Текст книги "Пикник на краю одиночества"

Глава третья

Когда я повернулась, то увидела совсем не то, что ожидала. Я рассчитывала найти внутри строения, по крайней мере, что-то вроде помойки. Первое, что меня поразило, помещение довольно хорошо освещалось. Отсюда оно представлялось ничуть не меньше, а возможно даже внушительнее, чем снаружи и походило на гигантский коровник. С двух сторон, по стенам все пространство его делилось на отсеки, а посередине оставалось свободным, образуя нечто вроде коридора. Только все это и камеры по стенам и открытое пространство посередине показалось мне слишком большим для содержания здесь коров, больше пригодным для животных покрупнее, даже не могу придумать каких. Здесь было относительно чисто, насколько вообще может быть чисто на скотном дворе. Пока я стояла и разглядывала «окрестности», к нам потянулись люди. Они, не спеша, любопытствуя, выходили из своих отсеков-загонов и, подходя поближе, останавливались на некотором расстоянии. У меня по спине прошла волна ужаса и отвращения. Похоже, они, действительно, здесь жили. Напротив нас полукругом, словно в выставочном зале, выстроилась компания из нескольких человек. Мой спутник все это время занимался какими-то своими делами, рылся и перекладывал что-то в твоем рюкзаке. Странное дело, но я никак не могла запомнить лица напротив, даже задержаться на каком-то из них глазами. То ли от страха, то ли от неожиданности их появления. Пока я, молча, стояла в нерешительности, от группы напротив отделился старичок и проковылял к нам. В первый момент я обратила внимание лишь на его трость опрятную такую красного дерева. Она явно шла в противоречие с его костюмом. На старике был какой-то обтрепанный пиджак асфальтового цвета с засаленными бортами и темные не то черного, не то темно-коричневого цвета брюки и совсем не по сезону обутые на босую ногу сандалии. Он приблизился к нам и как-то уж очень церемонно наклонился к Скио, протягивая ему руку.

– А Гередэ44
  Гередэ (от нем. Gerede) – болтовня


[Закрыть], – тот разогнулся и пожал протянутую руку.

Я заметила, что при этом он брезгливо поморщился.

– Да. Филипп Гередэ, – вдруг старик обратился ко мне: – Представляюсь сам по необходимости. Поскольку наш общий друг не удосужился этого сделать.

– Да брось ты, Гередэ! – раздраженно прервал его Скио. – Хватит церемоний. Это моя мать, если тебе так уж интересно.

– Да? Вот вы слышите?! – вдруг пафосно возгласил старик, обращаясь к группе напротив. – Слышите? Старик Гередэ не такой уж псих как можно было бы подумать.

По рядам собравшихся пробежал шорох.

– Да, – грозно продолжал он. – И я знаю, что многие так думали. Но ведь я оказался прав.

Скио устремился было мимо него, но старик выставил вперед руку и задержал его.

– Я всегда говорил, что вера творит чудеса. И вот, взгляните, – он сделал театральный жест в мою сторону, отчего у меня мурашки побежали по спине. – Мальчик страдал, но он верил. И вот он нашел свою мать.

Ряды зрителей опять зашелестели, тихо переговариваясь. Мой спутник, похоже, потерял терпение.

– Прекрати этот цирк, Гередэ! – почти заорал он на старика. – Ты всех уже достал этой чушью! Моя мать устала и хочет спать. И ты иди к себе, пока тебя опять тут кто-нибудь не обидел, – он наклонился к старику и добавил уже спокойно: – Не нарывайся на неприятности, чтобы не пришлось опять хныкать. Я не приду утирать тебе слезы ночью.

