Текст книги "Похождения соломенной вдовушки"

12

С отцом Вадим теперь не расставался ни на минуту. Они вместе ели, гуляли, смотрели телевизор, рисовали карикатуры и даже учили уроки. Ей начало казалось: у нее два сына. Один – обожаемый, родной, другой – его компаньон, приемыш, бедный родственник.

Сына Валерия Михайловна любила, приемыша героически терпела. С годами последствия «дурной» болезни все сильнее давали знать о себе: Георгий Петрович менялся исподволь. Немощь и скудоумие, почти неощутимые временами, проявлялись внезапно, резко, касаясь личности мужа с самой неожиданной стороны. Ее ярость уступала место жалости. Мысли о нормальной семье, о счастье тускнели, растворяясь в буднях. Когда же в один прекрасный день Вадик ушел из дома, ей стало и вовсе ни до чего.

Но недаром говорят, что счастье является к нам именно в тот момент, когда его перестаешь ждать. В поисках заработка Валерия Михайловна отправилась на российско-французское предприятие и встретила там своего старинного знакомого.

Знакомы они были давно и всего-то несколько дней, однако он сразу узнал ее и громко назвал по имени:

– Здравствуйте, Лера.

– Меня зовут Валерия Михайловна, – строго парировала она.

– Я знал вас Лерой. И даже Лерочкой!.. Давайте вспоминать. Март шестидесятого года. Дом на углу Сивцева Вражка. День рождения...

Валерия Михайловна сразу вдруг вспомнила – все до мелочей. Ее подруга, даже и не подруга, а так – приятельница, однокурсница, отмечала двадцатилетие.

Валерии было душно, она пришла в гости в грубошерстном, под горло свитере и все время открывала окно.

Она не слышала, как новый гость вошел в комнату, как хозяйка представляла его. Она дышала пьяным мартовским воздухом, а когда, надышавшись, затворила оконную створку и случайно встретилась с ним глазами, подумала: «Какой симпатичный парень!»

Что подумал симпатичный парень, точно неизвестно, но, судя по тому, что он весь вечер не отходил от Валерии, думал он, наверное, то же самое.

После дня рождения вместе возвращались домой. Пьяной мартовской ночью шли по Арбату, по Смоленской, миновали Дорогомиловскую – дальше начинался Лерин Кутузовский проспект.

– Выходи за меня замуж, – ни с того ни с сего предложил симпатичный парень.

– Как замуж? – опешила Лера.

– Очень просто. Ты мне нравишься.

– Понимаешь, – она замялась, – мне некогда сейчас... Курсовую по стилистике надо писать.

– А это недолго! Полчаса до ЗАГСа, полчаса из ЗАГСа и там пятнадцать—двадцать минут.

Лера расхохоталась. Она решила, что на дне рождения симпатичный парень просто-напросто перебрал.

Утром мама чуть свет позвала ее к телефону. Спросонья Лера долго не понимала, кто ей звонит. Не торопясь называть себя, мужчина в трубке настырно повторял:

– Давай встретимся... Давай я прямо сейчас приеду к тебе?

В конце концов она догадалась: это он, вчерашний знакомый с Сивцева Вражка! Обрадовалась... Растерялась... Насторожилась...

Условились после лекций встретиться на Охотном Ряду.

– Зачем? – спросила Лера с опозданием.

– Обсудим детали, – деловито сообщила трубка. – Ну все, до встречи.

На Охотном Ряду он ждал ее с роскошным красным букетом – такие были редкостью в тогдашней Москве. Лера смущенно пробормотала:

– Спасибо, только зачем... Не стоило, наверное...

Он покровительственно ее обнял:

– Еще как стоило! Пойдем в ресторан.

Ресторан назывался «Националь». Лера опять смутилась: она была в скромном темно-синем платьице, а зал высокомерно сверкал, ослепляя бесчисленными зеркалами и люстрами. Лера почувствовала враждебность к ресторану и к симпатичному парню, благодаря которому оказалась здесь.

Но он не обращал внимания на ее враждебность. Заказал коньяк, а к нему – кучу каких-то деликатесов. Дружески улыбнулся:

– Ешь, а то проголодалась в своем университете! Эх, полетит он скоро ко всем чертям.

