Электронная библиотека » Анастасия Туманова » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Дама полусвета"


  • Текст добавлен: 4 октября 2014, 23:14


Автор книги: Анастасия Туманова


Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Шестьдесят две тысячи, мадемуазель. Уральские изумруды, изволите ли видеть…

– О, это пустяки. Можно сейчас посмотреть? Вы в самом деле привезли то, что я выбрала? – Глаза девушки светились совершенно детским любопытством.

Снисходительно улыбнувшись, старший приказчик достал из саквояжа шесть футляров. Мадемуазель Морозова с увлечением открывала их один за другим, любовалась драгоценностями и снова осторожно смыкала бархатные створки.

– О да, это именно то, что я хотела. Сейчас разочтемся, господа, я и так задержала вас. – Девушка открыла портфель. – Так, это папины скучные бумаги… Это какие-то акции, ничего в них не понимаю… Да, вот деньги. – Она вытащила внушительную пачку ассигнаций и, по-детски шевеля губами, принялась пересчитывать их.

– Одна тысяча, две, три, четыре… Что такое, стучат?

Недоуменно пожав плечами, мадемуазель Морозова отложила портфель и подошла к двери. Показалась горничная.

– Мадемуазель, вас просят спуститься вниз.

– Ничего не понимаю… Кто просит?

– Не могу знать-с.

– Но с какой же стати… Папа, папа! Ах, он заснул… Надо же, как не вовремя! – Девушка с досадой прикусила губу и стала еще более хорошенькой. Некоторое время она, казалось, колебалась, но потом все же повернулась с извиняющейся улыбкой к служащим: – Ради бога, простите меня, господа, я, право, ничего не понимаю… Верно, очередные цветы к именинам или чьи-то поздравления. Я оставлю вас на несколько минут, угощайтесь, не скучайте. Сию секунду, господа! – И она, набросив шаль на обнаженные плечи, выскользнула вслед за горничной.

– Вот, Сёма, обрати внимание, – назидательным шепотом произнес старший приказчик, когда за мадемуазель Морозовой закрылась дверь. – Настоящее богатство всегда просто. Заметил, как она себя ведет? Сразу видно аристократку, это тебе не купеческие Липочки с Ордынки! Ни кривляний, ни жеманства, носа не дерет, с тобой, шлемазлом, как с равным, говорит, а ты ей еще про мамашу вкручиваешь…

– Так я же ж, Соломон Моисеевич…

– Прихлопнись, недоразумение… И хватит жрать пирожные, взял одно – и жуй сколько можешь, оно большое… Генерала не разбуди! И отсядь от платья, босяк, еще измажешь!

Через час кофе был выпит, одна из свеч догорела и погасла, а приказчики из ювелирного магазина по-прежнему сидели за столом и с растущим недоумением смотрели на дверь. Мадемуазель Морозова не возвращалась.

– Уже пора бы ей быть здесь… – осторожно проговорил младший.

Старший, нахмурившись, подошел к двери, открыл ее, осмотрел коридор. В конце его горничная, вооружившись метелкой из перьев, смахивала пыль с лепных украшений.

– Эй, милая, подойди сюда! Ты с час тому вызывала мадемуазель Морозову из апартаментов?

– Я. – Горничная подошла. – А вы почему спрашиваете?

– Она еще не вернулась.

– А с чего же ей возвращаться? – пожала плечами горничная. – Папаша их внизу ждали, и с накидкой, барышня одевшись и с папенькой вышедши, а там извозчик…

Не дослушав, приказчик кинулся обратно в номер:

– Сёма! Где генерал?!

– Разбудите, Соломон Моисеевич!!! – паническим шепотом возопил юноша, но старший служащий, не слушая, распахнул дверь в спальню. Минуту спустя упавшим голосом произнес:

– Сёма, тут никого нет.

Несколько мгновений служащие ошалело смотрели друг на друга. Затем старший очертя голову кинулся к футлярам с драгоценностями, по-прежему лежащим на столе, а младший – к портфелю с деньгами, стоящему там же. Футляры были пусты. В портфеле лежали старые газеты. Деньги и украшения пропали.

Молодой приказчик пришел в себя первым и вихрем вылетел в коридор:

– Эй, кто-нибудь! Горничная! Портье! Сюда! Полицию немедля! Кража, разбой! Ой, Соломон Моисеевич, дядя Шлёма, что с вами?..

