Текст книги "Хомопанк"

Глава 5. Ролло

Ньюдон – столица, пожалуй, самый густонаселенный город – был разделен на два сектора: в одном жили Сильные, в другом – избранные, части мегаполиса разительно отличались друг от друга. Ньюдон избранных довольно непригляден: сумрачные прямые проспекты, тусклые фонари, безликие, безжизненные, скучные серые небоскребы из стекла и бетона. Уныло и мрачно.

Определить точную численность избранных, которым по милости Сильных позволили пережить Туман в городах и других крупных населенных пунктах, было сложновато – известно только, сколько из них по сей день служат Сильным.

Проживали избранные в одинаковых, словно размноженных под копирку апартаментах в типовых небоскребах-муравейниках. Избранные считались малочисленной категорией населения – когда практически всю рутинную работу выполняют роботы, нет необходимости в большом количестве человеческих ресурсов. Самая бесправная категория (даже к прошедшим отборы кандидатам относились с бо́льшим уважением) – они работали на Сильных, чтобы выжить, буквально за еду, многие не представляли свою жизнь среди селян, поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как стараться доказать свою полезность. Это были остатки той самой, некогда значительной и важной прослойки общества – среднего класса, рабочая сила, на которой в те времена держалась экономика, – лишь единицы из них еще в Старую эру смогли стать Сильными. Избранные, пожалуй, за исключением некоторых выдающихся личностей вроде Стива, особо не нужны были Сильным, поскольку работниками их снабжал Комплекс. Невостребованность, бесперспективность, безнадежность и постоянное балансирование на грани порождали в среде избранных апатию, депрессии, расстройства и прочие психические патологии. Избранные старались не заводить детей – пара, задумавшаяся о продолжении рода, понимала, что их ребенок в лучшем случае будет влачить жалкое существование, а в худшем – вообще не найдет себе применения. Таким образом, с каждым годом избранных становилось всё меньше и меньше.

Успешная карьера отца Ролло, Бьерна, закончилась уже после наступления Новой эры и до окончания переходных годов – сердечным приступом: мужчина не выдержал, когда ему было сообщено о том, что в его услугах больше не нуждаются. Ролло был рядом: Бьерн сел за штурвал, его руки тряслись, он даже не мог прочитать чек-лист. Еще через год мужчина, находясь дома в их новых апартаментах в Ньюдоне, сел в кресло и больше не смог самостоятельно подняться.

Ролло было нелегко: на тот момент у него еще не было работы, у матери одна истерика следовала за другой: мало того, что ее привычный мир разрушился вместе с уходом Старой эры, а к Новой она так и не привыкла, так еще и муж собирался покинуть жену раньше времени.

Подавленный, молодой человек решил посетить бар неподалеку от дома: управляющим в этом заведении был робот, и заглядывали туда преимущественно машины. Роботов здесь было больше, чем людей, и район больше походил на роботостанцию, чем на жилой массив. Машины работали в магазинах, кафе и такси; подметали улицы и мыли огромные окна небоскребов, убирали мусор; создавали и ремонтировали различные устройства, здания и сооружения; перевозили товары и просто передвигались по улице, словно обычные пешеходы, спешащие по своим делам.

Парень подошел к яркой двери с нарядной вывеской, когда пошел дождь, – холодные капли падали на теплую кожу, освежая, возвращая в реальность, обещая, что боль пройдет – смоется в канализацию неподалеку. Лишь одно слово пришло на ум парню – безнадега. В свободное время Ролло занимался изучением жизни людей в Старую эру, в прежние времена трудоголики и бесцельно шатающиеся безработные вечерами приходили вот в такие заведения, пытаясь забыться. Он вспомнил грустную песню о старом времени, которую давным-давно услышал у мародеров. «Странно, – подумал Ролло. – Мы живем, придумав себе предназначение, становимся зависимыми от него, а потом, теряя то, во что вкладываем столько усилий, страдаем, но, по сути, то, во что мы вложились, – создано нами. Рабы самих себя».

