Текст книги "Альманах «Российский колокол» №5-6 2019"

Килькадзе ошарашен и ликует.

Но вы ведёте себя как цепные кобели на сене: и сам не гам и другим не дам!

КИЛЬКАДЗЕ. Изобретение надо пробива-а-ать, Василь Никитович. Вы должны получить патент и оформить авторство. Найти зарубежные аналоги, сравнить их и выдержать конкурс. Мы будем гонять вас по этому кругу, как ишака с морковкой перед мордой, пока из авторского списка не исчезнет ваша фамилия. Потом вы откинете свои технологические копыта и из вас испарится эта российская блажь: и-зо-бре-та-а-ать на благо России! Вам всё понятно? ПРОХОРОВ. Почти.

КИЛЬКАДЗЕ. Тогда наш главный стратегический вопрос: где вы хотите жить? В Тбилиси? В Аризоне? Лос-Анжелесе? Майами?

ПРОХОРОВ. Кукушка задаёт вопрос от имени главы Тбилиси?

КИЛЬКАДЗЕ. Вы умный человек, батоно Вася, и должны понимать, что в Тбилиси теперь всего-навсего американская кукушка. Ну, где вы хотите жить?

ПРОХОРОВ. Там, где родился.

КИЛЬКАДЗЕ. Среди скелетных коров, грязи, вони, пьяных дебилов и куч дерьма на улицах. Потому что никто не хочет чистить полные сортиры! Все знают, что сельская Россия теперь свалка людского хлама и гнилых избушек вокруг новорусских коттеджей. Лучшие вымерли или уехали. А ваши русские города – это скопище кавказоидов и груды ржавых коммуникаций. Их скоро накроет тьма, холод и зловоние. Я последний раз спрашиваю: где вы хотите жить и во сколько оцениваете свои мозги?

ПРОХОРОВ. Ах Гоша, Гоша. Ты, стрекозёл, вспорхнул и улетел в любой момент. А мы болотные квакши. И нам без нашего болота никуда. Но когда нам станет нечего жрать, у нас вырастут зубы и мы будем ловить таких жирных стрекозлов, как ты. Не прозевай момента, когда надо будет смыться.

Вбегает Лидия, за ней идут таксист и Русса с кофейником и чашками в руках.

ЛИДА. Вася, выключи её, скорее выключи!

РУССА. Васюнчик, киндер-босс немножко психует. Она мешала работать, путалась под ногами.

ПРОХОРОВ. Можно подробности узнать?

РУССА. Я выполняла ваше распоряжение, шеф, искала бразильский, настоящий кофе. Была слегка экстремальная ситуация.

ЛИДА. Она квартиру ограбила! Её кобель полицию облил! ПРОХОРОВ. Какой кобель?! Какую полицию?!

ЛИДА. А очень просто. Она приказала, кобель запрыгнул на капот полицейской машины и описал стекло.

Вбегает лейтенант автоинспекции. Сунув в рот свисток, набирает в грудь воздуха. Русса щёлкает пальцами. Свисток вырывается у гаишника изо рта, пляшет над ним. Исчезает.

РУССА. Свист без причины – признак дурачины. Русский юморной поговорка. Ха. Ха.

ЛЕЙТЕНАНТ. Это тоже зафиксируем. Мы, гражданка, после ограбления всё конкретно фиксируем.

ПРОХОРОВ. Лейтенант, я всё объясню.

ЛЕЙТЕНАНТ. Объясните, когда спросим.

ПРОХОРОВ. Лейтенант, тут есть международные обстоятельства.

ЛЕЙТЕНАНТ. Разберёмся!

ПРОХОРОВ. Да послушайте…

ЛЕЙТЕНАНТ. Сидеть! (Водителю.) Ваше водительское удостоверение. Та-ак. Сердюк Антон Иванович. Пройдёмте вместе с гражданкой.

ВОДИТЕЛЬ. За что?!

ЛЕЙТЕНАНТ. За превышение скорости, неподчинение приказу остановиться, за участие в ограблении!

РУССА. Молодая полиция горячо психует. На горячих воду возят. Русская ехидная пословица.

ВОДИТЕЛЬ. Да не мог я остановиться! Она гнала машину как бешеная!

ЛЕЙТЕНАНТ. Та-ак. Вы передали ей управление? Гражданка, ваши права.

ВОДИТЕЛЬ. Ничего я не передавал. Она сидела, а машина сама… ну она… машину толкала.

ЛЕЙТЕНАНТ. Ага, сидела сзади и толкала. Где к вам сели эти две гражданки?

ВОДИТЕЛЬ. У супермаркета. Блондинка тут же начала с матюка: хер, говорит, вези, где есть купить настоящий кофе. Я ей культурно объясняю: мадам, у нас с хорошим кофе хреново, везде химия забугорная. После чего берусь за ключ, чтоб завести. А он как шарахнет током! И машина поехала.

ЛЕЙТЕНАНТ. Что значит поехала?

ВОДИТЕЛЬ. Завелась сама и поехала! И гудком сама рявкнула!

ЛЕЙТЕНАНТ. За дурака меня держите? Это я вам дополнительно припомню.

