не вполне добровольно. Я ошибаюсь?

– Нет, – неохотно признала Анна. – Совсем не добровольно. Честно говоря, вообще не понимаю, как там оказалась. Меня чем-то усыпили в центре Лиссабона, а проснулась я уже в камнях.

Леандру резко выкрутил руль, развернулся на узкой дороге и погнал машину в обратную сторону. Кот на заднем сиденье недовольно взвыл.

– Что ты делаешь?

– Тебе нельзя в Лиссабон, – сквозь зубы бросил Леандру.

– Это еще почему?

– Да потому что эти люди знают, где ты живешь! Они могут сделать с тобой что угодно!

Он был напуган и даже не старался это скрыть. Анну против воли охватило мрачное торжество.

«Он боится за меня! Или за себя?»

– А ведь и ты знаешь, где я живу, – медленно произнесла она. – Откуда, кстати? И зачем?

– Затем, что я присматривал за тобой, довольна?

Леандру потерял самообладание, и удивительным образом Анна почувствовала, что сила теперь на ее стороне.

– Я втянул тебя во все это безумие. Я за тебя отвечаю, – он говорил отрывисто, словно каждое слово давалось с огромным трудом. – Твое решение остаться в Лиссабоне было… глупым. Неправильным. Я надеялся, ты вернешься в Россию и дождешься своего наследства там. В безопасности. А когда этот чертов дом будет продан, ты станешь богатой женщиной, найдешь хорошего мужчину и забудешь все как дурной сон.

– И тебя? – вырвалось у Анны.

– В первую очередь меня.

– Но ведь ты сам просил не продавать «Ласточку». Сказал, это мой дом.

– Я совершил глупость. Под влиянием момента.

«Может, и так. Но ты это сказал и подтвердил мои чувства и ощущения», – подумала Анна.

– А что за люди?

– Люди?

– Ты сказал – «эти люди». Кто они?

– Мне-то откуда знать. Вокруг тебя происходит что-то странное, и кто-то это странное делает. Ну, не мавританские же духи.

– Да, мавританским духам ангольские алмазы совершено ни к чему, – пробормотала Анна.

– Мой русский не очень хорош, – раздраженно заметил Леандру. – Ты не могла бы повторить по-английски?

– Неважно, – Анна потерла пальцами виски. – Это все неважно. Куда мы едем?

– В безопасное место.

У нее вдруг закончились силы. Она не могла ни спорить, ни настаивать, только спросила:

– В этом безопасном месте я смогу зарядить телефон? Мне надо срочно кое-с-кем поговорить.

– Конечно. Но если это срочно, можешь воспользоваться моим.

«Ни к чему тебе слушать мои разговоры, – устало подумала Анна. – Тебе кажется, что ты втянул меня в историю. На самом деле это я тебя втянула, пусть и невольно. И не стану втягивать еще глубже, потому что, хоть пока ничего и непонятно, все может оказаться куда серьезнее, чем внутрисемейная склока за наследство. Когда твой отец украл нелегальных алмазов на сорок миллионов долларов, это чертовски серьезно. Такое не забывается даже спустя тридцать лет».

Старый «сеат» резко катил по пустым дорогам. Леандру не сбрасывал скорость даже в деревнях, темных и таких же пустых, похожих на призраки, возникающие ниоткуда и уносящиеся в никуда. Потемневшие от времени декорации к давно сошедшим со сцены спектаклям. Размытые кадры порванной кинопленки.

– Recolher obrigatório, – коротко произнес Леандру.

«А, точно, – вспомнила Анна, – с часу дня до пяти утра велено сидеть по домам, комендантский час».

Она бросила взгляд на часы: половина девятого вечера. В Лиссабоне, особенно если погода хорошая, в это время никто еще не спит, город залит огнями, и из окон доносятся музыка и звон бокалов. Нет, португальцы, конечно, народ послушный, демонстративно никто не нарушает, но принцип «если нельзя, но очень хочется, и за это ничего не будет, то можно» никто не отменял. Впрочем, столица всегда живет иначе.

Леандру ехал не по магистрали, а по estrada nacional, «национальной дороге» – до падения монархии в 1910 году они назывались королевскими. Анна знала, потому что однажды упросила Дину вернуться в Лиссабон именно по такой дороге: «Ну что я увижу с магистрали!»