Старый служащий, не ответив и судорожно схватившись за сердце, медленно опустился на пол.

В то же самое время на Николаевском вокзале в поезд, идущий в Одессу, в вагон первого класса садилась ничем не примечательная пара: весьма упитанный немолодой купчина с сивой бородой веником, в старозаветной поддевке и сапогах «бутылками» и его толстая, замотанная в ковровую шаль жена с опухшим лицом и сонными глазами. Оказавшись в купе, торговец усадил свою монументальную супругу на диванчик и зычно крикнул проводнику:

– Чаю принеси и до завтра не беспокоить: почивать будем!

Через несколько минут принесли чай, проводник ушел, купец запер за ним дверь на защелку, и одновременно с этим, мягко качнувшись, тронулся вагон. За окном поплыл темный перрон, деревья, белая холодная осенняя луна, продирающаяся сквозь сплетение голых ветвей…

– Оторвались, Грек? – спокойно спросила купчиха.

– Кажется, да, – так же спокойно ответил купец.

Проверив на всякий случай крепость замка на двери, он первым делом оторвал седую бороду, аккуратно положил ее рядом с собой и лишь тогда скинул поддевку, к которой изнутри были подшиты войлочные валики для «толщины», и сапоги. Теперь на диване сидел немолодой, но ни капли не отяжелевший брюнет с острыми темно-карими глазами и мохнатыми, очень густыми, сросшимися бровями на темном нерусском лице. Брови были его собственные, и известнейший одесский вор Илларион Грек часто с досадой говорил о том, что когда-нибудь сбреет к чертовой матери эту особую примету, весьма мешавшую ему в его «деловых» предприятиях. Пока же Грек ограничивался тем, что перед очередным «делом» неудобные брови стриг и красил в подходящий для образа цвет. Сейчас он отряхнул с «особой приметы» густой слой пудры, и брови оказались дегтярно-черными. В Одессе поговаривали, что Грек, несмотря на кличку, полукровка-турок. Сам он эту тему никогда ни с кем не обсуждал.

С «супругой» тоже произошел ряд изменений. Она сбросила ковровую шаль, сняла салоп, на изнанке которого обнаружились такие же толстые валики, как и у Грека, размотала платок, высвободив роскошную, слегка растрепанную иссиня-черную косу, и с отвращением выплюнула прямо на стол ватные шарики, до сих пор лежавшие у нее за щеками и неузнаваемо изменявшие лицо – смуглое худое лицо младшей графини Грешневой, Катерины.

– Браво, девочка, браво, – мягко произнес Грек. – Ты, как всегда, была великолепна. Я понадеялся на твой талант – и мы с тобой в доле с богом! Ну – показывай слам!

Катерина, надменно улыбаясь, расстегнула широкий рукав-«фонарик». Изнутри в нем оказался пришитым карман-колбаска, из которого одно за другим появились и легли на стол брошь «Антарктида», колье из александритов, кольцо с изумрудом-уральцем, огромные рубиновые серьги, два бриллиантовых браслета и длинное ожерелье из антильского розового жемчуга.

– Когда?.. – коротко спросил Грек, смеясь темными глазами.

– Когда проверяла товар в «Элизиуме», – пожала плечами Катерина.

– Неужели ничего не заметили?

– Им не до того было. Мальчишка таращился на мои плечи, а старик слишком боялся тебя разбудить. Футляры я сразу же закрывала, эти дураки в них и не заглядывали. Мы могли бы даже, я думаю, не устраивать маскарад с купеческой четой… Ненавижу эту вату во рту!

– Ничего, береженого бог бережет, – пусть ищут генерала с дочерью… И я ведь первый в Одессе сказал, что этим ручкам цены нет! – Грек с довольным видом взял тонкую руку спутницы и поцеловал длинные красивые пальцы. – Но каков был риск, девочка! Что, если бы им пришло в голову проверить за тобой?

– Все под богом ходим, – дернула плечом Катерина. – Такое уж наше с тобой ремесло. Скажешь, нет?

– Зачем ты пошла в эту жизнь, Катя? – уже серьезно, не улыбаясь, спросил Грек. – Ты благородная барышня, из хорошей семьи. Могла бы совсем по-другому судьбу наладить. Неужели из-за Сережки? Да что в нем было, кроме форса? Шкет сопливый!

