Текст книги "Семейный круиз"

Часть 2
Афины, Греция

1 / Шарлотта

Когда греческое такси завернуло за угол, Шарлотта увидела «Сплендидо Марвелозо»[42]42
  С итальянского переводится как «восхитительное чудо».


[Закрыть] – огромный, цвета слоновой кости тринадцатиэтажный корабль длиной в тысячу футов, с нахлобученной сверху словно щегольская шляпка водной горкой. Прищурившись, Шарлотта увидела, что вокруг палубы катаются на велосипедах пассажиры. Оранжевые спасательные шлюпки на нижнем ярусе демонстрировали готовность спасти вас от кораблекрушения.

– Ух ты! – сказала Ли, которая вместе с Шарлоттой решила добраться до Пирейского порта. Мэтт отсыпался в гостиничном номере, который заказал ему собственный агент, а Реган с Кордом искали что-нибудь перекусить.

– Сногсшибательное зрелище, – сказала Шарлотта.

– Я только что получила письмо от своего агента, – сказала Ли. – «Тебя хотят прослушать на роль в Трупе Номер Два, 714-й эпизод сериала „Закон и порядок. Специальный Корпус“[43]43
  Американский криминальный телесериал, который является первым спин-оффом сериала «Закон и порядок».


[Закрыть]».

– Дорогая, это же прекрасно! Мои поздравления!! – Шарлотта знала, что Ли врет, но решила проигнорировать сей тревожный факт.

– Приехали, – сказал таксист. Вытащив из машины свое грузное тело, он открыл багажник, оставив Шарлотту и Ли Перкинс со всеми их чемоданами прямо посреди огромной парковки. Асфальт буквально плавился под ногами. Двое мужчин в оранжевых рубашках и черных брюках поспешили к женщинам со своими тележками. Ли выхватила у полуобморочной Шарлотты билет на корабль. Греческое солнце нещадно палило. Наверное, под таким же светилом когда-то Агамемнон[44]44
  В древнегреческой мифологии царь Микен. Один из главных героев «Илиады» Гомера, со ссоры которого с Ахиллом поэма и начинается.


[Закрыть] бросился в битву с врагом во время Троянской войны, подумала Шарлотта. И так же, как Агамемнон, Шарлотта была готова сейчас сделать первый шаг в неизвестность…

Пока Ли флиртовала с носильщиками, Шарлотта нетвердой походкой двинулась в сторону серого здания с табличкой – КРУИЗНЫЙ ТЕРМИНАЛ В: ФЕМИСТОКЛ[45]45
  Афинский государственный деятель, один из «отцов-основателей» афинской демократии, полководец периода Греко-персидских войн.


[Закрыть].

– Ли… – Шарлотта обернулась к дочери, прерывая ее экспресс-свидание. – Ты не помнишь, кто такой Фемистокл?

– Фемистокл – это терминал, – ответил один из грузчиков.

– Терминал B, – уточнил второй.

– В самом деле? – Ли кокетливо провела пальчиком по своей шее. Шарлотта озабоченно смотрела на дочь.

– Фемистокл – это политик и военачальник Древней Греции, – сказал словно из ниоткуда взявшийся высоченный мужчина с папкой-планшетом. – В переводе с греческого его имя означает «Слава и Закон». Умер он в 459 году до нашей эры в Магнесии-на-Меандре.

На мгновение Шарлотта, Ли и носильщики замерли, переваривая информацию.

– Меня зовут Брайсон. – Мужчина важно расправил плечи.

Шарлотта заглянула в верхнюю страницу на его планшете. Там был длинный список с пометками, озаглавленный Часто задаваемые вопросы: ГРЕЦИЯ. У Брайсона были крупные и ослепительно белые зубы. Взгляд Шарлотты скользнул по хорошо скроенной свободной рубашке, под которой угадывался мускулистый торс, ниже – пивное брюшко, а еще ниже – впечатляющая выпуклость под обтягивающими брюками. Она машинально улыбнулась, подумала, о боже, и повернулась к Ли.

– О, нет. – Лицо дочери сейчас было как открытая книга, на которой крупными буквами читалось название Жадные Глазищи.

