Текст книги "Экзопулус вздымает волны"

Глава 4

Две фигуры, быстрым шагом двигающиеся по тротуару, залитому немного уставшим, но все же ласковым августовским солнцем, привлекали заметное внимание прохожих.

Высокий молодой человек со светлыми волосами, уложенными элегантными волнами, поигрывал цепочками, отходящими от тонких браслетов на правой руке. Пурпурный пиджак, слегка отсвечивающий на солнце, сочетался со светло-серыми, почти стальными, узкими брюками и светлой приталенной рубашкой, подчеркивающей его стройную фигуру. Образ дополнял легкий клетчатый шарфик, заправленный в ворот, и круглые солнечные очки со стеклами темно-синего цвета.

Второй человек, пониже ростом и поплотнее, был одет в изысканный костюм цвета ультрамарин с узкими лацканами, вкупе с ярко-красной бабочкой и нагрудным платком аналогичного цвета. Темно-русые волосы, аккуратно зачесанные назад, были идеально гладкими от нескольких слоев геля. Образ довершали декоративные гловелетты³ с алым узором и тонкая лакированная трость с золотистой рукояткой.

Случайные прохожие приостанавливали шаг, кто-то между делом улыбался, а компания беззаботных туристок из Китая даже сделала несколько фотографий, перед этим что-то одобрительно выкрикнув.

– Все-таки сегодня приятный день, – отметил Макс, раз в седьмой заводящий разговор о погоде, – погода просто отличная, это немного успокаивает. Добавить бы еще пару билетов первым классом куда-нибудь на Бора-Бора, так вообще было бы идеально. Или куда-нибудь в Эквадор, на берега Амазонки, посреди непроходимых и прекрасных джунглей… или в горы, где нас найдут кечуа⁴ и уведут в свои поселения. А мы будем все снимать, и станем модными видеоблогерами, и будем путешествовать по всему миру. В самых отдаленных уголках планеты… куда не ступала нога человека. Так, куда нам теперь… похоже, что прямо…

Спешно перебежав через дорогу, по пути чуть не задев бордовый «Форд Фиеста», Макс остановился около широкой витрины и скептически оглядел свое отражение, дожидаясь друга, впопыхах поспевающего за ним, после чего продолжил:

– Знаешь, Феня, может быть, ходить в этом и не особо удобно, но я считаю, мы выглядим стильно. Ярко, свежо, небанально. Как и должны выглядеть жрецы искусства, ведущие наше общество в безграничные дали высшего развития… беседующие об идеях, доселе не доступных человечеству… сверкая на солнце итальянским бархатом цвета маджентовой⁵ дымки. Кстати, когда все закончится, я, наверное, оставлю его себе. Ты, как талантливый арт-критик, согласен?

– Его чистить трудно, мусор прилипнет, стирать нельзя, я такое знаю. На шторах тоже прилипает сильно, только они еще больше, а кофта поменьше, будет потом вся в мусоре, – уточнил Феня.

Макс укоризненно посмотрел на своего друга:

– Нельзя же так безапелляционно оголять проблему композиции. Я, между прочим, себе нравился еще минуту назад…

Феня покосился на стоящую поодаль скамейку, откуда худенькая девчушка лет пятнадцати послала ему воздушный поцелуй и смущенно захихикала вместе компанией таких же юных подружек.

– А еще на нас странно смотрят, много людей.

– Мне кажется, мы им нравимся, – Макс резко обернулся, отчего на полной скорости ему в плечо врезалась раздраженная бабулька, громко обложившая обоих бранными словами и спешно устремившаяся к автобусной остановке.

– Пусть даже не всем, – добавил Макс. – И нам, между прочим, осталось метров двадцать, если все верно по картам.

Пройдя мимо нескольких магазинов, щедро украшенных пестрыми вывесками и зазывающими сообщениями о невообразимых скидках и прекрасных товарах, новоиспеченные знатоки искусства остановились около невысокого светлого здания, выполненного в современном стиле. Высокие окна прорезали почти весь фасад, над большой стеклянной дверью располагались объемные акриловые буквы, составляющие надпись: «Галерея современного искусства „Артекториум“».