– Я начала, когда еще и знакома с ним не была, – с едва заметным раздражением возразила Катерина. – Я свой счет в пятнадцать лет открыла, и тебе это известно. Хватит, Грек. Прости, я устала сегодня слишком.

– Это ты прости, – несколько смущенно улыбнулся вор. – Отдыхай, малышка. Ты так отыграла бенефис, что теперь отдохнуть – дело святое. Спи, ночь долгая.

Он растянулся на диванчике не раздеваясь, подсунув под голову свой саквояж и свернутую поддевку. Катерина пристроила себе в головах узел и тоже, как была, в купеческом грогроновом сером платье, легла напротив, уверенная, что заснет немедля. Однако сон не шел. Не шел, несмотря на страшную чугунную усталость, на тяжесть в веках и напрочь, казалось, опустевшую голову. Луна все плыла и плыла за окном вагона, ее голубоватый свет лежал наискосок на платье Катерины, и та машинально гладила его рукой, не сводя взгляда с белого диска в черном осеннем небе. В голове медленно текли воспоминания.

Три года назад Катерина Грешнева ограбила московский приют, в который ее поместили после поджога родового имения и убийства брата, и бежала в Крым, а оттуда – в Одессу. Стояла весна, по всему городу цвели акации и каштаны, разливая по переулкам Молдаванки и Ближних Мельниц опьяняющий аромат, солнце пятнами скакало по булыжным мостовым и молодой зелени, море уже было теплым. Вспоминая о нем, Катерина тут же вспомнила и Валета: в ее мыслях он и море стали неразделимы. Ей тогда сравнялось шестнадцать лет, Валету – двадцать пять. Что еще нужно было для любви?..

Она хорошо помнила лицо Валета, знаменитого одесского налетчика, – смуглое, жесткое, со странно смотрящимися на нем светлыми серыми глазами. Белые зубы так ярко вспыхивали на этом темном лице, когда он глядел на нее, Катерину, и улыбался. Валет часто улыбался… он любил на нее смотреть. Три года прошло, а всё не забывается. Почему?.. Ведь все говорят, что он не вернется…

Непрошедшая острая боль вдруг стиснула сердце, и Катерина чуть слышно застонала сквозь зубы. Даже сейчас, три года спустя, невыносима была мысль о том, что она не увидит больше Валета. И ведь все из-за нее самой, боже, все из-за нее… Это она, Катерина, встретила тогда в Одессе графа Петра Ахичевского, любовника своей старшей сестры, который бросил Аню ради выгодной женитьбы. Девушке сразу же пришла в голову идея отомстить за сестру. Катерина попросила о помощи Валета, и тот согласился не раздумывая. Вдвоем они «взяли» богатую дачу Ахичевских на Фонтане, помимо денег и фамильных бриллиантов Катерина прихватила какие-то деловые бумаги. Зачем, зачем?! Девушка и сама не знала, что побудило ее сунуть в узел связку документов, но как раз из-за них подельники и «погорели». Это оказались очень важные бумаги государственного значения, из-за которых поднялся шум на всю Одессу, их с Валетом искала вся полиция города, нашла наконец… Катерина, отчаянно сопротивляясь при задержании, застрелила наповал жандарма. Валет понимал, что ее ждет многолетняя каторга, и поэтому на допросе решительно взял все на себя. Катерина так же решительно отстаивала свои показания, повторяя опешившему следователю: одна брала дачу, одна украла документы, сама застрелила казенного человека, отпустите Сережу, он только помогал… Валет твердил то же самое с точностью до наоборот. Очная ставка превратилась, по словам следователя, «в сущую семейную сцену»: подельники благим матом орали друг на друга, путая показания и усиливая следовательскую головную боль. Ни один не собирался отступать. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если б из Москвы не примчалась Анна Грешнева со своим нынешним покровителем: действительным тайным советником Максимом Модестовичем Анциферовым.

Анциферов был человеком опытным. Пока Анна лила слезы перед крайне раздосадованной Катериной в кабинете следователя, в соседней комнате шел разговор с Валетом. Тот, сразу же почуяв в собеседнике делового человека, моментально рассказал правду и, в свою очередь, выслушал предложение советника. Еще через полчаса Катерине и Валету дали свидание и оставили их наедине.

