Текст книги "Вдоль каштановой аллеи (сборник)"

Капризы вдохновения

Малоизвестная еще в ту пору, не ахти какая молодая и уже не очень свежая писательница сидела в удобном плетеном кресле у самого берега океана и грустила.

Пред ее опечаленным взором то и дело проплывали озорные туристические теплоходики, вдали у горизонта белели круизные лайнеры, а почти у самого берега плескалась мелкая рыбешка, резвясь и подкидывая в воздух серебристые спинки. Океан вздымал свои ажурные волны и с неистовой страстью бросал их к ее ногам. Солнце играло лучами на водной поверхности, превращая ее в сотканное из золота покрывало.

Писательница маялась, перекладывала ногу с одной на другую и вдумчиво курила. Ее соломенная шляпа с непомерными полями и атласным зеленым бантом покачивалась в тихом негодовании. Вдохновение никак к ней не шло, несмотря на идиллическую южную картинку, рюмочку коньяку на столике и множество уютных красных подушечек, подоткнутых под нее буквально со всех сторон.

Она в очередной раз переложила ногу, отпила глоток из бокала и снова закурила. Белый лист бумаги оставался нетронутым, как свежевыпавший в России снег.

– Милая, как у тебя дела? – отозвался откуда-то снизу писательский муж, который с завидной последовательностью закапывал в песок и снова откапывал их трехлетнего отпрыска.

– Ах, что-то как-то… прямо даже не знаю, – удрученным тоном проговорила она и, закатив глаза к небу, уперлась взглядом в сетчатое поле собственной шляпы.

Она стала внимательно изучать хитросплетение соломинок в надежде, что ее сейчас вот-вот озарит, но единственное, что она там увидела – это крохотные кусочки просвечивающего сквозь поля голубого неба.

Не желая отчаиваться и предаваться унынию, писательница решительно и подробнейшим образом изучила все, что имелось на столике: коньячный бокал, тонкие длинные сигареты, перламутровую пепельницу-черепаху, ручку «Паркер» с золотым пером и даже сам девственно чистый лист бумаги. К сожалению, ее исследования не привели к желаемому результату, и потому она снова с надеждой воззрилась на морской пейзаж.

– Милая, ну что? Продвинулась? – откликнулся из песка писательский муж.

– Да… но… ах, кажется, сегодня слишком… душно! – внезапно сообразила она и несказанно обрадовалась. Стоит устранить досадную преграду, и все пойдет как по маслу!

– Давай я приведу мальчика с опахалом, – с энтузиазмом предложил муж, проворно закапываясь в песок.

– Мальчика? С опахалом? Но это как-то… неприлично. Какие-то барские замашки… Да и где ты его возьмешь?

– Ну, это не проблема! Заплачу любому, шатающемуся без дела, индусу двадцать рупий и он будет махать над тобой кокосовым листом как миленький!

– Ну, разве что за двадцать рупий… – с сомнением протянула писательница, но в ее взгляде забрезжила надежда.

– Я сейчас! – с готовностью сорвался с места муж и весь в песке с ног до головы помчался куда-то с повизгивающим чадом наперевес.

Через десять минут он вернулся с неимоверно худым, словно высохшим на солнце, индусом с совершенно беззубым ртом. Впереди себя индус нес огромный пальмовый лист, который развевался на ветру как знамя.

Индус пристроился слева от кресла и стал усердно махать. Вокруг разлилась отдохновенная прохлада, писательница удовлетворенно откинулась в кресле и закурила.

– А в девятнадцатом веке литераторам жилось не в пример лучше, не правда ли, дорогой? – с удовольствием заметила она и отпила из бокала немного коньяку.

– Несомненно, милая! – отозвался писательский муж, снова методично закапываясь в песок.

– Что ж… – писательница склонилась над листом бумаги, глубоко заглянула в него, как в омут и… в отчаянии откинулась на подушки.

