Автор книги: Альманах
Жанр: Журналы, Периодические издания
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
За встречу!
Собрались братья́, и сердцу полегче.
За встречу, за встречу!
За слезы и память, что мы за столами,
В стаканы, в стаканы.
За мать и отца, за наш в висках иней
Поднимем, поднимем!
За пули, что мимо метнулись, и раны
С Афгана, с Афгана.
За семьи наши и чтобы быть дому
Без шторма, без грома.
За дружбу, удачу, секунды, минуты
По рюмке, по рюмке.
За всех, с которыми в жизни ты дружен,
По кружкам, по кружкам.
За песню душевную, спетую вместе,
По двести, по двести!
За знамя, что ветер трепал осенний,
Где орден, где Ленин,
Еще за присягу, что раз лишь давали,
За звезды, медали,
За правду и веру, что выше смерти,
Налейте, налейте!
Да за друзей, ушедших как ветер…
По третьей! По третьей!
Возвращались домой…
Возвращались домой с войны сыновья.
Возвращались с войны отцы, братья.
В ранах, в слезах – уходила напасть,
С ней тревога ушла в одночасье.
Кто в расшитых погонах, в берете и цел,
Кто в афганке, в бушлате, в тельняшке.
Только взгляды застывшие, будто в прицел.
А родным в доме нет больше счастья.
Изменились они. Они больше не те,
Те, кто шел на войну без печалей.
Этот жестче смотрел, сединой тот блестел.
Говорят все: «Как вы возмужали!»
Только боль от потерь на их лицах теперь,
Навсегда им война в память сталью.
Колокольным звоном звучит от грудей
По погибшим в боях звон медалей.
Шестая рота
Над душой у тропы скала нависала,
От мерзлого камня шел запах смерти.
Кукушка в «зеленке» года раздавала.
Звезда зазывала солнышко встретить.
По перевалу дождь с ветром и снегом.
Измотанной маршем роте не спалось.
Густых облаков смесь спрятала небо,
А выше их звезды о чем-то мерцали.
Поутру́ началось, что бойней зовется.
В бою, когда двадцать пять к одному,
С кровавым крылом горюшко вьется,
Но пули, как звезды, рассеяли тьму.
Боец молодой посмотрел в небосвод,
Проронил, замерзая: «Прожито мало!
Не верьте кукушке, в горах – соврет.
Вот звезда забирает, как обещала».
Который раз в рубежах на Кавказе,
Накрыв своей грудью стылые камни,
Неуютной порой, подчиняясь приказу,
В огне «на себя» легли русские парни.
Сирия – Россия
В сирийском синем небе над Раккой
Боевой истребитель падал в атаке.
Разлетелся кусками, как градом,
А пилот жить хотел, рад бы.
Не судьба в этот раз извернуться
И домой, гордясь, не вернуться.
Парашют спускал его к мукам,
Кровавая свора протянула руки.
Пришлось тогда молодому парню
Дом родной вспомнить, отца и маму,
Чеку вырвать и сказать им: «Гады,
За наших ребят ответить вам надо».
Развелось нынче болтунов в России:
«Зачем нам нужна какая-то Сирия?
Абу-Кемаль и Евфрат – не наше,
И зачем же бойцы тяжко там пашут?»
Спросите тех, кого мните за стадо,
У простых людей: «Кому это надо?»
Ведь сначала дома, у нас, в России,
Мы мрака и черного зла вкусили.
Слава богу, есть в государстве герои.
Жаль, слез материнских это не стоит.
Пусть будет земля офицеру пухом!
Народы России, крепитесь духом!
Мы в запасе в чести…
Офицерам-отставникам
На костюмы сменили
Китель свой и бушлат,
Но как прежде примером
Штатским ты как солдат.
Под гражданской одеждой,
Вы должны все ж учесть,
Бьется верное сердце,
Есть надежность и честь.
Пусть истрепаны нервы,
Но исполнен наш долг.
Справа фланг оголился,
Шум на левом умолк.
И в колонне, где песню
С другом пел от души,
Не сверкает на солнце
Погон, золотом сшит.
Спели перед запасом
«Голубые князья…».
Вот погоны уж сняты,
Но из строя – нельзя.
