Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. М. Ю. Лермонтова. Выпуск 2"

Анастасия Апрель

Анастасия Апрель – родилась в г. Братске в 1993 году. В Новосибирске получила высшее журналистское образование, долгое время работала в региональной общественно-политической газете «Новая Сибирь». Член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, номинант литературной премии «Писатель года», номинант литературной премии «Народный писатель», номинант литературной премии имени Сергея Есенина «Русь моя», номинант литературной премии «Наследие», участник общелитературного фестиваля «Поехали! в Астрахань». В 2016 году издала сборник рассказов «13 месяцев». В 2017 году издала книгу «Хранители созвездий» в жанре мифологического фэнтези.

За дверью

Дверь тюремной камеры открылась, внутрь зашел священник, который не имел никакого желания отходить намного дальше от двери. Так что он остановился, дождался, когда дверь позади него закроется, бросил взгляд на преступника, лежащего на тюремных нарах, тихо откашлялся и произнес:

– Доброе утро. Я пришел поговорить с Вами.

– Правда? – спросил преступник. – Как погода снаружи?

– Сегодня солнечно, – ответил священник. – Но давайте непосредственно перейдем к делу.

– К делу? То есть к преступлению?

– Вы знаете, что совершили преступление?

– Иначе, почему я здесь? – иронично поинтересовался преступник и развел руки в стороны. – Но этот разговор я поддерживать не стану, священник. Об этом убийстве со мной хотят говорить все, мне наскучила эта тема.

– Боюсь, Вы не понимаете. Я – Ваш последний шанс на прощение и очищение от темных помыслов, настоятельно рекомендую им воспользоваться. Вы совершили большой грех, если решились на убийство во времена царящей эпидемии.

Преступник насмешливо посмотрел на священника, но ничего не ответил.

– Ну-с, – продолжал священник. – Хотите покаяться и облегчить Ваше наказание?

– Наказание?

– Вас приговорили к смертной казни через повешение, – равнодушно ответил священник.

– Ах, Вы об этом наказании, – протянул убийца несколько скучающим тоном.

– Я так понимаю, оно для Вас недостаточно устрашающее?

Убийца снова посмотрел на священника, он молчал, словно обдумывал, стоит ли задавать ему важный вопрос. Но все-таки поинтересовался:

– Вы можете ответить мне на вопрос – что для Вас значит наказание?

– Боюсь, я Вас не понимаю.

– Не страшно, – говорил преступник. – Ответьте так, как поняли. Вы священник или нет?

– Конечно священник! – оскорбленно ответил священник.

– Тогда ответьте как священник, что же такое наказание?

На самом деле, тот священник, который разговаривал сейчас с преступником, не был воплощением мира, света и чистоты. И ему не доставляла никакого удовольствия полемика с этим мерзким убийцей, который, вместо того чтобы спокойно исповедаться, задавал какие-то глупые вопросы. Обычно каждый преступник перед смертью просил священника простить ему грехи, просил благословения и чего угодно еще, но не растягивал их встречу подобным способом!

– Не понимаю, чего Вы хотите.

– Боже милостивый! Просто скажите, что такое наказание!

– Что ж, – озлобился священник. – Наказание, господин преступник, – это мера, которую назначают в ответ за Ваши прегрешения.

– Это все? – спросил убийца.

– Извините?

– То, что Вы сказали, – это все? Это и есть наказание?

– Боюсь, что да, – ответил священник, и преступник громко рассмеялся. Его смех был настолько зловещим, сумасшедшим и оглушающим, что священник поежился – не настоящий ли демон перед ним?

– Ох, – выдохнул убийца, отсмеявшись и вытирая слезы с уголков глаз, – умеете же Вы рассмешить.

Священнику явно было не по себе.

– Постойте, – сказал преступник. – Зачем, говорите, Вы пришли?

– Я здесь для того, чтобы помочь Вам обрести прощение…

– А-а, – протянул, перебивая, преступник. – Ну, Ваш праведный суд мне все равно не поможет. Вам лучше уйти, священник.

И священник уже дернулся было в сторону двери, но, вспомнив, что у него пока нет ответа на главный вопрос, который ему обязательно зададут с той стороны двери, остался в камере.

Он сел на нары, расположенные у другой стены, напротив преступника, и продолжил диалог:

– Не поможет Вам в чем? Вы хотите избежать наказания? Боюсь, это будет невозможно, учитывая все то, что Вы сделали с Вашей женой.

Убийца снова смотрел на него насмешливым взглядом.