– Да что это за напасть! – всплеснула она пухлыми руками, унизанными дорогими браслетами. – Наверное, слишком яркое солнце, – вслух подумала она и потянулась за очками.

Нацепив очки на нос, она вновь заглянула в лежащий перед собой лист бумаги. Теперь он показался ей темным и угрожающим, так что писательница даже в испуге отшатнулась.

– Милая, ну ты как? – голос мужа прозвучал словно из подземелья. Наверное, он там внизу окончательно окопался.

– Думаю, мне надо пройтись, – то ли мужу, то ли сама себе ответила она и, с трудом выкарабкавшись из красных подушек, направилась к морю.

Волны тут же принялись ласкать ее щиколотки, обволакивая мягкой пеной. Писательница громко пошлепала по воде ногами, затем прошлась вдоль моря туда, потом сюда, и снова туда и сюда, и так раз шесть или восемь.

– Наверное, уже пора, – сказала она себе и решительно двинулась к своему креслу.

Индус, до сей поры развлекавший себя ловлей мух, замахал пальмовым листом с остервенелой, неожиданной для такого тщедушного субъекта силой.

Писательница устроилась поудобнее, закопала ноги в теплый песок и с твердым намерением взяла в руку «Паркер». Поводив им над бумагой, словно самолетом над обледенелой Антарктидой, она приземлила наконец свое воздушное судно, поставив жирную точку в левом верхнем углу листа.

И тут ей срочно захотелось курить. Так нестерпимо, словно она была полярником на антарктической станции и осталась без сигарет как минимум на месяц, а то и на целый год.

Писательница пошарила по столу левой свободной рукой (правой она все еще удерживала точку на кончике золотого пера) и нащупала пачку. Увы, она была совершенно пуста!

– Боже, у меня закончились сигареты, – запричитала она, словно от них зависела судьба всех до одного ее гениальных творений.

– Так пошли за ними индуса! – воодушевленно посоветовал муж, выныривая из воды, где он уже почти час отмачивал сомлевшее от жары дитя.

– Но… – писательница рассеянно развела руками, – но если я его пошлю, то кто же будет махать? Сегодня так душно, – словно в оправдание себе добавила она и с твердой решимостью опрокинула рюмку коньяку.

– Я сейчас! – ни минуты не колеблясь, откликнулся муж и, на ходу тряся за ногу перевернутого вверх тормашками мокрого отпрыска, метнулся прочь.

– Вот, – радостно воскликнул он, выкладывая на столик пачку сигарет, а заодно еще шоколад, пару мандаринов и три ржаные галеты с тмином.

– Какой ты у меня… – с умилением в голосе произнесла писательница и нежно посмотрела на супруга: – что бы я без тебя делала! – она стала с аппетитом поглощать мужнины дары, перемежая еду продолжительными сигаретными затяжками.

– Мама, мама, посмотри, какой краб! – трехлетний отпрыск высунулся из-под столика, тряся над листом бумаги полупрозрачным растопыренным существом.

Писательница сморщила нос и взглянула на белый лист, сплошь покрывшийся каплями воды.

– Замечательный краб, – дипломатично ответила она и чмокнула малыша в лоб, – иди к папе, мамочка работает.

Она в задумчивости посмотрела на несколько растекшуюся от воды точку в верхнем левом углу листа и с грустной отрешенностью стала рисовать из нее большую неуклюжую ромашку.

– Милая, ты в порядке? Тебе кофе сварить? – крикнул писательский муж откуда-то из глубины коттеджа.

– Да, свари, пожалуй, раз уж больше… – она обреченно вздохнула и тут же в ярости скомкала листок, едва не запустив его в ни в чем не повинного индуса.

– Ма-ам! Смотри какой у меня… – отпрыск несся к писательнице, и его фатальное столкновение с отцом уже было совершенно неизбежным.