– А вот и наш арт-центр… или как его правильно называть… Ну что… – Макс на секунду запнулся, – пойдем… внутрь.

Немного помедлив, собираясь с мыслями, Макс, наконец, толкнул тяжелую дверь и очутился в огромном квадратном холле белоснежного цвета, создающего ощущение безграничного, почти ирреального, пространства, от которого слегка кружилась голова.

На фоне белых стен, пола и потолка выделялась строгая отделка серебристого цвета и два диванчика с темно-вишневой обивкой, стоящие друг напротив друга. Стиль помещения подчеркивали абстрактные скульптуры и полупрозрачные стойки, на которых были прикреплены яркие плакаты в полигональном⁶ стиле с названиями выставок. Особенно привлекала внимание стойка у входа, где тонкие металлические стержни создавали замысловатый узор, похожий на паутинку, заключенную в стеклянный каркас.

Макс зачарованно переводил взгляд, пытаясь найти своеобразную точку опоры, но все сильнее терялся в этом неизведанном мире.

– Мы сегодня не работаем, выставочный зал будет открыт завтра. А как вы вошли? – Раздавшийся слева негромкий, чуть раздраженный баритон, отдавшийся еле слышным, приглушенным эхом, вывел Макса из состояния зачарованности.

– Дверь была открыта, – констатировал Макс.

– Да что ж такое, бардак везде! – посетовал обладатель голоса, оказавшийся мужичком среднего роста, на вид немного уставшим и даже поникшим. Дорогой, асфальтового цвета, костюм без галстука дополняла помятая черная рубашка с расстегнутым воротом. Темные волосы начинала проедать небольшая залысина, еще прикрытая редкими прядями, над карими глазами нависали тяжелые, слегка припухшие веки. – В общем… приходите завтра.

– Мы не на выставку, – успел вставить Макс, – нам нужен директор. Вишцевский… Эрнест Львович.

– По какому вопросу? Что вас интересует?

– Абсолютно все, – Макс выдал обворожительную улыбку. – Но особенно сильно нас интересует, на месте ли он и когда сможет нас принять. Мы по поводу работы, майор Грозов должен был сообщить. Так директор на месте?

Мужичок сделал два шага вперед и медленно обвел взглядом обоих. Доносился легкий, но настойчивый запах алкоголя.

– Ну, могу предположить, что я на месте.

– Вы…

– Майор, да, помню… Панфил Панфилович упоминал о вас… и настойчиво советовал принять вашу помощь в организации выставок. И я зачем-то согласился, хотя лет десять его уже не видел… Но он же всех достанет… с детства всех доставал… – Директор зашелся тяжелым, хрипловатым кашлем, затем пристально посмотрел на Феню. – Так что… придется… да…

Вишцевский на секунду задумался и добавил:

– Вы будете представляться?

– О, да, конечно, – Макс протянул правую руку вперед. – Меня зовут Максимилиан, можно и Максим, потому что почти все мои друзья так сокращают, и я к этому привык, но лучше просто Макс. Я активно изучаю интерьерный дизайн и, надеюсь, смогу быть вам полезным при оформлении выставок. Ваш выставочный центр вдохновляет и поражает, я благодарен, что вы ответили согласием на просьбу Панфила Панфиловича. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Вытянутая рука осталась без ответа, директор, казалось, даже не заметил ее. Прикрыв глаза, левой ладонью он медленно потирал лоб.

– Ну, не знаю, у нас почти все оформлено… но…

– Это не проблема. В теме искусства я универсален.

Вишцевский устало опустил руку:

– И какие направления вам близки больше всех? В дизайне, я имею в виду…

– Разные… мне нравятся современный дизайн. Чтобы он был, – Макс отчаянно пытался вспомнить обрывки фраз, прочитанных им накануне, – стильным. Да, точно, стильным, модным, отвечал вкусу людей. А еще не стоит забывать про общемировые тенденции, они тоже должны отражаться в произведении. Искусство – многогранно. Это один из столпов, на котором держится наше общество.

Образовалась небольшая, но заметная пауза. Срочно нужно было что-то добавить.