После своего эмоционального всплеска Скио повернулся ко мне, взял за руку и решительно направился вперед по коридору мимо примолкшего старика. Ряды зрителей расступились перед нами. И в этот момент ко мне пришло ощущение, которое иногда появлялось и в моей прежней, нормальной жизни. Ощущение, будто все окружающее меня не более чем декорация. Эти люди, лиц которых я так и не смогла запомнить – марионетки, место, где мы находимся – картонный домик и все вокруг – странная игра, в которую я попала и где ничего не может быть по-настоящему. Мы прошли, словно сквозь строй, через толпу людей и, миновав по коридору несколько отсеков так быстро, что я не успела их рассмотреть, остановились у одного из них. Вернее, перед деревянными ставнями каким-то образом приделанными к бетонным стенкам, по всей видимости, заменяющими дверь. Скио отпустил мою руку и, немного порывшись в твоем рюкзаке, достал оттуда уже знакомую мне отмычку, которой он, похоже, открывал здесь все двери. Я огляделась по сторонам и заметила, что другие отсеки были или вовсе открыты, или занавешены какими-то тряпками-шторами. Скио приметил мое движение.

– Да, тут многие не запираются. Живут так, словно завтра уйдут отсюда. А я как-то не испытываю кайфа от жизни напоказ.

Он открыл створки, и я вошла вслед за ним. В его жилище было сумрачно. Я подняла голову и увидела, что он деревянными досками нарастил себе потолок. Скио нагнулся куда-то в полутьму и щелкнул выключателем. Помещение осветилось тусклым электрическим светом. Наверное, у меня на лице было написано удивление, потому что он пояснил:

– Я тут приспособился к общему генератору. Ты вообще привыкай, мамочка. Мы тут живем изолированно, но что-то воруем у цивилизации. Уйти отсюда нельзя, а воровать можно. Не стесняйся, располагайся как хочешь.

Я осмотрелась. Помещение было довольно просторным, метров двенадцать, наверное. Я так решила, потому что оно мне напомнило комнату моей сестры в общежитии. Только здесь мебели было мало. Если то, что я видела, вообще можно было так назвать. У левой стены стояло что-то вроде деревянного топчана, укрытого сверху непонятно откуда взявшимся матрацем. Но я вспомнила, за каким занятием застала своего знакомого, когда мы встретились, и перестала удивляться. У стены напротив был сконструирован стол из ящиков, в каких хранят овощи. Над столом было нарисовано окно, которого здесь явно не хватало, со шторами по бокам. Довольно искусно. Я улыбнулась находчивости своего приятеля. У правой стены пристроено несколько ящиков, того же рода, из которых был сделан стол, только здесь в них хранились какие-то книги, журналы с изляпаными обложками и желтыми страницами, такими же желтыми как газеты на полу. На газетах лежали всякие детали и разрозненные части планера. Рядом с крыльями на попа был поставлен ящик, очевидно служивший стулом.

– А ты тут недурно устроился, – заключила я свой осмотр.

– Спасибо за оценку, мамочка, – усмехнулся Скио. – Да ты проходи, не стесняйся. Этот дом твой в такой же степени, что и мой.

От этих слов у меня защемило внутри не то оттого, что мне совсем не хотелось обживаться здесь не то от странной нежности, захлестнувшей мои мысли на мгновенье. Я нерешительно прошла вперед.

– Ты не дрейфь, садись на тахту, – подбодрил меня мой спутник, раскладывая на столе приобретения, сделанные в твоем автомобиле.

– Хорошее название, – от неловкости прокомментировала я, присаживаясь на топчан.

– А ты об этом, – обернулся ко мне Скио и усмехнулся. – Странно, что ты удивляешься. Насколько я помню в жизни тоже все так устроено. Одно существует на самом деле, называется по-другому. Мне отец показывал пленку со своей поездкой в Германию. Так то, что у нас пальто называется, похоже, так и назвать то нельзя.

Я была поражена.

– Когда же ты сюда попал. У нас давно все не так.

Скио взглянул на меня с интересом.

– Два года четыре месяца с погрешностью недели в две.

– Эта твоя погрешность не две недели, а лет десять, пятнадцать должна быть.

– Не может быть, – перебил меня Скио и продолжал задумчиво: – Я календарь не вел только первые несколько дней. Хотя, – он улыбнулся. – Говорят, время – вообще понятие относительное.