– А-ах! – вскрикнула писательница, отпрыгнув от брызнувшего на колени раскаленного кофе. Кресло повалилось назад, подушки рассыпались по песку, шляпа слетела с головы и поплыла вдоль берега.

Каштановый локон писательницы выбился из прически, лицо ее горело, ногу выше колена нестерпимо жгло. Она испуганно смотрела на большое кофейное пятно, которое расплывалось по светлым брюкам и прямо на глазах превращалось в огромную коричневую лужу.

– Баржа сталкивается с рыболовецким судном, бензин растекается по воде, и все сейчас взорвется и взлетит на воздух! А отважный капитан… – с ликованием воскликнула писательница и, неудобно сгорбившись над листом бумаги, принялась бешено строчить.

– Какая же ты у меня талантливая… – с обожанием прошептал писательский муж и, ласково погладив ее по руке, пошел в дом за тряпкой.

16 декабря 2009, Индия, Гоа

Соблазнительный английский

– Зойка, ну давай уже, пошли! – Кристина нетерпеливо топчется у входа в бунгало и от нечего делать дергает ручку двери.

– Куда ты так торопишься? Пляж от нас никуда не убежит, – Зойка сидит перед зеркалом и старательно, с чувством покрывает губы пухлым слоем розового перламутра.

– Все топчаны у моря займут, будем опять вдыхать хлорку возле бассейна, – Кристина открывает и закрывает дверь, открывает и снова закрывает.

– Дремучая ты, Кристина, даром что с таким заковыристым именем. Не топчаны, а шезлонги, understand? Шез-лон-ги, – по слогам произносит Зойка и влюбленно смотрит на свое отражение в зеркале.

– Шезлонги, топчаны… Какая разница? – раздраженно бубнит Кристина. – Еще пять минут, и нам не достанется ни тех, ни других, – она выходит на их маленькую терраску и через распахнутую настежь дверь напряженно сверлит Зойку глазами.

– Ох, ну и зануда же ты, подруга, – Зойка строит своему отражению «губки» и лениво поднимается со стула. – Чуть очки из-за тебя не забыла! – она надевает солнечные очки, огромные, на пол-Зойкиного лица, еще на пару секунд задерживается у зеркала и горделиво отчаливает, позвякивая ключами.

– Ну наконец-то, – бурчит себе под нос Кристина и озадаченно косится на высоко задранную Зойкину грудь.

Зойкина грудь – это главный источник ее гордости, всеобщего пристального внимания и неотступной зависти ее лучшей подруги. Как государственный флаг, эта грудь гордо реет над Зойкиной ладно скроенной и плотно сбитой молочной фигурой. Зойка торжественно несет ее по жизни словно ценный приз, будто джек-пот, который достанется лишь самому удачливому.

Кристина украдкой переносит взгляд на свое более чем скромное достояние и, опечаленно вздыхая, тащится вслед за Зойкой.

– Ну и что ты нудела? Вон, свободных шезлонгов хоть отбавляй! – Зойка решительно шествует к двум лежакам, расположившимся на средней линии пляжа.

– Давай поближе к морю, мы здесь спечемся, – тоскливо просит Кристина и безнадежно смотрит Зойке в ее крупные очки.

– Зато какой простор для дефиле! – безапелляционно заявляет она и кидает на шезлонг алое пляжное полотенце.

Кристина покорно вздыхает, аккуратно выкладывает на лежаке тонкое покрывало в косую полоску и присаживается на самый край.

Зойка быстрым взглядом окидывает диспозицию. Прицельно фотографирует глазами потенциальных жертв: трех молодых англичан, толкущихся у пляжного бара, и породистого красавца с обширными татуировками.

Занавес поднимается.

Акт первый, сцена первая: стриптиз.