– Я ваш круизный директор, – сказал Брайсон и протянул свою большую ручищу с идеально овальными ногтями, определенно отполированными или покрытыми прозрачным лаком.

– Я Ли, – выдохнула Ли и облизала губы.

– Привет, я Шарлотта, – сказала Шарлотта, тщетно пытаясь погасить пламя страсти, метавшееся между Ли и господином круизным директором. – Я та самая победительница конкурса «Путешествуй по миру».

Брайсон повернулся к Шарлотте и изобразил на лице непонимающую улыбку. Росту в нем было под метр девяносто. Шикарный мужчина, даже лучше, чем нынешний (или бывший?) парамур Ли, телезвезда Джейсон – хотя Шарлотта никак не могла взять в толк, кому может быть интересен сериал о взрослом человеке, который завел себе вместо собачки робота.

У Шарлотты кружилась голова. Ли оживленно болтала с Брайсоном, озаренная греческим солнцем и перспективой новой любви. Шарлотта вздохнула. Почему сама она так и не научилась радоваться жизни?

– Мне как-то нехорошо, – сказала Шарлотта.

– Может, водички? – предложила Ли.

Шарлотта гордо вздернула подбородок:

– Лично мне сейчас бы не помешал бокал холодного шардоне!

2 / Корд

Они бродили по Афинам, и лицо у Реган становилось все краснее. Корд испытывал странную, почти отеческую потребность пойти и купить ей защитный крем, чтобы втереть его в ее покрытые веснушками щеки – как это бывало в детстве, когда они ходили в открытый бассейн. Реган требовала, чтобы ее покатали на водной горке, и Корд никогда не отказывался, несмотря на насмешки друзей. Взяв Реган за руку, он поднимался с ней наверх и крепко обнимал ее, когда они летели вниз, и старался первым оказаться в воде, чтобы вовремя подхватить сестру.

Корд сглотнул, пытаясь забыть о звонке от Зоуи, лучшей подруги Реган. Ну как он мог сказать своей младшей сестренке, что ее муж чудовище?

– Ты как? – спросила Реган.

– Давай где-нибудь присядем, – предложил Корд. Он заприметил табличку на греческом, а ниже перевод: ТАВЕРНА РАБОТАЕТ ВО ВНУТРЕННЕМ ДВОРИКЕ.

– Смотри, – сказал он, – там ресторан. Я где-то прочитал, что таверна переводится с греческого как ресторан. Давай перекусим.

– Мне нужно обратно в отель, – сказала Реган. – Мэтт заказал нам номер в гостинице.

– Нет, давай зайдем, я проголодался, – настаивал Корд.

Немного посомневавшись, она согласно пожала плечами. По стрелочке они прошли через узкую арку. В укромном садике стояли деревянные столы под белыми бумажными скатертями, прижатыми от ветра наборами из солонки, перечницы, коробочкой с зубочистками и салфетницей. Это не было похоже на ресторан, официантов не наблюдалось, но Корд выбрал стол в тенистом уголке, где они и расположились. К ним подошел мясник (он был не просто внешне похож на мясника – с животиком и седыми кудрями, а самым что ни на есть настоящим мясником, судя по фартуку, забрызганному кровью).

Мужчина что-то энергично сказал по-гречески. Корд затряс головой, изображая дружелюбное непонимание, и тогда мясник спросил:

– Ребрышки ягненка? – По крайней мере, прозвучало что-то похожее на это.

– Да, – кивнул Корд. Грузной поступью мужчина прошел через арку и исчез.

– Ты шутишь? – удивилась Реган. – Мы будем есть ребрышки ягненка?

– Как и положено в Афинах, – отшутился Корд, но Реган лишь пожала плечами.

– Ну и… – Корд вдруг посерьезнел. – Как ты вообще поживаешь? – Он рассчитывал вызвать Реган на откровенность насчет частного детектива и подбадривающе наклонился к ней поближе.

– У меня все хорошо, – ответила Реган.

– Точно? – Он приподнял брови, призывая все же поделиться с братом. Ему так хотелось спасти хоть кого-нибудь.

