Текст книги "Мама!!!"

– В трусах, что ли, прямо? – удивилась та.

– Ну, можешь у меня штаны взять, вон, в шкафу, – Саша показала на дальнюю створку мебельной стенки и села есть капусту. Анька решила не одеваться и тоже набросилась на еду.

– А что потом делать будем? – спросила она. – На улице-то холодрыга, поди, и темно сейчас станет.

– Давай Василису рисовать, – предложила неожиданно Саша.

Рисовать они не умели, и никакая Василиса у них бы не получилась.

Анька быстро съела капусту и теперь принялась за хлеб – ела она его всегда отдельно.

– Рисовать не хочу…

– А что тогда?

Они молча доедали. Говорить было не о чем. Девочки с тревогой посматривали на окно, за которым почти стемнело. Когда же придут мама с бабушкой? Саша боялась оставаться в темноте даже у себя дома.

– А чай-то будем пить? – спросила Анька, когда доела хлеб и аккуратно смела со стола крошки.

– Чай?.. – удивилась Саша.

Она чай дома никогда не пила. Если были конфеты или печенье, ела их просто так. А сейчас никаких сладостей не было.

– Ты умеешь заваривать чай? – спросила она Аньку, та кивнула. – Давай чай сделаем. Только без всего.

– Это как?

– Ну, ничего нет к чаю. Я уже проверяла, – Саша стыдливо отвернулась и пошла ставить посуду в ванну.

Анька походила по комнате: три шага в одну сторону – четыре в другую. И увидела валявшуюся на Сашиной постели книжку «Школа юных поваров». На обложке был нарисован толстый кот в белом колпаке и халате, в одной лапе он держал тарелку с пирожными, а в другой – торт. Анька с наслаждением понюхала книжку:

– Вот бы слизнуть немножко. Хоть самый маленький кусочек, – она мечтательно закрыла глаза.

– А давай испечем! – загорелась Саша. – Можно приготовить пастилу. Там есть рецепт пастилы – его котята готовят на конкурс. Вот, смотри.

Она нашла в книге нужную страницу: «Пастила котенка Тазика: почистить два яблока, мелко нарезать, выложить в эмалированную посуду, насыпать три столовых ложки сахара и медленно томить на малом огне, пока не получится густое пюре. Добавить в готовую массу один белок, перетереть и взбить до крутой пены».

Анька перечитала рецепт и облизнулась:

– А что, у вас яблоки есть? – в марте яблок никогда не было даже у них.

– Не-а, яблок нет. Клюква есть. Помнишь, у нас как-то продавали пастилу с клюквой? Значит, можно приготовить из клюквы.

Саша достала из морозилки ягоды, высыпала половину в алюминиевую кастрюльку и поставила на плиту. В книжке сказано, что пастилу надо всё время помешивать – она взяла ложку. Когда клюква растает, Саша добавит в нее сахар.

– А я что буду делать? – спросила Анька.

– Ты колготки суши, а то не высохнут. Скоро мама придет, мы тебя проводим. Баба Тоня, наверное, уже волнуется.

Анька взяла свои еще влажные или, как она говорила, «воглые», колготки и не знала, что с ними делать.

– Надо вот так. – Саша отложила ложку и стала показывать, что нужно сделать, чтобы колготки быстрее высохли: она взяла их за пятки и принялась с силой раскручивать вокруг себя, как лассо в фильме про ковбоев.

– Если быстро махать, они быстро высохнут. Давай, маши!

Она вернулась мешать клюкву, Анька стала размахивать колготками, которые оказались очень длинными, с саму Аньку. Она махнула ими раз и немного отодвинулась, чтобы не задеть шкаф. Махнула второй раз, третий – и тут раздался страшный грохот. Саша выглянула из кухонного закутка – Анька сидела на полу и снимала с себя стеклянные сосульки от люстры. Она зацепила колготками люстру, и та упала вместе с каркасом. Что теперь делать, Саша не знала: клюкву бросать нельзя, она уже и сахар в нее насыпала, но люстру-то надо починить! Она мешала ягоды ложкой и продолжала раздумывать. Тут в туалете через стенку закричала тетя Оля:

– У тебя там что горит? Что за запах?

– Пастилу варю. Клюквенную.

– Какую пастилу? А ну выключай плиту, спалишь всех!

Саша растерялась.

– А упало у тебя что? Что ты там одна творишь?

– Люстра упала.