– Почему полетит?

– Да уж вот так. – Лерин визави разлил коньяк по рюмкам. – Послезавтра расписываемся в Грибоедовском. Давай выпьем – сегодня у нас помолвка.

– Стой. Как это расписываемся?

– Я только что из ЗАГСа! Там очередь – заявления за два месяца подают. А я договорился.

– Но мы... Я же не сказала тебе, что согласна.

– А я и так вижу: ты согласна.

– Ну знаешь ли!

Новоиспеченный жених засмеялся:

– Все! Пьем за нашу помолвку! Пей до дна, пей до дна, пей до дна!

Лера тоже рассмеялась и выпила.

– Ну вот оно, твое согласие. – Он торжествующе кивнул на ее пустую рюмку.

– Да я не знаю! Я, может быть, и согласна. – Лера посмотрела на жениха нежными, затуманенными глазами, в душе она уже верила, что перед ней сидит ее суженый. – Только почему послезавтра? Давай летом, после экзаменов.

– Летом мы будем уже далеко отсюда.

– Где мы будем?! А мой университет?..

– Мы едем в Париж! У меня загранкомандировка, а у моей жены – вынужденные каникулы. Хотя... ты можешь совершенствовать свой французский в парижских магазинах! Можешь, верно?

– Да запросто!

Лера плохо представляла себя в парижском магазине, беззаботно болтающей с продавщицами. Более того, даже в московском она вряд ли бы решилась на такое. Но чего не скажешь ради красного словца да еще после третьей выпитой рюмки!..

– Только я вот что! Я же забыла... Мои родители! Ты непременно должен им понравиться, – вспомнила Валерия запоздало. – Иначе ничего не получится, увы.

– Родители? Да они будут в восторге!

– Не уверена.

– На что поспорим?

Спорить надо было на «мерседес», норковое манто или бриллианты. Лера-то своих родителей знала. Им скоропостижный брак дочери нравиться не мог.

– Ты уедешь за границу? Не закончишь образование? – ужасалась мама.

Отца интересовали иные вещи.

– Да кто он такой?! Какое ведомство направляет его в командировку?

– Ой, а я не знаю, – призналась дочь.

– Надо было выяснить, все уточнить! Он едет в Париж – а в каком качестве?

– Хорошо, я завтра...

– Чтоб завтра он был здесь! – рявкнул отец. – Сам все мне расскажет!

– Да-да, конечно. Он будет, он придет...

Назавтра все было готово к приему Лериного жениха. Его ждали к двум. Когда в столовой пробило три, мама нерешительно предложила:

– Может, ты ему позвонишь?..

Она уже оправилась от первого шока и мысленно была на стороне дочери. Мама всеми фибрами души хотела верить, что Лерин жених – человек достойный и, если опаздывает на час, на то имеются веские причины.

– Позвони спроси, что случилось.

– Да я не знаю его телефона.

– И адреса – само собой! – встрял отец. – И фамилии?! Поздравляю! Ты спуталась с аферистом! С международным шпионом. Он хотел проникнуть к нам в дом!

– Успокойся, – попросила мама, – пока еще ничего не произошло.

– Не произошло?! Да то, что вчера их с Валерией видели вдвоем в «Национале», – это уже ЧП. Он, может быть, на Лубянке сейчас, нашу фамилию следователям называет.

– Бог с тобой!

А Лере легче было бы думать, что он на Лубянке. Потому что, если у него все хорошо, значит, он просто передумал на ней жениться. Поэтому и не захотел встречаться с родителями...

Она старалась не подавать виду. Ушла в свою комнату. Утром поехала в университет, собираясь после лекций наконец-то заняться курсовой.

Заняться не получилось. В перерыве к ней подошла однокурсница – та самая, которая несколько дней назад праздновала свой день рождения, – и позвала Леру на девичник.

– Это что такое? – удивилась Лера. – Что за мероприятие?

– Приходи – узнаешь. – Девушка излучала загадочность и счастье.

– А, – сообразила Лера. – Ты выходишь замуж?

Однокурсница так и расплылась:

– Угу... И во Францию уезжаю.

Леру вдруг осенило.

