Текст книги "Меломания"

***

Первое покушение состоялось. Я погрузился в оглушающую тьму. Она поглотила меня. Казалось, мои щупальца, которые я обычно вытягивал, попадая в новый мир, прижжены, обрезаны. Каждое новое подключение граничило с большим риском. Теперь «Вирту-лайф» ставили не всем.

 
Виртуальность, как проституция!
Мы хотим устроить революцию!
Прекратите свои поллюции!
Нам нужны семьи, даешь революцию!
 

Повсюду расклеивались листовки, звучали лозунги, призывы.

Группы атакующих поразили места скопления людей. Везде гремели слова:

 
Революция! Революция!
«Вирту-лайф» нелегален!
Вернитесь в свои тела и семьи!
 

Они нападали, сотнями выводили из строя подключенных. Где-то далеко-далеко ждали возвращения наши тела. Зона сети стала криминальным местом. Группа работников, следящих за безопасностью, пыталась вычислить их источники подключений. Мятежников явно нелегально спонсировали препаратом «Вирту-лайф», но ничего не всплывало на поверхность. Никаких следов. Объединения «Реальная жизнь» росли как грибы. Они пропагандировали реальную жизнь, полностью игнорируя исследования в области сознания. Они, как дровосеки, обрубали на корню первые зачатки развития новых ответвлений – новые миры, которые создавались самими же людьми, их настоящими ощущениями, впечатлениями, сонастройкой, сплетениями. Так и была создана моя Меломания.

 
Если подключился – ушел на тот свет!
Выдерни кабель – скажи Вирту нет!
 

Они шуршали, рычали, как звери, я не слышал их речей. Возможно, они сами выбрали это воплощение, но все мы бросались врассыпную, когда видели их. Пранкеры22
  Пранк (от англ. prank – выходка)


[Закрыть] – так они себя называли. Больше всего досталось тем, кто перешел в сеть навсегда. Сознания этих смельчаков переместили в ячейки, а тела кремировали. Они были другими, они отличались, сразу бросались в глаза. Реальность, Вирту-реальность менялась от их приближения, звенела, колыхалась, вибрировала. Они могли изменять мир, сами были этим миром, имели способность проникнуть в любую точку сети самостоятельно, не встречая никаких преград. Хозяева сети.

Революционеры сосредоточили свои атаки на них. Но, сказать честно, кроме них никто и не мог оказывать сопротивление. Мы, как скошенные травинки, падали без чувств и просыпались ослепшие в своих постелях, а кто-то уходил в небытие. Ошибочно было полагать, что в Вирту-мире отсутствует смерть. Революционеры доказали обратное. В Вирту-мире умереть можно, они и сами умирали.

Как предсказать следующее появление пранкеров? Надо думать, как пранкер, быть пранкером, двигаться, как пранкер. Сонастройка. Каждый раз при их приближении я окунался в свое сознание. Я резонировал от их вибраций, которые распространялись, как иголки внутри сети: такие же острые и колючие. Меня разрывало на части от осознания того, что я пытаюсь слиться со злом, с разрушением. Мое сознание находилось под угрозой. Вновь и вновь я настраивался и двигался за ними, как незримый наблюдатель, пытаясь проникнуть в глубины их сущности. Хотел понять, что ими движет. Однажды мне это удалось. Мой разум чуть не покинул меня. Я увидел все их глазами. Смотрел общими глазами, дышал едиными легкими, передвигался вместе с ними. Они нашли меня, почувствовали, выбрали из всей массы, которую могли бы уничтожить. Должно быть, они осознали, что кто-то пытается сонастроиться, и решили, что объект, то есть я, был для них опасен.

Увиденное чуть не лишило меня разума. Мерзкое, отбрыкивающееся чудовище, с изуродованным лицом, с обрубками вместо рук, мычащее нечленораздельные звуки, пускающее белую пену изо рта, с горящими глазами-точками. Я отшатнулся. Я смотрел на себя и видел их точно такими же. Выходит, что это все иллюзия, созданная чьим-то пытливым извращенным умом, чтобы запутать нас окончательно. Нет, это не было похоже на вирус, по крайней мере если это и являлось вирусом, то новым, мощным. Над нашими системами защиты работали высококлассные специалисты. Если только… сбой программы.

