Текст книги "Тайное свидание"

– Просто тебе стало ее жаль: девчонке пришлось бы навсегда расстаться со своим ожерельем!

– Нет, просто оно не стоит тысячи фунтов, – спокойно возразила Салли. – Это подделка.

– Подделка? Ты уверена?

– Да, абсолютно уверена. Поверь, я хорошо разбираюсь в драгоценных камнях. Но бедняжка Августа не сомневается, что камни настоящие, и я не хотела ее огорчать. Эта вещица очень дорога ей как память о матери.

Гарри взял у Салли ожерелье и принялся внимательно рассматривать на свету. Салли оказалась права. Красные камни сверкали, однако настоящего огня в их глубине не было.

Гарри опустил украшение в бархатный мешочек и задумчиво нахмурился.

– Полагаю, настоящие рубины ее братец заложил, когда покупал себе офицерский чин.

– Вовсе не обязательно. Ювелирная работа просто великолепная. Это, безусловно, старинный мастер: ожерелье могло быть изготовлено давным-давно. Я подозреваю, что два-три поколения назад кому-то из предков бедной девочки пришлось продать настоящие рубины – нортумберлендские Баллинджеры всегда жили исключительно за счет своего ума и талантов, а особого богатства в роду не было.

– Ясно. – Гарри сжал в руке бархатный мешочек. – Итак, я должен тебе тысячу фунтов за жалкие побрякушки из фальшивых рубинов и бриллиантов?

– Совершенно верно, – засмеялась Салли. – Ах, Гарри, как хорошо, что все обошлось! Я, например, страшно довольна.

– Рад, что хоть кто-то в данном случае остался доволен.

Глава 6

Августа – в изумрудно-зеленом платье, такого же цвета длинных перчатках и с зеленым пером в прическе – замерла, не в силах вымолвить ни слова… Здесь, в фойе театра, ей наконец-то удалось загнать в угол Лавджоя, за которым долго охотилась, но она никак не могла поверить тому, что он сказал ей минуту назад.

– Как, вы не позволите мне выплатить долг, сэр?.. Вы это серьезно? Я заложила ожерелье своей матери – последнее, что у меня оставалось в память о ней.

Лавджой холодно улыбнулся:

– Я этого не говорил, дорогая Августа: долги следует платить, – речь шла о том, что не могу взять деньги. Это было бы бесчестно при сложившихся обстоятельствах. Так значит, вы заложили ожерелье вашей матушки? Тогда мне и подавно совесть не позволит!

Августа растерянно покачала головой. Сегодня она специально заехала в «Помпею» за деньгами, полученными Скрагзом еще в полдень, а потом поспешила в театр, чтобы как можно скорее вернуть долг Лавджою и покончить с этой историей. И вот теперь он отказывался брать у нее деньги.

– Я не понимаю вас… – прошептала Августа, опасаясь, как бы кто-нибудь их не услышал в переполненном фойе.

– Но это же так просто! Поразмыслив хорошенько, я понял, что не смогу взять у вас эти деньги, дорогая мисс Баллинджер.

Августа растерянно посмотрела на него:

– Очень мило с вашей стороны, сэр, однако я настаиваю.

– В таком случае нам придется обсудить этот вопрос в более приватной обстановке. – Лавджой выразительно обвел взглядом многолюдное фойе. – Здесь, разумеется, не место для подобных разговоров.

– Но у меня с собой чек на всю сумму.

– Я же сказал: денег не возьму.

– Сэр, я требую, чтобы вы позволили мне вернуть долг! – в отчаянии воскликнула Августа. – И хочу получить свою расписку!

– Вам так этого хочется?

– Ну разумеется! Пожалуйста, милорд, а то как-то неловко…

В глазах Лавджоя блеснул прямо-таки дьявольский огонь, но он сделал вид, будто обдумывает ее слова.

– Что ж, прекрасно! Надеюсь, мы с вами сможем договориться. И вы получите назад расписку, если соблаговолите в один из ближайших вечеров – часиков в одиннадцать – заехать ко мне. Приезжайте одна, мисс Баллинджер, и мы все непременно решим.