– Ты за него выходишь? – Она назвала имя экс-жениха.

– Да! – Собеседница, кажется, была неприятно удивлена. – А ты откуда знаешь?

– Просто он говорил, что едет в Париж.

– Ну конечно!.. Как я не догадалась! Он же тогда пошел провожать тебя. Нализался, как поросенок, и болтал, наверное, невесть чего.

– Именно: невесть чего. Предложение мне сделал.

– Да он по пьяни еще не такое выделывал, – деловито заметила однокурсница. – Ну, так ты придешь?

13

– Меня зовут Валерия Михайловна Ненашева. – Отсмотрев на бешеной скорости эти давно забытые кадры, Валерия Михайловна перешла к делу. – Я приехала по поводу вакансии переводчика. Я – сотрудник Министерства иностранных дел, перевожу с французского, английского, испанского. Я хорошо знаю вашу тематику и...

Она уже не знала, что говорить. Он слушал и молча улыбался. Потом извлек какие-то листочки из ящика стола.

– Подписывайте контракт, Валерия Михайловна. И будем считать, что рабочая часть вашего визита на этом исчерпана. А теперь я приглашаю вас поужинать в «Национале».

На этот раз Валерии Михайловне нечего было стесняться: на ней был дорогой офисный костюм, ярко-красные сапоги эффектно подчеркивали изящество длинных, стройных ног. Пила она гораздо умереннее, чем в далеком шестидесятом. Но все равно повторно наступила на те же самые грабли.

– Вы все еще сердитесь на меня, Лера?

– Шутите?.. Если бы сердилась, ни на минуту не осталась бы в вашем офисе. Переводчики сейчас требуются, предложений много. Нет, я не сержусь. Это так давно было. И давайте не будем ворошить прошлое.

– А хотите, я объясню вам, почему тогда исчез.

– Я знаю. Вы женились на моей однокурснице.

– Она меня обманула. Сказала, что беременна.

– Ах бедняжка, вы не знали, что ни при чем!

– Я был при чем. То есть мог быть – теоретически. Она сказала, что, если я на ней не женюсь, она найдет свидетелей и испортит мне карьеру.

Валерия понимающе кивнула:

– И вы испугались.

– Было дело.

– Зато теперь все страхи, слава богу, в прошлом. И у вас взрослый сын. Или дочь?

– Ошибаетесь, Лера. У меня ни сына, ни дочери. И – ни жены.

– А у меня сын. – Ее не интересовали подробности его семейной жизни. – И муж.

– Вы правду сейчас сказали?

– Почти правду.

– Значит, вы не замужем?

– Почему же? Замужем. Вы видели мой паспорт.

– А кроме паспорта? – допытывался он.

– А вы опять предложение собираетесь мне сделать?

– Вы имеете что-то против?

– Сначала сделайте.

– Даже так? А вы не обидитесь? Не уйдете?

– Ну делайте, делайте!..

– Лера, будьте моей женой.

– Для того чтобы стать женой, я знаю вас слишком мало.

– Вот и узнаете. Заодно.

– А когда бракосочетание? Уже договорились? Как обычно – завтра в Грибоедовском?

– Нужно будет, договорюсь!

Он ответил неожиданно серьезно, так что Валерия Михайловна даже испугалась:

– Ну что вы! Нет... Грибоедовский для нас теперь – это совсем лишнее.

И она стала его женой. Разумеется, без всякого ЗАГСа.

Валерии очень нравился ее новый дом – уютная типовая однушка на Юго-Западе. Ее избранник жил скромно. Его дипломатическая карьера не удалась, частью из-за жены, частью из-за каких-то еще сложных обстоятельств. Но он все еще верил в свою звезду, был молод, азартен, и Валерия вдруг ни к селу ни к городу почувствовала возвращение молодости. Был только один минус: каждую ночь она должна была возвращаться домой.

– Ты долго так не протянешь, – уговаривал новый муж. – Оставайся у меня, объяснись со своими домашними.

Валерия Михайловна откладывала объяснение со дня на день. Потом вдруг почувствовала: дальше откладывать нельзя. В последнее время она испытывает хроническую усталость. Надо остепениться. Приехать домой, все рассказать.

