Текст книги "Подлинное таро: история развития, культура, смыслы"

Путешествие на Запад

Арабские завоеватели

После падения Римской империи путь в Европу оказался открытым для наступлений единого исламского государства. Иберийский полуостров был завоеван арабами менее чем за десять лет, а на его отвоевывание европейцем потребовалось несколько сотен лет. За этот период в Испании был создан Кордовский халифат, отделенный от арабского халифата, а также построена Мескита (мечеть Кордовы), преобразованная после Реконкисты[9]9
  Реконкиста (исп. Reconquista – отвоевывание) – длительный процесс возвращения пиренейскими христианами захваченных маврами земель на Пиренейском полуострове, продлившийся с 732 по 1492 года.


[Закрыть] в римско-католический собор. Арабы и берберы также вторглись на Сицилию и совершали набеги по всему югу Франции вплоть до 732 года, когда они были разгромлены у Пуатье. Позднее наступил период Мамлюкского султаната в Египте (1250–1517), и снова Европа подверглась набегам исламских войск. Примерно в это же время монголы вторглись в Левант.

Все эти процессы сопровождались активным культурным обменом, приведшим к появлению на захваченных территориях ранее неизвестных европейцам предметов, технологий, традиций и знаний. Благодаря арабам были переведены труды греческих и латинских авторов, основаны образовательные и медицинские учреждения. В XI веке под влиянием арабской культуры на юге Франции появились трубадуры (средневековые поэты-музыканты), в творчестве которых лейтмотивом выступает куртуазная любовь. За несколько веков до этого исламскими поэтами воспевалась целомудренная мистическая любовь. Соответственно, трубадуры могли знакомиться через Испанию не только с арабской, но и с персидской любовной лирикой[10]10
  См. Найман А. Г. О поэзии трубадуров // Песни трубадуров / Пер. со старопровансальского, сост., примеч. А. Г. Наймана. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1979. С. 4–6.


[Закрыть].

Отдельные исследователи, такие как Гордон Стрэкан (1934–2010), высказывают предположение, что тамплиеры, спонсировавшие постройки христианских церквей и соборов в разных частях Европы, заимствовали некоторые архитектурные формы из исламского искусства, которые легли в основу готики. Так стрельчатая арка, являющаяся базовым элементом готического стиля, имеет исламское происхождение[11]11
  См.: Strachan Ch. G. Chartres: Sacred Geometry, Sacred Space. Edinburgh: Floris, 2003.


[Закрыть]. Кроме того, церковная архитектура Сицилии и Испании имеет достаточно примеров исламского влияния; использование тромпа[12]12
  Тромп – сводчатая конструкция в форме части конуса, поддерживающая основание купола и обычно имеющая вид ступенчатой ниши.


[Закрыть], изобретенного на Ближнем Востоке, было распространено в романской архитектуре Европы, примером этого может служить норманнская церковь Сан-Катальдо в Палермо, каждый из куполов которой поддерживается четырьмя двойными тромпами.

Исторические события, оказавшие большое влияние на христианский мир, не могли не отразиться также в художественной литературе. Множество песен, стихов, полулегендарных и фантастических рассказов, основанных на тех же реальных событиях, передавались из уст в уста; они же способствовали формированию рыцарских романов, в которых доблестные христианские войны побеждали могучих сарацин, нередко предстающих в обличье нечистой силы. В этом народном и позднее авторском творчестве утверждались духовные ценности, важные с точки зрения христианства. Средневековые легенды об Артуре и его рыцарях включают такие темы, как куртуазная любовь, выбор между пороком и добродетелью, поиски важной христианской реликвии; их мы находим в образном ряду старших арканов таро. Итальянский писатель Итало Кальвино (1923–1985) поэтично отобразил связь карт таро с рыцарским романом о приключениях Роланда (Орландо) в следующем отрывке:

«Фигура Короля Мечей, призванная нам поведать сразу и о его ратном прошлом и о безотрадном настоящем, была положена рассказчиком слева от квадрата, напротив Десяти Мечей. И тут же ослепила нас густая пыль сражений, затрубили в ушах трубы, вот уже летают в воздухе обломки копий, сталкиваются конские морды, смешивая переливчатую пену, вот уже мечи то лезвиями, то клинками бьются о клинки и лезвия других мечей, и там, где образующие круг живые враги взлетают над седлами, чтоб опуститься уже не на коней – в могилу, в центре круга виден взмахивающий Дурлинданой паладин Орландо. Мы узнали его – это он нам излагал свою историю, полную терзаний и метаний, надавливая тяжелым как железо пальцем на каждую из карт»[13]13
  Кальвино И. Замок скрестившихся судеб // Кальвино И. Собрание сочинений. В 3-х т. / Пер. с итал. СПб.: Симпозиум, 2001. Т. 2. С. 36–37.


