Текст книги "Через пламя и ночь"

И правда, Мавну до сих пор трясло, и сердце колотилось часто-часто.

– Знаю, как страшно, когда с упырями встречаешься, – продолжила девушка. – Сама пару раз видела их, потом до утра уснуть не могла. Но теперь вой их слышен почти каждую ночь.

Мавна поблагодарила её и сделала несколько глотков. Напиток напоминал жидкий кисель с мёдом и ягодами.

– Скоро будет мясо готово. Палеш, мой брат, вчера вечером зайцев наловил. На сегодня тоже хватит.

Пусть от котла и исходили приятные запахи, Мавне совсем не хотелось есть. Всё тело ломило, голова была тяжелее чугунка. Лечь бы и попытаться поспать… Но она не могла, пока не убедится, что со Смородником и Варде всё в порядке – настолько, насколько может быть.

Козёл свернулся около её ног, изо рта у него торчала травинка, которая скоро исчезла между губами. Мавна погладила жёсткую шерсть на шее. Где-то в горле сдавило спазмом, в носу стало мокро. Скоро Мавна поняла, что по щекам у неё текут слёзы. Она уткнулась лицом в рукав и услышала, как девушка молча встала и отошла.

– Эй, – снова раздался голос Лируша рядом. – Ты бы сходила умылась. Полегче станет. Я тебе воды нагрел. Там за шатром речка маленькая, и я корыто поставил. Одежду там девчонки дали.

Мавна подняла голову и убрала волосы с мокрого лица. Да, было бы неплохо… Её платье всё было покрыто засохшей грязью и кровью, а ещё наверняка на теле обнаружится множество ссадин. Надо бы промыть. Лируш истолковал её взгляд по-своему и с извиняющейся улыбкой закинул руку на затылок.

– Да ты не бойся. Мы всё вокруг своего стойбища охраняем. В речке нет нежаков. Там наши обереги висят, мы все там купаемся, и ничего. Даже лягушки не квакают. И подглядывать не буду, честное слово!

– Хорошо. – Мавна растёрла слёзы по холодным щекам и потрогала растрепавшиеся волосы, заскорузлые от грязи. – Спасибо.

У пологого берега реки на вкопанных жердях висели кадила. Угольки в них едва тлели, но Лируш не обманул, Мавне не встретилось ни лягушек, ни жаб, ни ужей, и даже мелкие рыбёшки не заплывали на мелководье. Раздевшись, Мавна ступила на каменистую отмель и, задержав дыхание, вошла в холодную воду.

Тут тоже Лируш оказался прав: стало легче. Вынырнув из реки, она вернулась на берег и окатила себя горячей водой, черпнув ковшом из корыта, вымыла волосы, осмотрела все синяки и царапины, подсчитав новые, затёрла пахучей мазью разбитые в кровь коленки и ранки на руках, натянула приготовленное платье. Тёплое, из мягкой тонкой шерсти, красное с вышивкой, похожей на вышивку по вороту рубахи Смородника.

Мавна ещё раз осмотрела кадила, поудивлялась, но не решилась трогать их и даже подходить слишком близко. Мало ли что… Выстирав свою одежду, Мавна взяла её в охапку, чтобы повесить сушиться у костра, и вернулась на поляну.

Первым делом она убедилась, что козёл так же мирно пасся, потом бросила взгляд на Варде и поискала глазами Смородника. Для Варде постелили тюк, набитый соломой, но всё же, как обещал Ражд, связали – от его ног верёвка вела к дереву. Сердце Мавны сжалось, но Варде хотя бы выглядел умиротворённым и спал, подтянув к груди колени. Смородника не было видно, и Мавну это расстроило.

– А я тебя жду. – Навстречу вышел Лируш с миской густой заячьей похлёбки. – Пойдём, поешь.

Они устроились на том же месте, где Мавна сидела раньше. Райхи рассаживались вокруг костров, взяв себе еду, и на Мавну почти не обращали внимания. Ей это даже нравилось. Чем меньше её замечают, тем меньше она доставит хлопот.

– А ты откуда вообще? И куда шла? Я уж не спрашиваю, почему с этими двумя.

Лируш сел рядом, но не слишком близко, вытянул длинные ноги и достал из кармана веточку с ножиком.