Я «князьям» не товарищ,
Не был я «господин»,
Но мы с общих пожарищ —
Я им брат, славянин.
Они жизнь положили
За Россию, как мы.
Так же верно служили
Той Отчизны сыны.
В бой солдат поднимали
За вождей и страну.
Жизнь свою отдавали,
Только честь – никому
Та же боль, те же шрамы,
Тот же топот сапог.
И в душе так же раны —
Всем нам общий итог.
Только с верой в Россию
Строй нам надо держать.
Русский щит – офицеры,
Вам нельзя отступать.
Там в шеренгах по десять
Привык насмерть стоять.
Пусть остался один ты,
Тебе не привыкать.
Боевой конь на мирный
Сменил в жизни с семьей.
Я, согласен, не первый,
Но тебе не впервой.
Ты судьбой не изнежен,
Но в запасе в чести.
И равнение держим
По четвертой груди.
Жалко, строй, шаг чеканя,
Все редеет, друзья,
И, грустя, отмечаем:
Вдаль ушли сорок пять.
Не забыть и поныне
Чувство долга в душе.
Не бывает нас бывших,
С сединой пусть уже.
Нам звезда на погонах,
И к ней совесть – судья.
Жаль, что реже и реже
Наши встречи, друзья.
Подрастают для славы
Сыны пыльных дорог.
Мы надеемся, вправе
Наша совесть, как Бог.
Нам года всем досеют
По вискам седину.
Отдадим жизнь России,
Только честь – никому.
Шинель
Двадцать третье февраля.
Кто отслужил, кряхтели:
«Отменили кирзачи,
Не выдают шинелей».
Форма ныне, брат, не та,
А чтоб согреть солдата,
Удобствами обосновав,
В войсках дают бушлаты.
Не сапоги, что много лет
Были всем по сердцу.
Сейчас солдат у нас обут
В коротенькие берцы.
Оружье, брат, и то не то —
Гранатой с автоматов!
Служба год, потом домой.
И что ж там за солдаты?!
В январе отслужил внук
И ясность внес в беседу:
«Как вы закончили войну,
Все изменилось, деды.
Но, как и вам, не надоест
Отчизну беречь свято,
Еще гордость есть и честь,
Пусть в берцах и бушлатах».
Дрожит земля…
Дрожит земля на улицах столицы.
Дрожит земля у стен ее Кремля,
И, видя мощь и силу нашу «в лицах»,
Враги скулят, забившись по щелям.
Дрожит, чтоб не дрожало от разрывов.
Дрожит, чтоб больше не было беды,
Чтобы к нам гости приходили с миром,
Чтоб в восемнадцать не было седых.
Дрожит в груди от гордости народа
За то, что нам деды́ сумели защитить.
Чеканит четко шаг парадная коробка,
Чтобы могли мы не дрожать, а жить!
На улице донецкой…
На улице донецкой
Цветет сирень в мае.
На улице донецкой
Работают, мечтают.
По улице донецкой
Печально от порога
Вдоль астр и гиацинтов
В последний путь дорога.
На улице донецкой
Стоит запах бензина.
По трассе осветленной
Сутки шумят машины.
Везут людей привычно
Знакомою дорогой,
Счастливых и усталых,
К домашнему порогу.
По улице донецкой
Гуляют внуки с дедом.
Девчонки и мальчишки
Рулят велосипедом.
И смог порою с гарью
Вдоль улицы донецкой.
Одно не пожелаю я:
Судьбы улиц Донецка.
Европа, вспомни…
Было намечено солдату
Судьбой, уйдя за рубежи,
Чтобы добить в Европе гада,
В могилы братьев положить.
Погибшими спасать Европу
Приходится в который раз,
А нас в очередной раз топят,
И снова плещет море зла.
Паны в Варшаве подзабыли,
Столица как цела осталась.
Останкам «кости перемыли»
И сносят, сносят пьедесталы.
Коротка память и Софии,
Сейчас на что-то уповает.
Придется каяться. Забыли,
Как русские не раз спасали?
Напомним Праге, как звала:
«На помоц, рудая Армада!»
А вот сейчас не сберегла
Памятник Маршалу. Не надо?
По кругу все неумолимо.
В истории придет тот час,
Еще вы вспомните могилы!
Всё восстановите не раз!