– Выключай плиту, говорю. И за хлебом собирайся, хлеб привезли. Давай, со мной пойдешь. Я выхожу.

За хлебом идти надо, хлеба дома нет. Если бы они с Анькой не съели последний, маме с бабушкой хватило бы по два кусочка, а Саша бы обошлась. Она бросила ложку на плиту и стала одеваться. Сухие колготки лежали в шкафу на видном месте, а штаны и сапоги уже высохли. Она в два счета оделась. Анька перепугалась:

– Это кто там был-то? Что она сказала?

– Да это тетя Оля. Соседка. Хлеб привезли, она сейчас придет. Тебе надо за хлебом? Или можешь одна здесь посидеть.

Анька вспомнила, что ей тоже нужно купить хлеб и что баба Тоня дала денег. Она засобиралась. Саша никак не могла найти для Аньки колготки.

– Некогда, разберут хлеб-то! Так пойду.

Анька надела влажные еще вещи, и они вышли в коридор.

– А пастила? Вдруг она уже готова? – спросила Анька, надеясь, что можно будет пастилу забрать и съесть по дороге.

– Ой, я же не выключила!

Саша вернулась в комнату, выдернула шнур из розетки и для надежности сняла кастрюльку. Потом посмотрела на разбитую люстру. Чтобы мама сразу не увидела кучу стеклянных сосулек, Саша сдвинула ее ногой под кровать. Потом встала и посмотрела на трюмо: не годится, если мама взглянет в зеркало, то заметит в отражении кучу от люстры. Саша затолкала стекляшки и железные обручи с крючками еще глубже под кровать. А на потолок мама, может, и не посмотрит.

Когда она снова закрывала входную дверь, тетя Оля уже ждала ее в коридоре.

Они вместе – Саша с Анькой чуть впереди – спустились вниз. На втором этаже встретили Светку Пащенко, которая тоже бежала в магазин. Не дожидаясь тетю Олю, они все вместе выскочили на улицу. Надо было спешить занять очередь, но Анька решила предупредить бабу Тоню – за хлебом они долго простоят, может, даже до закрытия магазина, бабушка с ума сойдет. Саша вызвалась бежать вместе, потому что на улице стало совсем темно. Они пообещали Свете быстро догнать ее и рванули к Анькиному дому. Они стучали в ее дверь очень долго, но никто не открывал.

– А как она нас услышит, она же глухая? – спросила Саша.

– Ну, она слышит стук. И Женька слышит, но если она спит, тогда, конечно, бабе не услышать. Или когда она на кухне – оттуда-то не слышно.

Они еще долго барабанили в дверь ногами, стучали с размаху ладонями – баба Тоня не выходила.

– Побежали в магазин, не достанется же ничего. Сумка-то у меня с собой. И деньги. Это-то уж я всегда с собой ношу, – она похлопала рюкзак, который взяла на улицу. Он был очень большой и тяжелый, там лежала школьная сменка. Саша, пожалев Аньку, предложила ей понести хотя бы пакет с обувью.

У магазина образовалась огромная очередь. Светка Пащенко стояла последней. Она плакала: по дороге упала и сильно расшиблась, на ее серых штанах, на левой коленке, выступила кровь. Саша успокаивала Светку: теперь зато веселее будет стоять всем вместе.

Они прождали на улице достаточно долго. Сероватые сумерки сменились непроницаемой тьмой. Анька в своих «воглых» штанах замерзла. Саше тоже было холодно. А тут еще снова закружил мокрый липкий снег, с силой врезаясь в лицо. Надо бы попроситься в тамбур магазина погреться. Саша предложила Аньке первой идти греться. Тем более, та побойчее Саши – ее точно пустят.

Анька бросила рюкзак и пошла в тамбур. Вскоре оттуда донеслась ругань. Саша хотела послушать, но из очереди выходить побоялась: люди строго следили, чтобы никто не отлучался. А тут и так Анька убежала. Если и Саша уйдет, Светка их места не удержит. Саша вытягивала шею, подпрыгивала и старалась рассмотреть, расслышать, что там в тамбуре.

– Не пустили! – пожаловалась Анька.

– А ты сказала им, что у тебя штаны мокрые? – спросила Саша.

– Сказала!

– Пойдем вместе.

Саша предупредила стоявшего за ними мужчину в клетчатом пальто и шапке с опущенными ушами, что сейчас вернется, и потянула Аньку в тамбур.

