Текст книги "Эпопея советско-финской Зимней войны 1939– 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции"

Аллен Фрэнк Чу
Эпопея советско-финской Зимней войны 1939–1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции

Посвящается памяти более чем 23 000 финнов, которые отдали жизни в Зимней войне за свободу своей страны…

ALLEN FRANK CHEW

THE WHITE DEATH

THE EPIC OF THE SOVIET – FINNISH WINTER WAR

Эпопея советско-финской Зимней войны 1939–1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции ⁄ Чу Аллен Ф., Пер. с англ. В.В. Найдёнова. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2024

© Перевод, «Центрполиграф», 2024

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2024

Предисловие

 
Славься, двор, со всем народом,
С теми храбрыми мужами…
 

Калевала, руна XXV[1]1
  Здесь и далее перевод Л.П. Бельского.


[Закрыть]

Тем, кто помнит, как западные журналисты освещали советско-финскую Зимнюю войну 1939–1940 гг., знаком миф о том, что финны в этих репортажах предстали «сверхчеловеками», бесстрашными, убийственно эффективными защитниками западной цивилизации от жестокой, безбожной, безрассудной коммунистической орды, которая превосходила их числом пятьдесят к одному. Лозунг «один финский солдат стоит десяти русских» был лишь одним из проявлений подобного эмоционального настроя. Как и большинство мифов, этот содержит элементы как фактов, так и чистого вымысла.

Настоящее исследование основано на интервью с ветеранами, занимавшими важные военные посты, на материалах официальных финских архивов и достаточно скудных советских источниках по данной теме. Будучи в профессиональном отношении скептически настроенным историком, я намеренно копался в финском «грязном белье»: сомнительных личностях, социальных противоречиях и откровенных записях, не предназначенных для публикации. В поисках правды натыкался на случаи измены, трусости, некомпетентности и прочих человеческих недостатков среди финнов. Но при этом обнаружил и ряд случаев героизма среди солдат Красной армии. И все же, как бы глубоко я ни вникал в те события, я по-прежнему поражаюсь степени достоверности упомянутого журналистского мифа. В то время как истинная картина большинства войн – это, по сути, исследование оттенков серого, данная война представляет собой в основном черно-белый контраст.

Эпиграфы к главам взяты из национального финского эпоса «Калевала». Это название, которое можно перевести как «Земля героев», как нельзя лучше подходит для Финляндии той бессмертной зимы…

Введение
Необъявленная война

 
Кто воюет без причины,
Сгоряча вступает в битву,
Тот и жизнь в войне теряет,
Тот в сраженье погибает…
 

Руна XXXVI

В двадцать минут десятого утром 30 ноября 1939 года советский бомбардировщик, пролетая над Хельсинки, сбросил пропагандистские листовки. Через несколько минут другие самолеты в ходе первого из многих разрушительных налетов на Виипури, второй по величине город Финляндии, доставили куда более смертоносные послания¹. Ранее в то роковое утро артиллерийские, танковые, пехотные и авиационные соединения Красной армии нанесли удары по многочисленным опорным пунктам вдоль 900-мильной советско-финской границы – от Петсамо на берегу Северного Ледовитого океана до района Териоки на берегу Финского залива. Застигнутые врасплох превосходящими силами противника, финские пограничники на крошечных пограничных заставах, большинство из которых даже танков никогда в своей жизни не видели, быстро погибали, попадали в плен или бежали…

В то же утро пожилой человек спокойным и решительным шагом вышел из своего дома в фешенебельном дипломатическом районе Хельсинки и направился в канцелярию Генерального штаба, а затем в президентский дворец. Маршал К.Г.Э. Маннергейм, отозвав свое прошение об отставке с малоприятного поста председателя Совета обороны в правительстве, ориентированном целиком на экономику, был немедленно назначен главнокомандующим вооруженными силами Финляндии. И именно ему была вверена на тот момент весьма неопределенная судьба его страны². Он уже не в первый раз был призван защищать Финляндию от советских войск – и не в последний…