– Да. – Реган задумчиво разворачивала и снова складывала свою салфетку. – У меня все хорошо.

Мужчина вернулся с полными тарелками. Еда всегда помогала Корду унять тревогу. Взяв горячий ломоть хлеба (с корочкой, поджаренной на гриле), он откусил кусок. Хлеб был вкусный, плотный и пах оливковым маслом. Корд положил себе салат. Каждый его ингредиент взрывался букетом вкусов, словно Корд никогда в жизни не ел настоящих помидоров и феты, которая была нарезана толстыми трехсантиметровыми ломтями. Вспомнив жалкую посыпку из такого же сыра, которую он добавлял дома в салат, Корд остро осознал тщету собственной жизни.

– Значит, у тебя все…

– Все хорошо, – повторила Реган, разглядывая увитую виноградом перголу, под которой они сидели. Корд понял, что все гораздо хуже, чем он даже предполагал.

– Я просто переживаю, как там у вас с Мэттом, – сказал он.

– С чего бы это? – сказала Реган.

– Да просто так. – Он, конечно, врал. Ведь Зоуи ему все рассказала. Частный детектив выполнил свою работу и нарыл на Мэтта кучу грязного и шокирующего.

– Я отослала отчет Реган, – сказала Корду Зоуи, – но она мне даже не ответила. Я звоню ей, а она не снимает трубку. – Зоуи умоляла Корда удостовериться, что с Реган все в порядке.

– У нас с Мэттом все хорошо. – Реган нанизала свой кусочек феты на вилку. – Это семья. Впрочем, ты вряд ли поймешь.

Корд внимательно наблюдал за сестрой. Она казалась какой-то притихшей, но, возможно, это было теперь для нее обычным состоянием. А ведь в юности Реган трещала без умолку и восторгалась всем на свете – птицами, картофелем фри, луной.

– Ммм… Но ты разве не получила имейл от Зоуи? – спросил он.

– Имейл от Зоуи? Да нет, конечно.

Вернулся хозяин заведения и выставил на стол блюда с мясом и две чаши с соусом – белый йогурт и еще что-то бледно-зеленого цвета.

– Хлеб сюда, – сказал мужчина, указав на плетеную корзинку. Корд благодарно закивал. Выдавив на свою порцию четвертинку лимона, он принялся за еду. По сравнению с напичканной стероидами американской порцией, эта казалась совсем маленькой и даже хрупкой. Вонзив зубы в ягненка, он застонал от удовольствия, уловив нотки орегано и соли – да-да, соли! – вкупе с лимоном (в сто раз вкуснее американского) в этом сочном, жирном и даже с легким душком дичи куске мяса, которое буквально таяло во рту.

Корд взглянул на сестру, потянулся через стол и взял ее за руку:

– Ты видела этот отчет? Давай взглянем вместе, Рэй-Рэй.

Она отдернула руку и встала.

– Я не понимаю, о чем ты. – В голосе ее послышались стальные нотки и даже некоторая неприязнь. – Ты слышишь? Я не понимаю, о чем ты, и хватит об этом.

Корд вздохнул. Он старался избегать лжи и притворства и рассчитывал совсем на другой разговор. Ему хотелось открыться Реган, рассказать ей про Джованни, продумать вместе, как сообщить об этом Шарлотте. И он также хотел помочь Реган наладить ее собственную жизнь без Мэтта.

– Я возвращаюсь в гостиницу. – Она снова поднялась из-за стола.

– Реган, послушай. Мы сделаем, как ты пожелаешь. Вовсе не обязательно это обсуждать, но… Я хочу помочь тебе. Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

Она опустила на нос солнечные очки. Сжатые губы и нежелание выговориться сначала огорчили Корда, а потом разозлили.

– Какого черта, Реган, – сказал он. – Я просто не узнаю тебя.

– Да что ты обо мне знаешь! – ответила она. – Ты не имеешь никакого представления обо мне теперешней.

– Неправда. И не переигрывай, пожалуйста.

Он хотел, чтобы она улыбнулась сейчас, затрясла головой, стряхивая с себя морок. Но вместо этого она наклонилась к нему и произнесла с расстановкой:

– Отвали. Я серьезно. Я не позволю тебе лезть в мои дела.