Похлёбка оказалась такой вкусной, что Мавна зажмурилась.

– Мм… Я из Сонных Топей. И мы шли в Озёрье… Ох, это долгая история.

– Так расскажи.

Мавна посмотрела на Лируша. Он сосредоточенно и ловко вырезал что-то из веточки. Кудрявые волосы длиной до ушей закручивались красивыми колечками, на смуглой щеке, повёрнутой к Мавне, темнела крупная родинка. Он не настаивал, просто предлагал – и это подкупало. В конце концов, она должна будет как-то объясняться в Озёрье. Значит, надо привыкать рассказывать о себе, пусть даже больше всего хочется просто сидеть и молчать. Да и вдруг эти райхи тоже могут помочь?

Мавна ещё немного поковыряла кусочки зайчатины, выпила жижу и сама не заметила, как вкратце выложила Лирушу всю свою историю. Рассказанная вслух, она походила на лихорадочный бред больного, но Лируш ни разу не посмеялся, только кивал и слушал.

– Оу, – сказал он, когда Мавна замолчала, чувствуя, как краснеет от неловкости. – Что ж. – Лируш посмотрел на неё с озабоченностью и взлохматил кудри. – Скажу две вещи. А может, и три. Мы, к сожалению, не такие мастера, как наши братья и сёстры на Чумной слободе. Тебе нужна мама Царжа, вот если уж у неё не получится, то ни у кого больше. Может, тогда твой братец и встанет на обе ноги. В смысле… на человеческие…

Он тоже покраснел, но тут же улыбнулся, извиняясь, и быстро посмотрел на козла, будто никак не мог поверить, что Мавна в самом деле считает его своим зачарованным братом.

– А ещё две вещи какие? – кисло спросила Мавна.

– Вторая – тебе не повезло встретить упыря. Третья – повезло наткнуться на Мирчу.

Мавна скривила рот.

– Наверное, с обоими не очень повезло.

– Ну, не скажи. – Лируш вернулся к своему ножику. – Мирча дельный парень. Мы с ним встречались считаное количество раз, но я его знаю. Правда, из него всегда всё клещами приходится вытаскивать, лишнего слова не скажет. Но как-то раз мы выпили… Не спрашивай, сколько. И мне стало многое о нём понятно. Он, конечно, выглядит как головорез с дороги и часто ведёт себя как последний ублюдок, но это всё потому, что у некоторых язык впереди мозгов, а у него – руки. Хватается за ножи прежде, чем подумает.

– Но было бы хорошо пользоваться головой почаще, – заметила Мавна.

– Согласен. Но кто мы с тобой такие, чтоб его переделывать? Главное, что он по сути своей не сволочь. И что ты с ним всё-таки под защитой. Жалко, конечно, что он выбрал чародейскую искру вместо наших родных чар, но тут уж ничего не поделаешь, там своя история. И прости, но я не уверен, что могу её рассказать.

Мавна махнула рукой.

– Да ладно уж. Захочет – расскажет. Главное, чтобы с ним всё было в порядке.

– Тут уж постараемся. Подлечим. Упыря вон подлечили, теперь будет спать. Как проснётся – сразу вскочит. – Лируш хмыкнул под нос. – Сказали бы кому из наших, что они будут нежака латать, так не поверили бы. Но когда райхи просит, нельзя отказать. А Мирча за него вступился.

– Без Варде мы бы, наверное, погибли, – подтвердила Мавна.

Она замолчала, глядя на шатёр, куда увели Смородника. До стоянки он вроде бы доехал, пусть криво, но держась в седле. Но потом почти упал, и внутрь его проводили двое мужчин, держа под локти. Что, если сейчас оттуда выйдут и скажут, что он умер? Как она доберётся в Озёрье? Попросит Лируша проводить? Да ну, никто не станет рисковать ради незнакомой девушки со странной историей. Смороднику приказала Матушка Сенница, и ему это нужно для того, чтобы вернуться в отряд, поэтому хочет он или нет, а должен проводить Мавну. Согласится ли кто-то без необходимости? Да нет, конечно. Она знала только одного человека с неуёмной жаждой помогать, и это был Илар.

Больше она никому не нужна.

Утро разгоняло прочь завесу тумана. Небо приподнялось, подул свежий ветер, но тут совсем не пахло прелым, как на болоте: дым от костров укрыл поляну своим острым ароматом.

