Текст книги "Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №4"

Второе рождение
Повесть

Давно это было.

Декабрь тысяча девятьсот девяностый год. Мне девять лет, детдом.

Нас было шесть человек. По воле судьбы или по воле Божьей, кто как понимает, мы были вырваны из теплой, уютной среды. По наставлению невропатологов и озабоченных родственников первого сентября приехали в город Н… в Пензенской области. В школу-интернат, с родителями в первый класс. Лена Нестерова, Мещерякова Олеся и я. Носили на себе клеймо «домашние». Отношение со стороны детдомовцев – Канищевой Алены, Клячкиной Иры и Шабалкиной Анны носило враждебный характер. Их бросили родители по своим каким-то причинам. Самый важный аргумент: «Не смогу воспитать этого ребенка! Я совсем одна! Кто мне поможет?!» Хотя лично у меня до сих пор не укладывается в голове: «КАК МОЖНО БРОСИТЬ НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ РЕБЕНКА, КОТОРОГО ТЫ НОСИЛА ПОД СЕРДЦЕМ?!» Простите, мамы! Не понимаю!

Комната, в которой нам довелось жить, была довольно большой и светлой, чем-то похожей на больничную палату. Находилась на первом этаже, в первом отделении. Два огромных окна смотрели в наш яблоневый сад. В ясную погоду на сером пыльном стекле танцевали солнечные блики, а в проливной дождь капли через трещины стекали на подоконник.

Мрачность темно-голубых стен, грязь окон скрывали красивые цветы в горшочках. Маленькие и большие, они стояли по пять-шесть штук. Днем радовали глаз, а ночью под микроскопом детского воображения, превращались в чудовище наподобие Крюгера. Серебряный свет луны предавал некую таинственность ночным обитателям нашей комнаты. Мы, покрытые потом, укрывались одеялом, тряслись от ужаса и страха до тех пор, пока не засыпали.

Напротив окон, отделенные тремя кроватями, размещались ниши (шкафы, сделанные в стене) с правой и с левой стороны. В середине комнаты – входная дверь, покрытая белой краской. Перед ней стол и небольшое зеркало, прибитое к стене. Между коек темно-коричневые тумбочки. Деревянный скрипучий пол с облупившийся краской дополнял не совсем комфортный интерьер казенного дома.

По семейным обстоятельствам меня привезли после первого сентября. Хорошие кровати у стен и посередине комнаты уже были заняты. Пустовала одна кровать у окна, с левой стороны, на нее меня и положили. Ночью холодный ветер проскальзывал в узкие щели, дул мне в спину. Даже неподъемное казенное одеяло не всегда спасало от сквозняков.

Алену привез родной брат, не помню, как его звали. Жила она в Омской области, в селе Быструха. Алена и Ира Клячкина старались держаться с нами на равных: помогали убирать постель первое время, успокаивали, когда от тоски мы плакали день и ночь. Нам, «домашним», по-своему было жаль их. Когда объявляли отбой, мы делились гостинцами с девочками, раздавая их в темноте. В наши окна падал бледный свет луны, рассеивая тьму ночи.

Анька сразу дала понять, кто здесь правит балом! Даже своих она шпыняла из-за дружбы с нами. Могла отлупить, наорать, закрыть в «нише». Весь этот кошмар прекращался в двух случаях: при приходе воспитателей, а еще лучше, когда староста успокаивалась. У нее просыпалась совесть, она просила прощения. Тишина и спокойствие воцарялись в комнате номер семь. Но жить так осталось недолго.

Уходил с Земли еще один день. Ничего особенного в этот день не произошло. Было спокойно и тихо. Наконец-то можно было залезть под одеяло, накрыться с головой и подумать о своем: о приближавшихся новогодних каникулах, о любимой бабушке, о ее вкусных, душистых пирожках, о маме, с которой все-таки виделась иногда. Как стук дятла, голову долбила мысль: «Господи! Зачем я здесь?!» Постель мне служила своеобразным коконом, в котором я пряталась от надоевшей суеты.

– Оль, подай мне тапочки!

Писклявый голос «старшей» прервал нить мыслей. «Да пошла ты!» – ответила ей мысленно. И снова о своем: «Да, мамочка. Неужели такой судьбы ты для меня хотела? Конечно же, нет! Просто привыкла слушать людей в белых халатах». Резкий толчок в бок вернул меня к реальности. Ира Клячкина тихо прошептала:

– Оль, сделай так, как она просит! Не отстанет!

Я молчала.

«Умру, но не подам!» – думала я.

– Клячкина! Ты чего там шепчешь?!

Соседку как ветром сдуло.

