Текст книги "Вензель императора"

– К сожалению, рана у фельдъегеря оказалась слишком глубокой, и Масков скончался, не приходя в сознание. Скорбь государя была настолько велика, что он даже не распечатал полученные бумаги, хотя давно их ожидал. Тело фельдъегеря было предано земле недалеко от того места, где случилась трагедия.

– Бедный Масков, – прошептал Павлик. – Кто бы мог подумать, что простая кочка послужит причиной такой нелепой смерти!

– Да, сынок, все мы ходим под Богом и не знаем, когда придет наш черед умирать, – ответил полковник и продолжал: – На следующий день мы прибыли в Мариуполь, где Виллие нашел у его величества лихорадку в полном развитии. Доктор тотчас уложил его в постель и предложил оставаться в Мариуполе, но государь велел продолжать путь. На другой день мы выехали в Таганрог. Вот такая получилась поездка, – закончил свой рассказ Андрей Петрович.

– Ну, будем надеяться на скорейшее выздоровление его величества, – произнесла Марья Алексеевна. – Надо будет завтра сходить в монастырь заказать молебен.

– Болезнь не должна быть слишком продолжительной, – согласился Никольский. – Ведь схожие симптомы были и у полковника Соломки1212
  Афанасий Данилович Соломка (1786–1872) – обер-вагенмейстер Главного штаба, доверенное лицо императора Александра I. Сопровождал его во время путешествия из Таганрога в Крым.


[Закрыть], и у вашего покорного слуги.

Марья Алексеевна не на шутку встревожилась:

– Почему же ты мне сразу не сказал?

Она дотронулась рукой до головы мужа.

– Боже, да ты весь горишь! Немедленно в постель! Петр, сбегай к Глаше, пусть принесет Андрею Петровичу стакан горячего пуншу. А ты, Павел, позови мне Гаврилу. Нужно немедленно привезти Лакиера, чтобы он осмотрел вашего отца!

Лакиер прибыл через час. Осмотрев Никольского, он покачал головой.

– Крымская лихорадка, так я и думал, – произнес он.

Борис Львович порылся в своем портфеле и достал оттуда несколько бумажных свертков с лекарством.

– Вот, – сказал он, протягивая Марье Алексеевне порошки, – принимать два раза в день, утром и вечером, пить больше жидкости. Думаю, через пару дней Андрею Петровичу станет лучше.

Глава пятая
ТРАГЕДИЯ В ТАГАНРОГЕ

Лакиер оказался прав. Через два дня полковник пошел на поправку. Но государю становилось все хуже.

– Все этот проклятый Воронцов! – кипятился Петя. – Если бы он не затащил государя в свой дурацкий Крым, его величество был бы сейчас здоров! И зачем только император послушал этого проходимца?

В комнату к мальчикам заглянул Гаврила:

– Эх вы! В городе творится невесть что, а вы дома сидите!

– А что творится, Гаврила? Расскажи нам скорей!

Ребята усадили друга в кресло.

– Разве вы не знаете, что государь вернулся из Крыма больным? – начал Гаврила. – Все только об этом и говорят! Императору, видимо, совсем плохо. В церквах третий день служат заздравные молебны. Каждое утро перед дворцом собирается толпа в ожидании известий о самочувствии государя.

– Мы попросим отца освободить нас из-под домашнего ареста и завтра пойдем к дворцу вместе с тобой! – решительно заявил Петя.

К радости мальчиков, Андрей Петрович более не настаивал на наказании, и на следующий день Петя, Павлик и Гаврила отправились к дому Папкова. Улица и площадь перед дворцом были заполнены народом. Но нашим героям все-таки удалось протиснуться поближе к воротам.

Вскоре из дворца вышел Дибич.

– Государь благодарит за беспокойство о нем, но убедительно просит вас разойтись по своим домам! – обратился он к толпе.

Послышались крики:

– Как чувствует себя его величество?

– Когда он выздоровеет?

– Что говорят врачи?

