Текст книги "Альманах «Российский колокол» №4 2019"

Борис Эскин

Русский поэт, прозаик, драматург и журналист, проживающий в Израиле. Лауреат премии Союза писателей Израиля имени Давида Самойлова.

«Жизнь Бориса, – писала газета «Литературная Россия», – пёстрая и увлекательная: он был моряком, актёром и режиссёром, заведующим литературной частью театра, газетчиком и собкором Всесоюзного радио, ведущим программ и главным редактором телевидения».

Юность писателя прошла в Днепропетровске, тридцать лет Борис Эскин прожил в Севастополе.

Автор десятков поэтических, прозаических и очерковых книг, пьес и киносценариев.

Обладатель российской золотой медали «За заслуги в области литературы и искусства», серебряный призёр Международного книжного фестиваля «Русский стиль – 2018», победитель международного фестиваля искусств «Земля обетованная», обладатель Гран-при международного Пушкинского фестиваля, посвящённого 220-летию поэта.

Член Интернационального Союза писателей.

1.

 
В лабиринте луврских излучин,
Говорливым гидом измучен,
Выпадаю в осадок.
Отстал.
Буду сам пробиваться отважно
В вожделенный, заветный зал!
 
 
По стране Мастеров неоглядной,
Мимо принцев и мимо виконтов,
Мимо всех королей-мастодонтов —
Я к незнатной и самой знатной,
Я к тебе тороплюсь, Джоконда.
 

2.

 
Рафаэль! Боттичелли! Перуджа!
Как фанфар звенящая медь.
От имён этих впору тут же
Околдованно окаменеть!
 
 
Небожители из Италии,
Не вмещается слава в багет.
Самый маленький в этом зале —
Моны Лизы портрет.
 
 
Леонардо да Винчи подковы
Гнул, как будто бы глину мял.
Тонкой кисточкой колонковой,
Той же лапищей нежно унял
 
 
Каждый локон и волосок
Этой женщины с беглой улыбкой…
Поцелуем был каждый мазок
И надеждой, печальной и зыбкой…
 
 
Это магия мифа! Обманного сна!
Есть куда красивее лица!
Всех красавиц прекрасней она,
Некрасивая Мона Лиза.
 

3.

 
Телекамеры без догляда
Ни на миг не бросают тебя.
За какие грехи за оградой
Заточила тебя судьба?
 
 
Был грешок, когда налегке
Ты сбежала с простым маляром
В неприметном его рюкзаке.
Как в безоблачном небе гром!
Словно в полночь солнца подъём!
Не забыть эту боль Парижу…
 
 
Сумасшедший!
Украсть «Мону Лизу» —
Всё равно что украсть рассветы!
«Мону Лизу», как ядерный кейс,
От безумцев безумной планеты
Шар земной охраняет весь.
 

4.

 
Ты мелькаешь в стеклянной броне
За штакетником из голов.
Я растерянно жду в стороне.
Я всю жизнь ожидать готов.
Нас теперь разделяет малость.
Не решаюсь ещё подойти.
Сотни лет позади.
Осталось
Два последних шага пути.
 
 
Ты заметила!
Встретились взгляды.
Улыбнулась.
Смеёшься?
Нет, нет!
Подмигнула мне из засады!
Я кивнул.
Усмехнулась в ответ.
 
 
Вновь исчезла за вспышками блицев
В толкотне докучных гостей.
Этой пытке вечность продлиться!
Появилась. Но стала грустней.
Что случилось? Больна? Устала?
Чья-то тень легла на чело.
Ищешь что-то в сумятице зала?
Безмятежна опять.
Отлегло…
 
 
Поманила!
И вздрогнули стены.
Так и есть: подзываешь сама!
Я рванулся.
Взглянула надменно.
 
 
Стоп! Похоже, схожу с ума…
 

5.

 
Вот и встретились мы, Джоконда.
В окруженье толпы одни.
За тобою до горизонта
Ни души. Сбываются сны!
 
 
Где, когда я впервые увидел
Этих губ лукавых капкан,
Этот сжатый в полуобиде
Или в полуусмешке чекан?
Где, когда, в каком далеке
Мне однажды явились впервые
Эти волосы смоляные,
Что парят в невидимке-платке,
Этот взгляд – и печальный, и гордый,
И задумчивый, и озорной,
И послушный, и непокорный,
Неотрывно следящий за мной?
Где ж мы виделись? Пару мгновений…
Эта встреча не первая нынче!
Во Флоренции. Утром весенним
В мастерской Леонардо да Винчи!
 

