Текст книги "Рыцарь страха и упрека"

Гаянэ поняла, что дело обещает затянуться на неопределенный срок, во время которого работа будет остановлена, клиентки разбегутся кто куда и собирать их заново будет уже непросто. Оставался единственный выход: забрать деньги у Павла. Тем более условленный срок отдачи долга истек.

Она стала звонить другу.

– Надо встретиться поговорить, Паша, мне срочно нужны деньги. Ты знаешь, что у меня случилось. Я бы не стала их требовать, пока ты сам не проявил инициативу отдать долг, но выхода нет. Надо срочно ремонтироваться, а то тренеры уже разбегаются, я потом такую команду не соберу.

– Давай встретимся, конечно, – ответил Павел. – Если ты дома, я могу к тебе заехать.

– Хорошо.

Через час Павел позвонил в домофон.

– Сколько дней тебе нужно, чтобы вернуть долг? – спросила Гаянэ, не успев запустить гостя в комнату. – Меня сильно поджимает.

– А сколько тебе нужно сейчас? – вопросом на вопрос ответил Павел.

– Что значит, сколько мне нужно? – напряглась Гаянэ. – Я еще не могу сказать точно, какая будет смета ремонта, ее только делают, и тренажеры новые надо покупать, мой менеджер пока ведет переговоры.

– Ну, ты скажи, сколько тебе будет нужно, а я посмотрю, чем я тебе могу помочь. – Павел не смотрел ей в лицо, сел на диванчик, закинул ногу на ногу.

– Паш, я не ослышалась? – опешив от такого поворота, спросила Гаянэ. – Что значит, ты подумаешь, чем мне помочь? Мне не надо помогать, мне нужно вернуть те деньги, которые я дала тебе в долг. И все.

– Гаянэ, я все понимаю, у тебя форс-мажор, – как ни в чем не бывало сказал Павел. – Но дело в том, что у меня тоже форс-мажор. И сейчас я тебе денег отдать не смогу.

– Подожди-подожди, – замотала головой Гаянэ, не веря своим ушам. – Мы с тобой договорились, ты был уверен, что через год отдашь мне деньги. Ты помнишь, я сомневалась, что ты сможешь за год окупить такое вложение? Помнишь? Я же тебя спрашивала! Ты сказал, что сможешь, ты был уверен.

– Ну, за год я бы, конечно, не успел, – признался Павел. – Я планировал, что через год начну возвращать тебе долг частями.

– Об этом не было речи! – взвизгнула Гаянэ. – Мы так не договаривались!

– А если бы я тебе так сказал, ты мне денег не дала бы, это сто процентов, – ничуть не смущаясь, ответил Волков. – Но ты не кипятись, Гаянэ, я же не отказываюсь от своего долга. Если бы все было нормально, я бы тебе уже начал отдавать, и отдал бы очень быстро, можешь не сомневаться, может, еще и до того, как ты потребовала бы. Зачем мне, чтобы у меня долги висели на шее?

– Что значит «если бы все было нормально»? Что у тебя не нормально? Почему ты не можешь вернуть мне деньги? Куда ты их дел?

– У меня случилось несчастье, – разведя руками, сообщил Павел. – Почти такое же, как у тебя.

У Гаянэ застучало в висках, горло пересохло настолько, что ее скрутил приступ кашля. Она открыла бутылку минеральной воды, жадно выпила большой стакан и постаралась взять себя в руки.

– Я тебе не верю, – наконец сказала она. – Ты должен объяснить мне, что произошло. Мой форс-мажор очевиден, а то, что ты говоришь, – это только слова. Я требую, чтобы ты объяснил мне, где мои деньги и что произошло!

И Павел рассказал ей всю историю, опустив лишь один момент: факт возмещения ему его вложений.

Гаянэ была потрясена, никогда еще судьба не наносила ей такого удара. И еще она была уверена, что у Павла не может не быть денег. Только недавно ее знакомые упоминали фамилию Волкова в связи с одной очень неприятной историей.