Дав девушке несколько минут порыдать у него на груди, вор уговорил ее «заткнуться на дознанке» и позволить ему взять все на себя.

– Катя, я-то еще с этапа сбегу, не впервой, мне этот туз помочь обещал.

– Анциферов?! Он врет, Сережа, он все врет! Зачем ему это нужно?

– Такие не врут, я наверное знаю. Он при больших делах в столице, слышал я за него. Коли обещал, так сделает. Уж к зиме вернусь до тебя, ты жди… А ежели ты сядешь, то так двадцать пять и отмотаешь, старухой выйдешь… коли вовсе выйдешь. Ну зачем нам это, Катя? Отпусти меня. Вернусь к тебе, вот чтоб мне до смертного часа воли не дождаться!

По сей день Катерина не могла успокоиться, проклиная себя за то, что согласилась на это. Она была слишком неопытна, слишком молода… Да и Валет умел уговаривать. Она подписала все, что от нее потребовалось, и вышла на свободу. Валета девушка больше не видела.

Выйдя из тюрьмы, Катерина пешком через весь город пошла в Слободку, к матери подельника. Хеся Пароход, прозванная так за величественную походку и безразмерные габариты, известная на всю Одессу «малинщица», еще хранящая следы былой красоты, жила в крошечном беленом, сплошь оплетенном виноградом домике, окна которого выходили прямо на море и вечно пустую песчаную косу. Здесь, в мощенном битым кирпичом дворике с абрикосами и черешней, мать Валета варила свою «малинку», за которой приходили воры со всего города, принимала на сохранение контрабанду и краденые вещи, иногда прятала беглых каторжников или скрывающихся от полиции налетчиков. С подругой сына она была знакома. Катерина собиралась спокойно и без лишних эмоций рассказать старой бандерше о том, что произошло, но, войдя в маленький дворик и увидев Хесю, неожиданно для себя самой осела на землю, схватилась за голову и взвыла в голос, по-деревенски: «У-ы-ы-ы-у-у-у-ы…»

Хеся, в свою очередь, издала звук, заглушивший гудок «Святой Нины», проходящей мимо в Новороссийск. Обе женщины, молодая и старая, обнялись и заголосили.

– Как же ты выскочила, шалава? – между двумя оглушительными фиоритурами спросила Хеся.

– Он на себя взял все… Ы-ы-ы-ы…

– Вейзмир, дурака родила, дураком и сдохнет… Ой, ве-е-е-ей… С чего жить теперь будешь?

– Не знаю… Вовсе не буду-у… В море утоплю-ю-юсь…

– Я ж и кажу, что дура… – Хеся вдруг перестала завывать и, схватив Катерину за руку, сильным рывком заставила ее подняться. – Пошли, Гитька, до хаты. Голодная? Покормлю. И спать ляжешь, а завтра поглядим. Иди-иди, свекровь слушаться надо.

Катерина усмехнулась сквозь слезы, но все же пошла за матерью Валета по дорожке к дому. Там она уплела за один присест сковороду жареных бычков с хлебом и помидорами, выпила полкрынки молока, от водки отказалась, упала на покрытую половиком оттоманку у стены и мгновенно заснула.

«Свекровь» не предлагала Катерине оставаться жить у нее: это было само собой разумеющимся. Куда бы еще она могла пойти, Катерина не представляла; мысль вернуться в Москву к старшей сестре ей даже в голову не приходила, о средней, Софье, девушка и вовсе ничего не знала.

Первое время ей было совсем плохо. Днем Катерина часами лежала в хате на оттоманке, глядя в потолок и бездумно вслушиваясь в гудки пароходов, идущих морем, в крики чаек, в фальшивое пение Хеси во дворе, в тихий плеск волн. Ночью рыдала взахлеб, просыпаясь вновь и вновь от измучившего ее сна: они с Валетом обнимались как сумасшедшие в кабинете следователя. Проснувшись, Катерина явственно ощущала, что у нее болят плечи от этих объятий. Однажды, после очередных ночных судорог Катерины, когда девушка, шатаясь, выбралась из хаты на темный двор, чтобы попить воды из ведра, Хеся вышла за ней и задумчиво сказала:

– Не убивалась бы ты так, Гитька… Што делать, жисть ваша лихая такая. Не ждала б ты, не воротится.

