Текст книги "Дом в соснах"

Десять

Теперь Бренда приступает к работе в пять утра, выпекая хлеб, печенья и десерты, с учетом множества диетических ограничений пациентов Lakeside Serenity Center. По ее словам, они очень разборчивы, и, учитывая, сколько платят, считают, что заслуживают многообразия вариантов: макробиотических, веганских, безглютеновых. У них также есть выбор из занятий рисованием и йогой, музыкальной терапии и прогулок по лесу. Они плавают в бассейне, расслабляются в сауне и проходят курс иглоукалывания. Центр находился в нескольких городах от них, окруженный пейзажем, всплывающим в памяти у туристов, когда они думают о Беркшире. Горы, покрытые лесами, которые осенью вспыхивают красной, оранжевой и золотой листвой.

Бренда вставала каждый день в четыре утра и обычно ложилась в постель к восьми, а сейчас было 8:30. Ее голова то и дело клонилась вперед, но она резко поднимала ее обратно, изо всех сил стараясь не заснуть, сидя со своей дочерью в маленькой, опрятной гостиной.

Майя ждала, устроившись на другом конце дивана. Как только мама уснет, она возьмет ключи и за десять минут доедет до закусочной «Голубая луна» из видеоролика на YouTube. В статье Berkshire Eagle говорилось, что Кристина умерла в воскресенье, а сегодня как раз воскресенье, и была вероятность застать на работе нужную официантку.

В углу загудел радиатор, пока они в очередной раз смотрели «Симпсонов» по телевизору. Потянувшись за пультом дистанционного управления, Майя убавила громкость, и вскоре мама начала тихо похрапывать. Тайком выбираться из дома, прокрадываться по темному коридору и через кухню, будучи взрослой, казалось нелепым. Словно опять становишься подростком – стены между «тогда» и «сейчас» становятся тоньше. Мышечная память позволила девушке без особых усилий выудить ключи от машины из беспорядка маминой слишком большой сумочки и выскользнуть в ночь. Снаружи было холодно и беззвездно. Выпал легкий снежок. Майя почистила ветровое стекло автомобиля своей мамы рукавом пальто и забралась внутрь.

Она не могла точно сказать, что надеялась узнать из разговора с официанткой, которая находилась в зале, когда умерла Кристина. Однако, возможно, в ситуации было нечто большее, чем уловила камера, какой-то нюанс в отсутствующем выражении лица девушки, настолько тонкий, что его можно было увидеть только лично. Или, вполне вероятно, официантка что-то услышала. Майя должна была попытаться. Стивен Лэнг все еще не ответил. Майя направила «Линкольн» мимо других домов, похожих на дом ее мамы, старой шелковой фабрики и публичной библиотеки. В детстве библиотека была одним из ее любимых мест. Все лето она проводила под бесплатным кондиционером, читая книги или загорая на террасе. Но теперь старое кирпичное здание вызвало волну ужаса. В этой библиотеке она познакомилась с Фрэнком.

Она пересекла обледенелый Хаусатоник и въехала на парковку закусочной «Голубая луна». Майя вспомнила, что бывала здесь ребенком, но в то время место называлось Friendly’s[24]24
  Сеть ресторанов на Восточном побережье Соединенных Штатов. Основана в 1935 году.


[Закрыть]. Сейчас, как и тогда, парковка была почти пуста. Выходя из машины, Майя глубоко вздохнула, обдумывая, что сказать официантке.

Войдя в закусочную, она оказалась лицом к лицу со статуей Бетти Буп[25]25
  Персонаж рисованных мультфильмов, созданный Максом Флейшером.


[Закрыть]. Неоновый музыкальный автомат играл «Любовника мечты». Полы были выложены в шахматном порядке черно-белой плиткой, кабинки – обтянуты красным винилом, но планировка осталась прежней, как в бытность Friendly’s. Майя вспомнила, как ела мороженое со своей мамой за столиком, который теперь занимал мужчина средних лет, сидевший в одиночестве, глядя в свой телефон.

– Садитесь, где удобно, – предложил официант-подросток.