– Нет, священник, – ответил преступник. – Наша с Вами проблема в том, что между нами нет взаимопонимания, так как говорим мы совершенно о разных вещах. Вам с Вашей позицией, прошу прощения, лучше исповедовать дурачков.

На этот раз священник понимающе кивнул головой.

– Вы не верите в силу Господа.

– Нет, отчего же? – сказал преступник и достал из-под рубашки цепочку с крестом, висящим на шее. – Я крещеный и верующий. Но сейчас Господь бессилен.

– Вы считаете свои грехи слишком тяжкими для Его прощения?

Преступник сощурился.

– Вы так аккуратно облекаете мои деяния в витиеватые словечки, почему бы Вам, священник, прямо не сказать мне в лицо, что я совершил?

– Вы убили свою жену, – сказал священник.

– Да, но как?

Священник промолчал, и тогда преступник продолжил:

– Хотите, расскажу? – он сел на нарах, чуть наклонившись вперед. – Я схватил кухонный нож, всадил ей его в грудь, прямо в сердце, повернул, будто ключ в замочной скважине. А когда я его вытащил, кровь стала стекать по лезвию, к рукоятке, окутывая мои пальцы, руку и рубашку. Вот эту рубашку! – закричал он, оттопыривая алую ткань в сторону от тела. – Жену я осторожно положил на землю, возле дома, и сидел подле нее до тех пор, пока нас не увидели. Я разговаривал с ней, поправлял ей волосы, но я был весь в крови, поэтому я выпачкал ей волосы. – Преступник на мгновение замолчал. – Ни один из вас не сможет наказать меня сильнее, чем я сам себя наказываю.

– Вы сожалеете, это нормально, – сказал священник, и тень улыбки скользнула по его губам. Он, наконец, смог облегченно вздохнуть, когда осознал, что ему удалось хоть в чем-то понять преступника, которого он желал поскорее отправить на казнь.

– Сожалею? О чем? – спросил преступник.

– О содеянном, разумеется.

Преступник покачал головой. Он задумался, а потом спокойно ответил:

– Я не сожалею. Повторись это снова, я бы поступил точно так же.

Священник побледнел, вскочил с нар и отошел к двери.

– Ну что, священник? Вы меня не прощаете?

– Бог все простит.

– То, что Вы называете наказанием, священник, для меня будет освобождением. Вы этого не понимаете, конечно.

– Освобождением, – повторил священник. – Так Вы хотите сбежать от ответственности или от самого себя?

Убийца улыбнулся.

– Я хочу попасть к жене.

– Для чего Вы тогда убили ее?

– Сложный план, верно? – хохотнул преступник. – У Вас он не укладывается в голове, а?

– Как бы там ни было, сомневаюсь, что Ваш план сработает.

– Почему Вы так думаете?

Священник молча смотрел на убийцу.

– Потому что моя жена в раю, а я попаду в ад, так? Так Вы думаете, священник?

– Вы и сами знаете.

Преступник снова рассмеялся.

– В таком случае, Вам стоит помолиться, чтобы не вышло обратного. Если бы не моя вера в то, что мы встретимся с ней наверху, я бы размозжил себе череп сразу, как только убил свою жену.

Священник нервно сглотнул. Его сердце давно уже ушло в пятки, а находиться с преступником в одном помещении он уже явно не мог.

– Вы нуждаетесь в исповеди, господин преступник?

Убийца поднял голову на священника, от его глаз не укрылось ни одно изменение в его состоянии и поведении. Преступник изогнул уголок губ в понимающей улыбке и ответил:

– Нет, священник, благодарю. Вы свободны, в отличие от меня.

– Тут Вы правы, – ответил священник, он облегченно повернулся к двери и громко забарабанил в нее. – Выпускайте, мы закончили!

По ту сторону двери было тихо, тогда священник снова в нее забарабанил, и вскоре послышался голос из-за двери:

– Слышу, слышу! Вам придется подождать несколько минут, ключник скоро вернется.

Священник едва сдержался от разочарованного стона, он понурил голову и сел на нары, с которых не так давно вскочил.

– Что, священник, не Ваш день? – усмехнулся убийца, но священник не только не ответил, он даже не удостоил мужчину взглядом.

В промозглой камере было темно и мрачно, а холод пробирал до костей.

– Она была заражена, – тихо сказал преступник, глядя на свои трясущиеся руки. – Если бы мы ничего не предприняли, она бы умирала на протяжении тридцати часов самой мучительной смертью. У нас не было в доме оружия, поэтому выбор пал на нож. Этого никто не знает, и Вы тоже не станете об этом болтать. Мы друг друга поняли, священник?

