Текст книги "Девочка с красным шарфом"

Анаида Ади
Девочка с красным шарфом

Глава 1 «Один мальчик»

Привет всем, кто открыл эту безумную историю. Если честно, я сам не знаю, зачем пишу всё это. Просто так. У меня нет целей, нет задач. Скорей всего, я вообще заброшу это дело на главе четвёртой. Но сейчас мне надо выговориться, надо выплеснуть всё, что накопилось за столь долгое время. Пусть бумага, извините, просто хотел попытаться выразиться красиво. И пусть «Заметки» в моём телефоне узнают всё то, что я не могу доверить даже самым близким.

Меня зовут Филипп, если вдруг кому-то это интересно. И да, я пишу сам о себе, как последний эгоист, за что мне очень стыдно. И я в каком-то роде необычный мальчик, хотя так хотел бы им не быть. Я инвалид-колясочник. И нет, я совсем не жду от вас эмоциональных всплесков руками или же грустных вздохов, они не нужны мне, как и ваши фальшивые, наигранные, утешительные речи. Я же знаю, что вам плевать, я знаю… Я не хочу, чтобы меня жалели, а тем более не хочу, чтобы изображали жалость. Мы не на съёмочной площадке, а вы не актёры кино, поэтому не надо, прошу, от этого становится только хуже.

Я не стану придумывать какую-то фантастическую историю о том, как я стал таким, хотя любой другой бы, наверное, воспользовался этой возможностью. Нет, я не попал в аварию, нет, я не залез в горящий дом, чтобы вытащить оттуда маленькую девочку, нет, я просто родился таким. Я просто такой с самого начала. Я никогда не знал, что такое ходить, никогда не знал, что такое бегать босиком по траве, покрытой росой. Я не знаю и никогда не знал, что такое по-настоящему жить. Наверное, тот день, когда я появился на свет, был худшим в жизни моих родителей. Я даже не могу представить, какие муки они испытывали, узнав о том, что их ребёнок урод. Братьев или сестёр у меня нет, несмотря на то, что наша семья довольно состоятельна. Думаю, это потому, что мои мать и отец боятся, что второй ребёнок тоже окажется ущербным.

Порой я задумываюсь о том, почему они не сдали меня в детдом. Я ведь ни в чём не хорош. Я просто ужасен как внешне, так и изнутри. Если бы меня не было, то всем было бы только лучше.

Я глупый. Пусть даже в школе есть люди, которые учатся хуже меня из-за своей безалаберности. Но я ничего не могу схватить налету, поэтому мне приходиться заниматься до поздней ночи. Ни один урок я не знаю на отлично, я ни в чём не профи. Все смеются надо мной. Конечно, чего ещё я мог ожидать? Как колясочнику, не обладающему особыми умственными способностями, избежать положения изгоя в насквозь прогнившем школьном обществе?

Я глупый. Так все говорят.

Я некрасивый. Даже если забыть о парализованных ногах, то лицом я тоже не вышел. Несуразная маленькая морда, усеянные веснушками щеки, растрёпанные тёмные волосы, которые невозможно уложить в какую-нибудь модную прическу, и самые обыкновенные карие глаза. Я никогда не нравился девочкам. Да и кому может понравиться беспомощный инвалид? Я некрасивый. Так все говорят.

Мой характер ужасен. Я слабый, склонный к суициду сопляк. У меня нет стержня, я не настойчив и не уверен в себе. Я мечтатель, рассуждающий о высоком, хотя ещё не видел жизни за пределами школы. Я тону, буквально утопаю в своих безумных мыслях, которые пожирают меня и заставляют мучиться ещё сильнее. Я всегда мечтал умереть. Просто закрыть глаза и осознать, что тебя больше не существует. Но опять же, я слишком слаб, чтобы протащить по собственному запястью остро заточенный нож. Я всегда думал, что идеальное место, чтобы покончить с собой – это крыша, с которой видно весь город. Я всегда хотел летать, летать как птица, а для этого нужно сделать лишь шаг. Смерть – это столь маленькая плата за крылья. Но я никогда не был на крыше и вряд ли туда попаду со своей-то коляской. И да, я всё ещё на что-то надеюсь, наверное, поэтому я до сих пор жив, хотя, скорее всего, это просто блеф, просто мои глупые фантазии о светлом будущем.

Мой характер ужасен. Так все говорят. Я отвратителен. Так все говорят.