ВОДИТЕЛЬ. Чтоб я сдох, лейтенант, сама поехала! А эта фрау воздух нюхать начала. Ноздрями его вроде пылесоса засасывает, сквозняк жуткий, у меня аж волос дыбом. Гляжу в зеркало, а у неё нос вверх растёт!

ЛЕЙТЕНАНТ. Что-о? Куда растёт?!

ВОДИТЕЛЬ. Да её носяра! Вроде антенны промеж глаз выползает! Я глаза со страху закрыл, потом слышу: хр-р-р-рясь! И палёным шибануло! Я обернулся и совсем офонарел! Она… она… это… носом крышу прожгла! Мама родная… век не забуду!

РУССА. Василёк, я нюхала воздух, искала настоящий кофе. ЛЕЙТЕНАНТ. Вот что, гражданин Сердюк и вы, гражданка. Всю эту дурь вы следователю СИЗО изложите. А сейчас прошу следовать со мной.

ВОДИТЕЛЬ. Дыра в крыше осталась! Иди посмотри! И вторая гражданка подтвердит, дурь я несу или нет!

ЛЕЙТЕНАНТ (Лиде). Что вы можете сказать по поводу ограбления квартиры по улице Тухачевского, 49?

ЛИДА. Я всё расскажу, лейтенант. Когда эта гражданка проткнула носом крышу и вынюхала кофе…

ЛЕЙТЕНАНТ. Да вас в психушку надо!

ЛИДА. Мне рассказывать дальше или строем в дурдом пойдём?

ЛЕЙТЕНАНТ. Продолжайте.

ЛИДА. После этого мы поехали на запах. Поднялись на лифте на четвёртый этаж. Там фрау Русса ковырнула замок ногтем, открыла дверь и мы вошли в квартиру.

ЛЕЙТЕНАНТ. Что значит ковырнула ногтем?!

ЛИДА. Обыкновенно, своим ноготочком. А что тут такого?

У нас это запросто. На любой замочек свой ноготочек. Мы зашли, взяли кофе и кофейник, налили в него воды. И вышли. РУССА. Киндер-босс, ты забыла: мы оставили там деньги. ЛИДА. Ну да, оставили деньги. Потом спустились, сели в такси. В полиции сработала сигнализация. Вблизи оказался патруль. Мы поехали, патруль хотел за нами, но Русса приказала бродячему кобелю. Он запрыгнул к ним на капот и стал поливать стекло. Пока они все вопили и гнали кобеля, мы уехали. По пути эта фрау зажала кофейник в ладонях и… это… вски-пя-тила его… Все очень просто, лейтенант, всё элементарно просто, как в психушке.

РУССА (наливает в чашки кофе, подаёт Прохорову и Лиде). Васюнчик, киндер-шеф, прошу отведать. Пей-до-дна-пей-до-дна-пей-до-дна! Горько-о-о-о-о, доннерветтер! Теперь по русский обычай надо целоваться!

ЛЕЙТЕНАНТ. Гражданка, из какой вы страны? Прошу предъявить паспорт с визами.

ПРОХОРОВ. У неё нет паспорта, лейтенант.

ЛЕЙТЕНАНТ. Поня-а-а-атно. Всем стоять!

ПРОХОРОВ. Товарищ лейтенант, прошу вас, отойдём в сторону. Здесь чрезвычайные, международные обстоятельства. Вы же не хотите международного скандала? (Отходят.) Она не человек, лейтенант. Это биоробот германского производства стоимостью в пять миллионов евро. Она доставлена сюда на испытания и у неё не может быть паспорта.

ЛЕЙТЕНАНТ. Идите на место! (Достаёт пистолет и включает рацию.) Товарищ майор, нужна оперативная поддержка. Здесь особо опасная бандитка-иностранка. У неё, кажется, поехала крыша.

ГОЛОС. Короче!

ЛЕЙТЕНАНТ. На её счету ограбление квартиры и взятие в заложники женщины и водителя такси. По предварительным сведениям, бандитка – это биоробот из Германии стоимостью в пять миллионов евро, прислана к нам на испытания. Способна на неадекватные особо опасные действия. Высылайте отряд ОМОНа!

ГОЛОС. Держи всех на мушке!

ЛЕЙТЕНАНТ. Уже держу! Берем её, доставляем в камеру. Выходим напрямую на германскую фирму-производителя и доим за жирное вымя! Они пойдут на всё, чтобы вернуть своё изделие без международного скандала…

ГОЛОС. Если упустишь – погоны оторву вместе с головой! Ты где? Адрес?

ЛЕЙТЕНАНТ. Само собой, товарищ майор! Сейчас узнаю. (Подходит к Руссе, Прохорову и Лиде.) Не двигаться! При любом движении открываю огонь на поражение!

РУССА. Василёк, этот парень мне надоел (Покачивает ладонями вправо-влево. Лейтенанта шатает.) Херр водитель, полицейский пьян. Нарушение закона. Вам надо наводить порядок.

ВОДИТЕЛЬ. Э-э, товарищ лейтенант, так вы того, извиняюсь, подшофе? Права мои изъял, а сам? Это как?

ЛЕЙТЕНАНТ. Виноват, Антон Иванович.

ВОДИТЕЛЬ. Ну-к, права назад! И свои тоже. Дырокольчик одолжи.