Зойка на полметра отходит от своего шезлонга, медленно наклоняется и захватывает пальцами широкий подол белоснежной юбки. Фиксирует себя в этом положении, направив упругий зад ровно под прямым углом к углу зрения англичан, и резко взмахивает юбкой, открывая миру смуглые ягодицы с девственно тонкой перемычкой лиловых стрингов. Замирает, укрыв фалдами голову с высоко поднятыми над ней руками, словно утренняя орхидея, которая еще не раскрыла свои лепестки. Зойкины покатые бедра начинают танцевать из стороны в сторону, юбка изящно ползет вверх, медленно приближаясь к вершине.

Кристина видит, как англичане уже застыли в состоянии гипнотического шока, а татуированный красавец нервно почесывает ногу.

Широким движением Зойка скидывает с головы юбку, делает театральную паузу и принимается за блузу. Она обхватывает себя руками крест-накрест и, по-змеиному извиваясь, обнажает чувственную бронзовую спину. Блуза летит вслед за юбкой на зазывно алеющий шезлонг.

Акт первый, сцена вторая: дефиле.

Она снова выдерживает паузу, из-за плеча делает небольшой поворот головы в сторону остолбеневших англичан, одаривает мимолетной улыбкой татуированного красавца и на цыпочках легко полубежит в сторону моря. Спина выгнута, грудь гордо реет, как стяг.

Уже у самого берега Зойка плавно оборачивается, фотографирует глазом окаменевшую скульптурную группу и картинно машет рукой Кристине:

– Пойдем купаться, вода – просто прелесть!

Кристина торопливо стягивает с себя сарафан, комкает его у изголовья шезлонга. От смущения ее лицо и шея покрываются пунцовыми пятнами. Она неловко прыгает по обжигающему ступни песку и сиротливо жмется к попутным лежакам.

Акт первый, сцена третья: омовение.

Зойка уже вовсю плещется невдалеке от берега, разбрызгивая вокруг себя прозрачную воду и похотливо постанывая. Она намеренно часто ныряет, и ее соблазнительная попка в обрамлении пенных волн показывается то здесь, то там.

Кристина зябко ежится, нерешительно входит в море и, ни на кого не глядя, медленно и печально гребет. Коснувшись рукой буйка, она поворачивается и плывет обратно. Выходит из воды, нервно поправляя бретельку лифчика, мелкими перебежками устремляется к лежаку. Бросается на него ничком и замирает, вытянув длинные тонкие ноги.

Акт первый, сцена четвертая: обратное дефиле.

Покачивая широкими бедрами, как бортами роскошной яхты, Зойка степенно выступает из волнующихся морских волн и, воздев к небу руки, потягивается всем телом, по-кошачьи изгибаясь. Она направляет в сторону мужчин чуть более продолжительные, чем прежде, взгляды и, убедившись, что все зрители на месте, удовлетворенно встряхивает белокурой головой.

Обратное дефиле в два раза дольше предыдущего. Указательными пальцами Зойка поправляет на бедрах лиловые стринги, двумя ладонями подбрасывает усыпанную радужными каплями королевскую грудь. Несколько раз она останавливается, оглядывает пляж якобы в поисках кого-то или чего-то и не спеша идет дальше.

Акт первый, сцена пятая: Мерлин Монро.

Прежде чем возлечь на шезлонг, Зойка еще раз фиксирует взгляд на англичанах и красавце, которые уже несколько расслабились и слегка разбрелись, и, выдав каждому по ослепительной голливудской улыбке, с чувством блестяще выполненной миссии опускается на алую мякоть полотенца. Выкладывает вдоль лежака свое шикарное тело, сгибает в колене правую ногу и томно вздыхает. От нарочито глубокого дыхания ее грудь высоко вздымается вверх и плавно уходит вниз, вверх и снова вниз, вверх и вниз. Светлые локоны беспорядочно разбросаны.

– Кристи-ин, – тянет Зойка, – подай водички!

Кристина молча лезет в сумку, протягивает подруге бутылку минеральной воды и достает книжку.

Акт первый, сцена шестая: стрельба на попадание.

