Текст книги "Шах и мат"

Я по-прежнему ходила с Максимом и остальными, и меня все так же везде пихали первой. Только теперь это приобрело другой смысл. Например, вину за погром в учительской повесили на меня. Пришлось вытерпеть и разговоры с директором и школьным психологом, и воспитательные беседы дома. Все купились. Учителя стали занижать мне оценки. Ребят не волновало, что я волочусь где-то сзади. Меня не существовало. Но бывали нередкие моменты, когда они обращали на меня внимание, и тогда я снова хотела стать невидимкой. Их издевки доводили меня до слез. В классе у меня появилась кличка – Толстая тупорогая верзила. И все равно, что толстой я не была. Вся школа знала, что булочки ворует Толстая тупорогая верзила. Все так думали, и все смеялись. Даже восьмиклассники ненадолго успокоились, явно довольные результатом.

Каждую ночь я плакала, кричала и просила о помощи. Никто не знал и не слышал.

Однажды Егор предложил странную идею – повторный поход по всем изученным нами подвалам. Причиной он назвал испорченную карту, но я не ждала ничего хорошего и была права.

Первым в списке стал подвал недостроенной окраинной больницы, далеко-далеко. Мы шли туда полдня, меня слишком настойчиво звали с собой, а потом, как только мы пришли, затолкали внутрь и заперли. Там были крысы, воняло мочой и валялись шприцы и жгуты. На полу были следы кострища. Единственным моим источником света остался телефон.

Я знала, что это сделали специально, и думала, что меня скоро выпустят; молча сидела на лестнице и ждала, когда же дверь откроют. В недалеком детстве открывали скоро. Прошел час. Два. Если судить по времени, на улицу спустились сумерки. Стало ощутимо холодно. Дверь была заперта, никто не отзывался. Я просидела там много часов, до глубокой-глубокой ночи. Стучала в дверь, кричала и плакала, надеясь, что дома меня уже хватились. Было не просто темно – какой-то неведомый леденящий ужас окутал меня с ног до головы, заставил забиться в угол, крепко зажмуриться и тихо молить, чтобы всё оказалось лишь кошмарным сном.

Наконец дверь открыл какой-то мужчина, который, как я подумала, был полицейским или охранником. Он пораженно посмотрел мне вслед – я выбежала слишком быстро и, лишь когда обернулась, заметила, что мужчина в оборванной одежде, что он сутулится и наверняка там живет.

Я пересекла широкое поле, преследуемая страхом, что вот-вот меня настигнут, вышла на трассу и, ежась от ветра, пошла вперед. Я сходила с ума. Совсем потерялась и просто шла куда глаза глядят, едва вспоминая путь домой. Позвонить кому-то было невозможно: сеть не ловила. Только потом, когда я подошла к остановке, на экране появились белые палочки – можно звонить. Но я не стала. У меня обязательно спросят, где я была и как туда попала. Кто меня запер. Я не хотела второй раз предавать ребят.

На первом автобусе я вернулась домой. Там налетели родители, но ничего от меня так и не добились. Меня посадили под домашний арест.

Как только он закончился, за мной снова зашел Максим.

5

Все изменилось, я искренне в это верила. Прошло слишком много времени, чтобы все оставалось как прежде. Места, люди, их мысли. Может быть, произошло что-то важное, а может, не произошло ничего, но так или иначе, мы выросли, каждый из нас. Даже не так: повзрослели, образумились. И теперь должны поступать обдуманнее, взвешивать все «за» и «против», смотреть на шаг вперед, предугадывая, как повернутся обстоятельства. Кончается десятый класс, совсем скоро настигнет ЕГЭ. Учителя, должно быть, все уши про это прожужжали. Закормили тестами, проверочными работами и подготовками. Такая ответственность, чтоб ее! Но вдруг это изменит человека и выбьет из его головы дурные мысли? Заставит стать сдержаннее и понять, что хорошо, а что плохо? Мы же больше не те импульсивные дети со смертельными обидами и хитрыми кознями. Ничего не осталось как прежде, верно?

Снег до сих пор шел – мелкие белые снежинки тут же таяли на мокром асфальте. Слишком тепло и ветрено. Я постоянно поправляла волосы и оглядывалась, направляясь к школе. Накатывало странное-странное чувство, которое очень сложно описать. Оно мучило. Постоянно казалось, что детские игры и правила вернутся; что знакомый голос из ниоткуда скажет: «Ну, храбрец, вперед», и придется действительно идти, доказывая свою несуществующую смелость. Снова принимать первый удар, а потом делать вид, что все хорошо.

