Текст книги "День на Пересадке"

Любуясь водопадами, фотографируя себя на вулканическом песке, делясь друг с другом историями, мы с моими новыми знакомыми объехали весь Мауи. А сдав машину, все вместе пошли к океану. Рядом с диким пляжем гуляла свадьба в каком-то пятизвездочном отеле. Я усмехнулась: без свадьбы я, видимо, на Гавайях не окажусь уж точно. Огромные столы с едой на береговой линии, сотни гостей. Мы, ей богу, не планировали совершать налет на чужой праздник, просто кому-то захотелось в туалет. И тут официант отеля предложил нам шампанское, подумав, что мы гости на свадьбе.

Наша босоногая компания воодушевилась: подкрепившись шампанским и едой, мы остались на свадьбе, танцевать, болтать со старушками, а я даже ловила букет невесты с гостями. И конечно, не поймала. Но впервые не расстроилась.

Вечером юные загорелые гавайцы поднялись с факелами на скалы, чтобы освещать свадьбу. И началась гавайская забава – прыгать в воду со скалы с факелом. Как же это было красиво!

Это было так непохоже на всю мою прошлую жизнь. Я чувствовала, что стала словно бесплотным духом, наблюдающим за незнакомыми людьми, более удачливыми, более счастливыми, свадьбы которых, в отличие от моей, состоялись. Было в этом что-то щемящее – прилететь сюда на деньги, вырученные от кольца любви, и попасть на праздник любви, пусть и не моей.

Но все же самые нежные дни на Гавайях случались, когда я оставалась одна. Однажды забрела на пустынный пляж и долго лежала, встречая самолеты. Потом ко мне присоединилась еще одна свободная лохматая душа – собака, и мы долго кувыркались и смотрели на закат.

А потом я шла дальше, возвращаясь вечером в хостел на деревенском автобусе, везде оставляя за собой следы из песка. По его цвету можно было угадать, сколько пляжей за день я посетила: однажды это был красный, черный, белый, желтый и даже зеленый песок за один день! Никто не заметил, что в каморке у них появился еще один житель, а на неожиданно сэкономленные деньги я решила отправиться на вулкан.

Ну что за везение, купила билет в Национальный парк Халеакала, чтобы встретить рассвет на вулкане, и именно в этот день начался шторм и ливень! Я тряслась на заднем сиденье попутной машины фермера, который проезжал мимо по пустынной трассе и обещал довезти меня до подножья вулкана и входа в парк. Из-за туч видно не было даже в метре от себя. Какой уж тут рассвет!

Уставшая от безденежья и ранних подъемов, злая, что пришлось потратиться на дождевик, я чувствовала себя полной неудачницей, которая бежит от своей правды. Все мое путешествие, которое хоть как-то вдохновляло меня на пути, вдруг показалось издевкой, как и надежда найти успокоение в нем.

Фермер высадил меня на границе парка, укутанного плотным влажным туманом. Я сначала не поняла, куда идти, и шла просто вверх по трассе. Начало светать. Туман, окружавший меня, вдруг пустился в пляс, от которого стало жутко, будто тебя окружили привидения, которые то сжимают тебя в ледяных объятиях, то исчезают. Поднимаясь все выше, я вдруг встретилась с абсолютно ясным небом, розовеющим от рассвета.

Привидения отступили. Обернувшись, я увидела, что впервые в жизни шла не в туман, а сквозь облака. Я миновала зону шторма, дождя и танцующих облаков, которые ветер, словно пастух, гнал дальше, в сторону Камчатки. И поднялась наверх, к свету.

Огромное солнце величаво поднималось над вулканическими горами Мауи. Я не наблюдала земли, так как она была еще вся покрыта облаками, видела лишь верхушку вулкана Халеакала и рассвет.

Сидя в облаках, я была словно на свидании с Богом. Не в силах больше держаться, я разрыдалась. Обида и непонимание, почему все произошло именно так, сменились отчаянной молитвой.

Пожалуйста, спаси мою семью.

Пожалуйста, помоги мне быть с сыном.

