Текст книги "Парадигма восприятия"

Парадигма восприятия
Анастасия Андреевна Игнашева

© Анастасия Андреевна Игнашева, 2016

ISBN 978-5-4483-1139-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Ну, а что у тебя с Аркадием? – спросила мама, и у меня внутри всё заныло, как от зубной боли.

– Ничего. – ответила я, сдерживаясь изо всех сил.

– Как это? – искренне удивилась мама, – Я была уверена, что у вас скоро свадьба! Я уже Кире сказала…

– Мама! – застонала я, – Наши с Аркадием отношения – это плод твоего воображения! Он – просто мой коллега по работе! Коллега! Поняла?! К тому же я всегда крайне негативно относилась к служебным романам! На работе работают!

Но объяснять что-то моей маме – занятие практически бесполезное. Дело в том, что моя мама с детства живёт не в реальном, а в каком-то вымышленном мире, который мало общего имеет с окружающей суровой действительностью. Отчасти – причина кроется в её детстве, о котором мама вспоминать не любит. И, что самое страшное, весь окружающий мир она старается привести в соответствие со своими фантазиями! С энергией, достойной лучшего применения, она воплощала и воплощает в жизнь свои представления о прекрасном, и о том, как другие должны жить, заставляя совершенно неповинных людей следовать её измышлениям. И горе было тому, кто вздумал сопротивляться. Его жизнь становилась адом на земле. Не знаю почему – но противостоять маменьке осмеливались немногие. Именно так, следуя своим, только ей одной ведомым фантазиям и умыслам, мама в своё время развалила оба моих брака. И ей совершенно наплевать было, что я любила обоих своих мужей. Они не вписывались в её фантазии. Зато в них прекрасно вписывался Аркадий, как выяснилось. И плевать ей, что Аркашка был моложе меня лет на 10. И что как женщина я его абсолютно не интересую. Просто Аркадий два раза был у нас в доме и ПИЛ ЧАЙ. Вы ж понимаете! ЧАЙ! С вареньем!

Аркадий был моим коллегой на новой работе. Сменить работу мне пришлось из-за денег – на новом месте платили чуть ли не в два раза больше. А у меня, как вы поняли, нет богатого спонсора и даже простого мужа нет. Зато есть двое детей, запросы которых растут в геометрической прогрессии по мере роста и взросления и мама. Новое место работы носило гордое название «Бизнес-центр «Медная гора» и располагалось на другом конце города, но, к счастью, ехать надо было по одной линии метро, без пересадок. При ближайшем рассмотрении бизнес-центр оказался бывшим советским НИИ, чей фасад был спешно отреставрирован в стиле хай-тек, а советское нутро при этом осталось в неизменном виде. На входе меня встретила совершенно советского вида будка охранника с вертушкой-турникетом. Охранник невозмутимо пялился в монитор, выдававший картинки с камер видеонаблюдения и на входящих в здание никакого внимания не обращал. За проходной оказался обшарпанный грязноватый холл с остатками советской наглядной агитации в виде полуосыпавшегося мозаичного панно, изображавшего торжество единения базиса и надстройки советского общества. Базис, он же гегемон, был изображён в виде мускулистого сталевара, одетого в кожаный фартук и войлочную шляпу с защитным щитком, а надстройка была представлена субтильным молодым человеком в белом халате и с пробиркой в руке. Выгоревший плакат над лифтами по-прежнему сообщал, что «Народ и партия едины!». Какая именно партия при этом не уточнялось. За лифтовыми холлами на каждом этаже тянулись узкие, длинные кишкообразные коридоры, скупо освещённые редкими лампами дневного света с отделанными светлыми панелями «под дерево» стенами. Потолки были облицованы асбестовыми плитами, крошащимися от времени. Довольно регулярно в здании что-то рушилось в самых неожиданных местах, лопались трубы, забивалась канализация и перегорала проводка. Всем этим и предстояло заниматься мне, ибо должность моя называлась «Администратор бизнес-центра». Очень быстро я поняла, что почти все помещения офисов в здании были сданы даже не в аренду, а в субаренду третьим, четвёртым и даже пятым лицам и концов не сыскать. Арендодатели просто получали арендную плату, на которую и жили как рантье, а на ремонт и содержание помещений не отпускали ни копейки. На некоторых этажах, правда, там, где владельцы фирм выкупили помещения в собственность, ремонт был сделан уже давно, но этим дело и ограничилось. Каждый был сам за себя. В большинство офисов меня просто не хотели пускать и разговаривать. Аренду, мол, платим, остальное ни нас, ни вас не касается.

