Текст книги "Альманах «Российский колокол» №1 2021"

Михаил Кубель

Родился 6 мая 1954 года в России в г. Южно-Сахалинске (остров Сахалин). В 1960 году его семья переехала из Южно-Сахалинска в г. Харьков. В 1961–1971 гг. учился в средней школе № 18 г. Харькова, в 1971–1977 гг. – в Харьковском политехническом институте им. Ленина. Получил диплом инженера-электрика.

С 1977 по 1978 г. работал на электростанции ТЭЦ-3 г. Харькова. С 1978 по 1980 г. служил в Советской Армии в зенитно-ракетных войсках в должности офицера. С 1980 по 1992 г. работал преподавателем физики, электротехники и электроники в различных учебных заведениях города Харькова. С 1985 по 1990 г. учился в Харьковском педагогическом институте и получил диплом учителя математики. С 1992 по 2000 г. работал заместителем заведующего психолого-педагогической лаборатории и возглавлял производственный кооператив «Школа-семья». В 2000 г. с семьёй эмигрировал в Германию.

Женат. Имеет сына 1987 года рождения.

На шестой день сотворил Господь Адама, и спал Адам богатырским сном. И был Адам прекрасен во сне своём. И увидел Господь, что Адам – последнее и лучшее творение его. И захотел тогда Господь сделать Адама равным себе. Наполнил Господь душу Адама словами Любви. И вдохнул её в ноздри Адамовы, пока тот спал.

Беспокойным стал сон Адама. Да разве может спать тот, у которого в груди бушует пожар Любви?

Вскочил тогда Адам со своего ложа из полевых цветов и узрел Господа, Создателя Вселенной. И вскричал Адам в порыве Любви:

– Возлюблю Тебя, о Всесильный Господи, превознесу Тебя превыше всего во Вселенной!

Улыбнулся тогда Господь и спросил Адама:

– А разве большой это труд души твоей – любить Всесильного? Разве трудно любить того, от которого зависит жизнь твоя? Стоит ли приносить клятвы Любви тому, кто может в гневе своём превратить тебя в прах, из которого ты создан? Посмотри, все звери земные, все птицы, да вся Вселенная у ног моих и поют мне славу. Что же ты? Один из зверей, которых я создал уже много дней назад? Или ты раб? Ты ЧЕЛОВЕК, Адам, и вознёс я тебя выше Вселенной моей, и выше архангелов моих!

– Но грудь мою теснят Слова Любви, Господи. И кому, как не Тебе, я должен высказать то, что вложил Ты, Отец мой, в сердце моё.

И задумался тогда Господь, и сказал:

– Ты прав, сын мой. Я создам тебе жену, и вложу ей в душу Слова Любви. И узнаете вы друг друга по этим словам, и научитесь вы читать эти Слова в душах друг друга, и говорить их будете друг другу, и станете человеком одним.

И стало всё по слову Господа, И сотворил он Еву – первую женщину. Нетрудно было Адаму и Еве найти друг друга в Раю: ведь не было ещё других людей. И полюбили они друг друга, и читали сердца друг друга, и говорили друг другу Слова Любви.

С тех пор прошло много тысяч лет. И много стало людей на всей земле. И трудно теперь отыскать каждому Любовь свою. Но помнят люди, что сказал Господь первому человеку: «Научишься ты читать в душе её и узнаешь её». И ищут люди теперь того, в чьём сердце читать смогут.

И было как будто из воздуха перед Евой возник прелестный юноша. Глаза его сияли небесным светом, а серебристые волосы волнами ниспадали до самых плеч.

– Кто ты? – спросила поражённая видением Ева.

– Меня зовут Змей, – ответил юноша, и речь его была нежна, как дуновение свежего ветра, как шелест листвы.

– А что означает твоё имя?

– Моё имя? – загадочно улыбнулся юноша и сорвал чудесный плод с древа познания, – моё имя означает «Свет Божественной Мудрости».