Ролло вошел в бар: играла странная, бессмысленная, атональная и совершенно не вызывающая никакого отклика электронная музыка, а за барной стойкой, как банально, вытирал стаканы робот, хотя напитки некому было разливать – посетителей нет. Парень оглянулся: эта пустота, отсутствие самой жизни – нет, он привык к ней, потому что ничего иного не знал, но всё же ему казалось, что он должен был находиться в какой-то другой реальности. В той, где бар наполнился бы живыми голосами и лицами; где симпатичная девушка подошла бы к нему познакомиться, он заказал бы ей выпить, а потом… кто знает.

Он читал книги и смотрел множество фильмов Старой эры – все они воспроизводили одни и те же клише, похожие жизненные ситуации, но в этом постоянно повторяющемся паттерне и заключался смысл существования общества и взаимодействия людей. Человек – социальное существо.

Ролло осознал, что злится на отца: его «пенсия» пошла бы на пользу, если бы мужчина не стремился так, в прямом смысле, попасть на небеса, а использовал бы это время, чтобы провести его вместе с женой, наслаждаясь обществом друг друга. Но затем парню пришло на ум иное: что если работа отвлекала отца от того, что он потерял всех своих друзей? Сильным не нужно было столько пилотов: оставили лишь избранных.

Может, Ролло стоит злиться на Сильных? За то, что они взяли и решили судьбу человечества?

Пока Ролло упражнялся в этих парадоксальных, риторических, во всех смыслах этого слова, рассуждениях, в бар ворвался промокший мужчина – он еще держался на ногах, но шатало мужика уже изрядно. Странный посетитель был похож на завсегдатая, который, раздобыв мелочь, забежал в любимый бар, чтобы чуть-чуть пригубить желанного напитка на свои скудные средства. Посетители бара обменялись удивленными взглядами – оба они никак не ожидали встретить здесь кого-то живого.

Не сказав ни слова, мужчина подошел к барной стойке и сел рядом с Ролло.

– Из всех баров в этой забытой части Ньюдона, – начал незнакомец, – надо же было наткнуться на тот, где есть посетитель.

– Я живу неподалеку, – объяснил Ролло.

– Так ты из избранных? Чем занимаешься?

– Пилот.

– Пилот? – мужчина хмыкнул, принимая от бармена бокал с виски. – И как там? Нет проблем?

– Где… там?

Мужчина поднял вверх подрагивающий палец, словно проповедник, грозящий грешникам небесной карой.

– Да… вроде нормально. Пока без работы сижу.

– О. А мне, может, и нужен пилот. Точнее, не мне конкретно, а нашей семье, – пояснил мужчина и тут же протянул руку:

– Эдвард Блэкоутер.

– Ролло Хансен, – ответил парень, отвечая на пожатие.

– Часом не викинги ли у вас в роду? – поинтересовался Эд.

Ролло смутился:

– Я не особо интересовался семейным древом, но папа что-то такое рассказывал.

– Семья, – вздохнул Эдвард и залпом осушил бокал.

Попросив повторить, он опустил голову на руки, распластав локти по столу.

– Твой отец наверняка пилот, верно? – спросил Эдвард. – Ну, не отвечай: это семейная профессия. А мой занимается культивацией, короче говоря, работает на земле, выращивает продукты. Но не селянин, иначе бы я здесь не сидел. Нет, он Сильный, а я, стало быть, тоже Сильный. Но, веришь, нет, Ролло, сколько я себя знаю, я никогда ни к чему не стремился: всё, что у меня есть, досталось от отца. Мамы нет, она умерла при родах. Есть сестра, Ева, – мужчина на секунду замолчал, вспоминая о ней, – и ее нисколько не беспокоит то, что ей уготовано быть красивой куклой, забавой для мужиков. Я думал, что меня устраивает быть никем, просто хорошим мужем для Анны, а там, возможно, я разберусь что к чему, но оказалось, этого мало.

Выпив, он продолжал:

– Представляешь? Оказывается, мало, когда у тебя всё есть: еда на столе, крыша над головой, любые возможности и прекрасная девушка в твоих объятиях. В случае Анны – ей нужны дети, а в моем – черт его знает. Что-то, чего нет, а потом – раз – и оно появляется, знаешь… как вдохновение! Ребенок – это продукт работы двух людей, но произведение – это вклад одного человека. Книга, например, как романы Матиаса Бауэра; ты наверняка его знаешь – мой добрый друг; песня, картина – это волшебство. Что-то, чего раньше не существовало, но один человек вкладывает в «воздух» свою энергию, и получается нечто совершенно необычное – мир, который мы, как зрители, можем воспринимать. Эмоции и чувства, которые ты не испытывал в жизни!

