Текст книги "Пять жизней и одна смерть"

Надеюсь, вы хоть раз в жизни встречали ученого, или профессора, ну или хотя бы доцента. Тогда вы имеете представление, что каждый из этих людей считает, будто знает все и что именно его уста глаголют истину, а посему в любых, даже незначительных дебатах неукоснительно доказывает свою правоту. Поверьте, и каждый из нас, собравшихся за этим столом, не стал исключением. Споры, дутые бокалы с сорокаградусным яблочным бренди и блестящие глаза, убеждающие других в своей правоте, даже если мнение ошибочно. Я же в тот миг был с ними и не с ними одновременно. Совершенно себя не узнавал: не погрузился в мир доказательств, не был втянут в трясину спора, не пропитался этой атмосферой, а просто присутствовал среди них, как зритель на футбольном матче, который к тому же не любит футбол. Все время я только и пытался хоть на долю секунды зацепить ее взгляд, уловить движение плеча, запомнить, как она поправляет бретельки платья и стряхивает невидимые крошки с подола. Жаждал, чтобы она обратила на меня внимание, поймала мой взгляд, проявила хоть малейший интерес, хоть каплю заинтересованности. И тогда я бы сорвался с места, подошел к ней, представился, взял бы ее руку в свою и прикоснулся к нежной коже губами. В моей голове разыгрывались тысячи комбинаций этого дня, но ни одна из них не превращалась в реальность. Они появлялись и исчезали. А за ними возникали новые и новые. Она же в противовес моему интересу полностью игнорировала мое существование.

Через какое-то время, все-таки отвлекшись на незначительные дебаты с Сержем, я повернулся, чтобы в очередной раз насладиться ее мягкими движениями, и обнаружил пустой стол, с которого тот же наглаженный официант убирал чайный сервиз. В мыслях я уже перемахнул через сидящего рядом Сержа и бросился за ней с криками: «Подожди!», «Пожалуйста, не уходи!», «Вернись!». Но в реальности я точно приковал себя к стулу и только сделал большой глоток обжигающей жидкости.

Я стряхнул с себя сожаление потери, ненавидя и презирая это чувство, ощущение несделанного, невыполненного по глупой трусости. И сделал еще один глоток.

«Это мираж, да, просто мираж. Надо выкинуть из головы. Просто выкинуть».

В шесть часов вечера наш поезд прибыл на станцию назначения, и мы в приподнятом настроении направились в гостиницу для заселения и регистрации участия в конференции. Завтра в десять часов утра начнется буйство словесных перепалок, иногда напоминающее симфонию лягушачьего кваканья, и потекут потоки информации, на поиск, прочтение и осмысление которых могли уйти недели, а то и месяцы.

Вчетвером мы добрались до гостиницы, прошли официальные процедуры и разбрелись по номерам. Туман от кальвадоса рассеялся, и пробудилось чувство вины за этот постыдный внутренний порыв в поезде. Я же муж и отец, глава семьи. Как только я мог позволить себе такие зазорные, преступные мысли? Я уверял себя, что причиной тому – скука и хороший яблочный бренди. Убеждал, что такое больше не повторится. И сам себе не верил – мне требовались доказательства моей верности и здравого рассудка. Я позвонил Мари и сообщил, что добрался, что у меня все хорошо, спросил, как дела, и передал привет сыну. Но голос мой был нервным, а я сам угрюмым, разговор так и не склеился. Моя вина, не ее. Принял душ и решил немного прогуляться по вечернему городу.

Помню тот вечер: запахи влажного свежего воздуха и мокрой после дождя листвы, аккорды окончательно уходящего лета. На улицах теплым светом горели фонари, за стеклами ресторанов сидели довольные жизнью люди, наслаждаясь вечерней трапезой, приятным общением и вином в хрустальных бокалах, а по улице, никуда не спеша, прогуливались романтики, замотанные в еще не очень теплые шарфы. Я бесцельно бродил по центральным улицам города. Разглядывал отблески на асфальте, огибая островки влаги, слушал шорох падающей листвы, вспоминая ее глаза, приподнятые, тонкие, выведенные брови. Почему же она так запала мне в душу? Что в ней было такого, что не отпускало, приклеило к себе, словно новая наука – всепоглощающая, требующая постоянного внимания и всех сил.

