Текст книги "Оружейный остров"

– Чем занимается?

– В основном рыбачит. Выкручивается как может.

– Как думаете, удастся с ним поговорить? Наверняка он кое-что знает о святилище.

Хорен задумчиво пожевал губами.

– Встречу-то, конечно, можно было бы устроить, останься вы тут подольше. Но вы же приехали всего на день?

– Да.

– Тогда не выйдет. – Заметив мое огорчение, лодочник добавил: – Хотя кто его знает, может, нынче он как раз в святилище. Я думаю, парень туда часто наведывается, когда не рыбачит.

Пароходик заложил крутой вираж и, покинув речную ширь, вошел в протоку, узкую, будто тоннель, пробитый сквозь лес. Отлив понизил уровень реки, и высившиеся берега в мангровых зарослях казались неприступными укреплениями из ила и густой листвы. Вокруг ни души, все – лес, вода, земля – словно замерло и вместе с тем дышало жизнью.

Прежняя словоохотливость Хорена, сосредоточившегося на коварно извилистом пути, иссякла. Не желая его отвлекать, я вышел из рубки и спустился на палубу.

Я стоял возле трапа и разглядывал мангровый лес, когда опять появился Типу. Цигарка, которую он мне предлагал, теперь торчала у него за ухом, в руке он держал бинокль.

– Не угодно ли воспользоваться оптикой, папаша? Услуга бесплатная, поскольку вы не всамделишный турист.

Я даже бровью не повел, что его рассмешило.

– Все еще злитесь на меня? – Типу попытался всучить мне бинокль. – Да ладно вам, папаша, я же просто подкалываю.

Отказ представил бы меня занудой, и потому я, этак нехотя, взял бинокль, поднес окуляры к глазам и настроил резкость. В этот момент катер обогнул береговой уступ, и протока вдруг закончилась, явив водную ширь, раскинувшуюся чуть ли не до горизонта.

– Река Раймангал, – сказал Типу. – На том берегу – Бангладеш.

– Да, вижу, хоть и нечетко.

– Бывали там, папаша?

Чиркнула зажигалка, я уловил резкий запах конопли.

– Раз-другой бывал в Дакке, – сказал я. – Моя семья, видите ли, жила в Восточной Бенгалии и сюда перебралась при Разделе Индии.

– Да-да, я знаю. – Типу едва не наступил на хвост моей фразе. – Ваша семья обитала в округе Мадарипур, верно?

Я опустил бинокль и уставился на него.

– Откуда вам это известно?

– Читал ваши публикации. – Он сощурился от дыма цигарки. – В вашем семейном чате.

– Что?! – возмутился я. – Но это же частная группа, вход в нее только по приглашению. Как вы получили доступ?

– Есть кое-какие способы. – Типу ухмыльнулся, показав свои акульи зубы.

Я испепелял его взглядом, не зная, что сказать. Он рассмеялся.

– Да все просто, папаша, – я веду страницы Нилимы в социальных сетях. Она же член вашей группы?

– Да.

– Ну вот так я и узнал, что ваши родичи из Мадарипура. А мне этот округ хорошо знаком.

Я вновь изумился.

– Вы бывали в Бангладеш?

Моя недоверчивость (и, похоже, наивность) вызвала у него новый приступ смеха.

– Конечно! И наведывался в ваш район. Всего-то и надо, что пересечь реку, а это пара пустяков. Желаете съездить?

– Нет. Тем более нелегально.

Типу пожал плечами.

– Я гляжу, вы верите в паспорта, визы и прочую муру, – сказал он, не выпуская самокрутку изо рта.

– Верю? – вскипел я. – Паспорт – это не вопрос веры!

– А чего ж так всполошились?

– Того!

Вообще-то он был прав. Я действительно верил в паспорта, визы, разрешения, зеленые карты и подобное. Для меня это были не просто куски бумаги или пластика, они обладали этакой святостью, распространявшейся на учреждения, их выдававшие. Я вспомнил себя у стоек паспортного контроля и тот беспредельный ужас, пронзавший меня, если иммиграционный чиновник вдруг хмурился. Не скрою, меня кольнула смешанная с обидой зависть к моему собеседнику, плевавшему на всякие документы.