Скио снова занялся опустошением твоего рюкзака, а я некоторое время сидела, молча, наблюдая за ним, потрясенная тем, что услышала. Скоро меня стал охватывать ужас от безысходности моего положения. Стали посещать страшные догадки, которые не хотела додумывать, опасаясь сделать окончательный вывод о своем будущем. И как всегда, когда у меня начинается паника, я постаралась перевести мысли в другое русло. Но сейчас это как-то плохо получалось, и я решила поговорить со Скио. Все равно о чем.

– Этот старичок, Гередэ – сумасшедший?

Скио обернулся.

– Самое-то дело, что нет. Он назначил себя кем-то вроде заместителя пастыря среди нас. Выслужиться хочет. Ему кажется, что прояви он подобострастие и пастырь его отметит за его старание. Он попал сюда раньше всех. Говорят, до этого он был каким-то небольшим чином в КГБ, и даже вроде убежденным сталинистом. И теперь он с такой же убежденностью верит в пастыря. Только тут другое дело. Еще говорят, что он и пастыря то никогда сам не видел. Он, конечно, считает по-другому, но, когда речь заходит о пастыре молчит с глубокомысленным видом.

– Он вроде бы не вредный, – предположила я. – За что ты так с ним?

– Ну, наши с ним отношения – это вообще особая история, – усмехнулся мой собеседник. – Он меня пытается опекать, не знаю, с чего я ему так приглянулся. Так что между нами всегда бои местного значения.

– А что он тут про веру толковал, я не поняла? – вспомнила я разглагольствования старика.

– Он тут теорию создал. Хочет быть здешним мессией. Что-то вроде прибежища для всех сирых и убогих.

– Да у вас тут жизнь не очень-то радостная, – поежилась я. – Зачем ты так зло? Людям надо во что-то верить, наверное.

– Ну и точка зрения у тебя! – хмыкнул Скио. – Значит, если тяжело живется, стоит в кого-то поверить, на кого-то сложить ответственность за то что происходит. Похоже, вы со стариком споетесь.

– Ты меня не понял. Я просто хотела сказать, людям, мне кажется, это свойственно, в тяжелую минуту искать себе заступника.

– Ты-то сама в кого-то веришь? – примирительно поинтересовался Скио.

– Во что-то, конечно, верю.

– Во что-то все верят. Это не ответ, – решительно заявил мой оппонент: – Я спросил, в кого-то ты веришь? В смысле, что кто-то несет ответственность за тебя и твои поступки помимо тебя.

– Насчет поступков, нет, конечно. Но в остальном я еще не определилась.

– Атеистка, значит, – заключил Скио.

– Если ты имеешь в виду мое отношение к вере, то я не атеист, просто неверующая. Моя мама говорит, что между ними есть разница. Первый пытается навязать свое неверие другим, а второй просто определяется сам.

Скио улыбнулся.

– Если верить твоей маме, то я, мамочка, разделяю твои убеждения.

За моей спиной раздался тихий напряженный звук. Скио сразу насторожился. Правая створка косо приоткрылась. В щели просунулась голова старика. Только сейчас я сумела разглядеть его лицо. Загорелое, испещренное морщинами, как обезвоженный перец, с коротким прямым носом, искривленным в хитрой ухмылке тонким жеваным ртом под ним и парой маленьких хитрых необычайно ярких для такого лица и такого возраста голубых глаз. Общее впечатление довершала густая желто-белая шевелюра, торчащая в разные стороны как на портретах Эйнштейна.

– И какие же я скажу, долгожители в вашей родне! – он, похоже, налег на приоткрытую створку своей тростью, стараясь проникнуть к нам. – Мое почтение, – церемонно кивнул мне.

– Гередэ, тебя тут никто не ждал. Если пожрать пришел, то и вовсе нечего. А говорили мы с мамой, а не с тобой.

– Да, мальчик ваш тут несколько одичал без вас, – на мгновение, прекращая свои попытки, доверительно обратился ко мне непрошеный гость: – Я ведь, позвольте, случайно услышал, уже постучаться хотел, когда этот занимательный факт дошел до моих ушей.

– Что же не постучался? – огрызнулся Скио.