Майя подняла глаза, нашла камеру слежения и воспользовалась ею, чтобы сориентироваться, затем устроилась в той же кабинке, где и Кристина с Фрэнком.

– Что-нибудь выпьете? – спросил официант.

– Воды, пожалуйста.

Она открыла меню, но как только официант отошел, ее взгляд заскользил по залу. Менее половины столиков были заняты. Несколько посетителей в одиночестве сидели за стойкой. Майя узнала декор по видео: хромированные табуреты, часы под старину. Ничто не казалось необычным. Она уже собиралась встать и пройтись по комнате, когда официант вернулся с ее водой.

– Что я могу вам предложить?

– Чай, пожалуйста.

– Что-нибудь еще? – Как раз в этот момент за стойкой открылись кухонные двери, и вышла рыжеволосая официантка из видео. Она осталась за стойкой, налила несколько чашек кофе, очевидно, работала сегодня в баре.

– Вообще-то, – задумчиво проговорила Майя, – я, пожалуй, посижу за стойкой.

Официант выглядел раздраженным.

Подходя к бару, Майя засомневалась, тот ли это человек на самом деле: официантка на видео выглядела ее сверстницей, в то время как женщине перед ней было не меньше пятидесяти. Морщинки обрамляли ее подведенные глаза и накрашенные губы. Хотя с другой стороны, камера могла и не зафиксировать всего этого. И волосы у официантки были те самые – короткие и рыжие. На ее бейджике было написано «Барб». Она протянула Майе меню.

– Выбрали что-нибудь?

– Чай, пожалуйста. И крылышки буффало. – Майя была слишком взвинчена, чтобы есть, но заказ еды показался ей шагом к тому, чтобы завоевать расположение официантки.

– Чай, кофе, потанцуем?

– Простите… что?

– Вы хотите крылышки средние или острые?

– О… острые.

Официантка отвернулась, чтобы приготовить Майе чай, налила горячей воды, в то время как Майя за ее спиной собиралась с духом. Она промокнула лицо салфеткой. За стойкой сидели еще три человека: двое пожилых мужчин с газетами и женщина в медицинской униформе.

– Вот, пожалуйста, – проговорила официантка, ставя кружку на стойку. – Хотите мед к чаю? Или молоко?

Ее голос был доброжелательным, но настороженным, будто она почувствовала в Майе что-то неладное.

– Вообще-то, я хотела спросить вас кое о чем. Меня зовут Эрика. Я подруга Кристины Льюис.

– Вы посмотрели видео. Эта штука повсюду. – Барб, казалось, почти гордилась этим. Она взглянула на камеру слежения. – Не представляю, кто выложил это в Сеть… Напомните, как вас зовут?

– Эрика, – сказала Майя, понизив голос. Даже несмотря на всю ту ложь, которую она недавно наговорила, она чувствовала себя неловко. – Мы с Кристиной вместе ходили в школу в Моабе. Вместе, с детского сада до старшей школы. – Краем глаза Майя заметила, что за стойкой все замолчали.

– Сочувствую вашей потере, – проговорила Барб, затем добавила: – Они выяснили, что с ней случилось? – В ее голосе сквозило любопытство.

– Насколько я слышала – нет.

Официантка выглядела разочарованной.

– Я надеялась, вы сможете рассказать мне, что увидели в тот день, – сказала Майя. – Или, может быть, вы что-то услышали?

– Бургер сильной прожарки! – раздался голос с кухни, и официантка повернулась, чтобы взять тарелку с витрины.

– Заказ крыльев! Острых! – крикнула она в ответ. Она подала бургер женщине в медицинской униформе, затем снова повернулась к Майе. – Я не слышала ни слова из того, что они говорили. Играла музыка, точно так же, как сейчас. И то, что я видела, в значительной степени совпадает с тем, что любой может увидеть в ролике.

– В значительной степени?

– Была одна вещь, которую камера не уловила. Конечно, я рассказала об этом копам.

За стойкой внимательно слушали, и Майя почувствовала, что официантка не возражает.

– И что это было?

– Взгляд Кристины, – ответила официантка. – На записи все выглядит так, будто она пристально смотрит на Фрэнка. Но если бы вы стояли вон там, увидели бы, что на самом деле она смотрела мимо него, на что-то в углу.

– И на что же?

– Ни на что. Буквально. На пустую кабинку. – Майя проследила за взглядом официантки, направленным на красную виниловую кабинку. – В тот день там тоже никого не было, но она уставилась туда, будто могла видеть то, чего не могли разглядеть остальные. Моя кошка иногда делает то же самое. У меня от этого мурашки по коже.

Холодный ужас расцвел в груди Майи.

– Она казалась… нормальной?

– Ну, конечно, если вы называете это нормальным. – Официантка наклонилась ближе к Майе, как будто хотела поделиться с ней секретом, но затем заговорила достаточно громко, чтобы услышала вся стойка. – Между нами говоря, я всегда подозревала, что в этом месте водятся привидения. Я чувствую такие вещи, и думаю, что, возможно, в тот день там что-то было.

Страх Майи сменился скептицизмом.

– Что-то вроде призрака?

Официантка кивнула. Один из пожилых мужчин наклонился к Майе:

– Не заводи ее.

Официантка нахмурилась.

– Хватит с тебя этого, Дуг. – Она снова налила ему кофе.

– То есть вы думаете, – обратилась Майя к официантке, – что Кристина увидела какого-то призрака и это… убило ее?

– Все, что я хочу сказать, это то, что она определенно видела что-то прямо перед смертью. И это могла видеть только она.

– Острые крылышки! – донесся голос из кухни.

– Вы готовите подкаст или что-то в этом роде? – спросила официантка, ставя перед Майей дымящуюся тарелку.

– Не совсем, – ответила Майя, прежде чем спросить, может ли она взять крылышки с собой.

Пенопластовая коробка наполнила машину солоноватым привкусом соуса буффало. Печка была включена на полную катушку, но Майя никак не могла согреться.

Разговор о призраках напомнил слова доктора Барри о связи между внезапной необъяснимой смертью и тем, что он называл магическим мышлением. В некоторых культурах винят злых духов. Идея заключалась в том, что у разума есть способы самостоятельно искать объяснения. Горе может заставить воображение разыграться. Она все это понимала. Доктор Барри сказал бы, что официантка бредит, и Майе, возможно, пришлось бы с ним согласиться.

Наблюдение такого поведения у постороннего подействовало отрезвляюще. Ее тело буквально заныло от сопереживания при мысли о том, как Барб объясняет полиции свою теорию о закусочной с привидениями. Однако в этом вопросе ее разум был на стороне доктора Барри. Может быть, в конце концов, это была проблема Майи. Может быть, ее разум не мог распознать свою собственную болезнь.

Одиннадцать

Через четыре дня после смерти своей бабушки Майя медленно идет рядом со своей мамой и множеством незнакомых людей за гробом Эмилии Эк Басурто по Генеральному кладбищу в Гватемала-сити. Оно огромное, похожее на лабиринт, и занимает несколько городских кварталов, но при этом кажется переполненным. Вдоль маршрута похоронной процессии выстроились высокие толстые стены, разделенные рядами ячеек, которые напоминают Майе картотечные шкафы, но на самом деле это могилы. Внутри каждой ячейки находится тело, запечатанное слоем бетона, на котором в большинстве случаев закреплена табличка с именем человека и годами его рождения и смерти.

Цветы на всех стадиях увядания украшают могилы, яркими пятнами выделяясь на фоне серого бетона и темно-зеленого мха, покрывающего все вокруг. Сейчас сезон дождей, надвигается обычный послеобеденный ливень, воздух густой, а процессия движется очень медленно. На Майе длинное черное платье, которое промокло от пота и прилипло к спине. Она дышит ртом, стараясь не показывать, как на нее влияют запахи, наполняющие нос. Сначала появляются цветы – лилии, розы, маргаритки, гладиолусы, – которые торчат из ведер продавцов у ворот кладбища, рассыпаны на могилах, и их опавшие лепестки покрывают все поверхности. Они не в состоянии замаскировать то, что, как Майе кажется, и является запахом смерти. Как будто тела вывернули наизнанку.

Над головой кружат стервятники. Их число увеличивается по мере того, как процессия углубляется на кладбище, и Бренда объясняет своей дочери как можно спокойнее, что могилы здесь сдаются внаем, как квартиры. Семьи должны регулярно платить за то, чтобы их близкие оставались похоронены. И если платеж пропущен, тело, как если бы оно было арендатором, выселяется и отправляется в общую могилу на краю кладбища.

Стены с надгробиями уступают место полю осыпающихся склепов. Участок Эмилии находится в глубине кладбища, рядом с ее сыном. Семейный склеп размером примерно с телефонную будку, с проржавевшей металлической дверью и каменным распятием наверху. Стервятник садится на низкую ветку ближайшего дерева, и его перья скрипят, когда он принимается чистить черные крылья. Здесь, на краю кладбища, запах почему-то еще хуже, химический запах горящих шин, смешанный со смертью и цветами. Воздух наполняет серое марево.

Майя сжимает руку своей мамы.

– Городская свалка, – шепчет Бренда. – Начинается вон там, на краю кладбища. Тысячи людей живут там, роясь в мусоре в поисках того, что можно продать или съесть.

Бренда приехала в Гватемалу после колледжа в составе миссионерской группы, несмотря на то, что она не верила в Бога, не верит до сих пор и не согласна с предпосылками миссионерской работы. Она просто решила, что, имея сертификат по терапии респираторных заболеваний, который получила в Общественном колледже Беркшира, может принести какую-то пользу. Не говоря уже о том, что она никогда не выезжала за пределы США.

Она целыми днями работала волонтером в детском доме недалеко от городской свалки. Ее вечера состояли из общения с семьей, которая вызвалась приютить ее на три месяца. Бренда не ожидала, что влюбится, находясь в Гватемале, но произошедшее дальше – самая любимая история Майи в мире – история мамы и папы. Именно ее она пытается вспоминать, пока находится здесь, стараясь не думать о смерти своего отца.

Бренда, казалось, была на взводе с тех пор, как они прибыли в Гватемала-сити, теряла вещи в аэропорту и нервно смеялась по пустякам. Майя впервые осознала, что Бренде, должно быть, было нелегко наладить отношения между ее дочерью и семьей Басурто. Письма, телефонные звонки, а позже и электронные письма с годами становились все реже и реже. Бренда знала Хайро и его семью всего месяц, до того, как он был убит, и сразу же после этого сбежала из страны. И сейчас, впервые с тех пор, вернулась сюда.

Именно она рассказала дочери бо́льшую часть того, что Майя знает о Гватемале. Бренда развесила по стенам гобелены майя и проигрывала компакт-диски с маримбой, пока они вместе с Майей пекли. Бренда сама научилась готовить тамале, завернутые в банановые листья, и подавала их каждое Рождество. Именно она посоветовала Майе изучать в школе испанский язык.

И все же, чтобы убедить ее отправиться в эту поездку, Майя прибегла к шантажу. Она пригрозила – не то чтобы это был блеф – что купит билет на самолет на деньги, которые сама заработала, обучая учеников средней школы, те, которые она откладывала на колледж. Она заявила, что если не сможет поехать на похороны своей бабушки, то полетит в Гватемалу – одна – на свой восемнадцатый день рождения.

В результате Бренда уступила, и теперь они здесь, прижимаются друг к другу среди всей этой смерти и цветов. Люди вокруг одеты в черное, заливаются слезами, идут в замедленном темпе. Майя состоит в родстве со многими в этой процессии, но они ей незнакомы. И тем не менее никогда в своей жизни она не встречала такого тепла. Она в Гватемале меньше суток, но семья относится к ней и ее маме так, точно они здесь всю свою жизнь. Предложение Бренды остановиться в отеле даже не было принято во внимание. Дедушка Майи просто отдал им кровать, которую он десятилетиями делил со своей женой, чтобы Бренда и Майя могли спать там, в то время как сам устроился на диване.

– Mija, – произносит голос прямо у нее за спиной. – Toma estas flores[26]26
  Детка. Возьми эти цветы (исп.).


[Закрыть].

Майя оборачивается и видит сестру своего отца, Каролину, стоящую за ней. Каролина выглядит так, как будет выглядеть Майя через несколько десятилетий. Они одного роста. Кожа у нее темнее, но скулы такие же высокие, как у племянницы, и карие глаза. Встретив ее в первый раз, Майя почувствовала внутри укол от чего-то знакомого, будто внезапно увидела свое собственное отражение в зеркале, о существовании которого и не подозревала. Каролина протягивает ей букетик желтых роз и жестом объясняет девушке, что нужно поднести их к носу, чтобы заглушить запах.

– Gracias, – шепчет Майя.

Она зарывается лицом в цветы и закрывает глаза, когда носильщики начинают снимать гроб ее бабушки со своих плеч. Раздается голос священника, а стервятник в эту минуту расправляет крылья, рассекая воздух.

* * *

Хор шепчущих молитву наполняет маленькую гостиную и столовую в доме дедушки Майи: «Santa Maria, madre de Dios, ruega por nosotros pecadores, ahora y en la hora de nuestra muerte. Amen…»[27]27
  Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час нашей смерти. Аминь (исп.).


[Закрыть] Сестры, братья, племянницы, племянники, двоюродные братья и сестры-близнецы, соседи расположились на диване и банкетке, стоят вдоль стен. Они держат в руках четки, медленно перебирая их, каждая бусинка – молитва.

Сидя между своей мамой и Tía Каролиной на диване, Майя обнаруживает, что молится вместе с ними, и повторяет все увереннее, погружаясь в язык. После новены – первой из девяти ночей молитвы, следующих за похоронами, Каролина подает кофе, черную фасоль, тортильи и жареные бананы.

В прошлом году она вместе с мужем Тоньо переехала к родителям, заняв дополнительную спальню, чтобы помогать ухаживать за Эмилией, которая, как оказалось, некоторое время болела.

Майю не переставало удивлять, почему никто не сообщил ей об этом.

Ее дедушка Марио Эрнандес Басурто – немногословный человек. У него густые волнистые волосы, брови похожи на гусениц. Его жена была очень разговорчивой, всегда протягивала ему телефон, чтобы он поздравил внучку с днем рождения или с успехами в школе. Смерть Эмилии заставила его еще больше замкнуться от горя. В этом маленьком доме, где, чтобы почтить память его жены, толпятся семья, друзья и соседи, Марио, сидя в глубоком кресле в гостиной, никогда не бывает один, но редко с кем-то разговаривает.

Майя проводит большую часть своего пятидневного путешествия, не выходя из дома площадью около 360 квадратных метров, окруженного слишком высокой стеной, из-за которой ничего не видно. Она надеялась, что познакомится с Гватемалой или, по крайней мере, посмотрит город. Несмотря на печальное событие, приведшее их сюда, она предполагала, что они с мамой посетят достопримечательности, сделают несколько снимков, заглянут в пару ресторанов. Но вместо этого они обе проводят все время, не считая похорон, за высокой стеной из шлакоблоков, которая окружает дом со всех сторон.

За этими стенами трудно определить, действительно ли Гватемала-сити так опасен, как уверяет мама. Гражданская война закончилась в 1996 году, но ее кровавый дух продолжает жить в бандах, которые приютили некоторых сирот, бежавших в США. Администрация Рейгана, возможно, отказала бы им в статусе беженцев, но банды Лос-Анджелеса приняли этих травмированных детей с распростертыми объятиями, и только когда США начали их депортировать, члены MS 13[28]28
  Организованная международная преступная группировка; одна из самых жестоких, многочисленных и быстрорастущих уличных банд Центральной и Северной Америки.


[Закрыть] и другие maras[29]29
  Член ОПГ.


[Закрыть], как их называют, пустили корни в разрушенной войной Гватемале и расползлись по стране удушающими лианами.

Каролина кивает головой в знак согласия. Она тоже редко выходит из дома, разве что на работу. Она не очень хорошо говорит по-английски, но, кажется, прекрасно понимает, как и большинство здесь. Она закуривает сигарету, сидя напротив Майи и ее мамы за стеклянным столиком во внутреннем дворе, ее голова всего в нескольких дюймах от пылающих у нее за спиной красно-желтых цветков геликонии. Стена теплого дынного цвета отделана декоративной плиткой и украшена керамическими кашпо, в которых растут папоротники и бугенвиллии. Ночь прохладная, промытая дневным дождем, и новенские молитвы закончились, а это значит, что пришло время для вечерней сигареты Каролины.