Но неожиданно в ее намерения вмешался господин случай. На службе, в министерстве, Валерии Михайловне стало плохо. Скорая увезла ее в больницу. Врачи, проведя обследование, объявили Валерии о страшном диагнозе.

14

– Надо срочно что-то предпринимать! – воскликнула я, дослушав ее исповедь.

– Да-да. На следующей неделе начнется химиотерапия. Потом – операция... Это все сумасшедшие деньги. Он платит. Зачем?..

– Он любит вас, – подсказала я тихо.

– Если я выживу, буду старая, страшная... Буду калека. Уже не женщина.

– А для него это не имеет значения.

– Ты так считаешь?.. Спасибо, Люда. Но я чувствую: мне уже не выкарабкаться.

– Вы просто боитесь. Страх перед операцией – это нормально.

– Есть страх, а есть интуиция. Предчувствие.

– Выбросьте из головы! Где вас будут оперировать?.. Я проконсультируюсь... у меня знакомый профессор, он подскажет...

Кажется, Валерия меня не слышала. Подперев щеку кулаком, она беззвучно оплакивала свою жизнь, счастье, любовь – все, что имело для нее смысл, было мило, дорого ей.

15

С избранником Валерии Михайловны мне довелось познакомиться в больнице.

Уже было известно, что операция прошла неудачно. Вадим, напуганный тяжелым состоянием матери, обычно дожидался меня в больничном холле. Георгий Петрович вообще смутно представлял, какое несчастье разразилось в его семье. Лишь новый муж все оценивал адекватно и ничего не боялся.

Когда Валерию выписали из больницы, он стал приходить к нам в дом. У порога отдавал мне тяжеленные сумки с фруктами, икрой и лекарствами и прямиком шагал в ее комнату, не замечая окаменевших по углам гостиной законного мужа и сына.

Я достаточно знала Вадима, чтоб понимать: его глубоко оскорбляет, шокирует ситуация. Весь этот жуткий, безобразный расклад!

К умирающей матери таскается любовник. Отец в состоянии быстро прогрессирующего маразма безразлично наблюдает за их свиданиями. В такие минуты Вадим равно ненавидел мать и отца.

Валерия сама виновата во всем! Воспитала его таким – чистоплюем бескомпромиссным...

Но я почему-то не могла говорить с Вадимом на эту тему. Хотелось сказать: в жизни бывает и так, и так, и вот так бывает тоже. Не надо никого идеализировать. Твоя мама на поверку оказалась обычной, земной женщиной. Но это гораздо лучше, чем та, какой она пыталась казаться.

Нет, я ничего ему не сказала! Недаром ведь психологи утверждают: в людях нас особенно привлекают те качества, которых недостаточно в нас самих. Подсознательно я все еще восхищалась его хрустальным, не замутненным каплей цинизма отношением к жизни. Мы были женаты уже шесть лет, но рядом с ним я все еще чувствовала себя колючей, сорной крапивой. Не хотелось нарушать безмятежности прекрасного тепличного цветка.

Наверное, именно в те дни мое бессознательное, лишь частью осознаваемое восхищение стало трансформироваться в чувство ответственности, в наивную убежденность: Вадим не такой, как все, его надо оберегать, вести по жизни...

Постепенно эта идея сделалась моим кредо, моей путеводной звездой. Однако в сложившейся ситуации помочь мужу я была бессильна.

А между тем Вадик непритворно страдал. Представляю, как ему хотелось выставить за порог непрошеного гостя! Но на пути красивого жеста непреодолимой преградой вставали деньги.

Раньше главной добытчицей в семье была Валерия. Теперь мы жили втроем на зарплату Вадима и едва сводили концы с концами. А дорогостоящие продукты, наркотики, одноразовые шприцы – все, что необходимо онкобольному, чтобы более или менее спокойно дожить до смерти, привозил тот самый ненавистный человек.

В сердце Вадима гордость вступала в борьбу с малодушием, нравственное чувство – с отвращением к безвкусным сценам. Прогнать негодяя означало обречь мать на лютые мучения. А лицезреть его в родительском доме значило испытывать такие же по силе мучения самому.

