Текст книги "Вензель императора"

Глава третья
ПОДАРОК ИМПЕРАТОРА

К несказанной радости ребят, об их приключении никто не узнал. Пете, несмотря на тайную стремительную прогулку, было намного лучше, и Марья Алексеевна в который раз восхваляла доктора Лакиера и его волшебные порошки.

На следующий день во дворце снова был прием, куда были приглашены и Никольские. Из дома Папкова Андрей Петрович и Марья Алексеевна вернулись в хорошем расположении духа, единственное что – госпожа Никольская казалась бледнее обычного.

– Подождите, подождите, мальчики, – остановил полковник сыновей, готовых осыпать родителей вопросами. – Дайте вашей матушке прийти в себя, разве не видите, что ей нездоровится?

Марья Алексеевна прилегла на кушетку.

– Ах, детки, это был удивительный прием, и государь с государыней такие приветливые, такие обходительные! – промолвила она, откидываясь на подушку.

– Да, очень приятно, что государь не забывает верных слуг своих, – подтвердил Андрей Петрович, расположившись в кресле напротив жены.

– Но вот что удивительно, – продолжала Марья Алексеевна. – Его величество с таким интересом расспрашивал отца и о тебе, Петя, и о тебе, Павлик, будто знаком с вами лично!

Мальчики переглянулись.

– А ведь государыня больна, неизлечимо больна, – вдруг понизив голос, добавила она. – Мне это по секрету сказала Вера Кирилловна Никишина, а та слышала случайно разговор фрейлин ее величества.

– Марьюшка, ну это уже лишнее ты говоришь! – недовольно поморщился Андрей Петрович. – Зачем обращать внимание на то, что говорят старые сплетницы!

– Это Вера Кирилловна-то – сплетница?! – всплеснула руками госпожа Никольская. – Как тебе не стыдно, Андрюша, так говорить!

– Ну ладно, только не волнуйся! Борис Львович запретил тебе нервничать! – Андрей Петрович многозначительно взглянул на супругу. – Может, уже скажем им?

– О чем? – хором спросили сыновья.

– Петенька! Павлик! – Марья Алексеевна сжала руки сыновьям. – У вас скоро будет сестренка!

– Почему ты уверена, что сестренка? – перебил супругу Андрей Петрович. – Может быть, братец?

– Нет, Андрюша, сестренка, я это сердцем чувствую. Ну как, детки, вы рады?

Петя и Павлик запрыгали по комнате.

– Рады?! – закричал Петя. – Еще как рады!

– А давайте назовем ее Елизавета – в честь государыни императрицы, – предложил Павлик и вопросительно взглянул своими голубыми глазами на Марью Алексеевну.

– А это ты здорово придумал, дружок! – откликнулась она. – И как это нам самим не пришло в голову, а, Андрюша?

Все согласились, что это очень удачная мысль.

* * *

Мальчики очень надеялись, что их приключение на Греческой улице останется тайной для родителей, но на следующий день привычную тишину в доме Никольских нарушил крик Андрея Петровича, только что вернувшегося из дома Папкова:

– Петр! Павел! Немедленно идите сюда!

Мальчики, почуяв неладное, бросились в отцовский кабинет, откуда доносился голос отца.

– А, вот вы где! – полковник был вне себя от гнева. – Это надо же было так опозорить семью! Прихожу я к государю, а он мне рассказывает, как видел моих сыновей на дереве в палисаднике царского дворца! В день приезда государыни! Да я от стыда чуть сквозь землю не провалился! Ну Петр – еще ладно, но от тебя, Павел, я такого вообще не ожидал! – Андрей Петрович в изнеможении опустился в кресло перед камином.

Петя и Павлик стояли перед ним опустив головы.

– Что же вы молчите, объясните свое поведение, судари! – в згляд Андрея Петровича был как никогда суров.

– Отец, – робко начал Петя, – мы ничего плохого не сделали. Мы только хотели хоть одним глазком взглянуть на торжество! А моему здоровью это совсем не повредило. И не ругай, пожалуйста, Павлика. Это была моя идея, он долго не соглашался.

– Но лезть на дерево в чужом саду, да еще царском! Уму непостижимо! – полковник никак не мог успокоиться.