– Несомненно, важны оттенки цвета в сочетании с современными формами. А вообще, нельзя не оценить вклад Италии в открытии новых горизонтов развития дизайнерской мысли…

– О-ох… – Директор потер живот и несколько раз кашлянул. – Да, Италия – это хорошо. То есть вам кто близок… Мендини⁷, Соттсасс⁸, Лавиани⁹… не знаю… Фабио Новембре¹⁰?

Вопрос поставил Макса в тупик, потому как все упомянутые фамилии он слышал впервые. Посему пока что единственное логичное предположение сводилось к тому, что все вышеназванные представители являлись дизайнерами, и, с большой долей вероятности, успешными, судя по знаниям Эрнеста Львовича.

А еще смутные воспоминания по психологии и собственный опыт подсказывали, что при отсутствии знаний нужно отвечать вопросом на вопрос и уводить обсуждение куда подальше.

– Они все хорошие, – Макс выпрямился и попытался принять вид как можно более вдумчивого и глубокого человека, – даже не знаю, кого и выбрать. Каждый из них прекрасен по-своему. У каждого свой стиль и своя красота. Разве можно выбрать кого-то? Выбирать между талантами, затаптывая одного и превознося другого? Когда-то я взял себе за правило никогда не рассуждать на эту тему, и до сих пор мне удавалось следовать этому. Ведь слишком часто простое обсуждение предпочтений в итоге своем выливается в диспут, который нещадно погребает под собой все нормы тактичности. В редких случаях благовоспитанность одерживает верх, как правило, чаша весов склоняется в неверную сторону. Увы, я наблюдал это слишком часто.

Возможно, данному монологу мировые политики аплодировали бы стоя, но пана Вишцевского он ввел в необъяснимый ступор. Трудно было понять, что из вышесказанного дошло до него, он продолжал стоять на месте, замерший, с отсутствующим взглядом, изредка покачиваясь из стороны в сторону. В пустующем холле распространялась странная, почти хрустальная, тишина – острая, нервная, цепкая.

– У меня что-то голова сильно болит… – пробормотал Эрнест Львович. – В общем, у вас хорошая, интересная позиция… А чем занимается ваш немногословный друг?

– Я – талантливый арт-критик, – провозгласил Феня.

– Именно так, Парфений очень долго и глубоко изучал искусство, и у него действительно способность видеть суть идеи, которое недоступно к осмыслению многими. Ведь для кого-то посильно узреть лишь оболочку, поверхностную и легкомысленную…

– Хорошо, хорошо, не надо больше, не надо, я понял… – взмолился Вишцевский. – В общем, завтра приходите к десяти. Я буду только к вечеру, но будут все остальные сотрудники… Они вас введут в курс дела… разберетесь… Я вечером все проверю тогда…

– Большое спасибо, Эрнест Львович, – Макс горячо пожал ему руку, – завтра мы будем здесь без опозданий. Обязательно.

Прощание, к великой радости директора Вишцевского, было недолгим, что позволило ему, наконец, устремиться к своему кабинету, во власть неизменно беспечального Вакха¹¹, не забывающего частенько преподносить завидные подарки, которые в последнее время Эрнесту Львовичу определенно приходились по душе.

Макс же, очутившись на улице, внезапно почувствовал себя персонажем, волею судьбы или в рамках эксперимента таинственного режиссера перемещенным в неизвестный фильм, из-за чего недавно знакомые улицы и дома становились похожими на нереальные, плохо проработанные, модели. Он неуклюже присел на единственную ступеньку галереи, обдуваемый свежим ветром, и вскоре ощущение полной разбитости стало вытесняться странной усталой радостью стайера, в изнеможении осилившего последние метры, утопающего, в последнюю минуту зацепившегося за проплывающий мимо баркас. Феня стоял рядом и озабоченно наблюдал.

– А ведь мы прошли первый тур, Феня, мы в игре, – засмеялся Макс. – Теперь все будет легче.

– Извините, можно пройти? – раздался сбоку голос.

– Конечно! – Макс подскочил и пропустил вышедшую из стеклянных дверей галереи девушку лет двадцати с красно-рыжими волосами, заплетенными в тугую косу, доходившую ей до пояса.

Девушка, одетая в прямое спортивное платье черного цвета и кроссовки, проворно обшарила содержимое своей небольшой разноцветной сумочки и пристально посмотрела на Макса:

– Сигарета будет?

