Текст книги "Оружейный остров"

– Чего делать-то, папаша?

Ошеломленный, я беспомощно молчал.

– Надо ж было притащить нас сюда…

Я посмотрел на Хорена, который застыл как изваяние, лицо его превратилось в маску ужаса.

– И что теперь… – проговорил Типу. Потом он смолк, глаза его закатились, явив белки.

К нам подбежал Рафи, и меня накрыло волной облегчения, ибо он, похоже, знал, что нужно делать. Поддернув лунги, парень встал на колени и приник губами к ране на быстро опухавшей руке Типу. Он стал высасывать яд, да так энергично, что аж покраснел от натуги.

Потом хотел сплюнуть отраву, наполнившую его рот, но вдруг рыгнул и схватился за грудь.

– Что, проглотил? – опешил Хорен.

Морщась, Рафи кивнул.

– Ничего, ничего, – сказал Хорен. – В желудке яд не подействует, лишь бы в кровь не попал.

Рафи яростно отхаркался и отер рот.

– Если кобра чем-то одарила, от этого уже не избавишься. Так мой дед говорил. – Он стиснул руку Типу выше раны. – Нужна какая-нибудь веревка.

Хорен оторвал бечеву от сети, валявшейся на земле, и Рафи наложил жгут, использовав сучок как закрутку.

Тем временем Хорен соорудил из сети подобие гамака.

– Так легче доставить парня на катер, – сказал он. – С долей везенья, через пару часов он будет в больнице Лусибари.

Типу переложили на самодельные носилки, Рафи и лодочник понесли его к реке, я шел следом.

– Вы уж постарайтесь не падать! – через плечо рыкнул Хорен, добравшись до водной кромки. – Валандаться с вами некогда.

Видения

Типу не открыл глаза и не проронил ни звука, пока его перекладывали на циновку в затененной каюте. Он не шелохнулся, даже когда громко затарахтел мотор и катер пришел в движение. Казалось, он был без чувств. Но потом вдруг глаза его распахнулись, он повернул голову и посмотрел на свою руку, ужасно вздувшуюся и обескровленную. Взгляд его застыл на ране, похожей на кратер вулкана из разбухшей плоти.

– Эта ки, что это? – жалобно, точно ребенок, спросил он. – Во мне как будто что-то сидит и не отпускает. Отчего так?

– Не смотри на руку и ни о чем не думай, – сказал Рафи. Он опустился на циновку и, скрестив длинные ноги, осторожно положил голову Типу себе на колени. – Не бойся. Тебя укусила не обычная змея. Дед говорил, она послана оберегать нас.

Взгляд Типу был мутен, он, похоже, не понимал, что ему говорят.

– Кто ты? – спросил он. – Кажется, я тебя знаю.

– Да, верно, – сказал Рафи. – Амадер коно поричай ней, раньше мы не встречались, но и у меня такое чувство, будто мы знакомы.

– Почему так?

– Неважно. Лежи спокойно, сейчас это главное.

– Спокойно? Откуда взяться покою… если внутри… все горит огнем…

Я передал Рафи бутылку с водой, он поднес ее к губам раненого. Типу пил большими жадными глотками, вверх-вниз прыгал его кадык. Наконец он оттолкнул бутылку.

– Все равно… пожар не унимается…

– Попей еще, – сказал Рафи.

Типу откинул голову ему на колени, глаза его закатились, из раскрытого рта потянулась нитка слюны. Тело его стало мелко подергиваться, точно у животного, которому что-то снится. Но запрокинутая голова с белками глаз, как у слепца, и провалом раззявленного рта оставалась неподвижной.

Казалось, минула вечность, прежде чем конвульсии стихли и глазные яблоки вернулись в нормальное положение, однако Типу все еще не очнулся. Он как будто опять впал в прежнее полубредовое состояние и не понимал, что с ним происходит.

– Где я, где? – Взгляд его стал чуть осмысленнее.

– На катере Хорена Наскара, – сказал я. – И мы здесь, с тобой.

Типу выкинул руку, словно пытаясь оттолкнуть меня.

– Нет!.. Я в воде!.. Они подступают…

– Ке? Кто? – Рафи осторожно отер ему лоб в бисеринах пота. – Кто подступает?