– Пустите ее погреться, у нее штаны мокрые, – как можно громче сказала она, пропихивая Аньку вперед.

– Пусти вас! Тут уже одни прошли! Дяденька, дяденька, мы только погреться… А потом ведро хлеба вынесли. Стойте, где стояли, – рявкнул мужчина тоже в клетчатом пальто, но с шапкой в руке: ему в тамбуре стало жарко.

– Ну пустите. Она же простынет. У нее родители надолго уехали, она со старенькой бабушкой одна дома и маленькой сестрой, – не унималась Саша.

– И что, родители уехали и хлеба не оставили? – злобно огрызнулась стоявшая рядом женщина в пушистом мохеровом берете.

– Они в Польшу уехали, это далеко, – пропищала Анька.

– Барыги, значит? – совсем обозлился на них тот самый без шапки. – Барыги у нас вообще должны на голодном пайке сидеть. Марш отсюда!

Анька так удивилась, что даже не поняла, нужно ли обижаться. Они вернулись к Светке. Та уже продвинулась вперед – еще чуть-чуть, и они сами попадут в тамбур.

– Потерпи, – сказала заботливо Саша, хотя тоже замерзла и очень хотела наконец укрыться от пронзающего мелкими ледяными иголками ветра. А еще больше хотела заглянуть внутрь и проверить, нет ли там бабушки. Обычно она, когда что-то в магазин привозили, убегала с работы. Да и поздно уже, пора ей возвращаться. Не ночью же им будут тараканов травить?

Тут подала голос Светка Пащенко:

– А ты какой хлеб решила покупать, черный или белый? – спросила она Сашу и облизнулась.

– Белый сначала. Если две дадут, тогда и черный.

– Я вот вчера в очереди стояла, давали только по одной, и черный кончился. Я сегодня два черных возьму, – сказала Светка и еще раз, совсем мечтательно, облизнула губы.

– Чего это ты теперь одна в магазин ходишь? – удивилась Саша, потому что у Светки была не только мама, но и бабушка.

– Баба в Куйбышев уехала. А у мамы какая-то проверка на работе, – непринужденно ответила Светка.

Для нее очереди – в новинку, ей интересно в них постоять. Она, может быть, только сейчас себя взрослой почувствовала. Раньше, когда Саша шла в магазин, Светка ей завидовала: «Везет тебе, совсем как взрослая». Теперь Светка вместе с ней и в очереди мерзла совсем как взрослая. И, похоже, была довольна.

– Блин, я и варежки оставила. У тебя дома, – сказала Анька и подышала на свои всегда белые, даже белесые руки, которые теперь от промозглого холода сделались красными.

Саше стало совсем жаль Аньку. Она сняла одну свою варежку, левую, и отдала Аньке.

– Давай по очереди руки греть. Одну в карман суй, а другую – в варежку. Потом поменяемся.

Анька надела варежку и засмеялась:

– Прям как баба Тоня.

Саша когда-то сама придумала так греться. Баба Тоня, увидела это, сказала, что тоже так у немцев своих дочек грела – меняла им варежки, потому что их было только две. А потом одну варежку они в поезде потеряли, и одна девочка умерла. А вторая, значит, выжила и потом обронила на ММС кошелек… Нет, некогда про бабу Тоню с ее варежками вспоминать, и как у нее дочки мерзли. Сейчас они с Анькой мерзнут. И им бы очередь не упустить.

Постояли еще. И еще. Очередь почему-то перестала двигаться, они втроем встали почти на пороге тамбура. Саша с Анькой по-прежнему менялись варежками, но руки мерзли всё сильнее. Еще можно было взяться за руки и сунуть их вместе в карман то к той, то к другой – двум рукам было не так холодно. Наконец зашли в тамбур, только теплее там не было.

Согреться им удалось лишь в самом магазине. Здесь началась давка. Чтобы не потеряться, все держались друг за друга. Толпа лезла к хлебному прилавку со всех сторон. На улице вставали в шеренги по два-три человека, а внутри все беспорядочно смешались. Стало жарко. Саша со Светкой сняли вязаные шапки, а Анька не могла. Она была в меховой шапке, – баба Тоня всегда очень тепло ее одевала – которую прижимала к голове резинка, намотанная на голову в два оборота. Чтобы снять шапку, нужно было сначала подцепить у уха резинку и дважды ее откинуть, но поднять руки в такой давке Анька не могла.