– Простите нас, пожалуйста! Мы больше никогда-никогда вас не ослушаемся, – сказал Павлик.

– Ладно! В последний раз прощу! – с мягчился наконец Андрей Петрович. – Спасибо государю, что он не предал ваш поступок огласке, иначе весь город надо мной потешался бы! Одно не могу взять в толк, откуда он только узнал, что вы мои сыновья?

Мальчики переглянулись, а Андрей Петрович вынул из нагрудного кармана сюртука изящные часы.

– Вот, хотел показать вам.

– Что это, отец? – спросил Петя, подходя ближе.

– Подарок его величества, – с гордостью ответил полковник.

Петя и Павлик в восхищении разглядывали великолепные золотые часы, крышка которых была усыпана драгоценными камнями: тут были и прозрачные, как слеза, алмазы, и красные, как кровь, рубины, и голубые, как небо, сапфиры… Никольский нажал на крохотный рычажок, и взору ребят предстал вырезанный из слоновой кости циферблат. На внутренней же стороне откидной крышечки часов была выгравирована украшенная завитками заглавная буква «А» с изящной короной над ней.

– Это вензель императора, – прошептал Павлик.

– Какая честь нашей семье! – восторженно отозвался Петя, зачарованно глядя на часы.

– Мало того! – произнес отец торжественным голосом. – Эта вещь была изготовлена специально для государя, и он не расставался с ней в течение нескольких лет! А теперь подарил мне! – Андрей Петрович бережно закрыл часы и убрал их обратно в карман.

– Чем же вы, отец, заслужили эту милость? – спросил Петя.

Андрей Петрович, словно что-то вспомнив, стал вдруг серьезным.

– Много будешь знать, скоро состаришься! – ответил он довольно резко. – И вообще, что вы тут стоите? Мне пора возвращаться в дом Папкова. Государь поручил мне надзор за дворцовым караулом. Вас же я настоятельно прошу… нет, требую, чтобы вы обходили этот дом за версту!

– Но почему, отец?! – разочарованно воскликнули мальчики.

– Садовник во дворце случайно обмолвился, что в день приезда императрицы в царском саду бродили какие-то мальчишки. Догадываетесь, кого именно он видел?

Петя и Павлик опустили головы.

Тут в кабинет вошла Марья Алексеевна.

– Ну что, Андрюша, удалось ли тебе поговорить с государем насчет Гриши? – поспешно спросила она мужа.

– Да, Марьюшка, просьбу зятя я выполнил. Надо сказать, государь не был в восторге, что я прошу за Полонского, но все же согласился взять Гришу на службу в свою канцелярию и написал соответствующее распоряжение. Григорию Никандровичу необходимо как можно быстрее отправиться в Петербург.

Андрей Петрович достал длинный узкий конверт, скрепленный царской печатью, и показал жене. Марья Алексеевна бросилась на шею мужу:

– Спасибо, Андрюша, ты не представляешь, как обрадуется Гриша! Так я пошлю за ним? Пусть приходят на обед вместе с Катенькой, тогда и письмо отдашь ему, да?

Андрей Петрович пожал плечами:

– Пошли. Уж он-то время зря терять не будет! Сегодня же, наверно, начнет собирать чемоданы, – язвительно добавил он.

Но госпожа Никольская не обратила на это внимания:

– Надо сказать Глаше, чтобы приготовила что-нибудь праздничное, – размышляла она вслух.

И, поцеловав руку мужа, Марья Алексеевна побежала на кухню.

Никто, казалось, и не заметил, как омрачилось лицо Павлика, когда он услышал про возможный отъезд Григория Никандровича и его дочери.

* * *

До обеда оставался еще час, а Полонский уже примчался в дом кузины. Андрей Петрович пригласил его к себе в кабинет.

В гостиной остались госпожа Никольская, Катенька и прибежавший Павлик. Марья Алексеевна устроилась в кресле перед камином и взялась за спицы – готовить приданое для будущей малышки. Катенька и Павлик присели на диван. Полонская была младше него на два года. Это была очень красивая худенькая девочка, с темно-русыми кудрями и серыми глазами. Госпожа Никольская очень любила племянницу за кроткий нрав, унаследованный от покойной матушки. Когда Катенька только родилась, Марья Алексеевна хотела обручить ее с Петей, но духовник семьи, отец Алексий, объяснил, что по церковным канонам это невозможно. Сейчас же, сидя в своей гостиной и наблюдая за беседой приемного сына и племянницы, Марья Алексеевна от души радовалась, что та помолвка не состоялась. От ее проницательного взгляда не ускользнуло и то, как горят глаза Павлика при разговоре с гостьей, и то, как смущенно рдеют щеки девочки.

– Как ваше здоровье, Катенька? – интересовался Павлик, нежно глядя на гостью.

– Благодарю, намного лучше теперь, – отвечала девочка, опустив глаза. – Только вот… Маменька часто снится, – по Катиной щеке скатилась слезинка.

– О, как я вас понимаю! – в порыве чувств Павлик положил свою теплую ладошку на тонкую прозрачную ручку девочки и тут же, спохватившись, отдернул ее. – Мне тоже часто снятся мои родители. Хотя матушку я совсем не знал… Но отца я помню хорошо и, пусть даже прошло уже четыре года, до сих пор не могу привыкнуть, что его больше нет. Андрей Петрович и Марья Алексеевна любят меня как родного, я бесконечно им благодарен. Да и с Петей мы как братья. Но, – он понизил голос, – видит Бог, порой мне кажется, что я отдал бы все, только бы мои родители были живы!

– Да-да! Я чувствую то же самое, вы абсолютно правы – никто не заменит нам наших папу и маму, – согласилась Катя.

– Но вам не стоит грустить, – продолжал совсем по-взрослому Павлик. – Ведь вы скоро отправитесь в столицу, а там столько всего интересного! Говорят, на праздники там такие фейерверки запускают!

– По правде сказать, мне совсем не хочется никуда уезжать, – тихо произнесла девочка. – Здесь могила моей матушки, здесь мои верные друзья, – она подняла свои прекрасные глаза на своего собеседника.

В этот момент Андрей Петрович и Григорий Никандрович вышли из кабинета. Полонский сжимал в руках конверт. Вид у гостя был радостный, но чувствовалось, что он немного раздосадован.

– Еще раз покорнейше благодарю, Андрей Петрович, вы оказали мне большую услугу, – Полонский поклонился зятю.

– Ну что вы, Григорий Никандрович, на то мы и родственники, – устало отмахнулс я тот.

– Просто поразительно! – не унимался гость. – Семь лет назад, в первый приезд государя, я несколько раз просил его величество определить меня на гражданскую службу в Петербург и каждый раз получал отказ! Вам же стоило лишь мимоходом упомянуть государю о моей ничтожной персоне – и пожалуйста: путь в столицу открыт! Слышишь, Катенька? Поблагодари же скорее своего дядю!

Катенька послушно подошла к Андрею Петровичу и сделала реверанс. Он в ответ слегка поклонился.

– Откровенно говоря, Григорий Никандрович, я не вижу большого повода для радости. Поменять военную службу на службу в канцелярии, на мой взгляд, не слишком благородная затея, – не удержался от замечания Андрей Петрович.

Гость сделал вид, что не расслышал.

– А часы-то какие прелестные, – не унимался он, нервно похихикивая.

– Андрюша, ты и часы показал? – у дивилась Марья Алексеевна.

– Имел неосторожность проговориться, а уж Григорий Никандрович не успокоился, пока я не показал ему подарок государя, – неохотно пояснил Андрей Петрович.

Полонский обернулся к сестре:

– Да-да, должен заметить, сестрица, на редкость изящная вещица! Андрею Петровичу несказанно повезло получить такой роскошный подарок, да еще из рук самого императора Всероссийского!

Григорий Никандрович усиленно улыбался, в то время как глаза его пожелтели от зависти. Гость то и дело доставал носовой платок и вытирал вспотевший лоб.

– А вы знаете, что его величество не расставался с этими часами несколько лет, что они были сделаны по специальному заказу для него самого? – вступил в разговор Павлик.