Я ничего такого не умею – ни писать, ни петь, ни сочинять; посмотри на мои руки, – Эдвард протянул ладони Ролло. – Разве эти руки способны на труд? Если бы я жил в Старую эру, мне пришлось бы чем-нибудь заниматься – от этого бы зависела моя жизнь, но сейчас, в Новую эру, которая и пришла только потому, что так захотела какая-то кучка влиятельных людей, у меня даже нет стимула что-либо делать. Я смотрю на других Сильных: они просто наслаждаются жизнью, перекладывая все свои заботы на роботов, избранных или кандидатов из Комплекса. Утопия, бессмысленный рай: ванильный, безопасный и такой скучный.

Эдвард вздохнул:

– Оказывается, этого мало, когда у тебя всё есть. Я хочу увидеть свет, если ты меня понимаешь. Недосягаемый свет.

Эдвард решил показать девушке Ньюдон, чтобы она как художник запечатлела жизнь избранных. Всё семейство Эдварда в этот момент как раз находилось в столице (Стив решал дела Сильных), поэтому Ролло временно сидел без работы. А Эдвард, что называется, напросился в гости. Пилот хорошо относился как к Эду, так и к Римме: ему импонировала ее страсть к живописи, он и сам обожал свою работу, стремление к развитию – поэтому Ролло с воодушевлением согласился провести экскурсию.

Даже разрушенный город, наполненный историями некогда обитавших там жителей, в котором жил Эдвард, был более «живой», чем этот утыканный одинаковыми унылыми многоэтажками столичный район; и очень много роботов, даже больше, чем в Комплексе, – они обеспечивали функционирование инфраструктуры.

Проезжая по заполненным роботами улицам, Римма вспомнила, как на подземном этаже вводят инъекции жителям Комплекса. Она и сама должна была уйти. Вспомнила Мару – она улыбается, убегает от Риммы, они играют в прятки. Мара, словно ангел, окружена светом. Глаза Ри наполнились слезами. О жестокий мир! А ведь та девушка, которая устраняла конкуренток в Комплексе, была права – Римма не понимала, что на самом деле значил Уход, верила в священность и необходимость Цикла, пока сама не ощутила неотвратимость смерти.

На автомобиле, которым Ролло управлял лично, отказавшись от услуг робота-водителя, они подъехали к его дому – очередному небоскребу, поднялись на лифте на нужный этаж. На пороге апартаментов их встретила мать Ролло – Беатриче, приветливая старушка, в классическом черном прямом платье с пояском ниже талии, на шее красовалось жемчужное ожерелье, волосы уложены аккуратной волной.

– Как там папа? – с порога спросил Ролло.

Мать тяжело вздохнула:

– Совсем плохо, мой милый.

Отец Ролло, Бьерн, даже по меркам мира Сильных в Новую эру считался пожилым: на момент начала отсчета времени Нового мирового порядка ему уже стукнуло сорок, и только лекарства, которые приносил Ролло, немного замедляли неминуемое старение. Но без процедуры омоложения, которой пользовались Сильные, Бьерн быстро угасал – сейчас он сидел в кресле-качалке напротив широких окон и смотрел в одну точку; тяжелые густые брови нависли над веками, некогда крепкое, атлетическое тело расплылось, руки безвольно лежали на подлокотниках. Старик практически ничего не слышал, да и мало что соображал.

– Я как раз заказала воду, – сообщила Беатриче.

В Ньюдон, впрочем, как и везде, где функционировала канализация, питьевую воду доставляли в бутылках – вода из-под крана стала непригодна для питья еще в Старую эру, и даже несмотря на все передовые технологии не удавалось обеспечить такое качество воды, какое было доступно селянам, набиравшим воду непосредственно из колодцев, ручьев, берущих начало в горах, и пресных озер.

