Текст книги "Не дай ему уйти"

Глава 2

– А Аня Яковлева летом в Италию поедет, – рассказывала за ужином Ольга. – В молодежный лагерь.

Саша молчала.

– И я поеду, – продолжала она капризно. – Мам, ты не слышишь меня?

– Нет, почему же, слышу. Ты собираешься ехать в Италию…

– И что ты на это скажешь?

– Фантазии.

– Да? – с любопытством переспросила Ольга.

– Да! У нас денег на Италию нет.

– Есть у нас деньги!

– Есть, но не на Италию.

– Да какая разница?! Если деньги есть, значит, можно ехать.

– Ошибаешься. Мы не в том положении, чтобы тратить деньги как попало.

– Ты вечно перестраховываешься, мамочка, – начала развязно Ольга. – От нас не убудет ведь! Подумаешь – тысяча баксов.

– Ты с ума сошла – не убудет! Ты думаешь, ты кто? Дочка мэра?! Хочу тебе напомнить: мы живем в коммунальной квартире на подпольном положении. Нам нужно купить нормальное жилье, заплатить за твое образование… И это при нулевых доходах…

– Ты же работаешь!

– За символическую плату.

– Зачем работать тогда?

– Обещали прибавить. Дай бог, чтоб этих денег нам с тобой хватало на жизнь, – нервно объясняла дочери Саша. – Не понимаю тебя, откуда такие королевские замашки? За два года, пока мы жили со Стасом… А до того…

– А я и не помню, как было до того.

– Как это не помнишь? Мы жили на Малой Дворянской, в комнате, у нас была соседка Валентина…

– Мам, ну не до такой же степени!

– Утром, уходя на работу, я оставляла тебе денег на обед, реже на фрукты и на мороженое… Мы даже компьютер купить не могли.

– Правда! Вот это точно. Мне так хотелось поиметь комп. – Ольга ностальгически улыбнулась детским воспоминаниям. – Я завидовала всем, у кого были компьютеры. Слушай, мам, а комната у нас была прям такая же? Очень похожа, правда?

– Ну нет, не очень. – Саша тоже чуть улыбнулась, припоминая давешнее житье-бытье. – Там было два окна и изразцовая печь. Только мебель была такая же допотопная.

– Почему?

– На новую не было денег. Пользовались тем, что осталось от старых хозяев. Впрочем, как и здесь.

– Отстой, – вздохнула Ольга. – Отстой и убожество. В детстве мне все это было по барабану, а сейчас… Сюда и позвать кого-нибудь стыдно. Ту же Аньку! Она меня на смех поднимет…

– Ты ей никогда не говорила, где живешь?

– Не-а! Да ей плевать. Она больше о себе рассказывать любит и чтоб ее слушали внимательно. И вопросы задавали!.. А ты знаешь, мам, какая у них квартирка? По кайфу! А какая у Аньки комната! Подвесной потолок голубого цвета, на нем светильники такие, как звезды, а на полу шкура настоящей зебры.

– Стиль хай-тек, – усмехнулась Саша.

– Чего ты смеешься? – Ольга обиделась. – Прикольно у них.

– Да… Давай подождем немного и тоже купим нормальную квартиру. Обставим ее новой мебелью.

– Точно! Давай! Не хочу я ни в какую Италию. Будем в своей квартирке! А где поселимся? Давай в Крылатском, а?

– Почему именно в Крылатском? – не поняла Саша.

– Ну а где? Только уж не в центре, по крайней мере! Старые дома – одна гниль, а новых почти не строят.

– Я всегда мечтала осесть в этом районе.

– А в Крылатском Анька Яковлева живет. Там велотрек и гребной канал.

– Нам-то это зачем?

– Круто! Престижно…

– …И дорого – за престиж заплатить придется.

– Ничего, если хватать не будет, мы твои брюлики продадим. Зачем они тебе теперь?

– Как это зачем?

– Сама же говорила, квартира важнее.

Саша молча собрала со стола грязную посуду и ушла на кухню. Когда она вернулась, Ольга спала. В комнате горел свет и громко говорил телевизор. Как ни крути, нужно покупать квартиру. Тянуть с покупкой нельзя – жилье дорожает. Но и спешить опасно: переход на легальное положение резко увеличит их шансы быть обнаруженными.