– Но у вас же есть паспорт, если какое-то время вы жили в Штатах? – сказал я.

– Конечно, тогда у меня был паспорт. У него истек срок действия, а новый я не получил. На кой тратить время в государственных конторах? Есть способы гораздо проще. Если у вас имеются деньги, выбирайте, паспорт какой страны желаете – Бангладеш, Индия, Малайзия, Шри-Ланка и так далее. Только скажите, что вам нужно, у всякой ксивы своя цена. Но если речь о поездке на пару дней, не надо ничего вообще. Переправились через реку – и вы в Бангладеш.

– Но вам-то что там понадобилось? Насколько я знаю, вы работаете в телефонном центре или где-то в этом роде.

– Вот еще! – Типу скривился, словно я нанес ему смертельную обиду. – С чего вы взяли, что я там работаю?

– Матушка ваша сказала.

– Ей-то откуда знать? – Он презрительно фыркнул. – В этих центрах одни неудачники, я к ним близко не подойду.

Я понял, что он задет, и не отказал себе в удовольствии слегка съязвить:

– И где же вы работаете? На какого-нибудь воротилу ради бесплатной травки?

Типу отмел этот вариант пренебрежительным смешком.

– Наркота? Да нет, папаша, в сферу со скверной репутацией, где доходы снижаются, а риски растут, соваться незачем. Это не по мне. Куда как интереснее перспективные отрасли вроде той, с которой я нынче связан.

– Это какая же?

– Перемещение людей. – Типу ухмыльнулся. – Уже сейчас это одна из крупнейших мировых индустрий, но продолжает быстро расти. Торговый оборот ее за прошлый год исчисляется миллиардами. Но вы, поди, даже не слыхали об этой сфере?

– Вы правы. Понятия не имею, о чем вы говорите.

– Мои клиенты – люди, которым, скажем так, нужна помощь в поиске лучшей жизни.

Наконец я начал понимать, к чему он клонит.

– В смысле, мигранты?

– Именно. Люди вроде вас нынешнего или того, каким вы, наверное, были в моем возрасте.

– Но я-то уехал за рубеж легально. А ваша деятельность похожа на торговлю людьми.

Типу рассмеялся.

– Как вы, однако, любите громкие слова! Я лишь оказываю необходимую услугу. В наших краях полным-полно неграмотных и бедных как церковная мышь горемык, которые, продираясь сквозь жизнь, рыбачат, крестьянствуют, рубят бамбук в лесу или собирают дикий мед. И так изо дня в день. Но вот рыба ушла, пашня превратилась в солончак, а в джунгли не войдешь, не подмазав лесничего. Вдобавок то и дело налетает циклон, который все разносит к чертовой матери. Как быть этим людям? Какой у них выход? Пока ты молод, ты не станешь сидеть сиднем и ждать голодной смерти. Мигрируют даже звери – спросите Пию. Если у тебя есть хоть кроха мозгов, ты уедешь, а для этого нужен тот, кто тебе в этом поможет.

– То есть человек вроде вас? – сказал я скептически. – Юнец из городка в Сундарбане.

– Кое в чем юнцы очень хорошо разбираются, папаша. И одна из таких штук называется интернет. Вам знакомо это слово?

– При чем тут интернет?

– При том, папаша, при том. – В тоне моего собеседника слышалась оскорбительная снисходительность, словно он втолковывал недоумку. – Интернет – ковер-самолет мигрантов, их транспортная лента. Способ передвижения – самолет, автобус, корабль – абсолютно неважен, ибо человеческие массы перемещает интернет. Вот так просто, папаша.

– Минутку! – возразил я. – Не вы ли сказали, что в своем большинстве эти люди бедны и неграмотны? Как же они выйдут в Cеть?

– Папаша, двадцатый век давно закончился. Компьютер больше не нужен, достаточно мобильника, который нынче есть у всех. Пусть ты неграмотный, позвонить и сказать, что тебе требуется, уж как-нибудь сумеешь, а все остальное сделает твой виртуальный помощник. Вы удивитесь, насколько хорошо и быстро соображает народ. Путешествие начинается не с покупки билета и получения паспорта, но с телефонного звонка и технологии распознавания голоса.