– Да что вы говорите-с? Андрей Петрович мне этого не сказали-с! – выдавил из себя Полонский, тщетно пытаясь изобразить приятное удивление.

В этот момент он был настолько жалок, что Никольский даже отвернулся, а Марья Алексеевна еще ниже склонилась над вязанием. Положение спасла Глаша.

– Кушать подано! – входя в гостиную, доложила она.

Марья Алексеевна вздохнула с облегчением и поднялась с кресла:

– Братец! Племянница! Пойдемте к столу! Глаша сегодня постаралась на славу!

– Уж простите нас, сестрица, дорогой зятюшка! Но, честно говоря, от волнения и радости мне сейчас кусок в горло не полезет! Позвольте уж нам с Катенькой откланяться! – с казал Григорий Никандрович и поспешил к выходу, одной рукой увлекая за собой дочь, а другой прижимая к груди заветный конверт.

– До свидания, Катенька! – крикнул им вслед Павлик.

Когда за окном послышался стук копыт и скрип отъезжающего экипажа, в гостиную заглянул Петя:

– Уехали?

– Да. А где ты был? – поинтересовался Павлик у брата.

– В саду спрятался, как увидел коляску Полонского. Терпеть его не могу! Все улыбается, а сам отчаянно завидует отцу и ненавидит его лютой ненавистью! Кузину только жалко, иметь такого отца!

– Как не стыдно тебе, Петр, говорить всякие гадости про своего дядю! – возмутилась Марья Алексеевна, вновь заглянувшая в гостиную. – Марш руки мыть и за стол! Все только вас и дожидаются!

Глава четвертая
ЦАРСКИЕ БУДНИ

Город постепенно привыкал к присутствию государя и государыни. Жизнь Пети и Павлика тоже вошла в свое привычное русло: мальчики всецело погрузились в мир наук. Петр исправно посещал гимназию, а для Павла, которому сие поприще предстояло только на следующий год, Андрей Петрович нанял учителя-немца, взявшегося за порученное дело со свойственной его нации педантичностью.

Что касается прогулок, то они стали теперь редкостью в плотном расписании мальчиков. А уж о том, чтобы приблизиться к дворцу, и речи не могло быть – Андрей Петрович не забыл выходки сыновей.

– Это жестоко, матушка! – в озмущался Петя, когда Марья Алексеевна приходила вечером пожелать сыновьям спокойной ночи. – Лишать нас радости видеть государя! Отец ведь знает, с каким нетерпением мы ждали приезда его величества!

– Знаю, Петруша, знаю, – ласково трепала она мальчугана по волосам. – Но вы пока не умеете вести себя прилично. Сейчас в Таганрог прибыло очень много высокопоставленных лиц. Немногие из них довольны благоволением государя к Таганрогу.

– Ты говоришь о Воронцове, мама?

– О нем в первую очередь. Он страшно раздражен тем, что государь дарует нам те же привилегии в торговле, что и Одессе. И только и ждет, чтобы таганрожцы опростоволосились. Лощеные крымчане и так уже посмеиваются над нашей провинциальностью. Наши-то и вправду голову совсем потеряли. Слыханное ли дело, что ни день – в башмаках да под пудрою: приемы, представления, выезды, – г оворила госпожа Никольская, поправляя сыновьям подушки. – Да, государь очень любезен и милостив к таганрожцам и, в частности, к нашей семье, – продолжала она. – Он сохранил вашу шалость в тайне, но не стоит злоупотреблять его великодушием. Всем нам будет спокойнее, если вы несколько недель посидите дома.

– А какие льготы дает государь Таганрогу? – спросил неожиданно Павлик.

– Государь пожаловал нам право беспошлинной торговли на пятнадцать лет. А почему ты спрашиваешь, сынок?

– Я просто подумал, что, если наладится торговля, может, Григорию Никандровичу не придется уезжать в Петербург?

– Думаю, Павлик, на его решении это уже не отразится, – улыбнулась госпожа Никольская. – Но ты не горюй, он обязательно будет присылать к нам Катю на лето, – добавила она.

Мальчик весь вспыхнул:

– Да я и не про это совсем…

– А почему отца так долго нет? – перебил его Петя. – С тех пор как приехал государь, мы его почти не видим.