– А мы только что про вас вспоминали, – постаралась я разрядить обстановку.

Старичок удовлетворенно протиснулся в дверь, очевидно, считая мое вступление в разговор разрешением войти.

– А с дураками всегда так, – улыбнулся он. – Только вспомнишь его, он и появится.

Я рассмеялась.

– Ну вот, теперь мы от него не отделаемся, – недовольно высказался в мою сторону Скио.

А старик уже тут как тут устроился рядом со мной на «тахте».

Глава четвертая

– Прохладно, – сказала я просто, чтобы что-то сказать, ежась скорее от присутствия рядом неприятного старика, чем от холода.

Правда, у меня начали ныть ноги, как всегда от сырости. Стылый холодок неумолимо поднимался вверх по моим икрам.

Старик с любопытством взглянул на меня.

– В этакой куртке и вам холодно? – похоже, искренне изумился он.

Я поджала под себя ноющие конечности и поежилась.

– Не то чтобы холодно. Просто у меня больные ноги, а тут бетонный пол.

– Ничего, сейчас печку затопим.

Услышала из-за спины. Я обернулась. Скио встал на одно колено рядом с тахтой и с сосредоточенным видом принялся извлекать какой-то предмет. Наконец он вытащил на свет нечто виденное мной, пожалуй, только в военных фильмах. Что-то вроде печки-буржуйки.

– Самодел, – с долей бахвальства пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.

– Да, парень у вас башковитый, нечего сказать, – угодливо заявил старик.

Дальше, некоторое время мы оба, молча, наблюдали, как Скио ловкими быстрыми движениями достает сложенные под столом сухие ветки, распиленные на четыре части березовые чурочки и растапливает ими печку.

– Придвинься поближе, – взял меня за руку, заботливо обратился ко мне.

Только тут я поняла, как устала за этот длинный и весь предшествовавший ему день. Мне захотелось прилечь на тахту, я сладко предвкушала, как стылое помещение наполнится теплом. Этой воображаемой идиллии мешало только одно – присутствие непрошеного гостя. И тут в первый раз я почувствовала в отношении Гередэ то раздражение, которое испытывал к нему Скио. Я очнулась через секунду, словно на мгновение уснула. Очнулась, потому что Скио сидел на корточках передо мной, держа мои руки в своих ладонях и глядя в глаза. Я даже не могу объяснить точно с каким чувством. Может, это было сочувствие, а может еще что-то, но так, будто он обо мне беспокоился.

– А я все-таки думаю, что вы прекрасно сохранились для матери этого мальчика, – раздался хриплый голос старика.

Я вся напряглась и мгновенно возвратилась к реальности. Опять появился страх и мысли о тебе. Скио резко поднялся, выронив мои руки из своих ладоней.

– Гередэ, я собираюсь терпеть тебя в том случае, если ты проведешь вечер так, чтобы мы не чувствовали твоего присутствия. А еще лучше будет, если ты просто сгинешь, чтобы мы не вспомнили о тебе до утра.

Я прислонилась к бетонной стене и вытянула ноги к огню. Теперь меня не коробила резкость Скио по отношению к старику. Сам старик после замечания Скио втянул голову в плечи и насупился. Не то обиделся, не то испугался. Но я ошиблась. Я не успела даже почувствовать, как тепло подбирается к моим застывшим пальцам, как он оживился.

– Дорогие мои, как вы смотрите на то, чтобы поесть?

– Кроме твоего обращения, все остальное не лишено смысла, – мрачно отозвался Скио. – Учти только одну деталь, когда есть хочется, а нечего, такой вопрос звучит как оскорбление.

– Я совсем не имел желания опустошать ваши запасы, – уничижительно продолжал его собеседник.

– Тем более что их нет, – прервал его Скио.

– Я тут картофельных драников наготовил. Ждал подходящей компании.

– Где только можно здесь картофель найти? – прервала его уже я.

– Потом объясню, – тронул меня за плечо Скио.

– Мда, – протянул старик и сощурился на мальчика каким-то недобрым взглядом. – Он объяснит. Ну, так что? – непринужденным тоном продолжал он. – Тащить что ли?