– Нет… к сожалению… – озадаченно ответил Макс.

– Черт! – девушка взвизгнула и гневно захлопнула сумочку.

– Может, вам чем-то помочь?

– Ничем, спасибо, – юная незнакомка спустилась со ступеньки и бодро направилась в сторону метро.

На секунду застывший Макс спрыгнул на тротуар и крикнул вслед:

– А вы здесь работаете? Выставка же закрыта сегодня.

Девушка обернулась:

– Именно.

Макс пробежал вперед:

– И мы тут тоже работаем. С завтрашнего дня. И как тут?

– Дурдом.

– Почему?

– Потому что. Ладно, мне пора! – Хрупкая фигура, удаляющаяся быстрым нервным шагом, вскоре исчезла в толпе прохожих.

Феня, негромко постукивая тростью, с которой так и не смог расстаться в магазине аксессуаров, подошел к Максу, слегка прикоснувшись к руке.

– Да, Феня, – задумчиво произнес Макс, – похоже, в этой галерее все далеко не так просто.

Глава 5

Часы показывали уже пятнадцать минут второго, галерея была открыта более трех часов, однако особых посетителей в ней не наблюдалось. По широкому холлу, его коридорам и ответвлениям прогуливались лишь несколько студентов художественных училищ и пожилая пара, на лице которых отображалась явная скука.

Конечно, можно было бы списать это на будний день и всеобщую занятость, однако, по словам Елисея, одного из сотрудников данного заведения, такую ситуацию можно было лицезреть практически ежедневно – галерея переживала далеко не лучшие времена и была не в особой чести у художественного мира. Именитые художники и скульпторы заглядывали сюда редко, менее именитые особую публику не собирали, и выставки особым успехом не пользовались.

Елисей вообще оказался разговорчивым малым, хотя и не особо умел слушать других, но Макс воспринял это как плюс, помня о не самом впечатляющем разговоре с директором на тему дизайнеров Италии. Говорил Елисей довольно сбивчиво и нервно, зато из него можно было выудить много полезной и не очень информации.

В частности, выяснилось, что два года назад он с отличием окончил «сурок»¹², специализируясь на станковой живописи¹³. Столкнувшись с главной проблемой выпускников заведений подобного рода – проблемой трудоустройства, безудержный с юных лет романтизм стал в нем постепенно угасать, и главному вопросу «Что же делать дальше?» уже долгое время не находилось мало-мальски удовлетворительного ответа.

Найдя приют в галерее «Артекториум» в позиции младшего сотрудника, почти всю свою не особо внушительную зарплату он тратил на приобретение красок, холстов, кистей и прочих материалов. Все вечера, плавно переходящие в ночи, были посвящены написанию новых картин и отправке фотографий своих работ интернет-сайтам, но заинтересованные клиенты по-прежнему оставались редким явлением.

Кроме него в галерее обитало еще несколько сотрудников, и, судя по описаниям Елисея, получалось примерно следующее:

– Ефим Иосифович Кожедубов-Брюммер – историк искусств, доктор искусствоведения и автор научных статей, находился в галерее в должности аналитика по современному искусству, которое ненавидел больше всего на свете, считая большую часть его представителей примером вырождения таланта и отсутствия вкуса. В свои семьдесят восемь лет Ефим Иосифович был активным (иногда даже слишком) и очень принципиальным, поэтому всегда находил повод напомнить о своем мнении по любому вопросу, по делу и без дела, полностью оправдывая свою фамилию¹⁴.

– Лика Фионова появилась в команде совсем недавно – около девяти месяцев назад, и официально была помощницей галериста, но на практике выполняла огромную часть работы по сортировке писем и заявок от художников, заполнении документов и оформлении выставок. Она увлекалась древними языками и поэзией, много читала и часто выглядела пришелицей из другого мира – чересчур мечтательной, грустной, немногословной. О себе она не вдавалась в подробности и кроме ее интересов и диплома по специальности «Культурология» ничего особо известно не было.