– Государь жалуется на головную боль и жар, – отвечал Дибич. – Облегчения от лекарств пока нет. Однако его величество продолжает заниматься делами. Прошу вас не задерживаться и разойтись!

Толпа, немного пошумев, постепенно рас таяла.

* * *

Прошло еще несколько дней. Одиннадцатого ноября глубокой ночью в дверь Никольских громко постучали. Разбуженные шумом мальчики поспешили в прихожую. Андрей Петрович, стоя у входной двери в наспех накинутом домашнем халате, негромко разговаривал с двумя офицерами. В одном ребята узнали полковника Николаева, а в другом – барона Фредерикса. На обоих им указал вчера днем Гаврила, когда они возвращались из дворца.

– Андрюша, что случилось? – с просила жена, когда ночные гости ушли.

Лицо полковника было как никогда серьезным.

– Сегодня ночью от генерала Рота прибыл с секретным донесением Шервуд, – с казал он. – Переговорив с ним, государь дал Николаеву и Фредериксу секретные поручения и приказал выехать из Таганрога. Еще ранее он отправил полковника Чернышева в Тульчин арестовать заговорщиков во главе с Пестелем1313
  Павел Иванович Пестель (1793–1826) – руководитель Южного общества декабристов.


[Закрыть]. Все намного серьезнее, чем мы предполагали, – голос Никольского дрожал от волнения. – Заговорщики вот-вот начнут действовать. Их цель – убийство императора и истребление всех членов царской семьи!

– Какой ужас! – всплеснула руками Никольская.

– Эти безумцы хотят разрушить империю, чтобы на ее обломках построить республику! Не сомневаюсь, что в случае успеха они всю страну зальют кровью, как это было во Франции! – Андрей Петрович в ярости сжал единственный кулак.

– Бог милостив, Андрюша! Будем надеяться, что Николаев и Фредерикс успеют арестовать мерзавцев, – пыталась успокоить мужа Марья Алексеевна.

– Я немедленно отправляюсь во дворец. Государь велел мне исполнять обязанности коменданта, пока Фредерикс отсутствует. Кто бы мог подумать, что все так серьезно! Кто бы мог подумать! – кричал Никольский.

Тут взгляд его упал на сыновей, стоявших в полумраке около двери и дрожавших не столько от холода, сколько от всего услышанного.

– А вы что здесь делаете? – строго произнес Андрей Петрович. – Вы все слышали? – он испытующе посмотрел на мальчиков. – В таком случае я требую, чтобы ни одна живая душа не узнала о том, что здесь сейчас обсуждалось! Это – государственная тайна! – в голосе отца звучал металл.

– Так точно! – пролепетали мальчики.

Они бегом побежали обратно в спальню, забрались в свои постели, но уснуть уже не смогли. Остаток ночи Петя и Павлик проговорили, гадая, успеют ли Николаев и Фредерикс предотвратить переворот, получится ли у Чернышева арестовать Пестеля и его единомышленников до того, как те предпримут какие-либо действия, или, не дай Бог, мерзавцам удастся ускользнуть…

* * *

Беда, как известно, не приходит одна. На следующее утро таганрожцы узнали о том, что государю сделалось хуже.

– Это новость о заговорщиках так расстроила его величество! – восклицали Петя и Павлик, кусая губы от досады. Мальчики были готовы на все, чтобы защитить любимого государя, но что они могли сделать?

Между тем Гаврила ходил какой-то таинственный и загадочно посматривал на ребят.

Причина такого поведения выяснилась только вечером, когда, застав Гаврилу одного в конюшне, сгорающие от любопытства мальчишки буквально прижали кучера к стене:

– Давай, Гаврила, выкладывай! Что ты узнал нового?

– Вот не знаю, говорить вам или нет, вы же меня считаете выдумщиком…

– Не юли, Гаврила! Мы приказываем тебе рассказывать! – строго сказал Петр.