Я удивилась, как он легко перешел с витиеватой и какой-то вымученно выспренной манеры изъясняться на нормальную речь. Как будто стянул маску. Я взглянула ему в лицо. Оно было тронуто усмешкой, но оставалось непроницаемым.

«Сколько у него еще может быть масок?» – подумала я.

– Давай, неси, – откликнулся Скио, как будто оказывая ему услугу.

Старик с неожиданной прытью соскочил с тахты и, приоткрыв одну из дверных створок, исчез за ней. Скио тотчас скользнул к дверям и резко прикрыл их, потом повернулся ко мне. Лицо мне было встревоженным.

– Никогда не задавай вопросов посторонним, – вполголоса предупредил он. – Поняла?

Я растерянно кивнула.

– Только у меня можешь спрашивать. И…

Сзади Скио через дверь толкнул возвращавшийся старик. Скио посторонился, пропуская его. Я не знала, слышал ли он то, что сказал мне Скио, но теперь меня уже не покидало чувство тревоги. И мне почудилось, что, войдя, старик смерил нас многозначительным взглядом. Хотя, впрочем, через секунду он уже весь был поглощен счастливым созерцанием маленьких картофельных лепешек разложенных на красивой фарфоровой тарелке, по ободку которой семенили искусно выписанные пастухи и пастушки. Я уже открыла рот, чтобы поинтересоваться, откуда у него такая посуда, но, заметив предостерегающий взгляд Скио, так и закрыла, ничего не сказав.

– Вот, мои хорошие, – не понятно к нам или к драникам обратился Гередэ. – Сейчас попируем. Я тут еще травки для чая припас. Вот и ладно будет.

Он с осторожностью поставил блюдо на стол.

– Да. Ты, конечно, рассердишься, – обратился он к Скио. – Но так уж вышло, что я догадался. У тебя раньше не было рюкзака, а теперь есть. Значит, ты его нашел. А не было ли там пива? Страсть как давно хочется пивка глотнуть, – объяснил он мне и опять обратился к Скио, видя, что тот снова начинает раздражаться: – Я даже не спрашиваю, где ты его взял. Хотя, заметь, если бы все наши были такими внимательными как я, то от вопросов ты бы так просто не отделался, – он поднял руку, чтобы предотвратить бурю возражений со стороны Скио. – Я просто спросил про пиво и все.

Поразительно, но Скио, в этот раз, не набросился на Гередэ с угрозами, а спокойно произнес:

– Там не было пива. Но, валяй, спрашивай, тебя ведь не это на самом деле интересует.

– Не только это, по правде сказать, – смиренно поправил Гередэ. – Но я не решаюсь задавать тебе вопросы, зная, как ты болезненно на них реагируешь.

– Ладно, – Скио запнулся, словно сглотнул подступивший к горлу комок. – Я нашел его в машине, которая попала в аварию. Так что не надейся, что сможешь там порыться, ее уже откатили эвакуатором. Наверняка.

Я застыла, ничего не понимая, как тогда, когда Скио рассуждал о пастухе и овечьем стаде. Глаза старика загорелись любопытством.

– Ты хочешь сказать, что тебе удалось подойти к самой трассе? – почти выкрикнул он.

– Не совсем, но настолько близко, что машину не могли не заметить гаишники, – медленно произнес Скио. – Она врезалась в дерево.

– А люди? – не смог сдержать любопытство старик.

– Они погибли, – холодно ответил его собеседник. – Я проверял пульс.

В этот момент мне показалось, что я схожу с ума.

– И кто там был? – ничуть не расстроившись, спросил Гередэ.

– А кто обычно гуляет по лесу? – язвительно переспросил Скио. – Мужчина и женщина.

– Ах, жаль, я их не видел, – с жаром заметил старик и тут же метнул взгляд в мою сторону. – А позвольте спросить, как же вы встретились? – обратился он то ли ко мне, то ли к Скио.