Это было небольшое описание меня, чтобы ввести вас в курс дела. Точно, я забыл сказать о том, что мне всего лишь шестнадцать. Ладно, не буду врать, шестнадцать мне исполнится только через неделю. Вы посчитаете, что желание казаться и быть взрослее глупо, и я соглашусь с этим. Это бессмысленно, ведь чем старше становишься, тем больше проблем, обязанностей и переживаний. Если я хочу покончить с собой в свои пятнадцать, то, что будет дальше? Когда я задумываюсь об этом, мне становится страшно. Разве может быть хуже, разве может быть сложнее? А оно может и будет.

Существо без ног, априори, не является человеком. Оно не достойно счастья, любви, заботы. Я не достоин всего этого. Моей привилегией остаётся только безрадостная жизнь или же такая желанная смерть. Иное для меня не уготовано. Нужно выбирать быстрее… Быстрее… Но я не могу. Мне страшно. Я слишком труслив, чтобы пойти правильной дорогой. И теперь я должен, даже обязан спросить: осталось ли у вас желание продолжать читать бредни малолетки? Если да, то я буду ждать вас на следующей странице своего поистине странного рассказа.

Глава 2 «Одна девочка»

Сегодня был обычный день. Один из тех, когда хочется спрятаться, скрыться от этого несправедливого, ужасающего мира, когда ты чувствуешь никчемность своей жизни и вообще всего на земле. Когда осознаёшь, что твоё тело – это лишь беспомощная и слабая оболочка, а душа, если так можно сказать, ещё более прогнившее и жалкое понятие. Проще говоря, я просто вернулся из школы в четвёртом часу с новым фингалом под глазом. Мальчик, разукрасивший мне лицо, очень постарался. Как вы помните, я являюсь «крутым» борцом. Никогда не понимал, по каким признакам в школах происходит классификация на элиту и изгоев, но вернёмся к причине моего ранения. Я просто попытался отказать в написании вместо него сочинения по литературе. После чего он заехал мне в глаз. Конечно, крутые парни обычно не избивают меня на глазах у публики. Это было бы уж слишком глупо с их стороны, потому что школа, по идее, должна заботиться и пресекать любые нападки в мою сторону. Я часто замечаю, как у многих чешутся кулаки в желании ударить меня, но не всем это удаётся по понятным причинам. Но этому задире, похоже, всё сходило с рук. Или просто мне так казалось? И он не получал выговор только потому, что делал это, оставшись наедине со мной.

Вы скажете, что это возмутительно, неправильно, силы были неравны и так далее, и так далее… А я отвечу, что это совершенно адекватно для нашей реальности. Почему я только до сих пор не научился держать рот на замке? Это была моя вина, и я давно понял это. Проблема только одна: мне опять придётся придумывать какое-нибудь изощрённое падение с коляски или удар о ручку двери, чтобы это описание удовлетворило моих родителей. Я ненавижу ложь, я ненавижу лгунов, я ненавижу врать, но без этого не выжить. Мне приходится говорить неправду, и это ещё одна из множества причин ненавидеть себя.

Но почему? Почему я отказываюсь довериться им? Почему не желаю говорить о том, что на самом деле происходит в этом «прекрасном» учебном заведении? Просто догадываюсь, что за рассказом последует мой перевод на домашнее обучение, которого я боюсь как огня. Я знаю, многие на моём месте отдали бы всё, только чтобы учиться на дому, но я не хочу потерять свой единственный шанс стать нормальным. Ходить в обычную школу – целиком и полностью моё решение, которое, как я считал, не позволит мне превратиться в вареный овощ.

Как сказать, безусловно, не в самую обычную. В здании есть лифт, пандусы для колясок, разумеется, оно находится недалеко от места моего обитания, так что я могу доезжать туда сам. Думаю, стоит отметить, что я не являюсь единственным человеком с ограниченными возможностями в этой школе. Кроме меня, там учится человек пять-шесть, подобных мне. Почему я не общаюсь с ними? Всё довольно просто. Я сам не хочу, хотя с их стороны было много попыток завязать разговор. По какой-то неясной причине я ощущаю себя выше них, мне душно и противно в их окружении. Мне чудится, что я умнее, лучше, чудится, что я достоин альтернативной компании. Я тянусь к другим, к обычным здоровым людям. Я хочу разговаривать с ними, хотя бы видеть их, как бы плохо они ко мне ни относились. Вам, наверное, интересно, какие взаимоотношения складываются между инвалидами и остальным населением. Бьют ли их, как меня? Я не могу достоверно знать об этом, но мне почему-то кажется, что нет. К ним неплохо относятся, во всяком случае, не презирают. У нас такие люди обычно держатся вместе, помогая друг другу. Они вроде даже встречаются после занятий, ходят в кафе или кино. Но есть одна девочка-колясочница, которая очень хорошо дружит с совершенно обычной ученицей. Они даже, как я слышал, лучшие подруги. Так может, дело не в обществе, а во мне?

Скоро у меня день рождения. А точнее, просто очередные двадцать четыре часа. Для меня эти сутки никогда не были праздником, потому что именно с этого момента начались все проблемы. Мои проблемы, проблемы моих родителей, которые по какой-то неизвестной причине до сих пор любят меня. Всю последнюю неделю они только и делали, что спрашивали, какой подарок я хочу получить. Всё это время я упорно говорил о том, что мне ничего не нужно, что я ничего не хочу. Но я врал, опять врал. Ведь на самом деле всё, что я когда-либо хотел получить на день рождение – это умереть. Жаль, что вот уже шестнадцать лет моё желание остаётся лишь несбыточной мечтой. Что просят мои ровесники? Телефоны, компьютеры, велосипеды, в то время как для меня, смерть – это всё, в чём я действительно нуждаюсь.

Сидя за уроками, я не замечаю, как подкрадывается поздний вечер. Скоро в комнате стало совсем темно, и мне пришлось включить настольную лампу. Я решал примеры в тетради, выводя синими чернилами корявые цифры. Голова трещала по швам и неумолимо клонилась набок, веки закрывались сами собой. Сегодня я почти не спал, как и вчера, позавчера и все предыдущие дни. В общем, это уже давно стало привычкой. Я просто лежу с открытыми глазами, уставившись в потолок мёртвым, недвижным взглядом. Так может пройти час, два или же вообще вся ночь. Но сегодня я действительно очень хотел спать, какая-то невидимая сила утягивала меня за собой. Я захлопнул учебник и тетрадь, махнув на всё рукой. Умение иногда посылать всё к чертям действительно выручало меня.

Я подошёл к кровати, лёг и укрылся одеялом, даже не раздеваясь. На остальное у меня не было сил. Я просто слишком устал. Устал жить, устал дышать. Как только моя голова коснулась подушки, я буквально сразу же заснул, что было довольно странно. Я окунулся в темноту, которая всё сильнее обволакивала меня с каждой секундой.

Когда мне всё-таки удаётся заснуть, я не отправляюсь в царство сновидений. Мне ничего и никогда не снится. У меня нет даже кошмаров. Но я совершенно не опечален этим, меня всё устраивает. Особенно, если учитывать то, что моя жизнь – это один сплошной плохой сон. Так что же я вижу, закрывая глаза? Лишь приятную пустоту. Просто чёрный, однотонный фон, без каких-либо вкраплений. Я оказываюсь в королевстве выключенного экрана, если можно так сказать.

За окном редко проносились машины, осенние листья на деревьях слабо шелестели и изящно падали на мокрый асфальт. Весь дом спал, тишину не нарушал ни единый шорох. Я люблю ночь. И неважно, сплю я или нет. Главное, что в это время со мной никто не разговаривает, меня никто видит, никто не трогает. Я остаюсь наедине с самим с собой и такой родной темнотой. Что может быть лучше? Я бы хотел вечную ночь, чтобы никто не наблюдал за мной, чтобы никто не осуждал.

Но вдруг эту идиллию нарушил чей-то негромкий смех, прорывавшийся сквозь мрак и тишину комнаты. Я в недоумении приоткрыл один глаз, после чего вокруг вновь воцарилось молчание. Я огляделся по сторонам, но, не увидев ничего живого, от кого могли бы исходить эти звуки, опустился на подушку, решив, что всё это мне лишь показалось.

Не прошло и минуты, как до меня донёсся смешок. Я открыл глаза и уже более настойчиво всмотрелся в пустоту. Наверное, с моей нервной системой действительно не всё в порядке, потому что происходящее ничуть не напугало меня, а только разозлило. Да и зачем мне бояться, если я всё равно не смогу ничего сделать, не смогу дать отпор? Кто это? Убийца? Отлично, может хоть кто-то, наконец, осуществит мою мечту. Вор? Пусть берёт, что хочет. Мне абсолютно не жалко. Маньяк-насильник? Да, признаюсь, это уже немного пугает, но тогда эта мысль не пришла мне в голову. Я решил подыграть неизвестному и вновь зажмурился. Кто-то в комнате опять залился звонким хохотом. Моё терпение лопнуло, и я вскочил со своего места. Ну как вскочил, в смысле кое-как сел на кровать, опираясь на локти.

– Кто там?! – в бешенстве воскликнул я. Неужели кто-то вздумал издеваться надо мной даже ночью?!

– Тише, тише… Он может тебя увидеть… – послышался чей-то еле слышный шёпот.

Вдруг из-за открытой двери показался лоскут красной развевающейся, словно на ветру, ткани. Только откуда взяться ветру в доме?

– Я вижу тебя! Хватит прятаться за дверью! – крикнул я.

Наконец, незнакомец, по-видимому, решил послушаться меня. Вначале высунулась чья-то макушка – неизвестный оценивал обстановку. Затем я увидел маленькую ножку и красную ткань, которой становилось всё больше. Из своего укрытия вышла хрупкая девочка в белоснежном кружевном платье, доходившем ей до колен. Её шею обвивал шарф алого цвета, который был настолько длинный, что им можно было бы обвернуть эту комнату несколько раз. Её светлые локоны небрежно лежали на худых плечах. Она была явно чем-то смущена, поэтому держала руки за спиной, а её взор был устремлён в пол. Странно, что при кромешной темноте я смог рассмотреть её так подробно, будто это происходило при свете дня.

– Вас было двое! Я слышал, как вы шептались, – я старался говорить как можно строже.

– Нас уже двое, – ответила девочка, подняв свои кристально-голубые глаза и посмотрев на меня невинным, недоумевающим взглядом.

– Ты думаешь, что сможешь запудрить мне мозги? Ты только одна, – сказал я, презрительно оглядев её с ног до головы.

– А как же мой шарф? – спросила она с искренним непониманием в голосе.

– Шарф? Ты хочешь сказать, что разговаривала с ним? – усмехнулся я.

– Да… – прошептала она.

Я рассмеялся, схватившись рукою за живот. Что несёт эта сумасшедшая?!

– Может у него и имя есть? – с ехидством спросил я.

– Есть… Его зовут Эдвард… – неуверенно отвечала она, продолжая держать пальцы в замке.

– Что ж, ладно. Приятно познакомиться, Эдвард, – наигранно сказал я, посмотрев на шарф, который резко колыхнулся, будто подмигивая мне.

Господи, что за бред я несу? Подмигивающий кусок ткани? Серьёзно? Похоже, я окончательно свихнулся.

– Эй, что это сейчас было? Почему с ним происходит такое, если здесь нет порывов воздуха?

– Он просто рад знакомству, – ответила она, мило улыбнувшись.

– Ладно, у меня другой вопрос. Как ты попала сюда?

– Я не знаю… Просто как-то оказалась здесь…

– Ты хоть как тебя зовут, знаешь?! – в бешенстве воскликнул я.

– Ника, – уверенней ответила она.

– Ника? Это твоё имя? Почему тебя не могли назвать Настей или Катей?

– Ника – значит победа, – гордо заявила она, задрав нос кверху.

– Победа над чем? – рассмеялся я.

– Над чем ты смеёшься?

– Меня больше интересует, над чем смеялась ты, когда я спал?!

Именно в этот момент я неожиданно открыл глаза, оказавшись в собственной постели. Вокруг уже было светло, и ещё слабые лучи солнца пробивались в моё зашторенное окно. Будильник в бешенстве орал на всю комнату так, что мне казалось, будто моя черепная коробка сейчас лопнет. Сделав несколько рывков, мне удалость сесть. Я зевнул, пытаясь восстановить в памяти свой сон, который был для меня необычным явлением.

Этот день прошёл быстро, не неся за собой каких-либо запоминающихся моментов. Сегодня я был полностью сосредоточен на учёбе, так что моё видение было забыто уже через несколько минут, и я к нему больше не возвращался. Придя домой, я переоделся, поел и вновь сел за домашнее задание. Других дел у меня не было. Этот вечер прошёл так же незаметно, как и утро. Проделав все ночные процедуры, я натянул пижаму и улёгся спать.