Я почувствовал пробравшийся под пальто прохладный ветерок, голова тоже немного остыла, и я побрел обратно в гостиницу, смирившись с образовавшейся в сознании пробоиной.

На следующий день я немного припозднился с подъемом, сборами, завтраком. Придя в конференц-зал, обнаружил что он до отказа заполнен, да еще и лампы уже потушены. И вот я, подсвеченный тонкой полоской света от входной двери, стоял посреди узкого прохода темного зала, посреди жужжания человеческих голосов, и высматривал, куда же мне приткнуться. Выступление еще не началось, на сцене проводились последние приготовления. Но сидящие то и дело поворачивались в мою сторону, видимо, реагируя на тонкий отвлекающий луч, который я принес в зашторенный мир, а может, делали это по инерции или какой-то физиологической причине. Я заметил поднятую руку в самом центре зала и стал приглядываться – Серж. Он встал во весь свой немалый рост и усердно махал мне, подзывая к себе.

«Повезло», – подумал я.

Мой коллега придержал для меня местечко. Я прошел по центральному проходу и спустился до восьмого ряда. Серж со своим знакомым разместились в самом центре и с доброжелательным и даже немного смешливым видом ждали моих дальнейших действий. Делать было нечего, я стал пробираться к ним. Народу, приехавшего на это событие, оказалось больше, чем ожидалось, ряды стульев были так близко расположены к соседним, что я тревожил не только тех, кто сидел на этом ряду, но и тех, кто, по несчастью, оказался перед ним. Мой огромный портфель и выпирающие острые локти то и дело задевали плечи сидящих впереди людей.

– Простите, приношу извинения, мне очень жаль, – непрерывно повторял я.

Было дико неудобно и душно, я злился на свою нерасторопность, на друга, усевшегося в самом центре, на газеты, которым я уделил лишние десять минут за завтраком, и на все обстоятельства, сложившиеся сегодня против меня. Рухнув на твердый деревянный стул и наверняка залившись красным цветом, как перезрелый помидор, я попытался не взорваться от переполнявшего меня негодования.

– Все нормально? – спросил Серж со своей известной издевательской интонацией.

– Да, все отлично, – тихо отозвался я, пытаясь пристроить портфель, расстегнуть жилетку и хоть немного отдышаться.

Только тогда я заметил в переднем ряду ее лицо вполоборота и смеющиеся глаза, обращенные на меня. Уголки губ были немного приподняты, что создавало впечатление какой-то играющей радости.

Я глупо улыбнулся. Она легко повела плечами, словно сопереживала мне или поддерживала. А потом отвернулась, потому что со сцены полились торжественные звуки голосов. Для меня же все, кроме блеска ее глаз и острых уголков губ, отошло на задний план – все звуки, лица, выступления. Все! Я видел только ее обнаженную шею, на которую ниспадали выбившиеся короткие непослушные волоски. Я разглядывал ее узкие плечи, гордую осанку, маленькие мочки ушей с тонкими золотыми сережками. Вдыхал воздух, который, мне казалось, пропитался ее присутствием. Сердце бешено дребезжало, а мозг конвульсивно пытался привести тело в сознание. Сказать, что я не услышал и не запомнил ничего из сказанного со сцены, – значит ничего не сказать. Всю жизнь мой мозг постоянно требовал новых знаний, загадок, теорий. Теперь же он трудился и функционировал только в одном направлении. Он придумывал, как бы мне узнать ее имя, как ненавязчиво подойти к ней во время перерыва, как представиться и не показаться полным увальнем, которым она наверняка меня и считала.

Первая часть конференции закончилась, наступило время перерыва и кофе. Но я продолжал сидеть как приклеенный, не зная, что делать дальше.

– Эй, ты чего, уснул? – чей-то голос долетел до меня будто из-за стены.

– А? – только и смог выдавить я.