Пожалуйста, помоги мне простить его.

Пожалуйста, помоги мне простить себя.

«Как тебе было не страшно?» – не раз спрашивали меня. «Отправилась по миру и без денег в путешествие и эмиграцию, храбрая!»

А правда в том, что ужас внутри был такой величины, что и эмиграция, и далекие путешествия были от него хоть каким-то спасением.

Большой остров

14 февраля 1779 года именно у бухты Кеалакекуа был зверски убит капитан Джеймс Кук. Сначала туземцы были очарованы иллюзией, что Кук – это второе пришествие божества Лоно, и встретили корабли со всеми почестями и подарками, включающими жарких гавайских женщин. А команда Кука, видимо, недооценила, что нужно и меру знать, начав любить туземных женщин и убивать мужчин из-за воровства на корабле. Местные жители, поняв, что Кук не божество, убили его. Разбитые иллюзии невыносимы даже для туземцев.

После волшебного, магического времени на Мауи строгий Биг-Айленд, укутанный в черную мантию застывшей лавы, встретил меня совсем новыми ощущениями. Мои деньги закончились, как закончилась и эйфория от присутствия на Гавайях.

Внутри стало появляться ощущение полыни, горькое и несмываемое: неважно, на какие далекие острова я заберусь, на те острова, где ты гладишь меня по волосам, я не попаду. Никогда. На те острова, где я читаю сказки сыну перед сном, вход в бухту для меня тоже закрыт. Вот пилюля реальности. Глотай, девочка, глотай и не морщись.

Вот это ощущение глухой стены, окончания, бессилия пришло ко мне именно на острове Биг-Айленд.

Красное солнце, черные пляжи причудливой формы и брызги пенного океана. Все это спокойно, строго говорило мне: назад пути нет. Вперед идти тоже особо не хотелось, если честно. Поэтому я отдалась острову Биг-Айленд смиренно, с безразличным любопытством, как, возможно, однажды туземные женщины отдались морякам Кука. Но остров припас для меня свои уроки и приключения.

Каилуа-Кона

Когда мечтала о Гавайях, меньше всего ожидала, что это дикая земля с петухами на дорогах, редкими автобусами между населенными пунктами и еще более редкими магазинами. Именно мои ожидания от Гавайев позволили мне ввязаться в авантюру – поехать туда без денег. Уж на булочку и банан я всегда наберу, да и на автобусный билет тоже, наивно думала я. Оказалось, что главной задачей, особенно на Биг-Айленде, было в принципе найти магазин и автобус.

Первую неделю на Биг-Айленде я должна была жить у голливудского продюсера, бывшего знаменитым лет двадцать назад, которого знали мои друзья из Канады. Я с волнением ждала встречи в аэропорту, вытаскивая из слабенького вайфая, как рыбак сетями непослушную рыбу, любую информацию о его фильмах.

– Так-так! Русская путешественница? Водку привезла? – громко расхохотался от своей шутки обросший мужчина, стоявший возле старенького форда.

Ох уж эта водка и медведи – именно об этом, да еще о Путине спрашивали меня в самых отдаленных уголках света. Забавно, но всех медведей своей жизни я встретила в Канаде, а злоупотребляющих водкой примерно одинаково по всему миру, но ассоциация у всех – с Россией.

Пытаясь сдержать свое удивление при виде травы, растущей из сидения машины, я аккуратно села на свою сумку. Меньше всего хотелось бы каких-нибудь жучков в трусиках. На Гавайях растительность вообще очень активная: стоит оставить дом или машину на несколько лет – и все становится причудливо-заросшим.

– Я инвестор! – гордо сказал Продюсер, – скупаю дома по миру, которые требуют ремонта, в них живут люди, окупают их арендой, и земля в цене растет, а через 10–20 лет можно продать их уже в два раза дороже! Таким образом, я получаю две стоимости!