Я послал реверсивную волну прямо из своего разума, чтобы предотвратить массовую галлюцинацию. Пранкеры застыли. Они переговаривались, мычали. Показывали на меня автоматами. Неужели они такие же люди, как и мы? Или это все-таки вирус? Вновь меня затянуло в воронку образов, я поплыл по реке, именуемой путешествием, в другое сознание. После нашей сонастройки они также увидели себя моими глазами. Насколько они чудовищны, мерзки, неприятны для обычных людей. Но это их только порадовало. Революционеры желали нашего страха. Вновь я дотянулся до них. Пелена тумана спала с глаз, и я увидел себя человеком. Они по-прежнему тыкали оружием, но теперь я слышал чужую речь и понимал ее.

Пранкеры использовали нелегальное подключение, которое давало сбой, возможно, дело было именно в этом. Они умирали после атак и отпора оппозиции местных, вечно живущих здесь. После смерти революционеры возвращались в сеть бесплотными духами. Несли с собой изменения. Именно они стали дестройторами. Дестройторы охотились на Сольвию. Бесплотные, с кишащей внутри черной энергией. Они убили меня. Не все люди одинаково хороши, не все могут нести только свет, тепло и созидание, бывают и сеятели хаоса. Дестройторы, лишившись своего тела, помнили лишь свою функцию – уничтожение. Они разносили вирусы хаоса направо и налево, они вгрызались в иные миры, трепали их, рвали изнутри, унося новые жизни.

Постепенно зависимость от сети овладела их умами. Со временем лозунг революции был забыт, а пранкеры и революционеры превратились в мелких хулиганов. У них возникли последователи – игроки. Они могли подключиться совершенно легально, за определенную плату, я даже думал, что система сама их создала, чтобы внести разнообразие в этот спокойный мир любви, заботы и тепла. Игрок отличался от обычного пранкера и революционера тем, что приходил в сеть развлекаться. Его не интересовали вечная жизнь и любовь. Только драки, разборки, убийства, секс. Мы не могли отследить источник их появления: слишком надежно он был запрятан.

Кто-то начал собирать игроков у себя. Создал собственный мир, полный зла, хаоса и боли. Да, были такие люди, которые добровольно шли туда, но они не из нашего числа. Другие. Пришлые. Те, кто не видел и не знал настоявшей боли и смерти, невозможности смерти, невозможности уйти вновь из этого мира. Те, кого с детства окружала тепло и ласка, но пресытившись ей, они хотели убивать, погружаться в тьму, не понимая того, что творят.

Борьба с ними не имела смысла. Приходилось блокировать их внутри собственного сознания и в сети, чтобы исключить разрастание. Перебесившись, переспав с кем только можно, мы хотели создать что-то новое, и тогда некоторое группы людей приняли решение уединиться. Они находили друг друга вновь и вновь, не меняя тел, но оставаясь верным своему воплощению. А новенькие все прибывали и прибывали.

***

Пранкеры подняли меня с земли, теперь они осознавали, что я такой же человек, как и они. Я понимал их речь. Но куда они меня ведут, оставалось загадкой. Я надеялся, что они не будут меня пытать, выискивать новые лазейки между мирами и оставят в живых. Революционеры бросили меня между мирами. В пустое белое облако. Без звуков, вне ощущения пространства и времени. Через какое-то время я смог встать. Вдалеке маячил огонек свечи. Не разглядеть кто держал свечу, да и был ли кто-то там, или она висела в воздухе сама по себе, привлекая таких же изгоев из собственного мира, как я сам. Просачиваясь сквозь песочную тишину, моего слуха достигла мелодия. Я не слышал ее никогда. В ней отсутствовали слова. Словно небоокая богиня спустилась ко мне на землю и зовет меня, подавая знак свечой. Ее звали Сейшл.