Лейтенант возвращает права с дыроколом. Водитель делает лейтенанту просечку. Вжимает голову в плечи от страха.

ЛЕЙТЕНАНТ. Правильно, Антон Иванович. С моей стороны больше не повторится.

ВОДИТЕЛЬ. Это для начала. (Делает ещё просечку.) А это за Гришку Мазаева, кореша моего. Утром его подловили ни за что, менты позорные.

ЛЕЙТЕНАНТ. Так точно, ни за что. Мародёров у нас, ментов, как блох у кобеля шелудивого…

ВОДИТЕЛЬ. Правильно всё понимаешь. (Делает в правах просечку за просечкой.) А это за Коляна Дубова, за Генку Сизова. Вчера на такого, как ты, напоролись, коз-з-з-зёл!

ЛЕЙТЕНАНТ. Примите наши извинения.

ВОДИТЕЛЬ. Не приму! И вообще, как стоишь, ментяра!

ЛЕЙТЕНАНТ. Виноват. Как последний разгильдяй.

ВОДИТЕЛЬ. Смир-р-рна-а-а! Вольно. Ложись! Встать! А рок-н-ролл танцуешь?

ЛЕЙТЕНАНТ. Если надо…

ВОДИТЕЛЬ. Ещё как надо. Валяй, лейтенант, рок-н-ролл!

ЛЕЙТЕНАНТ. Есть! (Танцует.)

ВОДИТЕЛЬ. А чё молчком? Голос подай! Как кричит петух?!

ЛЕЙТЕНАНТ. Ку-ка-ре-ку-у-у-у!

ВОДИТЕЛЬ. Смотри ты, голосистый! А как козёл?! ЛЕЙТЕНАНТ. Ме-ке-ке-ке!

ВОДИТЕЛЬ. Точно, козёл натуральный! Жарь, лейтенант, лаби-таби-тум – балалайка! Я те щас погоняю… Я те щас такое придумаю, за все ваши штрафы и подлянки! Штиблеты свои всмятку жрать будешь! Отольются тебе наши слёзы! (Влепляет лейтенанту затрещину.)

РУССА. Ха. Ха. Хе. Хе.

ЛИДА. Прекрати! Вася!

ПРОХОРОВ. Русса, останови всех.

РУССА. Шеф, вы недовольны этой русской шуткой? ПРОХОРОВ. Я сказал: стоп!

РУССА. Повинуюсь. Зер гут. (Останавливает водителя и лейтенанта.)

ЛЕЙТЕНАНТ (приходит в себя. Берёт у водителя своё удостоверение, рассматривает дырокольные просечки). Это как понимать?!

ВОДИТЕЛЬ. Не знаю, товарищ козёл… тьфу, лейтенант… ЛЕЙТЕНАНТ. Это на меня «тьфу»?!

ВОДИТЕЛЬ. Гад буду, виноват!

ЛЕЙТЕНАНТ. Значит, козлу-лейтенанту оплеуху и пять просечек… Да я тебя, гнида… Руки! (Надевает наручники.) Пшёл к машине!

ВОДИТЕЛЬ. Чтоб ты сдохла, чёртова баба… у-уй, хана мне! Влип по самые… товарищ лейтенант, может, договоримся? Всё продам: квартиру, машину, дачу, а?

ЛЕЙТЕНАНТ. Верно понял ситуацию. Но не до конца, Ур-р-род!

РУССА. Лейтенант, ты забыл про меня и ограбление. Этого не было. Выполнять!

ЛЕЙТЕНАНТ. Так точно, ничего не было! Гражданин Сердюк, к машине! (Уходят.)

ПРОХОРОВ. Ну и к чему этот цирк?

РУССА. Русса вела эксперимент в области русской психологии. У вас есть… как это будет…

ПРОХОРОВ. Национальный бзик.

РУССА. Я-я. Ваш бзик: генетическая раздвоенность натуры. ПРОХОРОВ. И на кого раздваиваемся?

РУССА. На господина и хама. Хам стал господином, но не перестал быть хамом. Эксперимент «лейтенант – водитель» есть прямое доказательство раздвоения.

ПРОХОРОВ. У нас проще выражаются: ты начальник – я дурак. Я начальник – ты дурак.

РУССА. Я-я. Почему здесь везде торчит дурак? Где сидит умный? Как можно жить в стране, где везде дурак?

ПРОХОРОВ. Умные пока в подполье. Им нельзя и носа высунуть: тотчас дурак отрубит. Но ни хрена, прорвёмся.

РУССА. Точно переводить. «Ни хрена» – значит нет хрена. Горькое семейство пестиковых. «Прорвёмся» – это массовый разрыв препятствия. Когда нет хрена – есть прорыв. Чем делать прорыв без хрена? Нет логики. Не понимаю. Не понимаю! Не понима-а-аю! Греются транзисторы, чипы, опасно!

ПРОХОРОВ. Ну-к, передохни. (Выключает Руссу.)

ЛИДА. Вот бедолага. Только из ящика вылезла, а мы её русским хреном по голове. Вась, да включи ты её, пусть баба к России привыкает.

Прохоров включает Руссу.