Доев похлёбку, Мавна хотела вымыть свою миску, но к ней быстро подбежала девушка и забрала посуду. Мавне стало неловко. Ну вот, пользуется гостеприимством, ест задарма, ещё и не убирает за собой. Она шмыгнула носом и сложила руки на коленях, не зная, что ещё делать. Ходить без цели и мозолить всем глаза? Нет уж. Попроситься в шатёр отдохнуть? Ей не предлагали, не стоит наглеть. Было бы здорово поработать с тестом, замесить хлеба и булки – вспомнить дом и отвлечься. Но это значило бы озаботить кого-то своей просьбой. Поэтому Мавна так и осталась сидеть.

Лируш продолжал сосредоточенно строгать свою ветку, и даже не обращал внимания на локон, упрямо застилавший глаз. Мавна косилась на него, борясь с желанием самой поправить его волосы. Вдруг ему это не понравится? Или подумает, что она на него засматривается.

Козёл свернулся у неё в ногах и прижался тёплым боком.

– Всё дудки свои строгаешь? – строго спросил Сишан, приблизившись к Лирушу. Подтянув штаны на бёдрах, он сел на корточки напротив Мавны и подпёр кулаком поросшую седой щетиной щёку. – Ну, девка, ты как?

– Хорошо. – Мавна улыбнулась старику. – Надеюсь, я вам не мешаю.

– Девочки нам только помогают. – Сишан шутливо подкрутил один ус и подмигнул Мавне. – Своей красотой. Лируш, вот взял бы в жёны, а то всё дудки стругаешь. А то кто-то, кроме тебя, возьмёт. Парней у нас мно-ого, девчонок куда меньше.

Мавна вспыхнула, но расслабилась, когда поняла, что Сишан всё-таки шутит – в чёрных глазах плясали смешинки.

– Оставайся, если хочешь, – бросил он уже серьёзно.

– Нет, простите. – Мавна покачала головой. – У меня вот – козёл. И дома лавка хлебная. Пироги, караваи. Старший брат. Я не могу их бросить.

– Ну, ещё подумаешь. У нас безопасно. Наши угольки хорошо защищают. И не сожгут ненароком деревню, как чародейские искры.

Он задумчиво посмотрел в сторону спящего Варде и прищёлкнул языком.

– М-да, сказал бы кто, что приючу у себя нежака – ни за что не поверил бы.

Мавна боялась, куда может повернуть этот разговор. Вдруг Сишан сейчас прикажет убить Варде?

– Почему вы не научите других оберегаться вашими угольками? – спешно спросила она первое, что пришло на ум – а может, то, что уже давно вертелось на языке, да только нельзя было вызнать так, чтобы это не прозвучало как обвинение. – В нашу деревню приехали чародеи и приказали собирать добро с каждого двора. Если бы у нас были ваши кадила, мы бы сами защитились от упырей.

– Так научили бы, – с грустью вздохнул Сишан, – если бы кто-то взялся послушать. Но мы не пойдём по деревням навязывать свои чары. Как-то мужики пытались, и многих убили ваши сельские. Больше не будем. Мы теперь сами ото всех защищаемся, потому что больше нас никто не защитит.

– И что за угли в кадилах?

Но Сишан не ответил, покачал головой и ушёл по своим делам. Мавна почувствовала себя ужасно неуместной, ещё больше захотелось стать невидимой или молча убежать куда глаза глядят. Наверное и убежала бы – если б вокруг было меньше упырей, как в старые времена. Лируш заметил её смущение и легонько толкнул локтем в бок.

– Эй, от твоего лица молоко скиснет. На вот, держи.

Он взял свежевыструганную дудочку в рот и тихонько подул. Вышла красивая лёгкая трель, похожая на птичью. Козёл вдруг повернул к нему голову и заблеял, отзываясь на мелодию.

– Это тебе.

Лируш вытер конец дудочки и вложил её Мавне в ладонь.

– Я подумал, что у тебя мало каких-то приятных мелочей. А долгую дорогу без них не осилишь, верно?

Мавна растроганно заморгала, глядя на дудочку в руке. Лируш задержал пальцы на её костяшках, и от него сейчас горько пахло свежей ивовой корой.