Дом. Из всей той странной истории хорошо помню только дом. Деревянный, с изысканным резным фасадом, обросшим зелеными лианами. Самое красивое в доме – терраса. С нее открывался вид на вершины гор, на бесконечность Тихого океана и бухту, которая помнит еще Джеймса Кука, неспящие джунгли с такими рассветами, каких я не видела никогда в жизни. Сама терраса походила на старушку, бережно хранившую все воспоминания: музыкальный аппарат, который играл Битлз, если стукнуть покрепче, календарь 1973 года, скрипучие кресла, засохший кофе в ажурных чашках. Везде деловито сновали юркие ящерки, словно батлеры, спешащие все успеть. Мне было удивительно, как тут могут жить люди. Еще более удивительным казалось то, что тут буду жить я.

В гостиной, которая служила и кухней, высились горы посуды в раковине, а по стенам висели пыльные плакаты фильмов, снятых Продюсером.

– Будешь травку? – равнодушно спросил он, включая телевизор, тут же потеряв ко мне интерес, когда я отказалась.

Почувствовав себя неловко, я начала мыть посуду. Я была очень благодарна за то, что мне предоставили жилье, но не могла не ощущать своего желания сбежать. Много лет назад, когда я была мамой-одиночкой и таксовала по ночам, я научилась разговаривать со своим страхом. Брать этого пассажира или нет? Заработаю ли я немного денег или попаду в передрягу? Тогда не было ни интернета, ни мобильного телефона и никто не мог прийти на помощь. Как и сейчас: я была одна в заброшенном доме, без связи и денег, на краю Земли. Вот именно за такие моменты я люблю одиночные путешествия. Ты, как скалолаз, должен принять верное решение. А для этого нужно коснуться себя в самом центре. Можно на автомате ехать на работу, выходить из метро, отвечать на письма. Но когда происходит что-то нестандартное и ты оказываешься один на один с вопросом «бежать или остаться?», тогда ты и касаешься самого центра жизни в себе.

Моя посуду, краем глаза я посматривала на Продюсера. Расслабившись от травки, он пересматривал свой фильм и говорил в пустоту: «Ох, эта крошка тут сыграла чертовски хорошо! Говорил же, что надо уволить этого мудака за левой камерой!» Меня для него не существовало: он весь был в семидесятых, там, где он был строен, юн и успешен. Весь дом был тоже в семидесятых. Тогда этот дом и видел последний раз ремонт, догадалась я, каждый раз боясь сломать ноги, спускаясь по трухлявым деревянным ступенькам.

Доверяя людям, которые меня познакомили с Продюсером, понимая, что уходить ночью в джунгли без денег будет еще более рискованно, я решила остаться на ночь, незаметно стащив нож из кухни, забаррикадировав дверь шкафом и поужинав прямо с дерева лиликой – разновидностью маракуйи, которая растет повсюду на Гавайях. Еды в доме не было, в магазины надо было ехать на машине, а беспокоить хозяина дома я не хотела.

Спала я тревожно, не снимая верхней одежды. Постельное белье на кровати было таким старинным, что казалось, последней стирке оно порадовалось при первых хозяевах этого дома – эмигрантах, которые выращивали всемирно известный сорт кофе – кона. «Может, и кофе тут завалялся с тех времен?» – я осмотрела маленькую комнатку с утра пораньше. Выйдя оттуда на цыпочках, чтобы не разбудить хозяина, я пробралась на веранду. И обомлела: рассвет! Меня встретил такой рассвет, который накрыл с головой все мои страхи и переживания. Похожий по силе обновления рассвет случился в моей жизни в Египте на горе Моисея, куда мы поднимались всю ночь. Рассвет, который смывает все старое, наболевшее и оставляет главное послание: «Сегодня ты живой. Аминь».

Земля мне стала казаться все более живой. Гораздо позже, мне случайно попала в руки книга «Эффект Геи», где говорилось о лемурийцах, живших на Гавайях, и сознании нашей планеты. Вспоминая все свои странные путешествия и ситуации, я чувствовала, что кто-то большой и мудрый учит меня чему-то, готовит к чему-то, бережно стирает слезы с моих глаз и радует сюрпризами. Поэтому очень хочу каждому пожелать испытать это звенящее чувство тишины, когда ты выходишь из дома, запираешь дверь и понимаешь, что домой вернется какой-то другой человек. Этот голос невозможно услышать в чьем-либо человеческом присутствии, только один на один с планетой в полном доверии к происходящему.