Пока гости располагались в уютной гостиной, обставленной в стиле скандинавского минимализма, пришел робот, который доставил пять бутылей. Ролло, присев на корточки рядом с отцом, рассказывал гостям о своем детстве:

– Когда-то мы жили за городом. У нас был красивый сад: я пропадал там целыми днями, бегал и играл, не заходя домой. И маленький «кукурузник» – мой первый самолет. Папа сам построил взлетно-посадочную полосу для него прямо в поле неподалеку.

Но ни одно слово, ни одно воспоминание не доходило до Бьерна – старик едва дышал. Ни Эдвард, ни Римма не знали, что сказать – слишком грустно было наблюдать за сыном, который пытался достучаться до угасающего сознания отца. Спасла ситуацию Беатриче.

– Прошу к столу, – пригласила она.

Гости сели за круглый, скромно накрытый стол – печенье, шоколад, соленья, полуфабрикаты и хлеб. Из напитков предложили кофе, чай и воду. Ри попросила воды, а мужчины выбрали кофе.

– Ролло не любит приезжать сюда, – посетовала мать семейства. – Его дом в воздухе.

– Мам…

– Разве я не права? Тебе плохо на земле.

– Небо – моя стихия, да, но не то чтобы я не терпел землю, – не согласился сын.

– Он прекрасный пилот, мэм, – похвалил работника Эдвард.

– Ваша семья одна из немногих, кого я действительно уважаю, – почтительно произнесла Беатриче.

Эдвард мог бы поспорить с этим утверждением, учитывая поступки его отца, но промолчал.

– А ты, милая, откуда? – спросила хозяйка, обращаясь к Римме.

– Из Комплекса. Я художник.

– Как интересно. Можешь показать?

– Конечно, – ответила Ри.

Она достала из кармана толстовки телефон, открыла галерею и передала старушке.

Беатриче, листая фото, восхищенно произнесла:

– Со Старой эры не видела таких картин. Деятелей искусств сейчас чрезвычайно мало. Казалось бы, у Сильных много времени заниматься этим, но… разве что Матиас Бауэр на слуху.

– Матиас – мой добрый друг, – похвастался Эд.

– И я бы хотела с ним познакомиться.

– Хотите, устрою? – спросил Эдвард.

– О нет, нет, – замахала руками старушка. – Я не смогу должным образом его принять.

– Мам, перестань, – сказал Ролло.

– Действительно, мэм, Матиас любит всех, а все любят Матиаса – он приедет, – уговаривал Эд.

– Нет, прошу вас, не стоит, – упорствовала Беатриче.

Эдвард украдкой взглянул на старика в кресле-качалке, шепнул Ролло:

– Почему ты не рассказал мне о его состоянии? Я знаю клинику, где ему бы помогли.

– Ты не спрашивал. И потом… ни он, ни мама не хотят никаких подачек от Сильных.

– Раз уж мы самостоятельно не можем позволить себе должного лечения, проработав на Сильных столько лет, то нам и помощь от них не нужна, – уверенно заявила Беатриче.

Ролло взглянул на Эдварда – мол, стоит закрыть тему.

– А что еще рассказать вам о том, что вы не знаете… – задумчиво говорила старушка. – Серо, уныло, дни пролетают, не успеваешь отсчитывать. Всё одно, – она взглянула на мужа.

– Здесь столько роботов, – заметила Римма. – У нас в Комплексе их тоже достаточно, но эта часть города, кажется, построена не для избранных, а для роботов.

– Потому что здесь мало кто живет, – объяснила Беатриче. – Все избранные работают у Сильных, проживают там же, где и они. Лишь немногие, как сын, приезжают, чтобы навестить родных или просто отдохнуть, пока имеется возможность. Иногда кажется, что я живу в городе мертвых.

Тут все гости как-то погрустнели. Ролло стало неловко за то, что он привел гостей, а поводов для радости как-то не находилось. Римма встала, подошла к окну, – у девушки возникло непреодолимое желание попросить хозяйку позволить ей нарисовать Бьерна.

Она взглянула на отца семейства и решилась:

– Мэм, если вы не против, разрешите мне его нарисовать?

Беатриче улыбнулась:

– Пожалуйста. Он бы с удовольствием согласился, если бы мог… Таким затейником был мой муж. Когда-то. Очень давно.

Глава 6. Матиас

Силан подошел к дому своего клиента – двухэтажное, отделанное под дерево, строение с панорамными ничем не прикрытыми окнами на первом этаже. Крышу засыпало снегом – словно пряничный домик.