Наверное, Раско такая дудочка понравилась бы. Хотелось думать, что козёл радуется, обнюхивая её и дотрагиваясь мягкими губами.

– Спасибо, – проговорила она.

Лируш улыбнулся и взъерошил волосы – совсем как ерошил их Илар. Интересно, это у всех парней их возраста заводится такая привычка?

– Да ерунда. Не стоит благодарности.

Он продолжал улыбаться, глядя на Мавну с теплом, которого она, как ей казалось, не заслужила. Она тоже не отворачивалась, хотя уже становилось неловко. Краем глаза заметила, как зашевелился полог ближайшего шатра. Мавна обернулась на шатёр и увидела выходящего оттуда Смородника.

Позабыв о Лируше, она вскочила на ноги.

Смородник осмотрелся по сторонам, сперва задержав взгляд на спящем Варде – на напряжённом лице появилось облегчение, а потом наконец заметил Мавну. Кивнул и, хромая, подошёл к ней.

– Я думала, ты… – начала Мавна и прикусила язык.

– Умер? Не в этот раз. – Он криво усмехнулся, но тут же сморщил нос от боли.

– Садись уж.

Мавна хотела поддержать его за локоть, но Смородник не позволил и неуклюже опустился на землю рядом с Лирушем. Тот подвинулся, освобождая место, и оценивающе осмотрел чародея.

– Ну как тебе?

Смородник задумчиво потёр разбитую в драке губу и повёл одним плечом.

– Пойдёт. Ваши дело своё знают.

Он был одет в чистую одежду из некрашеного льна – непривычно светлую. Мавна не могла рассмотреть повязки, видела только ту, что закрывала шею, но понимала, что их должно быть много. С него смыли всю грязь, мокрые волосы он зачесал назад, и если не знать, то о схватке с упырями можно было догадаться лишь по ссадинам на выбритых щеках и костяшках да по опухшей нижней губе.

– Что Варде? – спросил он, кивнув Мавне.

Мавна тоже присела рядом, не без радости отметив, что Смородник не назвал его «упырём» или «нежаком».

– Спит. Тоже лечили, Ражд сам им занялся.

– Хорошо. Ну… А ты?

Бельмо в глазу строго сверкнуло, и Мавне показалось, что белый участок стал чуть больше. Мавна покрутила в руках дудочку и замялась. Было стыдно говорить про себя: да что с ней было? Валялась в грязи и неловко кинула хлебный ножик, хороша воительница.

– Я хорошо. Только спать хочется.

Смородник снова кивнул, глядя на её дудочку. Он сидел сгорбившись и вытянув ноги, было заметно, что даже после целебных чар райхи раны причиняют боль и не дают выпрямиться.

– Я могу сходить попросить чего-нибудь, – засуетилась Мавна. – Что-то попить, или принесу похлёбки. Надо?

– Нет. От их зелий во рту горечь. – Смородник хмыкнул, обернувшись на Лируша. – А ты всё так же обхаживаешь девок, даря им безделушки, я посмотрю.

Мавна стыдливо спрятала дудочку в рукав. Безделушка или нет, она сама решит, а всё-таки Лируш был прав: приятно иметь с собой что-то такое.

– Да я это, ничего такого не думал… Тебя отвести в шатёр? – Лируш тоже покраснел, вскочил на ноги и протянул Смороднику руку, но тот помотал головой.

– Хочу подышать, там мазями воняет так, что в носу свербит.

– Ну ладно. Потом, как оклемаешься, расскажешь про это. – Лируш слегка оттянул себе нижнее веко, намекая на бельмо Смородника. Мавна поняла, что в последний раз они виделись, получается, когда отряд Боярышника был в полном составе и тот чародей – кажется, Дивник – не пытался напасть на Варму. Что ж, им будет о чём говорить, если Смородник пожелает рассказать.

– Непременно.

По тону нельзя было понять, насмехается он или правда соглашается. Лируш, махнув Мавне, побежал к костру.

Райхи занимались привычными для себя делами: несколько мужчин, оседлав коней и прихватив кадила, выехали куда-то – не то на охоту, не то на объезд; женщины перебирали коренья в корзинах и тихо переговаривались, дети играли во что-то, по очереди кидая палку в стенку крытой телеги. На гостей никто и не обращал внимания, но Мавна была уверена, что это лишь напускное. За ними всё равно наблюдают исподтишка, оценивают и подмечают всё. Зато если что-то понадобится – принесут или помогут.