В своем тщательно охраняемом кабинете за стенами старинного Московского Кремля Сталин уверенно ждал победных докладов, которые должны были передавать его полевые командиры через штаб Ленинградского военного округа. Несколько советских бомб, несколько танков, несколько пропагандистских листовок – и непопулярное буржуазное правительство «белофиннов» будет свергнуто! Финский пролетариат вновь поднимется и возобновит гражданскую войну там, где он сделал паузу в 1918 году, но на этот раз народ встретит могучую Красную армию первого в мире социалистического государства как своего союзника и освободителя. Всего несколько дней – и доблестные советские войска вступят в Хельсинки, где будет подписан мирный договор с советским правительством Финляндии…

У Сталина были основания верить в эту фантазию. Корреспондент ТАСС в Хельсинки сообщал, что «угнетенные» рабочие Финляндии явно предрасположены к новой революции и нужна лишь маленькая искра, чтобы перевести их потаенный классовый антагонизм в открытый конфликт³. Депеши Деревянского, советского посла в финской столице, лишь подтверждали прогнозы ТАСС. Посол даже подтвердил эту оценку во время переговоров в Кремле, которые были сорваны месяцем ранее. Но, как и большинство советских бюрократов, он сообщал только то, что хотел слышать Сталин, и финская разведка была в курсе этих ложных сообщений. Деревянский сильно занервничал, когда полковник Паасонен, военный советник финской делегации, прямо спросил его – в присутствии Сталина, – правду ли он говорит⁴.

Советский диктатор на семи различных встречах в октябре и начале ноября лично пытался убедить финских делегатов уступить его требованиям, но они прервали переговоры, ответив отказом. Как лаконично заметил непокорным финнам комиссар иностранных дел Молотов, «политики сделали все, что могли. Теперь дело за военными»⁵.

Сталин, очевидно, ожидал парада победы, а не серьезной битвы. Начальник Генерального штаба Красной армии Шапошников был настроен менее оптимистично; предвидя упорное сопротивление финнов, он представил Главному военному совету план, предусматривавший обширную подготовку и привлечение частей, собранных со всей страны. Сталин высмеял этот план, и задача по борьбе с «финскими реакционерами» была возложена на один лишь Ленинградский военный округ⁶. К тому времени Красная армия уже успела за несколько дней завоевать Польшу, страну, население которой в восемь раз превышало население Финляндии. Конечно, поляки были ослаблены предыдущим вторжением Гитлера 1 сентября 1939 года, положившим начало Второй мировой войне, но скорость и результаты советского наступления, предпринятого 17 сентября, выглядели впечатляюще. Ценой всего 737 погибших Красная армия присоединила к СССР 196 000 квадратных километров и 13 миллионов новых подданных⁷.

Все началось 23 августа, когда Молотов и министр иностранных дел Гитлера фон Риббентроп подписали договор, разделивший Восточную Европу между Германией и Советским Союзом. Советская часть трофеев включала в себя Восточную Польшу и территории Латвии, Эстонии и Финляндии. Секретный протокол договора был изменен 28 сентября, и к советской сфере влияния в обмен на изменения в разделе Польши добавилась большая часть Литвы. Крохотные прибалтийские страны склонились перед неизбежным, и к 10 октября каждая из них подписала договор, предоставляющий СССР право размещать на своей территории войска и самолеты. В случае с Эстонией и Латвией советский Балтийский флот также получал базы у их берегов. Финское же правительство проявило упрямство. Оно не отреагировало ожидаемым образом на приглашение Молотовым 5 октября посетить Москву для обсуждения «конкретных политических вопросов». В то время как прибалтийские страны подписали предложенные им договоры в течение недели, финские делегации торговались с 12 октября по 9 ноября и даже после этого ничего не подписали⁸.

Карта 1. Финляндия в 1939 г.

Якобы опасаясь англо-французского нападения через Финский залив и финскую территорию, а также ссылаясь на возможность нападения своего нового германского «друга», советское правительство потребовало перенести границу на Карельском перешейке на расстояние около 20 миль от Виипури и снести укрепления на перешейке. Кроме того, финнам предлагалось уступить острова Суурсаари, Лавансаари, Тютярсаари и Койвисто в Финском заливе, а также западную часть полуострова Рыбачий на арктическом побережье. В обмен на эти стратегические районы Сталин обещал уступить примерно вдвое больше территории, не имеющей военного значения, в диких районах центральной приграничной области. Наконец, советское правительство потребовало 30-летнюю аренду полуострова Ханко с правом разместить там пятитысячный военный контингент⁹.