– У тебя такое чудесное имя, – проговорила Ева в раздумье, – но скажи, Змей, зачем сорвал ты плод с этого дерева? Ведь Господь…

– Ха-ха-ха, – заливисто рассмеялся Змей, – уже не раз слышал я эту сказку: запрещено от него есть, да? Как видишь, я каждый день съедаю по одному плоду, и ничего пока Он со мной не сделал. Да и не может сделать. Потому что я знаю все тайны Его, я вижу будущее, я могу творить, как и Он. Я равен Ему!!!

Плод, который держал в руках Змей, был прекрасен на вид. Он светился изнутри всеми цветами радуги. И от него шёл такой божественный аромат. И не было больше таких плодов на древе в этот день. Змей взглянул на плод как на святыню и поднёс его к своим губам.

Ева увидела по лицу Змея, что ему не терпится вкусить от этого плода.

– Постой-постой, не ешь! – закричала в испуге Ева. – Ведь ты уже столько раз пробовал их. Дай лучше его мне, прошу тебя!

Юноше, как показалось Еве, совсем не хотелось расставаться с этим чудом Эдема.

– Ну что ж, пусть будет по-твоему сегодня, – сказал Змей и отдал Еве плод, – но завтрашний съем уже я. Хорошо?

Ева уже не слышала слов Змея. Она обеими руками держала чудесное яблоко. И чувствовала в теле какую-то дрожь. Такую дрожь человек может испытывать в преддверии небывалого счастья. И это счастье пришло мгновенно. Как только Ева вкусила малюсенький кусочек волшебного плода, глаза у неё открылись. Тайн больше не существовало.

Ева увидела всю грандиозную мощь Вселенной, сотворённой Господом. Ева видела одновременно и Солнце, и Луну, и звёзды, и планеты. Она знала, что может, пожелай она только этого, перенестись на любую из них. Перед Евой открылось Само БУДУЩЕЕ!

– Адам, Адам, – позвала Ева своего мужа.

Но Адам не услышал. Он был увлечён важным делом, которое ему поручил Господь: Адам придумывал имена всем полевым цветам. Это было непросто. Для того чтобы дать ИМЯ, надо проникнуть во внутреннюю суть каждого цветка. И от Имени зависит, будет ли счастлив этот цветок и долговечен.

Огромная работа была уже проведена. Все звери получили прекрасные имена. У ног Адама лежала самка невиданной красоты животного. Она нежно тёрлась головой о колени своего хозяина. Чёрная, как ночь, шерсть её отливала золотом в лучах Солнца, глаза её блестели как два изумруда, а зубы сверкали жемчугом. И не скрывала она гордости за своё царственное имя, ибо отныне и вовеки веков звалась она теперь ПАНТЕРА БАГИРА!

– Адам, милый мой, отвлекись на секунду от работы, – это Ева стояла уже перед Творцом Имён.

– Ты, Ева? Я не видел тебя уже целую вечность! – в глазах Адама, когда он смотрел на Еву, всегда появлялись слёзы радости и восторга.

– Посмотри, что я принесла тебе.

– Ева… но ведь это запретный плод. Как могла ты сорвать его?

– Я и не думала его срывать. Это сделал Змей – один юноша. Он уже хотел его съесть, но я уговорила его отдать плод мне.

– О, Ева, кто бы ни был этот юноша, он жестоко обманул тебя. Люди, которые могут есть, здесь только мы,

а тот юноша – наверное, ангел. Злой ангел. И нет у него тела. И не может он есть. Не миновать нам теперь гнева Господня.

– Адам, Адам, – покачала головой Ева, – оставайся таким же верным Господу человеком, как и был. А я буду тебе рассказывать о тех чудесах, которые вижу. Ведь теперь глаза мои открыты.

– Нет, Ева, Господь сказал, что мы – один человек, и не можем мы быть разными, – с этими словами Адам взял яблоко из рук Евы и тоже ел от него.

И в этот момент задрожала земля. Загрохотал гром и засверкали молнии. Цветы поникли своими головками. Звери зажмурились и в страхе своём прижались к земле.

– Ева! Как могла ты нарушить запрет мой? – гремел с высоты Голос Бога.

– Это Змей искусил меня, Господи.

– Раскайся, Ева, и я прощу тебя.

Но Ева ещё не стала взрослой. Она ещё не могла покривить душой. Ведь её действительно искусили, и не было поэтому на ней вины. А раскаяться – это значит признать свою вину. Как же она могла солгать Творцу Вселенной?