– Ночью во дворец прискакал какой-то офицер, после чего в окнах на половине государя зажегся свет, а через час этот самый офицер снова уехал. После этого город покинули и Николаев с Фредериксом. Никто не знает, куда они так спешно направились посреди ночи.

– Дальше!

– Сегодня сообщили, что государю вновь стало хуже, однако Штофреген, один из царских докторов, уверял императрицу, будто болезнь можно считать пресеченной. Он даже позволил сообщить эту радостную новость в Петербург императрице-матери. Затем с самого утра государь позвал ее величество государыню Елизавету Алексеевну к себе, и они проговорили несколько часов, вплоть до обеда. Если бы императору действительно было хуже – неужели у него хватило бы сил на столь долгую беседу? А на днях по приказанию императрицы был зачем-то куплен на рынке старый поношенный плащ…

– И это все? – разочарованно протянул Петя. – Мы думали, ты действительно узнал чтото важное. А ты нам какую-то ерунду рассказываешь! Плащ какой-то…

– Ерунда не ерунда, да только что-то здесь не так, господа, я это нутром чую!

* * *

Прошло три дня. Новости из дворца не радовали: лихорадка у царя вновь сделалась постоянной. Четырнадцатого числа в доме Папкова поднялась большая тревога: государь встал побриться и упал в обморок.

– Ничего не могу узнать о здоровье царя, кроме того, что официально объявляют на площади, – сетовал Гаврила. – Завтра отец Алексий пойдет причащать и соборовать государя, его позвали во дворец.

У мальчиков перехватило дыхание.

– И ты что, думаешь, что государь умрет?! – гневно воскликнул Петя.

– Я не доктор, чтобы ставить диагнозы, – пожал плечами кучер.

– Вот и помни об этом, – Петя резко повернулся и выбежал из дома.

Его душили слезы, но он не хотел, чтобы их видели даже его лучшие друзья.

* * *

На следующее утро ребята сидели на лавочке в саду и невесело обсуждали последние новости. Вдруг раздался истошный, леденящий душу вой и громкие выстрелы.

– Где это стреляют? – испуганно прошептал Петя.

– Кажется, во дворце…

Мальчики стремглав бросились к дому Папкова. Но на улице столкнулись с Гаврилой.

– Быстро в дом, – скомандовал он. – Там нечего смотреть.

– Что это было, Гаврила? – с просили ребята, когда тот отдышался после быстрого бега.

– Что сегодня творилось во дворце! – проговорил кучер, запирая ворота. – К двери, ведущей в ле́дник, сбежались несколько десятков бродячих собак и принялись истошно выть. Так воют только шакалы, учуяв трупный запах. Что уж такое привлекло их около дворцового подвала, ума не приложу! Волконский приказал охране перестрелять их. Нехорошее это предзнаменование, ох нехорошее!

* * *

В ночь на девятнадцатое ноября на море разыгрался шторм. Ветер гулко завывал в печных трубах, по крыше барабанил дождь.

Петя и Павлик ворочались с боку на бок, перекладывали подушки, то открывали, то закрывали форточку, но сон все не шел к ним. Наконец, совсем отчаявшись заснуть, они уселись у окна и, не зажигая свечей, принялись толковать о странных и печальных событиях последних дней.

– Да, Петя, собаки точно выли не к добру. Утром на площади объявили, что государь совсем плох, – грустно произнес Павлик, наблюдая, как за окном не на шутку разыгравшийся ветер яростно срывает с деревьев последние листья.

– Это точно! – вздохнул Петя. – Вон и отца Алексия сегодня снова к нему позвали.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел, как он заходил во дворец с черного хода.

– Ой, смотри, Петя, кто-то едет! Кажется, это из дворца! – вдруг воскликнул Павлик.