Финское правительство было готово пойти на компромисс в вопросе о границе на Карельском перешейке и уступке некоторых островов и части Рыбачьего, чего добивались Советы. В конце концов Сталин заявил, что, возможно, согласится принять некоторые острова у полуострова Ханко взамен материковой базы. Но советские части, размещенные к юго-западу от Хельсинки, все равно представляли бы серьезную угрозу для слишком растянутых сил обороны Финляндии. А разрушение укреплений на перешейке ликвидировало бы единственную важную линию обороны Финляндии, оставив без прикрытия главные населенные и промышленные центры страны. Если такие уступки делаются в ущерб обороноспособности, спрашивали себя обеспокоенные финны, то как они смогут противостоять более экстремальным требованиям Советов в будущем? Зашедшие в тупик переговоры 9 ноября безрезультатно завершились, а 13-го числа финская делегация отбыла из Москвы в Хельсинки¹⁰.

После двухнедельного дипломатического затишья спокойствие было нарушено 26 ноября обстрелом советскими войсками деревни Майнила, расположенной в непосредственной близости к границе. Воспользовавшись этим прозрачным предлогом и проигнорировав предложение Финляндии о совместном расследовании инцидента, советское правительство 28 ноября денонсировало советско-финский договор о ненападении, а на следующий день Москва разорвала дипломатические отношения с Хельсинки¹¹. Хотя 29-го числа нападению подверглись финские пограничники на крайнем севере в Петсамо¹², финны восприняли это как очередной пограничный инцидент. Однако массированные удары 30 ноября уже не оставили никаких сомнений…

Так внезапно разразилась одна из самых драматичных войн современности – война, которая преподнесла неприятные сюрпризы и Сталину, и маршалу Маннергейму. Какая вера или глупость побудила народ численностью менее четырех миллионов человек даже попытаться оказать военное сопротивление, когда в нее вторглась армия страны, насчитывающей более 183 миллионов подданных?¹³ Что за человек был этот маршал Маннергейм, чтобы в возрасте 72 лет ему доверили столь непосильную ношу? И каковы, по мнению историков, дебет и кредит этой короткой, но смертоносной войны, начавшейся в последний день ноября 1939 года?

Глава 1
Дуракам закон не писан

 
Ведь пришло лихое время…
 

Руна III

Хотя вторжение не стало полной неожиданностью, масштаб и интенсивность первых наступательных действий противника стали шоком для финского Генерального штаба. Четыре советские армии задействовали шестнадцать из девятнадцати имевшихся в наличии дивизий, при поддержке 1700 танков и многочисленной артиллерии. Им противостояло всего девять меньших по численности финских дивизий с устаревшей артиллерией и незначительным количеством бронетехники – это было все, что могли выставить финны. Еще более тревожным был тот факт, что более половины советской пехоты с четвертью танков практически без сопротивления продвигалось по пустынным дорогам от Ладожского озера до Ледовитого океана. Финская армия серьезно недооценила те силы, которые противник смог развернуть в регионе, считавшемся полностью зависимым от железной дороги Мурманск – Ленинград (в основном одноколейной) и примитивных грунтовых дорог, уходящих на 50—150 миль от железной дороги до границы. Как следствие, на протяжении самых северных 600 миль советско-финской границы имелось всего девять слабых соединений прикрытия размером с батальон или даже меньше, чтобы противостоять советским войскам, которые почти через каждую пограничную дорогу бросили в наступление не менее дивизии. Эта неожиданная ситуация, по словам маршала Маннергейма, «превзошла наши худшие опасения»¹.

Понятно, что эти колонны быстро продвигались вперед, преследуя безнадежно уступающих в численности защитников. Поскольку противотанковые средства, как правило, отсутствовали, один только взгляд на русские танки во многих местах вызывал панику. Изначальная уверенность в своих силах на фронте была не намного выше: памятуя о нацистско-советском блицкриге в Польше тремя месяцами ранее, многие сомневались в возможности успешного сопротивления. Ходили даже разговоры о том, что русские танки прорвут основные оборонительные сооружения и достигнут Виипури всего за пару дней. Кроме того, скорый воздушный налет на Хельсинки порождал в головах настоящий ужас. За первым пропагандистским налетом с листовками последовала бомбардировка оборонительных сооружений порта, а днем пятнадцать низколетящих средних бомбардировщиков (СБ) нанесли удар по самому центру города. В суматохе мчащихся карет скорой помощи и пожарных машин, горящих зданий и измученных сотрудников гражданской обороны начался массовый исход из города беспомощных мирных жителей, и несколько дней все дороги, ведущие из столицы, были забиты толпами беженцев. Ужас усилился вечером, когда широко распространился слух о советском ультиматуме, требующем полной капитуляции к 3 часам ночи. В противном случае, как утверждалось, Хельсинки будет уничтожен. Для тех, кто знал хоть что-то о численности красных бомбардировщиков, а также для тех, кто мог об этом лишь догадываться, подобная угроза была слишком правдоподобной. В этот слух неизвестного происхождения поверили, и ему дал толчок сотрудник Финского пресс-бюро².