– У вашего отца много важных дел, – объясняла Марья Алексеевна. – Во дворце поставлен большой почетный караул от лейб-гвардии казачьего полка. И государь поручил вашему отцу наблюдение за сменой караула. Кстати, комендантом города назначен полковник барон Фридерикс, совсем не знающий Таганрога. По повелению императора по всем возникающим вопросам он тоже обращается к Никольскому. Так что хлопот у вашего отца хватает. Ну все! Вам давно пора спать. Завтра снова занятия. И обещай мне, Петр, – она строго посмотрела на сына, – больше никаких глупостей!

– Так точно! – козырнул Петя.

* * *

Мальчики держали обещание и усердно занимались. Но в редкие, свободные от уроков минуты ребята думали только об императоре. Все мысли их были на Греческой улице, в доме номер 40.

– Чем-то занимается наш государь? – спрашивали они друг друга и бежали разыскивать всеведущего Гаврилу.

– Ну расскажи нам хоть что-нибудь, Гаврилушка, – просили они, отвлекая кучера от дел. – Как он устроился, что делает, нравится ли ему у нас в Таганроге?

И Гаврила охотно бросал свое занятие и начинал перечислять все новости и сплетни о венценосной чете, добытые им преимущественно в портовых трактирах.

– Государю у нас очень нравится. Его кучер не перестает удивляться: в Петербурге царь постоянно грустил, а здесь, в Таганроге, он радостен и весел! Говорят, его величество порицает хваленый Крым и весьма доволен, что предпочел ему наши края. Устроился государь в доме Папкова на удивление очень просто, без всякой роскоши и богатства, – продолжал Гаврила. – Императрица с фрейлинами занимает целых восемь комнат, а государь – всего две. Порядок в комнатах его величество изволили устанавливать сами. Я тут свел знакомство с камердинерами его величества…

– Кто бы сомневался! – з асмеялись ребята. – Ты у нас известный проныра!

– Попрошу без оскорблений, господа! Ну так вот, они, то есть Федоров с Анисимовым, мне сообщили, что еще до приезда государыни царь сам расставлял простые стулья и небольшие липовые шкафы для библиотеки, вбивал собственноручно гвозди и вешал картины.

– Среди граждан государь держит себя очень просто, – рассказывал на другой день Гаврила. – В клубе танцует с незнаменитыми горожанками. А гуляя по набережной, заводит разговоры с простыми людьми, даже с крестьянскими ребятишками.

– Вот и мы с ним так же познакомились, – задумчиво произнес Павлик. – Помнишь, Гаврила, того незнакомца на берегу моря? Ведь это и был царь!

– А я сразу понял, что это не простой приезжий, – заявил кучер.

– По правде сказать, – признался Петя, – я представлял себе царя таким важным, грозным, недосягаемым властелином. Я и подумать не мог, что он может вот так запросто гулять по городу и общаться на равных с простыми смертными!

– Да, он такой, наш благословенный царь! – с гордостью подтвердил Гаврила. – И, скажу вам, судари, редко когда прогулка его величества не бывает ознаменована каким-нибудь благодеянием нашим горожанам. Однажды я сам видел, как его величество помог пьяному гарнизонному офицеру Струменскому. Несчастный никак не мог попасть на тротуар, а происходило все это прямо перед окнами Дибича. И государь, взявши Струменского под руку, повел домой, чтобы Дибич не увидел, в каком состоянии находился его подчиненный. Конечно же, Струменский, узнав императора, сразу же протрезвился. Но Дибич, оказывается, наблюдал всю эту картину из своего окна и распорядился все-таки посадить офицера под арест.

– Противный Дибич! – воскликнул Петя. – Кем он себя возомнил!

– А государыня, к всеобщему удивлению, быстро идет на поправку, – продолжал рассказывать Гаврила. – Еще бы! В наших-то краях! И с государем у них полная идиллия! Сам видел, как гуляют под ручку, государь с ней – сама учтивость и предупредительность, готов тут же исполнить любое ее пожелание. Понравилось ей в нашем карантине – его величество тут же велели купить это место. А в их собственный сад завезли фазанов! Говорят, что по просьбе Виллие их доставили с Кавказа.