Ну почему, почему?! Жизнь и без того слишком трудная, почему они должны преодолевать дополнительные преграды? Если бы не проклятая конспирация, Саша могла бы устроиться на хорошую работу. Допустим, в какой-нибудь глянцевый журнал. Но нельзя – под материалами неизбежно придется ставить свою фамилию. В крайнем случае, конечно, можно воспользоваться псевдонимом, но все равно: приличное издание будет настаивать на легальном трудоустройстве. Придется оформлять страховой полис, ИНН. А уж в компьютерные базы точно будет внесен не псевдоним, а настоящее имя. Значит, остается ждать.

Но ожидание – это тоже искусство. А этим искусством Саша не владела.

Так хотелось перемен, перемен к лучшему. Особенно весной, когда перемены заметны повсюду…

Саша поднялась с просиженного дивана и вышла в коридор. Она решила позвонить Дмитрию. Скорее всего, этот звонок ничего не изменит в их жизни, зато таким образом можно утолить жажду перемен и выпустить пар.

Трубка отозвалась женским голосом – к телефону подошла Елена. Саша не могла ошибиться – из тысячи других голосов она узнала бы голос директора по развитию компании «Мебель фараонов», именно так представилась ей Елена при их единственной встрече.

– Добрый вечер. Позовите, пожалуйста, Дмитрия, – без тени смущения попросила Саша.

– Ошиблись, – отрезали на том конце провода, и в то же мгновение голос директора по развитию сменился короткими гудками.

«Ах вот как? Ты даже к телефону его не можешь позвать?! Это же просто бои без правил!»

Но сдаваться Саша не собиралась. Если нас разозлить, мы делаемся жесточе и настойчивее. Всю ночь она провела без сна, прокручивая в голове разные сценарии их с Дмитрием телефонного разговора. Она все равно своего добьется! Не сейчас – так завтра. Не велика разница!

– Дима, это я, – прошепчет она в трубку, а он на том конце провода потеряет дар речи.

Ему так же мучительно захочется увидеть Сашу, как ей несколько часов назад, когда она стояла на улице у их подъезда…

Или же, испугавшись «директора по развитию», Дмитрий промямлит:

– Рад вас слышать, Анатолий Петрович. Перезвоню несколько позже. Только вот куда-то запропастился ваш телефон.

Но может быть и такой вариант. Он скажет:

– Вы ошиблись.

– Что ты, Дим?! Это же я, Саша.

– Вам, наверное, другой Дмитрий нужен.

И положит трубку – отбой.

Так или иначе, но утром Саша была готова к любому сценарию. Возможно, при благоприятном стечении обстоятельств, сегодня ей светит свидание, рандеву. Саша улыбнулась. Ну что тут поделаешь, если мысли о свидании тонизируют и волнуют? Как ни стыдно в этом признаваться, но ведь это так и есть. И дело, увы, не конкретно в Дмитрии, а (опять же стыд и позор!) в будоражащем весеннем воздухе и в жажде перемен. Димка ни при чем. У них было уже все: от А до Я. И вообще: не возвращайтесь к былым возлюбленным…

«Откуда это? – силилась вспомнить Саша. – Песенка, что ли, была такая? Шлягер, мудрость народная… А дальше как? Да черт с ним!» – решила она, наконец забываясь неглубоким предутренним сном.

С утра у Загудаевых не отвечали. Саша не отступала, названивала каждый час, пока в половине второго трубку не сняла молодая девушка, почти ребенок. У нее был неестественно высокий голос, и она плохо проговаривала окончания:

– Кого? Дмитрия? Вы ошиблись, – буквально огорошила она Сашу.

– Не может быть! – Саша быстро повторила номер. – Загудаев Дмитрий Алексеевич.

– Загудаев? Так они отсюда уехали. Продали квартиру, – объяснила девушка просто.

– Уехали?! А куда? – движимая инерцией, спросила Саша.

– За границу, – с готовностью продолжила собеседница, видно, ей хотелось поговорить.

– За границу… Как за границу?