Когда я пришла с этим вопросом к владельцам бизнес-центра, то они сначала очень удивились, а потом и вовсе посмотрели на меня, как на идиотку. Я поняла, что надо брать дело в свои руки. И взяла. Почти две недели я моталась по офисам, грозила налоговой, телевидением, полицией и полковником спецназа Спиридоновым. Начала со Спиридонова, как с наиболее доступного и с очень удачно появившегося вновь Коляныча. Они выслушали, вникли и пообещали помочь. О чём уж они там говорили и с кем, не знаю, но дело пошло и теперь в здании бизнес-центра шёл перманентный вялотекущий ремонт, слегка активизирующийся по мере поступления очередного денежного транша от кого-то из арендаторов. Советские интерьеры медленно сдавали позиции, уходя в прошлое. В туалетах появилась новая сантехника, жидкое мыло и туалетная бумага. Полы в коридорах вместо истёртого линолеума покрыли новомодным ковролином, а стены отделали гипроком вместо обшарпанного пластика и выщербленных плит ДСП. В холлах возле лифтов поставили кофейные автоматы и автоматы по продаже сладостей, на первом этаже вдруг откуда-то возникли пара магазинчиков, торгующих всякой всячиной и очаровательная мини-пекарня с удивительно вкусной выпечкой. А среди офисного народа я получила прозвище «Хозяйка «Медной Горы». Венцом хозяйских нововведений, исходивших непосредственно от жены одного из владельцев здания, вдруг решившей, аки Шепилов, примкнуть к моей кипучей деятельности, было появление стойки Администрации в холле, или, по-современному ресепшена. За стойкой теперь сидели две густо накрашенные девицы, наряженные в какие-то мешковатые клюквенного цвета костюмы в дурацкую косую полоску и безвкусные галстуки из искусственного шёлка того же цвета. Ужас неописуемый, но тут против мнения Инны Сергеевны я оказалась бессильна. Единственное, что я отстояла – это не дала обрядить в этот кошмар себя. Ретивая дама, войдя во вкус, предложила и интерьеры здания оформить в том же цвете, чтобы было «по-богатому». Я мысленно взвыла. Единственное, что сдержало порыв Инны Сергеевны, – это недостаток денежных средств, вызванный кризисом.

Зря, ой зря я сказала маме, что у нас с Аркадием ничего нет. Весь день она бродила за мной как тень, стеная о том, какая я жестокая и бесчувственная и почему я отшила такого замечательного человека.

– Ты не понимаешь! Годы-то уходят! Тебе уже почти сорок! А сорок лет – бабий век!

Да. Умеет моя маменька ударить по самому больному.

– А кто оба раза меня без мужа оставил? Не ты? У меня же была семья! Была! И в первый и во второй раз! И я их любила!

– Не ври! – отмахнулась мама, – Ты с ними не жила, а мучилась! К тому же твой Славка (второй муж) изменял тебе направо и налево!

– Боже мой! Ну с чего ты это взяла! – взвыла я.

Разговоры эти с различными вариациями на тему, повторялись у нас в семье регулярно. Мораль у них всегда была одна: «Мама всегда права, мама лучше знает!»

После обеда, прошедшего в тяжёлой, недружественной обстановке, мама ушла за поддержкой и сочувствием к тёте Кире, нашей всеобщей крёстной, а я позвонила Спиридонову. К счастью, тот был дома, а не где-то на задании.

Полковник спецназа Спиридонов был моим единокровным братом – сыном отца от первого брака. В своё время маменька, движимая всё теми же безумными фантазиями, разрушила первую семью моего отца, внушив ему, что именно она – женщина его мечты и что именно с ней он будет счастлив. И отец ушёл к ней, бросив беременную жену с маленьким сыном. Та вернула себе девичью фамилию и записала на неё детей. Порушить маменькин воображариум опять сил не было ни у кого.