– Он обещал мне…

– Ну! Все они обещают. А с двадцати годов каторжных кто ж вернется? Я тебе дело говорю, ты молодая совсем. Красотуха вон какая. Ходи гуляй! А про Сережку забудь. Не повидаетесь боле.

Катерина, ни слова не ответив, прошла мимо нее в хату и легла на оттоманку вниз лицом. Хеся еще немного постояла на крыльце, глядя на низкие звезды, усыпавшие осеннее небо, затем шумно вздохнула и, тяжело ступая, вернулась в дом.

В глубине души Катерина понимала, что «свекровь» права. Глупо было надеяться, что кто-то поможет Валету вырваться с каторги. Скорее всего, никто ему этого и не обещал, вор просто обманул подружку, зная, что так легче заставить ее подписать протокол. От последней мысли у Катерины темнело в глазах, она сжимала до боли кулаки, шепча: «Сволочь… Какая же ты, Сережка, сволочь, сукин сын…», и одновременно понимала, что сама поступила бы точно так же, если б смогла додуматься. Но Валет был старше, опытнее, он мгновенно все сообразил, этот туз из Москвы, Анин любовник, подыграл ему… и теперь ей не увидеть Сергея никогда.

Когда теплая южная осень сменилась ветреной, неожиданно холодной зимой, Катерина почувствовала, что ее черное отчаяние понемногу отступает. Сходив однажды в город, она принесла с собой рулон тонкого полотна, нитки и иголки, разложила все это на столе и достала ножницы. Хеся, двигающая поварешкой в кастрюле с борщом, подозрительно посмотрела на нее.

– Што это за цацки?

– Не могу же я у тебя и дальше на шее сидеть, – глухо проговорила Катерина, разравнивая руками полотно. – Сейчас раскрою, вышью, рубашек хороших наделаю, в магазин сдам.

– Или умеешь? – заинтересованно спросила Хеся, бросив поварешку и недоверчиво глядя на тонкую ткань, беспомощно распадающуюся под лезвиями ножниц.

– Умею. Мы с сестрами на продажу шили. И в приюте много чему научилась.

– Так, может, тебе швейную машинку достать?

– Дорогая вещь… – отмахнулась Катерина. – И не умею я на ней.

– Научишься. Вечером прибудет.

И через несколько часов действительно машинка прибыла. Вместе с ней прибыл немного испуганный еврейский мальчишка лет семнадцати, отрекомендовавшийся: «Исаак Рабиц, фирма «Рабиц, Рабиц и Шмуллер», шьем брюк, пиджаков и чего надо починяем!» Он в мгновение ока обучил девушку обращаться с агрегатом, заправлять нитку, правильно подкладывать под лапку ткань и вертеть колесо, затем чмокнул ручку смеющейся Хесе и умчался. Катерина тоже хмуро улыбнулась, пожала плечами и начала неловко вставлять выкройки под иглу.

Зима тянулась бесконечно. С моря дули ветры, снег запорошил прибрежный песок, свинцовое небо сыпало колючей ледяной крошкой, дни были короткими и сумрачными.

– Гитя, глаза сломишь, хватит! – уже после обеда начинала бурчать Хеся. – Вон, вже темнеет, не лето небось! Хватит, дура, тебе говорят, уж на полк солдат нашила, ослепнешь! Карасин все равно жечь не дам! Пошла бы лучше до города, погуляла, в ресторане села…

– Очень надо…

– Гитька! Дура проклятая! – Хеся с грохотом швыряла в угол половник. – Тебе сколько лет?! Тебе семнадцать, шалава! Тебе мужика надо! Гулять надо, вино пить, всякое удовольствие иметь! Подойди, лярва, к зеркале, погляди на свою морду! Это же не морда, а счастье! Иди сними фраера, побудь с ним вечерочек, ты с него больше поимеешь, чем со всех этих рубашек!!!

– Не могу, стошнит, – коротко отвечала Катерина, и «свекровь» умолкала, чувствуя, что «невестка» говорит правду.

Но Хеся Пароход недаром слыла в Одессе женщиной целеустремленной. Через несколько дней в доме появился Левка Кот. Это был известный всему городу налетчик с довольно красивой нагловатой физиономией, которую немного портил шрам над левой бровью – результат давней драки в пивной. Женщин Кот любил, обращался с ними с уверенностью профессионала, но, по мнению Хеси, ему слегка не хватало ума, и посему она заранее предупредила:

– Не попри на девку, как на кассу, халамидник, осторожность имей, больше барыша получишь.