То утро на Гавайях было очень поучающим: я сидела на открытой веранде, в одеяле, сонная и голодная. Справа была дверь в дом человека, который жил моментами прошлого, где он был счастлив, но который не видел настоящего, а впереди был рассвет. Живой, растекающийся по небу, как алая акварель по сырой бумаге, рассвет.

Хочу ли я превратиться однажды в такого вот Продюсера, перебирающего ушедшие дни, когда он был счастлив, не замечая, как прорастает трава на сиденьях его машины? Или я хочу встречать рассветы? Пусть одинокая, пусть с рваными ранами на душе, пусть не такая счастливая, как была когда-то, да и не такая юная. Просто по какой-то причине все еще живая.

Шум Тихого океана да несколько рептилий – вот кем были герои того утра, когда я увидела рассвет. И он показался мне красивым, даже без тебя.

Продюсер появился заспанный, но веселый и спросил, словно вышедший из транса: «Поедем на самый вкусный кофе на острове, а потом на съемку дельфинов?»

Конечно, я согласилась: съемка дельфинов!

Мы подобрали по дороге небольшую съемочную группу, и я окончательно расслабилась, погрузившись в природу острова. Остров Гавайи, или Биг-Айленд, – самый большой и молодой среди остальных гавайских островов, поэтому на нем еще не так много песчаных пляжей, а Мауна-Лоа считается самым большим вулканом на Земле. Люди и поселения разбросаны по всему острову, поэтому здесь гораздо сложнее передвигаться без машины, а бесконечные скалы из лавы делают многие пляжи невозможными для купания.

Для съемок мы приехали в Тихую бухту. Недалеко от берега спала группа дельфинов. Я нырнула в воду с маской и оказалась среди десятков дельфинов, застывших в воде, перекатывающихся в ритме волн. У береговых скал плавали огромные зеленые черепахи. А я стала просто комочком детского восторга от того, что вижу это все и того, что океан впустил меня поплавать с дельфинами.

Рассвет, дельфины и суровая дикая природа острова Биг-Айленд пробудили в тот день во мне какое-то большое чувство: я не одна в своих переживаниях. Где бы я ни была, как сложно ни было бы внутри, закрывая глаза, всегда могла вернуться в тот день, когда качалась под водой со спящими дельфинами в такт дыханию океана. Так я стала раскрывать и накапливать внутри какую-то новую силу – силу красоты нашей планеты.

После съемки вся команда отправилась домой. Меня воспринимали как чудную, случайно залетевшую птичку.

В доме начиналась вечеринка. Я опять забаррикадировала дверь, перекусила остатками хлеба и бананами и попыталась уснуть.

Ночью, мне показалось, что кто-то пальцами касается моей шеи. Я заорала, но тут же выдохнула, поняв, что на меня всего лишь заползла ящерка. Скинув ее на пол, я поняла: всё, не могу больше находиться в этом странном месте. Все уроки отсюда я взяла.

Накинув рюкзак, не прощаясь, я выскользнула из дома и пошла по дороге в неизвестность, которая перестала меня пугать. У меня была я, дельфины и рассвет.

Чувство храбрости стало прорастать во мне, так же нагло и без спроса, как трава на сиденьях машины Продюсера. Храбрость доверять себе и планете, шагая по утренним джунглям на краю Земли, не зная абсолютно ничего насчет того, где буду спать сегодня и что есть. Я была абсолютно, по-детски счастлива и свободна.

Я оставила записку Продюсеру: «Спасибо за все, особенно за дельфинов!»

Я впервые ушла тогда, когда захотела уйти, даже не имея понятия, куда иду. Только когда ты уходишь ровно в ту минуту, когда хочешь, понимаешь, сколько раз пропускал эти минуты раньше. И это новое чувство, что наконец ты не расстроенная гитара, а гитара, издающая звуки ровно те и ровно тогда, когда надо, чтобы вписаться в симфонию этого дня.