«Бессмертный полк»
Поток тот улицей повлек
Взор юных лиц, седой висок.
На запад, юг и на восток,
Как нашей памяти звонок,
Идет, идет «Бессмертный полк».
А в нем глаза тех, кто полег,
Кто до «полка» дожить не смог.
Напоминая всем про то,
Как этот мир порой жесток,
Идет, идет «Бессмертный полк».
И не опишешь в пару строк
Все чувства в глянцевый листок,
Как он широк и как глубок,
Ты в том строю не одинок.
Пылит, идет «Бессмертный полк».
Видать в нем токаря станок,
Последний раз с «Ура!» бросок,
Любимой выцветший платок,
Под танки брошенный цветок.
Идет, пылит «Бессмертный полк».
Поведал нам «Бессмертный полк»,
Как невысокий стал высок,
Поднявшись к пулям на бросок,
Что кровь уходит, как в песок,
Что жизнь как тонкий волосок.
Ведет полк – памяти исток.
Глыба
Гранитную глыбу доставкой с Урала
В опаленное место как память прислали.
Потом разместили с бывшим снарядом.
Табличка «Во имя!» – и стоят они рядом.
У российской реки, где бои грохотали,
Там снаряды врагов гранит не достали.
Хребет мы сломали им у тех берегов
И, в Урал упираясь, гнали их с городов.
Дугою схлестнулись в те далекие годы.
Снаряды столкнулись тут с глыбой народа.
И гранитная воля заставила драпать
Их от третьего поля обратно на запад.
Гранитная глыба под военные песни
С глыбой народной – твердынею вместе.
Снаряду с тротилом не порушить за годы
Ни глыбу гранита, ни глыбу народа.
Синие шрамы
Отшумел, отстоял дуб кудрявый,
Защищая родные лощины.
На покой заслужил он право,
Не согнулся ветрам, не сгинул.
Не сказать, что было не жалко,
Но вокруг поднималась поросль.
И решили спилить его в парке,
Пускай то и вызвало горесть.
Вдруг наткнулись острые зубья,
Что впивались в ствол древесины,
Внутри тела усохшего дуба
На след пули свинцово-синий.
Это память прошедшей боли,
Что, как веером, тут стеганула
В ветерана войны и леса
Синим следом свинцовой пули.
Рядом россыпь литой чугунины,
Она ствол посекла в годы брани.
Парню тот назначался гостинец,
Только дуб на себя принял раны.
Нам в его возрастных кольцах
Не приходится сомневаться.
Когда пули вошли, ему ж только,
Как и парню, было семнадцать!
Обезличенное величие
В заросшем лесу с кустами колючими
Стальные ежи с проволокой колючею.
В раскопках района, где была оборона,
С водой, как слеза, воронки, воронки.
Здесь долгие годы природа царила,
Блиндаж осыпался, ручьями размыло
Окоп фронтовой, бедою пропахший,
Бруствер порос васильком и ромашкой.
А над пригорком давно не грохочет.
Вот пулемет, с ним навек пулеметчик.
Санитарная сумка, бинтов в ней остатки
И с рукопашной штык ржавый, лопатки.
Лежат в земле рядом ложка и кружка,
Отрытый блиндаж, связист у вертушки.
В углу ППШ со сгнившим прикладом
И клочья всего, что рвануло снарядом.
Истлела пилотка со звездочкой алой.
Вот цинк от патронов, гранаты, запалы.
Орден, медали да письма из Вятки,
У фланга разбитая вдрызг сорокапятка.
Газету «Вперед» земля сохранила
И пулей пробитые каски стальные.
Окопы и бруствер усеяли гильзы,
А вот медальоны – для экспертизы.
В степи и болоте, в самолете и танке
Воинов наших находят останки,
Что в боях полегли, страну защищая.
Там горючие слезы и память людская.
Нет здесь огня, что горит не сгорая,
Ведь только душа в мире вечной бывает.
Она наполняется чувствами жгучими
В лесах, и горах, и где-то под кручами.
Полю боя сейчас с траншеей, окопом
О ротах погибших вспоминается много.
И памятник-дуб с осколком от танка
Ветками машет, где погибших останки.