– Нет на мне вины, Господи, это Змей искусил меня.

– Отныне изгнана ты из Рая! И нет у тебя больше жизни вечной. И умрёшь ты смертью в суровой Земле, – произнёс Господь свой приговор.

– Адам!

– Вот он я! Стою перед тобой, Господи!

– Ведь ты знаешь, возлюбленный сын мой, что ничего не сокрыто от Бога твоего!

– Я знаю это, Всесильный Отец наш.

– Ева дала тебе яблоко, и ты ел от него.

– Да, я ел от него.

– Раскайся, Адам, и я прощу тебя и не изгоню тебя из Рая.

– Но как я могу остаться в Раю без жены моей, Господи? Ведь Ты сам сказал мне, что сотворил её из дыхания жизни моей. И теперь она последнее и лучшее творение Твоё. Как же я буду жить без дыхания, Отец мой Небесный?

– Я сотворю тебе другую жену, ещё более совершенную, ведь знаешь ты, что нет для Господа твоего ничего невозможного.

– Отец мой, все Слова Любви моей, которые Ты вложил в душу мою, я уже отдал Еве, жене моей, все до одного слова отдал. Что же осталось у меня для другой женщины?

– Отныне вы оба изгнаны из Рая. И нет у вас жизни вечной. И жить вы будете… (Господь хотел сказать: «Сто двадцать лет». Но сжалился Он над творениями своими.) И жить вы будете… всего тысячу лет. И умрёте вы смертью в земле суровой.

И закрыл Господь перед Адамом и Евой ворота Рая. И не было им возврата, потому что поставил Господь перед воротами в Рай Архангела Гавриила с вращающимся огненным мечом.

И стали жить Адам и Ева на суровой земле. И был у них дом. И были у них сыновья и дочери. И пронесли они Слова Любви через тысячу лет. И передали их своим детям и детям детей своих. Поэтому и не оставил их Господь заботой своей, ведь не было у Него детей других. Так он себе больше и не сотворил никого. Не смог, наверное. И поняли тогда Адам и Ева, что такое Настоящее Счастье.

Рано утром маленький мальчик вошёл в тронный зал по зову королевы. На голове у него был берет, украшенный павлиньими перьями, которые свисали до самого пола. На поясе – короткая шпага с изумрудной рукояткой. На ногах – высокие ботфорты, пряжки которых были украшены золотыми колокольчиками. Минувшей ночью ему исполнилось пять лет – первый юбилей в жизни.

– Принц! – произнесла королева своим мелодичным голосом, – подойдите ко мне.

Мальчик приблизился к трону, преклонил колено и прижался лицом к краешку тяжёлого платья матери.

– Сын мой, – продолжала королева, – сегодня Рождество. Сохрани на всю жизнь мой подарок тебе, и пусть этот камень засияет в твоей короне, когда ты взойдёшь на трон своего отца.

Мальчик поднял голову. На протянутой к нему ладони королевы он увидел бриллиант – огромный камень, который ослепительно сверкал своими чудесными гранями.

Через несколько минут принц был уже во дворе замка. Ярко сияло солнце. День был чудесным. В воздухе кружились редкие снежинки. Камень теперь покоился на ладони мальчика.

– Как же он красив, как сверкает, какие у него правильные грани, и что в мире может быть чудеснее этого камня? – подумал мальчик.

Вдруг рядом с камнем на ладонь принца упала маленькая снежинка. Мальчик взглянул и на неё. О чудо! Снежинка была красивее. Тоненькие ледяные лучики, из которых она состояла, были сложены в невиданный по сложности и красоте узор. Куда там камню с его простыми гранями тягаться по красоте с этим творением? Но главное, снежинка тоже сверкала на солнце и не собиралась таять. Принцу казалось, что она играет с ним, позволяя любоваться собой. Забыв обо всех правилах дворцового этикета, мальчик вбежал в тронный зал.

– Мама, мама, посмотри на это чудо! Снежинка красивее бриллианта! Как это может быть?

– Ничего удивительного, – сказала королева-мать, – камень обработан рукой мастера. Рукой талантливого человека. А снежинку создал сам Господь. Разве может человек тягаться с Господом?