Тем утром я чувствовала, что вошла в резонанс с миром. Не вру, не тяну на себя внимание, не прошу лишнего и счастлива тем, что есть.

Не испытывая мук совести, что не попрощалась лично (мне кажется, мое отсутствие никто и не заметил), доверяя месту, я знала, что найду себе пристанище на ночь.

Меня часто спрашивали потом: как ты путешествуешь одна, где набраться храбрости? Мне кажется, храбрость развивается тогда, когда ты бескомпромиссно становишься собственным другом и союзником, знаешь свои возможности, уважаешь то, что мир всегда сильнее, внимателен к чувствам и готов действовать. Тогда ты получаешь доступ к своей интуиции, назовем это так. Когда внутри царит полное доверие всем своим чувствам и готовность действовать, ты становишься гармоничной, слаженной и удачной версией себя. Оказываешься в нужное время в нужном месте, встречаешь тех самых людей и вовремя уходишь от неприятностей. Удача – это часто просто налаженные отношения с собой и пространством.

Я настолько долго жила, ставя выбор и чувства других людей выше своих, боясь обидеть, боясь остаться одной, боясь не справиться с трудностями, что вот такая маленькая храбрость – просто уйти, потому что мне было некомфортно, и не испытывать при этом чувства вины, стало каким-то новым отсчетом моей новой жизни.

После путешествия по джунглям я оказалась на трассе. И впервые в своей жизни стала хитчхайкить: знаю, что для людей в Северной Америке это довольно привычное действие, но для меня просто так попроситься к кому-то в машину на Гавайях было настоящим приключением.

Остановился белый кабриолет. Молодая влюбленная парочка решила меня подвезти до деревеньки Вайколоа и даже дала телефон с интернетом, чтобы я забронировала там хостел. Это был очень счастливый день – день доверия своему пути.

Ветер, треплющий волосы, улыбчивые незнакомцы в кабриолете, извилистая змейка гавайских дорог. Я не чувствовала себя больше несчастной жертвой обстоятельств, а, наоборот, позволила впустить в легкие немного радости.

Уютный хостел с потрепанными книгами и железной посудой, застиранное, но чистое постельное белье. Как же хорошо заплатить за ночлег и знать, что ты никому ничего не обязан. Я выросла в культуре, где женщинам с детства внушают, что найти мужчину, выйти замуж и быть мамой, гейшей, хозяйкой, соблазнительницей одновременно и есть та самая успешная версия «легкой» женской жизни. Какое же я испытала облегчение от понимания, что просто оплатить свои счета самостоятельно, пусть и в виде всего двадцати долларов, гораздо легче и приятнее, чем быть той самой женщиной-гейшей, особенно если это все ради денег. Я честно следовала этому пути до тридцати лет: выходила замуж, искала любовь и тосковала одинокими ночами. И дело было даже не столько в деньгах или подарках, а просто в тотальном ощущении себя недоделанной, не обладающей собственной ценностью без мужчины и его любви. Конечно, я встречала прекрасных людей на пути, но сердце молчало, а время уходило. Неужели я вот так и умру, не узнав, как это – любить и быть любимой?

Когда мы встретились с тобой, мне казалось, что я выиграла в лотерею. Быть твоим партнером, другом, женщиной – что может быть лучше?

Когда мы расстались, я будто исчезла внутри себя. Полюбить другого невозможно. Ходить на свидания, краситься, мечтать?

От слов «семья», «дети», «любовь» я испытывала боль, будто меня била ногами рота солдат. Ни переезд в Канаду, ни учеба – ничто не помогало убрать этот привкус отчаяния и тоски. Я просто заполняла дни делами, а ночи – усталостью. Хостелы, еда с деревьев, пустота в кошельке и странная непрошеная свобода внесли новый привкус в мое мироощущение. Жизнь выкинула меня на свалку истории в моем городе. А я взяла и поехала на Гавайи, где истории у меня не было совсем.