Идея оказалась так себе: тащиться со скоростью пятьдесят километров в час и любоваться одинаковыми коттеджами, недобро глядящими на дорогу наглухо закрытыми окнами, – удовольствие сомнительное. У городка Помбал они встали в глухую пробку, и Анна, которой отчаянно хотелось домой, прокляла и национальные дороги, и свое наивное желание увидеть вдоль них какие-то особенные красоты.

Дорога, по которой гнал свой «сеат» Леандру, выглядела иначе. Деревни закончились, и теперь узкое, тускло блестящее в бледном лунном свете дорожное полотно вилось по холмам между бескрайними алентежанскими полями. Время от времени над дорогой смыкались, образуя арки и целые коридоры, кроны исполинских платанов. Изредка по встречной полосе проезжал грузовик, и тогда маленький легкий «сеат» жался к обочине, как испуганный птенец.

– Имей в виду, у меня с собой нет ни денег, ни документов, – сообщила Анна. – Сумка осталась в Лиссабоне.

– Значит, тот, кто привез тебя в Алмендриш, либо собирался доставить тебя обратно тем же способом, либо…

– Зарыть под менгиром. Леандру, пожалуйста, хватит изображать Шерлока Холмса. Я сказала тебе о документах, чтобы ты знал: в отель меня не пустят.

Он свернул с национальной дороги на другую, мощеную светлым камнем. Анна успела разглядеть табличку «Caminho rural» – «деревенская дорога». Машина запрыгала по неровному покрытию, по окнам начали хлестать ветки кустов.

Чуть опустив стекло, Анна втянула носом ночной воздух и безошибочно определила: неподалеку лес и вода. Не океан, скорее, река из тех, что в Португалии называют ribeira – слишком маленькая для rio, слишком большая для arroio, ручья.

– Да, и кот. Не забудь про кота.

– Не забуду, – вздохнул Леандру. – Кстати, тебя похитили вместе с котом?

– Нет, кот оттуда, из неолита. Доисторический кот.

Леандру с трудом подавил смешок.

Они миновали рощу, судя по аромату, апельсиновую, и подъехали к открытым кованым воротам. За ними начиналась широкая подъездная дорога.

«Когда-то такая же была и в “Ласточке”, – грустно подумала Анна. С тех пор многое изменилось, и теперь так шикарно выглядят только знаменитые винные хозяйства, pousadas, – дворцы, переделанные в дорогие отели, и владения действительно богатых людей. Значит, Леандру решил выступить красиво, везет меня в одну из этих pousadas, где номер в сутки может стоить только, сколько я плачу за неделю в своей лиссабонской квартире».

Из-за деревьев показался дом – особняк в типичном иберийском стиле. Светлое двухэтажное здание под черепичной крышей, опоясанное круговой террасой. На маленькой парковке перед парадным входом стояли три автомобиля.

«Тоже, наверное, охотники, – решила Анна, – раз им плевать на запрет ездить по стране. На pousada не тянет, не дворец, но очень симпатично. И завтраки у них должны быть хорошие, деревенские. И подушки высокие, а не те блинчики, как в том дорогущем отеле на севере, где мы с Диной решили гульнуть июльскими выходными».

Леандру заглушил мотор.

– Бери свое чудовище, и пошли.

Анна нашарила сзади кота и вывалилась из машины в прохладную свежесть алентежанской ночи. Прошедший день вдруг показался бесконечным. Она чувствовала себя так, словно прожила уже лет двести. Единственным желанием было лечь в постель и с головой укрыться одеялом. Даже не приняв душ.

Несколько ступеней, отделяющих ее от входа, она преодолела, уцепившись за локоть Леандру. Он нажал кнопку звонка и вдруг приобнял ее за плечи. Жест скорее дружеский, но Анне нестерпимо захотелось прижаться к этой руке щекой.

– Леандру, сними мне отдельный номер, – холодно попросила она. – Я отдам тебе деньги сразу, как вернусь в Лиссабон.

Тяжелая деревянная дверь, украшенная медными шишечками, распахнулась, на пороге стояла сухощавая женщина со строгим лицом, на ногах туфли-лодочки. Анна поняла: женщина эта из тех, кто живет по правилам, а беспорядок считает чем-то вроде психического заболевания.