[Закрыть].

Илл. 14. Король и десятка мечей из колоды «Висконти ди Модроне»

Таким образом, наследие, оставленное исламскими захватчиками, интеллектуально и материально обогатило европейцев, способствуя рождению новых идей, смыслов и предметов, повлиявших впоследствии на развитие европейского карточного искусства.

Персидские игральные карты

Путь игральных карт в Европу пролегал через множество стран, в результате чего их внешний вид, форма и структура претерпевали изменения. Согласно распространенному мнению, китайские наборы для карточных игр сначала попали в Индию, а затем в арабские страны (Персию, Аравию, Египет), прежде чем достигли Европы.

Ранние свидетельства индийской разновидности игральных карт под названием «ганджифа» относятся к XVI – XVII векам, когда они приобрели популярность при дворе Великих Моголов. Тем не менее, их предшественником являются персидские карты «канджифа», о которых мы мало что знаем. После широкого распространения этой игры стали появляться колоды уже с индуистскими образами, а к XX веку термин «ганджифа» на Среднем Востоке стал применяться уже к европейским игральным картам.

Самое раннее персидское упоминание этой игры встречается в поэме «Рубайят-э-Ганджифа» Ахли Ширази (ок. 1454–1535). Для каждой из 96 карт в колоде из восьми мастей дан короткий стих, показывающий, что у персов были те же масти, что и у моголов: «гулам» (раб), «тадж» (корона), «шашмир» (сабля), «ашрафи» (золотая монета), «чанг» (маленькая арфа), «барат» (документ), «танка» (серебряная монета) и «кимаш» (рыночные товары, как правило, изделия из ткани)[14]14
  См. Chatterjee Kumkum. Cards and culture: cultural cosmopolitanism in Mughal India // On Modern Indian Sensibilities: Culture, Politics, History / ed. by Ishita Banerjee-Dube, Sarvani Gooptu. London: Routledge India, 2017.


[Закрыть]. Этот карточный шаблон известен как «могольская ганджифа»; каждая масть в нем имеет свой определенный цвет, что является отличительной чертой индийских настольных игр, и содержит по 12 карт, среди которых две фигурные карты: правитель и наместник/визирь.

Разница между индийской и персидской ганджифа выражается прежде всего в форме: персидские карты обычно прямоугольные, а индийские – круглые. Кроме того, колоды ганджифа знатных моголов, как правило, изготавливались с использованием дорогостоящих материалов, таких как слоновая кость, и разделялись на две части (гражданскую и военную), аналогично их предшественникам – китайским домино.

Илл. 15. Разные формы ганджифа

На сегодняшний день известно несколько шаблонов «ганджифы», каждый из которых имеет свою иконографию. Так в XVII веке появились колоды «дашаватара ганджифа» из 120 карт, изобретенные жрецами-браминами (см. цветную вклейку 3). Они были разделены на десять мастей, соответствующих десяти воплощениями, или аватарам, бога Вишну, что концептуально роднит их с упомянутыми в предыдущей главе тибетскими цакли.

Несмотря на первостепенное значение Индии и Персии в карточной истории, самые ранние известные на сегодняшний день образцы карт происходят из Египта. Таковы четыре фрагмента из «коллекции Кейра», которые в настоящий момент хранятся в Музее искусств Далласа, и один фрагмент, находящийся в афинском музее Бенаки. Они датируются XII и XIII веками и относятся к исламским игральным картами. Наличие цветочного фона, какое мы видим на данных картах, характерно для исламских предметов любого периода.