Сразу же стали очевидны цели Красной армии: лишить Финляндию иностранной помощи, захватив арктический порт Петсамо и разорвав единственное железнодорожное сообщение со Швецией через Кеми или Оулу (что, кстати, рассечет Финляндию надвое по узкой «талии» в верхней части Ботнического залива); обойти северный берег Ладожского озера на широком фронте, чтобы достичь основной железнодорожной сети и обойти важнейшие оборонительные сооружения Карельского перешейка, одновременно атакуя эти оборонительные сооружения мощными бронетанковыми силами; и, наконец, прорваться к населенным пунктам Южной Финляндии, включая Хельсинки, и таким образом захватить всю страну³. В первые мрачные дни декабря обеим сторонам казалось, что эти цели скоро будут достигнуты.

С точки зрения финнов, а в конечном счете и с советской тоже, стратегическое значение наступления Красной армии в целом возрастало с севера на юг. Поэтому потеря Петсамо в первые дни войны, хотя и вызывала сожаление, была предсказуемой и не порождала излишней тревоги. Из-за своей удаленности от источников поддержки Петсамо был весьма уязвим для атаки со стороны мощной базы советского Северного флота в Мурманске. Когда советские войска атаковали с суши, моря и воздуха, финны смогли выставить лишь 10-ю отдельную роту прикрытия и одну батарею из четырех старинных полевых орудий образца 1887 года. Советская 14-я армия быстро выполнила свои первые задачи – взяла сам порт и укрепила его, дабы предотвратить вмешательство третьих сторон⁴.

Следующим важным пунктом к югу от Петсамо была столица финской Лапландии Рованиеми, добраться до которой можно было только по арктической дороге длиной 300 миль. Поскольку в этом мрачном негостеприимном краю за полярным кругом уже наступила зима, снабжение сколько-нибудь значительных сил по этой однопутной дороге, проходящей через практически необитаемые фьельды, болота и леса, было бы затруднено даже в отсутствие противника. Конечно, советское продвижение необходимо было остановить до Рованиеми, связанного железной дорогой с Кеми на берегу Ботнического залива, но потеря еще нескольких миль белой пустыни мало что меняла. После взятия Петсамо советская 14-я армия направила два полка 104-й дивизии на юг в сторону Рованиеми, в то время как отступающие финны пытались собрать достаточно сил, чтобы выстоять⁵.

Карта 2. Удары Красной армии на севере

Одновременно Рованиеми столкнулся с еще более серьезной угрозой с востока, где советские войска, базирующиеся в Кандалакше, продвигались на запад по гораздо более короткому маршруту, который проходил через деревню Салла и железнодорожную станцию в Кемиярви. Как и в других районах, осенью противник укрепил дорожное полотно от Кандалакши до границы. Когда 30 ноября 122-я дивизия советской 9-й армии перешла границу, единственными финскими войсками в радиусе ста миль были части прикрытия 18-го отдельного батальона. К 10 декабря они были вынуждены оставить Саллу, дорога на Кемиярви оказалась открыта, а захватчики находились менее чем в 100 милях от Рованиеми⁶.