Глава 3. Сейшл

Она явилась ко мне, как спасение. Была моим проводником по белой мгле, куда меня выкинули Пракнеры. Сколько дней, или, может быть, лет я провел здесь вместе с ней, внимая ей, познавая себя и ее. Она любила менять цвет волос одновременно с цветом глаз. То небесно-голубой, то цвет морской волны, то ярко-красный, то цвет базальтового облака, как все вокруг. В белый она облачалась, когда хотела от меня спрятаться. Так я понимал, что ошибся и должен остаться один, чтобы найти выход, уйти глубже.

Ее имя пахло апельсинами и пело марованом33
  Марован, киямб – музыкальный инструмент.


[Закрыть]. Оно пахло морем, щекотало ступни и ладони мягким песком, рождало улыбку на губах. Она сама была морем, безбрежным океаном, в котором я хотел плавать, подобно звезде, раскинув руки и ноги в стороны.

Сейшл любила петь. Обертоны ее голоса наполняли меня, как вода кувшин. Мы функционировали, словно единый организм, мгновенно отвечающий на малейшие изменения друг в друге. Она пела без слов, во всяком случае на протяжении всего времени пребывания с ней я никогда их не слышал. Звуки, которые она издавала, походили то на звон капель росы на утренней заре, то на шепот звезд, которые светят далеко-далеко в космосе за переделами возможностей наших физических тел. Иногда звуки напоминали лязганье металла, громыхание. Я даже не мог представить, что на земле, в том мире, из которого я пришел, человеческая гортань способна воспроизводить подобное. Но здесь Сейшл пела.

Я рассказал, откуда пришел, потому что не был уверен, что она из моего мира. Казалось, что она откуда-то издалека, из космоса, из иных миров, может быть, даже параллельных или из сети. Сложно сказать и представить, сколько таких миров может быть у нас в голове. Мог ли я создать ее сам, или могла ли она создать меня? Кто из нас является плодом воображения другого? У меня не было ответа на этот вопрос. Все смешалось.

Иногда ее песни вызывали во мне мимолетные видения, подобные дежавю, но я не мог вспомнить сами события. Я помнил лишь ощущения от них. Некоторые сочетания нот действовали на меня особенно остро. Они лились сладким эфиром в мой мозг. Он плавился, и внутри меня замирало сердце. Я чувствовал вкус нот, ощущал в полной мере, испытывал возбуждение и то, что от меня ускользает важное. Мне казалось, что я должен вспомнить это и понять непременно, сейчас, немедленно, но видение исчезало так же быстро, как и появлялось. Оно длилось несколько миллисекунд. Возможно, она хотела пробудить во мне воспоминания из жизни на земле. Я задавал прямой вопрос, но она отвечала уклончиво.

Сейшл. Кем она была? Она никогда не говорила. Я часами всматривался в ее глаза, захлебываясь, погружаясь в них без остатка, в самую тонкую сущность, в концентрированный экстракт. Млел от накатывающих на меня волн тепла, блаженства, но не мог разглядеть в них ни малейшего намека на ответы.

Я представлял себя свернувшимся в ее чреве в позе эмбриона, а она гладила меня и пела, пела. В такие моменты я безгранично доверял ей, качался на волнах спокойствия и неги, исходящих от нее. Сингулярность вечно белесого тумана, окутывающего нас, лишала возможности созерцать новые объекты, порождала фантазию, рассеивалась. Сейшл была, как сказали бы на земле, странной. Не от мира сего. Сумасшедшей. Я не удивился бы, если бы она рассказал мне одну из историй, как она совершила длинное путешествие в горы только ради того, чтобы вдохнуть аромат редкого цветка. Упасть рядом с ним в траву без сил, а после смеяться от счастья.