– У меня была такая же. В детстве, – тихо сказал Смородник, указав подбородком на рукав, в котором Мавна спрятала дудочку. – Отец вырезал.

– О, – только и смогла произнести Мавна. – А… что с ней стало?

Смородник жестом попросил у неё дудочку, осторожно зажал губами и выдул несколько переливчатых звуков. Провёл пальцами по свежей древесине и вернул её Мавне.

– Хорошая работа. А с моей ничего хорошего не стало. Потерял.

– Жалко. – Мавна подумала, что могла бы подарить свою, но посчитала, что это глупый подарок для взрослого мужчины. Да и с чего бы ей ему что-то дарить? Захочет – сам вырежет. Да хоть бы Лируша попросит, ей без разницы.

Но Смородник с отсутствующим видом смотрел на ближайший костёр, ссутулившись ещё сильнее.

– Сегодня утром ты напомнила мне меня самого. Шестнадцать лет назад. Я тоже прятался, но под деревом. Это был персик, и ветки, все в цвету, клонились до земли. И ножик у меня был. Не хлебный, а обычный, мальчишеский, от старшего брата.

Мавна притихла, не зная, стоит ли говорить что-то в ответ или лучше сидеть безмолвно и неподвижно. Кажется, лекарственные отвары были слишком сильны, раз развязали язык даже Смороднику.

– В нашей деревне не знали ничего про кадила и искры. Да и про упырей мало что слышали. Они появились внезапно, дождливым вечером. Целая стая. Мы жили южнее ваших уделов, и там поселения оседлых райхи – не редкость. Никто ничего не успел понять. На людей нападали на улице, вытаскивали из домов. Первым напали на отца. Потом на мать. И на брата. Я бросил нож в упыря, который драл Мануша, как собака игрушку. Упырь заметил меня и прыгнул мне на спину. Не помню, сколько он рвал меня – помню только, что всё время было горячо. Думаю, из-за того, что вечер стоял прохладный, а кровь текла тёплая. А потом что-то взорвалось – и упырь упал. Остальные твари тоже горели заживо, и многие дома загорелись. Воняло знатно… Персиковое дерево тоже занялось. Я видел – меня из-под него и достали. В общем, – Смородник вздохнул и потянулся, но сморщился от боли и снова скрючил спину, – меня отбили чародеи. И через какое-то время привезли к Матушке Сеннице.

Мавна, поддавшись порыву, стиснула его руку и подумала, что он тут же отстранится, но нет, Смородник не пошевелился. Его пальцы были горячими и сухими, с мозолями и подсохшими царапинами. Кое-где под короткими ногтями ещё оставалась кровь. Пара ногтей почернели – от удара или прищемлённые чем-то.

– М-да. Лучше бы я молчал. – Он повернул к Мавне лицо и только сейчас с удивлением увидел её руку на своей. Осторожно высвободил и сложил ладони на коленях. – Ну что, поехали в Озёрье?

Мавна хотела возмутиться, но с облегчением поняла, что Смородник, прикрыв рот кулаком, легонько усмехается.

Глава 6
Туманный город

Агне редко бывала в Туманном городе – старалась всё время проводить с отцом в корчме, выходя на охоту в случае острого голода. Но другие упыри заходили туда довольно часто.

В этот раз болотный царь позвал почти всех. Его зову невозможно сопротивляться, он гудит изнутри головы, жжётся в венах, тянет в нежицком сердце, и ноги сами несут в глухое болото. Агне сказала отцу, что сходит к подруге в деревню, а сама обернулась лягушкой и поскакала по полю. Отыскав место, где твёрдая земля сменилась сырой топью, она тронула зыбкую грязь лапкой и тут же почувствовала, как её затягивает вниз.

Из маленького лягушачьего тела выдавили весь воздух, коже стало мокро и холодно, глаза закрылись – а потом её ударило о что-то твёрдое, и Агне почувствовала, как нежицкий дух становится свободным от тесной оболочки. Лягушачья шкурка, пустая и сухая, лежала рядом. Агне подобрала её и спрятала за пазухой.