– Иосиф, ты чего? У тебя все хорошо? Пойдем выпьем по чашечке крепкого кофе, он тебе точно не повредит, – встревоженным голосом произнес мой друг.

– Да, да, Серж. Уже иду, задумался.

– Неужели ты так усердно перерабатываешь полученную информацию и думаешь, как бы ее оспорить? Кажется, я слышу скрип шестеренок в твоей голове.

– Я? Да, что-то вроде того, – пробормотал, даже не обратив внимания на его очередную насмешку.

Я видел, как она неспешно встала, покачивая округлыми бедрами, обтянутыми строгой темно-синей юбкой, как ненароком обернулась в мою сторону, задержавшись на мне взглядом чуть дольше, чем было положено, затем вышла из зала. Я встал и направился с остальными в холл, где уже накрыли столы. Взял чашку горячего кофе и вышел на улицу.

Она стояла там, освещенная осенним солнцем, позволяя его лучам играть на своем лице. Ее окружала целая толпа жаждущих внимания мужчин. Сначала я хотел подойти к ней, но передумал. Мне не хотелось быть среди них, быть одним из них. Эгоист, можете сказать вы, влюбленный, добавлю я. Уже тогда понимал, что этого мне будет безмерно мало. Хотелось быть для нее тем самым, единственным, чтобы только я и она. Я и она в целом безграничном мире. Выпил кофе, выкурил подряд две сигареты и, склонив голову, вернулся в зал. Все обсуждали доклады, какие-то открытия, обмениваясь своими взглядами и мнениями. По мне, так они просто бросали в зал пустые слова, переливая их из пустого в порожнее, не меняя самой сущности, структуры и смысла. Уже тогда эта мысль впервые пронеслась в моей голове – а действительно ли я здесь затем, чтобы выслушивать доклады, вступать в бесконечные дискуссии? Может, сама судьба привела меня к ней, настал момент истины, когда я наконец сошел с ума от этого странного щемящего в груди чувства?

Я подходил к группам знакомых, здоровался, обменивался рукопожатиями и шел дальше. Все казалось неважным, незначительным, каким-то бессмысленным. Хорошо, что я выступаю только на третий день, иначе сегодня произвел бы фурор в научном мире, поскольку думал только о ней, незнакомке, ни о чем больше, не помнил ни текста доклада, ни его смысла, ни даже названия. Сел на свой стул и спрятал пылающее лицо в прохладные, бескровные руки.

– С вами все в порядке? – услышал я немного скрипучий женский голос около себя.

Поднял голову и увидел высокую угловатую фигуру ее спутницы, нависавшую надо мной, а за ней – посмеивающееся лицо той самой.

– Да, да, не беспокойтесь, – быстро произнес я, встрепенувшись.

– Я Клара, а это Астрид, – сказала она и протянула свою слишком большую и грубоватую для женщины ладонь.

Я замер, смакуя ее имя у себя в голове. И тут же понял, как неприлично веду себя, продолжая сидеть при виде дам. Резко подскочил, чуть не свалив свой и соседний стулья, нервно протянул ладонь для рукопожатия.

– Приношу извинения за мое недостойное поведение, – вымолвил я, пытаясь шевелить пересохшим языком. – Я сегодня несобран. Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – грубовато-нежно ответила Астрид, при этом ее глаза и губы смеялись.

– Меня зовут Иосиф, – вывалил я свое имя неровным, тревожным тоном и посмотрел сквозь Клару на Астрид.

Тут же я услышал веселый и смелый голос Сержа:

– Дамы! Не обращайте на этого остолопа внимания. Он просто встал сегодня не с той ноги. Меня зовут Серж Гултинг, я с физико-технологического факультета университета Лейна, а вот этот господин – Иосиф Олд, с «малоизвестного» физико-математического факультета университета Мэя.

– О-о-о. А случаем, не ваш ли коллега в программке конференции? Он – тот самый Олд? – спросила скрипучая Клара.

– Да, да, дамы, это он. Как видите – из плоти и крови, да еще и с мыслями набекрень. Весь в науке. – Серж громко рассмеялся хрипловатым, отличающимся низкой частотой смехом.