Иная. Сейчас я сам рассмеялся этому слову. Она была для меня всем: моим воздухом, моим голосом, телом, душой. Ее суть составляла мою квинтэссенцию. Не было другого существа, с которым я бы хотел слиться так, как с ней. Дышать каждой клеточкой, впитывать солнечный свет. Мне казалось, что я вижу, как в ее легкие входит воздух, как из него извлекается кислород, наполняются альвеолы, как насыщается кровь и несет живительное чудо ко всем органам, к горлу, сердцу. Как воздух наливается цветом еще у нее внутри, расширяется, становится легким эфиром и с наслаждением срывается с ее нежных губ.

Мы лежали на белесой траве, раскинув руки в стороны. Ее ладонь касалась моей. Сосредотачиваясь на ощущениях от прикосновений, я улетал в открытый космос! Я чувствовал изменение температуры ее пальцев, сокращения микро-мышц, а она в это время продолжала петь. Тогда я парил в пространстве от эйфории, но сейчас мне немного грустно. Мы подарили друг другу частицу себя. Знаю, что наступит момент, и я больше не увижу ее никогда. И от одной только мысли, что я больше не услышу ее голос, мою душу терзала невыносимая тоска. Я был как ребенок, у которого отнимут самое дорогое сокровище, самое ценное в жизни. Я зарыдал. Тихо, беззвучно по моим щекам катились слезы чистого счастья, любви и боли.

***

– Ты все должен постичь сам, – шептала она, когда я просил ее разъяснить, подсказать, – сам, а я лишь могу освещать новые ниточки, которые помогут тебе связать все воедино. Но если я освещу их в другом порядке, то что случится тогда?

Сейшл была права, и кому как не мне знать об этом. Я бегал по лабиринту, искал выход, тыкался, как слепой, в холодные стены, а надо было лишь поднять голову и перелезть через нее! Просто перелезть! Пройти по верху, и тогда весь лабиринт станет виден, как на ладони.

Однажды она сказала мне то, что для меня было откровением, выбило из колеи.

– У тебя появилось клеймо, – произнесла она, гладя мня по лицу, и между делом целуя мои веки.

– Сейшл, но я с тобой всего лишь несколько часов.

Она засмеялась, погладила меня по щеке и поцеловала в губы. Первый раз.

– Милый мой, милый мой наивный пришелец. Теперь ты такой же жилец здесь, как и я.

Я забыл, как дышать. Без моего согласия. Как они могли?

– Пранкеры перенесли тебя сюда, ты мешал их захвату, мог посеять надежду у людей, которые увидят их такими же живыми, как они сами, перестанут их бояться. Мы с тобой здесь многие годы. Здесь иное течение времени.

Она немного помолчала, размышляя над тем, стоит ли ей продолжать. Я кивнул: стоит.

– Они отправили тебя в вечное скитание вместе со мной. Я обучу тебя своим песням, и мы вместе, подобно легкокрылым богам, будем рассекать пространство и петь, петь, петь. Мы будем счастливы с тобой вместе!

Она была похожа на дельфина. Когда в звуках ее голоса я слышал «и-и-ир-ри-и-и», то представлял нас несущимися в бирюзовой толще воды под лучами солнца. Мы гнались друг за другом наперегонки. Я играл, то заплывая вперед, то отставая от нее. Наслаждался мгновением. Иногда я прятался за ее хвост, чтобы плыть в струе, а она, теряя меня, звала, громко, часто, но я не отвечал, в тайне смеясь своей шутке. Тогда она резко разворачивалась в недоумении, и я, используя всю свою верткость, мастерски уходил от столкновения. Она все же успевала куснуть меня за хвост и продолжала свой путь сквозь океан. Мы зависали над кораллами, рассматривая рыбок, с удивлением вглядывались в солнечные лучи, пронзающие воду, наблюдали за круговертью рачков. Я, как под гипнозом, зависал над водорослями и качался в такт из стороны в сторону, разглядывая их строение, поражаясь гибкости, пока не сходил с ума и не видел себя со стороны их глазами. Дельфин, который вообразил себя водорослью. Влюбленный дельфин, а это уже многое меняет.

– Но почему же здесь ты? – Спросил я ее, вынырнув на поверхность.