Попав во владения болотного царя, многие из упырей продолжали выглядеть так, как люди, чей облик они переняли, – с той лишь разницей, что без тела образ мог становиться зыбким, чуть прозрачным, а у некоторых разваливался на клочья тумана и собирался вновь, кружил, словно дым от костра.

Агне прошла немного по влажной тропе. Сперва было тихо, но она понимала: тут – будто прихожая, и нужно сначала привыкнуть к миру под болотами, наслушаться тишины, насмотреться на темноту, и только тогда обстановка начнёт меняться.

Так и получилось. Скоро среди лоскутов тумана стали проявляться частоколы заборов с цветами во дворах, низкие избы с резными коньками, рябины, склоняющие ветки от тяжести ягод. Тут было неважно, в каком именно месте затянет топь: всё равно окажешься в Туманном городе. Иногда царь встречал здесь же, у начала улицы. Агне полагала, что это – место для быстрых разговоров, на которые он не хотел тратить время. Иные рассказывали, что заходили с ним в какую-то избу и оставались надолго, пили туманный сбитень из бестелесных кружек, но Агне никогда такой чести не оказывали. Зато сейчас, кажется, царь ждал где-то на городской площади.

Мимо проходили другие нежаки. Появлялись из тумана, кто ближе, кто дальше, быстро осматривались и шли вперёд. Некоторых Агне знала и с ними здоровалась, но большинство видела впервые.

Ей так и не удалось встретиться с Луче после той ночи в корчме. Наверное, это и к лучшему: попадись ей Луче под горячую руку, может, и взгрела бы по-настоящему. А за пару дней успела подостыть. Царь бы точно не одобрил драку между своими дочерями – склоки он никогда не поощрял.

Болотный царь ждал там, где все улицы города пересекались – на площади у церкви. В Туманном городе все дома стояли в один-два яруса, как деревенские избы, но улиц было так много, что они сплетались в паучью сеть – никому не пришло бы в голову назвать это деревней. Тут был торг, на котором почти никогда не торговали. И церковь с заколоченными окнами – в которой никогда не вели служб.

Здесь было душно. Агне по привычке хотелось вдохнуть глубже, даже нежицкая душа просила воздуха – но получала только вязкую сырость, обволакивающую со всех сторон.

Она думала, болотный царь выступит на площади, как властный староста: стоя прямо, собрав вокруг себя толпу. Но он сидел за длинным столом, обликом походил на нечто среднее между мужчиной и огромной жабой и выглядел опечаленным.

На длинных скамьях уже сидело несколько нежаков: кто-то, как Агне, в человеческом обличье, а иные, как были, лягушками и змеями. Агне присела на краешек скамьи и сложила руки на коленях. С тоской осмотрелась: маленькие дворы и переулки, заборы с чугунками на столбах, дома с резными наличниками, пёстрые ковры цветников… Она знала, что многие нежаки называли это место своим домом, но Агне, хоть и помнила Туманный город нежицким сердцем, никогда не любила сюда приходить.

За столом всё прибавлялось народу, а сам стол и скамьи, казалось, росли вместе с количеством прибывших. Скоро пришла и Луче, села рядом с Агне как ни в чём не бывало и нагло ей улыбнулась. Агне покачала головой: было боязно затевать ссору под носом у царя.

Когда место за столом всё-таки закончилось, из тумана сам собой возник ещё один стол, а потом – другой. Скоро вся площадь заполнилась столами, а когда и там не осталось мест, новоприбывшие нежаки оставались стоять. Агне не задумывалась о том, сколько их бродит по весям, и сейчас цепенела: скоро почти все улицы оказались запружены упырями и лягушками.

– Видите, скольких не хватает? – скрипнул болотный царь с кривой усмешкой. – Обернитесь. Все ли ваши братья и сёстры откликнулись на зов?

Все закрутили головами. Агне тоже ещё раз осмотрелась и снова удивилась: сколько же их! Но вероятно, должно быть ещё больше. Многие горестно кивали, и Луче тоже.

– Не все, – подтвердил упырь с обликом молодого крепкого мужчины с короткими усами и бородой.

– А много ли чародеев бродит по нашим землям? – В этот раз царь не ждал ответа, обвёл собравшихся золотистыми жабьими глазами и прищёлкнул уголком рта. – То-то.