Об этой истории Гаянэ узнала от приятельницы, которая прогорела на участии в долевом строительстве и стала принимать активное участие в общественной организации, объединяющей обманутых дольщиков. Они выступали на телевидении, перекрывали улицы города, устраивали митинги, обращались к губернатору. В возбуждении уголовного дела им уже трижды отказали. Тогда они скинулись и обратились в частное детективное агентство, перед которым поставили задачу – облегчить работу неповоротливого правоохранительного аппарата и найти следы активов обманувшей их фирмы «Ассоль» и ее сбежавшего руководителя. В ходе поисков всплыло несколько фамилий. И когда Люба, приятельница Гаянэ, с жаром рассказывала об успехах, которые достигла их организация, она упоминала, что там цепочка от сбежавшего за границу хозяина «Ассоли» к указанной личности прослеживалась достаточно прозрачно. Еще тогда Гаянэ передернуло. Приятельница утверждала, что цепочка замкнулась на Марине Анатольевне Гонтарь – любовнице одного милицейского подполковника. Его фамилия Волков.

Но если Павел помогал аферисту избежать уголовного преследования и припрятать активы якобы обанкротившейся фирмы, значит, у него не может не быть денег!

– Павел, я больше не хочу ни о чем рассуждать, – резюмировала Гаянэ. – Ты мне сказал, что вкладываешь деньги в бизнес с надежными партнерами, а вляпался в какую-то историю. Ты меня подло обманул. Я тебе больше не верю и пререкаться с тобой не хочу. Я хочу одного: чтобы ты немедленно отдал мне мои деньги.

Гаянэ смотрела на Павла в упор, глаза ее горели, нижняя губа подрагивала, острые ногти впились в ладони так, что кожа посинела.

Павел выдержал ее взгляд. Ухмыльнулся и протянул:

– Я же тебе сказал, что у меня нет денег. Я все верну, но позже.

– Мне не нужно будет позже! – не своим голосом закричала всегда спокойная Гаянэ. – У меня рушится дело моей жизни! Ты должен немедленно отдать мне мои деньги! А то…

– А то что? – глумливо улыбнулся старый друг. – Что ты мне сделаешь? Предъявишь иск в суд? Нет, у тебя нет моей расписки. Еще что? Ну, смелее, давай!

Гаянэ стала пунцовой, гнев и слезы затопили ей горло, она уже ничего не могла произнести.

– Так вот, – сказал Павел, вставая со стула. – Ничего ты мне не сделаешь. Кто ты и кто я? Вопрос: что ты против меня можешь? Ответ: ничего. Я сказал, что отдам позже, значит, так и будет. Я буду делать так, как считаю нужным, и не надо на меня давить своими бабскими нервами, я к ним невосприимчив.

– Ты вообще перестал быть к чему-то восприимчив, – еле-еле удалось выдавить Гаянэ. – Ты стал другим человеком, я никогда не думала, что ты скатишься до такой гнусности, до такого скотства. Ты мразь, Паша, ты знаешь об этом?

Он уже выходил из комнаты, но, когда услышал обидные слова, обернулся, скривил губы в отвратительной усмешке и процедил:

– А если ты, тварь черножопая, будешь меня оскорблять, ты вообще не получишь ни копейки. Ты и так уже близка к этому. Поняла? Если еще не поняла, то пораскинь своими обезьяньими мозгами. Всегда будет так, как я сказал. Или никак не будет.

После этого он вышел из комнаты, по пути якобы случайно задев кашпо с трехствольной драценой. Нежное растение повалилось на пол. Вслед за драценой на пол рухнула Гаянэ: в первый раз в жизни у нее случился обморок.

Антон ушел от Гаянэ потрясенный. Он никогда особенно не обольщался насчет Павла, а в последнее время брат действительно очень изменился, но на своей шкуре Антон этих изменений не чувствовал. Да, со своей некогда лучшей подругой Гаянэ Павел поступил подло. Очень подло.

«Но могла ли Гаянэ его за это убить?» – спросил себя Антон. Остановился перед машиной, подумал и не ответил. Кто знает?