«Ночевать будем на улице, – безнадежно подумала Анна. – Такая без документов на порог не пустит».

– Позволь представить, Анна, это моя мама. – Леандру явно наслаждался ее растерянностью и, чтобы продлить удовольствие, добавил: – И не беспокойся. Конечно, ты будешь спать в отдельной комнате. Совершенно одна. Если не считать твоего чудовища.

* * *

Тоннель давно превратился в лабиринт: подземные коридоры сходились, расходились и перетекали один в другой. Иногда уходили вглубь, а иной раз оказывались так близко к поверхности, что он слышал звук проезжающих прямо над его головой автомобилей.

Куда бы он ни сворачивал, рано или поздно даже самые узкие подземные тропы возвращали его к главному тоннелю, который, как большая река ручьи, вбирал в себя все ответвления лабиринта.

«Здесь невозможно заблудиться, – думал он. – Куда бы ты ни шел, все равно выйдешь в одной точке. Это замкнутая система, не предусматривающая других выходов. Но это не значит, что их нет. Это значит, что их спрятали. И еще это значит, что их необходимо найти».

Глава 8

Пробуждение было гораздо приятнее вчерашнего.

Анна потянулась всем телом и ощутила редкий и оттого еще более прекрасный момент абсолютного физического счастья. От вчерашней тошноты не осталось и следа – видимо, организм справился с отравой, которой накачал ее похититель. Ничего не болело, ничто не раздражало органы чувств: приглушенное пение птиц за окном, утренний свет, льющийся сквозь вышитые белые занавески, ласковое тепло постельного белья – все казалось мягким и шелково-нежным.

Она открыла глаза и увидела тюльпаны, несколько розовых, еще не раскрывшихся бутонов в узкой стеклянной вазе. «Зима, сезон луковичных, тюльпаны идут первыми, следом гиацинты, нарциссы и крокусы», – так сказала вчера вечером мама Леандру.

«Удивительная, конечно, женщина… Сын притащил в семейный дом помятую тетку с котом, чье помоечное происхождение написано на его нахальной морде, а она задала только один вопрос: “Поужинаете в постели, дорогая, или накрыть на кухне?”»

Анна заблеяла что-то вроде «не беспокойтесь, я совсем не имею голода», с кровью выдирая из мозга португальские слова и отчаянно мечтая провалиться сквозь землю.

Мама окинула Анну взглядом, в котором не было ничего, кроме зловещей доброжелательности, и куда-то ушла, наказав сыну налить гостье выпить.

– Вино или что покрепче? – уточнил Леандру, звеня бокалами.

– Лучше бы ты на мне женился тогда, а потом убил, – жалобно ответила Анна.

Рыжий по-хозяйски оглядел просторную деревенскую кухню и развалился у очага с догорающими дровами.

Прямоугольное помещение с низким потолком и окнами, выходящими в сад, напомнило Анне хоббичью нору: так же уютно, тепло, и кругом запасы. Корзина с шишками, корзина с поленьями, корзина с маленькими ярко-оранжевыми тыквами. С потолочных балок свисают гирлянды лука, чеснока и сушеного перца. На старомодной газовой плите – огромная, явно не пустая кастрюля. В стеклянной чаше поднимается тесто.

– Что ты будешь пить? – Леандру подошел к Анне.

Она снова подумала: «Мы одного роста, когда я сижу, а он стоит». Мысль была дурацкая, но больше в голову ничего не приходило.

– Ладно, значит, красное, – подытожил ее молчание Леандру.

– Туррига, – с неловким смешком отозвалась Анна.

Она сидела за большим столом, слишком брутальным, чтобы украшать собой гостиную – толстая столешница на могучих ножках. От дерева исходил еле уловимый запах пчелиного воска.

Леандру вздрогнул, капля вина упала на ковер. Это был прекрасный старинный arraiolos, на создание которого мастерицы явно потратили не один месяц. Небольшие потертости придавали ковру благородный вид, как морщины иным людям, однако крупные алые цветы, рассыпанные по бледно зеленому фону, не потускнели и сохранили свой первозданный цвет. Анна знала, что это первый признак действительно дорогого ковра. И вот теперь он испорчен.