– Эрнест Львович Вишцевский, с которым Макс и Феня уже успели познакомиться, был из семьи польских мигрантов и до двенадцати лет жил во Вроцлаве¹⁵. Получив образование в области менеджмента, он некоторое время занимался бизнесом в строительной сфере, но тяга к искусству, привитая с детства, в итоге взяла верх. После этого он полностью сосредоточился на арт-выставках и когда-то считался достаточно уважаемым и успешным галеристом. Сейчас стал все чаще употреблять алкоголь, да и выглядел не лучшим образом, а в последнее время («где-то полгода, наверное», – уточнил Елисей) он стал особенно странным, и точная причина этого до сих пор оставалась тайной.

– Полина Вишцевская, и по совместительству – дочь директора (с ней Макс тоже оказался знаком: как он понял по суетливому описанию, это и была та девушка с длинной косой), преимущественно занималась вопросами по организации выставок и встреч с художниками и скульпторами. Она была немного взбалмошной и неусидчивой, но современное искусство (или его атмосфера) ее очень привлекало. Со своим отцом они никогда не были особо близки друг другу, но в последнее время их отношения становились все более напряженными.

Слушая все это, Макс периодически терял мысль, так как Елисей перескакивал с темы на тему и совершенно не мог рассказывать последовательно, перемежая свой рассказ о сотрудниках галереи восторженными возгласами о новых выставках и художниках, фамилии которых на каком-то этапе у Макса вообще перестали восприниматься.

Феня в это время стоял рядом и пристально рассматривал картину, на черном фоне которой была изображена приличных размеров розовая полусфера с бордовыми кольцами, вытягивающаяся в тонкое основание, похожее на воронку. На заднем плане парили еще около двадцати таких воронок, только меньших по размеру, образуя равносторонний треугольник.

Со стороны могло показаться, что полотно его заворожило, ведь Феня стоял без движения уже более двадцати минут, но Макс, мельком бросив взгляд, сразу понял, что его друг что-то пристально изучает, внимательно вглядываясь в каждый сантиметр картины.

– Очаровались бездарностью? – послышался со стороны скрипучий, хриплый, но довольно громкий голос, от которого Макс вздрогнул.

– Ефим Иосифович, вы опять… вдруг резко подобрались… – попытался выразить мысль Елисей, – напугали опять…

– Лучше бы вы, Елисей, так пугались тому, что висит на этих стенах, тогда, быть может, у искусства был бы хотя бы небольшой шанс. – Кожедубов-Брюммер подошел ближе, и Макс, наконец, смог его разглядеть – худощавый, невысокий старичок с густой белесой шевелюрой, несмотря на свой возраст, совершенно не походил на образ типичного пенсионера. В нем чувствовалась уверенность и властность, такими обычно изображают в исторических фильмах престарелых полководцев и завоевателей.

– Ефим Иосифович, ну не начинайте… пожалуйста. У нас вот сотрудники новые в галерее…

– Очень приятно с вами познакомиться, – вставил Макс, – много о вас наслышан.

– Я тоже достаточно о вас наслышан, парочка протеже Вишцевского здесь, конечно, были нужны, как глоток свежего воздуха. А я-то все ответа не находил, что же поможет вытащить нас с самого дна. Конечно же, вы двое.

– Ну, кто знает, у нас много талантов, – попытался разрядить обстановку Макс.

– Да, я, например, талантливый арт-критик, – Феня очнулся от внимательного созерцания и вспомнил старательно заученную фразу.

– Святые небеса, все еще хуже, чем я думал, – Кожедубов-Брюммер театрально поднял вверх руки и закатил глаза, – нас поглотила бездна.

– Знаете, при всем к вам уважении, – Елисей немного продвинулся вперед, – мы не находимся на самом дне… в смысле, может, и находимся, но не на самом. А чтобы не получилось, что мы уже на самом дне, тогда надо что-то сделать и привлечь посетителей…

– Перформанс какой-нибудь, – между делом вставил Макс, – актуально, свежо…

– Наилучший вариант, – перебил академик, – поменять вывеску на «Артекториум – галерея современного убожества». Тут уж мы точно никого не разочаруем. Даже самые взыскательные посетители с лихвой получат! Да взять хотя бы вот это, – Ефим Иосифович направил жилистый палец на картину с воронками, – это же позор!