Одновременно… мной овладевала ностальгия. Время неумолимо летело, столько прошло – а я все равно помнила каждую тропинку и поворот. Помню, как я забиралась на лестницу и мнила себя царем горы, как мы играли до стрекота кузнечиков, а потом расходились по домам, боясь, что из-за непослушания нам не приснится волшебный сон. В кустах Аня прятала свои вещи, чтобы не нести их домой, а Женька вечно напоминал забрать их. Я помнила ребят и, наверное, в глубине души хотела увидеть, чтобы доказать, что я стала лучше. Сильнее. Крепче. Красивее. Увереннее. Что меня теперь не так легко напугать, что я могу дать отпор. Им. Всему миру. Я – личность, которая имеет право существовать и нормально жить. Но все равно было страшно из-за встречи, неизбежной, как смерть. Я думала, что выдержу, потому что не забыла, потому что помню все, даже наши маленькие тайны.

Школа. То же здание всего в три этажа. Облезлая розовая краска и выгоревшая надпись над главным входом: «Добро пожаловать! Мы вам рады!» Массивные деревянные двери с коваными ручками; две пустые клумбы по обе стороны крыльца – когда-то там росли цветы. Потрескавшаяся грязно-серая плитка и спящий охранник. Незнакомые маленькие дети, снующие по знакомым узеньким коридорам. Совсем спокойные, не то что мы когда-то. Невольно я улыбнулась.

Справа висела доска почета. В середине третьего ряда когда-то красовалась и моя фотография. Сначала ее разрисовали, а потом выжгли. В этом месте до сих пор виднелась оплавленная пластмасса: похоже, у школы не было денег на новый стенд.

Прозвенел звонок. Я пошла в библиотеку за учебниками. Взгляд зацепился за «Теорию шахмат». Когда-то мы мнили себя настоящей командой, всегда сражающейся против других и имеющей неприступную крепость. Присвоили себе роли и ими оправдывали свои действия и слова. У каждого были полномочия, права и обязанности, хотя в детстве это называлось совсем не так. После первой игры в шахматы я стала этим интересоваться. На секунду пришла мысль, что сейчас состоится дебют. Первые ходы, первые действия. Мобилизация сил противников. Совсем как на войне.

Я усмехнулась и вышла из библиотеки. Какие глупые мысли. Конечно же, это не война, а детский лепет. Всего лишь школа, первый день.

Я опоздала. В классе стоял шум, ребята болтали чересчур громко, обсуждая какой-то предстоящий матч. Видимо, учителя не было. Тело будто сковало нечто липкое и вязкое. Пальцы неуверенно сжали холодную ручку. Я медлила, будто готовясь к чему-то грандиозному, неизбежному и устрашающему. Это действительно было так. Вдохи стали медленнее. Закусив губу, я опустила голову.

Подготовка к столкновению.

Небольшое усилие, и дверь резко открылась. Сердце будто пропустило удар, а затем продолжило биться. Ребята замолчали и повернулись, наверное, думая, что пришел учитель. Я зашла и молча остановилась у чистой доски. Оценивающие и непонимающие взгляды, будто противные тараканы, ползали по мне. Хотелось смахнуть их. Тихие шепотки и вопросы. Так должно быть, когда встречают новенького в конце года. Их предупреждали. Но говорили ли имя? Вспомнили ли они меня? Знакомые лица удивленно вытянулись, но среди них не было тех, кого я узнаю в любой толпе и даже в гриме. Никого из них.

– К кому ты? Инны Викторовны еще нет, – спросил какой-то парень у подоконника.

Я молча пожала плечами. Ожидание тянулось все мучительнее, но одновременно становилось и легче. Не было ни Максима, ни Саши, ни Жени, ни Ромки с Егором, ни даже Ани. Значит, мы в разных классах и мне просто чертовски везет.

Внезапным вихрем ворвалась низенькая полненькая учительница с выбеленными волосами, похожими на гнездо. Ребята как по команде встали и вышли из-за парт, приветствуя ее.

– Так, вы уже познакомились? Настюша, подойди ко мне.

Почему все всегда зовут меня так ласково? Я оторвалась от доски и подошла к Инне Викторовне. Все снова смотрели, и почему-то мне хотелось их убить. Учительница нежно приобняла меня за плечи.

– В седьмом классе ты уехала, и вот ты снова с нами! Настя Шереметьева, добро пожаловать в наш дружный коллектив.