Некоторые потупили взгляды. Да, до Агне доходили слухи, что чародеи не остались в стороне. Как только упыри стали чаще нападать на деревни, так огнепоклонники будто взбесились, опутали своей огненной сетью все веси и убивают их братьев стаями.

– От меня ведь ничего не скроешь. Потому что я – это вы. А вы – это я. Вот ты, Луче. – Царь указал длинным коричневым пальцем рядом с Агне. Луче приосанилась, в серых глазах мелькнул страх. Агне и сама успела испугаться. – Я знаю, что ты отпустила чародея. Я чувствовал вкус его крови на языке – горький, дымный, липкий. Ты же могла не пить его, а просто разгрызть горло. Почему не сделала? Пожалела?

Луче вскинула голову.

– Вовсе нет. Ты знаешь, отец, во мне нет жалости к этим тварям. Меня… – Она покосилась на Агне, и та поняла: если Луче не придержит язык за зубами, царь может разозлиться и отменить их уговор. Агне легонько наступила на мысок Луче. – Меня спугнули. Другие чародеи. Не оставили своего. Ты же знаешь, они как вороны: кружат вечно вместе и налетают стаей.

Луче пожала плечами, изображая досаду, и в ответ слегка толкнула Агне коленкой. Агне медленно выдохнула.

Царь задумчиво погладил подбородок.

– М-да. Было бы жалко, если б тебя убили. Но ведь ты сама могла бы быть шустрее. Не мне тебя учить, дочка, как убивать, ты и сама лучше меня это умеешь. Принесла бы пользу всей нашей семье. В другой раз будь решительнее.

– Непременно буду, отец. Прости.

Болотный царь отчитал ещё нескольких упырей, но как-то беззлобно, скорее с горечью. Агне было здесь неуютно. Душно, влажно и тоскливо. С улиц наползал туман, клубился на площади и таял, чтобы вновь вернуться. Она украдкой поглядывала на соседей по столу, стараясь ни с кем не встречаться взглядам – Агне не хотела, чтобы её запоминали. Пускай остаётся молчаливой упырицей, которая ни с кем не заводит знакомств.

Но всё равно о многих она знала: вон сидел Корше с живой человеческой невестой, которую привёл к себе в Туманный город. Его невеста – нежная красавица с испуганными карими глазами – вцепилась маленькими белыми пальцами в его локоть и не выпускала ни на миг. Мало у кого из упырей были смертные пары, но всё же царь позволял приводить сюда людей – только по особому приглашению топи расступались перед людьми и пропускали их под болота в целости. Приглашённую пару не имел права трогать ни один нежак. Но были и те, кого заманивали потехи ради и просто выпивали…

Близко к царю сидели Цирхо и Алила, вроде бы одни из сильнейших и первых, кто обзавёлся человеческим телом. Агне слышала, что они вдвоём могли за ночь выпить небольшую деревню, а под утро сжечь избы, чтобы не оставить следов.

А рядом с Луче вальяжно развалился черноволосый Калех, наглый молодой нежак, ещё не насытившийся крови, жестокий и дикий, и Агне знала, что они с Луче любят проводить время вместе.

– Вы ведь помнящие, – прокряхтел царь, поёрзав на своём месте. Всё-таки сегодня он совсем не походил на властного хозяина болот, и его голос, обычно звучный и басовитый, сейчас звучал как голос разочаровавшегося в жизни старика. – Вы не могли забыть, сколько мы боремся за своё место. Вы должны помнить все разы, когда нас пытались уничтожить – и все разы, когда мы снова поднимались из самых низин. Неужели вы хотите, чтобы нас снова выжгли дотла их проклятой искрой?

Повисла тишина. Агне не любила вспоминать, она вообще не хотела бы быть помнящей – оставаться бы дочкой корчмаря и не знать ничего о нежицких городах. Но когда её телом овладел нежицкий дух, воспоминания хлынули в голову.