– Ничего, – Леандру засыпал винные следы солью и протянул Анне бокал вина. – Кстати, с мамой ты можешь говорить по-английски. Частный пансион для девочек в Швейцарии, потом университет в Англии. Четыре языка.

– Твоя семья полна сюрпризов, – буркнула Анна в бокал. – А отец? Он ведь адвокат, как и ты?

– Скорее, я как он. В определенном смысле.

Леандру уселся напротив и подвинул к Анне доску с сырами и гроздью винограда. Изысканно просто и чудовищно раздражающе. Здесь, на кухне, среди буфетов со старинной посудой и сверкающих медных тазов, он выглядел гораздо моложе своих сорока, словно присутствие матери превращало его в озорного мальчишку.

– Мама из тех, кого называют tias de Cascais – «тетушки из Кашкайша». Это такая особая порода людей, которые только изображают поцелуи, но никогда не целуют тебя по-настоящему. Они называют всех querida, избегают имен и даже к собственным детям обращаются на «вы».

– Аристократия, – пожала плечами Анна.

– Карикатура на аристократию. Tias de Cascais очень богатые и очень фальшивые, понимаешь, что я имею в виду?

– А ты не очень-то щадишь родственников.

Леандру усмехнулся.

– Мои родители принадлежат к этому классу по рождению, но не по убеждениям. Принимают правила игры, но на самом деле они нормальные люди. Особенно здесь, вдали от цивилизации. Сестра – та настоящая tia, но она еще молода, и это пройдет.

Анна принялась загибать пальцы: «Отец, мать, сестра… Многовато родственников для того, кто так убедительно жаловался на одиночество».

– Еще два брата, оба старше меня, – добавил Леандру. – И куча племянников.

– И все сейчас здесь? – Анне стало не по себе.

– Только родители и братья. Дети ходят в школы, пока их еще не закрыли. А сестра покидает Кашкайш только чтобы съездить в Лиссабон на шопинг. Тебе необязательно с ними знакомиться, если не хочешь.

Анна неопределенно покачала головой.

– Если согрелась, можем пойти в гостиную. Там сейчас никого нет. Мама накормит нас ужином, и ты сможешь пойти спать.

Он говорил с нейтральной вежливостью человека, который заботится о другом не из доброты, а исключительно подчиняясь правилам хорошего тона.

– Спасибо, – так же вежливо ответила Анна. – Я не голодна и предпочла бы лечь спать прямо сейчас. А утром все-таки вернуться в Лиссабон, потому что у меня там дела.

Леандру молча открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой. Анна шла за ним по деревянной лестнице, украдкой поглядывая на развешанные по стенам семейные фотографии. Семейство Брага на горнолыжном курорте, на вечеринке, на набережной Тежу. Выпускные из колледжа, свадьба сестры. Несколько черно-белых портретов красивой молодой женщины, видимо, матери.

Гостевая спальня оказалась небольшой комнатой с белыми стенами, кованой кроватью и закрытым ставнями окном. Одну стену полностью занимали книжные шкафы. Над кроватью висела старинная карта.

– Ванная комната справа по коридору, – Леандру будто чувствовал себя неловко и хотел поскорее убраться. – Я вижу, мама уже приготовила постель и пижаму, так что устраивайся.

Анна хотела спросить, чья это пижама, но Леандру уже вышел и плотно закрыл за собой дверь.

– А кот! – вспомнила Анна. – Эй, что там насчет моего кота?

Из-за двери донесся тихий обреченный стон.

– С ним все будет хорошо. Обещаю.

Думать о том, что будет, если Рыжий ограбит кладовую, а тут ведь точно есть кладовая, разгромит кухню и напрудит лужу на каждый arraiolos в доме, у Анны не было сил. Она переоделась в пижаму, нырнула под одеяло и уснула мертвым сном.

И теперь, проснувшись, обнаружила, что за ночь в комнате произошли перемены. На прикроватной тумбочке появились тюльпаны и стакан воды. Под одеялом, в ногах, лежала все еще теплая грелка. Кожаная куртка, брошенная вечером на пол, аккуратно висела на стуле, а на кованой перекладине кровати кто-то заботливо развесил полотенца и теплый халат. Но главное, на соседней подушке, прямо на белоснежной наволочке, отделанной домашним кружевом, лежал Рыжий. Самозабвенно дрых, посапывая и подергивая длинными тонкими лапами.