Мальчики припали к холодному стеклу и в сумраке ночи увидели трех всадников. При тусклом свете уличного фонаря им удалось разглядеть двоих из них: это были полковник Соломка и генерал Дибич. Лицо третьего, ехавшего посередине, было скрыто капюшоном темного плаща. Неожиданно порыв ветра с грохотом захлопнул форточку, которую незадолго до этого вновь открыл Павлик. Незнакомец на доли секунды повернул голову в сторону их окна, но этого мгновения было достаточно, чтобы Павлик раскрыл рот от удивления. Всадники же разом пришпорили коней и через минуту растворились в темноте.

– Петя, ты видел, ты узнал его? – прошептал Павел пересохшими от волнения губами.

– О ком ты, Павлик? – не понял тот.

– Этот всадник, который ехал посередине, разве ты не узнал его? Это же был император!

– Да что ты, Павлик! – замахал руками Петя. – Тебе померещилось! Государь лежит при смерти!

– Но я уверен, что не ошибся! – настаивал мальчик.

– Вспомни, один раз мы уже перепутали государя с другим человеком, – произнес Петя.

– Да, но сейчас я голову могу дать на отсечение, что это был император! Смотри, смотри! Они возвращаются! – воскликнул Павел, вновь припав к окну. – Но их только двое… Это Соломка и Дибич! А где же третий?

– Наверное, это был очередной гонец с секретным поручением от императора, – предположил Петя. – Сам посуди, зачем тяжелобольному государю покидать Таганрог, да еще вот так, ночью?

* * *

Наступило утро. Оно было хмурое, сырое и ветреное. Площадь перед дворцом вновь была заполнена народом. Люди, лица которых выражали сосредоточенность и скорбь, тихо перешептывались, ругая Крым и воронцовскую прогулку. Ждали долго.

Наконец из дворца вышел князь Волконский с красными от бессонной ночи глазами и обратился к толпе:

– Жители Таганрога! Сегодня, 19 ноября 1825 года, в 10 часов 47 минут государь император Алек сандр Павлович скончался от горячки с воспалением мозга!

Несколько минут стояла гробовая тишина, затем послышались рыдания и взволнованные восклицания:

– Как же так?

– Почему доктора ничего не сделали?

– Что же теперь будет?

– Кто же теперь будет царствовать? Говорят, что Константин отрекся от престола…

Волконскому едва удалось заставить толпу замолчать.

– В память о нашем любимом государе прошу всех успокоиться и разойтись по домам, – срывая на морозном воздухе голос, прокричал он. – Через несколько дней будет принесена присяга наследнику – Константину Павловичу, а гроб с телом его величества императора Александра будет перенесен в церковь, где каждый желающий сможет проститься с государем.

Договорив, князь поспешил скрыться во дворце.

* * *

Андрей Петрович пришел домой за полночь. – Андрей Петрович! Скажите нам правду! Волконский ведь все врет! Государь не умер! Я видел сегодня ночью, как император уезжал из Таганрога! – решительно приступил к нему Павлик.

Полковник переменился в лице:

– Что за вздор! Государь умер. Уже произведено вскрытие и бальзамирование. Тебе в очередной раз померещилось! И вообще, почему вы еще не спите? – жестко произнес он, хмуро посмотрев на мальчиков.

– Вот видишь, я же тебе говорил, – повернулся Петя к другу.

– Нет, Андрей Петрович! Мне не померещилось! – не унимался Павлик. – Он был в черном плаще с капюшоном. С ним были еще Соломка и Дибич, если не верите мне, спросите у них!

– Это все глупые фантазии! – впервые полковник позволил себе повысить голос на приемного сына.

– Ну что ты, Павлуша! – поспешила вмешаться в разговор Марья Алексеевна. – Этого не может быть! Я сама слышала, что государыня не отлучалась от супруга до последнего его вздоха и сама подвязала платком его челюсть.

– И не смей больше заводить разговор на эту тему! – приказал Павлу Никольский. – Иначе нашу семью ждут большие неприятности!

Павлик хотел было еще что-то сказать, но Никольский, отстранив его, прошел в свой кабинет. На глазах мальчугана выступили слезы: Андрей Петрович и Марья Алексеевна ему не верят! Но он ведь точно видел государя, он не мог ошибиться!