Тут к Анькиной спине прибило тетю Олю.

– Теть Оль! Теть Оль! – закричала Саша. Та ее сразу услышала, хотя долго не могла разглядеть, кто именно попискивает внизу. – Сдерните с Аньки шапку. Она совсем взмокла.

Тетя Оля дернула шапку назад. Саша про себя взвизгнула – так ведь удавит Аньку резинкой. Но тетя Оля сама поняла, что шапка привязана. Она несколько раз подергала ее в разные стороны и наконец одним движением стащила вперед – шапка упала Аньке на грудь. Анька, обрадованная, закрутила головой в поисках своей спасительницы:

– Спасибо, – крикнула она куда-то назад, но следующая волна уже понесла тетю Олю к молочному отделу.

Саша немного потолкалась локтями, чтобы отбить хоть чуточку пространства, развернуться и проверить, где Светка, потому что перестала чувствовать ее спиной.

– Ээээ, не елозь, – крикнул кто-то сзади.

Саша всё же собралась с силами и обернулась – Светки не было, ее оттеснил усатый парень в шинели. Саша стала звать Светку и подбадривать, чтобы та держалась к ним поближе.

– Да держусь я, – еле слышно откликнулась Светка. Во взрослой жизни она явно разочаровалась.

Еще несколькими волнами их отнесло к первой кассе, самой ближней к хлебному отделу. Значит, скоро. Саша обрадовалась. Хотела подмигнуть Аньке, но тут толпа ее развернула, и теперь та оказалась рюкзаком к Саше. А где Анькина сменка? Саша ведь только что положила пакет на пол, когда высматривала кассу. Надо подобрать. Она нащупала его ногами. Попыталась наклониться – не получается. Поддела пакет носком и уже почти подцепила, но тут навалилась толпа, и Саша его выпустила. К счастью, он покатился вместе со всеми и опять оказался у нее под ногами. Саша, уже взмокнув, наконец крепко его схватила.

– Кончается! Хлеб кончается! – завопила где-то возле прилавка женщина. Тут же люди сзади стали напирать на них.

– Давят! Давят же! – заверещала женский голос.

– Вы че творите, сдохнем тут все, – зычно крикнул мужчина со стороны входа.

– Если немедленно не успокоитесь, отпускать больше не буду! – заорала продавщица и, судя по звукам, стала ворочать огромные железные тележки, на которых, поддон на поддоне, вывозили хлеб. Когда очередь опасно напирала, продавщицы выстраивали баррикады из этих тележек.

– Я кому сказала, хлеб больше не отпускаю? – раздался визгливый голос продавщицы прямо над Сашиной головой – значит, они вплотную подошли к прилавку, даже продавцы испугались. Это опасно – в прилавок могут впечатать. Один раз она попала в такую давку, и ее сильно ударило о прилавок – как раз по зубам. Притом что она была с мамой.

– Аня! Аня! – закричала она, поняв, что Аньку куда-то отнесло, и теперь вместо нее перед Сашей торчал чей-то пузатый живот в синем ватнике.

Анька не отвечала. Светки тоже не было. Осмотреться уже не получалось – толпа напирала, Саша почувствовала, что как-то странно опускается всё ниже и ниже. Вот ей уже нечем дышать. Она не падает, а оседает вниз, потому что даже упасть негде. Она, скорее, складывалась. Еще мгновение – и она уже на корточках. Ноги ее больше не касаются пола, Сашу, ужавшуюся до формы шара, подхватила и понесла толпа. Она страшно закричала, но шум в магазине стоял такой, что саму себя не было слышно. Если она сейчас не выпрямится, ее затопчут. Или она еще раньше задохнется. Саша попыталась встать на ноги и поднять голову повыше – ничего не получалось. Нащупать пол она не могла, а сверху ее по голове хлопали чьи-то руки, сумки, зады, один раз в лицо ощутимо пнули коленом.

Она собралась, вдохнула глубоко, уверенная в том, что другой, даже самой тонкой струйки воздуха, уже не будет, – и во весь голос закричала: «Ааааааааа!» Над головой зашумели.

– Давят ребенка! Внизу ребенок! – вскрикнула женщина, тоже, видимо, из последних сил.

Толпа сильно качнулась. Саша крикнула еще раз.

– Тут! Тут ребенок! – раздался прямо над ее головой мужской голос.