У Бреста, Смоленска, под Ленинградом,
Под Курском, Одессой и Сталинградом
В могилах, без них, полями пшеничными
Лежит обезличенное наше величие!
Никто не забыт, ничто не забыто…
Никто не забыт и ничто не забыто,
А дальше стоят три скорбные точки.
Будто бы пулями судьбы пробиты,
Будто пришило к прошлому прочно.
Никто не забыт и ничто не забыто —
В словах отражается страшная плата.
Точки от капель слезинок пролитых,
Что, как обида с бедой, горьковаты.
Печаль в них сирот и вдов ожиданье,
Первых три шага в бой жутковатых.
Снимком еще в них останется память.
В том многоточии нет виноватых.
Там жизни людей терялись, пропали
И радость Великой Победы добытой.
Мечтали и ждали, насмерть вставали.
Никто не забыт и ничто не забыто!!!
Фронтовых нет наград
Боевых нет наград.
Фронтовых нет медалей.
Значит, не довелось,
Чтобы нас убивали.
Значит, нам повезло,
Незнаком вой «Катюши».
От ударной волны
Не заложены души.
Незнакомы поля
Горя, слез и печалей,
Где, восставши, друзья
Монументами стали.
И не тот фейерверк
Мы в окопах видали,
Поднимались где вверх
Журавлиные стаи.
Отменить за войну б
Ордена да медали,
А оставить за труд,
Что детишек рожали,
Чтоб с груди перезвон
Зазвучал, не печаля,
Рюмку взяв за столом,
Старики не молчали.
Но, видать, не судьба,
Продолжаются раны,
Боевым орденам
На покой еще рано.
Фронтовых нет наград —
Огорченья здесь мало.
Обойдемся без них,
Лишь бы смерть не витала.
Двадцать пятое июня
Ночь коротка и поздно совсем
Звезду зажигает.
Тьма ненадолго, что тут успеть?
И она тает.
Месяц июнь, число двадцать пятое.
Для всех просто лето.
Погожий, теплый, янтарный день.
И тихо, без ветра.
Голуби спрятались стайкою в тенек,
Но не воркуют.
С мамой по парку бежит стригунок.
Он чуть балует.
Птенец из гнезда лег на крыло.
Снова попытка.
Тополь отцвел, и пух не несет.
Окна открыты.
Та дата в июне считается нами
Днем особым.
Грусть и печаль смешались в нем
С тихим восторгом.
День тот простой нам не забыть.
Он слишком сложный.
В нем восхищенье близких, родных,
Просто прохожих.
Нам в этот день скажут впервые:
«Вы лейтенанты».
И назовут нас по долгой привычке
Еще раз «Курсанты».
В «парадках» и в белых перчатках —
Так все одеты.
Все непривычно, чуть-чуть суетимся,
Смущаемся где-то.
День тот – рубеж у цели с мечтой.
И нет желанней.
В последний раз мы вместе в строю.
Шеренги равняем.
В деловой суете вызывают вперед.
В руки дипломы.
Нас ждут города, ждут гарнизоны.
Будем там дома.
Вместе пять лет, что было у нас,
Не забываем.
И слез своих чистых не замечаем.
Да. Так бывает.
Клятва на верность и расставанье.
Парни, в дорогу.
Души застыли о будущем нашем,
Сердце в тревоге.
Вот караул почетный к нам справа.
Выносят знамя.
Мы на коленях ему преклоненных.
Это прощанье.
Равненье на стяг. Так что же, друзья,
Нас провожают.
Лица линейных взглядами вверх
Пред нами мелькают.
Шум на трибунах, где мамы глаза,
А отцы плачут.
Чеканим в строю, и звон пятаков.
Рубль – «На удачу!»
Нам с двадцать пятого есть интерес
К росту в карьере.
Мы с двадцать пятого месяц шестой
Все – офицеры.
Теперь по дорогам страной колесить
Нам всем помногу.
Но двадцать пятое помним всегда мы.
Правда, ей-богу.
Что бывших из нас никогда не бывает,
Так точно, отвечу.
За погон золотой налью себе сам
С надеждой на встречи.
Не грозите вы Руси…
Посмотрю за океан —
Все бы силою.
Только мы им на Руси
Кол осиновый.
Их, чертей, да разогнать,
Грозят атомом.