6.

 
Как в смертном Вечное изобразить?
Она умрёт – ди Нольдо Герардини,
Джоконда Лиза. Ей осталось жить
Лишь пару лет, и вечность – на картине.
 
 
Модель – лишь повод осознать себя,
Излить себя, прикрывшись чьей-то маской.
Нетерпеливо холст ножом скребя
Иль упоенно смешивая краски,
Очерчивая углем лик фатальный
Иль быстрой кистью губы щекоча, —
Он рисовал себя, свой век астральный,
Мессию рисовал и палача.
 
 
Такой же лоб, светящий, как луна,
И тот же нос упрямого арийца,
И сжатых губ застывшая струна —
Черты неистового флорентийца!
 
 
В обычной этой женщине, похоже,
Нам Гения черты всего дороже.
 

7.

 
Розоватые сумерки близят
Зыбких звёзд карнавал.
И в хрустальной башенке Лизы
Электрический свет засиял.
Стало вдруг нестерпно обидно:
В желтизне ядовитого света
Моны Лизы почти не видно
За сверканьем златым багета!
 
 
…Вот и стаял туристов рой.
Рассосалась глухая запруда.
Так случается в жизни порой:
Вдруг обычным становится чудо.
Ты рассматриваешь полотно,
 
 
Расчленяешь лицо на части.
А оно неделимо.
Оно —
Просто чудо по имени Счастье.
 

8.

 
А в бездонных колодцах глазниц
Закипают шальные зрачки.
Из пульсаров белесых ресниц —
Излученье лукавой тоски.
 
 
Этот взгляд предназначен не нам.
Этих губ ни похитить, ни сжечь.
И во веки веков этих плеч
Не обнять похотливым рукам.
 
 
Несуразной, счастливой, слепой —
Как угодно Судьбу величай,
Но я был на свиданье с Тобой!
Но я был на свиданье с Тобой!
Что ж, прощай, Мона Лиза, прощай…
 
 
За стеклом погасает твой лик.
Бесконечность сейчас на часах.
Ты – на вечность, а я лишь на миг.
Нам не встретиться на небесах.
Нам не встретиться на небесах…
 

Современная проза

Лариса Беньковская

Родилась 6 июля 1962 года в городе Тирасполе. Закончила Тираспольское музыкальное училище, Одесскую консерваторию им. А. В. Неждановой, Кишинёвскую Академию Музыки, Театра и Изобразительных Искусств. Магистр музыки, оперная певица, поэтесса, прозаик. Член Союза писателей России (Тираспольское отделение в Приднестровской Молдавской республике), Интернационального Союза писателей, Клуба «Слава Фонда». Член ассоциации «Педагогические инновации» и ЛИТО «Взаимность» г. Тирасполя. Автор детских книг: «Прогулка», «Стихи для самых маленьких от 2 до 4», «Стихи для самых маленьких от 4 до 6», «Стихи для детей от 6 до 12», «Отгадай и раскрась», «Загадки для детей», а также поэтических и прозаических произведений в многочисленных печатных изданиях. На «Стихи. ру» номинирована на национальную литературную премию «Поэт года» за 2017 и 2019 год.

– Дедушка, почему люди так жестоки друг к другу? – спросил худенький мальчуган седого, но, казалось, не утратившего свои силы старика. – Почему есть войны, где гибнет всё живое, где отец не щадит сына, где брат убивает брата и рушатся семьи в бесчеловечном хаосе?

– О-хо-хо… – вздохнул старик, опираясь рукой на колено, медленно усаживаясь на лавочку. – Давно это было. Я уж и не помню… но поведал мне отец одну правдивую, по его словам, историю.

Далеко-далеко, где солнце просыпалось, чтобы обнять лучами землю, подарить людям свет и согреть своим теплом, текла между скал глубокая и быстрая река. Её бурлящее русло билось о скалы, а вспененные волны стремились к большой воде. Многих людей река встречала на своём пути. Никто не знал точно, сколько лет её чистым водам. Поколения рождались и умирали, а река всё текла и бурлила, набирая, приближаясь к морю, необузданную силу. Тысячелетиями она стирала донные камни в песок, украшая своё дно обточенными гладышами. Между ними пробивались тёмно-зелёные водоросли, прикрывая собой разноцветных рыбок и давая им убежище от яркого света.