В это же мгновение люди немного расступились, и Саша шлепнулась на пол. Людская масса по-прежнему гудела и топала сотнями ног, но Саша лежала навытяжку – толпа теперь ее обтекала. Под Сашей было ровно столько места, сколько нужно, чтобы компактно уместить ее маленькое тельце в куртке, шапке и теплых сапогах. Аньки и Светки рядом не было. Надо бы их найти, но Саша боялась, что если она встанет, толпа снова ее облепит.

– А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а-ня! – закричала она, озираясь в поисках ответа.

Вдруг кто-то потянул Сашу за шиворот, как котенка, и куда-то потащил.

– Пустите с ребенком! Ребенка затоптали! – кричал над ней мужской голос.

Да это же дядя Толя! Тети Олин муж, Танькин папа! Он уже подхватил ее и поднял над головой. Так грузчики заносили иногда в магазин на поддонах хлеб: если люди выстраивались у служебного входа и не давали пройти, грузчики несли лотки над головами. Сейчас ее так же выносил дядя Толя. Саша приподняла голову и посмотрела по сторонам: кругом давились и орали люди. Возле мясного отдела тоже кто-то лежал, и там толпа расступилась, одна женщина причитала, склонившись над лежащим на полу. Дядя Толя разгонял людей криком и медленно продвигался к выходу. Саша успела разглядеть: под вывеской «Мясо, колбасы» лежала Светка в знакомой оранжевой шапке из ангорки. Саша заерзала у дяди Толи на руках и стала кричать про Светку. Но ее никто не слышал, пока они не выбрались на улицу и не пролезли сквозь толпу снаружи, которая еще не знала о давке. Наконец дядя Толя поставил ее на землю. Поправил шапку, отряхнул куртку.

– Ты как? – спросил он Сашу, показывая на правый бок – куртка у нее была разорвана от рукава и до подола. Дядя Толя запахнул две полы, вытащил из кармана веревку и перевязал куртку, будто поясом.

– Там тетя Оля! И Света! Света Пащенко лежит возле «Мяса». И Аня Вторушина где-то.

Дядя Толя бросил большой армейский рюкзак, с которым всегда ходил в магазин, и побежал снова в толпу, но вернулся спросить:

– А Танька там?

– Нет, тетя Оля без Таньки шла. Мы вместе пришли.

Дядя Толя снова побежал в толпу. Слышно было, как он кричит: «Да кончился уже хлеб! Там дети остались и жена у меня! Пусти, говорю… Я кому сказал?.. Это я тебя сейчас отсюда выкину!» В тамбуре он остановился – Саша видела верх его шапки, за которую ухватились чьи-то руки и стали выволакивать дядю Толю на крыльцо. Из тамбура доносилось: «Куда прешь без очереди! Да я под Новгородом немцев бил!» Дядя Толя, было видно, отмахивался: «Да я сам немец! Пусти, говорю, жена у меня там». «Держи его, Егорыч, я этому фашизюге…» Из тамбура выскочил дед в полушубке, зачерпнул руками снежную жижу и снова бросился в толпу. Наверное, хотел кинуть грязью в дядю Толю, но того уже не было слышно – значит, влез внутрь. Какая-то женщина заорала: «Рехнулся, дед? Сапоги мне все загваздал. Че? Немцев бил? Да я тя щас!!!» В тамбуре снова началась толкотня.

Саша сняла шапку поправить растрепавшиеся волосы. Расстегнула куртку, перевязала шарф, торчавший под шеей комом. В разорванный бок куртки поддувало. Налетел мокрый ветер со снегом, таким липким и грязным, будто его не с неба несло, а поднимало и бросало в лицо с затоптанной и заснеженной земли. Саша закуталась в шарф и долго стояла напротив входа – ждала Аньку. Или хотя бы – Светку. Ну, в крайнем случае, думала она, пусть выйдет дядя Толя и расскажет, что там. Но из магазина никто не выходил, хотя казалось, что каждый нормальный человек должен любой ценой вырваться из страшной давки на улицу. Саша подошла поближе к входу – там всё так же толпились люди. Однако теперь они заглядывали в магазин не в нетерпении, а с тревогой. Взрослые тетеньки и дяденьки поднимались на цыпочки, чтобы рассмотреть внутри хоть что-то. Саша похлопала клетчатое пальто по спине.

– А скажите, пожалуйста, что там?

Пальто отмахнулось от нее, как от мухи.