Она улыбнулась своей грустной улыбкой, полной скорби, отвела глаза и облачилась во все белое.

Я потерял ее.

***

Когда я был человеком… сейчас это звучит так, как будто стал потусторонним существом, призраком, демоном, ангелом или духом, не знаю, кто я сейчас и кем являюсь. Когда я был человеком, слышал о живущих сотни лет назад на земле людях, подобных Сейшл. Шаманы. Они пели, приносили жертвы, учились у природы, жили наравне с ней, единым духом, который мог только быть. Они чувствовали других людей, управляли силами, первозданными, дикими, необузданными. Они изучали, познавали и передавали знания другим. Они говорили – так я читал, – что знания обязательно надо передать, их нельзя скрывать, иначе случится беда.

Я видел сон. Он повторялся несколько раз, иногда в точности походил на первый, а иногда имел продолжение. Во сне я был учеником шамана. Мы жили на севере в маленьком деревянном домике. Каждое утро шаман выгонял меня на холод, чтобы я бегал в одном нижнем белье вокруг хижины. Сто пятьдесят кругов в одну сторону, сто пятьдесят в другую. И так каждое утро. Он говорил мне, что слышит. СЛЫШИТ природу. Шаман и сам был этой природой. Я приходил в его мир, в котором все звенело, пело, грохотало. Он тоже пел. Не так, как Сейшл, а пел на неведомом мне языке. Я знал, что он произносит слова, которые обладают силой. Это было подобно мантре, заклинанию, напеву. Его слова двигали жизненную силу, на которой держался мир. Он учил меня собирать ягоды, ловить рыбу, охотиться. Я не знал, охотятся ли шаманы, но оказалось, что да. Когда он убивал животное, то просил у него прощения и благодарил за его дар. Жизнь ради продолжения жизни. Я бы повстречался с ним здесь, чтобы продолжить обучение. Но я уверен, что Сейшл и есть тот самый шаман. Она сгенерирована из обрывков моих снов, из моего подсознания. Она и есть я. Порождение системы.

Сложно провести аналогию между шаманом и Сейшл, она ведь никого не убивала, не учила меня собирать ягоды, искать их среди опавших листьев и снега. Но оба учили меня одному – любви. Любовь – это та сила, которая движет миром. Сложно представить, что бы было, если бы мы не испытывали сострадания, любви, сочувствия, духовной близости.

Возможно, я не прав, и Сейшл раньше была совершенно обычной девушкой, жила своей жизнью, пока не случилась трагедия. Но я не вижу сквозь время и пространство, чтобы с уверенностью говорить об этом. Я не знаю, кем она была до того, как попала в Вирту-мир. Не знаю. Но знаю лишь одно: она дар, который я должен принять, чтобы пройти дальше.

***

Если человек инстинктивно стремиться к свободе, то можно надеяться, что свобода – это и есть любовь. И всегда есть надежда на то, что можно изменить мир к лучшему. Но без зла мы бы не знали о добре. Без ненависти не тянулись бы к любви. Все бы казалось обыденным, скучным, пресным, лишенным острых ощущений. А без ограничений не знали бы вкуса и жгучего желания свободы.

Я склонил голову на грудь от тяжести осознания этого. Я вновь услышал ее. Сейчас песня напоминала музыкальный инструмент ханг. Она плыла сквозь туман, раскрываясь. Такой я ее еще не видел. Звуки текли в меня, как легкий эфир, одурманивали, а я лишался сознания по мере ее приближения. Она сияла кирлиановой аурой, переливалась нежным аметистом, бисмарк-фуриозо, колыхалась водами пляжа Бонди, пестрила карминно-розовыми оттенками, в то время как нас окутывал все тот же нежный жемчужно-белый цвет завтра.

– Сейшл, – только и мог произнести я, протягивая к ней руки.

Она раскрыла объятия и обняла меня. И тут я все понял. Понял, чего она хотела от меня, чему была призвана научить. Я склонил голову ей на грудь и прижал ее тело к себе.