Глава 4

Решение Даши о том, что она будет поступать на юридический факультет университета, в семье прошло на ура. Для Павла было главным, чтобы его дочь не пошла по скользкой дорожке, выбрав какую-нибудь творческую профессию. Музыкальная школа, слава богу, была уже окончена, и продолжать свое музыкальное развитие Дашка вроде бы не собиралась. Танцевальную студию она, правда, посещала до сих пор, но это всего лишь увлечение, от которого девочка получала удовольствие, хорошую фигуру и замечательную пластику. Это пусть. А юрфак – это солидно и надежно. Хотя, по большому счету, Павлу уже было все равно.

Перелом в семейной жизни начался где-то с середины 2010 года. До того Павел хоть и переменился внутренне – этого невозможно было не заметить, – но свои обязанности мужа, отца, главы семейства он выполнял более или менее исправно.

Своих собственных, личных денег у Сони практически никогда не было. Продукты они покупали вместе с мужем, тогда же она должна была запастись средствами женской гигиены, колготками и необходимой парфюмерией. Абонемент в салон красоты Павел то ли оплачивал сам, то ли получал за какие-то услуги, но вручал он его Соне в готовом виде, и она не могла выбрать по своему вкусу, какие именно процедуры в этом месяце ей будут более необходимы.

Обязательные две недели летнего отдыха на море до 2010 года тоже были незыблемой Пашиной обязанностью. Ездили они, как правило, большими кампаниями, и Соня подозревала, что дело вовсе не в скидках, которые давало туристическое агентство, а в том, что отдых одной лишь своей семьей Павлу был попросту скучен. До 2010-го раз в год они оставляли детей на попечение родственников и совершали самостоятельное путешествие, но выбор географической точки всегда оставался за Павлом.

Так случилось и в последний раз. Соня много читала в интернете о Мальдивских островах, об их необыкновенном подводном мире и бирюзовых лагунах. Она знала, что это дорого, но, видя, что муж не особенно стеснен в средствах, все-таки заикнулась Павлу о том, что хотела бы побывать на этих райских островах. На это муж воззрился на нее как снисходительный учитель на тупую двоечницу.

– Ты с ума сошла, мать? – сказал он, покрутив пальцем у виска. – Какие, на фиг, Мальдивы? Во-первых, это почти экватор, там очень жарко. Там с ума можно сойти от жары. Во-вторых, что мы там будем делать? Это крошечные острова, никакой инфраструктуры. Это для молодоженов или любовников, нам-то с тобой зачем туда тащиться? Но самое ужасное заключается в том, что Мальдивы – страна со строгими мусульманскими правилами, там сухой закон. Я что там, как дурак буду две недели сидеть? Даже выпить не смогу? Есть там какие-то острова, где продаются спиртные напитки, но за сумасшедшие деньги. Не… Это не для нас.

«Не для тебя», – хотела поправить Соня, но, как всегда, промолчала. А Павел продолжил:

– Мы с тобой поедем в Германию. – На Октоберфест, – сказал он.

– Паш, но я же не пью пиво, я больше стаканчика не осиливаю. Что я там буду делать?

– Будешь пить ликеры, – резюмировал муж. – Да ладно тебе! Там богатейшая программа, Мюнхен – красивый город, шмотья себе накупишь.

Соня не хотела ехать на Октоберфест, потому что пива действительно могла выпить совсем немного, а посмотреть город, составляя Павлу компанию за пивным столом, вряд ли удастся. И что тогда за интерес в пивном фестивале? Но Павел уже принял решение, и ей пришлось разрабатывать экскурсионную программу, чтобы все-таки заставить мужа оторваться от посещения пивных шатров. Только благодаря ее нечеловеческим усилиям они побывали в Баварских Альпах и посетили великолепный замок Нойшванштайн.

Впрочем, Павел оторвался от фестиваля, как подозревала Соня, только потому, что рядом с замком, как говорила гид, имеется изумительнейший ресторан, где варят и подают свежайшее пиво. В итоге Павел остался доволен экскурсией: в ресторане, который был в десяти минутах ходьбы от замка, действительно была своя пивоварня. Павел от души напился своего любимого «Хофброя», кроме того, там кормили не только традиционными рульками, а еще и мясом косули, которая бегала под присмотром егерей в местных угодьях. Дичь была свежая и подавалась с замысловатым брусничным соусом и маринованной грушей. На обратном пути Павел накупил огромное количество оригинальных травяных ликеров в монастыре, и в итоге счел поездку полезной и удавшейся.