Там, где глубина её бегущей воды, казалось, соревнуется с шириной, соединял крутые берега, слегка покачиваясь, старый деревянный мост. Он был красного цвета, который придавали ему стволы деревьев, что в изобилии добывали в этих местах, и напоминал восход зари в ярко-синих просторах неба. Это была единственная дорога, ведущая в большой город. Люди каждую осень возили по ней свой урожай, чтобы удачно продать на ярмарке и на вырученные деньги купить всё необходимое.

Преодолев мост, люди должны были ехать по узкой дороге вдоль отвесной скалы, на вершине которой нашёл своё пристанище древний валун необъятных размеров. Он мирно лежал, показывая всем свою изрисованную и исписанную разными письменами поверхность. Значение их уже никто не помнил. Но среди жителей этих мест ходило поверье: если кто докинет камень до валуна и тот отлетит в сторону востока – жди удачи во всём; если попадёт в человека – жди несчастья; если же расколется брошенный камень – жди смерти.

Веками висел валун на пике красной скалы. Казалось, он парит в воздухе. И каждый, проходя мимо, поневоле испытывал свою судьбу, бросая в него подобранный на мостике отколовшийся от скалы красный камень.

Как ни старались люди разгадать послания, начертанные на поверхности валуна, никто не мог этого сделать.

Из года в год ветер и дождь разрушали скалу, а серый, огромный валун так и лежал на вершине, придавая ей необычную загадочную форму. И, как всегда, по традиции каждый проходящий старался кинуть в валун камень. Никто и подумать не мог, что незначительный удар незаметно сдвигал эту каменную глыбу.

Много ли, мало ли прошло времени, а традиции людей оставались прежними. Но однажды от очередного удара валун застонал и рухнул со скалы в воду.

Бросивший камень человек, удар которого сдвинул огромную глыбу, провозгласил себя сильнейшим, и люди, видевшие это, поклонились ему, признав в нём своего правителя, и ушли с ним, покинув свои дома и семьи.

Прошло совсем немного времени, и разделились они на группы, и каждый начал верить только в свою правду. Великая вражда и непонимание начались между людьми. Вспышки злобы и желание покорить себе подобных разжигали страшные войны, которые уносили жизни многих жителей тех мест.

Только спустя сотни лет удалось расшифровать рисунки и прочесть надписи на валуне, в которых часто повторялась фраза: «Великие беды несёт тот камень ТЕМ, кто НЕ поймёт, что это просто камень»… а не волшебный судьбоносный валун, как ошибочно верили люди.

Умолк старик, а мальчик подумал: как мало нужно, чтобы жестокость и ненависть разъединили людей, и как безмерно много времени нужно, чтобы вернуть доверие и дружбу.

Владимир Васильевский

Июнь две тысячи пятого. Сенная. Прохожу между «Макдоналдсом» и длинным торговым строением, у подземного входа в метро. Вечер. Моросит дождь. Озяб. Вижу круглый высокий стол и рядом – оконце шавермы.

Восточная дива с золотой улыбкой подаёт обжигающий чай. В прозрачном пластиковом стакане. Ставлю на стол. Помешиваю белой пластиковой палочкой. Пить пока невозможно.

Смотрю по сторонам. Неподалёку два бомжа. Курят. О чём-то переругиваются хриплыми голосами. Оба сидят на низком парапете.

Один, лет сорока, с густой шевелюрой, зачёсанной назад, импортной пилкой обрабатывает ногти.

Дальше, всё в том же строении, – музыкальный киоск. Сара Брайтман. «Адажио». Звучит здесь который год. И зимой, и летом. Музыкальная визитка места.

И вдруг – каприс № 24 Никколо Паганини. Самое быстрое из его произведений.

Бомж с шевелюрой тут же заорал – неожиданно громко:

– Гера! Гертруда! Сюда! Каприс!

Оба бросились к спуску в метро. Вскоре оттуда появилась невысокая женщина. Лет тридцати пяти. Лицо измождённое и опухшее. С классическими фингалами. Короткие немытые волосы.