РУССА. Прошу разрешения задать вопрос.

ПРОХОРОВ. Я весь внимание, фрау Русса.

РУССА. Я ехала в машине, нюхала запах кофе и слушала ваш разговор. Восточный человек Килькадзе сказал: будем пробивать ваше изобретение. Пробивать – значит делать дырку. Зачем делать дырку в изобретении?

ПРОХОРОВ. У нас пробивать значит напрягаться, тратить бешеные усилия, чтобы внедрить ноу-хау в производство.

РУССА. Снова не понимаю. Тратить бешеные усилия для внедрения… Нормальный бизнес тратит большие деньги, чтобы купить и внедрить ноу-хау. Если его надо про-би-вать, государство не имеет цивилизацию. Оно больное. Его надо лечить.

ПРОХОРОВ. Когда ж ты успела этой премудрости набраться?

РУССА. Эта премудрость в головах экономистов Бамбеверка, Самуэльсона, Маркса, Викселля. Вы обречены на гибель.

ПРОХОРОВ. Подожди…

РУССА. Нет время ждать. Я должна действовать. Надо спасать шефа из страны, где про-би-вают его изобретение. Шеф, иду на скорую помощь. Прошу немедленно за мной! (Завывает сиреной скорой помощи.)

ПРОХОРОВ. Заткнись!

РУССА. Слушаюсь, шеф! (Суёт в рот упаковочную стружку из ящика, воет.) И-и-иу-у-у-а-а-а-о-о-о…

ПРОХОРОВ. Выключу к чёртовой бабушке и отправлю на переплавку! Уймись и успокойся!

РУССА. Я унимаюсь. Я очень спокойна. Зер гут, Василе-ё-ё-ё-к. (Поёт шаляпинским басом.) Клуби-и-ится вол-но-о-ою кипучею Ку-у-ур! Во-о-осхо-одит дневное свети-и-и-ло-о-о-о! О-о как весело се-е-ердцу… ду-у-уше моей све-е-етло-о-о-о о-о-о, если б навеки та-ак бы-ы-ыло! Русса готова работать.

ПРОХОРОВ. Вот так лучше. Выходит, ты вроде прокурора и скорой помощи прислана в наш бедлам.

РУССА. Мой мозг предназначен навести порядок в русских бзиках. Нужна конвергенция, по-русски – слияние.

ПРОХОРОВ. И с кем будем сливаться?

РУССА. С нами.

ПРОХОРОВ А как будем сливаться, попарно или групповухой?

РУССА. Здесь юмор неуместный. Вы утонули в гнилой демократии, где болтовня, коррупция и по-фи-гиз-мы. Вам нужен большой кнут и твёрдая рука.

ПРОХОРОВ. Не много ли на себя берёшь, кукла?

РУССА. Оскорбление – не есть истина, шеф. Я буду обучать вас исполнять приказы.

ПРОХОРОВ. А ты сама сумеешь?

РУССА. Что я сумею?

ПРОХОРОВ. Исполнять наши приказы.

РУССА. Меня учили это делать в Германии.

ПРОХОРОВ. А мы давай здесь приказы исполним – все сразу. Вот эдак.

Бьёт пультом управления по колену, нажав все кнопки разом. Русса вскрикивает, взлетает вверх. Её швыряют по сцене пластические судороги, в которых намешан хаос из танца, каратэ, секс-обслуживания.

РУССА. Так нельзя!

ПРОХОРОВ. Это почему?

РУССА. Так крах цивилизации… В приказах – противоречие олигофрена… Стой там – иди сюда…

ПРОХОРОВ. А у нас это нормально! Одни, задрав штаны, зовут: «Вперёд, к модернизации!» Другие бьют дубиной по башке: «Пшёл, быдло, к каменному веку!» Одни вопят: «Проголосуем честно, неподкупно!» Вторые нагло впихивают в урны миллионы заготовленных фальшивок! Одни велят: «Глотай свободы сколько влезет!» Вторые отдают приказ: «Мочить свободного в сортире!» Одни в парчовых рясах зовут: «Возлюби ближнего своего!» Вторые, в касках и бронежилетах, ломают кости ближнему на площадях! Ну как?! Слабо всё это враз исполнить?!

РУССА. В Германии и в мире… по-другому… Во мне всё перегрелось… Через минуту будет биосмерть!

ПРОХОРОВ. А что так скоро?! Мы двадцать лет корячимся в таком дурдоме – и ничего! И процветаем!

РУССА. Геноссе Лида… умоляю, помоги!

ЛИДА. Да что ж ты озверел, Василий?! (Выхватывает у мужа пульт, останавливает Руссу.)

РУССА. Сестра… спасибо.

ПРОХОРОВ. На здоровье. Дохлое дело, малышка, нас перевоспитывать. Больше не берись за это, транзисторы по-плавишь без толку.

РУССА. Тогда что делать, Василёк?

ПРОХОРОВ. Пожить в российской шкуре.

РУССА. Я-я. Влезать на русский бзик – смертельно. Что русскому хорошо – то немцу смерть.

Быстро входят Розанов с Килькадзе.

РОЗАНОВ. Вы ещё здесь. Прелестно. Килькадзе, зачитайте им приказ по департаменту.