А как же их рандеву? Прогулка на закате по весенним бульварам, милые воспоминания…

– Сначала им звонили очень многие… Только нам они не дали никаких телефонов. И я вам помочь ничем не могу, – закончила девушка неожиданно строго.

В последней фразе Саша узнала интонации ее матери, работающей, как пить дать, директором по развитию. Да мало ли этих директоров вокруг?

Саша вернулась в свою комнату. Присела на диван, потом прилегла. И как только прилегла, мгновенно уснула. Ей снились залитые закатным солнцем московские бульвары. Молодцевато улыбаясь, Дмитрий вел ее вверх по Яузскому, туда, где бульварное кольцо пересекается с улицей Воронцово Поле. Саша грустно и покорно следовала за ним: она-то хорошо знала, что ничего не ждет их на этой улице.

Последний луч заката угас. И в это время из школы вернулась Ольга. Хлопнула дверь, заскрипел паркет. Саша испуганно вскочила, села на диване и только тогда открыла глаза.

– А спать на закате вредно! – неизвестно чему радовалась дочь. – А Анька Яковлева сказала, что деньги – туфта. Она без проблем может заплатить за мою путевку, если ты отпустишь меня. Ну как, отпустишь?

– Куда? – Сквозь первые сумерки Саша ошалело глядела на Олю и не могла взять в толк, что происходит.

– Привет тебе – куда! В Италию! В молодежный лагерь на две недели в августе.

– Мы же квартиру думали покупать…

– Так за поездку Анька заплатит. Ну что, отпустишь? А поесть у нас есть чего-нибудь?

– Я сейчас… Сейчас, подожди минуточку. Переоденься пока, руки помой.

Стряхивая по дороге остатки сна, Саша поспешила на кухню. Она терпеть не могла готовить, у плиты выстаивала спокойно не более десяти минут. А потом все – начинался негатив. Однако при хорошей постановке дела и за десять минут можно наготовить деликатесов. Сегодня, например, Саша угощала дочку заморозкой «гавайская смесь» и венскими сардельками. Еще были фрукты: мандарины и зеленые яблоки «ренет Симиренко» и чай с шоколадным батончиком. Но эту часть ужина готовить, к счастью, было не нужно.

Перемешивая на сковородке пеструю овощную смесь, Саша вспоминала свой сон. Удивительно… Как будто существует некая реальность, в которой Димка, как ни в чем не бывало, ведет ее за руку в ту их роковую квартиру. Это похоже на английскую грамматику: Past Continious – время, продолжающееся в прошлом. Но как бессовестно это прошлое рвется в настоящее!

И вдруг ни с того с сего ей вспомнилось продолжение того шлягера:

 
Не возвращайтесь к былым возлюбленным.
Былых возлюбленных на свете нет.
 

– Я подумала, – сказала Саша, возвращаясь в комнату с кухни, – я дам тебе на Италию денег.

– Зачем? Я же говорю, Анька заплатит.

– Это неудобно. Почему это подруга должна платить за тебя?

– Пусть платит, раз денег много, – засмеялась Ольга беззаботно.

– Нет, уж лучше поезжай на свои. Только вот…

– Что только?

– Анька удивится, откуда у тебя деньги. Расспрашивать начнет.

– Да нет же, не начнет! Ей параллельно. Она только хочет, чтобы ею восхищались: ах, Анечка, как у тебя хорошо, ах, как красиво! Ах, сколько денежек!

– И как ты дружишь с такой? Восхищаешься, что ли?

Ольга пожала плечами:

– Не так чтоб уж очень, но…

– А по идее должна бы. Бедная девочка, из провинции…

– Да ты что?! Я никому не говорю, что приехала из провинции.

– А что говоришь?

– Никто и не спрашивает. Никто не сомневается, что я москвичка… А я и есть москвичка. Ты все детство мне талдычила: в Москву, в Москву. Все грузила какими-то переулками…

Ночью Саша опять не могла заснуть. Вот тоже еще несчастье – как маленькая, сбила себе сон. Завтра на работу, не выспится, голова болеть будет. Придется с больной головой блуждать по московским переулкам. Сбылась ее мечта, теперь блуждай не хочу. Все так. Но блуждать она мечтала не одна, а с Димкой. А Димки след простыл.