Постучал в дверь, оглянулся по сторонам – ближайшие километры ни души, только деревья, снег, мшистые камни. Дверь открыл, как показалось Силану, старик: зеленоглазый, в жилетке поверх белой рубашки, старомодных черных брюках и туфлях. Волосы седые, но аккуратно подстрижены, а на носу – очки для чтения.

– Мой мальчик! – воскликнул хозяин. – Ты приехал!

Сил удивился столь эмоциональному приему. Даже смутился.

– Приехал, – скромно ответил парень.

– Заходи, не стой на морозе. Как ты легко одет!

– В Комплексе тепло – там всегда лето.

– Но ты же знал, куда ехал!

– Нет, мне не сказали.

– И куда только смотрит Система… Ты проходи, садись. Чай будешь? Только что подкинул дров.

– Спасибо.

– Господи, так я же забыл представиться! – мужчина ударил себя по лбу. – Матиас.

– Я знаю, как вас зовут. Меня – Силан.

– Силан… очень интересное имя. Но ты подожди, я заварю чай.

Матиас, довольный и словно помолодевший на два десятка лет, выбежал из комнаты. Послышались звон посуды, свист закипающего чайника, бульканье разливаемого по чашкам кипятка. Пока хозяин возился на кухне, Силан осматривал дом.

То, что молодой человек ошибочно посчитал вторым этажом, скорее походило на балкон, тянувшийся вокруг дома, – там с одной стороны стояли, казалось, бесконечные полки, заполненные книгами, а с другой, рядом с окнами, располагались мягкие диваны и кофейные столики. Первый этаж представлял собой одну большую гостиную – здесь топился открытый камин, Силан увидел старинные массивные часы из дуба, множество диванов, рабочий стол у окон высотой от пола до потолка и длинный низкий столик посередине красного узорчатого ковра украшали комнату и придавали ей уют. На стенах ни одной картины или других украшений – лишь темное дерево. Узкий коридор вел от входной двери в кухню.

В гостиную вошел Матиас с подносом, на котором стояли чашки с чаем и тарелка с печеньем.

Признаться, парень замерз, поэтому с удовольствием взял в руки горячую чашку с ароматным чаем.

– Силан, значит? Это Система тебя так назвала? – поинтересовался Матиас.

– Да. Но вы можете называть меня просто – Сил.

– А ты можешь не обращаться ко мне формально. Как-никак мы теперь напарники по охоте. Тебе что-то нужно?

– В каком смысле?

– Ну, раз теперь мы вместе, то, может быть, тебе что-то надо? С оружием же ты умеешь обращаться?

– Я предпочитаю лук.

– Да, помню, что когда-то я написал такое в запросе. Но сам из лука стрелять не умею.

– Я могу научить.

– Потом, – Матиас отставил чашку. – Даже не знаю, что и спросить у тебя. Как в Комплексе?

– Комплекс… всё в порядке. Как обычно: кого-то забирают, а кто-то уходит.

– Система строго следит за этим, да?

Силан кивнул.

– Я вырастил для себя мальчика, которому не суждено было умереть в Комплексе, – задумчиво произнес Матиас.

После чая Матиас показал Силу его комнату: пройдя через кухню, они попали в ту часть дома, где отдыхали и хозяин, и гости, всего три спальни. Приготовленная для Силана была просто обставленной, узкой, но уютной. Напомнила о комнате в Комплексе.

Наступил вечер, парень долго добирался до места жительства клиента, а Матиас не настаивал на компании, поэтому Силан ушел в свою комнату и уснул почти сразу же, как голова коснулась подушки. А на следующее утро парень проснулся, услышав аппетитный запах жареных яиц. Вышел на кухню, где хозяйничал Матиас.

– Мальчик мой, доброе утро!

– Доброе, Матиас.

– Чай на столе, садись.

Парень сел за барную стойку, на которой стоял чайник с травяным чаем, взял печенье.

– Матиас?

– А?

– Ты вчера сказал «Господи», когда представлялся.

– Да? Я так сказал?

– Да… Что это такое?

– Ни «что», а «кто». Это обращение к богу, в которого верили в Старую эру.