Наверное, это она сказала для новеньких, которые и ухом не вели, совсем ничего не знали. А вот остальные, кто учился здесь с первого класса, буквально изменились в лице. Кто-то усмехнулся, кто-то цокнул языком, а кто-то, на удивление, улыбнулся.

– Садись с Аленой. Третий ряд, четвертая парта.

Аленой звали высокую крепкую девушку с выбритым виском, длинной красноватой челкой и квадратными очками, которые ей неожиданно шли. Она подперла подбородок ладонью, вскинула проколотую бровь и подвинулась, уступая мне место у окна. Наверное, всегда сидела одна – и тут на тебе, подарочек.

Ладони вспотели от волнения. Я прошла по ряду и села, выждала некоторую паузу, а затем, сглотнув и промочив сухой рот, обратилась к соседке:

– Привет.

Алёна повернулась ко мне и слегка усмехнулась.

– Привет. Чего это все так заохали?

Точно новенькая. С восьмого или девятого класса. А может быть, совсем недавно пришла, в начале десятого. Это не имело значения.

– Я училась здесь с первого класса. Училась, училась, а потом кое-что случилось, и мне пришлось переехать. Даже не знаю.

Конечно, это была ложь, и Алена явно мне не поверила. Она мотнула головой, цокнула языком, глубоко вздохнула и медленно, расслабленно откинулась на спинку стула.

– Они так смотрели. Ну, некоторые. Нехорошо тебе.

Инна Викторовна нахмурилась и посмотрела на нас. А я только и думала: что значат ее слова?

– А ну прекратите болтать! Итак, появление новенькой – не все новости на сегодня. С регионального соревнования, как вы помните, возвращаются двое наших спортсменов! Саша Сачков и Рома Андропов заняли второе и третье место! Им выдали дипломы и свидетельства, наградили медалями.

Дверь отворилась, и в класс зашли они. Действительно они. У меня глаза полезли на лоб, я не успела даже осмыслить происходящее. За Сашей и Ромой появился Максим, а секунд через пятнадцать едва ли не кубарем влетел Егор.

– Извините за опоздание! – Его голос стал заметно грубее, чем несколько лет назад.

– Садитесь уже, не мешайте поздравлению! – проворчала Инна Викторовна и взяла в руки дипломы и небольшие «золотые» медальки.

Ребята встали рядом с Сашей и Ромой, довольно улыбаясь и подмигивая кому-то в классе. Я с нескрываемым любопытством и страхом ждала, когда же они увидят мое лицо, неожиданно наткнутся на меня среди знакомых.

И вот, первое столкновение произошло.

Улыбка Максима мигом исчезла. Он стал мрачнее тучи и свел брови домиком, невольно выдавая себя. Его взгляд, будто спрашивающий «И кто же это здесь у нас?», нарочито удивленный, но такой ядовитый, столкнулся с моим. В классе сгустилось напряжение. Награды мальчишек, уже взрослых мальчишек, не интересовали даже их самих. Сначала Рома, а затем и Егор, и Саша уставились на меня. Они узнали. Просто не могли не узнать.

– Я гляжу, у нас пополнение. – Максим не выдержал и усмехнулся.

Инна Викторовна смерила его недовольным взглядом.

У меня внутри все оборвалось. В голове будто произошел взрыв; в ушах начался стеклянный звон. Невидимые шоры опустились на глаза, и я уставилась только на изменившееся, ставшее за эти годы более мужественным лицо Максима. На мой страх детства, от которого я пыталась бежать и к которому сама вернулась.

– Как невежливо! Сядь на место или скажи, что хотел!

Максим не отрывал от меня взгляда, будто сжигая им и желая, чтобы мое место оказалось пустым. Алёна внимательно наблюдала за нами.

– Я приветствую новенькую. И… – Пауза. Сердце бешено билось в груди. – И напоминаю классу, что скоро состоится полуфинальный матч этого сезона – с пятой гимназией. Приглашаю вас поболеть.

Кажется, одноклассники тоже всё заметили. По рядам прокатилась короткая волна шушуканий. Предположения, догадки, сплетни…

– Мы обязательно придем. – Какая-то светловолосая девочка ответила за всех, только бы нарушить молчание.

– Ой, хвастун. Садитесь уже, – проворчала Инна Викторовна, села за стол, открыла журнал и начала перекличку.

Друзья детства не сводили с меня взглядов. И я бы так и продолжила смотреть в ответ, если бы не тычок в бок.

– А?

– Хватит пялиться, – одернула соседка.