– Не разглядеть… вижу только тени, они все ближе… Но им меня не достать…

– Почему?

– Им не дадут…

– Кто?

– Змеи…

– Какие змеи?

– Неужто не видишь?.. Они повсюду… Вот здесь… и там… и там… – Типу тыкал пальцем в воздух. – Везде… Ну, видишь?..

Он был неподдельно изумлен тем, что видимое ему для нас незримо. Все это меня сильно взбаламутило.

– Здесь нет никого, кроме нас! – воскликнул я, чем заслужил сердитую отповедь Рафи:

– Откуда вы знаете, что здесь только мы? Чуп корун! Уймитесь! Пусть говорит что хочет. А если вам не нравится, уйдите!

Злость в его голосе меня ошеломила; он был похож на зверя, защищающего своего детеныша.

Меж тем речь Типу лилась потоком:

– Они на мне… обвили руки, ползут по ногам… но я их не боюсь… они хотят помочь… иначе меня бы уж схватили…

– Кто? – спросил Рафи. – Кто тебя схватил бы?

– Они… тени…

– Кто они такие?

– Я их не вижу… просто шевелящаяся пустота… она хочет затянуть в себя…

Голос Типу угас, глаза опять закатились, подергивания возобновились, и я понял, что он вновь впал в забытье.

Все это время Рафи оглаживал его по лбу и волосам. Трудно было представить двух более непохожих людей: один с нечесаными космами и насторожен, как дикий зверь, другой со вставкой в ухе и высветленными прядями, однако между ними будто возникла странная связь, словно отрава, высосанная одним из другого, их чуть ли не породнила.

Я уже не мог смотреть на судороги Типу и, выйдя из каюты, поднялся в рубку.

– Я слышал ваш разговор, – глянув на меня, сказал Хорен. – Похоже, Типу бредит, он бадже бокчхе, несет околесицу.

Обыденность бенгальской поговорки меня сильно ободрила. Ну конечно, подумал я, парень в горячке, которая зачастую сопутствует шоку.

– Да уж, болтает всякий вздор, – кивнул я.

– Но это не так уж плохо. Раз лопочет, значит, борется за жизнь.

– Как долго нам еще ехать?

Хорен сверился с мобильником, прилаженным к приборной доске.

– Часа полтора, не меньше. – Он поманил меня к себе. – Сможете постоять за штурвалом? Мы вошли в зону действия связи, надо позвонить Мойне, чтоб все приготовила в больнице.

Я опасливо взялся за штурвал, Хорен вышел на мостик и набрал номер. Пустынная речная ширь не требовала от меня никаких маневров. Одно удовольствие стоять и смотреть на расстилающуюся водную гладь, щурясь от яркого солнышка.

– Ничего, если я схожу проведать Типу? – спросил Хорен.

– Конечно, идите, – охотно согласился я. – Еще пару минут я постою на вахте.

Однако Хорена не было минут десять. Когда он вернулся, лицо его показалось мне странным.

– Что-то случилось? – спросил я, уступая ему место за штурвалом.

– Типу опять молол чушь и все просил Рафи сказать свое имя. Тот назовется, а Типу мотает башкой – мол, нет, не то. Да ладно, говорю я Рафи, не обращай внимания, он же не в себе. А парень вдруг заявляет: нет, все верно, Рафи – это ласкательное прозвище, а настоящее его имя – Ильяс, которое дед дал ему в честь персонажа легенды. Услышав это имя, Типу успокоился, помолчал и говорит: имя правильное, теперь я тебя узнаю. – Хорен недоуменно вскинул брови, потом нахмурился. – По словам Рафи, только дед называл его этим именем. Странно, правда? Откуда Типу знает это имя, если прежде никогда не встречался с Рафи?

– Ничего странного, – отмахнулся я. – Утром Типу мог слышать наш с вами разговор о легенде, и имя “Ильяс” засело у него в голове. И ничего удивительного в том, что дед, смотритель святилища, дал внуку такое имя.

– Да, наверное, так оно и есть. – Хорен облегченно выдохнул и посмотрел на часы. – Идем хорошо, теперь уже недолго. Вы бы шли вниз, приглядели за парнем, а?