– Очень приятно познакомиться с вами, господа, – как-то слишком радостно ответила Клара.

– А нам-то как приятно, – не унимался Серж. – А вы откуда, милые и такие редкие в наших кругах прекрасные девушки?

– Мы… Ой, – хихикнула она. – Я Клара, а это, кстати, Астрид, и мы из химлаборатории столицы.

– Так вон оно что. Угу, значит, вы не только красивые, умные, способные научно мыслить девушки, но еще и из самой столицы.

– Ой, ну хватит вам, Серж. Это ровно такой же город, как и все остальные, – еще раз резанул перепонки Кларин скрипучий смех, при этом щеки ее ожили, а в глазах заиграли веселые искорки.

Прозвучал сигнал, призывающий всех занять места, толпа растеклась, свет погас, на сцене появился выступающий.

– Ну как, Иосиф? Что думаешь? – шепнул мне Серж в самое ухо.

– О чем? – раздражаясь, ответил я, на самом деле прекрасно понимая, что он хотел узнать.

– Не прикидывайся, друг, я же видел, как ты на нее таращился. На эту высокомерную Астрид. Хотя как по мне, так ее подружка куда привлекательнее. Да и самомнения у этой Клары, уверен, поменьше.

– Заткнись, Серж, – прошипел я, чуть ли не брызгая слюной от закипающей злости.

– Тише, тише, я не претендую. Но не уходи с головой. Ну ты понимаешь.

– Я не понимаю, о чем ты, Серж. Закрыли тему, – достаточно грубо ответил я и уставился на скучного докладчика».

Возвращение в дом престарелых

– Мистер Олд, у вас все хорошо? – услышала я молодой голос за спиной. – Почему вы не идете обедать? И на прогулке я вас сегодня не видела.

– Все хорошо, – прохрипела я в ответ своим старческим сиплым голосом. – Все хорошо, просто сегодня я хочу немного посидеть в своей комнате.

– Вы, конечно, можете тут оставаться весь день, но кушать нужно ходить обязательно. Вам не помешает чуть-чуть размять суставы. – И медсестра заботливо улыбнулась.

– Хорошо, дорогая, сейчас разомну суставы по направлению к столовой, – сказала я, откладывая записную книжку и снимая очки.

Она еще раз улыбнулась и вышла из комнаты. Я сунула книжку под подушку, совершенно непонятно зачем – это произошло абсолютно машинально, – и попыталась встать с кровати. Оказалось, что сидеть длительное время в одной позе было не лучшей идеей для мистера Олда. Все суставы затекли и при каждом движении напоминали о себе. Ноги кривились, казалось, что эти хрупкие костлявые палки накренятся и вот-вот сломаются. Может, не стоит идти в столовую? Но Олду необходимы лекарства и еда, я не имею права пренебрегать его потребностями и так бессовестно и небрежно к нему относиться.

Шаг за шагом, придерживаясь руками за стену, я продвигалась к столовой, обдумывая, когда же он успел написать все это и зачем решил это сделать. Раньше я не находила эту записную книжку. Зачем он прячет ее в своих вещах? Хочется читать дальше, чтобы узнать и понять больше о старике и его прошлом. В интернете я находила множество его научных публикаций и статей, но ничего из того, что заслуживало бы внимания. Чем мне может помочь этот профессор, если у нас нет возможности общаться? Я, конечно, думала над тем, чтобы оставлять ему послания, но отмела эту идею. Не хватало еще, чтобы Олда из-за меня пичкали таблетками, считая, что он свихнулся на старости лет.

Я добрела до столовой, поела и пошла обратно, но по пути встретила старика по имени Леопольд, который жил в соседней комнате. Мы с ним иногда общаемся – как я поняла, он каждый день достает мистера Олда своими загадками или отгадками всяких там исторических тайн. Пришлось поболтать с ним, выслушать его новую теорию заговора против человечества. Когда я попала в комнату мистера Олда, сил продолжить чтение совершенно не осталось. Надеюсь, я вернусь сюда еще и дочитаю его рассказ, а пока надо дать отдохнуть уставшему и измученному телу.