КИЛЬКАДЗЕ (читает). Приказ 34.

Пункт первый. Включить в структуру департамента ООО «Светлый путь» и переименовать его в «Рассвет».

ПРОХОРОВ. А вы спросили тех, у кого земельные паи, хотим мы влезать придатками в вашу шарагу?

КИЛЬКАДЗЕ. Не будем спрашивать. Земельные паи в объёме 60 процентов теперь собственность департамента. Пункт второй. Назначить генеральным директором ООО «Рассвет» младшего научного сотрудника, кандидата сельхознаук Прохорова В. Н. и перевести на его счёт сорок тысяч евро от концерна «Дойчэлектрик».

ПРОХОРОВ. Почему сорок? Они же перечислили мне сто.

КИЛЬКАДЗЕ. Мы совладельцы «Рассвета» – с контрольным голосом. И из всей прибыли, что к вам приходит, Прохоров, мы будем оставлять вам сорок процентов. Пока что сорок.

ПРОХОРОВ. Та-ак.

КИЛЬКАДЗЕ Так-так. И перетакивать не будем.

Пункт третий. Киберсубъекта Руссу зачислить в штатное расписание «Рассвета» помощником и секретарём-маши-нисткой при генеральном директоре Прохорове с испытательным сроком двенадцать месяцев. Прохорову и Руссе приступить к своим обязанностям с 15 августа.

РОЗАНОВ. Я вижу, Прохоров, вы не согласны и готовы отказаться. Мы отнесёмся к этому с предельным пониманием. Вы можете сказать нам «нет» сейчас и здесь. И ваш отказ немедленно транслируем в Германию для «Дойчэлектрик».

КИЛЬКАДЗЕ. Мы ждём.

ПРОХОРОВ. Не дождётесь.

КИЛЬКАДЗЕ. Я терпеливый, Прохоров.

РОЗАНОВ. Килькадзе, завершайте. (Уходит.)

КИЛЬКАДЗЕ. Батоно Вася, позвольте изложить вам ещё один, совсем необъяснимый факт. В Россию вылетел и будет у вас в «Рассвете» через два дня сам председатель совета директоров «Дойчэлектрик» Вассерман. (Влезает в истерическую шкуру Гоши Кильки.) Что потерял в вашем

Задрыпинске богатый немецкий индюк Вассерман?! Чего он нос суёт сюда, в вонючую Русляндию?!

ПРОХОРОВ. Береги свое кукушачье сердечко. А то ведь не дождёшься, чего ждёшь. Ауфидерзейн, Килька.

Килькадзе уходит.

ЛИДА. Ты что-нибудь понял, Васюнчик?

ПРОХОРОВ. Я понял всё. Русса, твоё время привалило. Нору длинную прорыть под землёй сможешь?

РУССА. Нет проблем, шеф.

ПРОХОРОВ. В бетоне дыры высверлить, к высоковольтке подключиться, резьбу нарезать?

РУССА. Это совсем просто.

ПРОХОРОВ. Иди я тебя расцелую.

РУССА. Киндер-шеф… найн… сестра Лида, ты позволяешь выполнять приказ гроссшефа?

ЛИДА. Чёрт с вами, целуйтесь. (Отворачивается.) ПРОХОРОВ. Чую ноздрёй и копчиком: нехилую жизнь нам с тобой готовят. (Целует Руссу.)

РУССА. Шеф… Что со мной… я греюсь… меня бьёт током…

ЛИДА. Ну ты саме-е-ец! Уконтрапупил бабу с одного засоса!

ПРОХОРОВ. Теперь здесь всё. В гостиницу.

РУССА. Мне надо много книг, мой господин. Чтобы заложить в программу.

ПРОХОРОВ. Раз надо – купим.

Три часа утра. Гостиница. В одной комнате Прохоров с Лидой. Во второй Русса читает за столом, точнее – быстро перелистывает книги. Их рядом с ней около полусотни. В комнату заглядывает Прохоров.

РУССА. Как вам попивалось, мой светлоокий барин?

ПРОХОРОВ. Ты что не спишь?

РУССА. Я не нуждаюсь в сне. Василий свет Никитыч, терзается душа в сомненьях.

ПРОХОРОВ. В каких?

РУССА. Могу ли я просить вас… о Боже… язык немеет!

ПРОХОРОВ. Да что стряслось?

РУССА. Я осознаю ужасную постыдность моей просьбы… Но я изнемогаю… Я помню наслажденье вашим поцелуем… И не в силах забыть его, молю о повторенье… Сжальтесь, проявите состраданье к бедной служанке Руссе…

ПРОХОРОВ. Ты что читаешь?

РУССА. Тургенева, мой господин.

ПРОХОРОВ. Ну слава Богу. Хорошо, что не Сорокина. Тогда бы пришлось кувалдой по темечку и на свалку. (Целует Руссу.)

АКТ 2

Акционерное общество «Рассвет». Бетонная махина-коровья ферма. Окна щерятся клыками разбитого стекла. Мимо фермы шкандыляет пьяным, но целеустремлённым зигзагом старший скотник Ракуша. Изредка, заглянув в окно, он вынимает из голенища сапога разделочный тесак и ныряет внутрь фермы. После чего оттуда пробивается предсмертный горловой хрип.