Все трое быстро прошли мимо меня, поближе к музыкальному киоску. Женщина на ходу сняла куртку. Осталась в серой футболке. Ниже – бывшие когда-то голубыми спортивные брюки. И – кроссовки. Разбитые в хлам. Она вдруг остановилась. Развернулась. И… двинулась назад:

– Не буду!

Звавший её бомж кинулся вслед. Догнал. Схватил за руку и… тут же упал на колени:

– Герочка! Умоляю! Ради меня!.. Последний раз! Ведь щас кончится музыка.

И музыка действительно кончилась. Точнее, оборвалась. И опять – Брайтман. Бомжи обмякли. О чём-то вполголоса забубнили, отойдя под навес.

Но через минуту – каприс. Громко! Взрывной ритм. И… триумф чьей-то скрипки!

Гера быстро скинула наброшенную куртку, протянула другу. Стремительно вышла под моросящий дождь. Резко остановилась, будто наткнулась на препятствие. Глянул ей под ноги. Ничего особенного. Панель уложена квадратными гранитными плитами со стороной сантиметров пятьдесят. Она остановилась посередине одной из плит. Глянула на носки.

А затем… Затем произошло что-то невероятное.

Гера вскинула голову. И тут же высоко, невероятно высоко подпрыгнула вверх. Будто стремясь глазами и всем телом к какой-то только ей одной видимой звезде. Падая, слегка развела ноги в стороны и, когда разбитые кроссовки коснулись мокрых плит, плавно, грациозно ушла в поперечный шпагат.

И всё это – под невероятный темп и музыку Паганини! Ещё десять секунд назад – обычная полуживая бомжиха. И вдруг – колоссальный выброс энергии. И… непередаваемая красота, гармония движений.

Гера тем временем давно на ногах. Она… танцует (!). Какая осанка! Прямые спина и шея. Невообразимый полёт и рисунок движений рук. При этом – мечется на крохотном пятачке.

Дождь в свете фонаря косо летит на землю. Лицо и волосы Геры мокры. Мокра и её футболка, облегающая тело. Лицо – не узнать. Само вдохновение. И отёкшие веки, и набухшие щёки, фингалы, наконец, смотрятся как грим! Не бомж (!) – высочайшего уровня профи воплощает партию… бомжа.

Приглядываюсь. Гера танцует на пяти плитах. В центре – одна. И четыре – в стороны. Осенило: крест! Да, Гера танцует на гранитном кресте. Она, стремительно вращаясь, то вскидывает быстро голову и руки вверх, как бы моля небо о спасении, то с ужасом смотрит вниз на край плиты, в пропасть-ад.

Вот опять – небо. И опять край, но уже другой плиты… И так – по кресту, по кругу. В бешеном темпе Паганини. Раз. Другой…

Нет! Небо не спасает! И в пропасть… – духу пока… недостаёт.

Но вотугасает Паганини. И Гера – падает. На центральной плите. В нелепой жалкой позе, скрестив руки. Тяжело и часто дышит. И… стонет. Стонет! И… рыдает. Её мокрые плечи вздрагивают.

Подходит её друг. Укрывает курткой.

Гляжу вокруг. Собралась толпа. Застыли. Ошеломлены! Зачарованы. Молчат.

Но вот подходит к Гере молодой человек. Кланяется. Кладёт у ног пятисотку. За ним – другой. Тоже кладёт купюру. Ещё. Зазвенела о камни мелочь. Вдруг срывающийся голос её друга:

– Гертруда – балерина. Великая балерина! Танцевала в Мариинке.

От моего появления здесь прошло минут шесть-семь. Ещё и чай мой толком не остыл. А ощущение – будто долго-долго летел. Или… падал. И вынырнул в совершенно другом месте. И… в другое время…

Валентин Волков

Родился 25 марта 1952 года в крестьянской семье в п. Дружинине Нижнесергинского района Свердловской области.

В 1969 году окончил Бисертскую среднюю ж/д школу № 89.

1969–1970 гг. – работал фрезеровщиком на Бисертском машзаводе.

1970–1972 гг. – служба в Советской армии.

1972–1983 гг. – фрезеровщик на заводах Среднего Урала.

В Рязани живёт с 1983 года. Работал на рязанских заводах слесарем, фрезеровщиком, руководителем среднего звена.

В 1991 году с отличием окончил Рязанский радиотехнический институт.

Литературным творчеством занимается более 15 лет.