«Это несправедливо, – решила Саша. – Тем более много ли я хочу? Всего-то – пройтись по Москве один только раз… Да ведь он уехал. Уехал, и что с того? Уехал – это не умер».

Почти машинально Саша стала обдумывать план поисков Дмитрия. Написать письмо. Нет, не пойдет. Куда писать – на деревню дедушке? Хотя в Москве остались его родители, если, конечно, он их не увез с собой за границу. Наверно, остались, старикам трудно сорваться с насиженного места. Саша знала, что родители Дмитрия живут в Строгине. Отчество Дмитрия Алексеевич, значит, его отца зовут Алексей. Дима зачем-то пересказал ей всю свою родословную: дед, прадед – курский мещанин, торговал лошадьми и сопутствующими товарами. Дима даже старинные фотографии показывал. Про родителей, правда, распространялся не очень.

На следующий день после экскурсии в переходе у метро «Китай-город» Саша приобрела комплект компьютерных дисков – базу частных московских телефонов и адресов. Ноутбук выдал ей больше тридцати Загудаевых. Среди них было три Алексея. Алексей Витальевич 1932 года рождения проживал в Строгине, на улице Маршала Катукова.

Она уже привыкла лежать без сна по ночам. Иногда отсыпалась днем, иногда и нет – как получится. Но ночи были священны, это были их с Дмитрием ночи. В реальной жизни им досталось не так-то много ночей. Куда больше – телефонных разговоров, прогулок, путешествий, переездов и перелетов. А планов – вообще несметное количество.

Теперь, лежа на неудобном продавленном диване, Саша шептала на ушко Дмитрию всякие очаровательные глупости:

– Ты помнишь, помнишь девочку со скрипкой? Она шла с подружками через скверик, где ты, несчастный прогульщик, скрывался от контрольной по физике. И потом ты долго смотрел ей вслед… А тебе так хотелось прогуляться по московским улицам под аккомпанемент моей скрипочки!..

Представляешь, она еще существует, наша Москва. Правда, в последнее время ее здорово потеснили. Но если ты приедешь, я тебе ее покажу…

Утром Саша открыла ноутбук и переложила свой ночной шепот на бумагу. Письмо получилось интригующим и странным. С одной стороны, это было обыкновенное коммерческое предложение. Компания «Дух праздника» предлагает экскурсии по Москве с живым музыкальным сопровождением. Под звуки скрипки вы проведете незабываемые часы в районе Чистых прудов, Цветного, Рождественского и прочих бульваров. Мы поможем вам погрузиться в атмосферу прошлого. Это явно уже перебор. И дальше так же: аллюзии, намеки.

Если это письмо прочитает посторонний, он может заподозрить фирму «Дух праздника» в чем-то темном. Или просто уличит ее в непрофессионализме. Посылают рекламное предложение, а поди догадайся, чего предлагают.

Зато если письмо прочитает Дима, он сразу все поймет. Тем более что в конце она написала черным по белому: контактное лицо Александра Ивина.

Глава 3

В начале лета 2000 года Дмитрий с Еленой и с дочерью Светой летели в самолете рейсом Амстердам – Москва. Предполагалось пробыть в Москве несколько дней, прозондировать почву на предмет возвращения на родину «на постоянку». Московскую квартиру Загудаевы продали, а их коттедж в ближнем Подмосковье так и остался без внутренней отделки, поэтому супруги планировали остановиться у родителей Дмитрия.

Елена сидела, откинувшись, у иллюминатора и спала. Дмитрий рядом читал газеты. Наискосок через проход в кресле развалилась с плеером Света.

Елена приоткрыла глаза и, не поворачивая головы, искоса поглядела на Дмитрия. Она и не думала спать. Ее тревожили сомнения. Муж стал к ней совсем безразличен. Не замечает ее присутствия. При этом его гложет какая-то тоска, какие-то мрачные мысли. Дмитрий скрывает их, но она-то чувствует, от нее не утаишься. Есть и другие свидетельства. Недавно у Дмитрия выросла родинка на левой щеке. А даже младенец знает – родинка на левой щеке свидетельствует о том, что ее владельцу приходится постоянно преодолевать трудности, он все время находится в состоянии борьбы, возможно с самим собой. Вот если бы родинка вскочила на правой щеке, то она говорила бы об удаче, везении и счастье в браке. Ведь ничего же просто так в жизни не бывает. И родинки тоже просто так не вскакивают. На все есть глубинные причины. О, если бы родинка выросла у него на носу… Это значило бы, что нас ожидает великое будущее. А тут – на левой щеке!..