Принц ещё раз взглянул на ладонь. Но снежинка уже растаяла. На её месте была маленькая росинка чистой воды. Мальчик уже хотел заплакать, но королева не позволила ему.

– Вглядись в эту капельку, сын мой, и ты увидишь, что весь огромный мир наш отражается в ней. А мир этот наполнен не только светом неба, солнца, луны и звёзд, но и любовью.

И действительно, росинка сверкала всеми цветами радуги. Ведь во дворце было столько света! Он проникал отовсюду: через хрустальный купол, через огромные окна. И даже чудесный камин, украшенный фигурами рыцарей, освещал зал каким-то жарким светом, и мальчик увидел, что языки огня блёстками отражаются в росинке.

– Я хочу, – продолжала королева, – чтобы ты выпил эту капельку. Ведь снежинку сам Господь подарил тебе на Рождество. И пусть она станет символом твоего правления. Пусть в основе его будет любовь!

Принц снова вышел во двор. Уже вечерело. Он почувствовал: что-то изменилось в нём. Может быть, он стал старше? А может быть, совсем взрослым?

– Да-да, я повзрослел, – подумал принц, – или родился заново. Наверное, Рождество для того и придумано, чтобы человек всё время рождался и становился лучше. Когда я стану королём, не буду воевать и даже не позволю охотникам поднимать свой лук, чтобы выстрелить в зверя лесного.

Но изменился ли вместе с ним мир, окружающий принца? Нет, мир ещё не повзрослел. Неожиданно запели фанфары на башнях дворца, ворота распахнулись, и во двор под перестук лошадиных копыт ввалилась пёстрая кавалькада всадников. Это король-отец возвратился с охоты с богатейшей добычей. Через несколько часов начнётся Рождественский пир.

Давайте знакомиться. Я – Павел Густомясов. Мне восемь лет, и я учусь во втором классе. Никогда не угадаете, какая у меня кличка в школе. Меня называют Пашой. Да-да, я Паша, и ударение не на первом слоге, а на втором. Паша в переводе с турецкого означает «генерал». Меня так называют не только потому, что я самый сильный мальчик в классе, но ещё и потому, что я отличник по всем предметам. Помню, как-то ещё на первом уроке наша учительница, прочитав в журнале мою фамилию, сказала:

– Ну, Густомясов, фамилия-то у тебя аппетитная!

Все в классе засмеялись. А я ей отвечаю:

– Тогда приятного вам аппетита, можете меня съесть.

Весь класс как расхохочется, а учительница обиделась, а потом и говорит:

– Нельзя грубить старшим, Густомясов!

Я тогда подумал: «А младшим, значит, грубить можно», но ничего не сказал. Ох уж мне эти взрослые. Шуток совершенно не понимают.

Сегодня чудесный день. Солнце такое праздничное, на улице тепло. Первый день каникул. В табеле у меня только отличные оценки, и за это мама подарила мне летающего змея. Очень мне хотелось посмотреть, как этот змей будет летать. Они ведь только в сказках летают, а в жизни ползают по земле. Утром я сам проснулся, и даже мама удивилась, что меня не нужно будить.

– Пашенька, я ухожу на работу, – сказала мама, – слушайся бабушку, помоги ей по хозяйству. А вечером я вернусь, мы прочитаем инструкцию и пойдём запускать змея. Хорошо, масик?

Я пошёл в свою комнату, ещё раз посмотрел на змея. Он висел под потолком, развернув свои огромные пёстрые крылья. Я слегка подул на него, и змей затрепетал. Казалось, он ожил и хочет поскорее взвиться в воздух. Нет, я не мог ждать маму, терпение у меня уже кончилось. «Сам запущу змея», – подумал я, ведь мы с мальчишками запускали бумажные самолётики из окон школы, и они отлично летали. Неужели я со змеем не справлюсь?

Недалеко от нашего дома есть большая площадка перед пожарной частью. Вот туда-то я и направился со змеем. Ох и жарко же сегодня. Ну прямо лето вернулось. Хоть бы слабенький ветерок подул, стало бы чуточку прохладнее. А вот и площадка. Пожарники, как всегда, разгуливают около своих машин. Целый день бездельничают. Как им не надоест? Ну да ладно, работа у них такая. Взял я своего змея снизу за брюшко и изо всей силы бросил его вперёд и вверх. Пролетел змей совсем немного и камнем рухнул на землю.