– Оля, последний раз тебя прошу! Подай мои любимые тапочки! По-жа-луйс-та!

Сжимая волю в кулак, негромко ответила:

– Подать тебе тапочки?! Любимые?! Я не лакей! Лакеи жили в восемнадцатом веке!

В воздухе повисла гробовая тишина. Тело помимо моей воли сжалось. Староста подлетела к кровати, отбросила одеяло, вцепилась в меня. Это были не руки – это были железные клещи! Я цеплялась, упиралась, но они силой стащили с теплой кровати на ледяной пол.

– Кто позволит ей подняться, ляжет рядом!

В Доме малютки инстинкт самосохранения подсказал Шабалкиной: чтобы выжить, необходимо прогибаться под каждого. Воспитатели доверяли ей детей. Следить за выполнением распорядка дня входило в обязанности старосты. И порядок этот Анька поддерживала исходя из своих принципов. Особенно ее забавляли, так сказать, «домашние» дети. Именно их сирота лепила под себя. Ей нравилось, когда ее боялись. Она ощущала сладкий вкус власти. К ним у нее был иной подход. К быту «домашние детки», как она выражалась, не приученные. Например, во время уборки комнаты могла специально разлить грязную воду. Наливала в таз чистой воды, следила, как мы стираем пыль с подоконников и поливаем цветы. Говоря при этом: «Изнежились под мамином крылышком! Как без мамы-то жить будете? Вы на меня, пожалуйста, дорогие мои, не обижайтесь. Я вас к будущему готовлю!» Мы жили словно под дулом пистолета!

А была ли в ней частичка доброты? Да. Все-таки была. Но не такая доброта, которая свойственна обычным людям. Если играешь по ее правилам, она будет доброй. Могла разделить с нами последний кусочек черствого черного хлеба. Иногда мы голодали. И грызли по ночам сухари, украденные из столовой. Игрок, игравший не по ее правилам, никогда не был для нее своим!

Анька молча вернулась на свою кровать, села и начала качаться вперед-назад на кровати. Привычка, оставшаяся после дома малютки. Всегда спасала ее от нервного срыва. За громкий плач можно было получить подзатыльник. А если будешь реветь во весь голос, ночь в ледяной ванной тебе обеспечена. А качаться, выплескивая весь негатив, можно: за это не били. Староста плакала. Только тишина и собственная тень от луны видели ее слезы – следы от невысказанных слов. Она никогда не показывала их. Считала слезы «мокрым делом». Проявлением слабости. Эти слезы, словно капли дождя по стеклу, катились по щекам. Она не била соседку по комнате. Просто не могла допустить, чтобы ее маленький мирок, построенный с большим трудом, в одночасье рухнул.

Она не думала, что перегнет палку. Если соседка умрет, то ей придется очень даже несладко. Она не собиралась бить бедную девочку. Просто хотела поставить на место. И доигралась. Я раздражала своей стойкостью. Был во мне, как сейчас говорят, внутренний стержень, которой невозможно было выбить ничем. Это и бесило, злило и не давало спокойно жить. А кто она? Сирота. Мать? Где-то есть. Она ее никогда не видела. А отец? Она о нем никогда не слышала.

Шабалкина качалась не только когда ей плохо, но и когда смотрели телевизор. Мы чаще всего, усевшись кучкой на холодном полу, смотрели очередную серию мексиканской новеллы – сначала «Богатые тоже плачут», а затем «Просто Марии». Анька всегда садилась на мягкий стул. Он стоял у окна почти рядом с «ящиком». Никто из детей не садился на ее «трон»: истерика старосты лишала нас просмотра.

А видеть до тошноты надоевшие, облупившиеся стены комнат никому не хотелось.

Во время просмотра телевизора мы ненадолго отвлекались от жестокой реальности. По мановению волшебной палочки переносились в яркий красочный мир киногероев, плакали и радовались вместе с ними. Анька, спасаясь от действительности, уходила в построенный собственными силами мир. Качалась сначала медленно, затем все быстрее до тех пор, пока не заканчивалась очередная серия «мыльной оперы».

Один раз Нина Ивановна, воспитатель со стажем, одинокая пожилая женщина лет пятидесяти, решила взять сиротку на выходные к себе погостить. Жила она в небольшой уютной двухкомнатной квартирке на первом этаже десятиэтажного небоскреба.

Гостья ощущала себя не в своей тарелке в домашней уютной обстановке. С открытым ртом и широко распахнутыми глазами бродила Анька из комнаты в комнату, делая новые и неожиданные открытия для себя. Объектом ее внимания были, на первый взгляд казалось, привычные для нас вещи. Кастрюльки на газовой плите, мягкие и чистые ковры. И главное – тишина. Было жутко дико!