Глава 6

Черный, липкий страх растекался внутри, застилая глаза и туманя рассудок.

Сегодня

Весь следующий день тоска по мистеру Олду не покидала меня ни на минуту, а мысли то и дело возвращались к событиям его жизни и смерти. На работе я была рассеянна и печальна, разбила две кофейные чашки, которые выскользнули из рук, и уронила кусок яблочного пирога.

Вечером, вернувшись домой, достаю ноутбук и снова погружаюсь в новости о ходе расследования. Информации мало, и вывод напрашивается только один – у полиции ничего нет. Уныние заполняет меня, и тело и мысли словно обмякают. Не хочется даже шевелиться. Я сижу на кровати, облокотившись на подушку, приставленную к изголовью, и бестолково переключаюсь с одного новостного сайта на другой. Чувствую, что должна что-то сделать. Я ведь была в его жизни, жила его жизнью. Может, я должна была как‐то предотвратить убийство?

Жаль, что я не умею перемещаться во времени. Да и мои перемещения от меня почему-то совершенно не зависят и никак, абсолютно никак не регулируются. В моем распоряжении нет пульта управления, нет монитора или кнопок, с помощью которых можно было бы выбрать человека, дату и переместиться в нужный момент его жизни.

Нахожу несколько статей, посвященных профессиональным заслугам мистера Олда, и информацию, где и когда будет проходить прощание. Крематорий в пригороде Мэя, недалеко от старого сельского кладбища. А я думала, что его похоронят на Центральном кладбище и со всеми почестями. Хотя мистеру Олду уже не важны ни место, ни церемония.

Мысленно встряхиваю себя и достаю из тумбы у кровати свой дневник.

Записываю: «29 апреля умер мистер Олд. Убийство в лесу у дома престарелых».

Мистер Олд, куда вы пошли через лес? И кто стал бы нападать на немощного старика? Да у него, наверное, и денег-то с собой не было.

Смотрю еще несколько статей о смерти мистера Олда, но полиция пока не выдвигает никаких версий. Мне бы достать его дневник, может, в нем он оставил хоть какую-то зацепку, которая поможет следствию. Хотя, наверное, дневник уже у полиции, и они тщательно его изучают. Да и чем я могу им помочь, если даже себе не смогла.

Когда я вернулась из больницы и стала жить в теле Анны, то безрезультатно искала выход из лабиринта, из навязанных мне жизней, из той нереальной реальности, в которой мне пришлось оказаться. Больше полугода ушло на изучение бестолковых книг, которые ни на грамм не приблизили к разгадке, на встречи с безумными людьми, на странные обряды и манипуляции. Ох, если вспомнить, кого посылала мне судьба и интернет, можно написать книгу о безумных мира сего страниц так на триста. Экстрасенсы и колдуны, просто сумасшедшие, гипнотизеры, псевдопсихотерапевты, верующие в ангелов и демонов, шаманы вуду и множество, множество людей, пытающихся вырваться из обыденности. Они съели столько моего времени, что хватило бы на получение ученой степени в университете.

Я искала везде, где только могла, перечитывала сотни газет и журналов, просматривала интернет-порталы, чаты, видео и многое-многое другое. Но я все еще остаюсь замкнутой в какой-то временно́й петле, а время между тем идет без остановки, без передышки.

И вот мистера Олда больше нет…

Я сжимаю кулаки, возвращаюсь к кровати и пролистываю свой дневник. Пусть я перестала сопротивляться тому, что со мной происходит, но это же не значит, что я опустила руки. Рано или поздно я узнаю ответы – почему именно эти люди и зачем? Все в мире имеет свой смысл. Каждая жизнь, каждый взмах ресниц, каждый шаг, вдох и выдох. Значит, и у происходящего тоже есть смысл, есть причина и следствие. Вот только какие?

Неизвестность и страх поглощают энергию тоннами. Я мечусь по квартире – то падаю на кровать, то подхожу к окну и смотрю на засыпающую улицу, то иду в ванную и смотрю на себя в зеркало. Мне нужно разгадать этот ребус, сложить мозаику. Если, конечно, это мозаика, а не сбой механизма Вселенной.