Зойка с чувством переворачивается на живот, запрокидывает голову и, смакуя каждый глоток, пьет. Оценивающе рассматривает кандидатов, заодно примечая новенького, смазливого парнишку с плеером в ушах. Стреляет глазами и, наконец, сделав выбор, многозначительно смотрит на одного из англичан, высокого парня атлетического сложения с гладко выбритым черепом. Тот дружелюбно улыбается и кивает. Зойка медлит. Она делает еще один глоток, соблазнительным движением смахивает каплю с верхней губы и растягивает перламутровый рот в манящей улыбке.

Кристина лежит на животе, уткнувшись в свою книгу, беззвучно шевелит губами и что-то старательно подчеркивает простым карандашом. Зойка поворачивается в сторону подруги, снисходительно хмыкает и возвращается взглядом к объекту пляжной охоты.

Ее сердце замирает, глаза неотступно следят за англичанином, который встает и решительно направляется прямо к ним. У Зойки захватывает дух, ее грудь часто вздымается, упираясь в жесткое изголовье шезлонга.

– Are you reading in English? What is that?[1]1
  Вы читаете по-английски? Что это за произведение? (англ.)


[Закрыть] – спрашивает он с пьянящим оксфордским акцентом. В лучах солнца сверкают его швейцарские часы на внушительном золотом браслете.

Кристина рассеянно поднимает голову:

– It’s Shakespeare, «Romeo and Juliet»,[2]2
  Это Шекспир, «Ромео и Джульетта» (англ.)


[Закрыть] – выдавливает из себя она и ровно краснеет от шеи до самых кончиков ушей.

– Oh, my God! You read Shakespeare in the original form, it’s incredible! On my mind Juliet looks exactly like you do! – англичанин с нескрываемым восхищением глядит на Кристину. – May I have a sit for a while, if you don’t mind?[3]3
  О, боже! Вы читаете Шекспира в оригинале, это невероятно! На мой взгляд, Джульетта – вылитая вы! Могу я присесть на минутку, если не возражаете? (англ.)


[Закрыть]

Кристина шумно сглатывает, неуверенно пожимает плечами, согласно кивает. Справа от себя она почти слышит грозное Зойкино шипенье.

– Have you read his sonnets?[4]4
  Вы читали его сонеты? (англ.)


[Закрыть]

– I have read all the sonnets in original language and all his marvellous plays,[5]5
  Я прочла в оригинале все его сонеты и все его чудесные пьесы (англ.)


[Закрыть] – отвечает Кристина. Она взглядывает на собеседника и робко улыбается.

– Oh? It’s great! – восклицает он. – Where are you from?[6]6
  Это потрясающе! Вы откуда? (англ.)


[Закрыть]

– From Russia,[7]7
  Из России (англ.)


[Закрыть] – Кристина украдкой косится на Зойку, которая от злости вот-вот выйдет из берегов.

– I am fond of your great poet Alexander Pushkin and I have read Bunin, he is a big master! May I invite you for a cup of coffee? – англичанин переводит взгляд на Зойкину возмущенную спину и вежливо добавляет: – And your friend of course.[8]8
  Я без ума от вашего великого поэта Александра Пушкина и я читал Бунина, он большой мастер! Могу я пригласить вас на чашку кофе?.. И вашу подругу, разумеется (англ.)


[Закрыть]

Кристина в смятении смотрит на Зойку, ища в ее глазах поддержку. Та с вызовом глядит на нее хмурым непонимающим взглядом:

– Что он сказа-ал? – с деланным равнодушием произносит она, покусывая на губах полустершийся розовый перламутр.

– Что у тебя красивое полотенце, – с изумлением слышит Кристина свой голос. Она поворачивается к новому знакомому: – Coffee is great, I love coffee. But my friend now is going to have a swim.[9]9
  Кофе – это отлично. Я люблю кофе. А моя подруга сейчас идет купаться (англ.)