– А чем больна государыня? – спросил Павлик.

– Кажется, у нее чахотка, – ответил кучер. – Ее величество никогда не отличалась крепким здоровьем, но после прошлогоднего наводнения в Петербурге болезнь резко обострилась. Тогдато государь и предложил уехать на зиму в Таганрог.

– …Что я узнал сегодня! – заговорщическим голосом сообщал Гаврила на следующий день. – Оказывается, государь хочет оставить престол!

– Да ну? – изумились ребята.

– То-то и оно! Дворцовый садовник лично слышал, как государь, гуляя в саду вместе с Волконским, рассуждал о том, что надо, мол, чтобы переход к частной жизни не был резок.

– Ладно, Гаврила, не выдумывай!

– Ничего я не выдумываю, – обиделся Гаврила. – Федоров с Анисимовым вообще говорят, что государь мечтает об этом уже много лет. Опять не верите? Так зачем тогда сюда приходите? Ничего больше вам не расскажу!

Гаврила надувал губы, морщил лоб и демонстративно отворачивался от ребят, но те спешили перед ним извиниться, и кучер, мгновенно забыв обиды, продолжал смаковать новости об императорской чете.

* * *

Вечером следующего дня Андрей Петрович вернулся домой весьма воодушевленный.

– Скажи Глаше, чтоб собрала мне чемодан! – попросил он Марью Алексеевну. – Государь отправляется в Землю Войска Донского. Его величество очень милостив к донским казакам, называет их своею Таганрогскою гвардией. Я говорил императору, что он всегда может рассчитывать на донцов, что бы ни случилось.

– А что может случиться, Андрюша? – насторожилась Марья Алексеевна.

– Ходят упорные слухи о заговоре. Будто бы во многих воинских частях существуют тайные общества, целью которых является государственный переворот! – тихо произнес Никольский.

– О Боже! – прошептала Марья Алексеевна. – Бедный государь!

– Он регулярно получает тайные донесения о деятельности заговорщиков. Его величество чрезвычайно взволнован, хотя и умеет не подать виду. Он спрашивал меня, что я обо всем этом думаю, еще в тот раз, когда я был у него по поводу Гриши.

– И что же ты ответил?

– Ответил, что, пока жив хоть один донской казак, императору нечего опасаться! Что, если понадобится, я готов, несмотря на увечье, взять саблю в руку и до последней капли крови защищать его величество!

– И что государь?

– Он был необычайно растроган и крепко обнял меня. А потом подарил эти часы с вензелем. Так что поездка эта как нельзя кстати, – продолжал Андрей Петрович. – Пусть его величество сам убедится в истинности моих слов!

– Про каких заговорщиков ты говоришь, отец? – спросил, входя, Петя.

– К сожалению, сынок, на свете полно мерзавцев, рвущихся к власти, но прикрывающих свои низменные желания любовью к народу. Но не переживай, мы не позволим им причинить зло кому бы то ни было, тем более государю! – ответил Андрей Петрович.

– Но… – начал было Петя.

– Остальное тебе знать пока не обязательно!

* * *

Поездка государя в Землю Войска Донского заняла не больше недели.

– Достигли мы Новочеркасска довольно быстро, – рассказывал полковник по возвращении. – Погода была ясной и безветренной, и государь ехал верхом. Народ радостно приветствовал его величество, подбрасывая шапки в воздух, пушечные выстрелы заглушали крики «Ура!». Что это был за день! Я видел слезы на глазах императора, который воочию мог теперь убедиться в преданности казаков! В Новочеркасске мы оставались три дня, затем посетили Аксай и Нахичевань. Побывали и в Ростове. Его величество очень доволен поездкой.

– Ну а мы довольны, что ты уже дома! – произнесла Марья Алексеевна, ласково глядя на мужа.

– А что Полонский? – спросил Андрей Петрович.

– Они с Катенькой вчера уехали в Петербург. Гриша забегал прощаться, передавал тебе поклон, – ответила Марья Алексеевна.

– Ну, будем надеяться, что у него там все сложится хорошо.

* * *

– Ах Воронцов! Ну и проныра! – вновь по всему дому гремел голос Андрея Петровича.