– А не много ли ты вопросов задаешь? – с досадой ответил тот. – Но ты ведь все равно не отвяжешься. Мы там и встретились. Просто мама подошла ко мне, и не спрашивай, откуда она взялась, она и сама не знает.

– Действительно? – как будто по-настоящему удивился Гередэ.

Я поняла, что должна подыграть Скио в разыгрываемом им непонятном сюжете.

– Да, – вздохнула я вполне искренне потому, что в предлагаемых мне обстоятельствах не могла представить, откуда могла бы взяться. – Я ничего не помню. Просто увидела машину, встала и пошла к ней, – осторожно пояснила я, краем глаза улавливая предостерегающий взгляд Скио.

Старик неожиданно опустил голову и погрузился в задумчивость.

– А может, может в этом разгадка… – начал он, постепенно переходя на невнятное бормотание.

– Ну что? Будем есть? – оживился Скио, словно его отпустило какое-то внутреннее напряжение. – А то твои драники остынут.

– Да, конечно, – очнулся старик.

Он заботливо извлек из кармана бумажный кулек и положил его на стол рядом с принесенной тарелкой.

– Это Зеленец – травка с пряным ароматом. Я ее как чай завариваю, – пояснил он мне.

– Оставь Гередэ, – возразил ему Скио. – Ты уж сам пей свою травку. У нас тут есть чего получше.

Он направился к не распакованному рюкзаку и вытащил оттуда пластиковую бутылку Кока-колы. Я с ужасом подумала, что сейчас может быть с тобой. Я все больше проникалась атмосферой этого места. И теперь я чувствовала, холод – не самое страшное, с чем ты можешь столкнуться. Скоро мой страх достиг апогея, и мне захотелось закричать, бежать туда в темноту искать тебя. Сделать сейчас же что-нибудь. Бездействие казалось мне катастрофой.

– Мама, что-то ты заскучала, – услышала я тревожный голос.

Я посмотрела на Скио, он напряженно изучал выражение моего лица.

«Спросить? Нет. Спрашивать нельзя», – вела спор с самой собой.

– Я, кажется, сильно устала, – наконец, с трудом произнесла я.

– Мда, похоже, похоже, – снова забормотал, обращаясь к себе, Гередэ.

Потом Скио разливал Колу в алюминиевые кружки, как из довоенных фильмов. Гередэ суетился, заваривая свою травку. Они проделывали это молча. Я тоже не заговаривала с ними. Наконец, все расселись. Гередэ уже привычно пристроился рядом со мной на тахту, а Скио – на ящике, заменявшем ему стул. Блюдо с картофельными лепешками поставили на деревянную доску, положенную к нашим ногам, поверх матраса. Я нерешительно потянулась за драником. В детстве, один раз попробовав их, я решила, что такое удовольствие можно позволить себе только с голодухи. Но, когда я неуверенно откусила маленький кусочек, то поняла, что голодна настолько, что готова съесть не одну штуку. Старик наблюдал за мной с видимым удовольствием. Скио потягивал Колу из кружки и ничего не ел.

– А позвольте узнать, – неожиданно нарушил тишину старик. – Что вам известно о судьбе Ноя?

Я с удивлением посмотрела на него.

– Я знаю только одного Ноя, который пережил потоп.

– Ну да, ну да, я его и имел в виду, – довольно продолжал он.

– Только не начинай Гередэ. Опять, – застонал Скио. – Ты рассказывал мне эту историю тысячу раз! У меня сил нет слушать эту галиматью снова!

– Но, учитывая обстоятельства появления здесь твоей матери, ей это может быть интересно, – спокойно парировал старик.

– Я знаю эту историю, – попыталась я успокоить противников.

– А я уверяю вас, вы не знаете, – твердо заявил старик.

– Ну, все. Началось, – буркнул Скио.

– Ты ешь, мой друг, ешь, – вкрадчиво обратился к нему Гередэ.

– Упаси Боже, – хмыкнул Скио.

Но Гередэ уже не обращал на него внимания.

– Эта история расхожая до того, что все ее знают, но никто не вникал в суть. Словно она – предмет быта вроде телефона, все знают, что это, но из чего он сделан и почему именно так мало кто может объяснить.