Священник помолчал, а потом поднял глаза на несчастного преступника.

– Не понимаю, почему Вы не сознались сразу? В свете таких событий Вас бы не стали казнить.

– Боже милостивый, Вы что, меня не слушали?! – закричал убийца. – Эта казнь, будь она неладна, будет для меня освобождением!

– Вы ждете своей смерти, – сказал священник, когда действительно понял преступника. – Вы отняли жизнь у умирающей женщины. Вы исполнили ее последнюю волю? Да, Вы совершили грех, но этот грех отличается от того греха, в котором Вас обвиняют.

– Думаете, мне от этого легче? Да мне плевать, какое обвинение мне предъявляют! Даже если весь город и Вы, священник, в том числе станут говорить мне, что я невиновен, что я святой, я не услышу ничего. Мое настоящее наказание – вот здесь, – убийца коснулся пальцами своей головы, – и его ничто оттуда не вытурит, его ничто и никто не обманет. Это всегда со мной. Любой другой физической пытке мое собственное наказание и в подметки не годится. Понимаете, а, священник?

Щелкнул замок, дверь камеры открылась и внутрь просунулась голова ключника.

– Простите, что задержал Вас. Можете выходить, – сказал ключник.

– Помните, священник, – сказал убийца, – что Вы выполняете мою последнюю волю. Прошу Вас не болтать об этом.

Священник некоторое время молча смотрел на преступника, теперь в его взгляде читалось и понимание, и даже сочувствие.

– Господь с Вами, – сказал священник, вышел в коридор, и дверь тюремной камеры вновь закрылась.

Яна Варшавская

Поэтесса, писатель и художник…

Образование высшее. В 1981 году закончила Томский государственный университет, Биолого-почвенный факультет.

Имеет ряд научных статей и патентов на изобретения.

Также получила художественное образование.

Лауреат 2-ой Премии национальной литературной премии «Писатель года —

2013».

Лауреат и победитель Международного поэтического конкурса «Золотая строфа».

Медаль им. С. Я. Надсона «За личный вклад в развитие российской культуры и литературы».

1 место в конкурсе поэзии им. Иннокентия Анненского на 34-ом Международном Фестивале «Аэлита» – 2017 г.

3-е место в поэтическом конкурсе им. Марины Цветаевой на Фестивале РосКон – 2017 г.

Книги:

Сборник стихотворений «Бумага плачет акварелью». Москва. Издательство: «Авторская книга». 2013 г. Поэтический сборник «Из осени в лето кочующий странник». Москва. Издательство «Авторская книга». 2014 г. Книга в прозе «Секретики» издана Российским Союзом писателей, серия Лауреаты национальной литературной премии «Писатель года». 2015 г. Поэтический сборник «Осенний романс…» серия «Современники и Классики» Издательство Интернационального Союза писателей подписан вышел в 2016 г.

Книга «Секретики, Чёртова Башня и другие рассказы» подписана к печати в серии «Русская культура» в апреле 2017 г. Издательство Интернационального Союза писателей.

Очень плохой English
(Рабочее название)
Роман

Когда я вошла, он был ещё жив. Мужчина лежал на полу. Глаза, обращенные в небо, были открыты. Правда, небо ему заменял высокий потолок нашей пятиэтажной общаги.

Возможно, это был какой-то самый последний импульс… Он протянул мне руку и произнёс:

– Теперь нить оборвалась! – его рука дрогнула, и он как-то сразу изменился в лице, словно окаменел.

Я стояла прямо у дверей не в силах пошевелиться. Этот незнакомый человек был первым, кого я видела мёртвым…

Тусклое утро. Хотя и выходной.

Сегодня вообще нет нужды подниматься ни свет, ни заря, чтобы пешком пройтись до университета. Правда, я обожаю ходить пешком. Это немногое, что я действительно люблю. Я пересекаю давно знакомые улочки, настраивая себя и привыкая к мысли, что в этом городе мне вряд ли удастся что-либо изменить. Ведь нет ничего скучнее работы инженера. Хорошо, уточню… Инженера какой-нибудь-там-лаборатории.

Года три-четыре я ходила в университет как на праздник.

Но это было давно. Я довольно быстро освоилась и заскучала. Теперь мне тридцатник. Вернее, уже чуть больше… Работа теперь не вызывает никаких, даже самых слабых отблесков от тех прежних полярных ощущений. Ни страха, ни любви. Хотя теперь я и называюсь ведущим инженером, но всё той же какой-нибудь-там-лаборатории.