Вначале была вёрстка и дизайн книг, затем начал редактировать тексты и издавать книги. Организовал издательство «Народный Союз». Выпущено более 50 книг и брошюр, в основном рязанских авторов.

Со временем пришло желание поделиться с читателями своими мыслями и воспоминаниями о своей жизни и жизни земляков-уральцев.

Как автор издал:

– Шемякин суд. Современные хроники. Очерк. – Рязань: Народный Союз, 2013. – 80 с.;

– Моя милая Родина Сосновый Бор. Исторический очерк. – Рязань: Народный Союз, 2017. – 220 с.;

– Моя милая малая Родина. Историческая документальная повесть. – Рязань: Народный Союз, 2018. – 320 с.;

– Помнить ИМЯ своё! Историческая документальная повесть. – Рязань: Народный Союз, 2019. – 388 с.

В живописной местности в Нижнесергинском районе Свердловской области на берегу речки Юрмыс на невысоких увалах среди лесов, лугов и пашен раскинулась деревня с красивым названием Сосновый Бор.

Когда она была основана? Почему так называется?

Деревня Сосновый Бор начала заселяться в 1886 году. Хозяевами этой местности издавна были татары.

Будущие жители Соснового Бора жили раньше в Суксунской волости Красноуфимского уезда Пермской губернии. В этом месте было очень мало земли, пригодной для сельхозобработки. Совсем не было леса. Землю разрабатывали за тридцать вёрст от жилья, там же добывали лес для строительства и на дрова. Летом с семьями и со всем скотом уезжали на дальние поля, там у каждого была построена полевая избушка. Так всё лето и жили в поле до самой осени.

Повод для переселения появился совершенно случайно. Однажды суксунским мужикам, проезжающим с товаром по Кленовской волости, пришлось заночевать в татарской деревне Васькино. Здесь-то и услышали они о пустовавших в этом краю землях и больших массивах леса.

Приехав домой, мужики порешили немедля съездить в разведку в те татарские земли. Прибыв на место, увидели они своими глазами это благо: много земли и леса. Сравнивая свои поля с этой местностью, не задумываясь решили здесь поселиться. Здесь есть где развернуться! Земля рядом, лесу хватит нашим внукам-правнукам. А леса здесь добротные – сплошной сосняк, и река есть, параллельно ей вторая река по названию Урташ.

Там, где наметили основать деревню, река называется Юрмыс. Названия полей, рек, гор везде татарские: Абдулова гора, Мавлиева гора, Халитова гора, Урташенская, Самбулет, Ентугай, Еслокай, Егинтов и т. д. А природа какая! Не сравнишь с нашей, всё тут есть – не нарадуешься! Тут и порода леса всякого: сосняк, пихтарь, ельник, берёза, осина, илим, черёмуха. Где же мы раньше-то были?! Сейчас бы уже обросли, обжились и в люди бы вышли.

– На этом месте будет улица, – сказал Сидор Абрамович.

– А деревню назовём Сосновым Бором, – предложил Данил Назарович. Как же назовёшь иначе, когда сосны такие великаны – не обхватишь в две руки.

– Сосняк не вози, всё рядом, – говорили остальные.

– Давайте, мужики, этой же весной будем переезжать, будем строиться и кое-что уже будем засевать хлебами. Огородов нет, попросимся к татарам. Может, помогут, дадут грядки по две, а на следующий год будут и свои огороды.

Хороводили этой экспедицией Бонин Сидор Абрамович, Плечёв Данил Назарович и Худяков Пуд.

Приехав домой, мужики нахвалиться не могут перед своими семьями, родичами и соседями:

– Нас теперь никто не сможет отговорить, там такое приволье: поля будут рядом и лес рядом, не то что здесь – за тридцать вёрст в зимушку мучаемся с вывозкой сена и дров. Весной кочуешь в поле, всё лето там живёшь. Хватит валяться на сырой земле, хлебать дым, комаров кормить.

Членам семей льстило такое будущее. Им, конечно, чудилось, что и в самом деле на новом месте будет рай небесный.

Весной 1886 года переехали на новое место.