Илл. 16. Ранние игральные карты из «коллекции Кейра» (K.1.2014.1133 и K.1.2014.1132)

Кроме того, до нас дошел почти полный набор мамлюкских игральных карт (47 из 52 карт), известный как «игра царей и наместников». Вероятно, он был составлен из трех разных колод XV века; его обнаружил в 1939 году исследователь исламского искусства Лео Арье Майер в стамбульском дворце Топкапы. Граница некоторых карточных рисунков из этого набора имеет форму подковообразной арки, свойственной исламской архитектуре. Майер обнаружил, что в правом верхнем углу короля мечей написано слово «канджифа» (). Следовательно, у мамлюкских и персидских игральных карт был какой-то общий предок, несмотря на их отличия в количестве и внешнем виде.

Во всех вышеупомянутых карточных колодах наличествует одна масть, названная в честь монеты местной чеканки или валюты, например, «дирхам» в случае мамлюков, «ашрафи» и «танка» в персидских колодах, «сафед» (серебряная монета) и «суркх» (золотая монета) в индийской ганджифе. Позднее в народном воображении серебряная и золотая монеты стали отождествляться с луной и солнцем соответственно.

В карточном наборе Топкапы фигурные карты носят следующие названия: malik (правитель), na’ib malik (наместник или заместитель правителя) и than na’ib (второй заместитель). Однако титула thana na’ib не существовало; без него мамлюкский карточный набор структурно подобен персидской колоде, в каждой масти которой содержится по 12 карт. Игра царей и наместников содержит десять очковых и три фигурные карты в каждой из четырех мастей: клюшках для поло («човганах»), мечах («саифах»), чашах («туманах», или «туменах») и монетах («дирхамах»). Эти масти соответствуют значимым должностям при дворе мамлюкского султана: джукандарам[15]15
  Джукандар – эмир, носивший султанский деревянный шест с загнутым концом для игры в поло.


[Закрыть], командирам дворцовой стражи, виночерпиям и казначеям. Слово «тумен» означает «несметное число» (10 000) на тюркских, монгольских и чжурчжэньском языках, что роднит эту масть с «десятками мириад» связок монет из китайских денежных колод. Кроме того, самой старшей среди очковых карт в масти монет считается единица, как и в китайской масти наличных.

Несмотря на присутствие в мамлюкском карточном наборе фигурных карт, изображения людей отсутствуют, вероятно, из-за религиозного запрета в суннитском исламе. Вместо человеческих лиц представлены абстрактные рисунки и каллиграфические тексты, автором которых, скорее всего, является суфийский поэт Джалаладдин Руми, живший в XIII веке:

«Радуйся приятным вещам и успеху страдальцев», «Я подобен цветку, нитка жемчуга – моя почва», «Алиф радуется и исполняет твои желания», «Мечом счастья я спасу возлюбленную, которая впоследствии заберет мою жизнь», «О ты, располагающий имуществом, будь счастлив, и жизнь твоя будет приятна», «Пусть прибудет, ибо приобретенное благо долговечно; оно радует меня всей своей полезностью», «Посмотри, сколь замечательна моя игра и необычайно красиво мое облаченье», «Я словно сад, подобного которому никогда не будет», «О сердце мое, возрадуешься ты от хороших вестей», «Радуйся настоящему, твое сердце скоро откроется», «Меня, словно нитку жемчуга, поднимут руки царей», «Дай Бог тебе процветания; но к тому моменту ты уже достигнешь своей цели»[16]16
  Перевод основан на «маленькой белой книжице» (МБК), то есть брошюре, прилагающейся к репродукции мамлюкского карточного набора 1977 года издания.


[Закрыть].

Илл. 17. Второй наместник чаш

Эти афоризмы вполне могли использоваться в предсказательных целях. Такое разительное отличие мамлюкских игральных карт от ганджифы может объясняться адаптацией к культурным реалиям Ближнего Востока. Согласно гипотезе британского историка карточных игр Майкла Даммита (1925–2011), китайские четырехмастные денежные колоды попали в Персию, где были изобретены три новых ранга: десятка, наместник и правитель, – так получилась колода из 48 карт. Он предполагал, что персы впоследствии изменили большую часть китайских мастей согласно их воззрениям, в то время как мамлюки были более консервативны в отношении мастей. Добавление новых мастей как в Персии, так и в Индии должно было сделать игру более сложной.