Меня покоробило его нелепое сравнение, но я решила молча послушать, что он скажет.

– Суть в том, что Ной строил свой ковчег 120 лет и все это время Всевышний ждал, что люди переменятся, одумаются. Даже вынеся приговор человечеству, он надеялся, что оно вернется на праведный путь, и ни на день не ускорил постройку. А ведь мог бы, смею вам заметить. Но люди с тех пор мало изменились и тогда, как и сейчас не видели очевидных вещей, над которыми стоило задуматься. Как и сейчас они просто проходили мимо и смеялись над усилиями Ноя. Надеюсь, вы знаете, что Господь устроил потоп, потому что люди извратились и стали творить всякие мерзости.

– Это все знают Гередэ. Покороче, – заворчал Скио. – Они и сейчас не перестают их творить и не переставали никогда.

– Помолчите, наконец, молодой человек! – в первый раз за время нашего знакомства Гередэ повысил голос на Скио.

Он даже задрожал, будто от сильного нервного возбуждения.

– Я знаю, что они, то есть мы не перестаем творить то, за что когда-то человечество было наказано потопом. В этом вся и суть. Всевышний отыскал тогда самого праведного и решил спасти через него людской род. А помните ли вы, что после потопа между Ноем и Господом был заключен союз. И Господь обещал, что больше не будет наказывать все человечество, а будет воздавать каждому по деяниям его и даровал Ною семь заповедей. Но не кажется ли вам, что в последнее время человечество превзошло в своих деяниях все возможные преступления и мерзости, которые могли сотворить современники Ноя. И возможно, Господь снова решил дать шанс человечеству одуматься и для того собрал нас здесь всех и запер на время, как Ноя в ковчеге.

Скио расхохотался и даже закашлялся от удовольствия.

– Так ты полагаешь, что ты подходишь на роль праведника?!

Он никак не мог успокоиться.

Гередэ бросил на него злобный взгляд.

– В Бытие сказано: «…был непорочнейшим в поколениях своих». Я читал комментарий и там дается два объяснения этой фразы. Одно такое, которое ты тут сформулировал. А другое, то, что по сравнению со своими современниками, погрязшими в грехах, Ной сохранил элементарную порядочность. И живи Ной во времена последующих поколений, например, праотца Авраама, он не считался бы за праведного человека вообще.

– И в чем тут смысл? – не унимался Скио.

– А в том, что, возможно, мы избраны лишь потому, что у нас есть маленький шанс на возрождение в сравнении с остальными, – старик неожиданно как будто выдохся и уронил голову на грудь, опять что-то невнятное забормотал самому себе.

Скио вздохнул. Мне пришло в голову, что ему стало жаль старика.

– В твоей теории все ладно. Только вот об одном ты забыл. Господь обещал больше не истреблять человечество, а значит и ковчег собирать ему не для чего.

Старик поднял голову готовый к новому словесному поединку.

– Я ничего не забыл, – раздраженно произнес он. – Я сказал, что он собирает ковчег, но не сказал, что после того как он соберет всех, наступит глобальная катастрофа.

– Тогда вся затея теряет смысл, – упрямо парировал Скио.

– Глупый мальчишка, – не на шутку рассердился его собеседник: – Он собирает нас, потому что у нас есть шанс, но что он сделает потом, мне не ведомо. Я в отличие от глупых подростков не замахиваюсь на знание воли Господа. Я не знаю, сколько нас будет в конце и что с нами будет, – он вдруг задумался и помрачнел. – Возможно, что ситуация на самом деле существует зеркально наоборот и он собирает здесь безнадежных…

Скио резко поднялся со своего шаткого сиденья, прервав рассуждения Гередэ, и склонившись над стариком, взял его за плечи.

– Ладно. Ты, наверное, прав, – он стал говорить с ним вкрадчиво как с ребенком: – Мы обо всем подумаем, – он потянул старика к себе и тот послушно встал. – Тебе пора отдохнуть. Только ты уж не бросайся так резко из праведников в грешники, – улыбнулся он, провожая старика до дверей.