Не знаю, чем бы закончилась эта сложная душевная конфронтация, если бы Валерия Михайловна не скончалась вскоре.

Произошло это днем, в четыре часа. Стоял май. Было жарко и солнечно, но еще не душно, как бывает настоящим летом.

Он приехал с утра. Я обрадовалась: хорошо, что Вадим на службе. Георгий Петрович в его отсутствие обычно безвылазно сидит в своей комнате и даже не всегда выходит к обеду. Значит, сегодня не будет тяжелых, неловких сцен и можно позаниматься, потому что у меня скоро сессия, а лекции в этом семестре я пропустила почти все по причине Валериной болезни.

Я так и сделала. Собрала учебники и ушла заниматься в столовую. Проходя мимо спальни, притормозила на минутку. Представила: он сидит у изголовья Валериной кровати и держит ее за руку. Рука у Валерии Михайловны детская, невесомая. Я, когда мою ее, боюсь дотрагиваться именно до рук. А он – ничего. Может сидеть так целыми днями.

Они почти не разговаривают. Сил у свекрови мало. Она часто засыпает, впадает в забытье.

Зачем это ему? Вызывающе, шокирующе молодому, стройному, как будто летящему? Зачем ему эта костлявая рука, эта восковая голова на подушке: откуда ни смотри, увидишь только профиль и никогда – анфас?

Надо признать, Валерия была красива и перед смертью. Правда, это была какая-то жуткая, потусторонняя красота. Эстетизация ужасного в духе рассказов Эдгара По.

Ерунда! Он просто ее любит, как никто никогда не любил меня. Вадим на такое не способен в принципе. Это же мужской поступок – просиживать дни напролет возле умирающей. А Вадик – еще ребенок. Валерия, пока была в состоянии, так старательно вдалбливала ему в голову эту мысль. На самом деле скоро ему исполнится тридцать лет...

В комнате послышались шаги, и я, как с места преступления, рванула в столовую из-под двери спальни.

Наука в тот день не лезла мне в голову. Я тупо смотрела в книгу, когда он пришел и сказал бесцветно:

– Она умерла.

– Садитесь, – пригласила я. – Я вам сейчас налью чаю.

16

Почти залпом он выпил стакан горячего чая. Кажется, не почувствовал, что обжегся. Кивнул на пустой стакан:

– Налейте еще... Вы знаете, я сегодня потерял самое дорогое, что было у меня в жизни.

– Я понимаю.

– Я не могу простить себе...

– Оставьте! Вы сделали, что могли.

– Нет-нет, другое... Тогда, в молодости. Я ведь очень давно знал Леру. Вы не поверите, всю жизнь я думал о ней. Все собирался ее найти... А потом она сама отыскалась.

Он сидел на ее месте.

Сидя здесь несколько месяцев назад, она почти теми же словами рассказывала мне печальную историю их встречи и разлуки.

– Хорошо, что вы все-таки встретились. Хотя бы в конце. Без вас ей было бы очень, очень плохо.

– Вы так считаете?

– Она всю жизнь беспокоилась о достоинстве. Благодаря вам она смогла достойно уйти.

– Она должна была жить! – произнес он с тихим отчаянием.

– Это не нам решать.

– Я знаю, у вас были непростые отношения.

– Но я никогда не желала ее смерти! Однако не в этом дело... Вообще-то идите домой, пожалуйста.

– Как?! А похороны?! Кто будет заниматься похоронами?

– Не беспокойтесь, мы сами похороним ее.

– Вы?

– Ну да. Мы. Ее муж, сын, невестка.

– Да что ж вы... раньше-то?

– Давайте определимся, – предложила я. – Раньше мы тоже делали что могли. И вы делали. Но вы могли больше. А теперь все, что бы вы ни сделали, будет неконструктивно. Разрушительно.

– Почему? Что такое вы говорите?! Я хочу ее проводить! – настаивал он.

– Дайте сыну проститься с матерью. Уважайте чужие чувства!

– Возьмите, по крайней мере, деньги.

– Спасибо, – поблагодарила я.

17

С непроницаемым лицом Вадик вошел в прихожую. Осмотрелся.

– Он здесь? – Я покачала головой. – Приходил?