Сыновья бросили уроки и стремглав помчались в гостиную. Их отец взволнованно ходил по комнате.

– Заманил все-таки государя в Крым, прохвост эдакий! Ему Таганрог всегда был поперек горла! Прости, Марьюшка, – обратился он к вошедшей жене, – но придется мне завтра вновь отправляться в путь!

– Андрюша, прошла ведь всего неделя после вашего возвращения из Черкасска! – расстроилась Марья Алексеевна.

– Что поделать! – развел руками Никольский.

– Вы поплывете на корабле, отец? – с просил Петя.

– Нет, сынок. Государь решил ехать сухим путем.

– А когда вы вернетесь? – поинтересовался Павлик.

– Не знаю, как получится. Царь едет не просто на прогулку, а с инспекцией. Он хочет побывать во всех воинских частях Крыма, осмотреть города, порты и гавани, береговые укрепления.

– Но вы совсем не рады новому путешествию, отец! Это из-за Воронцова? – спросил Петя.

– Не только, – произнес полковник. – Никак не могу отделаться от ощущения, что добром эта поездка не закончится!

* * *

На следующее утро Петя и Павлик вновь смотрели из окна своей комнаты на удаляющийся царский кортеж, пока тот не растворился в бескрайних, выжженных солнцем степях, оставив после себя лишь облако пыли.

Прошло несколько дней. Ребята то и дело посматривали в окно, не едет ли государь? И вот как-то под вечер мимо их дома промчался одинокий тарантас, из окна которого выглядывал… император Александр!

– Но почему государь возвращается в город один? Где же Андрей Петрович и остальная свита? Может, что-то случилось? – в недоумении произнес Павлик.

– А может, те самые заговорщики, про которых рассказывал отец, напали по дороге на царский кортеж? – испуганным голосом сказал Петя.

От этой страшной догадки у ребят все похолодело внутри, и они бросились искать Гаврилу. Они застали закадычного друга за кормлением лошадей.

– Гаврила! Гаврила! Ты видел? – кричали ребята, ворвавшись в конюшню.

От неожиданности кучер опрокинул ведро воды, которое держал в руках.

– Ах вы, несносные! Ну чего вы так кричите! Вот, всю рубаху из-за вас намочил! – ворчал он, стряхивая с рук капли воды.

– Да послушай же, Гаврила! – наперебой голосили мальчики. – Неужели ты не видел, что император уже вернулся?

– Ну и что такого? Чего же так кричать-то? – Но государь вернулся один, без свиты! Где же Дибич, Волконский, Виллие? Где отец? А вдруг по дороге в Крым заговорщики напали на царский кортеж, всех убили, и лишь императору удалось спастись? Неужели и отец… погиб?! – всхлипнули хором мальчики.

– Ну и придумаете же вы! Ладно, схожу сейчас во дворец, попробую что-нибудь узнать.

– Сходи, пожалуйста, Гаврилушка, сходи, миленький! И возвращайся скорее. Мы пока ничего матушке не сказали. Она же этого не перенесет! – Петя и Павлик заплакали навзрыд.

– Этого еще не хватало! Марью Алексеевну пустяками беспокоить! Да не ревите вы! Сказано ведь, иду! – Гаврила переодел рубаху и побежал во дворец.

Прошел час. Как же долго он тянулся для мальчиков! Наконец кучер вернулся.

– Эх вы, кисейные барышни! А еще меня выдумщиком называли! Мне у вас учиться и учиться! – смеялся он.

Братья вспыхнули от гнева:

– Чего же ты смеешься? Лучше рассказывай скорее!

– Да рассказывать и нечего. Не царь это был!

– Как не царь? – изумились ребята. – Мы же видели его! Нашел время шутки шутить!

– Да не шучу я. Это был фельдъегерь Масков, курьер из Петербурга. Он прибыл с депешами к его величеству. Он же не знал, что государь уехал в Крым. А как узнал, почти сразу следом отправился. Внешне он и вправду похож на государя, его в армии даже в шутку «императором» называли, как и Струменского, – объяснял кучер.