А нас зачем вооружать?
Нам хватит ладана.
Нам Москву легко поджечь —
Да болотами,
Где кикиморой и лешим
Жуть намотана.
Без стратегий, тактик мы
За Урал зайдем,
Чтоб врагу оттель грозить:
Мол, в Сибирь уйдем.
Не желают целовать нам
Ноги много кто,
Чтобы к ним мы не нашли
Путь-дорогу-то.
Русь Святую не тревожьте —
Будет хуже вам.
В сорок пятом пол-Европы
Отутюжено.
Ну а если на войну
Собираемся,
«Сатану» освятит поп,
Постарается.
Полетит как надо ввысь.
Русь прославится.
«Сатана» нашим святым
В бою нравится.
Не грозили б вы России,
Не кичились бы.
Не спешите за штыки,
Берегите лбы.
Подучилось бы в Орде
Зло заморское.
Дружбу с Русью называют
Дальнозоркостью.
Но немало еще кто
Со своей мерою.
Очень любят пренебречь
Русской верою.
Наши ноги целовать
Будут многие,
Когда все-таки придем
К ним дорогою.
Жил и верил ты…
Негусто прожил, было мало – кроил,
Последнюю горсть на всех разделил.
Тебе болью на сердце поклеп и навет.
Не жестокий, не трус ты. Ты – человек.
Вот и китель отца на себя примерял.
Слабых не обижал, а в беде защищал
И старался, когда шел один на один,
Чтобы мать не видала ссадин твоих.
Свои раны от пуль ты рукой закрывал,
Офицерский погон, суетясь, не срывал.
За корону и честь. А король «не виват».
Пришлось воевать – кто же в том виноват?
Говорил, убеждал, все как сам понимал,
По песку вдалеке своей кровью писал,
На друзей и врагов делил Юг и Восток,
Увидать довелось редкий черный цветок.
Следы огненных трасс, как водой, залило,
Запылилась тропа, куда детство ушло.
Бедой пороха дух, ты с ним юным дружил,
Был уверен тогда, что ты правильно жил.
Всегда жил ты и верил в свое ремесло,
Пусть порой говорил: «Ну меня занесло!»
Ты с добром завсегда – вот и зрелость пришла,
И раздумья порой: «Жизнь моя! Ведь не зря,
ведь не зря ты прошла!»
Разговор с внуком
Верю я, что, как сердца стук,
Хоть один, но захочет внук
Услыхать, чтобы знать ответ,
Как прожил свою жизнь дед.
Если спросит меня он вдруг:
«Ты любил, дед, страну ту?
Защищал ты народ в тот год,
Когда всем закрывали рот?»
В жизни жить без мечты – мрак.
Далеко до звезды – это да.
Не зависеть от всех – успех.
Счастье быть лишь собою век.
Шанс дается в жизни для всех,
Но не каждого ждет успех.
Только тот, кто брод пройдет
Да тропу в буреломе найдет.
Надо в жизни устои иметь,
Совесть, стыд и еще краснеть.
Труд, людей уважать, друзья.
А фальшивым, лживым – нельзя.
Клятву надо давать лишь раз.
Если дал, выполняй приказ.
Идешь к цели – это твой бой.
Победил и достиг – ты герой.
Не терпел никогда я хамье.
Презирал еще тупость, вранье.
Легче нам жилось без жлобов,
Без тех, кто не помнит добро.
И льстеца я в друзья не взял.
С ним в разведку идти нельзя.
Если есть твой рекорд – горд.
Да душа не болит от хлопот.
Был я бит, и не раз, вставал,
Но отпор всем всегда давал.
И кипела по жилам злость,
Да лечился разбитый нос.
Вот опять собирают рать —
Врагам надо отпор давать.
Я пошел бы – ах, сколько бед!
Поздно мне – очень много лет.
Русский путь
Особая в России, своя стезя.
Где начало ее, мы все знаем.
Куда нынче ведут нас, друзья,
Все ошибки веков повторяя?
Представляется мне, этот путь
Устлан весь человеческим горем,
Что не случились надежды, мечты
Куполами над ним, как морем.
На крутых виражах пути
Крови, пота да слез озера.
Бог услышит, поймет, простит
Палачей и их жертв укоры.