И мне уже тридцать. Хорошо-хорошо! Чуть больше. При этом легче перечислить то, что у меня есть, чем то, чего нет… А нет у меня ничего. Вернее, у меня нет всего. Нет квартиры, нет машины, нет дачи, нет мужа. Нет даже собаки.

Ах да… У меня есть комната в общаге. Шесть метров. С порога можно сразу рухнуть на диван. Ещё есть круглый аквариум, в котором размеренно по кругу плывут в никуда два чёрных телескопа и три золотые рыбки. Похоже их возмущению нет предела… Когда бы я ни посмотрела в сторону аквариума, постоянно – огромные глазища и несмолкаемые разговоры. Сколько же можно болтать? Хорошо хоть природа не наделила рыб голосом. Так что пускай себе болтают!

Аквариум уже пять лет украшает моё жилище и пришёл на смену этюднику на алюминиевых ножках, который теперь собран и занимает всё свободное место между большим высоким одёжным шкафом и стеной. Длинные лямки этюдника время от времени попадаются мне на глаза, но… Вечерняя художественная школа закончена и точка. Больше никаких этюдов, никаких монотипий и набросков. Ничего. Эту страницу я перевернула.

Оголодавшие за ночь рыбки подплыли к стенкам стеклянного убежища и требуют корм и, как мне показалось, обещают за это исполнить любое моё желание. Я машинально открыла коробочку с сухими личинками…

– Попробуйте меня удивить, – раскрошив корм над водой, произнесла я.

Спустившись на первый этаж, без всякой надежды в голосе спросила почту.

– Только письмо, Танечка. Зато какое! – воскликнула дежурная вахтёрша, протягивая мне увесистый конверт, размером А4.

«Ну-ну…» – подумала я, – «Удивили, так удивили!» На конверте в правом верхнем углу, как и полагалось, красовались марки. Замечательные марки, с изображением больших жёлтых цветов и надписью: «I LOVE YOU!»

Слегка дрожащими руками от вдруг нахлынувшего волнения, я распечатала письмо. Притом очень аккуратно, ещё до конца не веря, что оно адресовано именно мне. В любом случае мне бы не составило большого труда заклеить его, и никто бы даже не заподозрил, что конверт уже вскрывали. Текст письма был написан хоть и очень аккуратно, но… Разрази меня гром, на английском! Да, ещё и печатными буквами.

Самое распространённое заблуждение, касающееся близнецов – это ошибочное утверждение, что все они имеют похожую судьбу, называют своих детей одинаковыми именами, притом совершенно не сговариваясь…

Наверное, доля правды в этом всё же есть. И тому тысячи примеров, ведь именно о таких случаях рассказывают со страниц популярных журналов и книг. А непохожих кто-нибудь упомянул?

Боюсь, что это показалось бы не так интересно…

Наши с Евой родители решили устроить глобальный эксперимент в рамках небольшой семьи. Чего они хотели добиться, поступая с нами таким образом, мне до сих пор непонятно. Видимо, всё же есть какое-то разумное объяснение, но… Родились мы если не копиями друг друга, то были так похожи, как например, отражение в зеркале и тот, кто в него смотрится. У меня родинка кокетливо расположилась на правой щеке, а у Евы – на левой. Правый глаз сестры всегда выдавал очередную хитрость, едва только пришедшую в её светлую голову, лёгким прищуром. И мой левый глаз так же вероломно сдавал меня при случае… Но этот факт был известен только нашему ближайшему окружению.

Мы с сестрой учились в разных классах и при рождении нам дали разные фамилии. Так что в школе мало кто догадывался, что мы родственники, притом близнецы… Я гордо носила отцовскую фамилию, а Ева мамину, которую она не сменила при регистрации в ЗАГСе, поскольку просто не захотела возиться с кипой справок, дипломов и прочих документов, которые потребовали бы замены и траты драгоценного времени.

Родители не смогли испортить наше безоблачное детство рекомендациями, прочитанными в пособии Бенджамина Спока «Ребёнок и уход за ним». У мамы, слава Богу, хватило мозгов и интуиции или интуиции и мозгов, чтобы объявить эту книгу не просто вредной, а смертельно опасной. Как показало время, наша мамочка оказалась совершенно права.

Однако в жизни случаются разные вещи, которые плохо укладываются в голове, на то время, тринадцатилетних подростков.

Мама очень красивая, но на редкость прямолинейная женщина, не стала скрывать своей интрижки на работе, развелась с отцом и уехала со своим Ромео в Питер. Уехала, прихватив с собой и Еву.