Теперь, в свой последний вечер в Гватемале, Майя уже знакома с ритуалом: ее тетя выкуривает ровно одну сигарету за вечер и, прикуривая, обычно подмигивает всем, кто находится поблизости, будто она просто шутит и на самом деле вовсе не курильщица. У Каролины, школьной учительницы второго класса, нет детей, но у ее растений чертовски много детенышей, большинству которых она дала имена. Вчера она познакомила Майю с фикусом по имени Урсула и с музыкой Mano Negra[30]30
  Французская анархо-панк-рок-группа, лидером которой был Ману Чао. Была основана в 1987 году.


[Закрыть], которая теперь является любимой группой Майи; Каролина, возможно, самая крутая взрослая из всех, кого она когда-либо встречала.

И она выросла с отцом Майи. За эти несколько дней Каролина рассказала Майе, как она восхищалась старшим братом. Он смешил ее, как никто другой, и был умен, всегда что-нибудь читал: комиксы, романы, а позже газеты и стихи. Он признался своей сестре, что мечтает когда-нибудь стать писателем.

Он изучал историю и литературу в Университете Сан-Карлос, уделяя особое внимание, по словам Каролины, магическим реалистам. Его занимало, как они вплетали магию в жизнь обычных людей, словно отказываясь следовать навязчиво реалистичному литературному стилю колонизаторов. «Хайро объяснил бы это лучше, чем я», – сказала Каролина по-испански.

Хотя проблема заключалась не только в этом, а в ограниченной способности Майи понимать язык. Произношение здесь отличалось от того, которому она училась в школе, поэтому за последние несколько дней ей много раз приходилось просить тетю сбавить темп, повторить сказанное. И даже тогда Майя не всегда была уверена, что понимает правильно. Сигарета Каролины догорает дотла. Скоро она ляжет спать, а Майя еще о многом хочет ее спросить и так много хочет сказать! Время поджимает, и она решается на вопрос, который мучил ее годами.

– El libro de mi papa… – произносит она. Книга моего отца. Она знает, что ее отец начал писать книгу перед смертью, но мать мало что знала об этом. Это была мистерия, вот и все, что смогла рассказать Бренда. – ¿Qué fue el…? – пытается снова Майя, но теперь она не может вспомнить испанское слово, обозначающее название. Она роется в своем мозгу и в этот момент улавливает необычный запах, плывущий по внутреннему дворику, неземную цветочную нотку, пробивающуюся сквозь дым от сигареты ее тети. Сначала она думает, что ей, должно быть, это почудилось. – ¿Qué era el nombre[31]31
  Что это было за имя? (исп.)


[Закрыть], – пробует она опять, смущенная своим плохим испанским, – del libro de mi papá?

– Ah, el título… – говорит Каролина. Она прищуривает глаза, пытаясь вспомнить название незаконченной книги Хайро. Затем разочарованно качает головой и объясняет, что никак не может вспомнить – она уже довольно давно не думала о произведении своего брата. Все, что она помнит, это то, что название было длинным, целая строка из очень старого стихотворения, которое он любил.

Пока Каролина говорит, запах становится сильнее, пьянящий и сладкий. Обоняние у Майи острее, чем у большинства, – однажды она обнаружила утечку газа на кухне за несколько часов до того, как ее мама заметила что-то неладное. И теперь она почти уверена, что ей не почудилось. Есть что-то потустороннее в этом запахе, расцветающем под табачным дымом, как будто он доносится из другого царства. Настоящий рай. Какое-то вечное место, где по ночам распускаются цветы, место, запах которого Майя не должна была бы чувствовать отсюда, но она может, и, по ее мнению, он точная противоположность запаху на кладбище. И ничуть не менее реальный.

– Мам? – спрашивает она.

– Да, моя хорошая?

– Ты чувствуешь этот запах?

Вопрос Майи побуждает Бренду и Каролину принюхаться к воздуху. Каролина тушит сигарету в пепельнице. Когда дым рассеивается и завораживающий запах наполняет ее нос, на ее лице появляется выражение удивления.

– No puede ser…[32]32
  Этого не может быть (исп.).


[Закрыть] – Она встает из-за стола и заходит за угол дома. Майя и Бренда следуют за ней.

Там они обнаруживают, что обычный кактус, стоящий в простом пластиковом горшке, расцвел единственным цветком размером с обеденную тарелку. Он невероятно эффектен со своими длинными белыми лепестками, возможно, самый эффектный из всех, что Майя когда-либо видела, – словно изумленный глаз какого-нибудь бога или фейерверк, застывший во времени. Он испускает сильнейший, ни с чем не сравнимый аромат.

– ¿Qué es? – спрашивает она тетю.

– La Reina de la Noche[33]33
  Царица ночи (исп.).


[Закрыть], – отвечает Каролина.

– ¿Qué?[34]34
  Что? (исп.)


[Закрыть] – не понимает Бренда.

Каролина объясняет, что каждый бутон этого вида кактусов распускается только на одну ночь. Это конкретное растение не цвело уже много лет, и она даже решила, что оно погибло.

– No lo puedo creer[35]35
  Я не могу в это поверить (исп.).


[Закрыть], – говорит Каролина, качая головой почти с недоумением, и слезы наполняют ее глаза. – Царица ночи, – продолжает она по-испански, – была любимым цветком моей матери.

* * *

Майя укладывает свое черное платье обратно в чемодан, когда слышит легкий стук в открытую дверь и, подняв глаза, видит своего дедушку.

– Привет! – говорит она.

– Привет, детка. – Его голос тихий, но теплый. Последние пять дней они вместе сидели в комнате, но их разговоры были довольно краткими.

– Por favor, entra[36]36
  Пожалуйста, входите (исп.).


[Закрыть], – говорит она, понимая, что он ждет, когда она пригласит его войти.

Ему далеко за шестьдесят, но он кажется старше из-за своей шаркающей походки и совершенно белых волос. Он открывает деревянный шкафчик в углу, достает картонную коробку размером с винный ящик и ставит ее на кровать рядом с чемоданом Майи, затем достает из нее фотоальбом.

– Смотри, – произносит он по-английски с сильным акцентом. – Это сделала твоя бабушка. – Он переворачивает обложку, чтобы показать фотографию Майи, когда она была совсем малышкой, сидящей на коленях у своей мамы, затем еще несколько детских снимков. Он листает страницы, и Майя словно растет у них на глазах. Вот она на своем пятом дне рождения. А дальше прыгает на батуте с Кайлой, своей лучшей подругой из второго класса. Гримасничает перед камерой на школьном фотодне. Улыбается на вершине горы Грейлок. Ее мать, похоже, присылала Эмилии фотографии на всех этапах жизни Майи. – Твоя бабушка любила тебя, – говорит он. – И я тоже.

– О… – произносит Майя, на мгновение ошеломленная, затем выпаливает: – Я тоже тебя люблю, Abuelo![37]37
  Дедушка (исп.).


[Закрыть] Te quiero también[38]38
  Я тоже тебя люблю (исп.).


[Закрыть]. Gracias para… para todo[39]39
  Спасибо за… за все (исп.).


[Закрыть].

Он кивает. Закрывает фотоальбом, похлопывает по нему ладонью.

– Я сохраню это у себя, – говорит он. – Но у меня есть кое-что для тебя.

Он снова лезет в картонную коробку и достает толстый конверт из плотной бумаги, разматывает тонкий кусок бечевки, которым он перевязан, открывает клапан и достает стопку пожелтевших страниц. Глаза Майи расширяются. Она сразу понимает, что это такое. Имя ее отца написано на титульном листе выцветшими чернилами для пишущей машинки. А над его именем – название книги, той самой мистерии, которую он писал перед смертью: «Olvidé que era hijo de reyes»[40]40
  «Я забыл, что я был сыном королей» (исп.).


[Закрыть].