Вдоль пути – вековые столбы.
Украшают их доблесть и слава,
Память общая о тех, кто погиб,
Чувство веры, что мы – держава.
Развелось «патриотов» что зря.
Чад своих – за моря и правят
К ним мошну. А затем втихаря
Путь Руси под себя исправят.
Подправляют за счет людей,
Изменяют, как все им удобно.
Наш хлеб-соль, доброту, идеи
Щедро носят из общего дома.
Много кто вдоль пути живет,
Не печалясь и не страдая.
В Калифорнии такой «патриот»
С болью в сердце все принимает.
Не мешают таким враги.
Их беда никогда не коснется.
Им народ не подаст руки.
Без народа у них обойдется.
Как чертей, повелось так у нас,
Развелось болтунов да прений
Демократов, куда мы, рассказ
Недовольных бездарных мнений.
Кому и что доказать мы хотим?
Нужен стране, в ее коридорах,
В рваных ранах этот кильды́ м?
Невиновных с виновными споры.
И все за Россию, и все за народ.
А кто за людей? Их не видно.
Незаметно. Но раздел грядет
На элиту, холопов да быдло.
Трудным был, тяжким будет путь.
Все равно горжусь я с мечтою.
Дома я. Мне с пути не свернуть,
И врагу подтолкнуть не стоит.
Я с Отчизной. Я вперед по пути и
Креплюсь, надежду веков не теряя.
Внук дедо́в, сын земли – мне идти.
Пусть сияет там. Или пусть не сияет.
Учите драться сыновей
Отцы у пацанов, учите драться сына.
Когда его, грубя, заденет злая сила,
Возможно, в драке что он победит.
Совсем не страшно, если будет бит.
Дерется пусть, коль есть на то причины,
Но только так родится в нем мужчина.
Пускай дерется он за тех, кто послабее,
За справедливость, за Отчизну, за идеи.
Пускай впитает с материнским молоком,
Что перед грозным недругом-врагом
Ему постыдно, испугавшись, отступить.
Почетней умереть, чем унижаясь жить.
Когда с достоинством и силой духа
Сын не смолчит и врежет быдлу в ухо,
Тогда и вам в душе не будет грустно,
И вы услышите: «А парень-то не струсил!»
Русь – вперед, вперед…
В клубах серых косматых туч
Через пропасть тропа легла.
Вдоль холодных каменных куч
Русь Великая к солнцу шла.
Пелена из песка по глазам.
Омут тихий, где раньше брод.
Попытается правду сказать —
Норовят кляп суконный в рот.
Среди липких и жадных рук,
Речей льстивых, коварства, лжи
Веру русскую, честь продают,
Норовят запихнуть в миражи.
С тех, кто в беды толкает нас,
На вопросы получим ответ,
А их черным от порчи глаз
И фальшивым речам веры нет.
Иноверцы и местный сброд
Все толкают на общий базар,
Только Русь – вперед и вперед,
Будто слова не знает «назад».
Точно знаю, так было не раз,
Проверяли, народ ли могуч.
По щелям сгинет гниль и мразь,
Только брызнет солнышка луч.
Евстигнеева Екатерина
Родилась в старинном городе Городце Нижегородской области. Автор искренне любит свою родину и посвящает ей произведения в прозе и стихах, статьи в области краеведения и генеалогии. Она имеет немало достижений. Среди наиболее значимых считает то, что ее книги были приобретены в Библиотеку семейной истории США. А из наград – медаль и диплом за участие в конкурсе «Георгиевская лента» 2019–2020 годов., которую посвятила своему прадеду.
О боевых действиях и героях тех кровавых дней декабря 1941 года
Моему прадеду Понурову Христофору Еремеевичу и его товарищам по оружию посвящается
Воин Христофор
В моем сознании существует образ человека, которого не довелось узнать. Война унесла его совсем молодым. Это мой прадед. Имя его – Христофор (Xpiorôcpopoç), что в переводе с греческого означает «исповедующий веру Христа».
Крестьянин и воин, семьянин и защитник Родины, простой русский человек, отдавший жизнь во имя мира на земле.