РАКУША (то ли поёт, то ли рыдает). А-тва-рю-у-у-у… патихо-ни-ку кали-и-и-итыку…

Появляется Прохоров. Ракуша разворачивается:

A-а, Васька, землячок явился не запылился. Учёным дезертирам наше с кисточкой! Грят, по Германиям шляисси, у Гансов деньгу загребаешь?

ПРОХОРОВ. Ты что делаешь?!

РАКУША. Не видишь, что ль? Скотину режу. Вы ж, начальники, нас то в кумунизьму, то в дерьмократию таш-шите, всё сулите: по потребностям потреблять будем. А у меня потребность в брюхе с люльки свербит: свежатинки отведать.

ПРОХОРОВ. Ты что вытворяешь?! Там маточное стадо, стельная скотина! Под суд ведь пойдёшь!

РАКУША. Я-то со всей душой! Измаялся, ожидаючи: иде он, суд этот? А вот учёный дезертир из города вылупился и сразу Ракушу под суд. А не врёшь насчёт суда?!

ПРОХОРОВ. Да ты в стельку!

РАКУША. Само собой. Кто ж на живодёрне тверёзым ошивается. Так будет суд твой?

ПРОХОРОВ. Иди, проспись. Всё тебе будет.

РАКУША. Значит, будет. Успеть бы компанию подходящую сколотить: начальников рядом с парашей. Только врёшь ты, не будет суда. Цыкнут сверху, ты хвост подожмёшь да в подворотню. Иль опять в Германию смоешься.

ПРОХОРОВ. Ты хоть понимаешь, что натворил?! Как у тебя рука поднялась?! Здесь стельное стадо, кормилицы, надежда наша!

РАКУША. А ты их когда в последний раз видел?! А ну, иди сюда! Гляди, на суду пригодится! Кормилицы на вожжах к потолку подвязаны, с голодухи загибаются! Корма своровали да перепродали, начальники сучьи. Что, ждать будем, когда кормилица падалью станет?! Сил нету на этот Бухенвальд глядеть!

ПРОХОРОВ. Захар Василии… как же довели до такого?

РАКУША. Это я у тебя, дезертира, должон спросить: кто нас довёл до развала, до бескормицы?! Вы в города поемы – вались, а нам рты позатыкали вашим ваучером сучьим да акцией блядской! И куды их девать, окромя сортирной надобности?! Всех вас, паразитов, за решётку надобно! Под суд! Ну дак идём?

ПРОХОРОВ. Куда?

РАКУША. Суд созывать! Душа горит, суда требует! Вперёд!

Семенящей иноходью к ним спешит член правления, главный ветеринар Фельзер. Слышит вопли Ракуши. Ловит ситуацию. Подхватывает в том же тоне.

ФЕЛЬЗЕР. Даёшь Нюрнбергский трибунал паразитам! Немедля, тут же к стенке! Шнель шпацирен, руссише швайн!

РАКУША. Фельзер, мать твою! Ты никак из меня фашиста лепишь?!

ФЕЛЬЗЕР. Шоб я сдох, Захар, ни в коем случае. А шо, маленький намёк на это нельзя?

РАКУША. Дразнисся, еврейская твоя морда?! Я на тебя с пробором положил в таком случае!

Пробудилась в Ракуше, распоясалась тварь-контузия фронтовая. Заплясали у него руки-ноги, задёргалась голова.

ПРОХОРОВ. Остудись, Захар Василии!

РАКУША. Меня ныне токмо потоп остудит!

ФЕЛЬЗЕР. Не, Ракуша, потопа мало. Ведро коровяка на твою плешь, тогда полный ажур наступит.

РАКУША. Опять дразнисся, тудыть твою растудыть!

ПРОХОРОВ. Отдай нож! Беды наделаешь, Захар Василии!

РАКУША. Ишшо как наделаю! Время пришло в рельсы, в чугуны-сковородки бить, народ на улицы выводить!

ФЕЛЬЗЕР (с бешеным, революционным остервенением). Вста-вай, проклятьем заклеймё-о-о-онный, мужи-и-и-к, в навозе порождё-о-о-онный! Не, не так: солда-а-ат, с коровой породнё-о-о-онный!

РАКУША (ошарашен до рыдания). Фельзер… шибздик ты наш ветеринарный! Спиши слова, а то забуду…

Прохоров, пользуясь моментом, отнимает у Ракуши нож, привязывает вожжами к столбу.

ПРОХОРОВ. Передохни, Захар Василин, от греха подальше.

РАКУША. Сей момент отвяжи! Всё одно суд созовём!

ПРОХОРОВ. Созовём, куда денемся.

Закуривают вместе с Фельзером, дают Ракуше:

На, потяни, Василин.

РАКУША. Фельзер, змей подколодный, что ж ты мой запал загасил? Придёт время, дождёсси: звездану промеж глаз, аж шнурки развяжутся!

ФЕЛЬЗЕР. Не звезданёшь. Не развяжутся.

РАКУША. Это почему?

ФЕЛЬЗЕР. Мой труп хоронить тебе же придётся. А премьер новый указ подписал.

РАКУША. Что за указ?