– То есть надо просто кому-то позвонить?

– Нет, все гораздо замысловатее. Как, по-вашему, человек понимает, что хочет лучшей жизни? Откуда, черт возьми, люди вообще знают, какая она, эта самая жизнь? Разумеется, через свой мобильник, где они видят фото иных стран, рекламу чего-то совершенно сказочного и всякую хрень в социальных сетях, опубликованную теми, кто уже совершил путешествие. И как же, вы думаете, эти люди поступят? Вернутся на рисовые поля? Вы, папаша, не пробовали заняться рисом? Не проводили, согнувшись в три погибели, целый день на пекле, когда вокруг кишмя кишат змеи и мошкара? Вы думаете, кто-нибудь захочет этого, поглядев на фото приятелей, которые в берлинском кафе попивают карамельный латте? И тогда мобильник, показавший все эти картинки, становится проводником к связнику.

– Кто это, связник?

– На бенгали он называется далал. Это человек, который обеспечивает необходимые связи, отсылая мигрантов к одному абоненту, другому, третьему. Отныне мобильник – их жизнь, их путешествие. С помощью телефона оплачивают все стадии поездки, он же извещает, какой путь открыт, а какой нет, помогает найти пристанище и сохранить контакт с друзьями и родственниками, где бы они ни были. А по прибытии на место помогает освоить легенду.

– Какую еще легенду?

– О, это самая приятная часть моей работы – сочинение легенды для клиента. Я, знаете ли, славлюсь своими легендами.

– Не понимаю.

– Объясню. – Типу уже не просто говорил, но ритмично, словно рэпер, приплясывал, тыча в воздух рукою с самокруткой. – Если просишь убежища, скажем, в Швеции, надо подкрепить свою просьбу легендой, но не какой-то там старой байкой. Нужна история, которую захотят выслушать. Россказни о голоде после наводнения, хворях из-за мышьяка в грунтовых водах, жестоком хозяине, избивающем за неуплату долга, – для шведов все это хрень собачья. Политика, религия и секс – вот что им требуется, и ты, если хочешь их заинтересовать, должен выдать рассказ о том, что тебя травят. И в этом я помогаю своим клиентам, снабжая их подобными историями.

Я не понимал, говорит ли он всерьез или просто выпендривается, но слушал его, пребывая в этаком завороженном ошеломлении.

– Можно подробнее, с примерами? – попросил я.

– Беженцам из Бангладеш я советую выдать себя за индуистов или буддистов, спасающихся от гнета мусульман, а мигранты из Индии получают такую же инструкцию, но с точностью до наоборот, и все это прекрасно срабатывает. Кроме того, европейцы обожают истории, связанные с сексуальной ориентацией и половой идентичностью. Искусство, папаша, в том, чтобы определить, кому что подойдет. Надо изучить клиента и решить, какая легенда ему сгодится. Я, можно сказать, оказываю услугу “из пункта в пункт”.

– Каким образом клиенты о вас узнают, по объявлению или как?

– Никакой рекламы. Только молва в социальных сетях. Человек видит публикацию бывшего клиента и решает пойти тем же путем. Или просто заинтересуется, заглянет с друзьями, расспросит. Если желание созрело и денег у человека достаточно, я свожу его со связником. – Типу простер руку к дальнему берегу, изобразив нечто вроде танцевального па. – Большинство связников обитает в округе Мадарипур, вот почему время от времени я наведываюсь в Бангладеш.

– То есть в Индии такие услуги недоступны?

– Вполне доступны. Но в Бангладеш система отлажена лучше, поскольку существует давно. Я думаю, она работает бесперебойно с той поры, как пришли в движение семьи вроде вашей, папаша. Только не говорите, что ваши предки оформляли паспорта и визы, чтобы пересечь реку. Обошлись без них, верно?

– Верно, – сказал я. – Но тогда все было иначе. Сейчас граница наверняка охраняется. Не боитесь попасться? Там же полно пограничных нарядов.

– Ну и что? – Типу затянулся цигаркой. – Думаете, легко закрыть такую границу, что пролегает через лес на болотах? Кто знает обходные пути, обойдет и наряды. Ну а случись нарваться на погранца, ему расценки известны. Это лишь вопрос денег, которых в нашем деле хватит на всех.

Типу глянул на меня, глаза его блеснули. Он щелчком отправил окурок за борт.

– Надеюсь, папаша, вы не собираетесь болтать об этом с моей матушкой или Пией, правда?

– Нет, если вам не угодно.

– Не угодно. Я хочу, чтобы вы вообще не касались этой темы, окей?

– Хорошо. Не буду.

– Лучше не надо. – Он усмехнулся, но в тоне его слышалась легкая угроза. – А то еще выйдет какая-нибудь гадость.

– Например?

Ухмылка стала шире, показав зубы.

– Вдруг я залезу в ваш компьютер, и поди знай, чем это кончится.

Святилище

Уровень воды уже так понизился, что берег, извилисто уходивший вдаль, выглядел крепостной стеной, вылепленной из ила и увенчанной непроходимой путаницей густой листвы и паутины корней.

Моему непривычному глазу зеленовато-бурая матовость пейзажа казалась однообразно непроницаемой. Но, подметив туда-сюда метавшийся взгляд Хорена, я понял, что для человека, знающего, куда смотреть, лес полон знаков, поддающихся расшифровке и прочтению, как некие доисторические письмена.

Однако потом даже наш кормчий слегка растерялся.

– Помнится, дхаам должен быть где-то здесь. – Хорен показал на берег. – Но этот участок реки, похоже, сильно изменился.

В конце концов святилище в бинокль сумел разглядеть Типу.

– Ойдже! Вон оно! – крикнул он, тыча пальцем вдаль.

Приподняв темные очки, Хорен всмотрелся в размытое пятно на речном берегу.

– Парень прав, – проворчал он. – Но храм совсем не там, где я думал.

– Как так? Не мог же он переместиться.

– Переместилась река, – был ответ. – Когда последний раз я видел дхаам, он стоял в глубине острова, а теперь – почти у самой воды.

Катер подошел ближе к берегу, и стало видно, что храм отделен от водной кромки двумя сотнями ярдов слякотной земли, утыканной острыми побегами мангровых деревьев. На нижней палубе Типу уже готовился к высадке – снял рубашку и кроссовки, до колен закатал джинсы. При этом он опять смолил тупорылую самокрутку.

– Ну что, папаша, не желаете курнуть? – подмигнул Типу, протягивая мне цигарку. – Маленько взбодритесь.

Я помотал головой и отвернулся, но, оказалось, он еще не закончил.

– А вы что, так и собираетесь идти? – Ухмыляясь, Типу оглядел мои брюки и ветровку. – В этаком наряде да по грязи к цели прибудете вот таким… – Он изобразил зомби. – На вашем месте я бы разоблачился.

Конечно, он был прав. Я разделся до трусов и обмотал чресла лунги, которым одолжился у Хорена. Бумажник, телефон и прочие мои вещи лодочник спрятал в железный ящик.

– Коли свалитесь в грязь, все это придет в негодность, – сказал Хорен. – Если что понадобится, потом вам доставим.

Перед выходом на берег он дал мне полезный совет:

– Представьте, что ваш большой палец на ноге – это коготь, цепляйтесь им за дно, вот так…

Затем, придерживая лунги в паху, проворно сбежал по сходням и ступил в мягкий блестящий ил. На несколько секунд Хорен замер, погружаясь в слякоть, и лишь когда она дошла ему до бедер, по-аистиному задрал ногу и сделал шаг.

– Не спешите! – крикнул он, обернувшись. – Продвигайтесь очень медленно!

Но все было попусту.

Я не мог и представить, каково это, когда нечто липкое и скользкое трогает тебя за икры и ступни, погрузившиеся в полужидкое месиво. Я запаниковал и рванулся напролом, не вытаскивая ног из жижи. В следующую секунду я плюхнулся ничком в бархатистую топкую грязь, услышав заливистый смех Типу.

Думаете, я грохнулся всего раз? Нет, я падал на каждом втором шаге, хоть спутники мои поддерживали меня под руки. Рот, глаза и уши вмиг забились илом, словно первобытная среда востребовала мое существо обратно.

Сквозь залепленные грязью очки я ничего не видел, но с маниакальным упорством удерживал их рукой на переносице, ибо они казались последней связью с цивилизацией. Ослепленный напрочь, я не смог обойтись без помощи моих поводырей, даже когда глубина зыбкой каши уменьшилась до пары дюймов. Вскоре я почувствовал, что поднимаюсь на взгорок, и, споткнувшись обо что-то, ощутил твердую поверхность под ногами.

Взяв меня за локоть, Хорен прервал мое шествие:

– Стойте здесь, не двигайтесь!

Повинуясь приказу, я дрожал на январской прохладе и прислушивался к неясному жестяному звяканью рядом. А потом меня окатили водой, и от этакого ледяного душа я мгновенно окоченел, не в силах шевельнуться или вымолвить хоть слово. Затем чей-то палец влез мне в ухо и выковырнул из него грязевую затычку, позволив услышать смех Типу.

– Я же говорил, папаша, с косячком оно было б легче.

Хорен водрузил мне на нос мои отмытые и протертые очки, и я как будто очнулся от кошмара. Оказалось, я в мощеном дворе, рядом колодец, на бортике которого стоит ополовиненная бадья с водой. Передо мной – строение с провалившейся крышей, дыра в ней затянута синим брезентом. Деталь эта и пара горшков на еще не остывших углях погасшего костерка говорили о том, что жилище обитаемо.

– Похоже, Рафи был здесь совсем недавно, – сказал Хорен. – Вон, сети развешаны и дрова приготовлены. Наверное, он ненадолго отлучился, скоро вернется.

– А куда же он мог уйти?

Хорен поскреб в затылке.

– Есть на реке пара мест, куда об эту пору наведываются рыбаки. Если хотите, мы с Типу на бхотбхоти туда сгоняем, поищем его.

Я ухватился за любезное предложение.

– Да, пожалуйста, поезжайте.

– А как же вы?

– Я побуду здесь, огляжусь.

– Ладно, мы быстро, – кивнул Хорен.

После ухода моих спутников я хорошенько осмотрелся, и тогда вдруг выяснилось, что все давешние передряги – унизительное барахтанье в грязи и крещение ледяной водой – были не зря.

Я стоял посреди прямоугольного двора, но не сразу увидел храм, который был за моей спиной, на краю обнесенной забором территории.

Время не пощадило постройку, размером не больше крытых тростником хижин, столь привычных в бенгальских селениях, однако от неожиданной прелести ее буквально захватило дух.

Изогнутая крыша имела форму перевернутой лодки, и потому-то, видимо, Нилиме вспомнились храмы Бишнупура. Ничего удивительного, ибо и прочие детали – красновато-коричневый цвет стен, облицовка фасада – выдавали самый знаменитый архитектурный стиль Бенгалии, в семнадцатом веке зародившийся в царстве Бишнупур.

Стиль этот идеально соответствует месту своего возникновения – в том смысле, что в нем отражены формы и линии построек бенгальской глубинки. Кроме того, он позволяет искусно использовать местный, легкодоступный строительный материал. Отказавшись от роскоши камня (коего в Бенгалии очень мало), он обращается к обожженному кирпичу из речного ила (в коем нет недостатка). На мой взгляд, насыщенный цвет этого тонкого и прочного кирпича – одна из составляющих славы бишнупурского стиля.

Однако кирпичное строение не допускает настенной резьбы, какую видишь в величественных каменных соборах Южной и Центральной Индии (или, скажем, Явы и Камбоджи), а потому в храмах Бишнупура легендарные сюжеты (неотъемлемая часть подобных сооружений) излагаются посредством терракотовых фризов и барельефов на панелях, вделанных в стены.

Конечно, святилище не выглядело выдающимся образцом означенного архитектурного стиля, но, к моему восторгу, фасад был украшен изрядным числом фризов. Если храм и впрямь связан с легендой об Оружейном Купце, подумал я, то на некоторых панелях непременно должны быть изображения ружей (вернее, мушкетов).

Все мои недавние страдания мгновенно забылись, я уже не думал о промокшей одежде, но в ознобе любопытства подобрал подол лунги и приблизился к строению.

