Текст книги "Жизнь души"

А мне она понравилась. Я почувствовал, что интерес к этой девушке, возникший во время знакомства, при новой встрече во мне только усилился. Я действительно хотел увидеть её снова и не думал о последствиях своего выбора, который, безусловно, был уже сделан, хоть я и сам пока этого не осознавал.

В тот раз в тело я вернулся вовремя, так как Манусов просил меня больше не задерживаться в небе и чётко следовать нашему расписанию. Я рассказал ему, что снова зависал над Москвой, пролетев её по Садовому кольцу, и вернулся. Он, внимательно выслушав меня и сделав пару замечаний по поводу положения моего тела – ему не понравилось, что я немного склонил голову на бок перед тем, как вылететь, и она оказалась в неудобном положении, что могло привести к искривлению шеи, – отправил меня домой. Мы договорились, что завтра я приду к нему в то же самое время.

В тот вечер я снова решил пройтись до метро, так было дольше, но мне хотелось подумать наедине о Соне. Но и этого времени мне не хватило, и как только я добрался до дома, то остался стоять во дворе, под тонкими голыми ветками старой берёзы, прислонившись к её стволу и думал, думал, вспоминал, иногда сливаясь мысленно с небом. Еще днем я заметил, что всё говорило о скорейшем приближении тёплого времени года: снег почти весь растаял, оставаясь лежать лишь в затенённых местах, куда не проникали тёплые весенние лучи, всюду вдоль подсохших дорог виднелись небольшие грязные лужицы, ближе к полудню солнце ярко согревало прохладный ещё воздух. И в моей душе что-то клокотало, отзываясь тонким непрекращающимся звоном, что-то начало беспокоить меня, что раньше не давало о себе знать. Это был бередивший душу интерес к малознакомой девушке, которую мне хотелось увидеть вновь. Я стоял и вдыхал прохладный весенний воздух, полный радостного предвкушения предстоящей завтрашней встречи. Как же чудесно было вокруг! Мир открывался мне заново во всех своих красках и положительных эмоциях. И серый, почти чёрный, растаявший снег, и хмурый, уставший прохожий, и свет жёлтых фонарей – всё в тот день было другим, замечательным и интересным. Я был рад всему, что видел, слышал и чувствовал. Мне просто было хорошо.

После того как я научился выходить из тела, я утвердился в ощущении собственной уникальности и, как следствие, оторванности, несхожести и отстраненности от других. Несмотря на наличие друзей, родственников, Вари, я по-прежнему оставался одинок. По-началу мне было приятно осознавать свое отличие от других людей, но со временем, оставаясь один на один со своей тайной неповторимостью, я начинал ею тяготиться. Но встреча с Соней что-то изменила. В душе появилось место новому, неизведанному ощущению радости и интереса к жизни. «Человек всё же социальное существо, ему нужно общение! Вот и мне нужно общение! Сколько я могу вот так летать один?! Соня мне это дает и никуда улетать не собирается. Я в любой момент смогу рассказать о ней Манусову. А пока хочется наслаждаться этими полетами подольше!» – так рассуждал я, ища себе оправдание того, почему я мечтаю продолжить встречаться с Соней и скрываю ее присутствие от профессора, чем нарушаю протокол. Мне было хорошо и не хотелось это терять.

Я оказался дома уже около полуночи и сразу побрёл на кухню. Там долго сидел, смотря в одну точку и изредка отхлёбывая чай из кружки, пока не ощутил резко накатившую усталость. Было два часа ночи, когда я переместился в спальню, где сразу же уснул, но поверхностным и беспокойным сном.

На следующее утро я поехал в Академию на консультацию, где преподаватели курса информировали студентов о том, как будет проходить экзамен, открывали моменты, на которые необходимо было обратить внимание и отвечали на многочисленные вопросы. Приближалась последняя и самая важная для всех нас экзаменационная сессия перед защитой дипломной работы.

Ещё издалека, подходя к аудитории, в которой была назначена консультация, я увидел Серегу, суетливо бегающего среди наших однокурсников. Как только я подошёл ближе, он тут же накинулся на меня:

– Привет! Я собираю деньги на стол после экзамена. Ты сдаёшь?

– Сколько? – спросил я.

– По двести с каждого, – ответил он, доставая пачку сторублевых купюр из кармана, – уже многие сдали.

– На, держи, – я достал двести рублей и протянул другу.

Он тут же сложил всё в одну стопку, свернул деньги и запихнул в карман. К нам подошёл наш одногруппник Тан. Серега сразу же пристал к нему:

– Собираю на стол. По двести. Сдаёшь? Преподов пригласим.