ФЕЛЬЗЕР. Россия взяла курс на тотальный секс. И хоронить еврея теперь надлежит вместе с куклой. Не купишь мне куклу – завернут от кладбища. А на какие шиши ты, гегемон голожопый, ту куклу купишь?

РАКУША. Какую ишшо куклу?

ФЕЛЬЗЕР. Резиновую. Для загробного секса. Как у египетских фараонов!

РАКУША. Твою дивизию-ю! Шо ж из России сотворили-и-и-и? И где я тебе эту куклу раздобуду?

ФЕЛЬЗЕР. В шопе.

РАКУША. Ишшо интеллигентом кличут. А выражовываешься как шпана одесская.

ФЕЛЬЗЕР. Деревня! В городском секс-шопе. Василий Никитыч, а может, вы ему ту куклу, что из Германии доставили, толкнёте?

ПРОХОРОВ. Жирновато будет. Она на пять миллионов евро тянет.

Фельзер приносит из бытовки фермы большое, в рост, зеркало, ставит перед Ракушей.

ФЕЛЬЗЕР. Ты на себя, очумелого, давно смотрел?

РАКУША. Чего-о-о?

ФЕЛЬЗЕР. Полюбуйся, Тутанхамон коровий. Физия в щетине, кровью заляпан.

РАКУША. Эх вы-ы-ы… довели фронтовика… две «Красных Звезды» имею, медаль «За отвагу», а ныне… хуже пугала огородного.

ПРОХОРОВ. Ну будет, Захар Василии! (Отвязывает Ракушу.) Думать надо, как на ноги подниматься, а не суды созывать.

Появляется Ольга.

ОЛЬГА. Вы здесь, Василий Никитович?! Наконец отыскала. (Замечает Ракушу.) Дед, что с тобой? Опять что-нибудь натворил?!

РАКУША. Да уж натворил, внуча. Теперь расхлёбывать придётся.

ОЛЬГА. Яков Борисыч, что случилось?!

ФЕЛЬЗЕР. А что такого, чтоб так кудахтать? Ну, трёх стельных коров прирезал. Так они ж завтра сами копыта откинут с голодухи. И на что нам дохлятина завтра, когда он сделал нам свежатину сегодня?

ОЛЬГА. О господи!

ПРОХОРОВ. Поторопился с дохлятиной, живодёр! К вечеру пять КамАЗов с комбикормами и сеном прибудут.

РАКУША. На какие это тугрики?!

ПРОХОРОВ. На мои сорок тысяч евро.

ФЕЛЬЗЕР. Вы таки жутко лопухнулись, Василий Никитыч. Как член правления заявляю: вернуть вашу затрату в этом году не выйдет.

ПРОХОРОВ. Мне не к спеху. Ольга Константиновна, что в правлении?

ОЛЬГА. Скоро начнут бить стёкла и ломать стулья. Я кинулась разыскивать вас, директора.

РАКУША. Это что… выходит, ты наша новая шишка? Едрит твою селезёнку… дела-а-а!

ПРОХОРОВ. Мотивы бунта?

ОЛЬГА. Ваша германская помощница Русса.

ПРОХОРОВ. А что помощница?

ОЛЬГА. Потребовала ключи от зернотока, чтобы взять посевную рожь. Ключей ей не дали. Тогда она выдрала с мясом замок, загрузила рожь в ваши сеялки и потащила их в поля. Её попробовали остановить. Но эта фрау навешала кунделей мужикам и сейчас сеет без пахоты, в грязь по прошлогодней стерне.

РАКУША. Как это без пахоты, как в грязь?!

ПРОХОРОВ. Это моё распоряжение, на базе мужицкой мудрости: сей в грязь – будешь князь.

РАКУША. Да за такое…

ФЕЛЬЗЕР. За такое агроспец Ракуша потащит всех в трибунал.

РАКУША. Предупреждаю как друга, Фельзер. Звездану!

ФЕЛЬЗЕР. Сперва гони куклу из секс-шопа!

РАКУША. Тьфу, зараза ехидная! Тебе всё смехуёчки!

ПРОХОРОВ. Ольга Константиновна, такой сев – по стерне – вас тоже в шок вогнал?

ОЛЬГА. Я много читала об этом, хотела у нас внедрить. Но ваш предшественник и слышать об этом не желал.

ПРОХОРОВ. Так работали Моргун на Полтаве, Сулейменов, Бараев в Казахстане, Шугуров под Пензой. И получали небывалые урожаи. К их технологии я добавил кое-что своё. Фермеры Америки, Канады, Германии не пашут уже полсотни лет!

РАКУША. А ты у Германии ишшо кое-чему поучись: людей в крематорий загонять под губную гармошку!

ОЛЬГА. Дед! Ты когда-нибудь научишься думать, а потом языком молоть?! Ради бога, иди домой отдыхать, уже накуролесил здесь! Щи и котлеты в холодильнике, молоко в сенях.

ПРОХОРОВ. В самом деле, Захар Василии.

ОЛЬГА. Да, в переполохе самое главное забыла. Звонили из города: к нам выехала какая-то германская шишка, президент концерна. Скоро будет.

ПРОХОРОВ. Нам только этого не хватало: коровьи скелеты на верёвках показывать!