Левка здравому совету не внял. Явившись в дом Хеси под обычным предлогом покупки «малинки», он увидел склонившуюся над шитьем Катерину, ее сумрачное, смуглое лицо с худыми скулами, зеленые глаза, равнодушно блеснувшие из-под длинных бровей, черную косу, небрежным узлом сколотую на затылке, – и пошел напролом:

– Мадмуазель, вам тут не скучно?

– Мадам, – холодно поправила Катерина, откусывая нитку и беря в руки ножницы. – Закройся, мамино несчастье, бейцы отстригу.

Если Кот и растерялся, то ненадолго. Решив, что девчонка просто ломается, он деловито обошел стол, остановился за спиной Катерины и запустил обе руки в вырез ее кофты.

Хеся в это время разметала во дворике снег. От раздавшегося в доме дикого мужского рева она уронила веник, охнула и тяжело побежала к крыльцу. Прямо на нее с крыльца скатился, зажимая правый глаз окровавленной ладонью, воющий, как портовый гудок, Левка Кот. За ним выскочила белая от ярости Катерина с ножницами в кулаке.

– Глаз у хлопца на месте? – быстро спросила Хеся.

Катерина с явным сожалением кивнула:

– Промахнулась слегка…

– Нельзя так, Гитька… – озадаченно сказала старая малинщица, наблюдая за тем, как Кот, взахлеб матерясь, окунает голову в ведро с ледяной водой и та мгновенно окрашивается в розовый. – Человек все ж-ки.

– Я его дважды предупредила! – процедила Катерина, швыряя ножницы на крыльцо. – Если тут всякая гнида будет меня хватать за грудь, что я потом Сереже скажу?

– Когда скажешь, дура?! – взвыла Хеся, перекрыв истошную ругань Кота. – Через двадцать лет?!

– Хоть через сто!!! – Дверь бешено хлопнула.

Хеся вздохнула. Кряхтя, подняла ножницы, сунула их в карман фартука и повернулась к Коту:

– Упреждала ведь, шаромыжник? Куда она тебя саданула? Дай взгляну… У-у-у, знатно… Да ничего, живой, и глаз смотрит! Метка, конечно, останется, что ж делать… Ну, будешь у нас с двух профилей одинаковый красавец!

Больше Хеся не пыталась подсовывать «невестке» ухажеров. Да никто бы и не согласился на эту роль, поскольку после неудачного кавалерствования Кота слухи о «марухе» Валета поползли самые отчаянные. Воры являлись посмотреть на нее, как на музейный экспонат; входя к Хеське, в упор, без стеснения таращились на черномазую девчонку, сидящую за швейной машинкой, ждали, пока она поднимет голову, улыбались – и тут же каменели, встретившись с ледяным взглядом зеленых глаз. Было очевидно – в любовнике Катерина не нуждается.

– Оставь девочку в покое, дура, – посоветовал Хесе старый друг ее молодости Илларион Грек, заглянув однажды на огонек. – У ней свой интерес, не все же бляди вроде тебя и одним передом думают.

– Какой ей интерес, какой, вейзмир, ей может быть интерес в этой нашей вшивой жизни… – безнадежно запричитала Хеся. – А насчет моего переда молчал бы, сам с него свой цимес имел…

– Ну! Вспомнила бабка, как бог землю делал… – Вор поднялся, обогнул стол, подошел к Катерине, ожесточенно крутящей колесо швейной машинки, и уставился на ее руку. Девушка, казалось, не заметила этого, продолжая следить взглядом за уползающей из-под иглы лентой материи, но Хеся обеспокоенно предупредила:

– Грек, она ножницами мечет, как макрель икрой.

– Знаю, Кот на всю Одессу расстраивался… – Грек продолжал смотреть на руку Катерины. Стрекот швейной машинки смолк, девушка подняла глаза и в упор взглянула на вора ничего не выражающими глазами. Грек спокойно выдержал этот взгляд, улыбнулся и взял Катерину за руку.

– Ша… – прошептала Хеся, закрывая глаза.