Августа похолодела, поняв наконец, что он имеет в виду, и, облизнув пересохшие губы, постаралась держать себя в руках и говорить спокойно, однако слышала, как неестественно резко звучит голос даже для ее собственных ушей:

– Вряд ли это возможно, милорд, и вам это прекрасно известно.

– О, не беспокойтесь! Ваша репутация, мисс Баллинджер, не пострадает. Уверяю вас, я никому ни слова не скажу о вашем визите, и уж в первую очередь – вашему жениху.

– Вы не смеете настаивать на этом.

– Ну-ну, успокойтесь, мисс Баллинджер. Где же ваша страсть к приключениям и любовь к авантюрам, которые все считают вашей фамильной чертой? По-моему, вы не страдаете излишней скромностью и вполне способны рискнуть и отправиться на встречу в дом своего хорошего знакомого.

– Милорд, вы забываетесь!

– О, я непременно постараюсь, дорогая, проявить благоразумие. Итак, жду вас в одиннадцать часов послезавтра. Не разочаровывайте же меня, иначе мне придется обнародовать прискорбный факт, что последняя представительница нортумберлендских Баллинджеров не платит свои картежные долги. Подумайте, какое это унижение, Августа. А ведь его так легко избежать! Стоит всего лишь заехать ко мне на минутку.

Лавджой рассмеялся и исчез в толпе. Августа смотрела ему вслед, в душе у нее бушевала буря, когда услышала за спиной голос Клодии:

– Ах вот ты где! Может, все-таки пройдем в ложу к Хейвудам? Спектакль вот-вот начнется, и нас ждут.

– Да. Да, конечно.

… Эдмунд Кин, как всегда, был неотразим, однако Августа не слышала ни слова, потому что весь спектакль думала лишь об одном: как выпутаться из беды, в которую попала по собственной неосторожности.

И что бы она ни говорила, невозможно было отрицать тот факт, что ее расписка на тысячу фунтов по-прежнему оставалась у этого подозрительного типа, который не собирается ей ничего возвращать до тех пор, пока она не явится к нему и не скомпрометирует себя.

Да, она беспечна, но далеко не наивна: ни на секунду не поверила, что под ночной встречей Лавджой подразумевает обычный светский визит. Он явно намерен потребовать от нее гораздо больше обычного обмена любезностями.

Совершенно очевидно, что лорд Лавджой далеко не джентльмен, и трудно предугадать, как он поступит, если Августа не выполнит его требования. Она успела прочесть в его глазах леденящую душу угрозу. Рано или поздно он непременно изыщет способ коварно воспользоваться своими преимуществами.

Возможно, он даже отправится с ее долговой распиской к Грейстоуну. При этой мысли Августа зажмурилась от ужаса. Граф, разумеется, придет в ярость: дурацкий поступок подтвердит все его худшие подозрения на ее счет.

Конечно, унизительно, но, пожалуй, лучше ей самой ему все рассказать. Он, без сомнения, будет крайне недоволен или даже возмущен ее поведением, но, возможно, инцидент послужит долгожданным поводом к тому, чтобы объявить их помолвку недействительной.

Казалось бы, такая перспектива должна была вызвать у нее головокружительное чувство облегчения, однако этого не произошло и Августа попыталась разобраться почему… Ведь ей совсем не хочется замуж за Грейстоуна, так ведь? С самого начала она не верила в разумность этого брака. В чем же тогда дело? Наверное, она не желает демонстрировать ему свою растерянность! Это же так унизительно! Уж что-что, а гордость у нее есть! Она последняя из нортумберлендских Баллинджеров, а те всегда славились честолюбием и безрассудной смелостью. Что же касается репутации, она сама позаботится, чтобы не пострадала.

По пути домой в карете Хейвудов после долгих размышлений Августа пришла к выводу, что единственный выход из создавшегося положения – выкрасть провокационную расписку, чтобы Лавджой не смог ее шантажировать. Дело за малым – придумать как…

– Где, черт побери, тебя носило, Грейстоун? Пришлось объехать все эти чертовы балы и вечеринки Лондона, пока искал тебя. У тебя проблем выше крыши, а ты сидишь тут, спокойный и довольный, и попиваешь кларет! – Питер Шелдрейк рухнул в кресло напротив Гарри и потянулся за бутылкой, продолжая мрачно ворчать: – Конечно, мне следовало бы догадаться, что в первую очередь надо заглянуть именно сюда.