Все, что происходило далее, я воспринимаю не иначе как кошмарный сон, который мог увидеть только там, на Земле. Я более не могу говорить о ней. Ее уже не вернуть. Может быть, позже я расскажу о случившемся.

Глава 4 Иные воплощения. Акаша

Я обладал возможностью и знаниями, позволяющими мне не только постоянно пребывать в ином Вирту-мире, но и сознательно странствовать по другим мирам. Но как и следовало полагать, я хотел большего. В моем воображении вырисовывался образ, оболочка информационного лабиринта, подобно коре головного мозга, которая объединяла бы в себе все знания, когда-либо накопленные на планете, в галактике, вселенной. Древние называли описываемое мною место «Акаша». Сеть Индры. Акаша – это информационная сеть, сосредоточение и переплетение колоссального объема информации, накопленной прошлыми, настоящими и будущими, еще нерожденными жизнями. Это энергетическое поле, которое наблюдали йоги, мистики, оккультисты, буддисты, всматриваясь внутрь себя. Тонкий эфир, окутывающий нашу планету Земля, недоступный человеческому глазу. Связь между нашими внутренними и внешними мирами.

Акаша скрыта от глаз и останется недоступной для наблюдателя, ищущего ее в своем первозданном физическом обличии. Но если подобрать правильную комбинацию звуков, слов, действий и мыслей, заглянуть в себя, то двери распахнутся.

Мы привыкли, что наше зрение и слух ограничено. За красным мы не можем разглядеть инфракрасный, за фиолетовым ультрафиолетовый, а за привычным нам звуком услышать ультразвук. Мы столь далеки от всего объема информации, который смогли бы получить, полноценно взаимодействуя с нитями. После установки контакта сеть выпустит тончайшие невидимые, но ощутимые нити для слияния и обмена информацией. Состоится обмен знаниями. Из Акаши можно будет черпать информацию, применяя ее на благо человечества для развития и творчества.

По мере эволюционирования науки, человечество не отринуло подобные идеи слияния с сетью, а наоборот зацепилось за них. Я думаю, исследования шли для того, чтобы в том числе просчитать свои последующие реинкарнации. Человек – меркантильное существо и любыми способами будет стараться обеспечить достойное существование своим потомкам, а может быть даже и самому себе, если узнает свое последующее воплощение. Было бы удобно открыть счет на имя некого Бенджамина Бартли и получить внушительное наследство через двести лет. Вы ведь задумывались, откуда некоторые члены общества всплывают в завещаниях, написанных до их рождения? Как можно объяснить картины, нарисованные сотни лет назад со схожими чертами лица наших современников, когда как облик человечества меняется от поколения к поколению? А как объяснить сложные механизмы, созданные спустя сотни лет, опубликованные в произведениях фантастов? Мечты? А описанная в буддизме Махаяны в третьем столетии до нашей эры космология? Возможно, кто-то из ранее живущих все-таки нашел лестницу, ведущую прямиком к Акаше, и та приняла их с распростертыми объятиями.

Но когда природа шла на пути алчности и обогащения? Попытки слиться с сетью отчасти увенчались успехом. Но мы не имели достоверно подтвержденных фактов правдивости слов каждого подопытного человека. Никто из принимающих участие не мог назвать себя выдающейся личностью прошлого и описать действия, воспоминания, связи. Все полученные нами сведения оставались абстрактны. Вспышки информации, образы, экстаз. Одна группа декларировала стихи, читала огромные тексты, древние учения. Друга группа впадала в ступор, рыдала и просила не спрашивать их ни о чем. Третья видела себя монахами, раздающими подаяние нищим.

Одна семейная пара поразила меня больше всего, они были кровными родственниками много тысяч лет назад. В результате открывшегося знания случился диссонанс, который мы не смогли исправить. Говорят, красота требует жертв. Но я перефразирую: наука требует жертв. Это было так, будет и есть. Только так и никак иначе возможно полноценное развитие, идущее семимильными шагами навстречу знаниям. Эволюция движется по пути наименьшего сопротивления, скашивая направо и налево неудачные экспериментальные зачатки будущего.