Однако было тихо. Помедлив, Хеся осторожно открыла один глаз и, к своему неописуемому изумлению, увидела, что Катерина улыбается – правда, хмуровато и недоверчиво – и руки не отнимает. А Грек не отрываясь смотрит на ее пальцы – длинные, худые, с обломанными грязными ногтями.

– Хеська, ты идиоткой родилась и идиоткой сдохнешь, – наконец задумчиво проговорил он. – Ты кидала глаза на ее руки? Смотрела вот эти золотые пальчики? Я таких двадцать пять лет не видел! Что ты ей их портишь этой швейной дурой?!

– Я порчу? Я?! – возмутилась Хеся, но Грек ее не слушал. Темно-карие, блестящие, чуть сощуренные глаза вора пристально смотрели на Катерину. Та, слегка удивленная, не отводила взгляда.

– Деточка, чем вы занимались с Валетом? – мягко спросил Грек, отпустив наконец руку Катерины.

– Налётами, – пожала плечами она. – А до того имела «медведя» в Москве.

– «Медведя» вы работали собственноручно?

– Почти, но он был старый, и это оказалось очень легко.

– Опасное занятие для красивой женщины.

– Ничего другого я не умею.

– Ничему другому, деточка, вы и не учились, – сочувственно сказал Грек. – Но это поправимо. Скажите, верно ли брешут по Одессе, что вы из порядочной семьи?

– Более чем, – улыбнулась против воли Катерина. – Я графиня Грешнева. Кровная.

– Это заметно, – светски улыбнулся Грек. – Не спрошу, как вы дошли до жизни такой – у нас у всех свой мыш за подкладкой… Но на кой черт вам сдался этот босяк Валет? Он только испортил вашу карьеру… Ходили слухи, правда, что он отмазал вас от каторги, это правда?

Хеся за столом зажмурилась, уверенная, что теперь-то Греку точно не миновать ножниц, но – ничего не последовало. Катерина просто молча улыбалась, глядя в лицо собеседника зелеными опасными глазами. Через несколько минут Грек понял, что ответа не дождется, и пожал плечами.

– Что ж… пардон, это ваша частная жизнь. Но у вас, девочка, приличная биография, чудная мордочка и филигранные пальчики. За ваш характер промолчу, вы – женщина и можете себе позволить, лишь бы это не мешало делу… Вы даже не представляете, какие перспективы перед вами открываются. Поспрашивайте за меня в Одессе, и вам скажут, что Грек просто так слов не мечет. Я хотел бы взять вас в долю.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Катерина. – Но я не могу подписаться на темный гоп. Я вас не знаю, и ваша работа мне неизвестна.

– А я и не говорю – сейчас. Спросите в Одессе, спросите у мадам Пароход. – Грек вдруг широко улыбнулся, блеснув белыми зубами. – Я не тороплю вас, деточка. Подумайте. Я готов вас ждать хоть до Страшного суда. У меня понимающий глаз. Такие ручки, как у вас, мадемуазель Грешнева, родятся раз в сто лет. Если я дам им пропасть, бог потом скажет, что я неудачно прожил жизнь, и мне будет нечего ему ответить.

– Что он есть, Хеся? – задумчиво спросила Катерина, когда Грек ушел.

Стояла уже глубокая ночь, в окно заглядывала белая зимняя луна.

– Сукин сын, – вздохнула Хеся. – Кобель. Паскудник. Проклятье моей молодости.

– Я за масть…

– А-а… – Хеся убрала с лица скорбное выражение, усмехнулась и повернулась к чайнику на плите. – Шчас мы с тобой водички скипятим, и я все расскажу. Грек хоть и сволочь, а правильно говорит: тебе к настоящему делу пристраиваться надо.

Время шло, жестяной чайник то вскипал, то остывал, то пустел, то вновь наполнялся водой, луна перемещалась из окна в окно, Хеся говорила, Катерина молча слушала.

Два месяца спустя после этого ночного разговора к воротам особняка богатого греческого коммерсанта Теотопулиса на Арнаутской подкатила лаковая пролетка. Из-за ажурной решетки слышалась музыка, взрывы смеха, веселые голоса: праздновалась свадьба старшей дочери хозяина, и дом был полон гостей.

Грек вышел из экипажа первым; подав руку, галантно помог спуститься Катерине. В черной фрачной паре, с цилиндром на отлете, с бриллиантовой булавкой, блестевшей в галстуке, он выглядел безукоризненным светским фатом. Катерина, очень хорошенькая в бальном платье фисташкового цвета, кутала плечи в соболью накидку и сумрачно посматривала по сторонам.