На пороге каюты я замер, услышав крик Типу:

– Тени близко, совсем близко!.. От них веет холодом!.. Мне очень холодно… держи меня, держи…

Рафи положил руку ему на грудь.

– Я здесь, держу тебя. Все хорошо.

Типу вроде бы успокоился и глубоко вздохнул.

– Они отходят… им не одолеть…

– Не одолеть – чего?

Типу не ответил, но вскинул руку и задвигал ею, словно поглаживая некую защитную оболочку своего тела. А потом вдруг завопил:

– Нет!.. Они что-то задумали!.. Только я не пойму – что…

Из разверстого обслюнявленного рта вырвался протяжный стон, он весь напрягся и прогнулся дугой, вновь застонал и неразборчиво что-то произнес.

– Что он сказал? – спросил я. – Вы расслышали?

– Да, женское имя. Рани.

Типу обмяк и свесил голову, упершись подбородком в грудь; он вконец обессилел, но чуть слышно еще что-то бормотал.

Рафи распрямил скрещенные ноги и, улегшись рядом, обнял его, словно оберегая от напасти.

Дрожь прекратилась. Типу затих.

– Он дышит? – всполошился я.

– Дышит. Просто сомлел. Может, оно и к лучшему.

– Вы разобрали, что он сказал перед отключкой?

Рафи кивнул:

– Просил позвонить какой-то женщине по имени Пия. Вы знаете, кто это?

– Да. А зачем звонить-то?

– Чтоб предупредить.

– О чем?

– О Рани.

– Кто такая Рани?

– Я не знаю, – досадливо сказал Рафи. – Но позвонить надо.

Я подумал, что Пию, конечно, следует известить о происшествии.

– Ладно. Прямо сейчас и позвоню.

Я прошел на нос катера, набрал номер и поднес трубку к уху, но ответом мне было лишь короткое пиканье. Глянув на экран, я не увидел столбиков-делений – наверное, мы опять вышли из зоны связи.

Я огорченно таращился на аппарат, надеясь, что столбики вот-вот появятся, и тут рядом со мной возник Рафи. Он кивнул на каюту:

– Типу совсем измочалился. Заснул.

– Хорошо, – сказал я, не отрывая глаз от телефона.

С минуту Рафи за мной наблюдал, потом покачал головой:

– Без толку, надо маленько подождать.

Непрошеный совет с деревенским выговором меня раздражил.

– Чего ждать-то?

– Того, что вам так не терпится, – очень самоуверенно сказал Рафи.

Я смерил его хмурым взглядом. Нечесаный, в старой рубахе, с босыми ногами в засохшем иле, он выглядел дикарем; казалось сомнительным, что рыбак из захолустья имеет хоть какое-то представление о мобильных телефонах.

– Почем вы знаете, что мне нужно? – спросил я грубовато.

Взгляд Рафи из-под длинных ресниц был непроницаем. Порывшись в поясе линялого лунги, он достал что-то, обернутое пленкой. Распаковал сверток, и я, к своему удивлению, увидел мобильный телефон, совсем как мой собственный. Рафи его включил и, сунув мне в руки, постучал по экрану:

– Видите, связи нет. Столбики не появятся до следующего поворота. – Он показал на реку. – Но и тогда будет лишь два деления. Третье проявится еще позже. – Рафи махнул рукой вдаль и, накренив голову, посмотрел на мой телефон. – У вас старая модель, так что ждать придется дольше.

Обижаться на его усмешку не стоило. Мы с Рафи явно поменялись ролями, и это я выказал себя недотепой.

Я устыдился своего предположения, что простой рыбак из Сундарбана не знаком с мобильными телефонами. Вообще-то я знал, что люди моего поколения уже отказались от высокомерного взгляда (если когда-либо его разделяли) на сельских жителей как на “отсталых”, особенно в том, что касалось современных устройств. Я не раз убеждался, что молодые индусы – неважно, богатые или бедные, ученые или нет – гораздо лучше меня разбираются в телефонах и компьютерах. И для меня не было секретом, что в Индии, как во многих других бедных странах, существует огромное число людей, чьи навыки в обращении с цифровой техникой отнюдь не соответствуют их материальному достатку и официальному образованию. Однако, зная об этом, я все равно оконфузился, допустив, что личность вроде Рафи не ведает о столь распространенном устройстве, как мобильный телефон.

Чуть улыбаясь, Рафи смотрел на меня; глянцевые глаза и опущенные уголки рта придавали его лицу невероятную выразительность, не оставлявшую сомнений в том, что он прекрасно понимает, какие мысли меня обуревают.

– Туристы удивляются, увидев наши мобильники, – сказал он. – Не знаю, чему тут удивляться, ведь нам эти телефоны нужнее, чем городским. Зачастую для нас это вопрос жизни и смерти.

– В смысле?

– В смысле предупреждений о непогоде. Не зная прогноза, можно угодить в шторм. И навигатор очень помогает – по крайней мере, там, где есть сигнал. Однако в наших местах, – Рафи махнул рукой за корму, – все равно надо запоминать дорогу, как делал мой дед. Ему навигатор был не нужен, он все держал в голове.

– Вы многому у него научились?

– Кое чему. Но было и много такого, чему он не хотел учить.

– Например?

Рафи пожал плечами:

– Он не рассказывал о повадках зверей, рыб, о поведении реки. Говорил, мне это ни к чему, поскольку реки, леса и животные стали совсем другими. Мол, они меняются так сильно и быстро, что за ними не угнаться, и рано или поздно мне все равно придется уехать.

– Куда?

Он опять пожал плечами:

– Не знаю. Куда люди уезжают? В Бомбей, Дели… куда-нибудь.

– И сейчас вы подумываете об отъезде?

– Может быть. Пока мать была жива, я не мог уехать. А теперь…

Не договорив, Рафи развернулся и ушел в каюту.

Увидев столбики, появившиеся на экране, я снова набрал Пию, однако механический голос известил, что абонент говорит по другой линии. Через пару минут я повторил вызов и вновь получил отлуп. Так продолжалось раздражающе долго, и я был близок к тому, чтобы оставить попытки, но тут в трубке раздались гудки.

Пия, ответив не сразу, говорила нервно и торопливо:

– Дин?

– Да.

– Извините, сейчас я не могу разговаривать, я вам перезвоню.

– Дело срочное, касается Типу.

– А что такое?

– Он был со мной. Видимо, съездить к святилищу его попросила Нилима?

– Да-да, и что?

– К сожалению, случилось несчастье.

– Какое несчастье?

– Его укусила змея. Он бредит, но мы уже на пути в больницу.

Пия шумно выдохнула.

– Кто-нибудь видел змею? Известно, какая это особь?

– Да, гигантская кобра, скорее всего, королевская.

– Черт! – охнула Пия. – Ее укус убивает слона.

– Но в больнице… они же смогут… – залопотал я.

– Там нет нужной сыворотки, она редкая и очень дорогая… – Пия осеклась. – Ждите!

В трубке слышался многоголосый гул; у меня сложилось впечатление, что в заполненном зале Пия напряженным шепотом с кем-то переговаривается. Через минуту она вернулась на линию с хорошей новостью: на конференции был ее приятель-герпетолог, собравшийся в экспедицию в джунгли. Он запасся разными препаратами, включая сыворотку от яда королевской кобры, и поделится с Пией.

– Но как переправить лекарство? – спросил я. – Надо же получить его как можно скорее.

– Я сама привезу. Через два часа я вылетаю в Колкату и к полуночи доберусь в Лусибари.

– А как же конференция? Вы же только что приехали.

– Возникли непредвиденные обстоятельства, пришлось поменять планы. Как раз перед вашим звонком я говорила с турагентом, он сумел устроить меня на ближайший рейс.

Я чувствовал, что она теряет терпение, и хотел закончить разговор, но рядом со мной появился Рафи и прошептал:

– Вы не забыли о Рани?

Отвернувшись от него, я сказал в трубку:

– Пия, тут еще кое-что.

– Говорите, только, пожалуйста, побыстрее.

– Помните, я сказал, что Типу бредит?

– Да, помню, не тяните, прошу вас.

– В бреду он сказал, что надо вас предупредить.

– О чем?

– О некоей Рани.

Было слышно, как Пия поперхнулась. Дрогнувшим голосом она спросила:

– Когда он это сказал?

– Минут сорок пять назад.

– Невероятно! Вы не ошибаетесь?

– Да нет, не думаю. Прошло примерно сорок пять минут, а что?

– Именно тогда я получила тревожный сигнал.

– Что за сигнал?

– О Рани.

– А кто это?

– Она… – начала Пия, но передумала. – Долго объяснять, расскажу при встрече.

– Ладно.

– Погодите, я же, наверное, вас не увижу?

– Почему?

– Вы же хотели нынче вернуться в город, чтобы не опоздать на рейс.

– Ах да! – Я напрочь забыл о своем отъезде. – Потом разберемся. Я не могу оставить Типу в таком состоянии. В конце концов, он пострадал, пытаясь меня защитить.

Рани

Когда мы добрались до больницы, Типу, похоже, был в коме, и его тотчас на каталке увезли в реанимацию.

Прошло добрых полчаса, прежде чем к нам вышел врач. Он подтвердил сказанное Пией: больница не располагает нужной сывороткой, дорогой и дефицитной. Однако надежду терять не стоит, поскольку Типу получил небольшую дозу яда из одного змеиного клыка (позже Пия сказала, что такой укус нехарактерен для Ophiophagus hannah[25]25
  “Поедатель змей”, научное название королевской кобры, которая питается преимущественно другими видами змей.


[Закрыть], королевской кобры, которая редко нападает на людей, но, если уж напала, атакует всерьез).

Теперь все зависит от того, как скоро удастся ввести сыворотку, сказал врач. Пока что нам оставалось только ждать.

Потянулись часы мучительного ожидания. Когда медсестра известила о крайне сбивчивом дыхании больного, я заподозрил, что нас готовят к худшему.

Однако Пия приехала раньше, чем рассчитывала, почти за час до полуночи. Дорога явно далась ей нелегко, о чем говорили усталый взгляд и осунувшееся лицо, но растерянной она отнюдь не выглядела, деловито передав врачу контейнер. Пия не потеряла самообладания, даже когда Мойна разрыдалась у нее на груди.

Примерно через час врач сообщил, что сыворотка подействовала, состояние пациента улучшается, и у нас будто гора свалилась с плеч. Вам незачем мыкаться в больнице, сказал доктор, ступайте-ка лучше отдыхать.

Ввиду позднего времени и отсутствия в городке отелей Пия устроила мой ночлег в гостевом доме Фонда Бадабон, местной резиденции Нилимы. Чистый и уютный номер на втором этаже располагал всеми удобствами, включая высокоскоростной интернет. Я не удивился, узнав, что Пия, во время наездов в Сундарбан квартировавшая в этом доме, сама здесь обустроила все вплоть до роутера.

В кухне стояли два больших холодильника. Как почти вся техника в доме, работали они от солнечных батарей. Один холодильник предназначался персонально для Пии, которая, как вскоре выяснилось, существовала на весьма специфической диете, состоявшей в основном из энергетических батончиков и сэндвичей с арахисовым маслом и джемом. Мы оба давно уже ничего не ели, и я охотно принял предложение соорудить мне бутерброд.

За этой неожиданно вкусной трапезой я и узнал о Рани, которую в бреду поминал Типу. Так звали самку речного дельфина. Почти всю свою профессиональную жизнь Пия изучала иравадийских дельфинов, по-научному Orcaella brevirostris. Во всей стае Рани представляла особый интерес для исследований. Пия вела аккуратный учет особей и хорошо знала каждую, особенно самок, которых отслеживала в период размножения. Много лет она фиксировала миграцию стаи, отмечая ее дневные, сезонные и годовые перемещения.

Рассказывая, Пия тщательно подбирала слова, она не желала очеловечивать животных, предмет своего изучения. И все же было ясно, что ее отношения с Рани, долгие и прочные, по человеческим меркам считались бы старой дружбой. Связь их имела давние истоки, поскольку Пия знала ее родительницу и уделяла ей особое внимание, потому что в стае та была единственной самкой с детенышем. К сожалению, дельфиненок не выжил – угодил под катер, когда ему было всего несколько недель от роду. Пия горевала, потрясенная его смертью, но, приехав через год, обрадовалась, ибо дельфиниха вновь обзавелась потомством.

Именно Типу, тогда еще мальчишка, часто увязывавшийся за Пией в ее командировках, окрестил детеныша Рани, переделав официальное имя РН-1 (регистрационный номер 1). А через год Рани вдруг пропала. Пия тотчас снарядила поисковую партию, обшарила излюбленные пути стаи и на одном из мест кормежки нашла Рани, запутавшуюся в нейлоновой сети.

Не мешкая, Пия освободила пленницу, и с тех пор Рани смотрела на нее не так, как прочие дельфины – во взгляде ее сквозило нечто большее, чем просто узнавание (слово “благодарность” напрашивалось еще сильнее из-за стремления рассказчицы его избежать).

Все это случилось давно, теперь Рани была старейшиной, истинной родоначальницей, воспитавшей дюжину дельфинов. Именно она помогала Пие отслеживать миграции семейства.

В первые годы наблюдений перемещения стаи были систематичны и предсказуемы. Но затем они стали носить беспорядочный характер, и причиной тому, по мнению Пии, были изменения в составе вод Сундарбана. Поднимавшийся уровень океана уменьшал пресноводность реки: потоки морской воды проникали все выше по руслу, некоторые его участки стали чересчур засоленными. Животные отклонялись от привычных маршрутов, постепенно забираясь все дальше вверх по течению в обжитые людьми районы, где водилось много рыбы. Как результат, дельфины попадали в сети, гибли под винтами моторных лодок и катеров. За последние годы численность стаи сократилась всего до трех особей – Рани и еще двух дельфинов.

Сознавая угрозу полного исчезновения этой группы, Пия, вопреки своим правилам, снабдила Рани особым устройством, в режиме реального времени извещавшим о ее местонахождении и общем состоянии. В случае критической ситуации оно посылало сигнал тревоги на мобильный телефон.

– Что вчера и произошло. Во время заседания я получила тревожный сигнал.

– И о чем он извещал?

Пия сморщилась.

– Это был, скажем так, наихудший из возможных сигналов – сообщение, что объект покинул водную среду.

Я вдруг вспомнил телевизионные репортажи о китах, выбросившихся на берег.

– То есть Рани могла попасть в сети и оказаться на суше?

– Не знаю. Но сигнал о серьезной опасности.

– Как я понимаю, он поступил примерно в тот же час, когда Типу произнес ее имя?

Пия пожала плечами.

– В том случае, если вы не напутали с временем.

– Даже если я ошибся на полчаса или больше, разве это не странно? Ведь Типу был в бреду, как он мог знать, где находится Рани?

– Не надо бежать впереди паровоза. Мы не знаем, что случилось с Рани. Пока это все под вопросом. Бывает, датчики врут. Я не хочу делать поспешные выводы, пока во всем не разберусь на месте.

– И как вы это сделаете?

Пия встала и начала убирать посуду.

– У меня есть координаты точки, откуда был послан сигнал. Это остров Гарджонтола. Я отправлюсь туда, как только смогу. Может, даже завтра, если с Типу будет все хорошо. – Забирая мою тарелку, Пия окинула меня взглядом. – Хотите поехать?

– А место для меня найдется? – Я постарался не выказать радость.

– Конечно. Я собираюсь нанять быстроходный катер Хорена. Он рассчитан на десять человек, а я беру с собой только двух здешних помощников, так что места полно, милости просим.

– Спасибо, я охотно поеду.

– Ладно. Будем надеяться, нам повезет.

Чуть позже я пожалел о своем порыве и принятом приглашении. Проснувшись утром, в глубине души я надеялся, что поездка не состоится. Но пока мы завтракали, пришла Мойна и сообщила: Типу гораздо лучше, завтра его, наверное, выпишут.

Никаких помех больше не оставалось, и Пия взялась за исполнение своего плана. Уже в начале одиннадцатого мы вместе с двумя рыбаками, которых она натаскала на роли ассистентов, взяли курс на остров Гарджонтола.

К счастью, нынешний катер оказался несравнимо лучше; не глиссер, конечно, однако шел он много быстрее давешнего корыта.

– Видите, сколько разных оттенков у воды? – Пия искоса глянула на меня из-под козырька бейсболки на коротко стриженных волосах.

Щурясь от брызг и следуя взглядом за пальцем моей спутницы, я всмотрелся в реку, и поверхность ее, поначалу казавшаяся неизменяемо бурой, предстала сочетанием множества тонов. Да и собственно течение не было однородным, постепенно глаза мои стали различать омуты, водовороты, ответвления, буруны и всевозможную рябь.

Это признаки бессчетных потоков, впадающих в реку, сказала Пия. Каждый чуть-чуть отличается от другого и располагает своей смесью микронутриентов. По сути, это маленькие экониши, которые река несет, точно ветер – воздушный шар. Результатом стало поразительное распространение бесчисленных форм жизни.

– Каждый поток подобен плавучему лесу, населенному невероятным разнообразием обитателей.

– Образ красивый, – сказал я. – Лес, который миллионы лет перемещается.

– Однако в своих водах река несет и следы того, что происходит в ее верховьях. И вот это меня по-настоящему тревожит.

– Почему?

Пия задумчиво почесала щеку, словно подбирая слова, доступные моему пониманию.

– Вы слышали об океанических мертвых зонах? Нет? Это огромные водные пространства с очень низким содержанием кислорода, в которых рыбе не выжить. Число их увеличивается с феноменальной быстротой, и причиной тому сброс химических удобрений в реки. Попадая в море, химикалии запускают цепную реакцию, в результате которой вода теряет кислород. В таких условиях выживают лишь немногие специфические организмы, все прочее погибает, оттого-то эти участки и называют мертвыми зонами. Они уже раскинулись на десятки тысяч квадратных миль, некоторые размером с небольшую страну.

– Правда?

– Да, и уже не только посреди океана, они стали появляться в реках, особенно в их устьях, примером тому Миссисипи и Жемчужная река. Что вполне понятно, ибо именно через реки аграрные отходы проникают в океаны.

– Я понимаю, к чему вы клоните. По-вашему, то же самое происходит и здесь?

– Нечто подобное, – сказала Пия. – Однако, на мой взгляд, дело не только в аграриях. Я думаю, есть и другой виновник.

– Кто же это?

– Нефтезавод, построенный здесь пару лет назад. – Пия показала вверх по реке. – По прямой до него совсем недалеко. Мы, то есть фонд и союз природоохранных обществ, долго боролись с ним, но нам противостоят очень влиятельные лица, гигантский конгломерат, имеющий карманных политиков по обе стороны границы. Была организована широкомасштабная кампания: нас окрестили “иностранными агентами”, пытались перекрыть нам финансирование, арестовывали наших пикетчиков, с помощью не только полиции, но и проплаченной шпаны разгоняли наши демонстрации – словом, использовали грязные способы, какие и в голову не придут. А что творится в интернете! Видели б вы, как меня поливают в соцсетях: грозят убить, поносят, бесконечно оскорбляют.

– Вам не страшно?

– Если честно, страшно. Но в здешних местах фонд хорошо известен, и я себя чувствую в безопасности. И потом, кто-то должен этим заниматься, нельзя позволить им отравить Сундарбан.

– Как именно они вредят?

– Точно не скажу, эти действия тщательно скрываются. Через суд нам удалось добиться режима жестких нормативов. В результате на заводе установили очистную систему, якобы обеспечивающую “безопасный уровень” отходов. Но я подозреваю, что втихаря дрянь сбрасывают в реку. И теперь происходит такое, чего раньше никогда не бывало, – мор рыбы, например.

– Что это?

– Когда поверхность и берега реки усеяны тысячами дохлых рыб. Во всем мире подобное случается из-за массы химикалий, сливаемых в реки. Но здесь, я абсолютно уверена, вина лежит на нефтезаводе.

– И сброс отходов отразился на ваших дельфинах?

– Я думаю, да. Потому-то, наверное, стая Рани и покинула свои прежние охотничьи угодья. Я уверена, дельфины пережили невероятный стресс. А как вы бы себя чувствовали, если б вам пришлось оставить знакомые пределы и все начинать заново? – Пия вздохнула, глядя вдаль. – Рани же еще труднее, потому что она в ответе за молодняк. Представьте, она прекрасно освоилась в здешней среде, тут она дома, а потом вдруг все меняется, весь ее многолетний опыт оказывается бесполезным, потому что в привычных местах больше не прокормиться, нужно искать новые. Наверное, ей кажется, что все, прежде родное и понятное – вода, течения и сама земля, – ополчилось на нее.