– Вот именно. – Гарри оторвался от рукописи своей очередной книги о военных походах Юлия Цезаря. – Я решил заехать в клуб и немного поиграть в карты, прежде чем отправиться домой. А в чем, собственно, дело, Шелдрейк? Я не видел тебя в таком волнении с той ночи, когда тебя чуть не застукали с женой французского офицера.

– Это вообще не мое дело, если угодно! – воскликнул Питер, сверкнув глазами. – Исключительно твое.

Гарри застонал: оправдывались его худшие ожидания.

– Уж не собираемся ли мы, случайно, поговорить об Августе?

– Боюсь, что придется. Салли отправила меня на поиски, после того как выяснила, что дома тебя, к сожалению, нет. Итак, Грейстоун, ваша дама сердца решила освоить новое ремесло и вот-вот преуспеет в этом.

– Какого черта? – похолодел Гарри. – Ты о чем толкуешь, Шелдрейк?

– По словам Салли, твоя невеста намерена тайно проникнуть в дом Лавджоя, который тот снял на весь лондонский сезон. Она, кажется, пыталась вернуть ему карточный долг, однако Лавджой отказался принять деньги и предложил ей заехать за распиской к нему домой завтра в одиннадцать часов вечера, причем без сопровождения, одной! Не трудно догадаться, что у него на уме.

– Ах, сукин сын!

– Вот именно. Боюсь, он затеял с тобой при помощи мисс Баллинджер довольно опасную игру, но твоя неустрашимая и изобретательная невеста решила взять контроль над ситуацией в свои руки и добыть расписку самостоятельно, пока Лавджой развлекается где-то в городе.

– Клянусь, на этот раз я действительно задам ей порку!

Гарри вскочил и, не обращая внимания на лукавую усмешку Питера, бросился к двери.

Одетая в мужское платье: бриджи и рубашку, оставшиеся после брата, – Августа притаилась в саду под окном особняка Лавджоя, наблюдая за происходящим внутри. Окно в библиотеку ей удалось открыть легко: похоже, слуга забыл его запереть, – так что не пришлось выбивать стекло, как она намеревалась.

Августа вздохнула с облегчением и еще раз оглядела небольшой сад убедиться, что никого поблизости нет, что ее не заметили. Стояла тишина, свет в окнах верхнего этажа уже не горел. Немногочисленные слуги либо отправились спать, либо ушли куда-то повеселиться. Сам Лавджой, как совершенно точно знала Салли, в данный момент находился на вечеринке у Белтонов и, без сомнения, не вернется домой до рассвета.

Убежденная, что все получится как задумано, Августа вмиг перелезла через подоконник и бесшумно спрыгнула на ковер. Несколько мгновений постояв неподвижно, чтобы сориентироваться в темной комнате, в лунном свете она сразу же разглядела письменный стол и огромное широкое кресло у камина. В тени у стены прятались два книжных шкафа, но на его полках было совсем немного книг. В углу на тяжелой деревянной подставке стоял огромный глобус.

Тишина действовала угнетающе, в доме не было слышно ни звука: лишь далекое постукивание колес по мостовой да шорох листьев за открытым окном…

Августа бесшумно подобралась к двери и убедилась, что она заперта.

По личному опыту она знала, что мужчины обычно хранят наиболее ценные для них вещи под замком, в ящиках письменного стола, и, как правило, именно в библиотеке. Ее отец, брат и дядя, во всяком случае, поступали так. Благодаря этим своим наблюдениям в прошлый раз ей удалось обнаружить и выкрасть дневник Розалинды Морисси, и Августа была уверена, что и сегодня непременно отыщет свою долговую расписку.

Как жаль, что на сей раз нельзя было попросить о помощи Гарри, думала Августа, присаживаясь на корточки возле письменного стола. Его умение открывать проволокой любые замки пришлось бы сейчас весьма кстати. Интересно, где он постиг эту науку?

Августа на всякий случай тихонько подергала ящик, хотя было ясно, что он определенно заперт, потом сосредоточилась на изучении поверхности письменного стола. Легко представить себе выражение лица Гарри, если бы она обратилась к нему с подобной просьбой… Нет, он начисто лишен духа авантюризма.