– Я и так всё знаю, я не покупаю оценки! – гордо произнёс Тан.

– Я тоже не покупаю, – парировал Серега, – я делаю людям приятно. Я узнал, что это обычная практика – купить тортики и чай, пригласить всех и преподов тоже. Тем более что это наш последний экзамен, постоим, пообщаемся все вместе потом. Чего плохого в этом?

– Отстань, Сер. Я не разделяю твою точку зрения, – снова надменно произнёс Тан. – Я считаю, что это подкуп!

– Это не подкуп никакой! – эмоциональный Серега взбесился мгновенно. – Ты просто деньги давать не хочешь! Не хочешь, не надо! – он махнул рукой и отошёл от нас к другим ребятам.

Тан посмотрел в его сторону и сказал:

– Подхалим! Вот такие везде и вылезают! Тут учишься, стараешься, а они со всеми поболтают, подмажутся, тортиком угостят, и думают, что все им сойдет с рук. Да и девки к ним за этим же и липнут, – добавил он, увидев, как Серега подошёл к Асе и поцеловал её в щёку, прижав к себе за талию.

– Мне кажется, ты ему просто завидуешь, – улыбнувшись, сказал я. – Никакой он не подхалим, не дурнее тебя, между прочим!

– Было бы чему завидовать! – надменно ответил он.

Тан недолюбливал Серегу за колкие шуточки и неуважительное отношение к его персоне. Когда Тан все же пришел на чаепитие с преподавателями, которое не мог не посетить из уважения к членам комиссии, он получил хлопок по спине от Сереги и все услышали громкий голос друга: «Ну вот, видишь, как всё устроили, а ты деньги зажал. Ну ничего, угощайся, мы-то не жадные». Тана затрясло, а Серега широко улыбался от удовольствия, глядя ему прямо в глаза.

На консультации Серега сел рядом с Асей, предупредив меня об этом еще до начала занятия. Я сел с Варей, которая тут же демонстративно положила руку мне на плечо. Ни у кого не было сомнений, что мы пара: внешне все было безупречно. Смотрелись мы очень неплохо вместе, многие даже восхищались нашими отношениями и нам обоим это нравилось, мы великолепно справлялись с исполнением ролей счастливой пары на публике и вроде как были не одиноки. Но только внешне. По отношению друг к другу, мы были кем угодно: сокурсниками, партнёрами, друзьями, но только не близкими людьми. Ничем сокровенным я поделиться с ней не мог, поскольку давно понял, что меня она не понимала, да и она, похоже, была такого же мнения обо мне. Но я действительно старался открыто и по-доброму с ней общаться, в душе надеялся, что все будет хорошо. Насколько мог. Но в тот раз, мне хотелось от нее закрыться. На консультации я интуитивно поставил свой рюкзак между нами на сидение, желая отделиться от неё. Она, видимо, заметив моё напряжение, тут же взволновалась:

– Всё хорошо, Артур? – настороженно спросила она в полный голос, пока преподаватель отвлёкся.

– Да, а что? – сухо ответил я и отвернулся, чтобы не выдавать никаких эмоций.

– Мне показалось, ты какой-то хмурый сегодня. Не позвонил мне, не зашёл. Пришлось одной ехать в Академию. Обиделся на что-то? – допытывалась она.

– Нет, Варь. Всё хорошо, – ответил я и погладил её по руке под партой. От моего прикосновения она успокоилась, хотя и слегка возмущённо фыркнула, и мы продолжили слушать преподавателя.

У меня были вопросы к преподавателю относительно используемых для подготовки источников литературы. Я хотел узнать, каких авторов брать за основу. Но вопросы, интересовавшие меня, задал Тан, как, в прочем, и все остальные. Преподаватель остановился на них очень подробно, и я услышал всё, что хотел.

После консультации все быстро разбежались, чтобы отдать последние перед экзаменом часы напряжённой подготовке.

Как только мы добрались до дома Вари, она предложила пойти к ней и подготовиться вместе. Желая побыть в одиночестве, я мягко, но решительно отказался. Она хоть и была расстроена, однако не стала настаивать, и сказала, что поедет готовиться к Марго.

А я уехал к себе и до боли в глазах зачитывался экзаменационными материалами, не заметив, как наступил вечер. Как только часы прозвонили семь, я быстро закрыл учебники и поехал к Манусову. Всю дорогу, где мог, я бежал вприпрыжку или шёл быстрым шагом. Мне хотелось поскорее увидеть Соню.

6. Странные предчувствия

От одной только мысли, что прилечу, а Сони не будет, мне было не по себе. И мои опасения поначалу оправдались: как только я вышел из тела и оказался на крыше, Сони там не оказалось. Я чуть ли не до слёз расстроился, подумав, что снова остался один.