– Ну что там? – снова хлопнула его Саша и на всякий случай обратилась к женщине в искусственном полушубке. Она взвизгнула, Саша тоже, потому что ее от шубы сильно ударило током. Даже показалось, что шуба заискрила.

– Не выпускают никого. Ничего не пойму, – взволнованно ответила женщина, стоявшая на носочках.

– Дяденька, вы меня подсадите, я посмотрю. Там давка, у меня там подружки. Анька, Светка. И дядя Толя. И тетя Оля. Ну, дяденька.

Клетчатое пальто развернулось – молодой парень, наверное еще школьник или студент. Он подхватил Сашу на руки и только приготовился взметнуть ее на плечи, как с треском начала еще больше рваться куртка, обе полы раскрылись, веревка упала на землю. Парень испугался и хотел уже поставить Сашу на место.

– Да это мне еще в магазине порвали, не волнуйтесь, – успокоила она.

Наконец он посадил ее на плечи, и Саша оказалась под потолком тамбура. Сверху ей виден был весь зал: у мясного отдела стоят замершие люди, а на полу в какой-то странной позе, полубоком, раскинув руки и ноги, лежит Светка. Рядом милиционер: в одной руке у него авоська с хлебом, в другой – пистолет. Он размахивает пистолетом и что-то кричит.

– Дяденька, дяденька, вы меня дальше по головам пропихните. Там моя подружка лежит. И все стоят, боятся… – Саша занервничала, сама еще не понимая, как это ее пропихнут по головам. – Дяденьки! Дайте мне пролезть! Я ее маму знаю. Ее мама на работе сейчас, у них там проверка!

Саша затарабанила по плечам державшего ее парня. Снизу ее спросили:

– А хлеб-то дают? Стоять ли, че ли?

Саша вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть прилавок – он был весь заставлен тележками, а часть прикрыта перевернутыми поддонами.

– Закрыли хлебный, – сообщила она вниз.

Оттуда громким басом крикнула то ли старуха, то ли пьяница:

– Р-р-р-расходимся! Задраили люки!

Мужчина рядом – Саша не разглядела, в чем он был, так как всего его сверху закрывала лисья шапка – возмутился:

– А чего они там стоят, как бараны? Ну, бараны, блин! Сказали бы расходиться.

– Дяденька, а их там вроде не выпускают, – пискнула Саша, но ее никто не слышал.

Несколько человек из тамбура ушли. В том числе дед в полушубке. Те, кто уже заступил на территорию магазина, не сдвинулись с места.

– А давай-ка погляди, что там, – задорно предложил парень в клетку и пересадил Сашу чуть ли не на лисью шапку соседа.

– Ты куда лезешь, эээ? – возмутился он.

– Дяденька, ну мне туда надо, там подружка лежит. Убили ее, что ли? А у нее мамы дома нету.

Шапка подумала немного, подсадила Сашу и передала вперед. Так она по чужим плечам добралась до мясного отдела и уселась наконец на плечах какого-то круглого на ощупь мужчины в болоньевой куртке и шапке петушком. Тот даже не понял, что ему передали, и покорно принял груз. Саша осмотрелась. Внизу действительно лежала Светка, глаза ее были закрыты. Рядом стоял милиционер.

– Всё, не двигаемся, ждем наряд. Ни с места, я сказал!!! – тряс он в воздухе пистолетом. – Всех допросим. Затоптали ребенка!

Саша сверху крикнула:

– Это Светка Пащенко! Может, она живая? Вынесите ее на улицу. У нее мамы дома нет.

Милиционер посмотрел на нее растерянно:

– «Скорая» приедет и вынесет.

Мужчина в петушке обернулся, чтобы разглядеть Сашу. Тут же ее заметил дядя Толя.

– Ну-ка, иди сюда, – он забрал Сашу к себе на плечи.

– Ты че тут делаешь? – шикнула на нее тетя Оля, она стояла рядом.

– Так Светка же там… – растерялась Саша.

Тетя Оля снова зашипела:

– Светка у нее. Мать придет, тебя дома нет, – тетя Оля отвернулась, недовольно поцокав языком. Ну а что теперь поделать? Никому не выйти.

– Может, она и впрямь живая? – спросил мужчина с петушком и шагнул к Светке.

– Я кому сказал? Все стоим, не двигаемся до приезда дежурной части, – затрясся милиционер.