[Закрыть]

– No problem! – обрадованно заключает англичанин, бодро подмигивает чуть не лопающейся от злобы Зойке и подает Кристине руку.

Пара удаляется в сторону пляжного бара, по дороге о чем-то оживленно беседуя. Зойка смотрит им вслед, пыжится и пыхтит как паровоз. Ее негодующая грудь вздымается, как море на картине Айвазовского «Девятый вал».

Зойка отчаянно крутит головой, ловит взгляд новенького с плеером и стремительно спрыгивает с лежака. Она поправляет стринги, густо взбивает грудь как перьевую подушку и решительно шагает к морю.

Занавес поднимается. Аплодисменты.

Акт второй, сцена первая: дефиле.

11 декабря 2009, Индия, Гоа

Француз

Она стоит на той роковой черте, где пальцы уже едва касаются мельчайшего песчаного дна. За спиной – тихие прозрачные воды, чувственно обволакивающие плечи и шею, впереди – безраздельная мощь океана. Солнце врывается прямо в душу, ослепляет, делает способной на безумие, готовой на все. Руки ее широко распахнуты, словно крылья чайки, грудь исторгает тихий стон блаженства.

И в эту самую минуту, в этот миг она поворачивает голову и видит его. Вернее, сперва она его слышит. Ухо улавливает знакомые звуки, которые слагаются в таинственные, неведомые, сладкие в своей неразгаданности слова.

– Salut les gars, ça va?[10]10
  Привет, ребята! Как дела? (франц.)


[Закрыть]

Бо-жест-вен-ная музыка… Не о ней ли тайно грезила она в родной Рязани, зачитывая французские романы до дыр?

Она следит за его движениями с замиранием сердца. Сильные загорелые руки уверенно рассекают волны, окропляя все вокруг миллионом радужных брызг.

Но вот он замедляет ход, плавно останавливается, как величественный лайнер, и на поверхности появляется его крепкая шея. О, что это за шея! Монументальное произведение искусства работы старых мастеров. Мощь и сила. Колонна, возносящая вверх гордую и прекрасную голову средневекового атлета.

Она видит, как из синих волн возникают его плечи. Широкие, смуглые, блестящие, словно омытые морем горные склоны, переливающиеся под ослепительным южным солнцем.

Над водой поднимается его торс. Гладкая атласная спина, непринужденно поигрывающая мускулами. Упругие бедра и сильные ноги породистого скакуна. Она глядит заворожённо, не в силах оторвать взгляд.

И вот, наконец, он весь, рожденный из пены, молодой полубог, Афродита в мужском обличье. Стон восхищения застрял у нее в горле и мешает дышать.

И снова звучит эта божественная музыка:

– L’eau est très chaude aujourd’hui, venez vous baigner![11]11
  Вода сегодня очень теплая! Идите купаться! (франц.)


[Закрыть]

Сердце ее сжимается. Неужели это все наяву?..

Полубог величаво ступает по прибрежному песку, зазывно машет рукой кому-то на берегу. Женщине?.. Нет же, нет! Всего лишь двум вертлявым соотечественникам, которые что-то кричат ему, извиваясь тонкими женственными телами, как ужи. Боже, как они смешны.

Она выходит из моря, следует за ним словно под глубоким гипнозом, приземляется на соседний шезлонг. Она вся превратилась в слух, ловит каждое произнесенное им слово, одними губами повторяя вожделенные сочетания звуков.

– Alors vous ne venez pas vous baigner? Dommage, car l’eau était véritablement très bonne![12]12
  Вы так и не пошли купаться? Зря, вода сегодня действительно отличная! (франц.)


[Закрыть]

Он – Француз. Фр-ран-цуз-з. О, да! Он – Фр-ран-цуз-з!

Она перекатывает во рту это слово как изысканное вино, играет им будто круглой жемчужиной, которая приятно холодит нёбо.

«Фр-ран-цуз-з», – повторяет она вновь и вновь, наслаждаясь неожиданной новизной и потаенной мелодикой этого звучания.