Больше всего я боялся, что от времени фризы стали неразличимы, и опасения мои подтвердились, ибо осадки и ветер сильно их повредили. Но затем, к моей вящей радости, я обнаружил, что исходные (как я считал) изображения сохранены весьма удивительным способом: некто очень старательно обвел их контуры осколком какого-то изделия из красной глины. Я тотчас подумал о чашках, какие встретишь в любой индийской чайной, и, глянув под ноги, увидел россыпь осколков глиняной посуды.

Обводка повторяла то, что выглядело незамысловатыми, корявыми знаками. Кое-где линии немного стерлись, но изображения оставались разборчивы. Как принято в знакописи, отдельные символы и мотивы повторялись в разных сочетаниях. Наиболее заметной была пара фигур в тюрбанах, каждую из которых сопровождал определенный символ. Один из них – открытая ладонь под сенью распустившей капюшон кобры – легко расшифровывался. Если так обозначена Манаса Дэви, богиня змей, то сопутствующая ей фигура представляет, видимо, Оружейного Купца. Из сего следовало, что вторая фигура – это Шкипер Ильяс. Я был почти уверен в своем выводе, вот только не мог истолковать сопровождавший моряка символ, который прежде не встречал:

Некоторые изображения легко поддавались прочтению. Кое-где Купец и Шкипер сидели в лодке, что явно отсылало к их странствиям. На одной панели они были изображены с какими-то волнистыми штуковинами, которые я трактовал как морские раковины, собранные в очередном порте захода. Другая панель представляла книгу в виде иллюстрированного манускрипта из пальмовых листьев. На предпоследней панели Купец был вроде как связан, что тоже не представляло загадки – видимо, так излагался эпизод, когда пленника везли на Цепной остров, чтобы продать в рабство.

Однако многие фигуры и символы были непостижимы. Например, курган под сенью двух пальм или множество трепещущих стягов и вымпелов. Но самым непонятным был повторяющийся символ в виде двух концентрических кругов:

И что же он означает? Словно этого было мало, иногда круги изображались под перекрестьем линий:

Не меньше озадачивало отсутствие предвкушаемых мною ружей и мушкетов. Единственный намек на оружие несло изображение фигуры в шлеме, державшей в руках нечто продолговатое – то ли мушкет, то ли копье. Видимо, так был представлен пират-европеец (на бенгальском – хармад). Он явно был вооружен, но вот ружьем ли?

Я внимательно разглядывал фризы, стараясь запечатлеть их в памяти. Какая жалость, думал я, что при мне нет телефона, которым можно все зафиксировать. Черт, нет даже листка бумаги и карандаша, чтоб зарисовать…

Как только вернется Хорен, попрошу его отдать мне телефон и фотокамеру.

В глубокой задумчивости, навеянной изображениями, я безотчетно миновал арочный вход и очутился в храме.

После яркого уличного света показалось, что внутри царит непроглядный мрак. Однако гулкий отзвук, сопровождавший шлепанье моих босых ног, известил о сводчатом зале, характерном для данного архитектурного стиля: просторные интерьеры бишнупурских храмов свидетельствовали, вероятно, о влиянии исламских и христианских культовых сооружений. Но определить размеры окружавшего меня пространства я не мог, ощущая только скользкую мшистость пола под ногами и легкую затхлость сырого прохладного воздуха.

Я еще не обвыкся с сумраком, когда за спиной моей раздался негромкий звук, похожий на ворчание. Я резко обернулся, готовясь увидеть приблудную собаку. Но нет. В дверном проеме стоял лохматый парень, ошалело вылупившийся на меня.

И кто же это, как не долгожданный Рафи? Обрадованный донельзя, я устремился к нему и громко выкрикнул:

– Эй то! Наконец-то! Я уж вас заждался!

Парень испуганно попятился, чему я в общем-то не удивился, ведь перед ним был незнакомец – возможно, злоумышленник. И все же отклик его выглядел чрезмерным и даже смешным: в вытаращенных глазах плескался неописуемый ужас, словно обладатель их узрел монстра.

– Я просто гость, – сказал я, стараясь его успокоить. – Приехал из Колкаты.

Но слова мои не остановили отступления, парень пятился, покуда не уперся спиной в колодец, и лишь тогда замер. Уставив взгляд в землю, он тяжело дышал, будто чудом избегнул смертельной опасности.

Я видел перед собою не до конца сформировавшегося юношу, у кого длинные руки-ноги еще не стали соразмерны гибкому телу. На узком лице с пушком над верхней губой выделялись крупные глаза, опушенные густыми ресницами, и пухлый вишневый рот, уголки которого смотрели вниз. Босые ноги покрывала корка засохшего ила, наряд состоял из заношенной рубахи и линялого лунги, подвернутого выше колен. Копна нечесаных волос и настороженный сверкающий взгляд придавали юнцу сходство с изящным диким зверьком, в любой момент готовым задать стрекача.

– Извините, что я так вот нежданно нагрянул, – сказал я. – Вы же Рафи, верно?

Парень кивнул.

– А вы кто такой? – спросил он, напрягшись. Бенгальский его был с налетом местного сельского выговора. – И что вы здесь делаете совсем один?

– Меня зовут Динанат Датта. – Я старался говорить как можно мягче. – Я приехал взглянуть на храм, привез меня Хорен Наскар…

– Вот как? Но где же он сам? Я не видел его катера.

– Он сказал, что вы, наверное, где-то рядом, и поехал за вами. Это я попросил его вас отыскать.

– Кено? Ки чай? – У парня настороженно округлились глаза. – Зачем? Что вам надо?

– Всего лишь задать несколько вопросов о святилище.

– Вряд ли я буду вам полезен, – отрезал Рафи. – Я мало что знаю.

– А кто же тогда обвел настенные изображения?

– Это мать постаралась. В прошлом году она умерла.

– Сочувствую. Неужели матушка не поведала вам о дхааме?

– Так, маленько, – переминаясь, ответил Рафи.

Я не понимал, искренен он или уходит от темы.

– Наверняка мама и дед рассказывали вам истории о здешних местах. – Я пытался его разговорить. – Хоть что-то вы запомнили?

– Совсем немного, – нехотя сказал Рафи.

– Ладно, давайте вместе глянем на изображения. Поделитесь тем, что помните.

Либо память его оказалась более цепкой, либо услышанные в детстве истории так легко не забываются. Во всяком случае, он опознал многие образы и сообщил интересные детали.

Оказалось, моя догадка касательно Оружейного Купца и сопутствующего ему символа была верна. Не ошибся я и с определением второго персонажа в тюрбане как Шкипера Ильяса, его наставника и компаньона. Однако о символе, сопровождавшем фигуру капитана, Рафи знал не больше моего.

Зато он подтвердил мое предположение о личности фигуры в шлеме – это и впрямь был пират, главарь хармадов, пленивший Оружейного Купца, когда тот бежал за море, спасаясь от гнева Манасы Дэви.

Однако в некоторых своих трактовках я оплошал, особенно в толковании рисунка с морскими раковинами. Это были не моллюски, но каури, и Рафи, отметив сию деталь, прояснил очень важный элемент легенды.

Пленив Оружейного Купца, пираты привезли его на невольничий рынок. Вот тогда-то в жизнь торговца вошел Шкипер Ильяс: распознав в нем образованного и много повидавшего человека, капитан его выкупил и дал ему свободу. В благодарность Купец указал Шкиперу изобиловавший каури остров, где оба изрядно обогатились.

Упоминание каури подстегнуло мою мысль: помнится, где-то я читал, что в районе Индийского океана и за его пределами эти раковины многие века служили деньгами. Да-да, точно, и собирали их на одном-единственном острове, название которого… ах ты черт, выскочило из головы… Но вспоминать было некогда, поскольку Рафи уже перешел к следующему фризу и продолжил рассказ.

Набрав уйму каури, Купец и Шкипер направились в другие земли – рассказчик показал на панель с изображением кургана под сенью двух пальм. Сперва они прибыли в Край Сахарной Сласти (Таал-мисрир-деш), но там их встретили изрыгающие яд чудища, вынудившие к бегству в иное место – палец Рафи переместился к фризу со стягами и вымпелами. Земля эта называлась Край Платков (Румаали-деш), но и там путников преследовали напасти. Манаса Дэви наслала знойные ветра, и пала такая сушь, что однажды от горячего воздушного потока занялся пожар, спаливший дом странников и вообще все вокруг. Возложив вину за трагедию на злосчастных путешественников, осерчавшие жители изгнали их вон. И тогда Шкипер Ильяс надумал отправиться туда, где богине их не достать, ибо там не водились змеи, и посему пристанищем им стал Оружейный остров (Бондук-двип). Это не просто остров, сказал Рафи, но остров внутри острова, и потому он обозначен символом из двух концентрических кругов.