– С утра.

– Как мама?

– Иди поешь.

– Не обманывай меня! Что с ней... что случилось?

– Все равно это должно было случиться. Она так мучилась...

– Где моя мать?

– Вадик... я прошу: успокойся.

– Значит, она умерла?! Боже мой! Боже мой... – Он плакал. – А папа? Папа знает?

– Я заходила к нему... Он спал, кажется.

– Надо ему сказать! Я сейчас.

Неестественной прыгающей походкой Вадим направился в комнату отца.

– Она умерла!.. Папа! – Детское, ничем не прикрытое горе рвалось из его груди наружу. – Умерла сегодня. Ты слышишь? Идем к ней. Идем, надо проститься. Пап!!!

Напуганная его отчаянными воплями, я распахнула дверь. Вадим ходил из угла в угол, меряя комнату по диагонали. Георгий Петрович сидел в углу дивана. Вроде бы как обычно. Но я почувствовала неладное.

– Георгий Петрович, вы слышите?! Валерия Михайловна... в общем...

Я никогда не забуду его взгляда, обращенного ко мне в ту минуту. В нем читались глубокое осознание случившегося и боль, материализовавшаяся боль.

– Георгий Петрович, надо пережить... Будьте мужественны!

В ответ он издал странный гортанный звук, нечто среднее между мычанием и рыком.

– Что с вами?

Звук повторился.

– Па-а-па... – Вадим вдруг резко остановился, замер посреди комнаты. У него побелели губы. – Па-а-п, что с тобой?!

Георгий Петрович не шевелился.

– Скорее, Вадик! Скорей! Вызови скорую! – закричала я.

– Скорую? Да в чем дело?

– Мне кажется, у него инсульт. Я попробую кое-что предпринять... Не стой же – звони!

18

В институте пришлось брать очередную академку. После инсульта Георгий Петрович не мог самостоятельно передвигаться, есть-пить, и трижды в день ему необходимы были уколы.

А вскоре подоспело новое несчастье. Вадима уволили с работы. Страна отказалась от монополии на внешнюю торговлю, и ведомство спешно сокращало сотрудников. Кормить лишних людей никто не собирался – наступали суровые времена.

Теперь Вадик каждое утро ходил к метро покупать газету бесплатных объявлений. Звонил, потом ждал ответа – летел на каждый звонок. Однажды я случайно услышала фрагмент его телефонного разговора.

– Вам нужны морильщики тараканов? – В трубке что-то быстро проговорили. – Что вы сказали?.. Я семьдесят восьмой позвонивший? Вы имеете в виду, что столько не требуется. Ну ясно. Извините.

Я делала вид, что мне ничего не известно об этих поисках. Но как можно допустить, чтобы Вадим стал морильщиком тараканов?! Такое я и в самых страшных кошмарах вообразить не могла.

– Может, маминым сослуживцам позвонишь? – предложила я робко.

– Нет. Что ты...

Ничего не поделаешь – его так воспитали. Будь гордым, ни о чем не проси.

И вновь противостоять его дурацкой мифологеме у меня не хватило духу. Я все еще любила его. И любила именно таким – гордым полусказочным принцем.

Будь у меня хоть чуть-чуть свободного времени, я бы сама, не задумываясь, пошла работать. Да хоть морильщицей тараканов! Но, увы... На моих руках повис Георгий Петрович.

Ночи напролет я ломала голову, где бы раздобыть денег, и, наконец, придумала нечто грандиозное. Нужно просто сдать бабушкину квартиру! Народ в Москву едет со всех концов России, кто-нибудь да заинтересуется наверняка.

В той же газете бесплатных объявлений печатались телефоны риелторских контор. Оказалось, московские квартиры, да еще расположенные в районе Кутузовского, идут на ура на рынке недвижимости. Агент, свято уверенный в том, что проблемы ликвидности квартиры не существует, предложил мне встретиться вечером этого же дня. У него уже сейчас имелись желающие на мою квартиру.

– У вас будут предпочтения по клиентам?

– Если можно, я бы хотела семью.

– Нет проблем! Семью так семью. Будет вам семья. Русские из Подмосковья, он системный инженер, она визажист. Согласны?