И тут происходит нечто, находящееся за гранью реальности, за чертой человеческого понимания. Нечто столь поразительное, что заставляет ее украдкой схватиться за край шезлонга, чтобы не сойти с ума от внезапно настигшего ее божественного провидения.

Полубог поворачивает голову вполоборота, долго смотрит – о, как же невыносимо долог и красноречив его взгляд! – и с легкой полуулыбкой говорит, медленно и с чувством смакуя слова:

– C’est un jour merveilleux aujourd’hui, n’est ce pas! Mon nom est Paul. Vous êtes seule ici?[13]13
  Чудесный сегодня день, не так ли? Меня зовут Поль. Вы здесь одна? (франц.)


[Закрыть]

Она почти что в забытьи качает головой, подносит ладонь к глазам, словно хочет защититься от слепящих лучей небесного светила.

Полубог снова улыбается, в его губах сокрыты потаенные знаки великого Да Винчи.

– Vous parlez le Français?[14]14
  Вы говорите по-французски? (франц.)


[Закрыть]

Он слегка подается вперед, опирается о край пляжного столика.

– No, no, English, I speak English[15]15
  Нет, нет! Я говорю по-английски (англ.)


[Закрыть], – лепечет она не своим голосом. Удушливый ком подбирается к самому горлу, по всему телу пробегает зыбкая дрожь.

– Quel dommage… Comme tous les Français, je ne parle pas l’Anglais. Vous savez, je suis un vrai Français![16]16
  Как жаль… Я не говорю по-английски, как все французы. Я – настоящий француз! (франц.)


[Закрыть] – смеется, обнажая красивые ровные зубы.

Она находит в себе силы улыбнуться. «Un vrai Français»… Конечно, она так и думала: «настоящий француз». Разве могло быть иначе?

Он что-то еще говорит, указывая рукой на лазурную водную гладь. Она снова качает головой и бесшумно смеется. Ей немного легче, но дыхание ее все еще прерывисто, как у алтаря перед первым причастием.

И тут – о, боги! – он берет ее за руку, за самые кончики пальцев, и увлекает за собой. Они мчатся к воде, словно две яхты на развевающихся парусах. У ее шеи он шепчет непонятные сладостно-гортанные слова и по-мальчишечьи звонко, беззаботно смеется.

Две разгоряченные ладьи, они разрезают грудью волны, погружаясь в прохладную негу. Море окружает их, лаская своей шелковой лазурью.

«Фр-ран-цуз-з, – проносится у нее в голове, – Фр-ран-цуз-з, – слышит она беспокойно-сладостное биение своего сердца. – Фр-ран-цуз-з, Фр-ран-цуз-з…»

После заката красного солнца они еще долго бродят по набережной, наполненной огнями и ночным стрекотанием. Она смотрит на него и слушает, как он говорит, не переставая восхищаться и все повторяя про себя, словно магическое заклинание: Фр-ран-цуз-з, Фр-ран-цуз-з, Фр-ран-цуз-з…

Их ночь изыскана, насыщена ароматом клубники и пенным золотом Moёt & Chandon, перетекающим в хрустальные бокалы. Шелковые простыни обволакивают плечи подобно волнам, плещущимся у желанных берегов Лазурного побережья.

Их утро по-французски разнеженно, в нем сладкий аромат густого горячего шоколада с пряными нотками прованских трав. Будущее – безграничный океан, неслышно нашептывающий ей тайное и самое сокровенное: Фр-ран-цуз, Фр-ран-цуз-з…

– Поль, боже мой, не кроши в чашку круассан, сколько можно тебе повторять! – выговаривает она с идеальным прованским прононсом, морщит нос и осуждающе качает головой. – Ты – un vrai Français! Говорю тебе: настоящий, стопроцентный фр-ран-цуз-з!!!

8 декабря 2009, Индия, Гоа