Замок в такой темноте рассмотреть было трудно, и Августа уже начала подумывать, не зажечь ли свечку. Если как следует задернуть шторы, то скорее всего никто и не заметит слабого света в окне библиотеки…

Она выпрямилась и уже протянула было руку к подсвечнику, стоявшему довольно высоко на полке, когда вдруг почувствовала, что в комнате не одна: кто-то стоит у нее за спиной.

Августа задрожала от страха, поняв, что обнаружена, и панический вопль, уже готовый сорваться с губ, застрял в горле, когда чья-то сильная рука крепко зажала ей рот. Она не успела ни обернуться, ни хотя бы крикнуть, потому что до боли знакомым голосом возле ее уха произнесли:

– Это уже входит у вас в привычку, причем не самого лучшего свойства.

– Господи, Грейстоун! – с облегчением выдохнула Августа и тут же обмякла у него в руках, когда Гарри убрал ладонь от ее лица. – До чего же вы меня напугали! Я думала, это Лавджой.

– Глупая девчонка! Это вполне мог оказаться именно он. Но вы еще пожалеете, что это не так, потому что я сейчас вас просто прикончу.

Она высвободилась и обернулась. Граф, одетый во все черное: кожаные сапоги и длинное пальто, скрывавшее костюм, – возвышался над ней, сливаясь с чернотой глубокой ночи. При нем, отметила Августа, была и его любимая черная трость из эбенового дерева, но белоснежного шейного платка на сей раз не увидела.

Его черная фигура словно растворялась во тьме.

– А вы-то что, скажите на милость, тут делаете? – спросила она шепотом.

– Полагаю, это яснее ясного: пытаюсь спасти свою будущую жену от Ньюгейтской тюрьмы. Ну и как, нашли то, за чем сюда явились?

– Нет, еще не успела. Стол заперт. Я как раз собиралась зажечь свечку, когда вы так неожиданно оказались у меня за спиной. – Августа нахмурилась от охвативших ее подозрений. – А как вы, собственно, узнали, что я здесь?

– В данный момент это неважно.

– Сэр, вы, часом, не ясновидящий? Или, может, умеете читать мысли?

– Все гораздо проще, уверяю вас. Например, если вы очень захотите, то легко сможете прочесть мои мысли. Как вы полагаете, мадам, о чем я в данный момент думаю?

Гарри подошел к окну, осторожно закрыл его и вернулся к столу.

– Подозреваю, вы несколько рассержены, милорд, – осмелилась вымолвить Августа, – но я готова все объяснить.

– Ваши объяснения я выслушаю позже, хотя сомневаюсь, что сочту их достаточными для оправдания столь нелепого поступка. – Гарри присел на корточки у письменного стола и извлек из кармана уже знакомую Августе проволоку. – Но сначала давайте покончим с вашим делом.

– Замечательное решение, милорд. – Августа присела с ним рядом. – Неужели вы так хорошо видите в темноте, что даже свечка не нужна?

– Это далеко не первый стол, который приходится отпирать на ощупь… Да вы и сами знаете: в поместье Энфилда, к примеру.

– О да! Кстати, я все хотела спросить, где вы научились…

Из замочной скважины донесся еле слышный щелчок, к полному восторгу Августы.

– Готово, – тихонько шепнул Гарри.

– Ну где вы этому научились, милорд? Клянусь, вы просто виртуоз! Сколько я ни практиковалась, пытаясь отпереть стол дяди Томаса с помощью шпильки для волос, однако ни разу мне не удалось добиться результата.

Гарри мрачно взглянул на нее, выдвигая ящик стола:

– Ничего выдающегося в этом нет. И я считаю, что леди не пристало заниматься чем-то подобным.

– Ну разумеется, кто бы сомневался! Вы считаете, что только мужчинам позволительны всякие увлекательные занятия.

Августа вглядывалась в содержимое ящика и не находила среди аккуратно сложенных бумаг ничего хотя бы отдаленно напоминавшего ее расписку. Она протянула было руку, чтобы поискать среди мелочей, валявшихся в ящике, но Гарри остановил ее:

– Подождите. Давайте лучше я.

Августа вздохнула:

– Полагаю, вам известно, что именно я ищу, милорд?