Рождение латинских мастей

Игральные карты проникли в Европу, вероятно, через христианские королевства Испании и/или Венецию в начале XIV века благодаря мамлюкам и арабам; уже во второй половине этого столетия появляются первые упоминания об игральных картах и запреты на проведение карточных азартных игр. Долгое время в разных частях Европы игральные карты назывались примерно одинаково: nahipi (Франция), naib (b) i (Италия) и naip (e) s (Испания); это может быть связано с названием низшей фигурной карты из мамлюкских колод (thānī nā’ib)[17]17
  В средневековых исламских государствах наибом (араб.) называли заместителя какого-нибудь начальника, часто военно-административного направления. От слова «наиб» во множественном числе («наваб», араб.) было образовано французское слово nawab (набоб – наместник провинции в Могольской империи). Со второй половины XVIII века набобами стали называть разбогатевших в индийских колониях европейцев.


[Закрыть].

Илл. 18. Латинские масти

Попав в другую культурную среду, мамлюкские масти трансформировались, приобретая привычную нам форму и названия. Первыми мастями, возникшими в Европе и хорошо известными любителям таро, являются «латинские масти», их условно разделяют на четыре типа (архаичный, североитальянский, испанский и португальский), объединенных общими символами мастей: «чашами», «монетами», «палицами», «мечами». Между собой эти типы отличаются формой и расположением упомянутых символов на очковых картах. Архаичный и североитальянский типы подобны друг другу, за исключением изображения мечей: в первом случае мечи изогнуты вовнутрь, а во втором – наружу. Архаичный тип перестал употребляться, по-видимому, в XV веке. Испанский и португальский типы похожи изображением прямых мечей и узловатых палиц, но отличаются тем, что в испанском типе символы мастей не пересекаются друг с другом, кроме как на тройке палиц, а в португальском – пересекаются на манер североитальянского дизайна. В большинстве колод таро используются итальянские масти.

Одной из самых ранних сохранившихся европейских карточных колод являются так называемые «мавританские карты», использовавшиеся в Испании в начале XV века. Они достаточно похожи по форме и структуре на карты мамлюков: их роднит схожий растительный орнамент на некоторых очковых картах, символы мастей в этих карточных наборах формируют аналогичные геометрические фигуры. Кроме того, масть палиц выглядит как имитация мамлюкских клюшек для поло, неизвестной большинству европейцев игры вплоть до XVIII века; вероятно, поэтому масть клюшек для поло не прижилась в Европе и была заменена на близкую по форме масть палиц.

Илл. 19. Четверки мечей из итальянской (слева) и испанской (справа) колод

Илл. 20. Подобное расположение чаш на ближневосточной (слева) и испанской (справа) картах

В испанских архивах сохранились два неразрезанных листа с ксилографиями четырнадцати мавританских карт из одной и той же колоды. Первый лист содержит двенадцать очковых карт разных мастей, из которых большинство относятся к масти чаш. Другой лист содержит только изображения четверки и пятерки чаш. Хотя никаких фигурных карт из этой колоды не сохранилось, вполне вероятно, что колода содержала 52 карты, подобно карточному набору из дворца Топкапы. Такой вывод напрашивается из-за наличия десятки на одном из листов: в классических испанских колодах десятки отсутствуют, поэтому в них всего 48 карт.

Ярким примером ранней испанской (каталонской) колоды с португальскими мастями является «колода мориска» (исп. Baraja Morisca), относящаяся к тому же периоду, что и мавританские карты (см. цветную вклейку 4). Она была раскрашена по технологии «а-ля мориска», которая подразумевала использование погруженных в красящий пигмент пальцев. На основании колоды мориска можно сделать вывод о том, как выглядели европейские фигурные карты на заре их истории. Короли здесь изображены сидящими на троне, рыцари – на конях, а пажи – стоящими на ногах. Такой стиль изображений сохранился и в колодах таро.

Другой стиль изображений фигурных карт описал доминиканский монах Иоанн из Райнфельдена в своем трактате «О морали и дисциплине человеческого поведения, или об игре в карты» (1377)[18]18
  Лат. Tractatus de moribus et disciplina humanae conversationis id est ludus cartularum. Оригинальный трактат не сохранился, но о его содержании мы знаем из четырех расширенных рукописей XV века: Hs. F IV.43 (Библиотека Базельского университета), Hs. 4143 (Австрийская национальная библиотека), Hs. 225 (Библиотека Утрехтского университета), Hs. Egerton 2419 (Британская библиотека).


[Закрыть], материальное подтверждение которых мы находим в колодах, появившихся в XV – XVI веках. Так он описывает колоду, в которой содержится король, унтер– и убер-офицеры (старший и младший), что характерно для современных немецких и швейцарских карточных наборов, а также колоды с фрейлинами и королевами. Старшие и младшие офицеры отличаются друг от друга расположением символов мастей: в первом случае они находится вверху карт, а во втором – внизу. Сам трактат написан по образцу «шахматной аллегории» брата-монаха Якоба из Чессоле[19]19
  См. Jacobus de Cessolis. Liber de moribus hominum et officiis nobilium sive super ludo scacchorum (ок. 1300).


[Закрыть], только в данном случае метафорой средневекового феодального общества выступает колода карт.

Немалый интерес для карточной истории представляет игра, появившаяся в верхненемецкой языковой зоне в первой четверти XV века, под названием «карнофель» (нем. Karnöffel). В карточных наборах для этой игры содержались упомянутые унтер– и убер-офицеры. Некоторые козырные карты в карнофеле обладали определенными преимуществами в сравнении с другими картами, а также особенными названиями, например, козырная семерка называлась «Дьяволом», козырная шестерка – «Папой», а козырная двойка – «Императором»[20]20
  В карнофель обычно играли вчетвером, подобно упомянутым в предыдущей главе восточным настольным играм (ньоуту, чаупару). Козырную масть определяли после сдачи карт. Каждому игроку раздавали по пять карт, одна из которых помещалась лицевой стороной вверх, то есть была просматриваемой всеми участниками игры. Среди открытых карт определяли самую младшую по достоинству, ее масть и становилась козырем в данном раунде, если же несколько открытых карт имели одинаковый ранг, то козырная масть определялась первой сданной картой.


[Закрыть]. Эти названия в некотором роде предвосхитили рождение старших арканов таро, что будет подробней освящено в следующей главе.

Аналогично карточным играм называние определенных комбинаций фишек и их позиций на поле практикуется с древних времен во многих настольных играх. Например, в царской игре Ура, согласно одним из правил, при достижении определенных противоположных начальной позиции клеток игрового поля «простая» фишка трансформировалась в «меченую» и уже не могла быть съедена простыми фишками. Подобную картину мы наблюдаем в шахматах, когда пешка при определенных условиях трансформируется в одну из сильных фигур. Здесь прослеживается все тот же магический принцип: посредством наречения даруется особенная сила и характеристика нарекаемому. Таким же способом человек избавляется от страха перед неизвестным: ведь тем, что известно, он может, как кажется, управлять.

Илл. 21. Простые и меченые фишки из царской игры Ура (авторская коллекция)

Неформатные игральные карты для развлечения и обучения

Как это всегда бывает в истории, когда на свет рождается некий предмет, особенно востребованный в широкой массе, он начинает приспосабливаться к среде и видоизменяться, пока не приобретет понятную, удобную и простую для большинства форму; после этого другие формы этого предмета как бы уходят на второй план. Так произошло и с игральными картами. Попав в Персию, Индию и Египет, китайские карточные наборы переродились в могольские и мамлюкские колоды, отличающиеся друг от друга по форме, структуре и дизайну. Мамлюкские игральные карты при появлении в Европе точно также адаптировались к местным нравам и обычаям и приобретали, в особенности на ранних этапах своей истории, необычные черты сообразно моде и устоям тех времен.

Среди первых европейских карточных игр преобладала тематика охоты, любимого знатью развлечения. До нас дошла «штутгартская карточная игра», созданная примерно в 1430 году, которая выделяется не только дороговизной исполнения, но также наличием мастей, связанных с охотой: «гончих», «оленей», «уток» и «соколов» («ястребов-перепелятников»). В масти уток и соколов выделяются мужские фигурные карты (король, унтер– и убер-офицеры), а в двух других мастях – женские карты двора (см. цветную вклейку 5). Вместо десяток в этой колоде содержатся карты-знамена, которые появляются также в «придворно-охотничьей колоде из Амбраса» (ок. 1440/1445). Последняя интересна еще тем, что в ней предполагалось наличие 56 карт (столько же карт насчитывается среди «младших арканов» таро), благодаря прибавлению к каждой из четырех мастей («гончим», «цаплям», «приманкам» и «соколам») своей дамы.