* * *

После смерти императора в городе воцарилась необычайная тишина. Были отменены все увеселительные мероприятия. Даже в портовых трактирах посетители беседовали теперь вполголоса, и все разговоры были лишь о случившемся несчастье.

Тем временем гонцы из Петербурга приносили тревожные вести.

– Все очень неспокойно, – морща лоб, говорил своей супруге поздними вечерами Андрей Петрович. – Говорят об отречении наследника, Константина Павловича, но присягают ему. Принес присягу даже сам великий князь Николай Павлович, назначенный по тайному завещанию императора Александра наследником! Константин же отрекся от прав на престол еще два года назад! И все это хранилось в глубочайшей тайне! На четырнадцатое декабря назначена переприсяга. Но я очень беспокоюсь! Как бы в этой смуте не подняли голову заговорщики. Не всех ведь удалось тогда арестовать…

Андрей Петрович как в воду глядел. Четырнадцатого декабря на Сенатской площади в Петербурге случился мятеж, которому суждено было войти в историю под названием «Восстание декабристов». Но обо всем этом Петр и Павел вместе с остальными жителями Таганрога узнают гораздо позже, уже после того, как восстание будет подавлено и начнется следствие. Пока же здесь, в Таганроге, шли грустные приготовления к прощанию с почившим императором.

* * *

Между тем траурная тишина, установившаяся было в городе после смерти императора, вскоре была нарушена. По мере того как скорбное известие распространялось по империи, в город со всех уголков страны стали прибывать люди, желавшие проститься с государем.

Вскоре в Таганроге собралось столько гостей, что квартиры стали оплачиваться в месяц дороже, чем прежде они оплачивались в год. Курьеры в Петербург и Варшаву и оттуда в Таганрог прибывали и отправлялись беспрестанно.

Дни шли за днями, и Павлику самому стало казаться, что таинственный всадник, которого он видел в ночь перед кончиной государя, был лишь наваждением, плодом воображения воспаленного от бессонницы мозга. По крайней мере, он никому больше не решился об этом рассказать, даже Гавриле, от которого по-прежнему вместе с Петей узнавал последние новости.

– Тело положено в кабинете, и священники по очереди читают Евангелие, – рассказывал кучер. – Во время посещения императрицы все покидают комнату и оставляют ее одну у тела супруга. Сама государыня выехала в дом Шахматова; однако оттуда посещает все панихиды, и утренние, и вечерние.

– …Из Черкасска выписаны четыре генерала для дежурства и шесть полковников для часовых, – с ообщал Гаврила через несколько дней. – Императрица вновь возвратилась во дворец. Многие удивляются той твердости, с каковой она переносит такое тяжелое горе. Злые языки говорят даже, что государыня не очень-то и тоскует по императору. Для отпевания приглашен Феофил, епископ Екатеринославский, Херсонский и Таврический.

– Павлик, а пойдем завтра к дворцу сами и попробуем что-нибудь разузнать, – предложил вечером Петя.

– Давай, – охотно согласился брат.

* * *

На следующий день Павлик еле дождался возвращения Пети из гимназии. Отпросившись у Марьи Алексеевны, мальчики отправились на Греческую улицу.

– Посмотри, сколько стало теперь охраны! – шепнул Петя, когда они приблизились к дому Папкова. – Неужели теперь государь нуждается в этом больше, нежели при жизни? – грустно усмехнулся он.

– Наверное, так положено, – з адумчиво ответил Павлик, осматриваясь по сторонам. – А окна во дворце все занавешены, ничего не разглядишь.

Вдруг у самого входа в дом Папкова послышался шум, и мальчики увидели, как из дворца выводят под конвоем какого-то казака. Тот сопротивлялся и громко кричал:

– Я камер-казак его величества, Федор Кузьмич Овчаров! Я сопровождал государя во всех его поездках с двенадцатого года! Почему мне не дают проститься с ним? Доложите обо мне Волконскому или Дибичу, они меня хорошо знают!