Дальше: за последнее время у Дмитрия резко обозначились складки от крыльев носа к краям губ. Елена украдкой всмотрелась в эти складки и с ужасом отметила, что они продолжились уже ниже рта. А это говорит о тайных страданиях. Ведь морщины на лице закладываются в связи с работой определенных мышц и поэтому являются порождением конкретных эмоций. Еще у Димы появились морщинки, начинающиеся от наружных краев глаз. Это все вместе ясно подтверждало, что Дмитрий находится на границе своих возможностей, на грани срыва!

Но что же его так тяготит?! Он даже спать стал по-другому! Раньше он спал чаще всего на спине, заложив руки за голову. Как обычно спят люди общительные и сердечные, дружески настроенные к окружающим и принимающие мир таким, какой он есть. Такая поза свойственна людям, которые в детстве были любимцами родителей. Иногда Дмитрий спал на животе, раскинув руки и подогнув одну ногу. Так всегда спят уверенные в себе люди, любящие командовать и руководить. Теперь же Дима стал спать, только свернувшись калачиком, словно бутон, не желающий раскрыться, расцвести. А так спят лишь нерешительные, неуверенные в себе люди, избегающие ответственности.

Елена вновь закрыла глаза и принялась думать. У Дмитрия очень переменился почерк. Из размашистого, свободного, открытого сделался мелким и убористым. А это опять говорит о замкнутости, эгоизме и скупости. К тому же он напрочь разлюбил помидоры. А ведь помидоры предпочитают любвеобильные натуры. Такие люди энергичны, деятельны, любят обращать на себя внимание окружающих, выделяться и способны в считаные минуты располагать к себе людей. Недаром итальянцы называют помидор яблоком любви. Дмитрий точно таким и был – веселым и деятельным. Да что помидоры! Он и Елену совсем разлюбил. Она для него потеряла привлекательность. Значит, надо, чтобы заметил. Он и заметит. Ведь это не так-то и сложно.

Елена тоже была энергичной натурой и поэтому тут же, в самолете, решила действовать. Есть много способов. Но пожалуй, обратить на себя внимание лучше всего вариантом пять «Прикосновение». Он самый простой, доступный и действенный. А если будет недостаточен, можно подключить другие.

Не раскрывая глаз, Елена тихонько улыбнулась. Несколько лет назад на факультете психологии одного американского университета провели такой эксперимент. Прямо на оживленной улице около телефонной будки стояла женщина и просила прохожих дать ей мелочь, чтобы позвонить. Очень немногие предложили свою помощь. Затем та же женщина начала прикасаться к руке человека, когда просила его о помощи, и подумать только, большинство людей, которых она просила – и мужчины и женщины, – охотно соглашались ей помочь. В прикосновении есть невероятная сила. «Оно сплачивает людей и разрушает барьеры, как ничто другое, и все мы реагируем на него, – заключают американские психологи. – В прикосновении есть энергия, делающая чудеса! Прикосновение изменяет физическое и эмоциональное состояние и делает людей более восприимчивыми к любви. Прикосновение может даже помочь вылечить тело и согреть сердце».

Елена «проснулась» и повернулась к Дмитрию, который продолжал изучать объемистую многополосную газету «Мир за неделю».

– Что интересненького нам с тобой пишут? – начала Елена, приятно улыбаясь, при этом тут же коснулась его руки.

Дмитрий вздрогнул от неожиданности. Он пребывал в свойственной ему теперь печальной задумчивости.

Елена поудобней уселась, высвобождая правую руку для прикосновений.

– Что пишут? – пробормотал Дмитрий.

– Да! Что пишут газеты? – Елена осторожно дотронулась до его плеча и погладила его.