Корд был в шоке. Это уже скорее походило на криминальную драму. Что сделалось с его малышкой Реган? Проводив ее взглядом, он взял ребрышки ягненка обеими руками и начал есть. К черту сестру, к черту семейку Перкинс! Он забронирует билет обратно и вернется к своему Джованни.

Но прежде – насладится этим афинским пиршеством.

3 / Реган

Некоторое время назад Зоуи ночью переслала Реган по электронной почте отчет частного детектива по Мэтту. Тема гласила: ВСЕ ПЛОХО, ПЕРЕЗВОНИ МНЕ. Реган увидела сообщение, но не стала открывать его.

Зоуи не дозвонилась до Реган, но поговорила с Кордом. Когда такси притормозило возле гостиницы «Акрополь Селект», Реган запаниковала. У входа ее ждал Мэтт в новых солнечных очках. Интересно, когда он успел их приобрести? Опустив окно, Реган выдавила из себя улыбку и помахала Мэтту. Тот забрался в такси, и вместе они поехали в сторону Пирейского порта. От Мэтта пахло одеколоном «Олд Спайс».

– Яссас, – поприветствовал он водителя. Реган с удивлением посмотрела на него.

– А что? – сказал Мэтт. – Хотя бы знаю, как сказать здрасьте. – Он показал ей телефон, в который было загружено языковое приложение. – Я ведь нигде не бывал, – прибавил он. – И для меня это событие.

Что правда, то правда. Они годами не выезжали из Джорджии. На медовый месяц побывали на Тайби-Айленд[46]46
  Прибрежный курортный город в округе Чатем американского штата Джорджия.


[Закрыть], иногда делали вылазки в Атланту, когда Мэтта приглашали на конференции. Еще до рождения детей Реган несколько раз навестила в Нью-Йорке Корда, но у Мэтта вечно не было времени, чтобы присоединиться.

Сегодня он казался прежним – добрым и счастливым, и Реган смутилась. На ее телефоне высвечивалась куча пропущенных звонков от Зоуи. Может, поменять свои планы и попробовать наладить отношения?

С самого детства Реган решала чужие проблемы. Вот и сейчас, если в последнюю минуту срывался «Карпулинг»[47]47
  Сервис по поиску попутчиков для поездки на одном автомобиле.


[Закрыть], все мамочки звонили именно ей. И она же разруливала ситуацию, когда мамаша, отвечающая за экскурсию на лошадках вдоль побережья Джорджии, сбежала с норвежским летчиком, которого подцепила на сайте знакомств.

Она хорошо помнит, как просыпалась во время родительских ссор. Тогда, в ночнушке, она спускалась на кухню, выкладывала на тарелку крекеры с сырной нарезкой и приносила все это в родительскую спальню, а они поворачивались к ней – отцовское лицо в красных пятнах, мама в слезах.

– Хотите крекеры с сыром? – говорила она. Господи, ей ведь тогда было лет семь, не больше.

Да, всего лишь сыр и крекеры. И ссора прекращалась.

Сейчас они проезжали величественный Акрополь. Согласно мифу, Афина и Посейдон поспорили о том, кто станет покровителем города, воздвигнутого царем Кекропом. Посейдон ударил о землю своим трезубцем, и из-под земли забил источник соленой воды. Опустившись на колени, Афина посадила оливковое дерево. И царь Кекроп провозгласил победительницей именно Афину, потому что ее оливковое дерево обеспечивало афинян плодами и маслом.

Реган решила для себя, что она как оливковое дерево с крепко проросшими в землю корнями, которое продолжало цвести сквозь время, несмотря на невзгоды и разочарования, постигшие ее в браке. Она была способна возвыситься над битвой и защитить своих девочек. Она могла выдержать любые ураганы, гнущие ее к земле. Да, она была тем самым голимым, дающим плоды оливковым деревом.

Однажды вечером, когда она снова взяла с полки книгу «Щедрое Дерево»[48]48
  Книга с картинками американского писателя Шела Силверстайна, опубликованная в 1964 г.