Это было нечестно по отношению к нам, только нас никто и не спрашивал… Я с головой ушла в учёбу. А ещё я писала письма. Бумажные конвертики отправлялись через полстраны, иногда они пересекались в сортировочных центрах с редкими Евиными записками и летели в противоположные стороны. Я могла часами, тупо уставившись на манящие дальними путешествиями конверты, рассматривать марки и штемпели, не решаясь открыть, наконец, долгожданное письмо.

Больше родители не общались. Не звонили друг другу, не искали встреч. И если бы не Интернет, вряд ли мы когда-либо смогли пересечься с Евой.

Когда я увидела её впервые после родительского развода, мне показалось, что моё зеркало давно изменило мне с другим отражением… Ева выглядела моим антиподом, этакая кукла Барби: ухоженная блондинка с волосами моей мечты, собранными в конский хвост. Безупречное платье в мелкий горох и туфли, сверкающие камнями Сваровски…

– Ева?!. – только и смогла выдавить из себя я, непроизвольно одёргивая мятую футболку и не зная, куда девать руки.

Да, это был приговор. Приговор мне. Хотя я уже давным-давно уехала из родного города и могла не советоваться с папой по всякому поводу. Но мне и в голову не приходило, что я повзрослела, и теперь сама могу хоть как-то поработать над своей внешностью.

Помню, в детстве отец говорил мне, что в жизни нужно выбирать лучшее из предложенного. Например, если это касается обучения, то понятно, что я выбрала… Конечно же, это был самый лучший университет со сложившейся школой и известными профессорами, самый востребованный факультет и, естественно, гремящую мировой славой кафедру. Всё это было мне по силам. Училась я легко, но… Дальше уже мало что зависело только от меня… Так что я осталась работать в стенах старейшего в Сибири университета. Следуя отцовским рекомендациям, не торопилась устраивать свою личную жизнь, принимая во внимание чужой выбор, а не свой… Я не вышла замуж за вдовца с двумя детьми, который при удобном случае дарил мне духи и горы фруктов. Не согласилась и на предложение дважды профессорского сына, кочующего из одного ночного клуба в другой.

Почему, спросите вы?

А потому что я ждала принца. Ну, тот самый – лучший вариант. Меня не смущало даже то, что вынуждена была я жить в шестиметровой комнате университетского общежития. Ведь это – центр города, и так правильнее, чем снимать квартиру где-то на краю географии. Во-первых, экономия времени и денег, во-вторых, возможность закалить свой характер. Если, конечно, нет природной склонности к депрессии и подобным вещам.

Однако, как показал глобальный родительский эксперимент, и у незыблемой отцовской теории тоже есть камень преткновения…

И вот теперь, когда Ева предстала передо мной во всей своей красе, я поняла, что время сыграло со мной злую шутку. Я словно увидела себя со стороны: джинсы, пузырящиеся на коленях, чёрная футболка и кроссовки, мечтающие о покое на какой-нибудь загородной свалке…

Ноль косметики, чтобы не состариться раньше времени… Волосы? Да разве знали они какую-нибудь модную укладку или стайл!..

То была наша самая первая встреча.

Потом Ева как-то скоропостижно вышла замуж, закончила медицинский университет и, благодаря отчиму, устроилась в модную клинику. А теперь ещё и воспитывает двух сорванцов. Кстати, они тоже близнецы!

Ирония.

– Тась, прикольно выглядишь! – сказала Ева, встречая меня в очередной раз в аэропорту Пулково. Я не люблю, когда она коверкает моё имя, но это давнишние детские разборки.

– Рада, что согласилась заехать! Всё равно между самолётами почти сутки.

– Это же мамина машина? – не очень уверенно спросила я указывая на кофейную Audi.

– Угу… Моя в ремонте. Как сама? Что отец?

– По-старому всё! А мама как? – из вежливости поинтересовалась я.

– С каждым днём всё моложе! Я ей не конкурентка. Хочешь, завезу тебя к ней, без объявления войны, так сказать! – предложила Ева и, скорее всего, тоже из вежливости.

– Неа. Не хочу её расстраивать!

– Зря! А вообще… – Ева на минутку задумалась,

– В жизни пора бы уже хоть что-то поменять. Один раз живём, а, Тась? – с лёгкой грустью в голосе сказала она.

Теперь глядя на это загадочное письмо, я вспомнила тот недавний разговор, и справедливо предположила, что между этими двумя фактами должна быть какая-то связь…