Но на следующий день он опять погрузился в мероприятия пивного фестиваля, и на экскурсию в австрийский Зальцбург Соня поехала одна – Павел был нетранспортабелен, и его путевка обидно пропала.

Это было их последнее совместное путешествие.

Потом Соня стала замечать, что Павел перестал называть ее по имени. Она даже не сразу поняла причину некоего душевного дискомфорта, а потом стала специально прислушиваться. Да, так и есть, муж перестал произносить ее имя. Когда это произошло, Соня не смогла бы сказать с точностью, но приходилось признать, что в каком-то бытовом разговоре он мог обратиться к ней словом «мать», а еще чаще всего его обращения к жене начинались словами «слышишь» или «послушай». Когда Соня поняла, что же так неуловимо и мучительно режет ей слух, она заплакала.

Павла раздражало ее плохое настроение. Если он заставал жену в состоянии задумчивости или грусти, он обязательно кривился и произносил всегда одно и то же: «Чего такая кислая?» Ответ ему не требовался.

Дальше стало хуже. Например, один раз Котик простудился, и Соне необходимо было срочно купить в аптеке профилактические средства: полоскания, витамины, спреи и все прочее. Телефон Павла упорно был отключен, накануне он не ночевал дома, даже не позвонив, чтобы предупредить. Наутро у мальчика поднялась температура. А у Сони, как назло, не было ни копейки. Павел не оставлял ей свободных денег на всякий случай.

Попросить было не у кого – Павел отсутствовал дома уже сутки. Дашка была в университете, отправиться к Кларе или к Лиле Соня не могла, потому что Котика оставить было не с кем. В конце концов она позвонила родителям Павла и сообщила, что ребенок болен, Павла нет, и денег на лекарства тоже не имеется. Через двадцать минут приехал Константин Александрович, привез все, что требовалось внуку, а вечером разразился отвратительный скандал. Дети были дома и стали свидетелями мерзкой сцены.

Павел ворвался в дом, не снимая уличной обуви, прошествовал в столовую, где Соня варила Котику куриный бульон и кашу, и заорал что было мочи:

– Какого хрена ты позоришь меня перед родителями?

Соня опешила, она не сразу поняла, о чем вообще идет речь, тем более что все ее мысли были направлены на то, как сбить ребенку температуру и смягчить кашель.

– Ты не хочешь разуться? – Соня посмотрела на его ботинки. – Я сегодня мыла пол. И чем это я тебя позорю?

– Зачем ты заставила отца привозить лекарства? – придвигаясь вплотную и меряя жену ледяным взглядом, прошипел Павел.

– А какой у меня был выход? – пожала плечами Соня. – Тебя нет, телефон отключен, денег ты, как всегда, не оставил. Я даже не могла съездить к Лиле. А у Котика была температура…

В этот момент из своей комнаты на крики вышла Даша с книжкой. Павел, остановив взгляд на дочери, тут же нашелся:

– А ее ты не могла послать в аптеку?

– Кого это ее? – дернула плечом Соня. – Если ты имеешь в виду свою дочь, то называй ее по имени. И с чем бы я послала Дашу в аптеку, если у меня нет денег?

– Я только недавно давал ей двести рублей! – прикрикнул любящий отец.

– Пап, ну ты же давал мне деньги на телефон, – отозвалась Даша. – Я и положила их на телефон.

– А ты чего лезешь? Тебя к разговору не приглашали! – отрезал Волков.

– А чего ты орешь-то? Что я тебе сделала? – удивленно заморгала девочка. – Чего ты как с цепи сорвался?

– Что-что? – протянул Павел, скривив рот. – Это что за выражения по отношения к отцу? Это кто тебя учит тому, что с отцом можно так разговаривать?! Мамаша твоя?

Соня и Даша испуганно переглянулись.

– Давай вали отсюда, не с тобой беседуют, – сказал Павел, развернув Дашу на сто восемьдесят градусов и толчком в спину придав ей ускорение.