[Закрыть], чтобы почитать ее девочкам, Флора сказала, что больше не желает слушать эту историю.

– Но почему? – спросила тогда Реган.

– Да потому, мамочка, – ответила Флора, – что это самая грустная история на свете.

4 / Ли

Ли двигалась по указателям в поисках своей каюты, ноги утопали в сине-зеленом ковре с волнистым рисунком. Коридор освещали уютные настенные бра, пахло сначала попкорном, а потом цветами, хотя никаких цветов видно не было.

Наконец, найдя свою каюту, она вставила в прорезь магнитную карточку: мигнул зеленый огонек, и дверь открылась. Это была самая прекрасная в мире каюта, где-то восемнадцать квадратных метров. По одну сторону диванчик, напротив – премиленький письменный столик, возле окна – двуспальная кровать. Шторы были задернуты.

На кровати поверх покрывала был расстелен пластиковый коврик с надписью:

 
ПОЛОЖИ НА МЕНЯ ЧЕМОДАН
Я ДЛЯ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ И ДАМ
ПОДДЕРЖАТЬ ЧИСТОТУ И УЮТ —
ВОТ ДЛЯ ЧЕГО Я ТУТ
 

У каюты был собственный балкончик с двумя металлическими стульями. Отсюда открывался вид на пирейский порт. Вся липкая от пота после афинской жары, Ли решила принять душ в крошечной ванной.

Включив воду, Ли постаралась сфокусироваться на дыхании – так она когда-то делала, когда занималась плаваньем. Поначалу она ненавидела свою команду, ненавидела, как щиплет глаза хлорка, ненавидела утомительные заплывы и строгого тренера, а еще пропитанный химией, искусственно нагретый воздух крытого бассейна. Но постепенно она становилась сильнее и уже с нетерпением ждала своих вечерних тренировок.

В выходные устраивались соревнования, и Ли с отцом выходили из дома заранее: они покупали сэндвичи с яйцом и садились перекусить на скамейку в парке «Форсит». Уинстон пережидал соревнования, расположившись на трибуне с газетой «Утренние новости Саванны». Время от времени он поглядывал на дочь, отдыхающую между заплывами на скамейке внизу (с надетыми на купальник трениками), и подмигивал ей.

Во время заплывов Ли отстранялась от всего постороннего. Когда, уже в Лос-Анджелесе, она начала изучать трансцендентную медитацию, поскольку ею увлекались многие известные кинорежиссеры и это могло пригодиться в карьере, Ли вдруг поняла, что уже научилась всему этому как пловец.

Главное – фокусироваться на дыхании, а не на своих сумбурных и субъективных мыслях. Даже находясь на земле, Ли могла представить себя плавающей. Это притормаживало мозг, время словно останавливалось, и можно было спокойно оглядеться и почувствовать благодарность к самой жизни вообще, и тогда отступала грусть, с которой она, похоже, родилась, а может, и не родилась, но сколько Ли себя помнила, чувство безнадежности постоянно обжигало душу. Когда Уинстон повесился, она поняла, от кого унаследовала это отчаяние, и судорожно пыталась убедить себя, что если станет знаменитой, слава каким-то образом исправит этот внутренний надлом, поможет подняться над черной бездной, поглотившей ее отца.

Выйдя из душа, она увидела себя в зеркале такой, какая она есть, тридцативосьмилетней. Состояние покоя сразу улетучилось. Дело не в темных кругах под глазами, которые можно замаскировать, и не в такой уж гладкой шее.

Нет, все дело было в выражении ее лица. Вид у нее был мрачный, затравленный. Как будто за ней гнались, и земля уходила из-под ног. Обернувшись полотенцем, Ли вернулась в комнату и села на кровать. Она вспомнила о Джейсоне, у которого все получилось, который сделал все так, как они проговаривали, и даже больше. Почему она сопротивлялась, не делала, как он просил, лишая себя размеренной жизни и возможности создать семью?