Спиридонов, однако же, на нас зла не держал и, когда отец слёг с инфарктом, сам предложил помощь. Звали его Михаилом, но я звала его, почему-то, исключительно по фамилии.

– Я всё понимаю, – жаловалась я Спиридонову, – человеку на восьмом десятке меняться тяжело, да я бы сказала – невозможно уже, но почему все вокруг должны страдать?!

– А ты не пробовала квартиру снимать? – спросил Спиридонов.

– Пробовала. Не помогает. Она таскалась к нам чуть ли не каждый день на другой конец города, а потом и вовсе переселилась. Да ты помнишь эту историю!

– Да, помню. Тяжёлый случай. А кто такой этот Аркадий?

– Да никто! Обыкновенный хлыщ! Из тех, кого зовут офисным планктоном и сетевыми хомячками. У нас он числится электриком, хотя занимается в основном тем, что телевизор смотрит, или кроссворды разгадывает, или в интернете сидит в комнате у охраны, играет в какой-то песочнице виртуальной. Пока остальные вкалывают. Или ходит с важным видом щёки надувает. Но умеет произвести впечатление. Хитрожопый, короче. На работе не переламывается.

– Но чем-то же он покорил воображение твоей мамаши?

– Я почём знаю?! У неё в голове такое творится! Она сама не разберёт! Плюс возраст.

Спиридонов ненадолго задумался.

– Я давно хотел тебе сказать. – заговорил он после паузы, – Все попытки противостоять порывам твоей матери будут заканчиваться фиаксой до тех пор, пока ты не сможешь в них разобраться.

– Фиаско, а не фиаксой. – машинально поправила я. Спиридонов не обратил на это внимания и продолжал:

– Твоя мать, в сущности, несчастная женщина. У неё была психическая травма, от которой она так и не оправилась. И она пытается так спасти всех. Поместить в свой, как ты выражаешься, воображариум тех, кто ей дорог. И если, по её мнению, вы будете следовать её правилам, то всё у вас будет хорошо. Она зла не хочет.

– Благими намерениями вымощена дорога в ад. – сказала я.

– Короче. Если не хочешь опять оказаться в аду – попытайся выяснить, что именно за фантазии у твоей мамаши связаны с этим Аркадием. Кстати, откуда он такой взялся?

– Приехал откуда-то. Из Молдавии, кажется. Квартиру снимает, причём не сам, а в компании с кем-то, потому что одному не потянуть. Цены-то поднялись. Кризис. Но живёт здесь уже лет пять.

– Понятно.

– А ты вспомни, какой секонд-хенд она мне регулярно пытается подсунуть! В её воображении – это прекрасные люди! А с нормальными мужиками меня развела! И к детям отца на три километра не подпускает!

– Тяжёлый случай.

– Тут, я бы сказала, психиатр нужен.

– Нужен. – согласился Спиридонов, – Но для начала выясни, что у неё связано с этим Аркадием. Кстати, опиши его внешность.

Внешность у Аркашки была вполне обычная. Среднего роста, худощавый, волосы тёмно-русые, глаза серые, лицо обычное, как у большинства. Такого в толпе встретишь – не заметишь.

– Стоп! – оборвал меня Спиридонов, – Наш отец…

Точно! Как это я раньше не поняла! Это с возрастом папа погрузнел, пополнел и облысел, а в молодости он был именно таким – худощавым, с довольно пышными тёмно-русыми волосами, с небольшими залысинами надо лбом, которые у него стали появляться лет в 25. То-есть, когда он познакомился с мамой.

– А тебе какой тип мужчин нравится?

– Блондин славянского типа. Двухметровый. И чтоб похож был на медведя.

Спиридонов фыркнул в трубку.

– Понял. Как наш Храп.

– Не лей мне чай на спину.

Храп – майор Храпов – был сослуживцем Спиридонова. И был он прекрасен и недосягаем, как Луна в небе. Хотя бы потому, что был давно и безнадёжно женат, а я, в отличие от маменьки, не собиралась строить своё счастье на чужом горе.