Спасибо, очень вовремя. С губ сорвался тихий выдох, я уткнулась взглядом в тетрадь и больше на них не смотрела. Они сели на свои места. Урок стал пыткой. Взгляды буравили спину, яд въедался под кожу, заставляя ежиться и дергаться. Чертово время. Почему оно течет так медленно? Я хочу сбежать, но некуда. Желание доказать, что я изменилась, забылось в одно мгновение.

Алёна поправила очки и хмыкнула. Ей совсем не было страшно, и она точно не понимала моих чувств. Или это не так?

– На перемене пойдем в столовую? Перекусим. Туда обычно наши не суются, булки нашему классу не продают больше.

А может и понимала, поэтому решила помочь и увести отсюда. Я была ей безумно благодарна, хоть и сидела молчком: вросла в стул, закрылась ладонью, сжала в руках ручку и стиснула зубы. Ничего не изменилось – я поняла это. Все осталось в точности как прежде. Люди, места, мысли. Старые обиды. А может, стало хуже. Он не изменился. От него можно ждать чего угодно, а они всегда ему помогут.

Я пропала.

Время замерло. Тетрадь пустовала, хотя наверняка материала дали мама не горюй. Алёна пару раз выходила к доске, писала непонятные закорючки, скрипела мелом и что-то объясняла. Информация пролетала мимо, совершенно не задерживаясь в голове. Я будто зависла в параллельном пространстве, не воспринимая ничего вокруг.

Наконец, со звонком, одноклассники засобирались, встали и медленным потоком вышли из кабинета. Меня унесло вместе с ними, а затем кто-то цепко схватил меня за руку и потянул по узкому темному коридору.

Мы спустились в столовую, где толпился народ. Младшеклассники ссорились у прилавка со вкусными булочками, старшие нагло пролезали вперед и посмеивались. Послышался звон стекла. Кто-то разбил тарелку. Алёна вздохнула.

– Здесь часто такое случается. Скоро наша школа разорится на посуде.

Я собрала себя в кучу и немного расслабилась. Никого из них рядом не было. Алёна отдала деньги и попросила принести два пирожка с малиновым конфитюром и два стакана мультифруктового сока. Мы сели у окна, в конце длинного стола.

– Чувствую, интересненькая история, да? – Алёна скинула с плеча рюкзак и выжидающе на меня посмотрела.

– Ты ее не знаешь и лучше не узнавай.

– Это только делает ее еще интереснее. Расскажешь?

– Может быть, когда-нибудь расскажу.

Я совсем не знала ее, с чего так слепо доверять? Я же не дура.

– Когда-нибудь – понятие растяжимое. Я все равно узнаю. Думаю, мне есть от кого. – Она хохотнула, а затем повернулась в сторону шумной очереди.

Я проследила за ее взглядом и остолбенела. Кто-то знакомый шел к нам с пирожками и стаканчиками сока. Парень, не особо высокий, сероглазый, с темными, слегка вьющимися волосами. Уверенная походка, прихрамывание на левую ногу и длинный вертикальный шрам на ключице – я его помнила. В детстве, в драке с Лешкой, ему рассекли кожу ключами от квартиры; остался рваный след. Женя. Я подорвалась с места, но Алёна как-то удивительно добродушно улыбнулась ему.

– Садись. Насть, подвинься. Знакомьтесь…

– Давно не виделись.

Сказать, что Женька удивился, значит ничего не сказать. Он остановился напротив и неотрывно смотрел на меня, но… не так, как другие. Казалось, он неожиданно встретил старого если не друга, то хорошего знакомого.

– Давно. – Я недоумевала, почему он так реагирует. Почему он сейчас не с ними.

– Тебя сегодня перевели? Я учусь в другом классе.

Понятнее не стало.

– Так вы знакомы. Хм… – Алёна нахмурилась. – Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Компания Максима в этом замешана, да?

– Да. – Женя отдал нам пирожки и сок, а затем сел напротив меня. – Наверное, тебе никто ничего еще не рассказывал. Хотя кто тебе мог что рассказать…

Я кивнула. Он только вздохнул, видя мою опасливую осторожность. Алёна надкусила пирожок, готовясь внимательно слушать. Ей не терпелось все узнать.

– В середине года, когда ты уехала, буквально началась война. Нет, серьезно война. Между нами и Лешкиной стаей. Они звали себя волчьей стаей. Ну или их так прозвали, не суть важно. – Лицо Женьки было спокойным, он с интересом смотрел на меня. – После разгрома склада мы настолько увлеклись кознями для тебя, что забыли об осторожности. В итоге некоторые разбои в школе повесили на нас. Макс потерял возможность пойти в спортивный колледж после девятого класса, потому что о колясочной узнали жильцы дома, написали заяву в ментовку… И, в общем-то, на нас обрушилось еще обвинение… Блин, как же там… Незаконное проникновение, что ли. Не помню точно. Мы стояли на учете в школе и в полиции. Саша и Рома не допускались до конкурсов и на полтора года вылетели из активной жизни класса. Ане приходилось возвращаться домой в семь из-за домашнего ареста, а потом родители и вовсе отправили ее подальше от нас в колледж, учиться на кондитера. Егор бегал за ней хвостиком. Шуточки Макса становились все злее. Мы задирали всех подряд, потому что не было тебя, но при этом никто новый так и не смог вписаться в нашу компанию. Ты уехала. Злиться было не на кого, мы злились на всех подряд. Он особенно. Постоянно таскал в компанию всяких девчонок, и они потом его сторонились… В общем, раз дошло до того, что Максим сломал одной из них руку. Было крупное разбирательство. А я на это не подписывался и после того случая, в ноябре девятого класса, отбился от них. Мне кажется, это слишком. Что они творят сейчас – знаю только по слухам и по рассказам его мамы. Она стала к нам часто захаживать.

Я была в шоке. О пирожке я так и не вспомнила, только сжала его так, что вся начинка вытекла на стол. Значит, вот оно как. Наша игра стала не только нашей, да и досталось не только мне.

– Кто бы знал, что пара фотографий в телефоне перевернет жизнь далеко не одного человека.

– О да. – Женя усмехнулся и подал мне салфетку. – Я совсем на тебя не злюсь. Думаю, мы сами виноваты. Шестиклассники полезли на восьмиклассников своей маленькой компанией. Ну не глупость ли? Ты тут ни при чем.

– Ты правда так думаешь?

Он кивнул, а Алёна нахмурилась. Видимо, еще не все поняла.

– А Егор? Аня? Саша? Рома? Нет?

– Глупый вопрос. Корнем всего этого считается склад. Даже если опустить факт того якобы предательства нарушения правила и всего такого, все равно именно разрушение нашего тайника сделало свое дело и запустило цепную реакцию.

А Женя ничуть не изменился. Такой же умный, с отлично подвешенным языком и явно смелый. Многие овцы боятся отделиться от стада, но он – нет.

– А ты? – Я перевела взгляд на Алену. – Где ты в этой истории?

– Я пришла в середине девятого класса, мы с Женькой сдружились и теперь не разлей вода почти два года. – Она пожала плечами так, будто это была ерунда. Хотя, может, это в моей голове все в разы усложняется.

– Вы не встречаетесь?

Они переглянулись, а затем одновременно фыркнули.

– Ну уж нет. Он мне как брат, которого у меня нет.

– Вот то-то же.

Женя надкусил мой полупустой пирожок, и у меня отлегло от сердца. Школьная жизнь обещала быть не такой ужасной, как я успела придумать за пару часов. Алёна была настроена ко мне, видимо, дружелюбно. Да и Женя не язвил и не хотел меня придушить.

– Мне все равно никто не рассказал. Я ничего не понимаю. Вы дружили с первого класса?..

– Раньше, – кивнул он.

Я оглянулась.

– Дружили с детства. А потом нашли себе тайное место. Подрались со старшеклассниками. Это место разрушили. Вы ее возненавидели и затравили? А потом она уехала. – Алёна смотрела на Женю, а он нехотя кивал на каждую фразу.

– Ну… – Видимо, ему не хотелось признаваться, что именно так и было. Или просто были неприятны эти слова. – Да. Примерно так.

– Ясно все с вами…

Она замолчала. Мы втроем посмотрели на вход в столовую. Максим с Сашей и Ромой зашли и бросили сумки на широкий подоконник у первого окна. Они скинулись и направились к очереди. Взяли подносы, растолкали людей и купили еды.

– Обычно они не приходят, – невесело сказала Алена.

– Сегодня особенный день.

Слова Жени в точности описывали ситуацию. Максим немного постоял у конца очереди, а затем парни пошли выбирать столик. Кружили, кружили возле нас, будто совсем не замечая. Но я знала, что это делается, чтобы надавить на меня, понаблюдать за реакцией. Понять, что изменилось, и выбрать план действий. Это разведка. Казалось, столовая – это море, мы – одинокая лодка вдали от берегов. А они – голодные акулы.

Было принято решение отступить.