По большей части мы списали все на препарат, с помощью которого вводили в транс. Гипноз уже давно не применялся в новейших технологиях. На смену древним способам взаимодействия с сознанием пришла химия, поэтому я лично не мог гарантировать никакого результата. Я пробовал и сам провести подобный эксперимент на себе и учениках, но приоткрыл лишь завесу над огромной тайной, скрытой от глаз. Скажу только, что жаждал оказаться в паутине вновь, ощутить ее на себе, познать ее.

Сейчас же Акаша звала меня. Акаша – мать всего сущего. Из нее появляются бозоны, атомы, первородные существа, световые волны, цвет, деревья, горы, планеты, космос. Она дышала призрачным звездным покрывалом над моей головой, проникая внутрь меня. Невообразимо горячая и плотная. С дыханием вплеталась в мои нейронные связи, чтобы получить знания, обменяться терабайтами информации. Я не мог более ей сопротивляться. Я должен был познать себя, истину, увидеть все без преувеличений человеческого сознания.

Чтобы сосредоточиться и начать путешествие, я визуализировал зеркало. Гладкая холодная поверхность отражала абсолют. Человеческий глаз в силу особенности подгонки и сглаживания не способен отразить адекватную картину мира. Зеркало же покажет все настоящее, даже то, чего вы не хотели бы видеть и знать о себе, о жизни, об окружающей действительности.

Касаясь гладкой поверхности, я ощутил легкое покалывание. В моем мозгу выстраивались синаптические связи. Со стороны эти манипуляции походили на подключение к огромному жесткому диску через жгут, выросший из моего истинного лба. Жгут протянулся к поверхности, прошел через нее невесомым облаком и соединился со лбом моего отражения.

Я закрыл глаза, перемещая свой внутренний взор, сосредотачиваясь на отражении, подсвечивая его белым светом гармонии и единения. Я чувствовал двойное сердцебиение. От центра сердца моего второго «я» протянулась невесомая золотистая паутина. Сеть оплетала внутренние органы, конечности, сливалась с кожей, образуя мощный корсет, панцирь, если будет угодно так его назвать. Нити через зеркальную стенку пробирались ко мне. Я желал слияния, хотел обладать ей без сопротивления, чтобы получить необходимый доступ к информации. По мере сплетения в теле ощущалась небывалая легкость. Невесомость. Я понял, что больше могу не ограничивать себя одним или даже двумя телами. Для меня открылся новый портал с высшими частотами звучания реальности. Я могу быть больше.

Мое сознание увеличивалось в размерах. Оно обволакивало близлежащие предметы, их отражения, птиц, деревья, ручьи, воды рек, горы, водопады. Оно росло! Скоро мира, который я заполнил, стало мало, и я вытолкнул сознание за его пределы. Я охватил все миры, которые только были сгенерированы в Вирту-реальности к тому времени. Их оказалось множество. Они мелодично звучали и переливались внутри меня. Я вытолкнул себя вновь, простираясь и обхватывая весь земной шар, стремясь к космосу, к иным планетам. Я отчетливо слышал вибрации, посылаемые звездами. Звезды пели. Мое сознание росло, росло, пока не достигло Акаши.

Акаша колыхалась водами необъятного информационного океана. Она олицетворяла собой струны вселенной, по которым, подобно электрическому току, распространялась энергия. Энергия трансформировалась, принимая новые воплощения, формы, генерируя новые образы, и возвращалась вновь к Акаше, привнося изменения в ее структуру. Но каким бы метаморфозам не подвергались принимаемые ею сигналы, сама она внутренне оставалась, как алмаз: нерушимая, монолитная, стойкая.

Стабильность, умиротворение и покой охватили меня. Время остановилось, больше не было нужды торопиться, искать. Все было в моем распоряжении. Все знания человечества. Все знания мира были во мне, а я обладал ими. Я ощутил вибрацию.