– «7 мая в Кремле, – прочел Дмитрий, – Владимир Путин принес присягу народу Российской Федерации и принял из рук Бориса Ельцина знак Президента. В этот момент первый Президент России окончательно передал высшую государственную власть Владимиру Путину. Торжественная церемония прошла в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца. Оказывается, избиратели Чечни проявили высокую активность на президентских выборах, как утверждает российское командование. Уже к середине дня в голосовании приняли участие больше половины граждан республики. Исполняющий обязанности командующего федеральной группировкой генерал-полковник Александр Баранов заявил, что самую высокую активность проявили расквартированные в республике военные. Баранов сообщил журналистам, что весь личный состав российского контингента «организованно проголосовал, и уже к четырем часам вечера чуть менее девяноста пяти процентов солдат и офицеров приняли участие в президентских выборах».

– Молодцы, – одобрительно улыбнулась Елена и, будто снимая волосок с Дмитрия, погладила его ухо. – Ну а дальше…

– «В пресс-службе телекомпании НТВ сообщили, что дальнейшее использование резинового двойника Владимира Путина в программе «Куклы» зависит от планов творческой группы. В пресс-службе подтвердили, что получили из Кремля уведомление о том, что было бы лучше больше не использовать в программе куклу Владимира Путина».

– Ага, ясно… – Устраиваясь поудобней, Елена запрокинула руку и как бы невзначай обняла Дмитрия. – Читай-читай.

– «Генпрокуратурой арестован глава медиа-холдинга «Медиа-Мост» Владимир Гусинский. Это событие в России и за рубежом многие расценили как новую атаку на свободу слова».

– Так.

– «Мэр Москвы Юрий Лужков заявил, что арест Гусинского – это давление на НТВ и другие СМИ, входящие в холдинг. А губернатор Петербурга Владимир Яковлев признал, что не относится к тем, кто «сильно любил Гусинского», – тем более что сам «натерпелся от него во время предвыборной кампании». Однако, заявил Яковлев, это не метод: Гусинский не тот человек, которого можно просто так, в наручниках или без, повести в Бутырку. «Я не знаю, кто кого спровоцировал, но считаю, что такие вещи недопустимы», – сказал Яковлев».

– Значит, Гусинского посадили. – Елена, поправляя складки пиджака на рукаве Дмитрия, погладила его локоть. – Отсюда мы узнаем, что есть такой Гусинский.

Дмитрий отстранил локоть и стал читать дальше:

– «В Мадриде лидер фракции «Отечество – Вся Россия» Евгений Примаков заявил: «Меня дико возмущает то, что произошло с главой холдинга «Медиа-Мост» Владимиром Гусинским. Он не исключил, что те, кто добился ареста Гусинского и помещения его в СИЗО Бутырской тюрьмы, хотели эпатировать общество». Примаков сообщил, что лично встречался с президентом России Владимиром Путиным и высказал ему озабоченность сложившейся ситуацией».

– Значит, посадили Гусинского ни за что, – промурлыкала Елена, кладя ногу на ногу так, чтобы она касалась колена Дмитрия.

Дмитрий не обратил на это внимания и продолжал вычитку:

– «Союз журналистов России подверг резкой критике задержание руководителя «Медиа-Моста» Владимира Гусинского. В заявлении Союза журналистов говорится, что «власть под видом «наведения порядка» прежде всего взялась за уничтожение независимой прессы».

Елена еще больше развернулась к Дмитрию, теперь ее нога оказалась лежащей на коленях Дмитрия. Он прервался и удивленно поглядел на жену. Елена обворожительно улыбнулась:

– И что там дальше было?

– Дальше?.. – Дмитрий перевернул страницу. – Дальше было вот что. «1 июня стало известно, что Генпрокуратура еще на три месяца продлила дело об убийстве Влада Листьева. Напомним, первый генеральный директор ОРТ, известный тележурналист Владислав Листьев был застрелен 1 марта 1995 года в подъезде дома, где он жил.