Даша огрызнулась напоследок, но ушла.

– Распустились вы тут, я смотрю, – подытожил глава семьи. – Чтобы это было в последний раз.

– Ты о чем? – спросила Соня. – Что в последний раз? Ты в последний раз не пришел ночевать? Или ты в последний раз не оставил нам ни копейки? Или в последний раз ты на сутки отключил телефон? Что именно в последний раз?

– Ты еще поумничай! Вообще без денег останешься, – покивал ей муж, хватая со стола приготовленный для Котика бутерброд. – Ты в последний раз обращаешься со своими жалобами к моему отцу, поняла? Взрослая баба, а ни одной проблемы не можешь решить самостоятельно! Клуша, ей-богу!

– Я клуша? – взвилась Соня. – Я не могу проблемы решать? Я все сделала бы, если бы у меня была хоть копейка на лекарства. Или если бы у меня было с кем оставить мальчика. Я могла бы попросить твою мать с ним посидеть, но все равно она спросила бы, где ты и почему ты ни в чем не участвуешь. И что я должна была бы ей сказать?

Соня была права, и парировать было нечем. Но позволить жене остаться с последним словом Павел не мог.

– Так, повторяю последний раз для особо одаренных, – сказал он, интонацией подчеркивая неприкрытое хамство, – к моим родителям не лезь. Это первое. Где я ночевал и почему у меня отключен телефон – это не твое собачье дело. У меня служба, и я обязан отчитываться только перед своим начальством. И пока что вы все тут живете на мои деньги, попрошу об этом не забывать. Дочери своей объясни, как нужно вежливо разговаривать с отцом. И сама поразмышляй на досуге над этим же.

– О чем поразмышлять? – сдвинула брови Соня. – О том, что я воспитала невежливую дочь? Так подай ей пример, воспитанный папаша. Или о чем мне еще поразмышлять? О том, где ты шатаешься по ночам? О том, что ты, бедный труженик, приехал со службы с таким перегаром, что в кухне уже дышать нечем? Ты на себя посмотри, каков ты есть, а потом уже другим пеняй!

Павел помолчал минутку, раздувая ноздри, потом схватил со стола разделочную доску с бутербродами и со своей силы шваркнул ее о пол. Потом он перевернул высокий барный табурет и, завершая картину погрома, прошипел:

– Еще раз сделаешь мне замечание, и я за себя не отвечаю. Поняла?

На крики и шум снова выглянула Даша, в дверь просунулось и испуганное, красное от жара лицо Котика.

– Пошли вон! Все! – заорал Павел, выталкивая детей за дверь кухни-столовой.

– Ты даже не поинтересовался, как здоровье твоего сына, – заметила Соня.

Павел перевернул еще один табурет. Приблизился к жене, обдав ее устойчивым алкогольным смрадом, в котором перемешивались остатки вчерашнего, еще не выветрившегося возлияния с «ароматами» недавней опохмелки, больно сжал одной рукой ее лицо и проговорил сквозь зубы:

– Хочешь жить под этой крышей, не тявкай, поняла? Если не поняла, я могу и поучить. Пока не буду, даю тебе шанс самой сделать выводы.

Помолчал с полминуты и добавил:

– Какая ты все-таки клуша!

После этого Павел принял душ, переоделся, надушился и, не сказав никому ни слова, ушел из дома.

После этой сцены Соня поняла, что их совместной жизни приходит конец.

Соня все время думала о том, что может быть причиной перемен в человеке, почему Павел стал таким? Самым лучшим другом и советчиком в житейских вопросах по-прежнему оставалась Клара.

Клара считала, что ничего необыкновенного с Сониным мужем не происходит, что все те черви, которые полезли из Павла в последнее время, были в нем всегда. Просто раньше у него еще не было таких денег, того звания, таких связей и возможностей, как сейчас. И чтобы все это получить, ему приходилось держать себя в каких-то рамках, соблюдать какие-то приличия, подчиняться тем или иным условностям. А с получением всего того, к чему он стремился, необходимость скрывать свою истинную сущность попросту отпала.