Анна вылезла из-под одеяла, поежилась и надела халат. Великоват, как и пижама. И как тапки, оставленные на коврике у кровати. Расцветка явно не женская, да оно и понятно: мама Леандру маленькая и хрупкая, так что неожиданной гостье пришлось дать мужские вещи.

«Вот что бывает, когда приводишь в дом годзиллу», – весело подумала Анна и распахнула окно.

Вдаль, сколько хватало взгляда, простирались поля. Справа темнела большая роща – или маленький лес, это как посмотреть. Анна разглядела ворота и подъездную аллею, а почти у дома увидела ярко-синий прямоугольник бассейна. Рядом на лужайке был накрыт к завтраку нарядный стол. Сидящая за ним женщина элегантно курила и разговаривала по телефону.

Теоретически Анна знала, что в Португалии есть богатые люди. Кто-то, кому принадлежат все эти прекрасные Кинты и коллекции картин, что выставляются в частных галереях. Кто-то, кто ходит в дорогие магазины на Авениде да Либердаде, чьи дети учатся в закрытых частных школах, и кто заказывает для домашних вечеринок у бассейна лобстеров и французское шампанское. Но если ты одеваешься в комиссионке, обедаешь у Жирного Жо и живешь в Морарии, таких людей тебе не увидеть.

– Вот и хорошо, – говорила Дина. – Ну их к черту, этих богачей. Ты знаешь, что существует исследование, согласно которому Португалией сейчас управляют те же несколько семей, что и пятьсот лет назад?

– Да, слышала. Но это звучит не очень правдоподобно, ведь у вас с тех пор полностью изменился государственный строй.

– Строй изменился, а люди – нет, – отрезала Дина. – Я не говорю, что всех богатых надо убить. Я просто говорю, что не хочу видеть их в своем байрру.

Конечно, она шутила. Но богатые португальцы действительно жили в своем собственном мире, собственно, как и богатые русские, французы, американцы и австралийцы. За стеной, иногда зримой, а чаще невидимой, пройти сквозь которую под силу разве что мавританским чародеям с их несметными богатствами.

И вдруг оказалось, что Леандру – часть этого мира. Зачем же тогда он ввязался в довольно грязную авантюру с женитьбой на богатой наследнице? И как, черт возьми, его занесло в коммунисты?

Приняв душ, Анна вернулась в свою комнату и обнаружила заправленную кровать, разложенную на ней свою одежду, явно выстиранную и даже выглаженную, и записку: «Приходи завтракать, querida. Сегодня у нас горячие круассаны. Целую, Филипа».

Кот блистательно отсутствовал.

Итак, маму Леандру зовут Филипа, она училась в частном пансионе, носит жемчуга и меха и никогда не целуется по-настоящему. Вооруженная этими знаниями, Анна спустилась вниз и вышла к бассейну.

– Доброе утро, дорогая! – Филипа не сделала ни малейшей попытки встать и наградить гостью поцелуями в воздух. Уже хорошо. – Надеюсь, ты хорошо отдохнула?

Анна плюхнулась на стул и уставилась на кофейник.

«Наливать самой или дождаться, пока появится дворецкий? Как тут у них все устроено, в этом португальском аббатстве “Даунтон”»?

Филипа разрешила ее сомнения, не отрывая взгляда от изумрудной травы. Просто взяла кофейник и налила кофе себе.

– Я слежу за твоим котом, – сказала она. – Подросткам необходимо много двигаться и бывать на свежем воздухе. И много есть, разумеется.

– Это он умеет, – кивнула Анна, наслаждаясь кофе, крепким, ароматным, очень горячим. – Надеюсь, он ничего плохого не сделал?

– Пара луж, – философски ответила Филипа. – Обычное дело.

Над залитой солнцем лужайкой повисла тишина.

– А где Леандру? – осторожно поинтересовалась Анна.

– Мужчины еще не вернулись с охоты. Думаю, будут с минуты на минуту.

Филипа ни о чем не спрашивала и вела себя так, словно это совершенно нормально – завтракать и вести светские беседы с женщиной, которая свалилась на голову в ночи, мокрая, грязная и с нахальным котом.