– Между прочим, она продана почти за триста тысяч рублей… У меня бы за такие деньги кто-то хоть одну картину купил, – обиженно добавил Елисей, – я бы и воронки, и что угодно рисовал.

– Вот отсюда и все проблемы. Мир сошел с ума, – подытожил Кожедубов-Брюммер. – Как хлынули из фонтана¹⁶ на нас зловонные воды, так и барахтаемся мы в них до сих пор и не можем выплыть.

На этих словах Макс поймал себя на мысли, что определенно пора сменить тему разговора, который, мягко говоря, начинал двигаться в не очень приятном направлении, но, как назло, идеи, способные исправить ситуацию, категорически отказывались появляться на свет. Поэтому Макс решил спросить наобум:

– А как, кстати, она называется?

– Картина эта? – переспросил Елисей. – «Трансцендентная гипноплазия апостериори».

– Еще раз? – не понял Макс.

– А ты не знал разве? Да ладно! Правда, не знал?

– Наверное, пропустил…

– Ее же везде обсуждали… Художник молодой еще, ему двадцать один недавно исполнилось, Демьян Ле Бо. Он из России сам, из Самары, по-моему, но учится в Париже и выставляется и там, и здесь. Настоящее имя Демьян Хлебов. Его многие оценили уже, говорят, большой потенциал. Мы его выставку делали в прошлом году, она называлась «Монолог в душе Роршаха»… классное название, скажи? Как игра слов «душ» и «душа».

– Да, – неуверенно произнес Макс, – интересное словосочетание…

– Ну вот! А почему так выставка называлась – там реально душевая кабинка стояла, и черная тушь…

– Тушь?

– Ну да. Которой пишут. Роршах¹⁷ же пятна все делал, и здесь были пятна необычной формы, в виде птиц, животных, чудовищ, там и кабинка вся была в краске, и пол, очень эффектно было.

– Уборщица оценила, – заметил Кожедубов-Брюммер, – на улице даже ее восхищенные возгласы слышны были.

– Зато посетителей много было… Про эту картину недавно я статью видел, как раз про Демьяна писали, и там было сказано, что это гениальный ход… Говорят, что тут заложен глубокий смысл, споры идут, чем автор вдохновлялся, воронки вроде как внутренняя неустойчивость человека. Я точно не помню, что там написано было, длинная статья, но смысл такой. А картину, кстати, еще называют сокращенно «Гипноплазия»… И говорят, что скоро ее цена в разы возрастет, – Елисей запнулся, – о чем я? А вот… воронки… это бессознательные мысли, бесконечная спираль, что-то такое. А треугольник это вообще символ жизни, и получается, что в центре личность, а вокруг целый мир, но всем в итоге управляют подсознание и внутренние страхи… Только непонятно до конца, что обозначают кольца, и почему выбран именно розовый цвет для воронки. А сам Демьян ничего не комментирует, тайну нагоняет… и что именно там нарисовано, доподлинно неизвестно…

Феня, продолжавший рассматривать картину, наконец оторвался от нее и многозначительно посмотрел на Елисея:

– Это сортировка грибов.

– Каких грибов? – удивился Елисей.

– Это, – Феня указал пальцем на самую большую воронку, – гриб. Розовая волнушка. Я такие видел, они все розовые и в кольцах. Только их вымачивать сначала нужно, чтобы не горькие были, а то есть нельзя будет. И на картине много грибов нарисовано, потому что их собрали и разбирают, какие лучше солить потом, а какие выбросить. Просто треугольником сложили, чтобы красиво было, потому что это картина, а на картине надо, чтобы было красиво.

– Молодой человек, да у вас потенциал, – Ефим Иосифович горячо пожал Фене руку. – Наконец-то нашелся один-единственный человек из всех, кто смог бы так точно выразить суть этого полотна. Эта мысль вертелась у меня в голове, но все не могла материализоваться, и вот, наконец. Напомните, как вас зовут?

– Феня. Парфений.

– Парфений, мое уважение, – Ефим Иосифович потряс Фенину руку еще раз, – я бы с вами с удовольствием еще побеседовал.

– Он не особо разговорчивый, – решил подстраховаться Макс.

– Что прекрасно, многословие – признак пустомыслия.