– Начальник, да ты чего? Это ж ребенок, – мужчина, весь действительно какой-то покатый, молча подошел к Светке, поднял ее на руки и понес над толпой.

– Ты че творишь, сука? А если у нее перелом позвоночника или внутреннее кровотечение?

– Если перелом, то умерла уже и ей всё равно. А если ей просто отдышаться надо, мы ее сейчас на ветерок – и оживет быстрехонько, – приговаривал толстяк, продолжая пробиваться к выходу. Его не то чтобы нехотя, а как-то растерянно пропускали. Наконец он вынес Светку на улицу. Саша закричала:

– И меня! И меня! Я ее подружка, у нее мамы дома нет, и никого больше нет!

Дядя Толя закричал снизу:

– Пропустите подружку! Подружка это!

Саша вспомнила про Аньку.

– Аня! Аня, ты где? Аню еще! Мы втроем пришли, – Саша кричала что есть сил, так, что даже горло заболело, но никто не отвечал. Ее крик подхватили женщины в разных частях магазина: «Аня, Аня!» Наконец, когда дядя Толя вынес Сашу почти к самому тамбуру, от хлебного отдела закричали:

– Вот она! Сейчас!

Дядя Толя поставил Сашу возле Светки, которая уже лежала на земле на чьей-то подстеленной куртке. Незнакомая женщина махала перед Светкой руками, будто ей без этого мало на ветру воздуха. Другая женщина аккуратно ощупывала Светкино тельце, вывороченное и жалкое.

– Я врач! Я знаю, что делаю. Да вроде целая вся. И пульс есть. Она живая! – женщина радостно вскрикнула и продолжила ощупывать Светку. Когда врач сжала ей левое плечо, Светка вдруг заорала.

– Больно? Где больно? Здесь? – заволновалась женщина.

Светка ничего не понимала и орала. Она хотела отдернуть руку, но не могла и только со страхом на нее смотрела.

– Ну понятно! – возмущенно вздохнула врач. – Руку ребенку сломали!

Врач погладила Светку по голове, поправила ей шапку и стала поднимать – холодно на земле. Светка встала и начала озираться по сторонам.

– Меня на витрину толкнули… А где Саша? – она смотрела вокруг и плакала.

– Я здесь! – Саша подошла к Светке со стороны здоровой руки и обняла ее. Светка ведь осталась со сломанной рукой без мамы, без бабушки. У нее даже друзей тут не было – в пансионате она дружила только с Сашей, а остальные ее подружки были из класса и жили по другую сторону железной дороги.

– А что сейчас со мной будет? – спросила она сразу всех, кто стоял вокруг нее.

– Да «скорая помощь» приедет. В больницу повезут, – сказала женщина-врач. Саша покрепче сжала Светкину здоровую руку, та в ответ жалась к ней и плакала.

– Анька! – вспомнила вдруг Саша.

Уже прошло несколько минут, а ее так и не вынесли. Она погладила Светку по целой руке и побежала снова в тамбур. Там как раз спускали сверху Аньку, которая выбиралась из магазина также по головам, как Саша.

– Никого не выпустили. На руках меня передали. Ты как? Тебе хлеба дали? – деловито спросила Анька, отряхнулась и проверила рюкзак, который она не потеряла даже в давке.

– Я тебя искала! Я за тобой вернулась, ты не думай, – начала оправдываться Саша. Она испугалась, что Анька подумает, будто ее бросили. Анька посмотрела внимательно:

– Искала, говоришь?

– Искала! Меня дядя Толя вынес, когда всё началось. А потом я по головам вернулась, тебя кричала. Помнишь, когда тетки все заорали «Аня! Аня!»? Так это я звала! – Саша была рада, что нашлось подтверждение. Анька смотрела на нее с прищуром так странно, что Саша занервничала:

– Ну я же не виновата, что меня схватили и понесли, а тебя оставили…

– Да ладно, я слышала, как ты меня звала.

Теперь Саша разозлилась:

– Слышала и почему не ответила?

– Так я на полу лежала… Смотри, «скорая».

– Кому плохо? – спросила всех троих выглянувшая из машины врач.

– Ей! Ей плохо! Ей руку сломали в магазине, – Саша показала на Светку и наклонилась ее приобнять.

Женщина в белом халате и с оранжевыми губами окинула взглядом толпу:

– Звери вы, что ли? – поморщилась она, выходя из машины.