– Ха-ха-ха, – услышал я чей-то хохот.

Оборачиваюсь. Это мой друг Борька увидел, как я запускаю змея, и заливается от хохота.

– Ну что, не хочет твой змей лететь?

– Не хочет, – говорю.

– Это потому, что ты его неправильно запускаешь.

– А ты знаешь, как правильно запускать змея? – спрашиваю.

– Знаю, конечно, – сказал Борька и зашагал домой.

Ох уж этот Борька. Если чего не умеет делать, никогда не признается.

Вечером пришла мама с работы и прочитала инструкцию. Моя мама хорошо знает немецкий, и для неё это дело плёвое. Пошли мы снова на площадку уже с мамой. Было прохладно, а ветер поднялся такой, что я змея еле в руках удерживал. Он так и норовил вырваться и полететь. Пришли. Мама взяла змея за крылья, подняла над головой. Крылья змея надулись ветром, теперь уже и маме трудно его держать стало. Змей сердился, что его не отпускают, даже крыльями на ветру угрожающе хлопал.

– Пашенька, отойди подальше и натяни верёвочку. Я отпускаю змея! – сказала мама.

И в этот момент змей взвился в воздух. Теперь я понял – змею для полёта нужен сильный ветер. Я потихоньку отпускал верёвочку, и змей поднимался всё выше и выше. Уже и верёвка кончилась. В моих руках была только пластмассовая ручка, к которой эта верёвка была привязана. Ну и сильный же был змей. Он парил в небе и с земли уже казался совсем маленьким треугольничком. Я боялся, что он вырвется у меня из рук. Но я же вам говорил, что никто из мальчишек со мной не сравнится по силам. Ну так куда этому змею со мной справиться?

– Пашенька, Пашенька, бросай скорее верёвку, – вдруг закричала мама. Она бежала ко мне и хотела схватить меня. Только теперь я заметил, что оторвался от земли. Мамина рука скользнула по моей ноге, но поймать меня ей не удалось. Я глянул вниз. Теперь уже мама казалась мне совсем маленькой. И не только мама. Даже здание пожарной части стало быстро уменьшаться в размерах. Далеко внизу остались крыши домов и кроны деревьев. А змей уносил меня всё выше и выше к облакам.

Минута – вот и облака уже где-то внизу. Казалось, будто я лечу над снежной пустыней. Земли не было видно совсем. Солнце светило ослепительно, но было холодно. Мои руки начали мёрзнуть. Я вспомнил, как мы с мамой когда-то летели на самолёте и лётчик объявил: «Температура за бортом минус сорок градусов». Да, для такого холода я одет слишком легко. Тут, пожалуй, понадобилась бы шуба. Вдали я увидел какой-то чёрный предмет. Он становился всё больше и больше. Тогда я понял, что этот предмет движется ко мне. Вскоре стало ясно, что это огромная птица. Ну конечно, я узнал её. Это орёл. Я видел его на картинках в энциклопедии для школьников. Как же он красив. Голова у него белая, как снег, клюв жёлтый, загнутый вниз, взгляд смелый, а перья чёрные и сверкают на солнце.

Ещё несколько взмахов мощными крыльями, и орёл завис около меня. Смотрит так внимательно. Наверное, познакомиться захотел. И вдруг трогает меня крылом за плечо и говорит маминым голосом: «Пашенька, вставай, я уже давно пришла с работы, а ты спишь. Разве ты забыл, что мы хотели запустить с тобой змея?»

Тут я открыл глаза и понял, что и полёт мой, и орёл мне приснились.

– Ой, мама, какой чудесный сон мне приснился! Я летал на змее и видел орла.

– Ну и, понравилось тебе летать на змее? – спросила мама с улыбкой.

– Нет, не понравилось. Змеем нельзя управлять. Он несёт меня туда, куда сам захочет, а если ветер ослабнет, он камнем упадёт на землю, и я вместе с ним. Что тут хорошего?