Но эти слова вдруг подействовали на Гередэ как катализатор. Он вывернулся из объятий Скио и оглянулся на меня.

– Он – дурак, не верит, – горько обратился он ко мне. – Но вы-то должны понять, – резко повернулся к своему провожатому: – Ты ничего не понимаешь. Твоя мать, – он многозначительно помолчал под нашими изумленными взглядами. – Она ничего не помнит, потому что это она умерла в той машине, которую ты обчистил, – произнес он тоном пророка.

На мгновение мы со Скио оба остолбенели. Но к Скио быстро вернулось самообладание, и он опять рискнул обнять старика за плечи.

– Моя мать умерла от рака в палате на четверых. Никто даже не помнил, что она говорила перед смертью. Никого родных с ней не было.

Старик снова адресовался ко мне, глаза его горели победным возбуждением.

– Вот, видите, что я говорил. Это же… все сходится… я же, – ему никак не удавалось построить фразу до конца.

И так и не удалось совсем, потому что Скио уверенно тащил его к дверям. Там он оглянулся на меня:

– Я сейчас, мам, – крикнул он.

И они оба исчезли за дверью. Я сидела, поджав ноги, и никак не могла успокоиться и прийти в себя. Старик по-всему был сумасшедшим. Но то, что он говорил, странным образом задело меня. Я не могла дать точного определения тому, что услышала. И без возможности навесить соответствующий ярлык на увиденное и услышанное, сейчас чувствовала себя беспомощной, фишкой в какой-то непонятной игре. Мои размышления прервал приход Скио. Он присел рядом и положил голову мне на колени. Я видела, что он улыбается. Погладила его по голове. Его волосы на ощупь были совсем как твои. Еще одна загадка. Еще пару часов назад мы не знали друг о друге ничего. Да и сейчас ничего не знаем. Как мы могли так сблизиться за такой короткий срок. Он поднялся и сел рядом.

– Давай ложиться, – предложил он.

– Давай.

– Если у тебя есть какие-то вопросы, то задавай, пока мы будем размещаться.

Я встала, раздумывая над тем, какой из множества мучивших меня вопросов выбрать. Скио снял матрас и положил его на бетонный пол рядом с «тахтой». Потом поднял деревянную крышку тахты-топчана и достал оттуда полысевший от времени плед и довольно новый спальный мешок. Я так и не остановилась ни на одной мысли. Усталость притупила мою любознательность, и я с вожделением уставилась на эти чудеса цивилизации.

– Тот, кто спит на тахте, получает мешок, потому что тахта жесткая. Кто на матрасе – плед. Но я думаю, что с твоей мерзлявостью тебе стоит расположиться на тахте.

Я согласно кивнула.

– Можешь располагаться.

Я стала взбираться на тахту, где меня ждал спальник.

– Мамочка, а у тебя как джинсы-то, чистые? – остановил меня Скио. – Я, как правило, в нем сплю не в верхней одежде.

– Чистые, – улыбнулась я.

После того, как Скио затопил печь, в помещении стало значительно теплее, но бетонные стены оставались холодными, и воздух по-прежнему был стылым. Мне совсем не хотелось ничего с себя снимать. Я стянула только твою куртку, влезла в спальник и с наслаждением застегнула на себе молнию до самого подбородка. Странно, я пила Колу, но меня непреодолимо клонило в сон. Я еле успела заметить, как Скио, вздыхая и кряхтя, располагается под тонким пледом на матрасе, и провалилась в глубокий сон без сновидений. Проснулась среди ночи. Я так решила, потому что совсем не выспалась. В помещении без окон трудно определить время суток. На топчане я была не одна, рядом со мной, подкатившись под самый бок, спал Скио, а его волосы, освобожденные из-под резинки, щекотали мою щеку. Мне показалось, он дрожит от холода. Я расстегнула молнию и, вытащив край спальника из-под себя, укрыла мальчика. Скио, не просыпаясь, как делают дети во сне, придвинулся ко мне и довольно вздохнул. Я снова заснула.