– Да… это правильно… – Макс осторожно попытался придать себе весомости глубокомысленным кивком, чтобы хотя бы немного войти в доверие к Ефиму Иосифовичу, однако холодный взгляд профессора ясно выразил, что попытка оказалась не в числе удачных.

Начавшиеся было хаотичные размышления о том, что же еще можно предпринять, внезапно прервала громогласная фраза «Вот вы где!». Полина шла быстрым шагом, одетая в синее платье в горошек, украшенное белым кружевным воротником, на ходу поправляя выбившуюся из косы ленту и попутно что-то набирая в айфоне. Немного поодаль, потупившись, семенила Лика, невысокая девушка с тонкими чертами лица и светлыми, почти платинового цвета, волосами, стянутыми в короткий аккуратный хвостик. Широкое серое платье из плотной ткани было перевязано веревочным поясом, руки украшали узорчатые тканевые браслеты с мелкими бусинами – в целом выглядела она довольно мило, но немного отстраненно.

Пробежав еще несколько метров, Полина на ходу выкрикнула:

– Экзопулуса завтра днем привозят.

Тем временем успевший вернуться к созерцанию картины Феня, услышав знакомое слово, обернулся и внимательно посмотрел на девушку.

– Как завтра? – переспросил Елисей. – Его же в пятницу должны были доставить…

– А будет завтра. Мне Литтон… Фарнсуорт только что позвонил, сказал, что позвонит за час до приезда, а потом всю выставку будет контролировать лично.

– Но у него же не получится… Он же не каждый день тут будет… Или каждый? Мне что-то от его агента как-то не по себе, – признался Елисей, – не нравится он мне.

– Да ладно, он вполне себе милый, – Полина подождала несколько секунд и, слегка отдышавшись, продолжила, – с Феликсом, мне кажется, у нас побольше проблем будет.

– Почему?

– Не знаю… Он чересчур придирчивый, что ли. Месяца четыре назад, когда мы только обсуждали, какой должна быть экспозиция, он часа два объяснял, что на выставке должно создаваться ощущение смятения, такое самое начало конца, немного трэшевое, и плюс добавить индустриалки. Потом говорил про морские мотивы, силу стихии и все в этом духе, хотел облепить стены мхом. Потом говорил про древние мифы, древних богов и их пришествие. А вчера сказал, что жаждет идеала.

Все промолчали.

– Я, наверное, не понял… Идеала в чем? – решил уточнить Елисей.

– Во всем. Объединить все идеи, и раз пятнадцать повторил, что решит на месте, как все будет выглядеть в итоге.

– А что было с его предыдущими выставками? – настороженно поинтересовался Макс.

– В том то все и дело, он их делает совершенно разными, каждый раз меняет оформление, они же еще ни разу не повторялись.

– Ага… Он так и делает… Может… в этом и есть… секрет его успеха? – на этой фразе в голосе Елисея отчетливо зазвучали легкие нотки ревности.

– Может быть, но суть не в этом, – слегка растерянно произнесла Полина, – я общалась со многими художниками. И понимаю, конечно, что они люди далеко не простые, самобытные, но… почему-то у меня сложилось ощущение, что Феликс сам не до конца понимает, чего хочет. Хотя, – Полина внезапно снова взяла себя в руки и постучала мизинцем по экрану айфона, – в принципе, это не наше дело, наша задача – провести успешную выставку, которая заинтересует посетителей. Остальное нас не должно волновать, займемся лучше оформлением зала.

– Только без меня, – категорично заявил Кожедубов-Брюммер и неспешным шагом отправился куда-то вглубь. За ним же упорхнула и Лика, сославшись на большое количество дел и внезапную головную боль.

Оставшимися участниками дискуссии было принято решение «срочно начинать доделывать». Макс, конечно, совершенно не представлял, что именно означает эта фраза, которую Елисей нервно повторил несколько раз, но нашел, что участие в такой далеко не стандартной миссии являлось неплохой идеей, ибо давало возможность им с Феней ближе познакомиться со своими новыми коллегами. И уже спустя несколько секунд по широким белым плиткам, залитым светом, заспешили еще две фигуры, уверенно следуя по маршруту девушки с огненной косой.