Соня чувствовала, что перестала интересовать мужа уже давно, теперь же его и дети не интересовали. Когда Павел приходил домой в добром расположении, он мог подозвать их к себе, раздать денег на кафе-интернет-телефон, но не просто так, он обязательно ждал за это пространной благодарности. Если же Павел приходил не в духе, то на орехи доставалось не только Соне: Дашку он обвинял в том, что вместо учебы она шатается по подворотням, а он выбрасывает деньги за ее обучение на помойку, Котика – в том, что он симулянт. И то, и другое обвинение было абсолютно беспочвенно, Павел это знал, но ничего другого в адрес детей ему, видно, на ум не приходило.

Размышляя над метаморфозами, которые происходили с ее мужем, Соня стала все чаще задумываться о том, что, может быть, кроме всего прочего, есть и еще одна причина, объясняющая его поведение. Причина простая, банальная и убийственная – другая женщина.

От многих знакомых она слышала мнение, будто (за редчайшим исключением) каждый муж потихоньку погуливает от жены, но это не так уж и страшно для брака: сходив на сторону, лев возвращается в лоно семьи и, чувствуя свою вину, пуще прежнего облизывает своих домашних. Мимолетные связи будто бы даже необходимы некоторым мужчинам, чтобы чувствовать себя состоятельными, и стабильному браку они помешать никак не могут. Другое дело, если у мужа появляется постоянная любовница, это браку угрожает самым непосредственным образом.

Соня считала подобные умозаключения в корне неверными и порочными. Какая разница, как и с кем изменил ей ее муж: по пьянке с блудной девкой, имени которой он не знает, или сознательно, по страстному желанию с женщиной, которая ему нравится? Ее не устраивало ни то, ни другое.

В последнее время она стала замечать то, чего не было раньше. Павлу слишком часто приходили эсэмэски, которые он немедленно стирал, а на ее вопрос отвечал, что, мол, опять реклама. Но как только Соня уходила в другую комнату, она видела, как Павел набирает на телефоне ответное послание.

Через некоторое время Павел объявил, что в конце марта или в начале апреля уедет в командировку.

Павел искренне считал Соню доверчивой дурочкой, а себя конспиратором высшего пилотажа, но такую элементарную вещь, как удаление отметок о посещении определенных сайтов в журнале своего компьютера, он стереть не догадался. Соне показалось подозрительным, что за две недели до командировки муж безвылазно сидел перед монитором, всякий раз перелистывая страницу, как только она входила в комнату.

Проверить его посещения надоумила Дашка, они открыли журнал и увидели, что Павел активно изучал туристические сайты, причем самые разные. Сначала его интересовали Мальдивские острова, потом привлекла внимание Европа, он смотрел отели Праги, Парижа, Венеции, Барселоны, просматривал предложения комбинированных туров. Но, судя по частоте последних посещений, остановил свой выбор он все-таки на Барселоне, а также тщательно изучил предлагаемую одним из туроператоров однодневную экскурсию в Венецию. Само по себе это ничего не доказывало, Павел фанатично любил путешествовать и мог заранее строить планы на будущий отпуск.

– Похоже, наш папаша не в Москву отправился, – с горькой усмешкой резюмировала Даша, когда отец уехал в «командировку». – Мам, у него, наверное, баба какая-то имеется, не мог же он в одиночку туда поехать.

– Видимо, имеется. Но нам с тобой проверить это будет сложно.

– Почему? – протянула Даша, задумавшись. – Конечно, телефон у него отключен, но периодически-то он его включает, проверяет звонки и все такое.

– Ну, наверное, включает, когда ему самому нужно позвонить, – согласилась Соня. – Но нам-то что от этого?

– Мам, ты не догоняешь, – ответила девушка, которая, судя по всему, уже прокручивала в голове какую-то комбинацию. – Давай-ка сделаем вот что. Я пойду завтра к бабушке с дедушкой и начну оттуда названивать, раз десять с их телефона наберу. А отец, когда телефон включит, увидит, что с родительского домашнего столько раз звонили, испугается, подумает, что что-то случилось, начнет перезванивать.