– А что означают круги под перекрестьем линий?

Рафи почесал голову.

– Как-то раз дед сказал об этом, да я забыл.

Судя по тону, мои вопросы его уже утомили. Рафи отвернулся от фризов и махнул рукой:

– Чепуха это, конечно. – Он взъерошил свои космы. – Нет никакого Края Сахарной Сласти, никакого Оружейного острова. Все это сказки. Никто не может повелевать змеями.

Сказано это было с горячностью, но в голосе Рафи слышалось нечто, наводившее на мысль о том, что его неверие в легенду продиктовано каким-то давним разочарованием, сродни тому, какое охватывает детей, узнавших, что Санта-Клаус и фабрика игрушек на Северном полюсе не существуют.

– Вестимо, – поддакнул я. – И святилище, разумеется, никак не связано с Манасой Дэви.

Длинные ресницы удивленно дрогнули.

– Почему вы так решили?

– Иначе здесь жила бы змея, какая-нибудь кобра.

Метаморфоза, произошедшая с моим гидом, меня изумила: окаменевшее лицо, остановившийся взгляд, зажатый рукой рот.

– Ки хойечхе? – спросил я. – Что случилось?

Рафи медленно убрал руку ото рта и прошептал:

– Так оно и есть.

– Так и есть – что?

– В святилище живет кобра. Уже много лет.

Пришла моя очередь тупо уставиться.

– Глупости, – сказал я. – Я же туда заходил, там никого нет.

– Она была у вас за спиной. Вы повернулись, и я увидел ее прямо за вами. Голова с раздувшимся капюшоном качалась над вашим плечом. Такой я ее еще не видел. Когда я здесь, она не показывается, и я ее не беспокою. Она отпугивает других змей и зверей. Я никогда не вхожу внутрь, а вы, наверное, ее потревожили.

Я помотал головой:

– Да быть этого не может…

В тот момент я был абсолютно уверен, что парень шутит или, не дай бог, бредит. Невообразимо, чтобы я вторгся в змеиное логово, такого просто не случается с затворниками-антикварами, что большую часть дня пялятся в мониторы и старинные книги.

Мы уже прошли к дальнему краю стены рядом с изгородью, откуда не просматривалась темная внутренность храма.

Услышанное казалось настолько диким, что ноги сами понесли меня к арочному входу, я опомниться не успел, как уж стоял на крыльце. Еще шаг – и я вошел бы в храм, чтоб удостовериться в своей правоте.

И вот тут молниеносно, как рассекающий воздух хлыст, она вынырнула из тьмы и встала на хвост, будто знала, что незваный гость еще объявится.

Нас разделяло всего несколько футов, и я видел, что это не простая, но королевская кобра – огромный гамадриад, чья голова была вровень с моей.

Мелькал раздвоенный язык, блестящие черные глаза смотрели в упор, слышалось глухое ворчанье (позже я узнал, что данные особи не шипят, но издают этот своеобразный звук).

Я окоченел и будто прирос к земле; кобра легко могла меня достать, однако по сей день я убежден, что она никому не причинила бы вреда, если б не тот неожиданный оборот событий.

Я не ведал, что минутой раньше Типу вернулся с реки. Он увидел картину, разворачивающуюся на его глазах, и решил, что я на волосок от гибели. Схватив рыболовную сеть, он подкрался к храму.

Снасть взлетела в воздух, и лишь тогда я осознал присутствие Типу, а тварь с невиданной быстротой и мощью атаковала, в неуловимом выпаде вонзив клык в его левую руку выше локтя.

Затем, столь же внезапно, как появилась, кобра исчезла, а сеть накрыла пустое место. Типу схватился за руку, у него подкосились ноги, он медленно осел на землю. Глянул на рану, потом перевел взгляд на меня и прошептал: