Текст книги "Девочка с красным шарфом"

Глава 4 «Кто такая Совесть?»

Из моей головы никак не хотела уходить Ника, которую я так старательно оттуда прогонял. Точнее даже не она, а то, что я сказал ей вместо прощания этой ночью. Похоже, после той ссоры меня стала грызть совесть. Если честно, я никогда не понимал значение этого слова в полной мере. Совесть, совесть… Звучит странно, не так ли? Также я не понимал и до сих пор не понимаю, зачем она нужна. Это лишь безделушка в нашем сознании. Она бессмысленна, как и множество других человеческих эмоций, которые мешают думать рационально. Чувство, которое заставляет истязать самого себя. По мне, какая-то глупая придумка. Я знал, что это такое, но как-то абстрактно. Я никогда не испытывал это на собственной шкуре. Разве что только, когда съел всё рождественское угощение в семь лет, но мне не кажется, что моё теперешнее состояние можно сравнить с тем инцидентом. Скорей всего, я просто боялся, что меня поругают. Но ведь сейчас мне нечего бояться…

Ладно, я не об этом. Надо решить, что делать с Никой. Я слышал, что избавиться от этой штуки под названием «совесть» не так-то просто. Для начала надо хотя бы попросить прощения. Но за что мне извиняться? За то, что накричал на неё? Да, ну и что такого? Все люди кричат. У всех рано или поздно сдают нервы, и это абсолютно нормально. В конце концов, это просто мой сон. Просто очень реалистичный сон. Я в нём хозяин. Я решаю, когда он должен начаться, а когда закончиться. Зачем мне оправдываться перед незваной гостьей. Так я спорил сам с собой, забывая о времени. Гордость и терзания совести боролись друг с другом, заставляя меня метаться и поминутно переходить из одного лагеря в другой. То я был полон уверенности в том, что я прав, и мне не за что винить себя. Но, тут же в меня вселялось сомнение, которое переворачивало моё решение с ног на голову. И вот, спустя минуту я уже полон решимости просить прощение у этой девчонки. Доходило даже до того, что я начинал придумывать текст оправдательной речи. Со мной явно было что-то не так.

День, проведённый в колебаниях, подошёл к своему завершению, и наконец, наступила такая долгожданная и волнительная ночь. Я задержал дыхание, будто готовя себя к неизбежному испытанию, и выключил настольную лампу. Комната в ту же секунду погрузилась в кромешную темноту. Я добрался до своей кровати практически на ощупь, что было не очень-то безопасно, после чего «нырнул» под одеяло. Я лёг на спину, закрыл глаза, устроился поудобнее и попытался расслабиться. Так прошло пять минут, десять, пятнадцать. Я всё ещё не спал… Я перевернулся на один бок, потом на другой. Я ворочался, считал чёртовых овец. Чего я только не делал, чтобы наконец-то отключиться. Я буквально насильно затыкал свои несмолкающие мысли. Я никогда особо не переживал из-за проблем со сном. Мне было как-то всё равно. Можно сказать, порой мне даже нравилось это. Я получаю плюс семь часов на раздумья. Я получал время, которое другие люди упускали, живя по составленным кем-то законам. После того, как я бодрствую всю тёмную часть суток, не могу сказать, что когда светло, меня особо тянет в царство Морфея. Я научился справляться с желанием уснуть прямо на уроке или делая домашнее задание, или по дороге до дома, или за едой. Но иногда я действительно испытываю сильнейшее желание отключиться за завтраком, лицом в тарелке. Но только иногда.

Так все семь часов, отведённые мне якобы на сон, прошли в жалких попытках хотя бы просто вздремнуть.

К моему сожалению, ни одна из них не увенчалась успехом. За столь долгий промежуток времени я так и не сумел избрать свой дальнейший план действий. Оставалось только одно. Я решил, что когда я увижу её перед собой, когда взгляну в её безумные глаза, когда вновь услышу её голос, тогда и определюсь со своей стратегией. Я посчитал это оптимальным вариантом для себя. Раз в жизни я хотел довериться своему сердцу и сделать так, как оно скажет. Но вот незадача! Увидеться с Никой оказалось сложнее, чем я ожидал. Что делать теперь? Моя бессонница может длиться день, а может и целую неделю. Пока я, наконец, засну, я уже успею разобрать себя на кусочки.

И вновь день, полный самоистязаний, подходил к концу. Я не мог есть, не мог пить, не мог учиться. Я думал только о том, чтобы встретиться с Никой. На душе скребли кошки, а сердце неприятно сжималось. Мне нужно было поспать. Не знаю как, но я должен был это сделать. Терпеть становилось невозможно. Я был готов отдать всё что угодно, лишь бы это прекратилось. Итак, попытка номер два. Я вновь выключаю свет, ложусь на кровать, укрываюсь. Левый бок, правый бок. Скидываю с себя одеяло, но затем поднимаю его вновь. Кручусь, жмурюсь. И вот опять рассвет стучится в окна моей комнаты. Я перевёл взгляд на часы. У меня осталось пятнадцать минут, поэтому больше можно было не пытаться. Я подошёл к окну и раздвинул шторы.

Неужели я сказал «подошёл»? Не сомневаюсь, что допустил эту погрешность уже сотню раз. Извиняюсь, конечно же, я всего лишь подъехал на своей инвалидной коляске. Никакого волшебства не произошло. Я всё такой же убогий, каким был вначале своего повествования. Знаете, порой бывает так сложно устоять перед соблазном написать это волшебное слово «шёл». Мне так хочется, чтобы мой дневник, который никто и никогда не откроет, звучал красиво. Я перечитал достаточное количество книг, но ни в одной автор не писал «поехал». Герой может поехать на машине, на поезде, но ездить для того, чтобы просто добраться в другой конец помещения… Для меня этот набор букв буквально обладает магией. Ходить для меня так же невозможно, как для других летать. Поэтому прошу простить меня, если я вновь не смогу удержаться.

Комнату залил яркий свет. Я решил начать собираться в школу. Всё было лучше, чем просто мучить себя. Мне казалось, я полон сил, несмотря на то, что бодрствовал уже двое суток. Одевшись, я бесшумно позавтракал на кухне, так, чтобы никого не разбудить. Я вышел, чёрт возьми, выехал на улицу. Солнце всходило над горизонтом, ослепляя город своими лучами. Как ни странно, сегодня было действительно тепло. Осеннее утро было поистине весенним.

В школу я подъехал раньше многих, поэтому просто ждал у дверей прихода остальных. Я тихо сидел за последней партой в душном кабинете истории. Урок вела до ужаса противная женщина, которая всё говорила, говорила и говорила. Если она шутила, нам надо было дружно смеяться. И неважно, смешно нам было или нет. Если мы не оценили её «блестящий» юмор, она начинала злиться, впиваясь взглядом в толпу учеников и выбирая себе жертву. Тогда она превращалась в самую настоящую ведьму. Если она спрашивала, то придиралась к любым мелочам. Эта учительница могла завалить любого, даже если зубрилка знал параграф наизусть. Мне кажется, для этого надо иметь определенный талант. Не всем такое дано. Она ставит двойки, задаёт эссе по теме, которой нет в учебнике. И вот она снова рассказала свой уморительный анекдот. Надо было выдавить из себя ухмылку, когда мне вовсе не хотелось улыбаться. Прошло уже пол-урока. Кстати, ещё надо было постоянно смотреть прямо на неё и кивать, делая вид, что тебе очень интересно. Мои глаза начали слезиться от постоянного зрительного контакта, я зажмурился и опустил голову вниз на пару секунд. Не думаю, что это должен был кто-то заметить.

Я поднял голову и медленно открыл глаза. В классе было пусто. Ни учеников, ни учителя. Никого. Я сидел один в абсолютной тишине. В испуге я стал оборачиваться по сторонам, оглядываться. Может они просто решили поиздеваться надо мной? Может просто спрятались где-то? И тут я замер. У доски стояла Ника и с умилением смотрела на меня.

Глава 5 «Урок»

Я потряс головой, чтобы прийти в себя, широко открыл глаза и уставился на Нику. Откуда она взялась? Как она могла появиться в моей школе? Что вообще происходит? Этот вопрос я задавал себе на протяжении последних нескольких дней. Ника же просто стояла на месте, как мраморная статуя, не сдвинувшись ни на миллиметр. Так мы провели около минуты, молча играя в «гляделки». Осознав, что она действительно находится там, и что мне не мерещится, я отклонился на спинку своего кресла и сделал глубокий вдох.

Девочка залилась звонким смехом и пошла ко мне через весь класс. Она двигалась изящно и легко, протискиваясь сквозь узкие проходы между партами, неслышно ступая по полу. И иногда мне даже казалось, что она летит, а не идёт. Её шарф был тут же, повязанный на её тоненькой шейке. Она выглядела будто привидение, надвигавшееся на меня, что вызывало невольный страх. Только представьте: пустой кабинет, исчезнувшие люди и странная девочка, которой не было здесь секунду назад. Я машинально хотел отъехать в дальнюю часть класса, но моя коляска оказалась зажата между двумя столами. Пока я пытался раздвинуть парты, Ника уже стояла рядом со мной и легко улыбалась. На вид в ней не было ничего враждебного или злого. Она была милой и приветливой, но я не мог не связать пропажу людей и её внезапное появление. Я вжался в коляску, стараясь находиться как можно дальше от неё. Она сделала ещё шаг и оказалась почти вплотную ко мне.

– Привет! – радостно воскликнула она. От неожиданности я вздрогнул и чуть ли не подпрыгнул на месте.

– Привет… – тихо ответил я, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Почему я так боялся?

– Как твои дела? – спросила Ника, посмотрев на меня.

– Мои дела? Мои дела… – нервно повторял я. – Н… нормально… Да, всё хорошо, – наконец сообразил я, заставив себя взбодриться.

Затем вновь наступило неловкое молчание, которое нарушал лишь громогласный стук моего сердца.

– А у тебя как? – еле выдавил я, сглотнув комок в горле.

– Всё хорошо, – ответила девочка и кивнула головой.

И опять тишина, которая заставляла меня нервничать ещё больше.

– Ну что? Идём? – спросила Ника, непонимающе взглянув на меня. Моё состояние явно смущало её.

– Куда? – чуть ли не заикаясь, сказал я.

– Ты что забыл? – огорчённо произнесла девочка.

Чёрт. Точно. Я должен опять идти за ней, даже толком не зная куда. Но я не могу сделать этого, я не могу даже просто находиться рядом, пока не попрошу прощения. А может, действительно по её вине исчезли все эти люди? Вернутся ли они? Может, они вообще мертвы?! А может, мне уже не надо извиняться? Она не выглядит обиженной… Решу потом. Лучше не делать поспешных выводов в отношении этой психопатки.

– Пошли, – ответил я, отталкивая от себя парту.

Мы вышли в пустой коридор, в котором не было ни единой души. Не было вообще никого, что казалось невозможным для школы. Теперь здесь не стоял даже охранник, по обыкновению дежуривший около входа. Когда мы перешли порог такого мерзкого и противного здания, мне показалось, что с моей души упал огромный груз. Когда выходишь из школы, реально обретаешь свободу. Из каждого угла каждой комнаты здесь веяло ненавистью и издёвками. Не знаю, как я заставлял себя приходить сюда пять дней в неделю.

На улице было темно как ночью, но я отчётливо помнил, что ровно полчаса назад был день. Да я просто не мог находиться вне дома ночью! Иначе мои родители уже бы сошли с ума, а все полицейские города искали моё бездыханное тело в одной из канав. Что за бред происходит, когда я оказываюсь рядом с Никой и её живым шарфом? Неужели эта девчонка может заставить Землю развернуться и вращаться в обратную сторону? Неужели она может поворачивать вспять целые планеты?

Мы отправились дальше, ни о чём не разговаривая и просто рассматривая серый асфальт под нашими ногами. И каждую минуту я думал, что в следующую произнесу то «прости», которое давно собирался сказать. Но что-то постоянно останавливало меня и сбивало с верного пути. Иногда я оборачивался к Нике, украдкой смотря на неё. Я разглядывал её тончайшее лицо, хрупкие черты, бледные потрескавшиеся губы и аккуратный маленький носик, но её огромные глаза так и не взглянули на меня в течение всего нашего путешествия.

– Давай остановимся? – предложил я, увидев невдалеке скамейку.

– Зачем? – спросила Ника.

– Ты не хочешь передохнуть? Мы идём уже достаточно долго, – сказал я.

– Нет, не хочу. Я думала, ты тоже не устаёшь, потому что всё время сидишь. Но если хочешь, мы можем остановиться.

Я подъехал к лавочке и припарковался рядом с ней. Ника тоже подошла и плавно опустилась на скамейку. Её шарф разлёгся на всей оставшейся площади, и она бережно разглаживала каждую складочку на нём, чтобы тот не помялся. Моя коляска была значительно ниже, поэтому я чувствовал себя неуютно. Я пытался приподняться и пересесть за счёт рук, но у меня не получалось, хотя я был достаточно натренирован в этом. Я лишь немного привставал, но затем вновь плюхался обратно в кресло.

– Тебе помочь? – тихо спросила Ника, заметив мои мучения.

– Нет, я справлюсь, – грубовато ответил я, не желая принимать от неё помощь.

Ещё несколько минут прошло в безуспешных попытках пересесть. В отчаянии я использовал все возможные и невозможные способы, но ничего не выходило.

– Да, помоги мне, – наконец сказал я, выбившись из сил и лишенный другого варианта.

Ника улыбнулась, встала и подошла ко мне.

– Что надо делать? – с интересом спросила она.

– Переложи мои ноги на скамейку, – довольно сухо ответил я.

Ника взяла мои практически мёртвые, онемевшие ноги и поставила их на лавку, сделав всё, как я сказал.

– Что-то ещё? – спросила она, готовая прийти на помощь.

– Нет, дальше я сам, – ответил я.

Теперь мне оставалось только перекинуть свой корпус на скамейку. Я схватился за спинку и начал подтягиваться вверх, будучи полностью уверен в своей победе. Но, похоже, моих сил не хватило, и я осознал, что начинаю терять равновесие. Вдруг я почувствовал, как что-то, словно змея, обвило моё тело и начало тянуть вверх. Перед собой я увидел Нику, крепко держащую меня за руки. Наши глаза встретились, от чего мне стало до жути неловко, и я отвёл взгляд. Её шарф сделал петлю вокруг моего живота, приподнял и бережно опустил меня. Я не помню, как именно это произошло, но я, наконец, сидел на этой чёртовой лавке, облокотившись на неё и тяжело дыша.

– Спасибо, – еле выговорил я, посмотрев на девушку, сидевшую рядом.

Мне было очень стыдно. Я был таким слабым и неуклюжим. Я так глупо выглядел. Я был настолько беспомощным, что Нике и её шарфу пришлось вытаскивать меня из беды. Я не знал, как оправдать перед ней свою оплошность. Мне просто хотелось провалиться под землю, исчезнуть, как мои одноклассники, лишь бы больше не находиться здесь. Я отвернул голову от девочки и старался не смотреть в её сторону. Похоже, Ника хотела что-то сказать, но промолчала, увидев, что я пытаюсь отстраниться. Я долго смотрел в пустоту, представляя комичность сложившейся ситуации. Я подумал о том, что было бы, если бы здесь стояли мои знакомые. Да они бы просто подняли меня на смех. Так плохо мне не было давно. Я слышал, что она говорила что-то своему шарфу, но не вникал в слова.

Спустя минут десять я всё-таки собрался с силами и развернулся к ней.

– Прости, – выдавил я.

– За что? – с удивлением спросила она, явно не ожидая такого исхода.

– Не притворяйся. Ты знаешь, за что, – ответил я, – за то, как обращался с тобой в прошлый раз, за то, что накричал, за то, что говорил. Прости. Я не хотел, – твердил я, через боль произнося каждое слово. Я редко прошу прощения, поэтому это даётся мне особенно тяжело.

– Ничего, я не обижаюсь, – произнесла она, посмотрев мне в лицо.

– Нет, это неправда. Прости меня. Прости за то, что было сегодня. За мою убогость, мою беспомощность. Прости, что тебе приходится нянчиться со мной.

– Всё нормально. За это вообще не извиняйся. Ты не такой, как говоришь. Мы с Эдвардом лишь хотели помочь.

– Спасибо… Спасибо тебе, твоему шарфу. Просто спасибо, – повторил я ещё раз.

– Не за что, – Ника улыбнулась.

Потом мы опять замолкли. У нас не было общих тем для разговора. Мы ни в коем разе не были друзьями. Мы были незнакомцами, а в каком-то роде даже врагами. Поэтому мы просто рассматривали ночное небо, делая вид, что нам очень интересно. Хотя кто знает, может ей оно действительно нравилось. Оторвав взор от звёзд, я заметил, что на Нике вовсе не было обуви. Всё это время она проходила босиком и, похоже, это не вызывало у неё кого-либо дискомфорта.

– Почему на тебе нет туфель? – поинтересовался я.

– Никогда не любила их. Они тесные, – ответила она, пожав плечами.

– Но тебе разве не больно?

– Больно? Что такое больно?

В любой другой день после этих слов, я бы взорвался от гнева. Всё это звучало и выглядело как один огромный, хорошо спланированный розыгрыш. Ника будто специально задавала глупые детские вопросы, чтобы вывести меня из себя. В любой другой день я бы потерял контроль, но в этот раз сдержался. Я совершил уже слишком много ошибок и попросил прощения уже слишком много раз.

– Ты всё ещё хочешь знать, что это такое? – спросил я спустя какое-то время.

– Да, мне интересно.

Она будто испытывает меня, смотрит, насколько меня хватит. Но если это действительно испытание, я не должен его завалить.

– Это такое ощущение, будто в тебя впиваются ножи, разрезающие твою плоть на части, будто в тебя выпустили сотни стрел одновременно, будто тебя опалило пламенем костра… – я мог бы продолжать называть характеристики этого слова бесконечно. Ведь я, как никто другой знал, что оно поистине означает.

– Странно, не припомню такого, – равнодушно сказала она, вновь отвернувшись.

– Неужели ты никогда не чувствовала боли? – в недоумении спросил я.

– Нет, – ответила она, посмотрев на меня с невинным видом.

Я заткнулся, обдумывая всё то, что она сказала. Может ли человек не чувствовать боль? Нет. Боль – это сам человек, без неё он не может существовать. Ника не может быть призраком, потому что их не бывает. Мои подозрения с каждой минутой всё больше подтверждались. Она безумна и об этом говорило буквально всё: начиная от прикида, заканчивая её речами и действиями. Или же всё может быть намного проще. Она просто плод моего воображения.

– Но как это возможно? Ты не можешь не чувствовать боль. Это чувствуют все. Даже если бы человек шёл босиком по улицам, то он бы стёр ноги в кровь. А твои полностью чисты. Я не вижу никаких кровавых следов и отметин. Кто ты? Может, ты не человек? Инопланетянка? Монстр? Вампир? Кто? Ответь мне, – говорил я, смотря на девушку. Ника глядела мне в глаза и качала головой, будто прося меня прекратить. Её взор буквально молил меня замолчать, но я уже не мог.

– Реальна ли ты вообще? – продолжал я, уже не в силах остановиться. – Потому что мне кажется, что всё это просто мой сон. Ты первый человек, который хочет быть рядом, у которого не вызывает рвотный рефлекс моё присутствие. Хотя может и вызывает, но ты просто умело подавляешь его. Может, у тебя есть какая-то миссия в отношении меня? Я не знаю.

– Нет, нет… – шептала она. – У меня нет миссии. Не говори ничего, пожалуйста. Ничего.

– Скажи, что это правда. Прошу. Мне нужна правда. Я не в силах поверить в обратное. Я знаю, что ты нереальна.

Я поднимаю голову и вижу повисшую над собой учительницу истории, которая с грозным и осуждающим выражением лица смотрит на меня. Со всех сторон до моих ушей стали доноситься едкие смешки и замечания. Оглядевшись по сторонам, я увидел полный класс смеющихся и тыкающих в меня пальцами детей.

Глава 6 «Врунишка»

Я просто моргнул и задремал. Не знаю, как это вышло. Зато знаю то, что случилось потом. Разъярённая училка орала на меня весь оставшийся урок, после чего отвела к директору. Им плевать, что ребята на год старше меня подрались в коридоре, после чего один из них чуть не упал в обморок. Им всё равно, что некоторые девочки ходят в школу практически голыми. Их не интересует, что мой одноклассник-торчок опять нанюхался вчера. Они обращают внимание лишь на инвалида, от усталости и скуки заснувшего на уроке. Но я заснул не по своей вине. Я не хотел этого делать. Хотел, но несознательно. Разве можно ругать за то, что я не мог контролировать?

Они позвонили моим родителям. Они достали даже моего отца, находившегося на работе, чтобы рассказать, какой их ребёнок плохой. Не знаю, на что они рассчитывали в этот момент, потому что мне было всё равно. Никто не сможет ничего сделать. Никто не сможет наказать меня сильнее, чем это сделала судьба. Может, это и кажется избитой фразой, но что поделать, если это правда.

Единственное, чего я все ещё боялся – это быть осмеянным. А сегодня это происходило многократно: на уроках, в коридоре и даже по дороге домой. Мне было не страшно возвращаться туда. Вину я могу чувствовать лишь перед родителями, но в этот раз не было и её. Я знал, что прав. Меня было не за что отчитывать.

Я въехал в гостиную, где сидела моя мама. Она молчала и смотрела на меня взглядом, от которого моё сердце разрывалось на части. Я почти никогда не плакал, но каждый раз, видя её расстроенную, и особенно по моей вине, я становлюсь соплей, готовой разрыдаться в любую секунду. Но я вновь сдержался, высоко поднял голову и втянул воздух носом. Я проехал мимо, не глядя ей в глаза. Я закрыл дверь в свою комнату на замок и застыл на месте. Я ещё долго сидел так, не двигаясь и практически не моргая. Прямо передо мной стояло большое зеркало, через которое я мог наблюдать за собой. Обычно я пытаюсь обойти его стороной. Ненавижу своё убогое отражение, которое заставляет меня страдать. Глядясь в него, я вижу лишь урода, у которого нет шансов прожить достойную жизнь. Да и зачем нужно зеркало в мальчишеской комнате? Не знаю, почему-то моя мать запрещает выкинуть его. Почему я только до сих пор не разбил его в очередном порыве злости? Придя в себя, я вытащил из своего шкафа покрывало и завесил им зеркало. Теперь перед собой я видел только тёмно-синюю пелену, которая перекрывала столь ненавистное мне изображение. Так лучше. Теперь мне не придётся видеть себя каждую минуту и думать о своём убожестве так часто.

Я не хотел ничего делать. Мои руки опускались сами собой. Я всё сильнее чувствовал бессмысленность своего существования. Я живу лишь для того, чтобы делать уроки, делаю уроки лишь для того, чтобы после найти работу. Найти работу, чтобы не стать бомжом. Всё это слишком бессмысленно. Страдать сейчас, чтобы не страдать потом. Глупое устройство. Особенно если учесть, что того прекрасного «потом» никогда не наступит.

Когда вернулся отец, со мной провели разговор, в котором сказали, что спать на уроке очень плохо. Будто до этого я не знал этих скрытых от всех тайн человечества. Я провёл день в беседе с самим собой, даже не притронувшись к домашнему заданию. Я просто лежал, уставившись в однотонный потолок, будто пытаясь увидеть в нём что-то. Я понимал, что сегодня я больше не усну. Будет бесполезно пытаться, поэтому я даже не выключил свет в своей спальне.

Как я и предполагал, ночь выдалась бессонной и полной раздумий о вселенской несправедливости. Мне казалось, что я не спал, пока каким-то волшебным образом не оказался сидящим на чём-то твёрдом и, похоже, деревянном, судя по занозе, которую я успел всадить в свой палец. Я пристально всматривался в темноту, обступившую меня со всех сторон. Внезапно все фонари в округе зажглись, осветив стоящие рядом деревья. Лампы были настолько яркими, что мне пришлось зажмуриться. Когда мои глаза наконец-то привыкли, я повернул голову, желая лучше рассмотреть окружающую меня местность, и вздрогнул от неожиданности. Думаю, вы уже догадались, кто там был. Ника сидела рядом и радостно улыбалась, глядя в моё лицо, скорчившееся в гримасе ужаса и страха.

– Когда ты, чёрт возьми, перестанешь пугать меня?! – воскликнул я в бешенстве.

– Я не хотела… – пролепетала она.

Я ничего не ответил, продолжив озираться по сторонам.

– Я не вру. Я, правда, не хотела так делать.

– Знаешь, мне уже плевать. Что ложь, что правда. Я больше не хочу разбираться в этом, хорошо? Какая разница? – произнёс я, вновь взглянув на девочку.

– Почему ты говоришь так? Знать врёт тебе человек или нет – очень важно, – сказала Ника.

– Я согласен. А ты лжёшь? Лжёшь мне, когда рассказываешь весь этот бред про шарф, про себя? – вдруг спросил я.

Ника опустила голову и взяла паузу, что не могло не напрячь. Хотя кого я обманываю? Это было всего лишь глупой игрой. Я всё прекрасно понимал. Понимал, что Ника врёт.

– Что-то здесь становиться холодно, не замечаешь? Я уже замёрзла, пока сидела на месте. Надо размяться, – быстро и неразборчиво проговорила она.

Ника встала со скамейки и отошла от меня на пару шагов. Я тяжело вздохнул и стал пересаживаться в коляску. В этот раз повезло – мне не пришлось просить о помощи. Я подъехал к Нике и ничего не сказал. Вообще ничего. Мне действительно было всё равно. Это был вопрос ради вопроса, а не ответа. Хотя бы кто-то в нашей компании, состоящей из двух человек, наконец-то сказал правду.

Мы плутали в каких-то тёмных, грязных и неуютных подворотнях. Я до сих пор в своём городе или уже на другом конце света? Странный вопрос, не находите? Но ещё более странно то, что я продолжал следовать за девчонкой, которая практически только что созналась в своей лжи. Я смотрел куда-то вперёд, ничего не замечая. Если бы я умел ходить, то, без сомнения, спотыкался бы каждый раз, как только мой разум улетучивался в иную реальность. А если учесть тот факт, что я там постоянно, можно сделать вывод, что ссадины на моих коленях не успевали бы заживать. Мы продолжали молчать, но странно то, что тишина вовсе не напрягала меня. А Нику? Возможно. Мысли о том, что сейчас она чувствует себя неловко, несомненно, радовали меня и даже приносили удовольствие. Девочка постоянно теребила пальцами бахрому своего шарфа. А более длинным концом Эдвард будто специально бил меня по лицу, притворяясь, что его подхватывает порыв ветра.

Даже вещи издеваются надо мной. В любой другой раз, не совладав с собой, я бы порвал этот клубок шерсти, но сейчас я был слишком доволен тем, что смог раскусить эту «ангельски-невинную» врунью. Теперь оставалось лишь узнать её истинные намерения по поводу меня и покончить со всем этим.

Апатия, овладевшая мной, не собиралась отступать, пока до меня не донёсся звонкий голос Ники.

– Смотри! Это магазин мороженого! – непонятно зачем воскликнула она, начав прыгать и хлопать в ладоши, как маленький ребёнок.

– И что? – безразлично ответил я.

– Как что! Это же вкусно! – в детском восторге произнесла Ника.

– Ага… – я закатил глаза так сильно, как только мог, и поехал дальше.

– Пойдём, зайдём туда, – вдруг произнесла Ника.

– У меня нет денег. Да и вообще он закрыт. Если ты не знала, нормальные люди сейчас спят.

– Ну, пожалуйста, – жалобно протянула она.

– Господи, ты не в себе. Ты обещала мне показать какое-то место, поэтому я сейчас здесь, а не в своей тёплой постели. Договора о мороженом не было, – твёрдо сказал я, вновь продолжив путь, будучи уверен, что Ника плетётся позади. Спустя минуту, я всё-таки решил обернуться, чтобы удостовериться в этом. Каково же было моё удивление, когда я увидел Нику, приближавшуюся к двери магазина!

– Чёрт, – прошептал я и развернул свою коляску обратно.

Я крутил колеса так быстро, как только мог, чтобы догнать её и остановить.

– Стой! – крикнул я, чтобы задержать её. Ника на минуту замерла, безмятежно поджидая меня. Наконец я добрался до одиноко стоящего здания, привлекшего внимание девочки.

– Что ты собираешься делать? – спросил я, стараясь отдышаться.

– Зайти внутрь и взять мороженое, – ответила она, не изменившись в голосе.

– Как? Ты просто можешь сказать мне, как?! – кричал я, – как ты проникнешь внутрь? Ты собираешься разбить стекло?! Или что?! Там камеры. Нас посадят, ты понимаешь, чёрт возьми? Люди не такие тупые, как ты думаешь! – в бешенстве говорил я.

Ника улыбалась и наивно смотрела мне в глаза, что раздражало ещё больше. Потом она стала опускаться вниз, пока не оказалась сидящей на корточках перед дверью. Я с удивлением наблюдал за её странными действиями. Что она собирается делать? Ника приподняла коврик, постеленный у входа, и взяла что-то блестящее с пола. Она поднялась и показала мне ключ, лежавший у неё на ладони. Ника начала громко смеяться, глядя на меня, пытающегося понять, что произошло.

Я находился в шоке. Разве какой-нибудь разумный человек может оставить такую вещь под ковриком? Ника поднесла ключ к двери, но я быстро закрыл рукой замочную скважину.

– Эй, что ты делаешь? – недовольно спросила она.

– Я не хочу неприятностей. Пошли отсюда, – ответил я.

– Трусишка, – произнесла Ника, покосившись на меня.

– Что ты сейчас сказала? – прошипел я, вцепившись в коляску.

– Ты трусишка. Что я ещё могла сказать? – проговорила она, ехидно ухмыльнувшись.

Эта девчонка испытывает меня. Когда она рядом, от моего привычного спокойствия не остаётся и следа. Что с ней не так? Что не так со мной?

Я стиснул зубы, выхватил из её рук ключ и сам открыл эту дрянную дверь.