– Вот вырастешь, – сказала мама, – и будешь строить самолёты, которыми можно управлять.

– Нет, – сказал я, – когда сидишь в самолёте, полёта не чувствуешь. Помнишь, мы однажды летали с тобой? Ничем этот полёт не отличается от поездки в автобусе. Я построю машину, которая будет точной копией орла. Я буду сидеть на спине моего орла и управлять мощными крыльями. Я полечу в далёкие страны, увижу весь мир. Мама, хочешь, я и тебя возьму с собой?

Мама посмотрела на меня и улыбнулась. Конечно, она хочет. Ведь путешествовать любят все.

И был вечер, и было… что-то интересное по телевизору… Ах, да, какой-то решающий матч… Между кем?…В последнее время всё чаще где-то на двадцатой минуте игры Семён Давидович, хоть и был страстным болельщиком, начинал медленно погружаться в сладкую дремоту. Честно сказать, он даже любил подремать в кресле у телевизора, но только не во время футбола. Но, поди ж ты, видно, годы брали-таки своё.

* * *

Григорий по-деловому взглянул на собравшихся в тесной кухне родственников и строго спросил:

– Кто из нас, по-вашему, Остап Бендер?

– Конечно, ты! – поспешил заверить его двоюродный брат Лёня. – Не томи, говори уже.

– Так вот. На чём, спрашиваю вас, погорел товарищ Бендер?

– На дурацких затеях, конечно, – съязвила по привычке невестка.

– Ещё одно слово, и я попрошу свидетелей покинуть зал суда, – сверкнул Григорий глазами в сторону Лёнькиной жены.

– Вот тебе, – показала Нюра родственнику понятный всем нам с детства трёхпальцевый вариант, – это вы ко мне на кухню притащились, а не я к вам. Вот отправлю вас в вонциммер, там и дед будет к вашим услугам.

– Ладно, оставайся, – примирительно сказал новый Бендер, понимая, что ещё не назрело время участия в собрании СД, как Григорий называл Семёна Давидовича.

– Дядя Гриша, ты хотел рассказать, на чём ты когда-то погорел, – включился в разговор девятилетний Максим, который считал себя вполне зрелым членом семейного совета.

– Не я, а тот, прежний Бендер. Так вот, он погорел на том, что взял в свою команду чужаков, а они его кинули. В нашей команде будут только свои: я, Лёнька и Семён.

– И я, – потребовал своей доли Максим.

– И ты, конечно, – включил Григорий племянника в список учредителей.

– Ближе к телу, Гриша. Чем заниматься будем? – заёрзал на стуле Лёня.

– Именно, ближе к телу. Всех приезжих евреев хайратить будем.

– А если они уже семейными приедут? – не успокаивался Лёня, у которого была типичная для нашего народа склонность к анализу.

– Ну, тогда бекантить, – ответил Гриша снова по-немецки потому, что он уже давно всё продумал, – за знакомство десятка, за свадьбу полтинник с каждой пары. Ну, а теперь, не грех и выпить за процветание нашей фирмы.

– Поддерживаю единогласно, – ответствовал Лёня, наливая себе и брату по рюмке прозрачного, как слеза, винца из неизвестно как оказавшейся в руках бутылки, – осталось только название ей придумать.

– Вот увидишь, Лёнька, скоро будем при деньгах… – прорицал новый Бендер, -.. и при крутых деньгах, – уточнил он, закусывая бананом из вазочки с фруктами.

– Мама, – зашептал Максим, – а зачем дяде Грише крутые деньги?

– Известно зачем, – тихо ответила мама, – хочет курятник завести.

– А что он будет делать в курятнике? – продолжил Максим своё занятие по самообразованию.

– А будет там директором работать.

– Директором курятника? А откуда ты знаешь?

– Все мужики хотят быть директорами курятников, и чтобы курочек побольше.

– И папа тоже?

– Папа твой тоже, да вот ему, – Нюра снова показала теперь уже папе слегка переделанный кулак, – чёрта с два получит он у меня курятник.

– Ну тогда, если тебе не нужно, может быть, ты мне его дашь? – осторожно попросил Максим.