– Хорошо. – после короткого раздумья сказал Спиридонов, – Ты, подруга, сделай вот что…

– Тётя Кира, конечно, очень расстроена. – сказала мама.

– Скажи, а что у тебя связано с этим Аркадием? Какие ожидания? – спросила я маму, – Расскажи.

И мама увлечённо принялась расписывать мне свои фантазии. В них Аркашка представал совершенно не таким, каким был в реальности.

– Он коренной петербуржец (ага!) и у него родители – профессора (щас! Пять раз!). У него есть машина, дача и двухкомнатная квартира (Ха-ха-ха! 33 раза ха-ха!)

– Это он тебе сказал?

Мама смутилась. А я подумала – вот бы Аркашка возрадовался, если б узнал! Ещё бы! Квартиру, считай в центре Петербурга, ему на тарелочке подносят! Да он о таком и мечтать не смеет! Да он, если б узнал, не то, что на мне – на моей маме бы женился! А через год бы подал на развод и раздел имущества. Отсудить – вряд ли отсудил бы, но нервы потрепал. Всё это я, как могла, постаралась изложить маме.

– Я с ним работаю, я лучше знаю.

– Но ведь он же был у нас дома! – попыталась завести мама ту же песню.

– Ну и что?! Дома у нас кто только не бывает! Вон, газовщик приходил недавно. И что?! Тоже, кстати, мужчина ничего.

Мама обиделась. На этом разговор и закончился.

***

Мужчинка смотрел на меня, как дети смотрят на Деда Мороза, или, если уж точнее – то на Снегурочку. У него только что слюна не капала. В глазах застыл щенячий восторг. Если бы у него был хвост – то он бы им вилял.

– Хотите, я покажу Вам, где мне вырезали аппендицит? – спросила я и мама схватилась за сердце.

Мужчинка бросил на неё беглый взгляд.

– Конечно, хочу! – пролепетал он, тая, как пломбир на июльском солнце.

Я приобняла его за плечи и развернула к окну.

– Вон, видите то серое здание? Левее. Вот там и вырезали.

Он глупо захихикал. А мне стало тошно. Маменька притащила очередной секонд-хенд и пыталась предложить мне в качестве жениха. Этот тоже был тёмно-рус, сероглаз и худощав. Узкое треугольное личико украшали утиный нос и негроидно-чувственные губы. Дополняли облик затёрханные джинсы и серый джемпер в толстую резинку, из ворота которого, навевая ассоциации с карандашом в литровой банке, торчала волосатая шея, плавно переходящая в небритый подбородок. И где мама откапывает этот ужас? – мельком подумала я. Мне захотелось сжать это кадыкастое горлышко пальцами и послушать, как оно захрустит. Мужчинка, возможно, оказался телепатом и услышал мои кровожадные мысли, а может, у меня они просто на лице отразились, но на всякий случай отпрянул подальше.

– Не бойтесь, не съем. – успокоила я, – Вас как зовут?

Но мужчинка знакомство продолжить не пожелал и, под горестные причитания мамы, тщетно умолявшей его выпить чаю с вареньем, ретировался.

– Ты мне свои сексуальные фантазии не навязывай. – сказала я обиженно насупившейся маме.

Так. Хорошо, хоть с Аркадием успокоилась. – подумала я, закрывая дверь за очередным несостоявшимся кандидатом в мужья. Благодаря маме меня постоянно окружали какие-то вьюноши бледные, со взглядом горящим. Мамин расчет был ясен – стремясь к гармонии во всём, мама старалась таким образом компенсировать мне недостаток женственности, а им – недостаток мужественности. Хотя, в сущности, что есть недостаток женственности? Недостаточный объём бюста и зада? Я родилась женщиной – куда уж ещё?! Глупость какая-то.

***

Не успокоилась. Аркаша, похоже, затронул какие-то особо чувствительные струны в маминой душе. Не проходило и дня, чтобы мама, так или иначе, не упомянула бы его имя в разговоре. Даже писатель Аркадий Гайдар был упомянут. И один из братьев Стругацких. Но тут, к счастью, навалились другие дела и проблемы. Сначала вдруг озамужилась подруга Катерина, чем произвела на нас всех неизгладимое впечатление, но на всех разное. Мама принялась было пилить меня с удвоенной силой, а у нас с Верой, ещё одной Катенькиной подругой, чуть все тараканы в головах не передохли. А потом начались проблемы с крестником. Его мать наказала ремнём, да перестаралась малость. В итоге бабушка младенца в больнице с инфарктом, или чем-то вроде, папа вообще сбежал, маму выгнали и подали на развод и лишение прав, а с ребёнком пришлось возиться мне. Потому что от пережитого шока мальчишка, которому ещё пяти лет не было, перестал разговаривать. Мама тут же переключилась на несчастного ребёнка – надо отдать ей должное – выручала она меня, как могла, и это нас помирило и сблизило на какое-то время. И поэтому, когда мама снова вспомнила про Аркадия, я не без удовольствия ответила ей, что Аркаша, прекрасно зная о моих проблемах, а у меня ещё, как на грех сменщица уволилась, и пришлось мне одной пахать за двоих без выходных-проходных, даже не предложил мне помощи! Это, в глазах мамы, было серьёзным прегрешением, и Аркашка довольно низко пал в её глазах.

А потом зима внезапно закончилась, и началось лето. Всю весну перед этим мы с мамой были озабочены поисками дачи, куда надо было вывезти и Артёмку-крестника, так что решение проблем моей личной жизни прочно ушло на второй план как минимум до осени.

В конце мая мама с Артёмкой и моими детьми отбыли на дачу, которую нам через каких-то знакомых друзей знакомых особенно выгодно и недорого удалось снять буквально в последний момент. Далековато, правда, под Тихвином, но за наши деньги больше ничего нам не предложили бы. И я осталась одна! Лето я люблю именно за ощущение свободы. На сей раз предложений на отпуск у меня было два и одно другого соблазнительнее – конный поход по Алтаю и пеший поход на Сейдозеро – это на Кольском полуострове. Я разрывалась на части. А до отпуска оставалось ещё три недели, что было, вообще-то, немного. Нужно было привести в порядок снаряжение, проверить финансы, если я всё-таки выберу Алтай, – то забронировать билеты на самолёт туда и на поезд обратно – я рассчитывала ещё раз прокатиться по Транссибу. В варианте с конным походом слегка смущало то, что верхом я не ездила уже лет 10. Да ещё на работе навалились проблемы. В туалете на третьем этаже прорвало трубу, на четвёртом сломался бачок унитаза, к тому же вышел из строя один из лифтов, а тут ещё УФМС нечаянно нагрянуло, когда его совсем не ждали и почти все наши уборщицы, вместо того, чтобы мыть, скрести и мести почти весь день доказывали, что они не верблюды и в нашем славном городе находятся на абсолютно законных основаниях… И тут ещё мне на голову свалился Аркадий! И не просто свалился! А как в дурном кино – в 2 часа ночи.

– Вообще-то – мне в 5 утра вставать. – сказала я, стаскивая с Аркашки промокшую куртку, – Ты где вымокнуть ухитрился? Дождя же нет.

Из путанных Аркашкиных рассказов я уяснила лишь то, что его сбросили в Обводный канал. Кто и зачем – осталось тайной, покрытой мраком. Аркаша сидел в прихожей и рыдал, как маленький. Выгнать его в ночь прочь у меня, понятное дело рука не поднялась. Я отправила несчастного в душ и поставила чайник. Сон сделал ручкой и шаркнул ножкой. Я нашла в шкафу старые треники и футболку, оставшиеся от кого-то из бывших мужей и сунула в ручку двери в ванную.

Аркашка болтался в этом всём как карандаш в литровой банке. Хлебая чай, он рассказывал о своей жизни. Если хоть половина из всего, рассказанного им была правдой – то ему не позавидуешь. Отец погиб во время Приднестровского конфликта и где он был похоронен – никто не знал. Мать умерла сразу после. Сестра пропала без вести. Дом сгорел. Семья, которая до этого не бедствовала, познала все круги ада. В Россию Аркашка бежал просто чудом, каким-то мудрёным путём через всю Европу, питаясь буквально подаянием. Тогда же я узнала, что у него была жена, но она тоже где-то сгинула, или ушла, на этот вопрос он ответил как-то туманно.