4 июня в Москве четверо бандитов у дома номер шесть по улице Новый Арбат напали на известного фотографа Хайди Холлинджер. Угрожая женщине физической расправой и оружием, преступники отобрали у нее две тысячи долларов, а также завладели принадлежащей ей автомашиной «мерседес». Бандиты втолкнули перепуганную женщину в иномарку и вывезли на Дмитровское шоссе, где выбросили ее из машины, а сами скрылись».

– Ясно… Ясненько… – Елена водила рукой по его груди и шее. Ее колено теперь плотно лежало на его коленях. Другой рукой Елена трогала его пальцы, запястье. Ее лицо становилось пунцовым, дыхание делалось глубже и чаще, грудь высоко вздымалась и опускалась.

– Читать дальше? – осведомился Дмитрий, бегло глянув на жену.

– Обязательно, – прерывисто ответила Елена, обдав его горячим дыханием.

– «5 июня стало известно, что в Москве ограблена квартира главного редактора газеты «Век» Александра Колодного. Подобрав ключи к входной двери квартиры журналиста, расположенной на Комсомольском проспекте, воры забрали золотые ювелирные изделия, норковую шубу, трое часов с дарственными надписями и скрылись. По сообщениям, общая стоимость украденного составляет около миллиона рублей…»

Елена раскрыла рот, точно желая о чем-то спросить, и вдруг укусила Дмитрия за щеку. И не отпускала.

– Лен! – почти вскрикнул от неожиданности Дмитрий.

– Я хочу тебя, – простонала Елена ему в ухо. – Прямо здесь.

Ее правая рука скользнула вниз, к брюкам.

– Лен, на нас же люди смотрят! – От неловкости Дмитрий прикрыл ее руку газетой. Еленина рука жадно заелозила под ней, газетка заходила ходуном.

– И пусть…

Действительно, некоторые пассажиры начали оглядываться на шум, с удивлением таращились на воспаленное лицо Елены. Дмитрию было стыдно.

– А ты не хочешь? Ты сам во всем виноват. Держишь меня в черном теле.

– Лена! Мы скоро приедем.

Самолет стал заходить на посадку.

Только пройдя таможенный контроль, Елена успокоилась окончательно. «Ну что ж, – решительно и с азартом подумала она. – Провалился параграф пять, тогда сразу перейдем к параграфу семь – «Соревнование».

К ее азарту примешивалась обида на мужа. Седьмой параграф подходил теперь как нельзя лучше. «Ведь как часто мыслит мужчина? – вспомнила она учение американских мудрецов-психологов. – Если никто, кроме меня, на эту женщину внимания не обращает, значит, не исключено, что эта женщина какая-то дефектная или просто ненужная. Ну раз она больше никому не нужна. Верно ведь?!» Происходит то же самое, что и на базаре, где с удовольствием берут вещи, за которыми выстроилась очередь, и не замечают те, возле которых никто не задерживается.

– Может, куртка плохая? – настороженно спрашивает покупатель продавца.

– Ну что вы, очень хорошая! Посмотрите сами. И ткань. И пошив. И фурнитура…

– А почему тогда ее не берут?..

Продавцы прекрасно осведомлены о стадном рефлексе и потому иногда используют подставных покупателей с целью взвинтить ажиотажный спрос. Совершенно то же самое можно делать и в сфере любовных отношений. Причем – делать надо! Короля играет свита. А женщину – окружающие ее мужчины. Вот так! Более всего привлекает внимание мужчины к женщине чужое внимание или даже ухаживание. А это соорудить очень легко!

Елена осмотрелась.

Такси подкатывало к дому Диминых родителей – блочной девятиэтажке, насквозь пропахшей мусоропроводом. Алексей Витальевич и Лариса Николаевна с майских праздников обычно перебирались на дачу и жили там до октября, лишь изредка наведываясь в город. Но сейчас, к приезду единственного сына, они наводили в квартире чистоту и готовили угощение. Алексей Витальевич был незаметный засохший старичок, состарился он рано вследствие непрерывного пожизненного страха. Казалось, он умышленно делался неприметным и состарился раньше времени тоже специально, по доброй воле, чтобы стать еще неприметней. Будучи несмышленым ребенком, Алексей Витальевич проникся страхом перед Государством. Страх этот достался ему от отца, курского нэпмана, который чудом избежал лагерей. Когда в Курске начались кампании по раскулачиванию и коллективизации, тот вовремя смылся. Рассказывали, что он вышел на станцию с мешком и в солдатской шинели и тут ему повстречались две подводы с красноармейцами, ехавшими как раз за ним. Его так всего захолонуло, что он пешком смандровал до самого Брянска и только там укуксился в поезд. Дед Дмитрия прибежал в Москву и здесь смешался с толпой, стал незаметным счетоводом на крохотном заводике, собиравшем арифмометры – счетные машинки. Однако долго еще он ждал и опасался. Его страх генетически передался сыну. А наследственное – глубже приобретенного. Поэтому Алексей Витальевич всю жизнь боялся.