– Разумеется: свою расписку на тысячу фунтов, которые вы проиграли Лавджою.

Гарри быстро перебрал бумаги в среднем ящике, потом закрыл его и принялся один за другим осматривать остальные.

Увы, он все знает, вздохнула Августа и решила объясниться:

– Дело в том, что я совершила ужасную ошибку.

– Не сомневаюсь, вы поступили весьма неосмотрительно. – Гарри закончил осмотр последнего ящика и выпрямился, сосредоточенно нахмурившись. – Однако теперь перед нами уже гораздо более серьезная проблема: я не нашел никакой долговой расписки.

– Не может этого быть! Я была уверена, что он хранит ее здесь, ведь мужчины, как правило, держат свои ценные бумаги и документы в письменном столе.

– Похоже, у вас мало знакомых мужчин или вы недостаточно хорошо изучили их привычки. Гораздо чаще ценные бумаги мужчины хранят в сейфах.

Гарри обошел стол и двинулся к книжным шкафам.

– В сейфах? Да, разумеется! Как же я об этом не подумала? И вы считаете, у Лавджоя должен быть сейф?

– Несомненно.

Гарри передвинул несколько томов на полке книжного шкафа, потом вытащил самые внушительные, перелистал и, убедившись, что среди страниц ничего не спрятано, вернул их на место.

По его примеру Августа тоже принялась просматривать книги из следующего ряда, однако ничего не обнаружила. Едва ли не в панике она принялась бесцельно кружить по комнате, споткнулась о гигантский глобус и ухватилась за него, чтобы не упасть.

– Господи, ну и тяжелый же он!

Гарри обернулся на ее возглас, и взгляд его остановился на глобусе.

– Ну конечно! Размер как раз подходящий…

– О чем вы? – изумилась Августа, глядя, как он обходит глобус и опускается возле него на колени. И тут ее осенило! – Как вы догадались, милорд? Неужели это и есть сейф Лавджоя?

– Вполне возможно. – Гарри уже возился с крепежным устройством, удерживавшим глобус на деревянной подставке, потом пальцы его принялись дюйм за дюймом ощупывать дерево, и, наконец, тишину нарушил его ликующий возглас:

– Есть! Нашел.

Еще мгновение – и раздался щелчок: некая потайная пружина уступила. Верхняя половина глобуса откинулась, открыв взору его глубокое чрево. В лунном свете виднелись какие-то бумаги и небольшая шкатулка с драгоценностями.

– Гарри! Вот же она! Вот моя расписка! – Августа схватила листок. – Ну все, нашли.

– Верно. А теперь давайте убираться отсюда.

Гарри закрыл глобус, но тут же замер: входная дверь в доме негромко хлопнула, а потом в холле послышался стук каблуков.

– Проклятье!.. Лавджой вернулся.

Августа в испуге шепнула:

– Скорее в окно!

– Не успеем: он идет сюда.

Гарри вскочил на ноги и, схватив в одну руку трость, а другой сжимая запястье Августы, повлек девушку за диван в дальнем углу комнаты, толкнул на пол и присел на корточках рядом, выставив трость наподобие шпаги.

Августа судорожно сглотнула, боясь пошевелиться, и даже затаила дыхание, когда шаги замедлились за дверью библиотеки. В эту минуту она была безумно рада, что Гарри оказался рядом.

Щелкнул замок, дверь открылась, и в библиотеку кто-то вошел. Августа вообще перестала дышать. Господь милосердный, какой кошмар! И во всем виновата она! Да еще умудрилась втянуть в скандальную историю такого поборника благопристойности, как граф Грейстоун! Нет, он никогда ей этого не простит!

Гарри сейчас походил на изваяние: если даже его и тревожила угроза возможного публичного разоблачения и унижения – а это, без сомнения, была вполне реальная угроза, – то это никак не проявлялось. Он держался так, словно не имел ни малейшего отношения к сложившейся пиковой ситуации.

Кто-то неслышно прошел по ковру совсем рядом с диваном. Звякнуло стекло – вошедший налил себе бренди из графина, стоявшего на столике возле огромного кресла. Августа в ужасе подумала: вот сейчас он зажжет свечу, и тогда…

Однако через несколько секунд шаги направились к двери, она закрылась, и тот, кто приходил в библиотеку, направился к лестнице.

Августа и Гарри с облегчением выдохнули. Гарри подождал еще несколько мгновений, затем вскочил на ноги, увлекая Августу за собой, и буквально потащил к окну:

– Быстро!

Августа поспешно толкнула створку, Гарри обхватил ее за талию и, посадив на подоконник, проворчал:

– Где, черт побери, вы раздобыли эти штаны?

– От брата остались.

– Вы что же, вообще не имеете представления о приличиях?

– О, весьма слабое, милорд.

Августа спрыгнула на траву и обернулась, наблюдая за ним. Гарри аккуратно прикрыл окно и взял ее за руку:

– Там, в переулке, ждет карета. Скорей!

Августа заметила, как в окне верхнего этажа зажегся свет: похоже, Лавджой собирался ложиться спать, – а они даже не успели отойти от дома. Если хозяину придет в голову выглянуть в сад, он сразу заметит две подозрительные темные фигуры, устремившиеся к калитке.

Слава богу, все обошлось, никто их не заметил, и они благополучно выбрались из сада.

Пальцы Гарри крепко, точно наручниками, сжимали запястье все время, пока он тащил ее за собой по улице. Мимо проехал наемный экипаж, затем простучал по мостовой кабриолет с двумя пьяными молодыми щеголями, однако никто и внимания не обратил ни на мужчину в черном пальто, ни на его спутника.

Наконец они свернули в узкий переулок, который едва ли не полностью перекрывал изящный экипаж со знакомым изображением на дверце кареты.

– Но ведь это же карета леди Арбутнотт? – растерянно проговорила Августа удивленно посмотрела на Гарри. – Что здесь может делать Салли, к тому же в столь поздний час? Она не настолько хорошо себя чувствует, чтобы совершать подобные поездки.

– Ее здесь нет. Ваша подруга была так добра, что одолжила мне свой экипаж, чтобы мою карету не заметили в этой части города. Залезайте, и побыстрее.

Августа не сопротивлялась, но все-таки успела заметить на козлах знакомую фигуру, закутанную в плащ, в низко надвинутой на лоб шляпе. Не узнать его было невозможно.

– Это вы, Скрагз?

– Да, мисс Баллинджер, боюсь, что так, – с мрачным видом проворчал дворецкий леди Арбутнотт. – Меня вытащили из теплой постели, ничего не объяснив… Я горжусь своей должностью, и мне неплохо платят, но вовсе не за то, чтобы я держал в руках вожжи. И вот сегодня мне велено изображать кучера, так что стараюсь вовсю, хотя не уверен, что получу чаевые.

– Вам нельзя по вечерам долго оставаться на воздухе, – нахмурившись, буркнула Августа. – Для вашего ревматизма это очень вредно.

– Да, что правда, то правда, – кисло согласился Скрагз. – Но попробуйте объяснить это благородному знатному джентльмену, которому приспичило шнырять по улицам среди ночи.

Гарри рывком отворил дверцу кареты.

– Уверен, что старина Скрагз несколько преувеличивает свои проблемы с ревматизмом. – Он чуть приобнял Августу за талию. – Вам следовало бы побеспокоиться о самой себе.

– Но, Гарри… то есть милорд… Ой!

Через мгновение очутившись на сиденье, скрытом зелеными бархатными занавесками, она слышала, как Гарри приказывает Скрагзу:

– Не останавливайтесь до тех пор, пока я не скажу, что пора возвращаться к леди Арбутнотт.

– О господи! Ехать-то куда? – воскликнул дворецкий, и голос его странно изменился: совершенно исчез вечный скрип и кашель.

– Куда угодно! – раздраженно буркнул Гарри. – Хоть вокруг парка, хоть куда-нибудь в пригород. Все равно. Главное – чтобы карета не привлекала к себе внимания. Мне нужно поговорить с мисс Баллинджер, и более удачного места я не могу придумать.

Скрагз громко откашлялся, а когда заговорил, голос его опять звучал не так, как обычно, и тем не менее показался Августе странно знакомым.