Другая известная колода схожей тематики – «фламандская охотничья колода» (ок. 1475), сохранившаяся в полном объеме (52 карты). В ней присутствуют четыре масти (охотничьи «петли» и «рожки», собачьи «поводки» и «ошейники»), а фигурные карты (король, дама и паж) демонстрируют моду той эпохи с короткими куртками, коротко стриженными волосами и остроконечной обувью. Паж поводок облачен в шутовскую одежду, что может подтверждать гипотезу о происхождении джокера от валета (пажа); в немецкой игре XIX века под названием «юкер» валет назначенной козырной масти считался самой сильной картой, уподобляясь по функциям джокеру.

Илл. 22. Карта-знамя из масти оленей (Государственный музей Вюртемберга, KK grau 15)

Илл. 23. Фигурные карты (поводков, ошейников и петлей) и десятка рожков (Метрополитен-музей, 1983.515.1–.52)

Кроме охотничьей тематики в карточных играх XV века преобладал и социально-политический контекст. Так, в «придворно-чиновничьей колоде» (нем. Hofämterspiel), выполненной по заказу короля Венгрии и Богемии Ладислава Постума, в качестве мастей выступают гербы четырех наиболее влиятельных королевств того времени: Германии, Франции, Богемии и Венгрии. В каждой масти содержится по 12 карт, соответствующих членам королевского двора разного социального положения, от бедняка до короля (см. цветную вклейку 6). Эта колода, вероятно, использовалась не только в азартной, но и в образовательной целях.

Илл. 24. Тройка цапель Мастера игральных карт (ок. 1450)

Массовый процесс выпуска игральных карт совпал с упрощением ксилографической печати и развитием бумагоделательного производства в разных частях Европы. Художники могли проявить себя в новом набирающем популярность формате. Некто «Мастер игральных карт»[21]21
  Нем. Meister der Spielkarten.


[Закрыть], гравер и художник XV века, считается первой яркой личностью в истории гравюры. Он создал несколько наборов игральных карт разных мастей, изображающих реальных и мифических животных и птиц. Эти карты могли служить эталоном или дизайнерским мотивом для молодых и опытных художников; некоторые из карточных образов повторяются в орнаментах и миниатюрах рукописей того же периода, например, тройка цапель перекликается с орнаментом из Часослава Екатерины Клевской (ок. 1440), однако гравюры на картах выглядят изолированно в отличие от соответствующих им рукописных миниатюр, объединенных в единую композицию.

Илл. 25. Деталь каймы, изображающая цаплю, из Часослава Екатерины Клевской (Библиотека и музей Моргана, MSS M.917/945, f. 108v)

Игральные карты, намеренно созданные в образовательных и поучительных целях, впервые появилась во Франции в середине XVII века и охватывали широкий список тем, таких как военное дело, картография, история, политика, мифология, математика, грамматика, геральдика и пр. Это произошло благодаря французскому поэту Жану Демаре (1596–1676) и флорентийскому граверу Стефано Делла Белла (1610–1664), которые изготовили четыре серии образовательных колод из 52 карт каждая: «Игру басен или Метаморфозы»[22]22
  Фр. Le Jeu des Fables ou de la Metamorphose (1644).


[Закрыть] с образами из древнеримской мифологии и кратким ее изложением, «Игру французских королей»[23]23
  Фр. Jeu des Rois de France (1644).


[Закрыть] (от Фарамонда до Людовика XIV) с их образами и краткой биографией, «Игру прославленных королев»[24]24
  Фр. Jeu des Reynes Renommées (1644).


[Закрыть] (от Дидоны до королевы Елизаветы), «Географические игральные карты»[25]25
  Фр. Jeu de Cartes de la Géographie (1644).


[Закрыть] с изображением персонажей в национальных костюмах и описанием представленных мест.

Таким образом игральные карты служили не только в качестве развлечения, но также как мнемонический инструмент, подобно сегодняшним карточкам-запоминалкам, облегчающим процесс обучения, превращая его в игру.