Жила в Сосновом Бору семья Мининых. Глава семьи Минин Тимофей Игнатьевич (1926–1994) – заядлый лесовик, работал лесничим, егерем, заготовителем лесной продукции: ягоды, грибы, лыко и прочее. Супруга его Зоя Артемьевна (1928–2011) работала в колхозе, потом в совхозе, вела домашнее хозяйство. Зоя Артемьевна была передовой дояркой, занимала первые места по удоям молока не только в Нижнесергинском районе, но и в Свердловской области. За это была премирована мотоциклом «ИЖ-Юпитер» с коляской. Премию вручал первый секретарь обкома КПСС Свердловской области Николаев. Избиралась народным депутатом районного и областного Советов народных депутатов. Её портрет висел на доске почёта в Нижних Сергах.

Их предки были одними из первых, кто приехал в эти места в конце девятнадцатого века и основал эту деревню. Воспитали Минины четырёх сыновей: старший Пётр, близнецы Григорий и Иван, Михаил – и младшую дочь Марию.

Детство и юность ребят прошли в лесу: помощь отцу – летом заготовляли черенки, бастрыги, дуб-корьё, грибы и ягоды (малина, рябина, черёмуха), зимой драли сосновую дранку. Всё это отец принимал как заготовитель от Потребкооперации. Кроме того, сенокос, охота и прочее.

В шестидесятых годах во время школьных каникул, приезжая из Бисерти в Сосновый Бор к бабушке Вассе Максимовне, я часто бывал в этой семье. В их доме всё говорило о лесе, на стенах висели рисунки и фотографии на лесную тему, охотничьи трофеи: хвосты, крылья глухарей и тетеревов, лосиные рога и другие. Семья трудолюбивая, родители всё время в работе, мальчишки тоже что-нибудь делали полезное.

Помнится, на летних каникулах ребята за сезон зарабатывали на кротовых шкурках по четыреста рублей на каждого. Тогда это были неплохие деньги. Но и доставались они непросто: нужно было поставить ловушки, следить за ними, правильно обработать и высушить шкурки. По возрасту мы были ближе с Петром, дружили, иногда он брал меня на охоту, это бывало на каникулах: летом, весной, зимой и осенью. Ходили на зайцев, косачей, рябчиков и прочих. Однажды на моих глазах освобождал он из капкана живую куницу (шкурка её в те годы стоила восемнадцать рублей).

В лесах вокруг Соснового Бора обитали тогда волки, лоси, медведи, лисы, зайцы, белки, куницы и прочее зверьё. Птицы: тетерева, глухари, рябчики, журавли, совы и другие. Встречались змеи, в основном гадюки.

Припоминаю случай, когда летом мы, орава ребятишек и несколько женщин, пошли за малиной. Пока шли лесом до малинника, который находился примерно в пяти километрах от деревни, слышали вдалеке какой-то рёв. Говорили между собой, что, наверное, это медведь. Женщины успокаивали, говорили о заплутавшей корове. Подойдя к малиннику – завалам, оставшимся от лесозаготовителей, только-только забрались в кусты, как кто-то из ребят, собиравший малину у самого края, закричал:

– Медведь, медведь!

Мы, перепуганные, выскочили на песчаную дорогу. Метрах в двухстах от нас через дорогу перебегал медвежонок. Мы закричали, застучали пустой пока ещё посудой. Следом за медвежонком из кустов вышла огромная медведица, обернулась в нашу сторону, встала на задние лапы и зарычала на нас. Потом опустилась на четыре лапы и перешла через дорогу. Следом за ней перебежал второй медвежонок. Было довольно страшно. Но всё обошлось. Какое-то время мы слышали ещё медвежий рёв, а потом он прекратился. Видимо, мать увела подальше от нас своих детишек.

Позднее мы подходили к тому месту, где медведи переходили через дорогу. Отпечатки следов лап медведицы на песке были очень большие.

Наступили иные времена, развалился Советский Союз. Порушились колхозы и совхозы, негде стало работать крестьянам, да и детей надо учить. Стали разъезжаться сосновоборские крестьяне по всей стране, искать лучшей доли, большинство уехало. Уехали и Минины. Живут теперь кто в Екатеринбурге, кто в Бисерти. Упокоились супруги Минины – Тимофей Игнатьевич и Зоя Артемьевна.

Похоронены они в Екатеринбурге. Дети, внуки и правнуки их живут в Екатеринбурге и в Бисерти.

Старший сын не смог уехать далеко от родного леса, осел в Бисерти. Работал, как и отец, егерем, работал, видимо, неплохо. Об этом и говорит признание его в 1985 году лучшим егерем во всей Свердловской области.