– А, кажется, я помню. Честно говоря, учеба мне тяжко давалась. Стрельба из лука – вот моя страсть.

– Вот сейчас подкрепимся, пойдем на охоту, а там можем об этом поговорить, если хочешь.

Они плотно позавтракали, вдоволь напились чаю, тепло оделись. Уже в прихожей Матиас отдал парню специально изготовленные для него лук и стрелы. Силан, сияя от радости, рассматривал искусную отделку – такая красота – видно, ручная работа.

– Ну как? – спросил Матиас.

– Потрясающе, никогда такого не видел.

– Вот, никакой робот такое не сделает, я тебе говорю.

– Где ты его достал?

Матиас хитро улыбнулся:

– Сам увидишь.

Вышли на улицу – прекрасное морозное утро, щебечут зимние птицы, искрится в первых лучах солнца снег. Матиас уверенно шел вперед, Силан за ним по пятам.

– Так что? – спрашивал Матиас. – Что вам там рассказывали про старую веру?

– Чего-то конкретного я не помню. Что-то про мужчину, который спас человечество, пожертвовав собой.

– Очень коротко, бесчувственно, я бы сказал.

И Матиас пустился в долгий рассказ. Разговаривая, они шли по хрустящему снегу, вдыхали свежий воздух, наслаждались чистым синим небом, останавливались, когда примечали следы зверя.

– Суть ведь не в личности, а в том, чему эта вера учит – прощению. Даже самый подлый человек, самый страшный человек заслуживает прощения. Прощение – это великая добродетель, понимаешь? Гнев, злоба, ненависть – всё это уничтожает то божественное, что есть в человеке, – свет.

Силана увлек рассказ мужчины, но вскоре ему пришлось прервать Матиаса.

– Ш-ш, – произнес парень, жестом показывая, что нужно замереть.

Матиас посмотрел налево – точно, вот они – заячьи следы. Мужчина вскинул ружье, опустился на колено. Силан дал понять, что видит животное, снял лук с плеча, положил стрелу, натянул тетиву, прицелился… выстрел! Матиас вопросительно посмотрел на парня – он мотнул головой. Мужчина видел, куда именно убежал заяц, медленно, очень аккуратно, приблизился, насколько было возможно, встал за деревом, прицелился, выстрелил и – попал.

– Да этот заяц будто специально стоял на месте, чтобы ты убил его! – посетовал Силан.

– Мальчик мой, тебе еще учиться и учиться.

Взяв добычу, Матиас положил ее в специальный мешок, который перекинул через плечо.

– Я понесу, – предложил Силан.

– Точно, я и забыл, что у меня теперь есть помощник, – добродушно усмехнулся Матиас.

Но пошли они не к дому, а свернули на тропинку – по ней явно часто ходили, потому что снег был прилично утоптан. Силан поинтересовался, куда они идут, но Матиас лишь отшучивался. Разговор вновь вернулся к религии, а точнее – добродетели человеческой.

Они наконец дошли до деревни, где Матиаса встретил кто-то из местных – бородатый мужчина в довольно странной, порванной в некоторых местах, но теплой одежде и в меховой шапке.

– Вот, смотри, что я поймал, – похвастался Матиас, вытащив из мешка зайца за лапы.

– Жирнющий! – восхитился незнакомец. – А это кто с тобой?

– Это мой напарник по охоте.

– Сына себе завел что ли? – засмеялся бородач.

– Тебе-то что, Леня? Мы немного устали и проголодались.

– Однако какой у него лук! Узнаю руку мастера. Рыбу будешь? – спросил Леня.

– Буду конечно! Света приготовила?

– Только что. Вот вышел тебя встречать. У мальчика-то есть имя?

– Сил, – представился парень.

– Сил? Странное имя конечно.

– И я так сказал, – произнес Матиас.

– Меня Леня зовут, а это, – мужчина развел руками, – наша деревня.

Аккуратные, слегка припорошенные снегом домики, за которыми явно заботливо ухаживали, стояли вдоль улицы, которую очистили от снега до самой земли; тут и там из печных труб валили клубы дыма, пахло чем-то жареным и очень вкусным; вокруг лепила снеговиков и играла в снежки визжащая и хохочущая детвора. И никаких оград или заборов.

Оказывается, селяне этой деревни знали Матиаса уже очень много лет – жители выходили из своих домов, чтобы с ним поздороваться. Он здесь был кем-то вроде помощника – доставлял всё необходимое: материалы, дрова, уголь; охотничью добычу приносил Лёне.

– У нас с этим стариком давние счеты, – посмеивался Леня, провожая гостей в дом.

Там, в тепле и уюте, их встретила жена Лени – Света: она заботливо накрыла на стол, а манящий запах сочной жареной рыбы моментально загнал гостей за стол.

– Маленьким я потерялся в лесу, – рассказывал хозяин, когда первые тарелки уже были опустошены. – На мою удачу Матиас ходил в этот момент по грибы.

– Постой, постой, – прервал Матиас. – Дальше я сам. Вижу – сидит такой маленький мальчик, плачет, так к дереву и прильнул. Я подошел, спрашиваю: «Ты что потерялся?» А он такой: «Нет, я просто не могу найти дорогу домой». Я говорю: «Значит, потерялся». А он упрямится: «Я не потерялся!» Я говорю: «Ну, раз ты такой умный, то, пожалуйста, оставайся здесь». А он мне: «Дядя, вы не можете оставить меня одного».

– Не так всё было, – замахал рукой Леня.

– Ты хотел попросить помощи, но гордость не позволяла, – пустился в объяснения Матиас. – Ты стыдился, что потерялся.

– Ой, да ладно!

В дом забежал сосед Лени – тощий, легко одетый парнишка – Валя.

– Лень, тут опять… эти пришли. Выгоняют.

– Снова?! – Леня вскочил, схватил шапку. – Где они? Еще там?

– Ага.

– Сейчас разберусь.

– Да ты погоди, – остановила его жена. – Матиас, миленький, можешь помочь?

– О чем речь? – спросил мужчина.

Леня вздохнул, сел обратно:

– Озеро неподалеку знаешь же? Так вот, повадились там рыбачить ваши, Сильные. Это ладно, нам жалко что ли? Так они знаешь что сделали? Огородили его забором! Мы забор снесли, но, похоже, они опять собираются его ставить. Валю побили в прошлый раз, представляешь?

– Так, – на этот раз вскочил Матиас. – Показывай, Леня, где эти Сильные. Сейчас я с ними переговорю. Сил, ты тоже со мной. Идем.

Они вышли на мороз. Валя уже успел собрать других неравнодушных из деревни, и они все вместе отправились к злополучному озеру. Дорога заняла полчаса. Матиас и Силан увидели, как какие-то незнакомцы устанавливают вокруг озера забор из колючей проволоки. Леня бросился на первого встречного, Матиас поспешил за ним. Пока селянин на чем свет стоит костерил чужака, Матиас пытался выяснить, кто здесь сумасбродничает. Добившись ответа, Матиас вместе с Силом пошел к машине, в которой сидел нарушитель спокойствия.

Им оказался мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, может, ровесник Эдварда, подумал писатель, однако ранее познакомиться им не довелось. Мужчина вышел из машины.

– Матиас Бауэр! – воскликнул он. – А вы что здесь делаете?

– Я живу здесь. А вы?..

– Хьюго Линд.

– Линд? Как-то относитесь к Ларсу Линду?

– Он мой отец! Вы знаете папу?

– И лучше, чем он знает себя. Что ты здесь делаешь, сынок? Самоуправство чинишь?

– Ну какое же самоуправство, уважаемый Матиас. Мы своим кружком договорились, что это место принадлежит нам. Селяне найдут себе другое озеро, чтобы рыбачить.

– Каким это… «кружком»?

– Матиас, вы давно не были в свете. Мы, дети самых влиятельных Сильных, создали свой круг. Золотой.

– И что теперь?

– Вот, распределяем угодья.

Матиас раздраженно помассировал переносицу.

– Значит так, мой мальчик, эта деревня, можно сказать, под моей защитой. Если селянам нужно это озеро, а оно им нужно, значит, ты и твой… «Золотой круг» отсюда убираетесь.

– При всем уважении, Матиас, кто вы такой, чтобы мне указывать? И с чего вдруг вы взяли, как вы говорите, «под защиту» селян? У вас всё в порядке с головой?