Отделенные от фронта в Сала более чем 100 милями лесов и озер, другие колонны 9-й армии вторжения также продвигались к Ботническому заливу. Для командира Зеленцова, возглавлявшего 163-ю дивизию, перспективы, должно быть, выглядели и в самом деле довольно радужными. Используя недавно проложенную дорогу от своей базы в Ухте до границы у Юнтусранты, он добился полного тактического успеха, застав противника врасплох. Первоначально для обороны дороги от этого места до стратегически важной деревни Суомуссалми финны располагали лишь полусотней солдат из подразделения прикрытия. Таким образом, основные силы 163-й дивизии (81-й и 662-й пехотные полки, а также батальон танков и кавалерии), легко преодолев сопротивление, через несколько дней вышли на дорогу севернее и южнее Суомуссалми, развернувшись моторизованными колоннами в обоих направлениях. Финны ожидали, что любое наступление в этом регионе будет предпринято по более удобной дороге, которая пересекает границу у Раате, примерно в 30 милях к югу от Юнтусранты. Вместо этого южным маршрутом воспользовались только 759-й пехотный полк и разведывательный батальон дивизии, где финны разместили два взвода на блокпостах на расстоянии около шести миль друг от друга. Эти защитники, которым помогали другие местные резервисты из 15-го отдельного батальона и 4-го полевого запасного батальона, переброшенного туда из Каяани 4 декабря, ввязывались в ожесточенные бои с противником на протяжении всех двадцати пяти миль пути от Раате до Суомуссалми, но исход боя сомнений ни у кого не вызывал. К вечеру первого дня Красная армия контролировала 6 миль дороги на Раате, а 7 декабря две советские колонны соединились для захвата деревни. После этого вся 163-я дивизия была готова продолжить наступление к жизненно важному железнодорожному узлу в Оулу, расположенному всего в 150 милях к западу⁷.

Здесь, как и везде на пути наступающей Красной армии, немногочисленные дороги были забиты гражданским населением, бегущим прочь от «освобождения», о котором Советы непрерывно трубили по радио и о котором было написано в тысячах листовок. Укутанные младенцы в санях или на телегах прижимались на морозе к своим родителям, в то время как семейный скот ковылял рядом. Иногда животных сгоняли с дороги и расстреливали, чтобы освободить проходы для движения войск по узким тропам между высокими снежными валами. Тактика выжженной земли представляла собой болезненную, но разумную политику в стране, где сама природа была враждебна к захватчикам. Реакция финских солдат на эти картины была различной: от чувства безнадежной подавленности до мрачной решимости отомстить⁸.

Примерно в 60 милях к юго-востоку от Суомуссалми третья часть 9-й армии двигалась на северо-запад по двум дорогам от своей базы в Реболы, где финская железная дорога проходила менее чем в 15 милях от границы. Непосредственной целью было пересечение дорог у деревни Кухмо. Вероятно, потому, что командование 9-й армии было уверено в успехе своего наступления дальше на север в Суомуссалми, что значительно ближе к конечной цели в Оулу, оно первоначально направило в Кухмо лишь часть 54-й дивизии. Несмотря на упорное сопротивление финского 14-го отдельного батальона, к концу первой недели боев основная колонна советской дивизии оказалась в 15 милях от намеченного дорожного стыка⁹.

Более зловещими, чем все эти отдельные наступления через пустынные земли на севере, стали мощные и сосредоточенные удары 8-й армии непосредственно к северу от Ладожского озера, в районе, известном как Ладожская Карелия, в опасной близости от коммуникаций и населенных пунктов Южной Финляндии и укреплений Карельского перешейка. Хотя финский Генеральный штаб ожидал попытку флангового удара в районе северного берега озера – более того, за годы маневров в мирное время на этой местности они отрепетировали соответствующие контрудары, – они были особенно удивлены размерами задействованных здесь сил противника. Маршал Маннергейм разделял мнение своих штабистов о том, что максимальный поток, который может выдержать местная дорожная сеть, составляет три дивизии. Поэтому к началу войны на шестидесятимильном фронте к северу от Ладожского озера финны имели только IV армейский корпус, состоящий из двух дивизий и трех батальонов прикрытия. Осенью советские войска отремонтировали дороги и ускорили строительство ветки Мурманской железной дороги от главной базы 8-й армии в Петрозаводске к границе у Суоярви. Таким образом, 30 ноября Красная армия смогла перебросить через границу пять пехотных дивизий и одну бронетанковую бригаду, а по мере наращивания боевых действий развернуть в районе Ладожской Карелии еще восемь своих дивизий¹⁰.