– Российского гражданства не дают. Говорят, если хочешь гражданство – 200 000 гони. – рассказывал он.

– Чего 200 000? – уточнила я.

– Рублей.

– Тебе сколько лет было, когда война началась?

– Четырнадцать.

А я думала, что это только мы тут в «лихие 90-е» хлебнули горя. А ещё – я совершенно не представляла, что мне делать!

***

– Если тебя не устраивает окружающая действительность, а изменить её ты не можешь – поменяй парадигму восприятия. – любит повторять один из моих нынешних коллег. А проще – измени своё отношение к происходящему.

Я вышла из архива и побрела по улице. В архив я зашла по просьбе мамы – это было одним из оставленных ею ЦУ перед отбытием на дачу. Почти вся мамина родня сгинула в годы войны – кто в блокаду, кто в лагерях и про них в моём детстве почти не говорилось, или говорилось как-то вскользь, из чего я сделала вывод, что с мамиными родственниками что-то нечисто. Иначе бы мама не стала так скрывать некоторые детали своей биографии. Я знала только то, что бабушка, будучи студенткой нашего Университета перед войной поехала на практику куда-то не то в Брянскую, не то в Смоленскую область и там оказалась в оккупации. Всё остальное, связанное с этим прискорбным событием, покрыто мраком неизвестности. Бабушкина семья, так и не узнав, что с ней, погибла в блокаду. Бабушкин брат, вернувшийся с войны без ноги, умер уже после от старых ран. При этом бабушка никогда не была замужем и кто был мамин отец я не знаю. В семье о нём никогда не говорилось, а бабушка молчала, как партизанка на допросе и эту тайну унесла с собой в могилу. Я думаю – и мама тоже не знает. Хотя как-то обмолвилась, что бабушка была связной у партизан.

В архиве я нашла только сведения о прабабушке – бабушкиной матери и двух её сёстрах. Прабабушка работала на швейной фабрике и умерла от голода в январе 1942, её младшая сестра была санитаркой в госпитале и погибла во время бомбёжки, вторая сестра была санинструктором на фронте и погибла летом 1943. Типичные судьбы для того времени. Разве что таинственный дедушка – мамин отец, – белое пятно. И наверняка именно этот факт сильно отравил мамино детство. Я никогда раньше не задумывалась об этом. О том, что могло отравить мамину жизнь в самом начале и о том, почему она не хочет поменять эту самую парадигму и отпустить своё прошлое. Хотя бы ради нас. На эти мысли меня натолкнуло целых два события – разговор со Спиридоновым и первое, после свадьбы, – появление Катерины. В мужья подруга Катя выбрала мужчинку, который гарантированно никому больше не понадобился бы. Биография его поражала воображение и достойна отдельной баллады. На мой недоумённый вопрос, какого лешего Катенька цепляется за это чудо без перьев, подруга ответила гениальной фразой:

– Я замужем. Моя жизнь устроена.

Парадигма, блин. Восприятия. – только и смогла я тогда подумать.

А как быть с этой парадигмой – я не знала. Появление Аркадия в моём доме как-то в парадигму не вписывалось.

– Вечно к тебе лепятся всякие сирые и убогие! – говорила мама. К сирым и убогим, в частности, относились и оба моих мужа. И в чём-то она была, безусловно, права. Первого мужа я подцепила, когда он только что развёлся со своей второй женой и прибывал по этому случаю в глубокой депрессии. Со вторым мужем вышло ещё смешнее, но про него я потом как-нибудь расскажу. Но их обоих, повторяю, я любила, как и они меня, думаю. И оба были неплохими, в сущности, мужиками. И на сирых и убогих при ближайшем рассмотрении не тянули. И вот теперь – появление Аркашки. Я тихо надеялась, что его ночной визит окажется первым и последним. И действительно – утром Аркадий, которому я постелила на кухне, ушёл по-английски, не прощаясь и даже не дождавшись завтрака. На работе он тоже ни словом не обмолвился о случившемся и я вздохнула с облегчением. Пронесло. И занялась подготовкой к отпуску. Вопрос с графиком решился быстро, вопрос с местом проведения отпуска – ещё быстрее. Сейдозеро отвалилось само собой, Алтай тоже накрылся спустя два дня, но зато нарисовался велопоход по Карелии и я согласилась не раздумывая. И вот, когда сборы были в самом разгаре, а «от предвкушенья уже кружилась голова», как поётся в известной песенке, «не то с небес, не то поближе, раздались горькие слова». А точнее, на пороге появились, с интервалом в два часа, они оба – сначала подруга Катя, с вещами, потом Аркадий.