В моих мыслях он появляется в лаптях и крестьянской одежде из сукна, подпоясанный грубой тесьмой. Иногда я представляю его в избе, сидящим за столом с деревянной ложкой в руке, хлебающим вкуснейшие щи из русской печки. Порой возникает фигура воина в окопах или бегущего в атаку. Высокий, статный, молодой и крепкий мужчина.
Он отец, муж, крестьянский сын, рядовой 322-й стрелковой дивизии. Ему 37, и он погиб в 1941-м в мясорубке под Тулой, в бою под деревней Михайловское Болоховского района.
О военных действиях
322-я стрелковая дивизия, сформированная в августе 1941 года на территории Горьковской области, была брошена в гущу событий на защиту Москвы.
Личный состав был набран из уроженцев Горьковской области. Это единственная дивизия, которую горьковчане провожали на фронт после митинга на площади Минина. Боевое крещение получила 7 декабря 1941 года в битве за подмосковный районный центр Серебряные Пруды и к исходу этого дня овладела городом.
Фашисты рвались к Москве. Военачальники бросили все силы, чтобы не пропустить врага.
Шли кровопролитные бои, погибали тысячами, сотнями отцы, мужья, сыновья…
Из книги Ольги Яковлевой «Иван»:
«В Горьком шло формирование 322-й дивизии. Отец воевал командиром взвода 1089-го стрелкового полка 322-й стрелковой дивизии Западного фронта, ему шел двадцать первый год. Защита Москвы была основной задачей нашей армии. Надо было отбросить врага от столицы и вселить веру в наших бойцов, что немцы могут отступать и терпеть поражение. Героизм наших солдат и офицеров был беспредельно велик, как велики были и потери. Сводки сообщали, что каждый бой приносил 42 % безвозвратных потерь, в которые не входили погибшие в госпиталях. Жизнь солдата-окопника длилась в среднем две недели. Приходило пополнение, потом снова и снова. От бомбежек немецкой авиации многие теряли рассудок. Наша артиллерия и авиация еще не набрали силы и военного опыта. Артиллерия была и сопровождала наши дивизии, но она безнадежно отставала на марше от пехоты в огромных снежных заносах, теряя лошадей и трактора при авианалетах противника. Артподготовки для пехоты не было, врага брали пулеметами, винтовками, штыками и криками «Ура!». Убежать за окоп нельзя – это дезертирство. Только вперед! Не пойти из окопа в атаку можно только мертвому или смертельно раненному. Пехота и танки – основной кулак в контрнаступлении под Москвой. Хотя в сильные морозы танки стояли, как наши, так и немецкие. А пехота шла в бой…»
Из книги А. Лепехина «На Дедиловском направлении»: «Со стороны Новоселебного подходила к д. Криволучье пешая батальонная колонна 1089-го полка 322-й дивизии. При подходе к Криволучью колонна была атакована 3 танками из деревни и двумя танками сбоку, со стороны Быковки. Два орудия успели сделать по два выстрела и были раздавлены танками. Но бойцы не запаниковали и не разбежались, а приняли бой. И в том бою погибло 142 человека вместе с командиром…
13 декабря 3-й батальон 1089-го полка 322-й дивизии вырвался вперед без поддержки основных сил дивизии и был атакован 5 немецкими танками на окраине д. Криволучье. Две пушки были разбиты в первые минуты боя, но наши бойцы приняли бой. За час боя наши потери составили 142 человека, а немцы – без потерь! Самое обидное, что через день подошедшими основными силами д. Криволучье и Дедилово были освобождены с минимальными потерями с нашей стороны и серьезными потерями с немецкой…
Приказ по 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу № 125 от 18 декабря, Дедилово:
1. Третий б-н 1089 си, усиленный 3 орудиями ПТО (45 мм), подходя кс. Криволучье в 8.00 14.12.41, был атакован с фронта 3 танками, а затем 2 танками с фланга с дистанции 500–600 метров. По команде командира батальона капитана Мильера б-н беспорядочно начал развертываться под уничтожающим огнем танков противника. Орудия ПТО, сделав по несколько выстрелов, вышли из строя. Шедшая впереди батальона разведка в количестве 10–15 человек на дистанции 50 метров, естественно, не могла предупредить б-н о танках противника, других же мер охранения у б-на не было, а так как батальон шел в походном порядке, развертывание запоздало. Танки противника начали охватывать б-н с трех сторон, давя живую силу, обоз и орудия. В результате 30 минутного боя (бойцы и командиры отстреливались из винтовок по танкам) батальон потерял до 150 чел. убитыми и до 60 ранеными. В числе убитых к-p б-на Мильер, комиссар б-на и весь комсостав 9 и 8 рот.