– Тебе ещё рано об этом думать. А сейчас пойди лучше потерзай деда. А то одни фирмы открывают, другие с телевизором спят, а ишачить у плиты мне приходится.

Мужчины ещё что-то планировали и чем-то закусывали, а Юный комбинатор, до макушки наполненный свежей информацией, вприпрыжку отправился на приём к деду.

– Де-ед! Де-е-ед! – услышал сквозь сон Семён Давидович.

– А? Что? – встрепенулся болельщик и увидел «своё наказание» – внука, – Максим, ты же видишь, что я смотрю футбол. Как не стыдно?

– Во-первых, мама сказала, что храпеть сидя вредно, – авторитетно заявил Максим, которому, как и всем нам, разговор всегда доставлял истинное наслаждение, – …а во-вторых, ты так и не объяснил мне, почему Бог изгнал Адама и Еву из рая.

– Опять за рыбу грош! – развёл руками дедушка, – я же говорил тебе, что они согрешили. Бог заповедал им…

–.. не есть. Знаю. Всё это сказки для детей. Мне известно совсем другое.

– От дяди Гриши, небось? – съехидничал Семён Давидович.

– Неважно, – отпарировал совсем взрослый Максим, – так вот, дядя Гриша утверждает, что, если уж мужчина и женщина грешат, так совсем не тем, что вместе позавтракали.

– А чем, позволь тебя спросить? – медленно произнёс Семён Давидович, чувствуя мелкую дрожь в теле – явный признак приближающегося семейного скандала. – Так что он наплёл тебе, этот Мефистофель?

– Дядя Гриша сказал, что он в этом деле шпециалист…

– Шпециалист? Так и сказал?

– Да, дядя Гриша, когда волнуется, часто на немецкий переходит.

– Волнуется прохвост? Наверное, когда рюмку дёрнет?

– Нет, дядя Гриша с папой открывают фирму…

– Фирму??? – глаза Семёна Давидовича округлились, и ермолка, которую он вот уже два месяца носил не снимая, гневно шлёпнулась на стол.

– Да, фирму! А тебя они берут консультантом.

«Творят, что хотят, – бормотал в крайнем раздражении дед, – и плевать этим барбосам, что я из-за них никакого влияния на внука не могу оказать». Пальцы Семёна Давидовича, которые в минуты его волнения жили своей самостоятельной жизнью, распечатали импортную упаковку и отправили под язык хозяину таблетку испытанного валидола.

– Ты сейчас дядю Гришу не узнаешь, – тем временем продолжал Максим, – он косички себе отпустил и бороду. У него такая огромная шляпа на голове и красивый чёрный костюм. В общем, дядя Гриша стал крестоносцем.

– Крестоносцем? У него, что, крыша поехала? – продолжал свирепеть дедушка.

– Дед, ты опять ничего не понял. Крестоносцы – это те, которые одежду из «Красного Креста» носят.

«Очередной Гришкин перл, – дошло до Семёна Давидовича, – не удивлюсь, если этот балбес издаст книгу под названием «Афоризмы тунеядца».

– Ну, и кому он собирается показывать свою новую физиономию? – прорычал Семён Давидович, чувствуя, как его пальцы от избытка солидарности сжались в грозную и внушительную конструкцию.

– Дядя Гриша сказал, что его фирма будет евреев хайратить и бекантить.

В следующую минуту задыхающийся от гнева дедушка бросился на кухню громить оппозицию.

– Ну, и как ты, разбойник, на этот раз хочешь меня использовать? – обратился он к вдохновителю и организатору семейных беспорядков Григорию.

– Прежде всего должен заметить, – начал спокойно Гриша, – что у разбойника имеется хорошая еврейская голова. Поэтому сядьте, уважаемый Семён Давидович, и слушайте меня, как говорится, ушами.

Как ни странно, но уверенность и сила, которыми дышали слова этого нового еврея, остудили голову старого забияки. Между тем Григорий продолжал:

– Поскольку наш сотрудник Максим, без сомнения, уже ввёл вас в курс дела, то первое задание вам от фирмы «Грилеон» – это дать объявление в газету «Кол шофар».

– Помнишь, папа, как весь твой институт гудел, когда ты добывал для него заказы? – заискивающе пролепетал Лёня.