Индра. Музыка сфер. Алмазная паутина. Она имела множество имен, которые веками присваивало ей человечество. Все живое и мертвое обладало присущей каждому творению вибрацией. Творец и его искусство не разделимы.

Я увидел паутину. Вся ткань пространства соединялась воедино. Внутри меня возник образ капельки росы, он размножился до неисчислимых размеров. Каждая капелька отражала в себе остальные, и в каждой капельке я видел отражения последующих. Отражения множились, росли, убегали в бесконечность, срывая рамки и границы познания, унося в зеркальный коридор, в котором отражалась абсолютно вся сеть. Здесь даже мельчайший луч света мог отразить всю информацию вселенной. Самоподобность, самость Акаши поражала.

В капельках росы я увидел фракталы. Сознание отказывалось воспринимать нахлынувшую информацию. Каждая капля росы могла воспроизвести полную картину вселенной. Самодостаточность и трансформация представляла собой космическую спираль. В царившем порядке присутствовал хаос. Чтобы понять суть во всем множестве одинаковых линий, уходивших в бесконечность, необходимо ограничить его движение. Настроиться на постоянство, вечность, нейтральность, отринуть чувства и ощущения. Протянуть нити, связующие вечный мир волн и плотных вещей. Совершить акт созерцания.

Здесь не было имен, которые ограничивают возможности и отрицают иные воплощения существа. У меня больше не было имени. Я отринул его как ненужное, урезающее мою суть. Теперь я объял вечное, безграничность, хаос. Когда сознание и внутренний разум успокоились и обрели абсолютный стаз, иллюзия хаоса раскрылась. Я увидел абсолют, таковость. Жизнь и смерть, дождь и солнце, вдох и выдох – все было едино, цельно, неотделимо. Все люди, все живые существа – одно сознание. Коллективное бессознательное поле проходило сквозь меня. Я глаза, через которые Акаша видела себя. Я сам создавал все вокруг. Сеть существует в виде меня самого. Каждый человек – это важная часть вселенной, глаза, через которые вселенная видит саму себя. Мы сами творим все, мы сами познаем себя. Все это я. Лишь одно сознание смотрит на мир через каждый глаз, под каждым камнем, внутри каждой частицы. Мир смотрит сам на себя, вселенная смотрит на себя. Я наблюдал, я видел танец, слышал его, но не смог разглядеть танцора. Я приближался к порогу между сознанием и материей. Глаз, на который смотрим мы, и глаз, который смотрит на нас – едины.

Я ощутил вибрацию, посылаемую Акашей – музыку сфер. Тонкие струны вселенной затрепетали. Все вокруг звучало. Секрет раскрылся, как коробочка. Если настроиться на музыку существа, дерева, цветов, можно и самому стать этим существом. Чем больше событий наблюдать вокруг себя, тем больше знаний и ключей откроется внутреннему взору. Воспроизводя вибрацию, частоту звука, тональность, звучание, можно творить, черпать энергию, которая заполняет пространство, и направлять ее в нужное русло. Управлять энергией пустоты.

Акаша мгновенно реагировала на все разнообразие звуковых волн, перерождая их в цветность, генерируя образы, воплощая в материю. А я творил. Я создавал невообразимые виды жизни. Внешне они двигались, перекатывались. Я увидел в своих ладонях зарождение жизни на Земле, океан, первейшие клетки и их развитие. Музыка волн, света дала жизнь всему на Земле. Вот с чего все началось. Я понял, как порождать миры. Я творил миры сам. Я забыл свое имя, его больше не существовало в моем сознании, я более не знал ограничений.

Весь космос танцевал и менялся. Мир эволюционировал. Но если танец остановится, мир падет в активное начало негации. Все находилось в движении, не было абсолютного покоя, его не существовало. Открылась истина, которая всегда была доступна всем и каждому. Однако за реснотой даже Акаше нужна была игра, она искала то, что спрятала сама от себя, постепенно забывая о конечной цели своей игры. Поиск запускал столь необходимые для жизни механизмы движения.