2. Непосредственными причинами неудачного боя третьего б-на 1089 сп под Криволучье считаю:
а) Отсутствие в полосе действий дивизионной и полковой разведки 322 сд и 1089 сп.
б) Отсутствие батальонной разведки третьего б-на и 1089 сп и надлежащего охранения на походе.
в) Большое удаление главных сил 1089 сп от третьего б-на 1089 сп (они находились в момент боя в р-не Михайловка, Новоселебенское), т. е. 10 км. Вследствие чего имеющийся в распоряжении командира 1089 сп дивизион 886 АП не мог поддерживать третьего б-на 1089 сп.
г) Слабое управление в 1089 сп, выразившееся в плохой связи командира полка со своим третьим батальоном.
3. О событиях в б-не командир 1089 спузналв 12.00 14.12.41. Штаб полка не принял мер к контролю за действиями третьего б-на. Штаб 1089 сп вообще плохо учитывает силы и состав своих подразделений, до сих пор нет точного учета и списка погибших, а командование дивизии, сложив всю вину на героически погибшего командира б-на и комсостав, не сочло нужным расследовать о случившемся и немедленно донести мне, а лишь только под моим давлением спустя двое суток занялось выяснением обстоятельств неудачного боя третьего б-на, но так и не выяснило. Трупы погибших были убраны не заботой командира и военкома 1089 сп, а распоряжением командования 2 гв кд под руководством капельмейстера 108 кп. Это обстоятельство тоже говорит о преступном безразличии командования дивизии и полка к погибшим героям.
Приказываю:
1. Военному прокурору 1 гв кд произвести детальное судебное следствие обстоятельств неудачного боя третьего батальона 1089 сп, прошедшего в 8.00 14.12.41 у Криволучье.
2. Комдиву 322 сд срочно представить мне к посмертной награде героев бойцов и командиров третьего батальона 1089 сп, мужественно погибших в бою с танками.
3. Настоящий приказ прочесть всему среднему н/с конницы, а в пехоте от комбата и выше. Из этого тяжелого урока сделать поучительные выводы.
Командир 1 гв кавкорпуса, военный комиссар, нач. штаба корпуса генерал-майор Белов, ст. батальонный комиссар полковник Грецов. ЦАМО ф.3533 (1 ГКК), оп. 1, д. 17, л. 130».
В газете «Правда» от 23 декабря 1941 года есть статья «На пепелище»: «…Сейчас эти поля под снегом. По нему вчера шли немецкие танки. На капитана Мильера шла целая группа танков. У капитана было 100 человек. Никто из них не дрогнул, никто не отошел назад. Они все погибли, но не пустили врага. В этом селе сейчас для них роют братскую могилу. Незабудки будут расти на этой могиле. Придет время, мы выгоним немцев с родной земли, и будут наши дети, наши внуки ходить к этим могилам, как к святым местам. И холмы на поле незабудок напомнят о героях гвардейцах. Никогда их народ не забудет!..»
Мной было принято твердое решение поехать на могилу прадеда и поклониться его светлой памяти, почтить минутой молчания, помянуть, привезти ему горсть землицы с его малой родины. Той земли, на которой он сеял, которую пахал, по которой ходил босыми ногами. Пусть будет земля ему пухом, а память вечной! Память о нем, о них – его товарищах по оружию.
Не так давно, когда искала маршрут и местонахождение братской могилы прадеда, случайно наткнулась в YouTub на видео (https://www.youtube.com/watch?v=_SPAiFC9cYQ), которое сняли в Шварцевском на праздновании 9 Мая. В ролике, кроме торжественной части и церковной панихиды, отсняты имена героев, которые увековечены на мраморных плитах. Вот оператор ведет по строкам на камне… Я вижу запись: «Понуров X. Е. 1904», сердце екнуло, застучало быстрее обычного, навернулись слезы, мысль в голове только одна: «Это он, наш Христофор. Мы скоро приедем!»
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?