Да, было время, когда Семёна Давидовича родной проектный институт носил на руках, а чьё-то меткое «семёновские миллионы» не сходило с уст сотрудников. Семён Давидович, этот матёрый волк или, как говорят здесь, старый заяц, мгновенно оценил ситуацию: «А ведь не дурак этот Гришка. Только вот зачем ему пейсы понадобились?»

– Проект письма мне! – приказал СД, чувствуя, что к нему возвращается азарт молодости. Уж кто-кто, а Семён Давидович был непревзойдённым мастером почтового жанра словесности. Когда-то его письма сражали наповал чиновников в министерствах, а доклады на партсобраниях вышвыривали из зала всех недоброжелателей, которые потом обходили Будённого, именно так называли Семёна сотрудники десятой дорогой.

– Старый ростокский еврей, – начал Григорий, – осветит своей мудростью ваш жизненный путь.

«Так вот для чего ему понадобился этот маскарад», – пронеслось в голове Семёна Давидовича.

– Пожалуй, лучше будет так, – включился в творческий процесс старый специалист, – …праведник из Берлина осветит своей мудростью…

– Гениально, – взвизгнул Лёня, – нужно только уточнить: праведник из Берлина реб Шалом…

– Почему Шалом? – удивился директор Гриша.

– Имя такое есть еврейское. Чем плохо? – промямлил Лёнька.

– «Шалом» по-еврейски «привет». У нас что, праведник с приветом? – строго спросил шеф, – …лучше пусть будет Шломо. Такое имя уж точно есть.

– Дополнение внесено, – констатировал секретарь собрания, – поехали дальше.

– Только один ваш звонок, – продолжал Гриша, – и реб Шломо, который проводит в молитве всё своё время…

– Не-не-не, не пойдёт, – замахал руками Лёня, – если он всё время проводит в молитве, значит, от него толку не будет.

– Ладно, чёрт с тобой…который проводит в молитве соответствующее ей время.

– Я записал так, – вмешался Семён Давидович, – … который исполняет все 613 заповедей.

– Отлично! – оценил Гриша снайперский выстрел своего дядьки, – продолжаем: выслушает вас и решит все ваши семейные проблемы.

– Поможет решить проблемы вашей мятущейся души, – записал СД.

– Гениально! И в заключение, – продолжал директор, – …реб Шломо даёт десятилетнюю гарантию родства соединённых душ и счастливой семейной жизни.

– Готово, – подытожил секретарь собрания учредителей.

– Теперь осталось только позвонить в общину и продиктовать текст объявления. Дай-ка мне последний «Шофар», – попросил Лёньку шеф.

– Да вон он, на тумбочке, – нервно показал пальцем Григорий засуетившемуся подчинённому, – Нюрка ещё на него бутылку поставила. Наливай, кстати.

Пока Лёнька наполнял рюмки, лицо босса, обращённое к странице объявлений, наливалось если и не бешенством, то, по крайней мере, яростью вепря.

– Гришуня, ты что, портрет тёщи там увидел? – участливо спросил брат.

Через секунду Григорий вскочил так, что отлетевший стул чуть было не сшиб с ног стоявшего сзади Максима. В одном кулаке он сжимал несчастную газету, а в другом – свой рыжий пейс.

– Нет, вы только посмотрите, куда катится эта Германия! – взревел Григорий. – Мошенник на мошеннике сидит… и что теперь? Из-за вот таких проходимцев я должен всю жизнь крестоносцем ходить?

Казнь газеты закончилась тем, что она больно ударилась о наполненные рюмки и оказалась лицом прямо в луже разлитого на столе алкоголя. И тем не менее последнее слово в этой истории сказала именно она. Когда полный негодования Великий комбинатор помчался в Пеннимаркт за успокоительным средством, учредители тревожно склонились над столом и на представившейся их взору странице в тихом ужасе прочитали:

«Праведник из Иерусалима реб Элазар бен Шимон зажжёт в вашей душе свет Торы, мудрости и любви. Если ваше тело разрывается от страданий и одиночества, а душа требует детского визга и других радостей семейной жизни, позвоните немедленно по тел. +49(0)561/6907704, и дано будет вам!»