– Послушайте, сеньора…

– Филипа.

– Послушайте, Филипа, мне ужасно неловко, что я… как это… вторглась в ваш дом и нарушила ваши планы…

Филипа с интересом взглянула на Анну и улыбнулась краешком губ.

– Это необычная ситуация, и я чувствую себя очень неловко.

– Неловко, – повторила Филипа. – Это хорошо, что всего лишь неловко. Дорогая, когда мой будущий муж привез меня знакомиться с его родителями, я была в ужасе.

«Она что, думает, мы с ее сыном… у нас с ее сыном…» – мысли Анны заметались, как перепелки в траве.

– Успокойся и расслабься, – Филипа выглядела безмятежной. – Неловко должно быть Леандру. Глупая идея – в это время года везти девушку смотреть какие-то камни. Да вообще глупая идея. Как будто в городе нечем заняться. Вы русская, да?

Внезапная смена темы окончательно выбила Анну из колеи.

– Наполовину. Наполовину португалка. Мои родители умерли, и я росла вдали отсюда.

Филипа наклонила голову в знак сочувствия. Она явно не собиралась заходить в своих расспросах дальше традиций table talk, и Анна впервые в жизни испытала невыразимую благодарность чопорным британским манерам, в которые с такой готовностью играют аристократы всего мира.

– Как вам понравился кромлех? – осведомилась Филипа. – Впечатляет, правда?

Анна кивнула с набитым ртом. Кто бы ни пек эти булочки и не взбивал эти сливки, домовые эльфы или штат поваров, руки у них золотые.

– Леандру сказал, вам повезло увидеть ритуал?

– Не сам ритуал, – прожевав, отозвалась Анна. – Только процессию. Вот это действительно впечатляет: ночь, древние камни, женщины в белом…

– Редкая удача, – Филипа наклонилась, чтобы взять подбежавшего кота. – Это очень закрытое тайное общество, которое практически не имеет контактов с чужими людьми. Считается, их могут увидеть только те, кому они позволяют.

– Леандру сказал, это что-то вроде исторической реконструкции событий двенадцатого века. Mouras encantadas или как-то так.

– Он так сказал? – удивилась Филипа и мягко отцепила кошачьи когти от своих элегантных шерстяных брюк. – Он все перепутал, дорогая. Вы видели не mouras, а moiras. Вы знаете, кто такие мойры?

– Что-то греческое, да? – растерялась Анна. – Античная мифология.

– Только слово. Само понятие гораздо старше античных мифов и, разумеется, легенд о спрятанных сокровищах мавров. Moiras появились за тысячи лет до греков, римлян и даже финикийцев, которые когда-то владели нашей землей.

– И существуют до сих пор?

– Конечно, – Филипа тонко улыбнулась. – Ведь они – та цепь, которая держит в относительном равновесии наш мир и которая ни в коем случае не должна порваться.

– Вы шутите, да? – с надеждой спросила Анна. – Вы же несерьезно про древнюю организацию, которая спасает нас от конца света? Если они такие могущественные, зачем весь этот карнавал? Зачем петь по ночам в каком-то богом забытом неолитическом комплексе?

– Может, потому что они его и построили?

* * *

Вода сочилась по стенам пещеры, стекала на землю и уходила, не успев даже собраться в лужицы.

«Здесь ничего не задерживается, – подумал он, – потому что земля, даже если выдалбливать в ней тоннели и гроты, остается единым организмом, сколько ран ей ни нанеси».

В темном углу этой пещеры, пятой по счету, должна быть дверь – огромный плоский камень, насаженный на железный штырь и поворачивающийся, если нажать в правильном месте. В отличие от других, эта дверь не может быть легендой, слишком много свидетельств ее реальности. Если она действительно существует, и есть возможность ее открыть, значит, путь к спасению найден. Значит, безумный план вполне может осуществиться.

Он приблизился к стене, осветил ее фонарем и принялся исследовать поверхность, на первый взгляд, абсолютно монолитную. И через несколько минут издал торжествующий крик: сверху вниз стену пересекала не заметная глазу, но ощутимая пальцами трещина. Слишком ровная, чтобы возникнуть по прихоти природы.