– И? Дальше-то что? – еще не совсем поняла Соня.

– А дальше то, что со мной на курсе учится мальчик, у которого папа начальник безопасности в этой сотовой компании, я его попрошу, – сказала сообразительная дочь, кокетливо улыбнувшись. – Разве он сможет мне отказать? Посмотрим распечатку и увидим, откуда отец звонил, из Москвы или нет. Мам, все просто.

– Нет, Дашенька, не просто, – покачала головой Соня. – Родители ведь скажут, что ему не звонили. Он поймет, что это наши происки, закатит истерику. А если они скажут, что ты была у них, значит, скандал достанется тебе. Нет, дочь, так дело не пойдет.

– Ну, ты же хочешь знать правду, а, мам? – спокойно ответила Даша и подытожила: – А правда легко не дается.

– Да, хочу, но я пойду с тобой, я сама буду ему звонить, нельзя, чтобы удар пришелся на тебя.

– А что он мне сделает? – ухмыльнулась Даша. – Мне как раз ничего, лучше буду звонить я.

На следующий же день Соня с дочерью пошли проведать родителей Павла и убедились, что старики ничего не знают о местоположении сына. Пока суть да дело, набрали номер телефона Павла раз пять подряд. По расчетам Даши, отец должен был перезвонить через какое-то время, может, завтра, но Павел отозвался еще до их ухода.

– Что-то случилось? – взволнованно проговорил Павел в трубку.

– Да нет, сынок, ничего, – ответил Константин Александрович. – Мы тут чай пьем, просто хотели тебя услышать, все ли там у тебя в порядке.

– Все в порядке, папа, – скороговоркой отвечал Павел. – Я в отъезде, не могу говорить, приеду, увидимся.

Все понятно, роуминг дорогой.

На следующий же день Даша принесла домой распечатку, из которой следовало, что последний звонок в Россию с телефона П. К. Волкова был произведен из Барселоны. Подозрения полностью подтвердились, теперь Соне оставалось решить: что со всем этим делать?

Ожидая возвращения мужа, Соня не находила себе места. Как собирается он появиться домой после посещения Испании? Может быть, Павел уже принял какое-то важное для себя решение и по приезде только объявит его членам семьи? Второй раз в жизни почва уходила у Сони из-под ног. Первый раз это случилось, когда погибли родители, второй – когда она осознала, что гибнет ее семья.

Что же будет теперь? Понятно, что Павел поехал за границу не один, у него есть женщина, это уже ясно как божий день. Причем это не какая-нибудь потаскуха, с которой его связывает случайный секс. Насколько она знает своего мужа, Павел не стал бы раскошеливаться ради случайной любовницы. Выбирая место отдыха, он хотел блеснуть, поразить свою пассию широтой размаха, доставить ей удовольствие. Что же теперь делать? Изображать полное неведение? Ради детей закрыть глаза на очевидные факты и молчать?

В ожидании Павла Соня почти перестала спать: ложась в кровать, она испытывала усталость, закрывала глаза, но сон не приходил. Она ворочалась всю ночь, плакала, на какие-то короткие промежутки погружалась в дремоту, но, если сон и приходил, она обязательно видела что-то такое, отчего сразу же просыпалась. Ей навязчиво снилась каменная лестница с ржавыми перилами, из которых торчали какие-то штыри. Лестница вела глубоко в подвал, была узкой, местами проваленной и щербатой. В подвале было холодно и темно, и Соня спускалась и спускалась вниз по этим крутым узким ступенькам, ежесекундно боясь оступиться и сорваться. И конца этой лестнице не было, впереди маячил густой мрак. Этот сон снился ей каждую ночь, она ужасно боялась его и потому просыпалась сразу, едва успев заснуть.

Наконец наступил день, когда Павел вернулся домой. Соня, как всегда, почти не спала, ее бил озноб, она пила пустырник, но это не очень-то помогало. Она не знала, как поведет себя Павел: будет врать и изворачиваться или объявит жене все как есть и поставит точку на их совместной жизни.

– Что-то ты плохо выглядишь, – сказал Павел, заходя в дом и лишь мельком взглянув на жену. – Еда есть? Дай чего-нибудь.