Прежде чем оставить Ли, Джейсон прошерстил весь интернет, а потом втолковывал ей, что ее суматошный мозг и чувство безнадежности – симптом депрессии или маниакально-депрессивного психоза. Но кто бы не впал в депрессию на ее месте? Джейсон покупал для нее всякие умные книги, рассказывал о полезных подкастах, заказывал питательные комплексы для поддержки мозговой деятельности. Но невозможно получить роль только потому, что ты пьешь коктейли с магнием. А таблетки зверобоя не избавят от понимания, что ничто на свете, даже слава, не даст тебе душевного успокоения.

Без надежды жизнь казалась невыносимой. Но цепляться за надежду было еще большей мукой. Ли прилегла, и ее окутало облако грусти. Нужно заставить себя подняться. Она закрыла глаза.

5 / Шарлотта

Оказавшись в каюте, Шарлотта открыла чемодан, вытащила распечатку своего эротического очерка и положила его во строенный в шкафу сейф вместе со всеми документами на круиз и паспортом. (Номер шифра – 1960, год, когда она встретила художника.)

В то лето она превратилась в бестелесную тень, но, попав в ресторанчик «Ля Петит Зенг», вдруг поняла, чего хочет. И вовсе не Уинстона, ни в коем случае. Ей хотелось быть частью мира, в котором есть дешевое красное вино, красивые и гневные молодые люди, что засиживаются допоздна и презирают ее буржуазных родителей. О, какой восторг – поменять собственное отчаяние на чужое презрение!

Уже через несколько дней вся эта банда из «Ля Петит Зенг» стала ей как родная. Уинстон, его брат Пол, три девицы, приехавшие из Лондона автостопом, и еще всякие подающие надежду писатели, художники и прочая богема. Шарлотта была младше всех на несколько лет, но это мало кого волновало. Потому что у нее были деньги, чтобы платить по их счетам.

Пол (вскоре после свадьбы Шарлотты и Уинстона он разбился по пьяни на машине) был поэтом. Он носил черную с небольшими полями шляпу, курил сигариллы и однажды позвал Шарлотту на пикник, где пускали по кругу бутылку вина и хлебный багет: Пол что-то строчил в своем блокноте, а вокруг него дефилировали голые лондонские девушки. Даже будучи вдрызг пьяной, Шарлотта прибалдела от всего этого. (Рано утром Уинстон довел ее до центральных дверей посольства, изображая из себя застегнутого на все пуговицы англичанина.)

Для Шарлотты это было лето тесных маленьких квартир, лето поедания подгоревшей еды, курения сигарет одна за другой, лето завязанных в низкий хвост волос с пробором посередине, лето черных платьев и балеток безо всяких каблуков. Уинстон подсказывал ей, что следует почитать, и она хваталась за Сартра, Хемингуэя, Пола Боулза[49]49
  Американский писатель и композитор.


[Закрыть] и Джейн Боулз[50]50
  Американская писательница и драматург.


[Закрыть]. Шарлотта знала, что Уинстон влюблен в нее, и ничего не имела против. Так она оттачивала искусство перемены темы.

Однажды вечером, в начале их посиделок в «Ля Петит Зенг», к ним подошла официантка с бутылкой абсента на серебряном подносе. Положив на маленькую шумовку кубик сахара, она наполнила бокал изумрудным тягучим ликером и, многозначительно подняв брови, подвинула бокал к Шарлотте. Насколько помнится (хотя, возможно, этого и не было), в зале вдруг стало темно, и на нее направили луч прожектора.

– Это от него, – произнесла официантка благоговейным голосом и склонила набок голову.

Все обернулись. В дальнем углу в окружении свиты сидел лысеющий скрюченный старик (тогда ему было почти восемьдесят).

Глаза его сияли, вокруг шеи был намотан зеленый шарф, и он смотрел прямо на Шарлотту. Она обвила пальцами бокал.

– Боже правый, – сказал Уинстон. – Шарлотта, ты хоть знаешь, кто это?

И он назвал имя старика с придыханием, с тревогой и страхом.

– О, кажется, я о нем слышала, – сказала Шарлотта. – Она взяла бокал и, встретившись взглядом с незнакомцем, выпила абсент.

– Шарлотта, будь осторожна. – Уинстон с видом собственника приобнял ее.

– Да что ты говоришь, – сказала она и убрала его руку.