– У тебя умыться можно? – спросил он, изо всех сил стараясь повернуться в профиль. Я бесцеремонно развернула его фасадом к себе и принялась рассматривать, с целью оценить убытки. Посмотреть было на что – на скуле кровоточила свежая ссадина, губа рассечена, нос распух и подозрительно свернулся на бок, правый глаз заплыл от удара.

«Левша» – подумала я.

– И что это было? – спросила я.

Вопрос повис в воздухе.

– Или ты мне сейчас всё рассказываешь, или пшёл вон отсюда. – сказала я, – У меня на кухне уже сидит одна потерпевшая катастрофу. Её муж выгнал.

– Подрался. – туманно объяснил Аркаша.

– С кем?

– С мужем.

– С чьим?

– Не важно.

– Ты что – голубой?

– Не смешно.

– Тогда понятно. Обманутый муж тебя рожками забодал. А я тут причём?

– Ты не одна? – поспешил перевести разговор на другую тему Аркаша. Катерина, сидевшая на кухне, услышав, что кто-то пришёл, завыла с новой силой.

– Я же сказала – подругу муж выгнал.

Катины завывания стали похожи на сирену воздушной тревоги. Аркаша слегка испугался.

– Ты не сможешь бросить меня одну! – патетически возопила она, заламывая руки, когда я, с Аркашей на буксире, вошла в кухню.

– Между прочим, мне завтра в дорогу! – плеснула я рассольчика на Катину рану.

Аркаша смотрел на мою подругу с опасливым любопытством.

– А как же я?! – спросила Катя, хлюпая носом и набирая воздуха для нового воя.

– Поехали со мной. – простодушно предложила я, понимая, что никуда Катя не поедет.

– ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

И что мне, граждане, со всем этим балаганом делать?!

Утром я бесцеремонно вытолкала обоих прочь, не слушая протестов и возражений, подхватила рюкзак и двинула «вперёд, заре навстречу», как пелось в какой-то старой революционной песне. В детстве, в советские ещё времена, у меня была учительница, обожавшая такие песни. Она и нас заставляла их петь и маршировать на месте. Каждый её урок мы начинали именно с марша на месте и распевания революционных песен. Училка дирижировала и экзальтированно вскидывала руки:

 
– Бей, барабан!
Бей, барабан!
Бей, барабан!
Бей!
 

Голосила она. Однажды её прямо с урока куда-то вызвали и мы больше никогда её не видели. Потом мы узнали, что она давно сошла с ума и её увезли в психиатричку. Сейчас мне её было жаль, а тогда я жалости не чувствовала. Только облегчение, что не надо больше участвовать в маразматических спевках. В школе и без неё хватало всякой гадости.

В метро я обнаружила, что Аркашка с Катей плетутся за мной.

– Только не говорите, что вы – со мной.

Аркаша пожал плечами, изо всех сил пытаясь придать себе независимый вид, а Екатерина снова приготовилась реветь. Вчера из её сбивчивых речей я поняла, что мужу она надоела и тот её просто выставил. Нет, я, конечно, понимаю, что «жена не рукавица», но общество нашей Кати больше пяти минут никто не выдержит. Даже я – её ближайшая подруга. На всякий случай я напомнила обоим, что уезжаю на две недели, в лучшем случае – дней на 10. Аркаша снова пожал плечами и вышел на ближайшей станции. С Катей оказалось сложнее. Она упорно не желала слушать, что ей говорят.