– Ты уверен, Гаврила, что это был не государь? Уф, камень с души свалился! – ребята рассмеялись и обняли кучера. – Спасибо, Гаврилушка! Что бы мы без тебя делали!

– То-то же! – довольно крякнул Гаврила. – Могли бы уж в качестве благодарности и новое ведро воды принести взамен разлитого, – проворчал он, поднимая пустую кадушку.

– Да мы десять таких ведер сейчас принесем! – воскликнул Петя и, отняв у кучера ведро, тотчас помчался к колодцу.

– А как ты думаешь, Гаврила, государь скоро вернется? – спросил Павлик.

Гаврила пожал плечами:

– Ну, думаю, раньше чем через две недели Воронцов его не отпустит. Если, конечно, не уговорит императора перебраться в Крым на всю зиму!

* * *

Гаврила, однако же, ошибся в своих расчетах. На восьмой день путешествия, пятого ноября, в восемь часов вечера закрытая коляска с государем въехала в Таганрог. Наутро весь город был взбудоражен печальной новостью: государь болен.

– Так и знал, что эта поездка до добра не доведет! – г орячился Андрей Петрович. – Да и государь ехал с неохотой, все время хотел сократить путешествие, как только возможно. Мы осмотрели Симферополь, Алушту, Гурзуф и Алупку. Были в Ливадии, Ореанде. Государю, видимо, уже тогда было не по себе. По крайней мере, он говорил довольно странные вещи, больше похожие на бред больного.

– Что именно, отец? – спросил Петя. Андрей Петрович махнул рукой:

– Говорил, что скоро станет «жить частным человеком» и переселится в Крым. Что он «отслужил двадцать пять лет, и солдату в этот срок дают отставку».

– И Гаврила нам все время говорит, что царь хочет сойти с престола… – задумчиво протянул Павлик.

– Он-то с чего это взял? – удивился Андрей Петрович.

– Папа, да вы разве не знаете Гаврилу?! Он же везде и всегда сведет нужные знакомства и все, что захочет, непременно выведает!

– Вот как? Значит, надо будет давать ему больше работы, чтоб не было времени заниматься всякой ерундой, – с трого произнес полковник.

– Как же так получилось, что государь заболел? – спросил Павлик.

– Недалеко от Севастополя, – с тал рассказывать сыновьям господин Никольский, – г осударь отправился посетить Георгиевский монастырь. С моря дул сильный ледяной ветер, а государь был верхом и в одном мундире. Вдобавок в монастырских кельях, вырубленных прямо в скале, было очень влажно. Мы сами, хоть и были закутаны в теплые шинели, буквально тряслись от холода. Что же говорить об императоре! В общем, в Севастополе государь пожаловался на головную боль и озноб. У него развилась крымская лихорадка. По крайней мере, через несколько дней в Козлове1111
  Козлов – старинное название Евпатории.


[Закрыть] его величество расспрашивал Тарасова о симптомах этой болезни и лекарстве от нее. Лекарство тотчас было принесено, и, несмотря на отвращение государя ко всему тому, что сильно пахнет, он отведал его несколько раз. После этого три дня государь чувствовал себя вполне сносно. Но на обратном пути на наших глазах произошел несчастный случай, сильно повлиявший, как я думаю, на здоровье его величества.

– Что же случилось, отец? – сгорая от любопытства, спросил Петя.

– Третьего ноября на полпути от Знаменки к Орехову нас нагнал фельдъегерь Масков. Он вручил государю деловые бумаги, а также письма от обеих императриц, и по приказу государя присоединился к нашему кортежу. Дальше все случившееся происходило на глазах государя: на крутом повороте, не доезжая нескольких метров до моста, ямщик Маскова не справился с управлением своего тарантаса, отчего тот едва не опрокинул седоков в кювет. Но на этом лихая езда вошедшего в раж ямщика не закончилась. Видя, что с противоположного берега наблюдают за происходящим, он решил на еще большей скорости пронестись по мосту. Но экипаж его неожиданно налетел задним колесом на глиняную кочку. От сильного толчка несчастный курьер вылетел из коляски и ударился головой о землю.

– Какой ужас! – в оскликнула Марья Алексеевна, оторвавшись от вязания. – Надеюсь, с ним все в порядке?