– Зато ты выглядишь отлично, – ответила Соня, включая газ, чтобы разогреть свиные отбивные. – Сразу видно, что хорошо отдохнул.

Павел несколько опешил, но быстро нашелся.

– Вообще-то я работал, а не отдыхал, – ответил он, пока не почувствовав никакого намека в словах жены. – А также устал, отвык от домашней пищи и очень хочу есть.

Павел принялся за еду, набросившись на отбивные и салат с жадностью. Оно и понятно: то, что дают в самолетах, он не особо жалует, а уж еду, которую предлагают на трассе, и вовсе есть не будет. Проголодался.

Соня смотрела, как муж ест, и думала, что ведь еще совсем недавно они были близкими людьми. Супругами. И путешествовали тоже вместе. А теперь ее муж не смотрит ей в глаза, отворачивается. Не хочет говорить, потому что еще пару дней назад он гулял с другой женщиной по парку Гуэль, и, наверное, угощал ее сангрией в каком-нибудь приятном ресторанчике, и водил смотреть на знаменитые фонтаны, и обязательно снимал ее, улыбающуюся, на фоне панорамы Барселоны, открывающейся с горы Монтжуик.

– Пойду искупаюсь с дороги, и надо отдохнуть, – сказал он, сыто потягиваясь.

– В самолете не спал? – как бы между прочим, совершенно спокойно спросила Соня.

– Не-а, – зевнув, ответил Павел и тут же застыл как вкопанный.

Ага, попался. Простой расчет оказался верным: мужчина, не чувствующий подвоха, может не заметить ловушку, если ее никак не ожидает.

– В каком самолете? Ты о чем? – насупив брови, спросил он.

– Ну, как это в каком? – изобразила удивление Соня. – В котором ты летел из Барселоны в Москву. Ты думаешь, я не знаю, что ты был в Испании? Паш, не надо считать окружающих глупее себя.

Павел несколько секунд молчал.

– Ну, и из чего ты сделала такой вывод, умная моя? – наконец прервал он паузу.

– Ты звонил родителям из Барселоны, – устало ответила Соня, которую то ли из-за пустырника, то ли от бессонной ночи охватила внезапная вялость. – Не надо этого отрицать. Или давай мы с тобой сейчас съездим в офис твоей сотовой компании, и ты попросишь распечатку своих звонков. И если звонка из Испании не было, я перед тобой извинюсь.

Бессонные ночи и пережитый стресс оказали странное действие: истерическое состояние сменилось внезапной апатией. Соня думала, что она не сможет удержаться от рыданий, а когда Павел начал врать, когда разговор вошел в самую щекотливую фазу, оказалось, что слез нет. И Соня поняла, что на бурную реакцию у нее просто не осталось сил, все слезы потрачены в прошлые дни и ночи.

Павел передумал ложиться, изобличение жены было для него полной неожиданностью, и он был к такому не готов. В таких случаях ему требовался не отдых, а более привычная подзарядка. Волков вышел в холл, пошелестел дорожной сумкой, извлек из нее литровую бутылку текилы и вернулся в столовую.

– Значит, намечается разговор? – кривясь, спросил он. – Валяй, выясняй отношения, а я себе лимончика отрежу. У нас есть? Ты присоединишься?

Соня от угощения отказалась.

– Это не я должна что-то выяснять, – сказала она. – Мне кажется, это ты должен что-то мне объяснить.

– Ну и что я должен объяснять?

– Ты лжешь мне, и лжешь беззастенчиво, – начала Соня. – И теперь я подозреваю, что лжешь уже давно. Я должна понимать, что происходит. У тебя есть другая женщина, это понятно и без объяснений, но ты продолжаешь жить со мной под одной крышей…

– Слушай… – перебил ее Павел, но тут же был сам перебит.

– У меня есть имя! – впервые повысила голос Соня. – Меня зовут не «мать», не «слушай» и не «слышь»! Меня зовут Софья! Или ты забыл? Или ты боишься назвать меня как-то иначе? Хочешь мне что-то сказать, будь любезен, обращайся по имени.