В новом хостеле проснулась какая-то новая версия меня. Я обнаружила, как приятно не быть обязанной никому за ночлег. Эта легкость, которую ощущаешь, заплатив двадцать долларов за койко-место, слаще любых апартаментов, где ты хоть каплю, но чувствуешь себя неловко.

В моей культуре танец мужчины и женщины изображают, как что-то слитое, как поход двух инвалидов: у него деньги-костыль, а у нее чувственность-загадка. И получается, что мальчику не очень прилично позволять себе чувствовать, хотя мальчик чувствует еще как, но из-за того, что не привык себе позволять честность в вопросе своих чувств, на поверхность это выходит странными формами насилия, манипуляций или инфантильности. А девочке неловко признаваться, особенно публично, в нежелании иметь детей и в желании, например, уехать на край света. Девочке неловко раскрывать все свои таланты до того, как она устроит жизнь и выйдет замуж. Девочке важно угадывать чувства мужчины и подыгрывать ему, как слабоумному, боясь ранить святая святых – мужское эго. Эта круговая ложь, принуждение, клетка и называются в моих родных краях браком.

«Я хочу узнать, что такое любовь и семья без этих социальных игр. Я хочу выбирать и быть выбранной, потому что в сердце есть чистое желание идти по жизни рядом. Если у тебя ко мне этого желания нет, то я не хочу тебя больше держать ничем ни секунды рядом, даже мыслями», – крутилась мантра в моей голове.

Проснувшись в хостеле на Биг-Айленде, заварив себе отвратительный бесплатный кофе и сорвав пару бананов на завтрак, я была счастлива: несмотря на обстоятельства, мне вдруг стала нравиться моя новая жизнь.

С тех пор как ты увидел меня, я оказалась будто расколдована: я начала видеть людей и их прятки от своих переживаний. Начала видеть сердцевину вещей.

С тех пор как твои пальцы оживили мою кожу, я стала чувствовать, сколько любви несет океан, омывая мои ноги. Пусть ты никогда больше не рассмешишь меня, но меня рассмешила дворняга, прибежавшая на пляж. Пусть ты меня никогда больше не согреешь, но я укуталась в горячий песок. Пусть мы никогда больше не сыграем в наши странные игры и переодевания, но прибой со мной явно заигрывает.

«О любви к тебе и ее красоте я могу судить лишь по красоте тех мест, куда она меня привела», – думала я, разглядывая закат на вулканических пляжах.

А на следующее утро я отправилась с двумя братьями-фермерами, которых встретила на кухне хостела, в Хило, куда они везли на грузовичке клетки с курицами.

Было жарко. Сиденье в кабине напоминало диван. Мы все поместились на нем еле-еле. Рюкзак и связку бананов я положила на колени.

«Как ты впервые увидела живой вулкан в Гавайском Национальном парке?» – возможно, спросят меня однажды. «Под ворчание грузовика и кудахтанье куриц», – отвечу я. Подпрыгивая на ухабах ночной трассы в одном стареньком грузовике с двумя незнакомыми гавайцами, я разглядела красное жерло вулкана.

Национальный парк вулканов на Гавайях, расположенный у подножья самого большого вулкана планеты Мауна-Лоа, полон пещер из лавы, пыльных троп, тропического леса и пара из самых недр земли.

О Национальном парке вулканов могу сказать немного. Прогуливаясь по тропе Devastation Trail (Тропа отчаяния) среди останков деревьев, накрытых волной лавы, которая в далеком 1959 году взлетела на 580 метров и за секунду выжгла все живое на сотни миль вокруг, я не имела ни мыслей, ни чувств. Я просто впитывала в себя все эти странные пейзажи, укладывая их внутри. В зоне чудес. В зоне ужаса. В зоне растерянности. В зоне маленького человека на большой планете. Маленькой планеты в большой Вселенной.

Сегодня мой мир разрушен обстоятельствами. Завтра меня не станет. Тогда зачем мое сегодня? Кто эта «я», если даже я сама успела за свою жизнь сменить несколько точек зрения на противоположные? А на самые важные вопросы, которые мучили лет с тринадцати, ответа так и не нашла.