В течение первой недели неравного боя из штаба финского IV армейского корпуса поступали лишь плохие новости. 30 ноября в районе Суоярви произошли тяжелые бои, и в темноте зимнего вечера были оставлены Леппяниеми, что в 5 милях к юго-востоку, и Салмиярви, примерно в 30 милях к северо-западу. 155-я стрелковая дивизия, продвигаясь на самом северном участке полосы советской 8-й армии, преодолевая незначительное сопротивление, наступала в направлении дорожного узла Иомантси. Южнее 139-я дивизия продвигалась к северу от озера Суоярви в направлении дороги Корписелькя – Вяртсиля. Оба наступления представляли собой чрезвычайно опасную угрозу для железной дороги Йоэнсуу – Сортавала. Маршал Маннергейм был также встревожен наступлением 56-й дивизии прямо по железной дороге из Суоярви в направлении Лоймолы. Если бы эти войска захватили Коллаа, то запланированную контратаку против дивизий, двигавшихся вдоль Ладожского озера, пришлось бы отменить. Вдоль этого берега быстро продвигалась 168-я дивизия, а также, правее нее, 18-я дивизия¹¹.

Для противостояния 139-й дивизии имелось всего около 4000 солдат оперативной группы R. Эти шаткие силы состояли из трех несвязанных частей, усиленных в первые дни войны еще одним отдельным батальоном и велосипедным батальоном РРР-7 (зимой велосипедные части использовали лыжи). Оперативная группа находилась под чересчур осторожным командованием подполковника В. Рясянена, штаб которого дислоцировался слишком далеко за линией фронта. 1 декабря штаб переместился из Вуонтеле в Ягля-ярви, хотя большая часть оперативной группы продолжала еще двое с лишним суток сражаться у реки Айттойоки – примерно в 6 милях к востоку¹².

2 декабря Суоярви пал, оперативная группа R продолжала отступать, а советские войска, двигавшиеся вдоль железнодорожной ветки из Сувилахти (станция Суоярви), судя по донесениям, были уже на полпути к Коллаа. Узнав вечером о падении района Суоярви, маршал был настолько взбешен, что отстранил генерал-майора Юхо Хейсканена от командования IV армейским корпусом, заменив его генерал-майором Юханом Хэгглундом. Главнокомандующий ожидал, что войска прикрытия смогут лучше использовать естественные элементы местности, чтобы сдержать или даже контратаковать противника. Полагая, что оборона не обладает необходимой подвижностью, он приказал на следующий день провести общее контрнаступление. В 2 часа ночи 3 декабря из IV армейского корпуса поступил приказ о полномасштабных атаках. Однако велосипедный батальон РРР-7 опоздал с выдвижением на час и сорок минут, и бои оперативной группы R на реке Айттойоки в тот день не дали результатов. Рано утром следующего дня оборонительная линия вдоль реки была прорвана, и оперативная группа продолжила отступление, а ее штаб около полудня вернулся в Толваярви¹³.

Контратака IV корпуса 3 декабря с целью отвоевать железнодорожную станцию Сувилахти и потерянные участки по обе стороны путей оказалась не слишком удачной. Один полк при поддержке четырех артиллерийских батарей продвигался вдоль железной дороги и параллельного шоссе, но у Лиете (северо-западнее Сувилахти) он столкнулся с сильными танковыми силами противника и был вынужден поспешно отступить. К 7 декабря возобновившиеся танковые атаки русских отбросили полк к Коллаа, где ему удалось закрепиться¹⁴.

Деморализация оперативной группы R продолжалась. В тщетной попытке удержать деревню Ягляярви 7-й велосипедный батальон был разгромлен и 5 декабря потерял все свои пулеметы. Непрерывное отступление – более 40 миль за неделю – грозило обернуться катастрофой: павшие духом солдаты по ошибке стреляли по своим, некоторые боялись ночных атак, многие впадали в панику при виде советских танков¹⁵. Если бы в следующую неделю финнам пришлось отступить еще на 40 миль, жизненно важное железнодорожное сообщение в Вяртсиля было бы потеряно, и отчаянная ситуация могла перерасти в катастрофическую.

Карта 3. Угроза Ладожской Карелии

Беспокойство у финнов вызывала и обстановка за линией фронта, где существовала угроза измены в их рядах. Существенную угрозу представляли и вражеские агенты. Самыми неуловимыми были финны-инкери, потомки небольшой народности, проживавшей в окрестностях Ленинграда, чья речь была неотличима от речи коренных финнов. Хотя «десканти», как прозвали вражеских парашютистов, были не столь многочисленны и не столь эффективны, как в порождаемых ими слухах, они являлись дополнительным источником беспокойства, и именно из-за них маршал Маннергейм согласился на присутствие в своей штаб-квартире телохранителя¹⁶.