Бывало, маленький Дима разыграется у себя, раскричится. Алексей Витальевич тут же врывается в комнату с вытаращенными испуганными глазами:

– Тише!! Соседи услышат!! – и застывает с поднятыми растопыренными руками, прислушиваясь к стенам.

Так и прожил Алексей Витальевич в безотчетном, неопределенном страхе. А неопределенность хуже всего. Вот пример. Одна женщина стояла в очереди на получение квартиры. Квартиру должны были дать в строящемся доме. Но все было вилами по воде написано. Женщина очень волновалась: дадут – не дадут. Вся извелась, не находила себе места. Дом, как назло, строился медленно. Она заметно похудела и осунулась. Неясность угнетала ее. И вдруг в одно прекрасное утро она явилась на службу веселой, здоровый, румянец играл на ее щеках.

– Вам дали квартиру? – порадовались за нее сотрудники.

– Нет. Мне отказали, – без тени печали ответила она. – Зато в следующем доме дадут обязательно.

Неясность прошла – прошли и тревоги. А Алексей Витальевич в наследственной неопределенной боязни прожил всю жизнь. Когда не знаешь, чего бояться, начинаешь опасаться всего. Однако под конец жизни страх все же вышел из него. Вышел в виде едкой желчности и брюзгливости.

Мать Дмитрия, Лариса Николаевна, была полной противоположностью своему мужу. Ничего и никого не боялась. И пока Алексей Витальевич тщательно маскировался и таился, Лариса Николаевна гуляла от него направо и налево. Ни одного летнего отпуска они не провели вместе.

Старость сгладила контрасты. Алексей Витальевич перестал бояться, а Лариса Николаевна стала подозрительной и недоверчивой. Годы и прогремевшие над страной перестроечные и постперестроечные события сблизили супругов. Теперь они всегда держались сообща, предчувствуя неминуемое приближение чего-то ужасного. То ли близкого конца света, то ли собственной смерти.

К счастью, Дмитрий не унаследовал характерных родительских черт. Он пошел в деда, курского мещанина и удачливого предпринимателя-нэпмана.

– Ну, с приездом. – Дверь отворил Алексей Витальевич, недоверчиво вглядываясь в глаза сына и протягивая ему руку.

– Здравствуй, пап. – Осторожно улыбаясь, Дмитрий пожал его крепкую руку. Он прекрасно понимал, что все им сказанное сейчас будет истолковано превратно. В его словах найдется десятый, двадцатый – самый обидный и фантастический смысл, из которого выйдет, что Дмитрий с Еленой ждут не дождутся смерти стариков, чтобы завладеть их квартирой.

– Как Амстердам? – Алексей Витальевич пятился в тесном коридорчике, впуская сына с семейством и испытующе шаря глазами.

Из комнаты выглянула Лариса Николаевна. Она напряженно растянула губы в улыбке, от чего ее лицо стало хитрым и злым.

«Надо было остановиться в гостинице, – тягостно сообразил Дмитрий. – А то ведь как скажут: свое продали и теперь зарятся на чужое. Эх, нехорошо».

– Ну что Амстердам, – разуваясь, заговорил он. – Гнилые покосившиеся дома на грязных каналах. Мусора полно.

– Даже за то время, пока мы там прожили, город стал грязней, – подсказала Елена.

– Просто настало лето. Больше туристов – больше грязи. – Дмитрий разулся и теперь топтался в коридоре, поджидая жену и дочь. – Все бросают обертки, очистки куда попало и в воду.