Глава 3 «Прогулка»

– Ты сопел во сне. Было смешно.

Эти слова стали пощёчиной, которая буквально мгновенно вывела меня из состояния сна. От неожиданности я вздрогнул и уставился на девочку, которая вновь стояла над моей кроватью. Находясь в состоянии лёгкого шока, я ещё несколько секунд молчал, приходя в себя.

Ника была на своём прежнем месте, невинно улыбаясь и смотря на меня щенячьим взглядом, от которого меня начинало тошнить.

– Слушай, ты не в себе. Проваливай уже вместе со своим шарфом. Дай мне поспать, – наконец произнёс я после продолжительной паузы. В этот момент я был почему-то даже слишком спокоен, несмотря на то, что сон, который достаётся мне с таким неимоверным трудом раз в несколько дней, вновь прервали.

– Хорошо… – огорчённо протянула она. – Ты пойдёшь со мной? – вдруг спросила Ника, косясь на меня.

– Что? Зачем? Зачем я тебе? – в недоумении спросил я, протирая заспанные глаза ладонью.

– Пошли, будет весело, – вновь улыбнулась она.

В этот момент я хотел, я собирался крикнуть на неё. Я хотел вызволить наружу весь гнев, который только был во мне, и прогнать самозванку из своего дома, но что-то остановило меня. Сомнение, непонятно откуда взявшееся, вновь охватило меня. Казалось бы, над чем здесь можно думать?! Меня приглашает прогуляться чокнутая девчонка. Но всё же я оставил право выбора за собой.

– Весело, говоришь? – ухмыльнулся я, прищурившись.

Ника кивнула в ответ.

– Ну, пошли, – ответил я.

Да, за пару дней до своего дня рождения я пойду бродить по ночному городу с психически нездоровой незнакомкой. После таких заявлений у вас, наверное, возникли сомнения и насчёт моей адекватности. Но что мне терять? Я инвалид, у которого нет шансов на нормальную жизнь. Я обречён на вечные страдания, как уже говорил выше. Так почему же не поискать приключений, которые тебе так любезно предлагают. Может, сегодня всё-таки исполнится моя заветная мечта? Может, сегодня я всё-таки умру или хотя бы повеселюсь на славу? Хотя, что такое веселье для этой странной девочки? Да и я, похоже, уже давно разучился смеяться.

Пока я пересаживался на коляску, которая стояла у моей постели, Ника исчезла, будто никогда прежде не стояла здесь, буквально растворившись в воздухе. Я вздохнул, сам не знаю с облегчением или же, наоборот, с грустью, и уже хотел отправиться обратно, как вдруг заметил знакомый красный шарф через стекло. Я подъехал к окну и увидел Нику, которая махала мне рукой. Всё происходящее было до боли странно и запутанно. И где-то в глубине души я чувствовал, я понимал, что пожалею о своём решении. Но всё равно я шёл, шёл навстречу безумию, которого мне так не хватало.

Мои родители спали на втором этаже, поэтому особых проблем с выходом из дома возникнуть не могло. Я переоделся так быстро, как только мог, и накинул лёгкую ветровку. Подойдя к выходу, я засунул ключ в замочную скважину и, чуть дыша, повернул его, боясь кого-нибудь разбудить. Так же трепетно я открыл дверь, которая, к моему счастью, не издала никаких особо громких звуков. И, наконец, я всё-таки оказался на улице, глубоко вдохнув свежий и леденящий ночной воздух. Я подошёл к Нике, которая, в свою очередь, оживлённо разговаривала сама с собой. Точно, как я мог забыть, она общалась со своим питомцем – живым шарфом. К сожалению, мне удалось услышать лишь последние несколько фраз, выхваченные, как мне казалось, из довольно долгого диалога.

– Ты думаешь, у него получится? – спросила она, посмотрев на своего дружка.

Шарф покачался в разные стороны, а после плавно опустился вниз, будто сделав глубокий вздох сожаления, что меня немного смутило. Хотя, может я просто не понял его языка. Я не очень хорош в «шарфийском». Я решил не заострять на этом внимание и не спрашивать, что именно у меня должно получиться, а может даже не у меня. Всё равно эти расспросы не имели никакого смысла, потому что внятного объяснения получить было невозможно.

Увидев меня, Ника легко улыбнулась, после чего вновь шепнула что-то ткани на «ушко».

Первые минуты за пределами дома дались мне тяжело. Всё время я оборачивался, пристально смотря на входную дверь. Сердце билось в волнении, я переживал, что меня засекли. Но вскоре это чувство начало отпускать, плавно переходя на второй, а затем и на третий план. Пустота и загадочность улиц манила и притягивала к себе, заставляя преодолевать всё новые и новые метры. Сон отступил, и теперь меня влекло любопытство. Куда пойдёт эта странная белокурая девушка?

– И куда мы? – поинтересовался я, решив развеять обстановку и окончательно прогнать мысли о неудавшемся побеге. Разговор всегда помогает отвлечься, забыть многое на какое-то время.

– Потом узнаешь, – рассмеялась она.

Я надеялся на подробный рассказ о нашем путешествии, но в ответ получил лишь смешок, что естественно мне не понравилось.

– Чёрт возьми, почему ты опять смеёшься?! – воскликнул я, стиснув зубы. Меня всегда раздражали жизнерадостные люди. Излишний позитив я считаю недостатком ума.

– Что ты имеешь против смеха? – она продолжала хихикать, как ни в чём не бывало.

– Смех – это одна из ненужных эмоций, которая мешает сосредоточиться на том, что жизнь ужасна, – буркнул я, не задумываясь над логикой составленного мной предложения.

– Но зачем на этом сосредоточиваться? – она качнула плечами и ускорила шаг, обогнав меня.

Её ответ был совсем не таким, как можно было ожидать. Я пытался вывести Нику на спор, но у меня не вышло. Эта фраза, произнесённая абсолютно спокойным и размеренным голосом, отсылала меня в свои мысли, вести дискуссии с самим собой. Наконец, вернувшись из подсознания, я стал узнавать строения вокруг меня. По мою левую руку была расположена школа, в которой я учился на протяжении последних двух лет. Свет был выключен в каждом из сотни кабинетов. Это здание останется заброшенным до утра, пока дети и учителя, которые так любят издеваться надо мной, вновь не заполонят школу. Теперь же только в будке ленивого охранника можно было разглядеть слабые блики, исходящие от старого маленького телевизора.

Ника отстранённо шла впереди, а её красный шарф развевался через всю дорогу. Она залезла на бордюр, расставила руки в стороны и пошла, балансируя на нём и громко смеясь. Я смотрел на неё как на повёрнутую пациентку психиатрической лечебницы, которой удалось выбраться на свободу. Я следовал за ней и не понимал, зачем делаю это. Она будто загипнотизировала меня, прочитав заклинание. Такое странное сочетание, как белое платье и длинный алый шарф, с которым она постоянно перекидывалась парочкой фраз, придавали её образу ещё больше сумасшествия. В тысячный раз услышав неразборчивый шёпот, я уже не смог молчать.

– Что ты сейчас сказала ему? – спросил я, не сдержавшись. Я довольно терпеливый по своей натуре, но здесь мои силы начали иссякать. Да у любого закончатся все нервы после пяти минут, проведённых с этой девчонкой.

– Я спросила, не холодно ли ему, – взглянув на меня, ответила Ника.

«Ха-ха, очень смешно», – подумал я, закатив глаза. Я сделал глубокий вдох, а потом выдох, вцепился руками в свою коляску и пытался хоть немного успокоиться. Это было моим беспроигрышным алгоритмом в таких ситуациях, но, видимо, в этот раз в системе произошёл какой-то сбой.

– Как шарфу может быть холодно? Как вообще можно разговаривать с шарфом?! – воскликнул я, пытаясь остановить отдаляющуюся от меня девушку.

– Это не просто шарф. Он мой друг, – гордо заявила Ника.

– Ты издеваешься. Признайся уже, издеваешься, – говорил я сквозь зубы, смотря на Нику исподлобья. – Это больше не смешно, – сказал я, изо всех сил стараясь подавить в себе ненужную агрессию. Ведь если подумать, Ника была совершенно невиновна.

– Ты держишь меня за дурака, не так ли?! – продолжал кричать я. – Даже мои сны считают меня безмозглым!

Моя речь вновь была прервана знакомым рингтоном будильника. Я нажал на кнопку «отбой» на экране телефона, чтобы этот нещадный звон в моих ушах прекратился. Я нехотя сел и провёл ещё несколько минут, тупо уставившись в случайно выбранную моим мозгом точку на одной из серо-голубых стен комнаты.