Исполненный тревожными мыслями, я начал медленно перемещаться по периметру крыши. Я ждал, а её всё не было.

Она появилась ровно через полчаса. Такая же сияющая, всё в том же облегающем тонкую фигурку платье. Очень симпатичная! Я смотрел на неё, и моя грудь наполнялась радостным волнением от того, что мы опять сможем провести вечер вместе, летая.

– Привет! – мелодично сказала она, подскочив ко мне близко. – Ты уже здесь?

– Да. Я, видимо, раньше пришёл аж на полчаса, – признался я.

– А я вот сегодня вовремя, – похвасталась она.

– Я правда рад тому, что ты прилетела. Как твоё настроение сегодня?

– У меня всё хорошо, – сказала она и улыбнулась. – На дворе весна, от этого настроение ещё лучше.

– Да, я вчера тоже подышал весенним воздухом, когда домой возвращался. А сегодня в Академии был на консультации перед госэкзаменами. Скоро сдавать! – посетовал я.

– А-а! – протянула Соня. – Желаю удачи! Я только поступила в институт. Мне пока рано их сдавать.

– Соня, давай полетаем опять, как вчера, только ближе к центру. Там красиво по вечерам, – сказал я ей, желая быстрее покинуть эту наскучившую крышу.

Она согласилась и мы полетели прямиком в опустевший после рабочего дня центр Москвы. В тот день мы двигались медленно, рассматривая город и обсуждая то, что видим.

– Смотри, какие пробки! – сказала Соня, когда мы летели вдоль Ленинского проспекта, указывая на скопление автомобилей, едущих из центра.

– Да, все домой спешат, – отозвался я. – Соня, а в какой институт ты поступила? – набравшись смелости, спросил я.

– Я поступила в Московский Государственный Университет на биологический факультет. Мой папа так хотел. Я на первом курсе, – и тут же перевела тему. – Артур! Я уже вижу здание Российской Академии Наук и фигуру Гагарина, – сказала она, указав рукой вперед.

– И я вижу. Скоро поравняемся с ним. Уже подлетаем к площади. – Ответил я и прибавил скорости.

Стремящийся в небо памятник Юрию Гагарину, блестя в ярком свете фонарей, был хорошо виден с высоты птичьего полёта. Я посмотрел в сторону дома Российской Академии Наук, к которому мы быстро приближались, и вид этого высокого здания с золочёной ветвистой крышей вызвал у меня внутреннее беспокойство. Постепенно, по мере приближения к зданию, это беспокойство росло, пока не вызвало дрожь во всём теле и не достигло своего пика. В моей душе воспроизвелось ощущение неведомой мне раньше эмоциональной и физической боли. Невольно я сжался, нахмурился и замедлил ход. Я не знал, откуда она, и как это все понять. У меня промелькнула мысль, что возможно, что-то происходит с моим телом, и именно это послужило причиной тревоги, но именно вид здания почему-то беспокоил.

– Что-то случилось, Артур? – взволнованно спросила Соня, заметив мою настороженность и резко изменившееся выражение лица.

– Не знаю, Соня. У меня какое-то нехорошее чувство. – Ответил я, ещё поморщившись.

– Но что случилось? Объясни, – забеспокоилась она.

– Я не знаю. У меня ощущение какой-то борьбы, сильной боли. – В тот момент мне сжало грудь и я слегка нагнулся вперед, чтобы облегчить боль.

– От чего? – Соня испуганно округлила глаза.

– Может, что-то с телом? Мне необходимо вернуться, – решительно сказал я.

– Хорошо, – тут же ответила Соня и нахмурилась. Впервые я увидел, как беззаботная улыбка спала с её лица. – Расскажи, что ты почувствовал? – аккуратно спросила она, когда мы повернули назад, к дому Манусова, и меня стало отпускать.

– Когда мы приблизились к площади Гагарина, я ощутил сначала возросшее во мне волнение, незнакомое ранее беспокойство. Потом я почти физически почувствовал боль, какой-то спазм, сковавший мою грудь и в голове что-то запульсировало. Не знаю, что это было, – я замолчал, вспоминая свои ощущения. Неожиданно для самого себя мне очень захотелось почувствовать Соню рядом, ощутить её физическое присутствие. Меня показалось, что это меня успокоит. И я спросил без колебаний:

– Соня, могу я увидеть тебя на земле?

– Артур, – мягко сказала она и отвела взгляд, – зачем тебе это?