Ну почему, к примеру, я не просыпаюсь на роскошной вилле в шикарном теле красотки, которая может есть все, что хочет, при этом не поправляться и вообще ни о чем не переживать? Или не могу хоть на денечек шмыгнуть в тело какого-нибудь шейха или миллиардера? Погонять на нереальных машинах, прокатиться на яхте, которую я сейчас могу увидеть только на картинках в интернете? Или попасть в тело невероятного человека и сделать что-то настолько сумасшедшее, что я еще даже не придумала?

Нет же, я просыпаюсь то в теле восьмидесятилетнего профессора, которого не смогла спасти, или того ужаснее – в теле убийцы.

Пять месяцев назад

В то утро пять месяцев назад я очнулась от раздирающей уши сирены.

«Что это может быть? Сработала пожарная сигнализация? Неужели кто-то из соседей решил с утра пораньше пожарить оладьи или развести костер прямо в квартире?» – сонно подумала я.

Открыла глаза и – потерялась в пространстве. Вместо стен, выкрашенных в светлый тон, и занавесок со смешным цветочным узором (которые я сама недавно купила и повесила) на меня глядели серые неровные бетонные стены. Я слышала гул, громкие голоса, выкрикивающие грязные слова, скрип металла и вой сирены. Вместо приятной хлопковой простыни руки ощущали грубую, застиранную ткань, покрытую огромным количеством мелких катышков, неприятно цепляющих кожу. Под головой неудобно лежала комковатая, рыхлая подушка, а в ногах – тяжелое грубо-колючее одеяло.

Страх приковал тело к этому покрытому пылью белью, пахнущему затхлостью. Сердце бешено билось о ребра и барабанило в перепонки. От всего происходящего хотелось разрыдаться.

«Нужно дышать, только дышать. Я должна успокоиться, – думала я, пытаясь делать глубокие вдохи. – Может, это какая-то шутка. Только какая? Нет, это не шутка, точно не шутка. Дурной сон? Да, точно, это ночной кошмар, сейчас проснусь, и все будет как прежде».

Если, конечно, это не худший вариант – новое тело. Я ведь так же внезапно проснулась когда-то в теле Анны. Но ведь это было один раз, и то после моей смерти. Все это время я считала, что теперь моя душа будет жить в ее теле. Но почему тогда я тут?

Попыталась широко открыть глаза, чтобы проснуться. «Это сон, дурной сон. Хоть бы это был сон…»

Распахнутые на максимум глаза не помогли, ничего не изменилось. Сердце торопилось, увеличивая скорость и усиливая мощь ударов. Оно мчалось, рвалось из груди, не предвещая ничего, кроме дикой, затмевающей все панической атаки.

Я поднялась и встала рядом с кроватью. Все тело ломило от никак не проходящей ноющей боли.

«Что могло произойти за эту ночь? Что я сделала не так, чтоб спровоцировать новое перемещение?» – судорожно прокручивала я в голове вчерашний вечер.

Огляделась. Четыре голые, покрытые кое-где разрастающейся плесенью, стены и металлическая дверь со странным небольшим врезанным окном, которое было закрыто. Это окно очень походило на отверстие для собак, только располагалось не на уровне пола, а где-то на полутораметровой высоте. В комнате было сыро, холодно, свет тусклыми лучами долетал от старой подрагивающей лампы, закрытой решеткой, прикрученной к потолку. Ступнями я ощутила ледяной каменный пол, шершавый и грязный.

«Где же я, черт побери? Неужели в психлечебнице? Нет, это не клиника. В таких заведениях стоит запах медикаментов и чистящих средств. Я-то знаю. Но здесь его нет, пахнет каким-то подвалом. Черт, не могу же я оказаться в тюрьме!»

Глаза защипало от подступивших слез. Они катились по щекам, оставляя ощущение жжения. Захотелось стереть их, но резкая боль при поднятии руки пронзила плечо. Я прислонилась к стене и сползла по ней вниз.