Как известно, аппетит приходит во время еды. Нигде она еще не видела такое количество вкусной пищи! Больше всего Аньке понравились настоящие домашние котлеты. Это не то, что в детдоме! Не котлета, а резина – не разжуешь. В первый раз в жизни Анька наелась до отвала. Болел живот. Ну, ничего! Это не на всю жизнь!

Запах чистого белоснежного белья вызвал у нее дрожь. Мертвая тишина пугала ее. Не было привычного шепота, суеты и скрипа заржавевшей кровати. Гостья привычно качалась, сидя на большой широкой постели. Целая палитра разнообразных чувств волной захлестнула ее! Громкий отчаянный плач пронзил тишину! Нина Ивановна, немного шокированная поведением своей воспитанницы, сидела рядом, пыталась ее обнять. Как раненный зверь, вырывалась Шабалкина из теплых, материнских рук, глотая горькие слезы, кричала: «Не могу я здесь больше! Не могу!» Напоив сироту чаем с успокаивающей микстурой, Нина Ивановна не спала. «Бедняжка!» – думала женщина.

В понедельник откровение Нины Ивановны стало предметом обсуждения. Говорили все, особенно врачи в медпункте.

Острая боль пронзила меня. Вернуться в постель не могла – не пускали. Сколько так пролежала? Не помню, полчаса, может час.

Вдруг послышались твердые, быстрые шаги. Все бросились по койкам врассыпную. Полоса света стремительно расширилась, обняла и, казалось, согрела меня. Уборщица включила свет. Он на миг ослепил.

– Да батюшки, да ты что! О Господи! Кто ж тебя так? Сволочи!

На следующий день, помню, было воскресенье с острой болью в животе меня увезли на «скорой». Поликлиника находилась от нас недалеко – через дорогу. Новый декабрьский день девяностого года встречала в больничной палате. Открыла глаза. Желтые стены больничной палаты мрачно смотрели на меня. Белый халат. Молодая женщина приятной внешности склонилась надо мной. Странный разговор: родить сможет или не сможет. Недоумевала, как связаны острая боль внизу живота и роды. Как потом выяснилось, цистит.

Этот день Анька Шабалкина не выходила из палаты, не слезала с постели. Целый день она сидела и плакала. Первый раз на людях плакала навзрыд. Окружающие шокировали ее слезы: староста раскололась. Ее ничуть не удивило, что эти убогие, эти маменькины дочки все свалят на нее и припомнят все-все-все обиды. Иного она от них не ожидала, но воспитатели!.. Если они воспитатели, они же должны были понять, что кто-то должен был приучить этих убогих к порядку, кто-то должен научить их, как сделать так, чтобы тебя любили. Она их учила, и даже любила – тех, что были послушными…

Сколько дней провела в стенах больницы, не помню. Все они были долгими и скучными, как очередь в магазине. Врачи и больные словно призраки слонялись по темному коридору. Я плакала день и ночь. Опасаясь за мой рассудок, врачи кололи снотворное. После укола куда-то «улетала». Сколько времени умещалось в провалы памяти – дни или часы?..

Отец приехал на машине, забирать домой на зимние каникулы. Его не пустили. Через маленькое окошечко в железной двери я первый раз увидели его слезы! Два года прошло с тех пор, как папы не стало. Царство ему Небесное! Слезы мужчины всегда трогают до глубины души! С опаской оглядываясь по сторонам, я тихо сказала:

– Не плачь! Лучше забери меня отсюда! От противных уколов голова трещит!

Отец, ощущая на губах, дрожащих от холода, солоноватый вкус собственных слез, прошептал:

– Лапочка моя! Я вытащу тебя из этого кошмара!

Через полчаса после очередного укола сидела в теплой машине, на заднем сиденье. Папа взял меня под расписку домой. И тихо падал пушистый белый снег, укрывая крыши лечебных корпусов. Меня провожали яркие новогодние огни небольшого городка. Серебряный лунный свет освещал ночную дорогу.

Последнее дежурство

В юности было у меня увлечение – собирать интересные истории в газетах. Вырезки из журналов и газет лежали в отдельной белой папке. В студенческие годы мы продали в небольшом поселке двухкомнатную квартиру и переехали в частный дом, который постепенно достраивали. Папка с историями, к сожалению, потерялась, но некоторые истории мне особенно запомнились своим необычным сюжетом и концом. Одной такой историей мне, дорогие читатели, хочется с вами поделиться.