– Хочется пообщаться с тобой в физическом теле, – категорично ответил я. – На вопрос «зачем?» я тебе ничего более конкретного сказать не могу, потому что точно не знаю.

– Ты не всё знаешь, – сказала она и замолчала.

– Чего я не знаю? Вижу, что ты не хочешь почему-то, – я пристально посмотрел на неё.

Она молчала.

– Ладно, я не буду настаивать сейчас. Встретимся завтра? У тебя никаких дел? – спросил я, понимая, что мне пора возвращаться в тело.

– Давай. Дела я отложу, чтобы полетать с тобой эти полчаса. Мне интересно с тобой летать, – тут же повеселев, ответила она.

– И мне очень с тобой летать нравится, – улыбнувшись, сказал я. Как только мы приблизились к дому, ощущение приближающейся опасности покинуло меня, и я расслабился. Но всё же торопился: – Сейчас мне пора, я должен вернуться и посмотреть всё ли в порядке с телом. Думаю, что Манусов не даст мне больше вылететь сегодня, поэтому я прощаюсь с тобой. Ты не обидишься на меня за то, что мы сегодня так мало полетали?

– Нет, конечно, не обижусь, Артур, – ответила Соня и улыбнулась.

Мы попрощались, а я стоял и с сожалением смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Мне было жаль, что в тот день все было так скомкано. А ведь я так ждал той встречи!

Как только я вернулся в тело, сразу же поделился с Манусовым тем, что меня взволновало.

– Профессор, всё нормально? Ничего не произошло? – спросил я, усаживаясь на кушетке.

– Да, всё хорошо. Я ничего не заметил. А что случилось? Что-то не так, по-твоему? – напрягшись, спросил он.

– Это хорошо. Я думал что-то с телом, поэтому вернулся раньше. Но раз всё нормально, значит, это что-то другое.

– Ты о чём? – спросил он, нахмурив брови.

– Сегодня я летел вдоль Ленинского проспекта по направлению к центру Москвы и, как только поравнялся с крышей здания Российской Академии Наук, почувствовал сильное беспокойство, ощущение какой-то борьбы, от которой у меня сильно сжало грудь и голову. Я не знаю, что это было и как на это реагировать. Я подумал, что что-то случилось с телом, – Манусов внимательно слушал, но к концу рассказа понимающе закивал.

– У тебя эти ассоциации возникли именно в тот момент, когда ты приблизился к этому зданию? – спросил он.

– Да, я был в нескольких метрах от его крыши, постарался подлететь ближе, но не смог, очень уж неприятно стало.

– Тогда всё понятно. Скорее всего, Артур, ты почувствовал какие-то вещи из прошлого. Ты знаешь, это место в Москве имеет нехорошую репутацию. Одни говорят, что там была скотобойня и прямо там закапывали трупы животных, другие говорят, что там было кладбище людей и теперь духи не дают покоя научным сотрудникам. Ходят слухи, что в этом здании происходят странные вещи. Даже если это всего лишь легенды и выдумки красноречивых фантазёров, слишком уж много негатива нависло над этим домом, и теперь немудрено, что от него веет плохой энергетикой. Возможно, что-то из прошлого оказало влияние и на тебя. Ты что-то ощутил, и тебя это обеспокоило. Скорее всего, так и есть. – Закивал Манусов, найдя хорошее объяснение, как ему казалось.

Надо отдать должное проницательности и знаниям Манусова. Я и в самом деле был обеспокоен видениями, связанными с этим зданием, а не изменениями в теле, как я думал поначалу. Пояснение профессора меня немного успокоило, однако, чувство тревоги не покинуло окончательно. Оно засело в глубине души и периодически будоражило голову различными сомнениями. И прежде всего эти сомнения почему-то касались Сони, но озвучивать вслух это не стал.

Я начал задумываться о том, что пора бы узнать, кто она такая, чем занимается, кто её родители и, главное, как она научилась вылетать из тела. Я понимал, что должен расспросить её обо всём этом, но никак не мог найти подходящего момента.

Мы с Соней виделись практически ежедневно за исключением выходных и праздничных дней, когда Манусов проводил своё законное свободное время в обществе жены в загородном домике в Подмосковье, на берегу реки Клязьмы. Те дни «отдыха» для меня с каждым разом становились всё длиннее. Я начинал скучать по Соне, поэтому просто сидел и ждал, когда пройдут праздники и я смогу пообщаться и полетать с ней снова.