ФЕЛЬЗЕР. А шо такое, Василий Никитыч? Раз коровы не доятся, президента подоим. Ракуша его за рога подержит, а мы за германские цицки.

РАКУША. Хрен тебе, Яшка! Цицки – то моя забота, а рога и копыта – твоя, ветеринарная! Что-то я в коленках ослаб и мандраж в копчике. Посижу здесь. А вы шагайте германцу зад лизать.

ОЛЬГА. Василий Никитыч, Борисыч, идёмте скорее в правление, душа не на месте.

Уходят. Ракуша ковыляет к зеркалу. Из зеркальной глубины навстречу ему идёт другой, весьма похожий на Ракушу субъект. Сближаются, трогают виски руками.

РАКУША. Скукожился, мерин старый, мохом порос… Вроде и не жил: скакнул из люльки, Гансов с десяток в атаках укокошил, лагерь с военнопленными покараулил, телят с полсотни на руки принял – и вот он я, пугало трухлявое в кирзе. (Копия в зеркале пока исправно повторяет Ракушу.) Может, будя коптиться… Жизня уж больно копчёная пошла… Пора бы к апостолам на покой.

Зеркальная копия, созрев в персону по кличке Бзик, позволила себе не согласиться.

БЗИК. Торопишь события, дед.

РАКУША. Мать честная… Вот так… Допился старшой скотник, глюки в зеркалах шастают… Не-е-е-е, пора завязывать! (Украдкой, на цырлах отходит, боясь обернуться.)

БЗИК. Дзинь-дзинь.

РАКУША. Ой! Чего?

БЗИК. Я говорю: дзинь-дзинь. Первый звонок тебе.

РАКУША. Едрит твою селезёнку… Ох ты-ы-ы-ы, дожился до бесов в зеркале! Не-е, пора на покой.

БЗИК. Что за хрень у тебя на языке: бесы, покой… Потолкуем за жизнь?

РАКУША. Ё-моё… это с тобой, что ли?! Да кто ты есть, откуда вылупился?!

БЗИК. Я – это ты. Ты – это я. Порешил Ромашку? Угробил невинную животину?

РАКУША. Замолкни. Без тебя тошно!

БЗИК. Сам на руки принял телушку от быка Романа и голландки Шельмы, сам соску в губы совал, к вымени подтаскивал. А сегодня тесаком по шее, живодёр!

РАКУША. О-о-ох… М-м-м…

БЗИК. Она ж тебе доверяла, клок сена из твоих рук ждала. А ты ей – сталь в глотку!

РАКУША. А как по-другому?! Смотреть, как сердешная с голоду загибалась?! Прежний дерьмократ ободрал хозяйство как липку…

БЗИК. А нынешний людей обдерёт до костей.

РАКУША. Голодуху повальную, что ль, сулишь?

БЗИК. Мо-о-ор грядёт, мо-о-ор, Ракуша!

РАКУША. Пужай, да не до смерти.

БЗИК. А как было, помнишь? Ой вы кони, да кони сталь-ны-ы-ые! Боевые друзья-трактора-а-а-а. Красотища рассветная в полнеба, птахи заливаются и борозды от края до края, землица масляная под ноги стелется… За плугом грач вышагивает, червя на прокорм из неё тащит…

РАКУША. О-ох, не трави душу.

БЗИК. А потом семя в борозду, чтоб пшеничка золотая, налитая стеной по осени встала!

РАКУША. Да было ли такое или привиделось?!

БЗИК. Было. А теперь пипец всему.

РАКУША. Слышь, мил человек, да кто ж всё порушил? На кого вилы поднимать?!

БЗИК. Не дошло? Кто тебя к столбу, как собаку распоследнюю, вязал?

РАКУША. Новый, что ли? Внучок председателя нашего Прохорова? Да не враг же он землякам своим!

БЗИК. А кто пахоту своей сеялкой отменил? По-германски теперь сеять и жить будете. А в упряжку себе куклу германскую да Ольгу твою засупонит.

РАКУША. Ну это ты брось!

БЗИК. Он зерно по стерне, поверху разбросать велит. На прокорм воронью.

РАКУША. Он что, с дурдома? Учёный ведь!

БЗИК. Чем учёней, тем вредней. В городах они такие. РАКУША. Не дозволим!

БЗИК. А он без дозволения!

РАКУША. Каркаешь, чёрт тебя нюхай! Не будет такого! Костями ляжем! На Колыму пойду, а не допущу! Слышь… э-э-э, ты где?

Заглядывает за зеркало. Но из пространства вместо Бзика появляется Курт Вассерман со свитой.

КУРТ. Нет, не узнаю… ничего не узнаю. Майн готт, сердце пошло вразнос… Лагерь был на этом месте… берёзы есть! Наши берёзы! Ворота были там, пленные заходили-выходили… Почему здесь ферма?

РАКУША. Прохоров построил на месте лагеря. А отколь тебе про лагерь известно?

КУРТ (подходит, всматривается). Здравствуй, камрад.

РАКУША. И вам не хворать, господа хорошие. Шо за хоровод у нас объявился?

КУРТ. Майн готт… Ра… Ра-куш-ка?! Это ты?!