– Знаете, Грейстоун, может, вам следовало бы подумать, прежде чем пускаться в авантюру ночью? К тому же вы сейчас далеко не в лучшем настроении…

– Когда мне понадобится ваш совет, Скрагз, я дам вам знать, – резко оборвал его Гарри. – Вам ясно?

– Да, милорд, – сухо ответил дворецкий.

– Вот и прекрасно.

Гарри забрался в карету, захлопнул дверцу и задернул занавески, а когда плюхнулся на сиденье напротив, Августа с упреком заметила:

– Совсем не обязательно было так кричать на него. Он всего лишь старик и ужасно страдает от боли в ногах.

– Да пошел он к черту вместе со своими болячками! – буркнул Гарри и уже помягче добавил: – В данный момент меня куда больше беспокоите вы, Августа. Нет, скажите все же, какого дьявола вы полезли в дом Лавджоя? На что рассчитывали?

Только теперь Августа осознала, что граф безумно переживает за нее, и впервые за этот вечер ей вдруг захотелось оказаться как можно дальше отсюда, в безопасности собственной спальни.

– Я думала, вы понимаете, милорд. Если вы знали о моей долговой расписке, то знали и про условие. Ведь Салли наверняка рассказала вам и об этом.

– Да, но вы не должны на нее сердиться: она была очень встревожена.

– Да, понимаю. Что касается мерзавца Лавджоя, не считаю его джентльменом! Не сомневаюсь: он собирался воспользоваться моей распиской, чтобы унизить меня или, может быть, вас, – вот я и решила попытаться добыть эту самую расписку.

– Черт побери, Августа! С какой стати вы вообще вздумали играть в карты с Лавджоем?

– Честно говоря, я не думала о проигрыше: без ложной скромности замечу, что играю неплохо, сэр. И пока меня не отвлекли разговором на совсем другую, болезненную для меня тему, я все время выигрывала. Видите ли, речь зашла о моем брате, я перестала следить за игрой, а когда взглянула на записи партии, поняла, что проиграла тысячу фунтов.

– Августа, леди, имеющая представления о правилах приличия, никогда не оказалась бы в подобной ситуации.

– Вы, без сомнения, правы, милорд, но разве я не предупреждала вас, что не принадлежу к тому типу женщин, которые годятся вам в супруги?

– Теперь уже совершенно бессмысленно говорить об этом, – процедил Гарри сквозь зубы, – потому что вскоре именно вы станете моей женой, и уж позвольте вас предупредить, что ни одного подобного приключения я более не потерплю. Надеюсь, вам все понятно?

– Да, сэр, но позволю себе кое-что заметить и я: при сложившихся обстоятельствах, когда оказалась затронута моя гордость и честь, у меня просто не было выбора.

– Вам следовало обратиться ко мне.

Августа прищурилась:

– Не думаю, милорд, что это было бы верное решение, скорее бессмысленное: вы, разумеется, прочитали бы мне очередную лекцию о правилах поведения, устроили бы весьма неприятную сцену – вот как сейчас…

– Я бы сам решил возникшую проблему, освободив от этого вас, – мрачно перебил ее Гарри. – И вам не пришлось бы рисковать ни репутацией, ни, как сегодня, своей головой.

– Мне кажется, милорд, что сегодня мы оба рисковали и головой, и репутацией, – несмело улыбнулась Августа. – Если честно, я, сэр, очень рада, что вы оказались там. Сама бы я ни за что не догадалась, что расписка в сейфе, не говоря уж о глобусе. Страшно подумать, что могло бы случиться, застань он меня там одну…

– Неужели вы полагаете, что меня это успокоит?

Августа выпрямилась:

– Я прекрасно понимаю, что мое поведение перешло все допустимые границы. Если вы сочтете, что брак со мной для вас теперь неприемлем, то мое исходное предложение остается в силе: я с радостью приму ваше решение о разрыве помолвки и освобожу вас.

– Освободите меня? – усмехнулся Гарри и крепче сжал ее запястье. – Боюсь, что теперь это невозможно. Похоже, до конца моих дней придется терпеть ваши выкрутасы: так уж судьбой предопределено, – и я принимаю все, что она еще мне приготовила.

И прежде чем Августа успела понять, что Гарри имел в виду, он вдруг схватил ее в охапку, уложил к себе на колени и завладел губами в страстном поцелуе.