«Ну и чёрт с тобой!» – подумала я. Тут, как раз, и моя станция оказалась.

Велосипеда у меня не было, и транспорт мне любезно предоставил один общий знакомый, который и сосватал меня в эту компанию. Утро радовало нежными красками и приятной прохладой, когда наша кавалькада стартовала от скверика у станции метро «Чёрная речка» и двинулась вдоль по Савушкина в сторону Зеленогорска. Маршрут пролегал через Рощино-Стеклянный и дальше через Приозерск по северному берегу Ладоги, через Ляскеля и Пряжу, до Петрозаводска. Собственно – нового ничего для меня не было. Когда-то я ходила по этим местам автостопом. Теперь пришлось крутить педали.

Катя, поняв, что я не шучу, завыла с новой силой, словно деревенская баба, отправляющая мужа на войну, о чём я ей и сказала. Катя взвыла ещё горестнее, а я, спасаясь от ненужного внимания – сцена уже стала приобретать нешуточный интерес для окружающих, – прыгнула на велосипед и помчалась через сквер.

Следующие две недели были прекрасны. Мы проехали по территории бывшей Финляндии, мы изучили архитектуру городка Сортавала, называвшегося при царе Сердоболь (от слова «сердечная боль», что ли?), мы нашли укрепления на старой границе… Мы даже попали в Кижи практически на халяву! Где в честь нас какой-то общий знакомый наших общих друзей, работавший реставратором, играл на карельском национальном инструменте с неприличным названием «йоухукки».

Но первое, что я увидела, вернувшись из похода – была Катерина. Как будто она и не уходила никуда. Хорошее настроение как ветром сдуло. Она сидела на кухне и лила слёзы в чашку с чаем. Впустила её моя маменька, спасибо ей! Мама приехала в город за пенсией.

– Ты что, как Васисуалий Лоханкин – «пришла сюда навеки поселиться»? У тебя, между прочим, есть своя квартира. Вот и дуй туда. А я устала с дороги. Дай мне хотя бы поесть и душ принять. Я, между прочим, сегодня тридцать километров крутила педали.

– Подруга называется!

– Кать, а тебе никто не говорил, что ты дура?

Я бросила рюкзак в комнату, прошлёпала в ванну.

Выйдя из ванной, первое, что я увидела, была Катерина. Она, конечно, никуда не ушла. Я не стала ей ничего говорить, просто спросила, как дети и особенно Артёмка.

– Хорошо. – сказала мама, – Артёмка освоился, но пока не говорит.

– Как же ты его там оставила?

– Ничего, ребята уже большие – они за ним присмотрят.

Парадигма восприятия ехидно ухмылялась.

– Я спокойна. – сказала я сама себе, – Сейчас я поменяю эту чёртову парадигму.

Так! А что, собственно, происходит? Ничего не происходит! Мои родные живы и здоровы! Я прекрасно провела отпуск в компании отличных людей! Моя подруга нуждается в моей помощи! Вот и попытаюсь ей помочь! Хотя, если честно, помочь Кате может только опытный психиатр, да и то – не всякий.

– Так что там у тебя с мужем? – спросила я.

– Его посадили!!!! – взвыла Екатерина.

– За что?! – спросила я, с размаху садясь мимо стула. В итоге помощь потребовалась мне, ибо я здорово треснулась копчиком.

– Так, теперь поподробнее. – сказала я, когда мама с Катей перестали носиться вокруг меня с бальзамами от ушибов и предложениями вызвать «скорую», или ехать в травму.

Выяснилось, что после того, как благоверный выставил Екатерину за порог – а она переехала к нему после свадьбы, ибо терпеть в доме зятя с четырьмя «ходками» за спиной было слишком даже для Катькиного отца, отличавшегося довольно широкими взглядами на жизнь, – муженёк отправился отмечать возвращение к свободной жизни и, на радостях, не иначе, кого-то по пьянке не то прибил, не то порезал. Что и следовало ожидать. Ничего удивительного.

– И что? – спросила я, слушая, как в моей голове тараканы играют похоронный марш. Парадигма скукожилась и искривилась под углом «фи». Катя, похоже, не поняла вопроса.