Виктор Сергеевич Курчев работал сторожем в морге местной больнице небольшого городка Алтайского края. Сегодня у него была особенная ночь, во-первых, есть возможность посмотреть по телевизору чемпионат Европы и поболеть за Россию, во-вторых, это его последние ночное дежурство. Завтра он наконец-то уйдет на пенсию. Займется рыбалкой. Обещал научить внука рыбачить!

На часах давно уже было за полночь, сторож увлеченно смотрел футбол и не заметил, как за спиной мужской голос спросил:

– Ты чего тут сидишь, пиво пьешь? Футбол смотришь! Где моя одежда? Почему я голый?

От страха Виктор Сергеевич сразу протрезвел. Спрятался под стол, на котором стоял телевизор.

– От меня не уйдешь! Еще раз спрашиваю, где моя одежда?

«Покойник» сел на корточки и глядел сторожу прямо в глаза.

И тут Виктор Сергеевич выполз из-под стола и с разбегу выломал входную дверь. Мужчины бегали вокруг елок на территории городской больницы. Сторож бежал из последних сил. Луна лениво освещала дорогу. Труп, накинувший простынь на тело, словно античный бог, тоже не отставал. Медсестра задремала, проверяя карточки пациентов, когда проснулась, долго не могла понять то ли ей это снится, то ли и правда покойники иногда возвращаются с того света.

Целый час нарезали круги вокруг елок, пока Виктор Сергеевич, задыхаясь, прибежал в больницу. Вслед за ним и молодой человек. Медсестра уже окончательно проснулась, стояла на пороге. Когда она увидела живого больного, которого при ней обследовал врач, упала в обморок.

– Почему она потеряла сознание при виде меня?

Он опустил глаза и увидел на маленьком пальце левой ноги свой порядковый номер. Он начал смеяться, а потом у него перехватило дыхание, и он отключился.

Очнулся молодой человек на больничной койке. Рядом сидела та самая медсестра, блондинка с голубыми глазами. Он посмотрел на Лидию Николаевну и поблагодарил ее за помощь.

– Как вас зовут?

– Руслан Хохлов, по профессии электрик. Друзья зовут меня Хохол. Я из деревни в город учиться приехал. После учебы работал на заводе. У начальника в бане нужно было свет проверить. Обещал хорошо заплатить. В субботу после работы мы поехали к нему. Зашел в баню. Отключил электричество, тут из парной его дочь выходит, завернутая в полотенце. Пока она шла к выходу, задела его за ручку двери, оно упало на пол. Тут у меня дыхание перехватило от неожиданности и желания! Девушка покраснела и быстро подняла полотенце, извинилась и убежала. Я взял в руки концы провода и хотел соединить – и тут почувствовал сильный удар током и отключился.

Лидия Николаевна слушала пациента, не перебивая.

– Очнулся на металлическом столе, накрытой простыней. Мне вдруг стало холодно. Рядом тоже лежали люди без одежды. Вдруг я услышал бормотание телевизора, в соседней комнате мужской голос кричал: «Гол!» Я завернулся в простыню и решил узнать, где я и куда подевалась моя одежда?

Я осторожно подошел к сторожу и задал вопрос. Вместо ответа увидел в его глазах страх. Долго я за ним бегал, когда воскрес! Я не хотел его напугать, я хотел знать, где мои вещи. Когда я увидел ваши голубые глаза, мне захотелось произвести на вас хорошее впечатление, а тут я посмотрел вниз, увидел на левой ноге. Я начал нервно хохотать, а потом почувствовал боль в сердце. И потерял сознание!

– Руслан, у вас случился сердечный приступ. Вы два дня лежали в реанимации, а потом вам стало лучше. Врач на «скорой» не до конца обследовал вас. Думал, вы умерли, поэтому и отправили в морг. Его уже уволили из больницы. Я очень рада, что вы живы!

Тут главный врач зашел в комнату. Обследовал пациента:

– Сердце теперь работает как у космонавта!

– Спасибо вам, действительно с того света вытащили!

К концу недели Руслана выписали из больницы. Он часто вспоминал, сидя вечерами в холостяцкой квартире, голубые как небо глаза Лидии Николаевны. Один раз купил букет белых роз. Два часа прождал ее на улице с ночного дежурства. Она ответила взаимностью. Через полгода Руслан повез ее в деревню знакомить с матерью. Отец умер от инсульта, не дожив до шестидесятипятилетнего юбилея несколько дней. Летом Руслан и Лида сыграли свадьбу. Спустя год супруга родила дочь.

Виктора Сергеевича коллектив больницы проводил на заслуженный отдых. Подарили ему удочку и набор рыболовных крючков. Летом на даче на рыбалке рассказывает внукам и рыбакам историю своего последнего ночного дежурства.