Когда мы были вместе, мы не могли наговориться. Мы непринуждённо болтали обо всём на свете, и, казалось, что понимали друг друга с полуслова. Мы обсуждали книги, музыку, телевиденье, проблемы философии, психологии, взаимоотношений мужчины и женщины. Последняя тема нам доставляла особое удовольствие. Мы часами могли рассуждать и расспрашивать друг друга о том, что каждый из нас думает о любви, об отношениях, приводили примеры из книг и личных наблюдений за другими людьми. Соня считала, что самое большое счастье в жизни – это найти человека, с которым ты сможешь разделить всю свою жизнь, прожить её радостно и с удовольствием. Я её убеждал, что главное – это взаимопонимание, общение, родство душ, что над любыми отношениями надо работать, просто так ничего не даётся. Она лишь улыбалась и кивала, но оставалась при своём мнении.

Летая рядом с Соней, я искренне наслаждался чувством лёгкости. Без обременительного тела мы могли развить любую скорость: то медленно двигаться среди домов, деревьев и рекламных щитов, то с молниеносной быстротой уноситься далеко в небо и наблюдать город с головокружительной высоты. Мы резвились в облаках, как маленькие дети, играя в прятки и в догонялки, пролетали сквозь воду и землю, проходили со смехом сквозь стены. В воздухе мы были как одно целое. Меня тянуло к ней сильнее день ото дня, и я видел, что она тоже радуется нашим встречам.

Периодами я становился серьёзным и старался узнать о ней больше, задавал вопросы, но всякий раз, как только мы заговаривали о ней лично, она ускользала от ответов и переводила тему разговора. Поначалу я думал, что она стесняется или ещё не время узнать её ближе, но вскоре понял, что она умышленно скрывает что-то, не рассказывает о себе, и на это есть определённая причина. Чем больше она сопротивлялась и уходила от ответа, тем сильнее разгоралось желание узнать о ней всё. Мною руководил не столько интерес разгадать загадку этой девушки, сколько желание удостовериться, что в будущем у меня будет гарантированная возможность видеться с ней.

Меня тянуло к Соне еще и потому что она давала мне возможность почувствовать себя настоящим мужчиной, кроме того не скрою, что ее неподдельный интерес ко всему, что меня окружало, тешил мое самолюбие. Она легко отдавала мне руководство нашими полетами, всегда была внимательна к тому, что я говорил, активно поддерживала разговор, словно не замечая моей самонадеянности, нерешительности и смены настроений, о которых так часто говорили другие и особенно Варя. Она начала казаться мне идеальной, верхом совершенства, мечтой, до которой хотелось дотянуться. Невольно я сравнивал ее с Варей, которая казалась мне теперь еще более приземленной.

«Варя ведь никогда меня не слушала, любовалась собой и любила, когда мы занимались только ее проблемами! До меня ей и дела особого не было! Эгоизм налицо!» – думал я про Варю, не осознавая, что сам по отношению к ней был таким же.

Я начал злиться на то, что Варя такая. Но головой понимал, что все равно привязан к этой «очаровательной материалистке», как я ее часто называл, находясь среди друзей. Я ведь знал, как она ко мне относилась! Любила меня!

А Соня интриговала своей недосягаемостью, я не мог понять ее до конца, каждый раз она открывала мне что-то новое в себе. Видимо, та лёгкость, которую мы обретали, общаясь и бесцельно летая вокруг, не давала нам глубже узнать друг друга. Для этого нужно было время, по прошествии которого нам бы захотелось стать ближе не только в духовном, но и в физическом плане, или какой-то импульс извне. Судьба распорядилась так, что изменившиеся в скором времени обстоятельства подтолкнули меня к решительным действиям.

– Артур, не спрашивай пока, – говорила Соня, когда я в очередной раз пытался завести разговор на интересующую меня тему. – У нас ещё будет время всё обсудить. Как только я соберусь с мыслями, обязательно всё расскажу тебе. Сейчас так не хочется погружаться в какие-то долгие повествования!

– Ну что тебе сейчас мешает? – недоумевал я.

– Мне ничего не мешает. Мне есть чего рассказать тебе. Боюсь, что тебе не всё понравится из того, что я скажу, – говорила Соня.

– Я готов услышать всё что угодно, – решительно отвечал я.

– Ладно, ладно. Придёт время, и мы всё обсудим, – улыбалась устало Соня. – А теперь давай лучше полетаем!

Пока я не настаивал. Она была такая нежная, что я боялся испугать её своим напором и не хотел нагружать теми беспокойными ощущениями, которые бередили мою душу. Тем более что шли дни подготовки к защите диплома, что несколько отвлекало меня от других забот.

К концу года я успешно сдал госэкзамены и завершил дипломную работу. В то время, когда я занимался подготовкой к защите – написанием вступительной речи и презентации, – Манусов решил отправить меня на первое серьезное задание.