– Ты знаешь, что если я сейчас свяжусь с Ларсом, – Матиас достал из кармана куртки телефон, – позвоню ему и расскажу, как ты со мной разговариваешь, он тебе язык оторвет?

По лицу «золотого сынка» было видно, что он решил отступить. Но затаил обиду – стоило ожидать, что этот «мальчуган» как-нибудь да отомстит.

– Пошел отсюда, – произнес Матиас, вплотную приблизившись к наглецу.

– Не сегодня – завтра, вы умрете, и тогда мы вернемся, – прошипел Хьюго.

Этого оскорбления Силан не мог снести – он со всего маху ударил мужчину кулаком в лицо. Хьюго упал на снег, завыл от боли.

– Я подам в суд! – злобно выкрикнул Хьюго.

– Я очень хорошо знаком со всеми судьями Третейского суда! – сообщил Матиас. – Посмотрим, кто выиграет.

Что-то бурча под нос, Хьюго поднялся, приказал своим людям:

– Сворачивайтесь!

Не сказав больше ни слова, разгневанный Хьюго, бессовестный сын Ларса, доброго друга Матиаса, сел в машину и уехал, а за ним последовала его шальная бригада.

– Извини, – оправдывался Сил, потирая кулак.

Матиас довольно хлопнул парня по плечу.

– Ты, мой мальчик, молодец! Помнишь, я говорил про прощение? Так вот, ударил, а теперь прости его.

Старинные часы пробили полдень. Матиас с Силаном, каждый с чашечкой чая, сидели на диване в гостиной за окнами ярко светило солнце, шел легкий снежок. Уже чувствовалось приближение весны – птицы щебетали громче обычного, по подтаявшему насту бежали маленькие ручейки.

– Мой мальчик, – воскликнул Матиас, – я клянусь, весна – лучшее время года.

– Я впервые вживую увидел зиму, а скоро увижу и весну, – отозвался Силан.

– Каждое время года хорошо по-своему: весна – это новое рождение, ты и сам расцветаешь, планируешь дела, летом – радуешься солнцу, поджариваешься со всех сторон, раскисаешь; осень – самое продуктивное время, работаешь; а зимой – пьешь и ешь только горячее, сидишь у камина, вспоминаешь, как прошел год, подводишь итоги. И отдыхаешь, конечно же.

– Матиас, мы не слишком много отдыхаем?

– Мальчик мой, – вздохнул мужчина, – ты знал, что лень бывает намного продуктивнее постоянной работы?

Но Силану уже надоело пить чай, макая в него печенье, он поставил чашку на стол перед диваном, встал, потянулся.

– Пойдем, погуляем, – предложил парень. – Да и я хочу, чтобы ты познакомил меня с мастером, который изготовил мой лук.

– Ну что же, – произнес Матиас и, тяжело вздохнув, поднялся. – Заодно зайдем к Лёне на рыбку.

Пока собрались, оделись – вот уже и полчаса прошло. Матиас всё что-то забывал: то шапку, то варежки, но вот наконец они вышли на улицу.

– Здрасти! – послышался знакомый голос.

Матиас, закрывавший дверь, оглянулся – перед ним стоял Эдвард, а позади него какая-то юная незнакомка.

– Эд, мой мальчик! – раскинул руки хозяин. – Что ты здесь делаешь?

– Вот уж такого вопроса от тебя, добрый мой друг, я не ожидал. А это кто? – спросил он, указывая на парня.

– Силан – мой помощник.

– Римма – моя помощница, – представил Эдвард девушку.

Матиас пожал девушке руку:

– Моя дорогая, приятно познакомиться.

– Взаимно, – ответила Римма, слегка смутившись.

Силан приветливо кивнул Римме.

– И куда идете? – поинтересовался Эдвард. – К селянам?

– В деревню, да.

– Может, сначала посидим? – предложил Эд.

Силан покосился на Матиаса: ведь они только-только собирались пройтись – чай уже в горло не лез. Но добродушный хозяин отказать не мог.

– Mi casa su casa[5]5
  Мой дом – твой дом (испан.). – Прим. автора.


[Закрыть], – ответил Матиас, открывая дверь.

Пока хозяин ухаживал за гостями, забрав их вещи, готовя угощения, Эдвард подошел к рабочему столу писателя.