Аромат летних цветов дурманил влюбленных на улицах города. История с «покойником» быстро распространилась в Алтайском крае и за его пределами. Многие туристы приезжают сфотографироваться на фоне мрачного серого здания морга.

Дочь начальника завода, на котором работал Руслан, выиграла городской конкурс красоты. Уехала учиться на косметолога в столицу. Через пять лет по контракту улетела во Францию. Сейчас разрабатывает инновационные косметические средства по уходу за кожей лица и тела. Ее косметика пользуется большой популярностью не только в Париже, но и в мире.

Как-то справились подруги у Вики под хруст французской булки в кафе, как ей, простой девушке из России, удалось завоевать с помощью косметики сердца миллионов людей на планете. Директор косметической компании, немного смущаясь, рассказала интересную историю своей юности. Ей было семнадцать лет. Вика была в парной. Отец предупредил о приходе электрика, но то, что у нее нечаянно с тела соскользнет полотенце, девушка даже предположить не могла. Ей стало стыдно и досадно от того, что неизвестный мужчина случайно увидел все прелести ее тела. Понизив голос до шепота Вика поведала подругам о страхе от удара током электрика. Перед сном девушка вдруг осознала, что известной моделью она быть не хочет. Этого папа очень хочет, но не Вика!

Утром девушка уехала к бабушке в деревню. Помогать собрать в лесу травы. Ее Анна Степановна была известной в селе травницей. Люди к ней приезжали из многих российских городов, и никому она не отказывала. Деньги за свой труд никогда не брала. Продукты питания, если приносили, не отказывалась. Бабушка делала не только отвары, но и лечебную косметику. Изготовляла мыло и шампуни по собственному рецепту, который перед смертью передала внучке.

Тут Вику осенило, вот она, детская мечта – изготавливать и продавать лечебную косметику и делать людей красивыми и счастливыми! Папа денег на столичный вуз не дал, пришлось участвовать в конкурсе красоты. Денег на дорогу и учебу в Москве хватило.

Подруги похвалили Вику за смелость и целеустремленность, а она улыбалась и про себя подумала: «Важно суметь осуществить свою, а не чужую мечту!»

Кража
(Быль)

Витя Шмылев с трудом сдерживал радость. Четвертый класс на неделю отпустили на каникулы. Главное – не показать маме, как он доволен, а то передумает идти обратно в магазин за солью. Наконец-то мама, одеваясь у двери, сказала:

– Через полчаса приду! Чужим дверь не открывай!

– Хорошо!

Закрыв за ней дверь, мальчик вернулся в свою комнату. Надо бы успеть поиграть в компьютерную игру, пока родителей нет дома. Папа сантехник. Его в выходной день вызвали срочно на работу. Мама домохозяйка. Мальчик включил планшет. Нашел папку «Игры», «Сокровище пиратов», и тонкие ловкие пальцы, кажется, сами нажимали на нужные кнопки. Время остановилось!

В дверь позвонили. Мальчик нажал на паузу в игре. «Мама не может так быстро вернуться! В магазине в воскресенье большая очередь», – подумал он, подходя к двери. Он помнил о своем обещании не открывать чужим людям дверь, но любопытство оказалось сильнее него.

– Кто там?

– Собирай все самое ценное в квартире и передай мне! Жду!

Кот Барсик сладко спал в кресле в спальне, игрушечный «КАМАЗ», подаренный папой на день рождения и плитка любимого молочного шоколада «Аленка» лежали рядом. Витя быстро сунул машину и «Аленку» в большой черный пакет, который нашел в кладовой. Осторожно взял на руки рыжего кота. Положил полусонное животное в пакет, открыл дверь и передал мужчине. Захлопнув ее, повернул ключ, вытащил из замка и положил на тумбочку.

Витя Шмылев вернулся в игру. Спустя пятнадцать минут мама вернулась из магазина. Игрок вышел из игры и положил планшет в ящик стола. Мама посолила суп, накрыла на стол. Осталось только дождаться папы. Он позвонил маме, сказал, что уже подъезжает к дому. В квартире раздался звонок. Женщина пошла, открывать дверь со словами: «А вот и папа с работы вернулся!». Папа действительно вернулся. Он разделся. Ушел в ванную мыть руки. Тут снова раздался звонок. Мама открыла дверь: на пороге стоял участковый, держа в руках рыжего кота. Барсик громко и жалобно мяукал, раздирая пакет острыми когтями, привлекая внимание людей. Вора задержали у магазина.

Телевидение города показали репортаж о мальчике, который помог полиции поймать грабителя с двадцатипятилетним стажем.