Если бы какой-нибудь советский агент внимательно следил за входом во временную штаб-квартиру маршала в отеле «Хельсинки» вечером 2 декабря, то увидел бы, что туда всякий раз заходит незнакомый офицер, причем в весьма возбужденном состоянии¹⁷. Если бы он знал, что предвещает такой визит, он мог бы заслужить орден Ленина, просто застрелив этого низенького розовощекого финского полковника…

В эти первые суматошные дни тревог и тяжелых испытаний маршал Маннергейм был также обеспокоен событиями на главном театре военных действий – Карельском перешейке. На этот узкий плацдарм, связывающий Ленинград непосредственно с сердцем Южной Финляндии, СССР бросил основные силы – восемь пехотных дивизий и пять бронетанковых бригад 7-й армии¹⁸. Коммуникации на перешейке, ширина которого составляет всего от 25 до 70 миль, были лучше, чем на протяжении сотен миль границы на севере. Две железнодорожные линии связывали Ленинград с финской железнодорожной сетью (одна из них разделилась на две ветки, проходящие через большую часть перешейка), третья финская линия в центральном секторе заканчивалась в Валкъярви в 10 милях от границы, кроме того, имелось несколько приличных автомобильных дорог. Узлом этих маршрутов и логистическим центром финских войск на перешейке была старинная крепость Виипури, расположенная всего в 70 милях к северо-западу от главной советской опорной базы в Ленинграде.

Виипури (также известный как Выборг), возникший вокруг шведского замка в 1293 году, за прошедшие столетия пережил несколько русских вторжений. Окончательно захваченный в 1710 году армией Петра I, город отошел к России по условиям Ништадтского договора 1721 года. Хотя в 1809 году царь Александр 1 присоединил Финляндию в качестве автономного Великого княжества, в 1812 году он вернул провинцию Виипури под внутреннее управление Финляндии. Для финнов Виипури был одновременно городом-крепостью и символом – бастионом на пути многовекового вторжения традиционного врага¹⁹.

Предвидя, что главный удар придется именно на Карельский перешеек, финская армия сосредоточила там свои главные силы – пять фронтовых дивизий – на самых сильных позициях – так называемой линии Маннергейма. Эта система обороны протянулась примерно на 80 миль с юго-запада на северо-восток от Кюрённиеми (юго-восточнее Койвисто) на берегу Финского залива до Тайпале на Ладожском озере. В то время как линия внушала оправданное доверие, события в приграничной зоне – на участке глубиной от 12 до 30 миль между основными укреплениями и границей – вызывали серьезное беспокойство финского Генерального штаба. Здесь около 21 500 финнов, объединенных в группы U, М, L и R, получили задачу сдерживать и преследовать вражеские легионы, включавшие около 1000 танков. Хотя с первых часов на некоторых участках завязались ожесточенные бои, маршал Маннергейм считал, что многие другие хорошие оборонительные позиции финны оставили, не оказав противнику достаточного сопротивления²⁰.

После того как утреннее затишье 30 ноября нарушил интенсивный получасовой обстрел из 600 полевых орудий, было начато запланированное блицкриг-наступление по всей границе Карельского перешейка. У Финского залива 70-я дивизия застала врасплох и взяла в плен часть финских пограничников, а к ночи оттеснила прикрывающие войска группы U до восточной части города Терийоки, который вскоре получил широкую известность. Защитники взорвали железнодорожный мост (и одно это задержало продвижение советских танков на десять часов), подожгли здания и в течение ночи предприняли четыре контратаки, но на следующее утро им пришлось оставить город²¹.

Соседняя группа М отходила еще быстрее, отступив к позднему вечеру 2 декабря вплоть до окрестностей Памппалы²². Тем не менее один из ее батальонов одержал единственную на тот момент заметную финскую победу: застигнутые врасплох превосходящими силами противника, проникшими в лес у Корпикюля, он отступил через Вуоттаа к Ахиярви, где 2 декабря успешно контратаковал противника. На фоне пессимистических событий на всех остальных фронтах этот незначительный финский триумф бы намеренно выделен для поднятия боевого духа²³.

Дальше к северу, в центре перешейка, в деревне Липола, 30 ноября разгорелись упорные бои за каждый дом.