– Их приказ мы и выполняем, – холодно ответил второй конвоир.

– Но почему? Я всю жизнь был предан его величеству! Ходят слухи, будто государя убили, может, поэтому меня не пускают?

– Мой вам совет, – произнес первый конвоир, – уходите отсюда подобру-поздорову! Не то нам придется доложить Дибичу, а тот скор на расправу. Государь скончался по воле Господней. Через несколько дней тело его вынесут в церковь, там и проститесь с императором, как все честные люди.

Видя, что все его усилия прорваться во дворец тщетны и стража неумолима, казак медленно побрел прочь. Тут только часовые заметили двух мальчиков, с интересом наблюдающих за происходящим.

– А вы что тут делаете? – с трого окрикнул их один из солдат. – А ну, марш отсюда!

Мальчикам не пришлось повторять дважды, и они припустились во весь дух домой.

* * *

– Какой жестокий, оказывается, этот Волконский, совсем под стать Дибичу! – сказал Петя, когда они с Павликом зашли в дом. – Уверен, если бы отец видел эту отвратительную сцену, он не дал бы часовым так просто прогнать человека, столько лет верно служившего государю!

Выслушав рассказ сыновей, Андрей Петрович только руками развел.

– Дети, я хорошо знаю Овчарова. Я пытался упросить Волконского и Дибича пропустить Федора Кузьмича к телу государя хотя бы на несколько минут, но тщетно! Меня ведь и самого не пустили попрощаться с его величеством, – добавил полковник. – Случайно зашел в комнату, где происходило вскрытие, – тут же выгнали, да еще и выговор сделали в самой резкой форме. Словно все, что касается смерти императора, они стараются скрыть от всего мира, – задумчиво произнес он.

– Кто – они, отец? – взволнованно спросил Петя.

Полковник спохватился, что сболтнул лишнее:

– Это неважно! Кстати, господа, а что вы делали возле дворца? Уж не придумали ли вы новую шалость? Что прячете глаза? Мне снова вас посадить под домашний арест? – Андрей Петрович все больше раздражался.

– Нет-нет, отец! Что вы! Мы просто гуляли… – стал оправдываться Петя.

– Если узнаю, что вы снова что-то натворили, выпорю обоих! – перебил сына Никольский.

* * *

На следующий день Гаврила докладывал:

– Тело государя вскрыли и подтвердили диагноз: горячка с воспалением мозга. И очень кстати!

– Почему? – удивились Петя и Павлик.

– Вчера из Черкасска примчались несколько тысяч казаков и потребовали выдать убийцу государя! До них, видите ли, дошли слухи о насильственной смерти императора. Но Дибич и Чернышев быстро охладили их горячие головы, показав протокол вскрытия, – пояснил кучер. – Кстати, попробуйте угадать, кто участвовал во вскрытии и бальзамировании государева тела помимо царских докторов? – лукаво прищурился Гаврила. – Ваш старый знакомый – Лакиер!

– Наш Лакиер? – удивился Петя.

– А что это такое – бальзамирование? – спросил Павлик.

– Это когда из мертвеца вынимают все внутренности и пропитывают тело особым веществом, – объяснил кучер.

– Как тела египетских фараонов, что ли? А зачем это сделали? Ему что, построят пирамиду, как фараонам? – удивлялся Петя.

– Ну и чудные вы! Какие еще пирамиды?! Хоронить ведь государя повезут в Петербург! Как же он доедет в такую даль незабальзамированный, а? Еще, небось, и в столице с ним захотят родственники проститься, наверняка гроб откроют, и что они там, по-вашему, увидят? – деловито осведомлялся Гаврила.

– А когда его повезут в столицу?

– Одиннадцатого декабря должны вынести гроб из дворца в церковь, затем уж и в Петербург отправят.

– А мы сможем проститься с государем в церкви? – спросили мальчики.

– Ну конечно, сможете! В церкву-то всех пускают, не то что во дворец!