Закрыв глаза, решила попробовать другой способ вернуться в тело Анны и осталась сидеть какое-то время в надежде уснуть. Тело начало ломить еще сильнее, ноги затекли. Нужно было открыть глаза и перебраться на кровать.

Я напряженно подняла веки, здоровой рукой уперлась в грязный шершавый пол и, облокотившись о стену, встала. Сделала пару шагов и легла на железную по центру провисающую кровать.

Я чувствую запахи и боль, значит, точно не сплю. А это именно тот худший вариант. Только не это! Не хочу новое тело!

– О боже, за что? – крикнула в потолок грубым голосом.

Страшные вопросы пронзали сознание: «Если я в тюрьме, как долго я здесь пробуду? Всю жизнь, год, месяц или день? Только бы на день, только бы на день, только бы вернуться завтра в тело Анны!» – взмолилась я, сложив руки в молящем жесте перед собой, будто это было средство для связи с Богом.

Следующая мысль взорвалась в голове: «Кто же я теперь и за что меня посадили?»

Я подскочила с кровати, несмотря на боль во всем теле, и начала метаться по комнате. Подбежала к двери, не обнаружила ручки и толкнула ее сначала рукой, потом сильнее плечом, но она была заперта. По комнате разнесся гул от моих ударов о дверь и дикие крики. Голос был мне незнаком:

– Кто-нибудь, помогите! Мне нужна помощь! Господи, кто-нибудь!!! – Я кричала в полном исступлении, пока из горла не начали вырываться только глухие, хриплые стоны.

Окошко в двери открылось, на меня посмотрело недовольное лицо уставшего человека:

– Чего орешь? Мало тебе было вчерашнего?

– Чего? Вчерашнего? Прошу вас, помогите мне. Скажите, кто я, где я и на сколько? – Я попыталась просунуть ладонь в небольшое окошко, но лицо резко отстранилось, и я увидела что-то черное. Предмет полетел и ударил в дверь, задев мои пальцы и отогнав меня от двери, словно бешеную собаку. Судорожно одернув руку с горящими дикой болью пальцами, я прижала ее к себе, из глаз побежали слезы. – Зачем вы? Что я вам сделала? Что происходит? Почему я здесь?

– Э-э-э, ты чё, под психа решил заделаться? – гнусно хихикнуло лицо. – Еще раз пикнешь или ударишь в дверь – сразу отправишься в медчасть на каталке. Понял?

– Но… – Не успела я сказать и слова, как окно резко захлопнулось, да с таким лязгом, что все тело покрылось мелкими пупырышками. Я схватилась за голову и почувствовала короткие колючие колоски, пробивающиеся сквозь кожу. «Нет, нет, нет. Что они сделали с моими волосами? Что они сделали со мной?!»

Паника накрыла меня огромной и темной волной, сознание вырубилось.

В тот момент в тех бетонных стенах и той атмосфере ужаса я не сознавала, искренне не понимала, что я в другом человеке, что это не я, не мое тело, не мои волосы и не моя жизнь. Мысли и чувства оставались моими, несмотря на внешнюю оболочку. Я оказалась маленькой, хрупкой, до смерти напуганной Линой Маккольм, которая проснулась в тюрьме.

После кратковременного обморока я снова очнулась на грязном полу в том же зловонном, прогнившем изнутри помещении. Попыталась оживить умирающее от холода и боли тело и доползти до кровати. Забралась на шершавый матрас и укуталась в грубое одеяло. Оно пахло подвалом. Здесь все пахло подвалом. Я сжалась в комок, попыталась согреть омертвевшее тело, но ничего не выходило. Начала растирать себя, стараясь хоть чуть-чуть разогнать застывшую кровь. Не знаю, застыла она от ледяного пола или от страха и паники, накатывающих со всех сторон. Но одно я знала точно: необходимо срочно взять себя в руки. Такое уже происходило со мной. Я уже попадала не в свое тело. Значит, это просто очередной раз. Только в этот раз я оказалась в тюрьме.

Несмотря на холод, я покрылась липким смрадным потом.

«Не хочу перемещений! Не хочу этого всего! Не хочу быть заключенной. Я и так заключена в чужом теле, разве этого мало? Теперь я еще и в тюрьме!» – беззвучно кричала я в своей голове.