Слова эти показались знакомыми.

– Надо же, как вы сказали! Нечто похожее я слышал от Мойны, когда она говорила о людях, покидающих Сундарбан.

– Здесь такое вы услышите часто, – кивнула Пия. – Мир стал другим. Люди и животные уже не знают, где их место.

Спустя полчаса она коснулась моего плеча и показала вперед:

– Вон Гарджонтола.

На мой взгляд, остров ничем не отличался от прочих других в мангровых зарослях – бесформенная зеленая масса на клочке бурой земли. Однако вскоре стало ясно, что там произошло нечто необычное, ибо в небе наматывал круги длинный птичий строй.

Пия приникла к биноклю. Чуть погодя я спросил:

– Что там видно?

– Вот, гляньте. – Она передала мне бинокль.

Быстрое движение катера мешало навести резкость, но все же я углядел какие-то серые продолговатые предметы, рядком лежавшие у водной кромки.

– Это ваши дельфины?

– Узнаю, когда увижу вблизи.

Катер остановился в сотне ярдов от берега. И тотчас нас накрыло гнилостной вонью, столь крепкой, что я зажал нос.

– Пожалуй, лучше вам остаться на катере, – криво усмехнулась Пия. – На берегу еще хуже, там запах валит с ног.

Не возразив, с борта я наблюдал за резиновой лодкой, в которой отплыли Пия и ее помощники.

Через час они вернулись, насквозь пропитавшиеся трупным смрадом. Я не видел лица Пии, скрытого большим козырьком и солнечными очками, а она, даже не взглянув на меня, стала упаковывать оборудование и собранные образцы. Когда катер развернулся и лег на обратный курс, Пия ушла на бак и склонилась над фотокамерой, просматривая отснятые кадры. Она явно была не расположена к разговорам.

Мы одолели больше половины пути, и лишь тогда Пия подсела ко мне на корме.

– Да, это они, Рани и молодняк, – мрачно проговорила она. – Похоже, выбросились на берег одновременно. Такого я еще не видела.

– Вы думаете, они от чего-то спасались?

– Наверное. Если б они погибли в воде и их вынесло волной, трупы не лежали бы рядком, головой в одну сторону.

– Может, на них напал какой-нибудь хищник?

– Я не заметила никаких ран. Правда, над останками уже поработали птицы и крабы. Я думаю, версия хищника отпадает – акула или крокодил не смогли бы подкрасться незаметно, иравадийские дельфины запросто обнаружат их с помощью своего сонара. И потом, крокодил не нападет сразу на трех животных.

– А если причина в тех мертвых зонах, о которых вы рассказывали?

– Нет, – покачала головой Пия, – мертвая зона не заставила бы их так поступить.

– Тогда в чем, по-вашему, дело?

Пия задумчиво нахмурилась.

– Знаете, в том, что киты и дельфины выбрасываются на берег, нет ничего необычного, такое происходит все чаще. Согласно одной теории, виной тому звуки, которые исходят от навигационного оборудования субмарин и кораблей. Известно, что морские млекопитающие ориентируются с помощью эхолокации; если что-то мешает их сонару, они могут, потеряв направление, устремиться на сушу. Но здесь-то не было судов с подобной аппаратурой.

– Так что же произошло?

– Я не знаю. – Пия беспомощно развела руками. – И вряд ли когда-нибудь выясню. Определенно, их что-то до смерти напугало, но я не представляю что. В поведении морских млекопитающих мы не понимаем многого, а уж тем более причин их самоубийства.

Пия обхватила руками колени и, устроив на них подбородок, задумалась. Потом негромко сказала:

– В некоторых старинных историях, очень таинственных, все объясняется колдовством.

– То есть?

– В них рассказывается об островах на юге Тихого океана, где шаманы якобы могли приманить дельфинов. На берегу колдуны проводили обряд, и дельфины приплывали. Возможно, просто совпадение, но шаманы приписывали это своим чарам.

– А может, их посещали видения, какие вчера узрел Типу? – сказал я и тотчас пожалел о своих словах, ибо удостоился презрительного взгляда.

– Полагаете, были видения?

– Он же просил вас уведомить, правда? – Я занял оборону. – Причем в то же время, когда поступил тревожный сигнал.