Будучи живой девушкой, она думала, что к востоку от корчмы лежат пустыри, но нежицкий дух показал: это не пустырь, а разрушенный город. И таких городов и деревень, некогда принадлежавших упырям, по всем весям – многие дюжины. Везде раньше жили и разводили скот, торговали с людьми и занимались домашними делами, но все эти поселения объединяло одно: однажды туда пришли чародеи и решили, что нежицким городам не место в тех уделах. Дома поджигали чародейской искрой, а упырей убивали горящими стрелами и не отступали, пока на месте города не оставались лишь угли.

Дух нежака способна убить лишь искра и оружие, осенённое ей. Потому после таких набегов почти не оставалось выживших, а те, кого лишили тел, надолго уходили под болота, в Туманный город, восстанавливаться и набираться сил. Потому и утаскивать людей стали чаще: выпитый под болотом останется тут и станет новым нежаком.

– Нас дважды выжигали почти полностью. Дважды я делил себя на куски, чтобы породить каждого из вас. Но с каждым шагом сам становился лишь слабее и надеялся, что мои дети смогут подняться и напоят меня свежей кровью. Вы хотите, чтобы всё повторилось в третий раз? Чародеи заставили людей позабыть, как мы когда-то жили бок о бок. Навели морок и сделали наши старые города невидимыми. Чтобы никому и в голову не пришло, будто можно быть с нами соседями. И чтобы скрыть следы своих мерзких преступлений. А пока мы зализывали раны, огнепоклонники заставили людей зависеть от своих чар. Теперь они заодно, а нас вновь пытаются вытеснить, даже больше – сделать так, чтобы мы и носа не показывали со дна болот. Неужели вы всё спустите им с рук? Неужели будете смотреть, как ратные батюшки и матушки, – царь брезгливо сплюнул, – жируют, получая любые богатства за убийство наших братьев и сестёр?

– Не будем, – подтвердил Калех.

– Не будем, – пронеслось шёпотом над площадью.

Болотный царь приосанился, довольный ответом.

– Сегодня нас много. Больше, чем было два года назад. Но нас убивают быстрее, чем мы пополняем свои ряды. Если так продолжится до зимы, то в третий раз чародейские сволочи запрут нас тут, в нашем Туманном городе. Они никак не смирятся с тем, что мы тоже вольны ходить по земле. Что мы не хуже их. Вспомните, разве мы убивали людей просто так, когда чародеи ещё не заморочили им головы?

– Нет, – ответила Луче.

Нет. Когда-то упырям отдавали преступников, ожидающих казни. А в деревнях и городах поменьше кормили сами: старосты и взрослые мужчины отдавали немного крови, и того хватало. Теперь же многое изменилось, и, когда люди заключили уговор с чародеями, царь позволил своим детям пить столько крови, сколько удастся. С тех пор вспыхнула и угасла последняя война с чародеями, такая сильная, что ратным батюшкам и матушкам пришлось наложить чары на погубленные города. И теперь, когда упыри вновь начали подниматься и занимать тела, их жажда крови лишь распалилась – не только ради насыщения, но и ради мести. Люди ведь поддержали чародеев и тоже убили многих упырей: не искрой, а простым оружием. Не сгубив нежицкий дух, а лишь отправив его под болота – заново учиться перекидываться в простую лягушку, а затем, спустя время, в чудовище-упыря и, наконец, занимать людское тело.

Агне думала иногда: почему бы упырям, охочим до крови, не оставаться всегда в образе чудовища? Быстрые ноги, длинные зубы и вытянутая пасть позволяли рвать плоть и пить кровь удобнее и скорее. Но понимала, что так им вовсе никогда не видать мира: люди не станут делить веси с чудовищами, а сознание чудовища не позволит соседствовать с людьми. Хочешь жить спокойно – будь добр выглядеть как человек.

– Думаю, пора забыть обо всех ограничениях и уговорах. – Болотный царь подпёр голову кулаком, как старик. – Чего ради нам осторожничать и быть вежливыми? Не нападайте днё-ём, не трогайте пу-утников, не проходите за сте-ены… Тьфу! – Царь брезгливо сплюнул. – Довольно всего этого. Сколько там человек в чародейском войске? Двенадцать ратей по двенадцать отрядов, в каждом из которых по двенадцать чародеев. И двенадцать ратных батюшек. Вернее, некоторые из них – матушки, но меня это не волнует. Меньше двух тысяч выходит. А нас сколько? – Он махнул рукой с тонкими жабьими пальцами. – В разы больше. Сдюжим.