Но я была где-то там, в какой-то неизвестной мне точке Вселенной, и нужно было понять, кто я и где именно нахожусь. Осмотрела себя: длинные волосатые ноги, жесткие руки, но какие-то усыхающие, совсем без мышц, загрубевшая кожа на ладонях и свежие ссадины от ударов. Провела рукой по голове – короткий ежик волос и жесткая отросшая за несколько дней щетина на лице. Опустила взгляд ниже пояса, с визгом скинула одеяло, стянула кофту и штаны.

«Не верю! Нет! Не может быть! Нет, нет, нет! Только не это. Этого просто не может быть!»

Паника возвращалась с новыми силами, встряхивая все тело. Я еще раз потрогала лицо, уши, голову, не веря своим ощущениям, этим тактильным фокусам. Нервы накалились, казалось, что даже подушечки пальцев меня обманывали, передавая недостоверную информацию. Я была словно Алиса из сказки, которая провалилась в нору, где все иначе, все утрированно и перевернуто. Мысли роем кружились в голове: «Я мужчина, мужчина, мужчина».

– Мужчина, черт его побери! – крикнула я вслух, дабы поверить самой себе.

«Теперь я еще и чертыхаюсь постоянно, да уж. Только этого мне и не хватало – стать мужчиной, да еще и оказаться в тюремной камере. А вдруг я приговорена к… Нет, не может быть, только не так!» – отогнала страшную, пронзающую, апокалиптическую мысль.

Вернулась к изучению тела. Ошибки быть не могло. Эти грубые руки, крепкие ноги, щетина, покрывающая лицо, темные волосы на руках, ногах и груди. Ну и, конечно, мужское достоинство. Видимо, у меня был настоящий шок, раз я не то что не заметила изначально, но как-то даже не почувствовала лишней и совершенно непривычной для меня детали.

Огляделась в поисках зеркала – я должна была увидеть это, должна была увидеть себя. Но в камере, кроме кровати, не было вообще ничего. Высоко под потолком находилось окно, с внешней стороны опоясанное толстыми металлическими прутьями. Ну и главная изюминка этого райского уголка – грязно-ржавая металлическая дверь без ручки. «Да уж, похоже на концлагерь или комнату ужасов, в которой даже стены пропитаны страхом!» – подумала я.

Вновь вернулась к своему новому телу и уже внимательнее, без спешки взялась его разглядывать и изучать. Практически все оно было покрыто синяками, кровоподтеками и ссадинами, ладони испещрены свежими порезами, костяшки опухшие и красные, словно в них только вчера закачали силикон. При этом они дико ныли, сжать кулаки было практически невозможно. Что с лицом, я понять никак не могла, любые мимические движения приносили боль, на ощупь казалось, что у меня распух нос. Возможно, нос просто был большим, но до него и дотрагиваться было очень больно. Левый глаз был полуприкрытым и не открывался полностью. На голове я нащупала шрам и что-то засохшее в волосах. Кто этот мужчина? Что с ним случилось и где это все произошло?

Кажется, Вселенная решила, что мне требуется перезагрузка в виде очередного испытания…

– Ну скажи мне, скажи, что я должна сделать? Зачем все это? – закричала я в потолок.

Ответа не последовало, а звук грубого голоса рикошетил от стен.

Я снова обвела взглядом свое тело и обитель, в которой проснулась в тот день, круговорот мыслей заструился во мне: «Почему я в этом теле? Откуда все эти пораженные участки кожи? Возможно, это все-таки не тюрьма, а он не заключенный. Ведь он может быть кем угодно, и даже… военнопленным, и его постоянно пытают! Не хочу узнавать, что такое пытки. Нет, этого я точно не переживу. Уж лучше тюрьма, но тогда на какой срок и за что?! А если его приговор – это… Не хочу, не хочу, не хочу!» Черный, липкий страх растекался внутри, застилая глаза и рассудок. В какой-то момент я просто перестала соображать, инстинкт самосохранения перевесил все здравые мысли, бросая это тело к двери.