На ногах у нее были калоши, она смачно ступила в снежное месиво сразу обеими ногами и оглядела собравшуюся вокруг них троих толпу.

– Где родители?

– У нее мама на работе, проверка какая-то, – быстро нашлась Анька.

– А папы у нее нет, – зачем-то вдруг добавила Саша.

Тут Светка отвернулась и вытерла здоровой рукой слезы:

– Да есть у меня теперь папа!

– И где он? – спросила теперь уже врач. Видно, ей очень хотелось найти Светкиных родителей.

– Где-где? На войне! – горько и очень зло сказала Светка. – Если бы он сейчас дома был, показал бы всем. Никто бы мне руку не сломал!

Светка снова заплакала. Люди перестали шушукаться и замолчали. Потом какая-то женщина не выдержала:

– На какой войне-то? Из Афгана всех уж забрали же ж.

– Ну откуда ребенок может знать? Что вы такое говорите! – заверещала другая женщина, очень маленькая и даже в пальто худенькая.

– Правильно говорит – нет там наших давно, – пробурчал мужчина в ватнике, но не синем, а зеленовато-коричневом.

– Да тише вы, раскудахтались, – толкнул его в бок тот самый толстячок в шапке петушком, – может, не вернулся отец, а ребенок ждет. Вы чего?

– Он на другой войне, – тихо ответила Светка.

– Эээ, на какой другой войне? – запищала тоненькая тетенька в пальто, но врач уже подхватила Светку на руки и понесла в машину.

Саша задумалась – неужели Светкин новый папа пропал на войне, а Светка ждет? Это ж когда он должен был уйти, если они все его забыли? Может, брешет? Она еще что-то хотела подумать, но спохватилась:

– Вы куда? Куда вы ее?

Врач ответила нервно:

– Как это куда? В больницу.

– Так ведь у нее мамы нет.

– А я что сделаю? Руку надо складывать.

Саша растерялась. Но тут подошла та щуплая женщина:

– В какую больницу-то? Как мать потом искать будет?

Врач потянулась к передним сидениям, где вместе с водителем сидел мужчина в белом халате:

– Ген, детский перелом в травму же? Я вообще на детей не езжу, ты же знаешь. Как в первую? Ну ладно.

Гена еще что-то сказал. Врач повернулась ко всем и громко объявила:

– Ребенка везем в первую городскую больницу. Слышите? Пусть мать звонит в приемный покой.

Дверь в «скорой» захлопнулась, машина побуксовала немного, обдав грязью подошедшую слишком близко тоненькую маленькую женщину. Анька стала махать в отъезжавшее окно, Саша тоже замахала, хотя вряд ли Светка их видела.

Они пошли домой. Несколько десятков шагов – и хорошо видно Сашину лоджию. Второпях она забыла включить свет, и теперь их окна чернели на фоне остальных, уже освещенных. Значит, мама еще не вернулась, а у бабушки так и травят тараканов. Надо идти к бабе Тоне, хотя бы предупредить ее, что хлеба нет. Они дошли до Анькиного подъезда.

– Я только рюкзак оставлю, и всё, – бодро сказала Анька, будто на дворе полдень, кругом светло и не было никакой давки.

– Ага, оставишь. А как ты потом бабе Тоне объяснишь, куда пошла? Она же тебя не отпустит, – сообразила Саша.

Но они уже зашли в подъезд и стали колотить в дверь. На этот раз баба Тоня быстро открыла, потому что маленькая Женя не спала.

– Баба, баба, хлеба нет, там давка была! Можно я еще погуляю, мы с Сашей…

Но не успела Анька договорить, как баба Тоня втащила ее в комнату, а Саше сказала только:

– Шуруй домой! Мать потерят.

Саша пулей выскочила из темного подъезда и пошла в пансионат. Во дворе копошились дети, человек шесть-семь, все незнакомые. Саша отерла лоб рукой и посмотрела в свои окна – загорелся свет! Значит, мама или бабушка уже дома. И в коридоре свет тоже горел на всех этажах, кроме первого. Она сразу пересчитала эти светящиеся окошечки. Есть! Окошечек горело семь. Ну, на первом не страшно, там часто ходят люди, и вряд ли кто-то схватит ребенка. Саша заскочила в подъезд. Она собиралась добежать до дома на одном дыхании, но на втором этаже остановилась. Там, в конце коридора, возле Светкиной квартиры, собрались люди. Саша тоже подошла.