Я брела по маленьким серым камушкам, наблюдая сквозь дым вулкана за красным солнцем.

Мне не хотелось подводить итогов. Не хотелось прощаться. Хотелось помнить тебя вечно. Но какая-то равнодушная сила отодвигала все дальше тот день, когда все было просто внутри и мы катались то в московском метро, хохоча, то на велосипедах по пыльным улицам города детства.

Я сожгла все твои подарки и письма, бросив их в костер, как в пасть вулкана. Я хотела все забыть, когда стерла все вещественные доказательства о нас. Но потом поняла, что хотела забыть не тебя, а тот факт, что тебя больше нет в моей жизни. Наука расставания открылась мне с новой стороны.

Почему же так больно? Не потому ли, что было так хорошо?

Я разложила чувства, как ноты в тетради, и ясно увидела природу привязанностей людей друг к другу. Детские травмы и сексуальная совместимость – это фундамент сильнейшего влечения. Ты попал во все мои детские травмы, так похожий на папу, который тоже однажды ушел.

Зависть: в глубине человека всегда таится хищник. Забрать, отобрать умения, владения, титулы или черты характера.

Завидовала ли я тебе? Твоему умению красиво просыпаться и под музыку варить кофе. Твоей красивой свободной жизни. Твоим путешествиям. Твоему умению уходить без спроса и прикасаться к музыкальным инструментам. О, как я завидовала тебе! У меня была обычная детская влюбленность, замешенная на травмах, иллюзиях и зависти, признавалась себе я.

«Ты же особенная, да? Значит, и любовная история у тебя должна быть особенная? Как приятно быть особенной?» – ехидно спрашивал внутренний голос.

Мне не хотелось вести этот разговор с собой. Но взгляду было не за что зацепиться среди серого поля из лавы. Да и дел особо не было. Самое время честно посмотреть внутрь себя.

«Ага, вот и наша гордыня зашла на огонек!» – ехидный голос, разносил меня в пух и прах.

В этот странный день на вулкане я разбирала все свои чувства, признаваясь себе в самых неприятных, мелких и полных самолюбования причинах моей привязанности к тебе.

«Где же тут любовь, девочка, где?» – продолжали звучать циничные вопросы. Тут я вижу лишь желание решить свои проблемы за чужой счет, кайфовать от игр и секса, решить душевные споры и быть особенной. Ну и да, часики. Сколько тебе, принцесса? Тридцать два будет? Есть еще вопросы, любвеобильная моя?» Но отбить неприятного собеседника мне было нечем. Он оказался прав.

Так что такое любовь тогда, если не вкусное удовлетворение своих потребностей, сексуальных, финансовых, потребностей в размножении и развлечении?

Но было что-то еще. Что-то, что светилось внутри тихо. Не просило слов, не вступало в дискуссию. Просто было.

Нежность. Как в те моменты, когда я наблюдала за тем, как ты танцуешь на кухне.

Радость. Каждый раз, когда вспоминаю о тебе. Простая, детская, будто встретила своего лучшего друга. Эта радость жила внутри всегда от того, что ты есть на земле.

Восхищение. Какую же магию рождали твои пальцы со струнами гитары и клавишами пианино!

И что-то большое, неописуемое, что просто было во мне везде, как воздух, которым дышу.

«Ну-ну, если это была любовь, докажи мне. Закрой все свои дыры зависти, гордыни и страха пустоты, скуки и одиночества. Тогда посмотрим, была ли это любовь и есть ли она вообще в мире. Тогда я тебе, может, и поверю», – вынес свой вердикт мой циник.

Сейчас сложно объяснить, почему так важно было верить в то, что испытанное мной было именно любовью и светом. В те дни во мне боролись за жизнь остатки веры в свет. Мне казалось: если я не буду верить, что это была любовь, значит, и вера в бога, в смыслы и чудеса, которая накрыла меня с головой в нашу встречу, тоже выдумка.

А жить в мире без чудес мне было невыносимо. Потому что в мире без чудес не оставалось никаких надежд, что однажды все наладится.