– Деточка, улыбайся, – негромко сказал ей Грек. – Улыбайся, сейчас нет ничего главнее! Когда такая красавица в таком платье и при таком кавалере имеет такое лицо – это нонсенс, который всем заметен. Фраера могут забеспокоиться, а у нас другие задачи. И помни, тебе нечего бояться, сегодня работаю я, а ты только смотришь.

– Что, и даже не попробую?..

– Не рекомендую. Ты совсем неопытна, рискуешь погореть, так ничему толком и не выучившись. Лучше просто смотри и делай выводы. Ты сегодня прикрываешь меня, это ничуть не легче, а у меня… – Грек вдруг улыбнулся, блеснув зубами, и подал Катерине руку. – У меня, малышка, двадцать пять лет не было такой «прикрышки». Это не счастье?..

– Старый дурак, – почти нежно произнесла Катерина, просовывая руку в лайковой перчатке под его локоть. – Идем, я еще хочу танцевать.

Вечер был в самом разгаре. Огромная бальная зала особняка оказалась заполнена народом так, что, чудилось, яблоку негде упасть, и Грек чуть заметно, с одобрением кивнул:

– Свадьбы, Катька, это просто золотое дно. В доме народу, как селедок в бочке, никто друг друга толком не знает, можешь играть кузину невесты или тетю жениха – никому не будет дела. Ты хорошо танцуешь?

Катерина, танцевавшая последний раз еще в Грешневке, пожала плечами.

– Плевать, здесь никто толком не умеет. Это ведь не прием у великого князя, а просто купеческая свадьба, не трясись. Получай удовольствие, девочка, но на всякий случай поглядывай на меня.

– Я с тебя глаз не спущу.

– Тоже ни к чему. Тебе должно быть весело и беззаботно, ты приехала танцевать и флиртовать, вот и займись этим. Вон на тебя уже смотрят те молодые болваны, давай помаши им ресничками – и помни все-таки, что мы на работе.

Вскоре заиграли вальс, к Катерине подошел молодой человек в военной форме, девушка кивнула с улыбкой, принимая приглашение, и вскоре уже кружилась, поворачивая голову то вправо, то влево, как учила когда-то Анна.

– Вы замечательно танцуете, – весело заметил ее кавалер. – Вы, должно быть, родственница невесты? Я – двоюродный брат жениха.

– Кузина с Винницы, – ответила Катерина, едва сдерживая смех.

То ли от тура вальса, то ли от восхищенного взгляда молодого человека, то ли от того, что все действительно получалось очень легко, ее напряжение вдруг пропало, и улыбку уже не требовалось насильно удерживать на лице. Катерина с удивлением заметила, что, перешагнув порог этой блестящей бальной залы, она будто в самом деле стала красивой и легкомысленной кузиной невесты. Словно не было в ее жизни голодного и оборванного детства, не было убийства брата и поджога родного дома, не было приюта, краж, тюрьмы, нескольких месяцев черной, смертной тоски – все вдруг исчезло куда-то, как летучие пузырьки шампанского, которым угощал ее кавалер. Катерина выпила вроде бы совсем немного, но голова тут же начала кружиться, и девушка почувствовала первый признак опьянения: захотелось безудержно смеяться. «Ша, Катька, хватит, – сказала она себе так, как когда-то ей говорил Валет. – Ты на деле, а не на малине».

Усевшись на бархатный пуфик, Катерина поискала глазами Грека, но найти его не успела: ее тут же пригласили на падеспань. Кавалером был широкоплечий темноволосый мужчина лет тридцати, с острым взглядом черных глаз, в прекрасно сидящем фраке, смотрящий на свою визави с явным вожделением. В его галстуке блестел невероятных размеров бриллиант, от которого Катерина едва смогла отвести взгляд. Чтобы скрыть свой интерес к галстучной булавке кавалера, Катерина принялась отчаянно кокетничать, на всякий случай не выходя из роли винницкой кузины:

– Ах, как вы чудно танцуете… Вы, верно, из военных? Только они так прелестно падеспанят… Почему вы улыбаетесь, я сказала чего-нибудь смешного?..

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 2.9 Оценок: 9

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации