Текст книги "Новый год в России. История праздника"

Святочные бесчинства и ряжанья
XIII–XVIII века

Новогодний период – Рождество и следующие за ним Святки – был особым временем в русской деревне. Народ не только ждал чуда, гадал и заклинал духов, но и просто веселился. Это единственное относительно свободное от хозяйственных забот время было свободно и по духу: молодые собирались на сборища, пели песни, рядились в диковинные наряды и делали все то, что было строго запрещено в обычные дни.

«В большие праздники сходится «большая вулица»: разряженные парни, девушки и молодые бабы собираются со всей деревни в одно место и именно на «Авсеевский куток»… устраивают «карагод», поют, пляшут, играют на свирели далеко за полночь», – записывает в начале XX века исследовательница курского фольклора Елена Резанова. Она же отмечает, что хотя песни и забавы, которыми сопровождаются праздничные посиделки, являются обычными для местности и исполняются в разное время года, но в новогодний период они приобретают особое значение и смысл.

Посиделки (или, как их еще называли, – посидки, вечерки, супрядки), зимние сборища молодежи – в будни для работы, а в праздники как развлечение, – начинались задолго до рождественских дней, с первых чисел декабря. Но пика своего они достигали именно в святочные вечера. Из дорождественских дат можно отметить 22–23 декабря, когда девушки пекли пироги и угощали ими парней. Фольклористы уверяют, в бывшем Кадниковском уезде (это в Вологодской области), например, в некоторых святочных обычаях и до нашего времени сохранились приметы старины. Трудно сказать, так ли это, но еще несколько десятилетий лет назад во многих отдаленных поселениях святочные празднества продолжались с 22 декабря по 6 января. И в вечер на сочельник, а иногда и 22 декабря девушки продолжали устраивать «копыльные вечера» (копыл – это прялка). За прялкой, понятное дело, в этот вечер никто не сидел, однако девушки должны были продемонстрировать потенциальным женихам свою домовитость. Они и старались: в складчину покупали продукты, пекли пироги и накрывали общий стол, к которому приглашали парней и угощали их чаем, пирогами и другими яствами. Когда пироги кончались, на стол ставилось решето, в которое парни клали карамель, пряники, орехи и прочие лакомства. Девушки делили их между собой, после чего начинались игры и пляски – иногда на всю ночь.

Праздничный характер таких предсвяточных сборищ подчеркивают все исследователи русского быта. «Перед святками начинаются обыкновенно «сборные» беседы, или «свозные». На такие беседы собираются обыкновенно парни и девушки из нескольких соседних деревень. На таких беседах деревенские парни-женихи «выглядывают», или «высматривают», себе невест из чужих деревень. Нечего, конечно, и говорить, что на такие сборные беседы девушки являются разодетыми во все свои лучшие наряды».

Дореволюционная открытка «Жена везет пьяного мужа с посиделок», 1850-е годы

На эти праздничные «беседы» собирались всей деревней, без различия пола и возраста. В назначенную для праздника избу приходили соседи, а также парни и девушки из деревень в округе – и 10, и 15 верст не считались за расстояние. Девушки чинно рассаживались на лавках от печки до лицевого угла и от него до красного окна… Молодицы, старухи и женатые мужики, не участвующие в забавах, занимали места на лавках у печи и в само действие не вмешивались, были просто заинтересованными зрителями. Это правило нарушалось только в том случае, если молодежь, развеселившись, забывала о безопасности – в этом случае кому-то из старших женщин позволялось покинуть свое место в сторонке и остудить горячие головы – надо было следить за тем, чтобы не случилось пожара. Для неженатых молодых тоже было определено свое место: они размещались от красного окна до угла, где висели образа, «почестного», и от него до заднего, «полоненого» угла, направо от входа. Хозяин стоял у стола и принимал от парней деньги – за право посещения сборных бесед надо заплатить, да это и понятно, ведь дом после таких сборищ (а чего только во время этих праздников не случалось!) необходимо было приводить в порядок.

Все эти вечерки, разумеется, к христианскому празднику имели крайне мало отношения. Традиции их куда более древние, сохранившиеся от солярных культов, которых придерживались древние обитатели русской земли. Хотя дохристианский обряд со временем слился с христианским, но полного поглощения так и не произошло, несмотря на все проповеди и порицания церковников. Не смогли уничтожить народные гуляния и официальные запреты, издаваемые светскими и духовными властями. Указ Киевской духовной консистории от 1719 года, ссылаясь на «государево распоряжение», например, гласил: «…по указу его священнейшего царского величества… дабы везде по городах, местечках и селах малороссийских поперестали богомерзских молодых людей зборища на вкулачки, Богу и человеком ненавистные гуляния, прозиваемия вечурницы, на которые многие люде молодие и неповстягливие от родителей своих мужеска и женска полу дети по ночам купами собираючися, неисповедимия безчиния и мерзския беззакония творять, справуючи себе игры, танцы и всякие пиятихи скверная в воздух оскверняючая песней восклицания и козлогласования, откуду походят галаси, зачепки до сваров и заводов, почему найбарзей последуют и забойства, а наипаче подчас таких нечестивых зборов разние делаются ексцесса, яко то блудние грехи, девства растления, беззаконное детей прижитие…»

Эротические игры ряженых в русской традиции

Михаил Лазаревич Лурье

Бросается в глаза и чрезвычайная жестокость ряженых по отношению к тем, кого они вовлекают в игру. Наиболее яркие в этом смысле материалы представлены у Преображенского. Можно прийти к выводу, что некоторые игры сводились именно к истязанию присутствующих. Вообще в процессе игрища девушки должны были пережить ряд ощущений. Вызвать у них определенные эмоциональные переживания и физические состояния было одной из задач ряженых. Не только поведенческая, но и эмоциональная парадигма была запрограммирована для тех, кто включался в игру: в общей атмосфере раскрепощенности, возбуждения, веселья девушки должны были обязательно испытать неподдельные страх, стыд, отвращение и физическую боль.

Деревенские зимние сборища продолжали проводиться несмотря ни на официальные гонения, ни на деятельность сельского и городского духовенства, ни на возмущение народными обычаями благонамеренных журналистов.

В самой системе и организации рождественских вечерок имеются вариации. Видимо, под давлением церковников распространился запрет проведения их в первый день Рождества, так что возобновлялись они обычно на второй день. Также не всегда во время таких посиделок полностью отказывались от работы. Многие свидетельства указывают на то, что хотя бы видимость полезной деятельности сохранялась. «На посиденку приходят в лучших платьях, и тоже не с иной работой, а исключительно с пряжей. Некоторые славнухи (невесты, славящиеся богатством, красотой или трудолюбием) украдкой с собой приносят уже готовую пряжу, так как заботливые матери каждый раз у возвратившейся с посиденки дочери осматривают, много ли напряла за вечер, а в иной веселый вечер, между тем, не удается и преслицы-то в руки взять. На святочных посиденках, пока не придут славнухи, плясок не бывает. Собравшиеся девушки прядут, а парни любезничают, шумят, поют песни и т. п. Но вот пришли и славнухи. Начинают устраивать игры, пляски… На этих посиденках как парни, так и девицы бывают и из других деревень, но только с той разницею, что парни приходят каждый раз из своей деревни, между тем как девицы приезжают к своей подруге или к кому-нибудь из родственников на все святки, а не на один вечер, и, конечно, не забывают прихватить свои наряды».

«ДЛЯ МНОГИХ МОЛОДЫХ ПАРНЕЙ СВЯТКИ СЛУЖАТ СМОТРИНАМИ И ОЗНАКОМЛЕНИЕМ С БУДУЩЕЙ НЕВЕСТОЙ. ПОЭТОМУ СПУСТЯ НЕДЕЛЬКИ ДВЕ-ТРИ СВАХА ПОЯВЛЯЕТСЯ В ДОМЕ КОТОРОЙ-НИБУДЬ ДЕВУШКИ, САДИТСЯ ПОД МАТИЦУ И НАЧИНАЕТ ВЕСТИ СВАТОВСТВО».

Документы точно указывают и время, какое продолжались зимние праздничные обряды, называя их игрищами. Например, в 1684 году патриарх Иоаким запрещал совершавшиеся в Москве «скверная и бесовская действа и игрища в навечерии Рождества Христова». Упоминая о совершавшихся «мужи с женами и девки» «плясании», пении «бесовских песен», ряженьи и т. п., он в своем указе писал: «…також и по Рождестве Христове во 12 днех до Крещенья Господа нашего Исуса Христа таковая же бесовская игралища и позорища содевают».

Как уже было сказано выше, песни, исполняемые на таких сборищах, не обязательно были новогодними по тематике – пелось все, что нравилось, что вообще любили петь. Поэтому понятие «святочная песня» часто неправильно интерпретируется исследователями-фольклористами. Когда они спрашивают у исполнителей: «Когда пелась эта песня?» и получают ответ: «На Святках», это не означает, что ее полностью выключали из других праздничных дат. Ответчик просто вспоминает самое яркое ее исполнение. Впрочем, бывали песни и совершенно тематические:

 
Ньнче Святки – все святые вечера!
Все мои подруги на игрища пошли,
Мене, молоду, свекор не пустил.
Заставил мене свекор овин сушить.
И я-то со зла овин сожгла,
Овин сожгла и туды ж пошла.
Нынче Святки, все святые вечера!
Все мои подружки на игрища пошли,
Мене, молоду, свекры не пустила,
Заставила свекры красен натыкать.
Я со зла красна изорвала, берды выломала,
Берды выломала да и туды ж пошла.
 

«Для многих молодых парней Святки служат смотринами и ознакомлением с будущей невестой. Поэтому спустя недельки две-три сваха появляется в доме которой-нибудь девушки, садится под матицу и пресловутым предисловием начинает вести сватовство. Время от Святок до масленицы считается лучшим для заключения браков», – записывает Елена Резанова. Возможность заключения брачного союза вскоре после святочных вечеров учитывалась и родителями, имевшими детей «на выданье» и «на возрасте». Так что крестьянские семьи считали необходимым проведение святочных сборищ молодежи и стремились их во что бы то ни стало организовать, разумеется, исходя в этом из имевшихся возможностей. Неимущие крестьяне в складчину организовывали так называемые ссыпки. Ссыпки – тоже игрище, устраиваемое несколькими небогатыми крестьянскими семьями, «на которое может приходить всякий, кто бы ни вздумал».

 
«Ты почто, мати, хорошу родила,
Гладко голову зачесывала,
Русу косу заметывала,
Алой ленточкой обертывала?
Мне нельзя будет к обедне ходить,
Нельзя Богу кланяться:
Со сторон люди зарятся,
Погощана пуще всех:
Чья это хорошая-баска?
Взял бы девушку замуж за себя!»
 

* * *

 
«Скоморох ходил вдоль по улице,
Вдоль по широкой;
Он и стукался, он и брякался
У честной вдовы под окошечком:
«Ты пусти, пусти, да честна вдова,
Скомороха ночевать!
Положи его на тесовую на кроватушку,
Ты на мягкую на перинушку,
На пуховую на подушечку!»
 

* * *

 
«На кабак идет детина – будто маков цвет;
С кабака идет детина – будто мать родила.
Встречала, замечала молодая жена:
«Поди, бляженик, домой! поди, курвяженик, домой!
Поди, пьяница, домой! поди, пропоица, домой!
Ох ты, прожил-пропил житье-бытье свое,
Житье-бытье свое, все приданое мое,
Все придано мое – данье матернее!»
 

Дореволюционная открытка из серии «Русские типы»

Владимир Лукич Боровиковский «Аллегория зимы», 1804 год

Игрище созывалось состоятельными крестьянами, имевшими в своей семье несколько девок. На игрище, как и на ссыпки, звали соседей, обращаясь с просьбой к хозяину дома, чтобы он пожаловал со всей семьей. Обычно следовал ответ – обещание прислать молодежь и полуотказ прийти самому. Приглашения адресовались не только к односельчанам, но и к живущим в соседних деревнях.

Так что можно смело утверждать, что вечеринки во время Святок были очень важным событием – на них неженатые парни и девушки получали шанс познакомиться, что было уже существенно для «брачного» развития событий. Поэтому и сами игры были особенными. Часто открывала сборище игра «Перепелка». Правила ее были такими: подойдя к девушке, парень ударял ее по плечу, после чего они кланялись друг другу и расходились по местам. Удар по плечу – символический знак женитьбы. Некоторые исследователи рассказывают и о другом, более прозрачном варианте: «На юге Петрозаводского уезда все парни по очереди берут каждую из девиц и, сделав вместе два круга, кланяются им и благодарят за то, что не отказались идти за них замуж». Почему-то это и называлось «жениться», хотя совершенно очевидно, что о браке здесь речь не идет, нельзя же жениться всем на всех.

За «Перепелкой» следовала «Утушка». Девушки заводили песню:

 
Утушка, поплавай-ко,
Серая, со селезнем,
Молодец со девушкой!
 

Затем самые смелые выкликают имена парней, которые подходят к ним, берут их за руки, то сводя в такт обе руки вместе, то разводя по сторонам, и перешептываются. Хор в это время поет несколько песен: «Не яхонтик по горнице катался»; «Ты почто, мати, хорошу родила»; «Не стойки по стойкам стоят; «Поблекло, поблекло лицо»; «На кабак идет детина»; «Красна девица коров доила»; «Скоморох ходил по улице». Первые четыре песни в этой игре последовательно развивают одну тему: молодец уже думает о женитьбе, встречает девушку и понимает, что пришло ему время жениться, а девушке идти замуж. Три заключительные песни – это своего рода предостережение, все они связаны с темой плохой семейной жизни, отказа от замужества, об опасности встречи девушки с другом. То есть очевидно, что подобранные таким образом лирические и свадебные песни на вечерках превращались в игровые.

Еще один важнейший момент святочных собраний – это обязательное присутствие ряженых. Об исконном характере их свидетельствуют те же документы XVI–XVII веков, запрещавшие не только бесчинный «нощных говор и плещевание», но и одевание харь и масок. Но, как и в случае с самими вечерками, запреты и преследования не вытравили обряда. Больше того, собственно ряженье становилось основной чертой, выделяющей святочные вечерки из остальных зимних. Ряженые, именуемые «окрутчиками», «кудесниками», были носителями архаической обрядности, проводниками языческих традиций и карнавального духа – им отводилось особое место. «На Святках парни являются на беседы окрутчиками, т. е. наряжаются скоморохами и калеками. Скоморохи должны одеться в свое же платье, только вывороченное наизнанку, и прикрыть лицо платком или маской, а калеки и нищие покрываются каким-нибудь дырявым старьем, приделывают на спину горб и навешивают на себя кошели и корзинки. Первые пляшут и выделывают разные штуки, а вторые подходят к зрителям просить у них милостыни» – так описывается ряженье в Вологодской губернии.

Святочное деревенское ряженье вряд ли стоит считать невинными играми. Недаром специалисты единодушно отмечают их несомненную насыщенность сексуальной символикой: в костюме (или его полном отсутствии), в словах, двусмысленных жестах, характере контакта со «зрителями». На молодежных сборищах игры с эротической направленностью были неотрывной частью сценария: ряженые считали своим долгом вступать с девушками в контакт – и неважно, был ли это поцелуй, удар по спине или ощутимый шлепок ниже пояса, просто щипок или откровенно неприличное «лапанье». Во многих сюжетах этих игрищ обыгрывался фаллический символ и ситуация полового акта – в условных действиях или на словесном уровне. Нельзя не принимать во внимание тот факт, что контакту, как правило принудительному, подвергались абсолютно все девушки. Многие этнографы, записывавшие рассказы крестьян об этих развлечениях, отмечали, что чаще всего жертв подводили к ряженым силой и возможности не выполнить их требования у бедных девушек просто не было. Они не могли даже сбежать: на гуляниях у дверей ставились специальные люди («придверники»), которые пресекали любые попытки уйти от участия в игрищах. Им с удовольствием помогали все присутствующие (неряженые) – они считали своим долгом вытаскивать из толпы сопротивляющихся девушек и подводить их к месту действия. Если девушка все же отказывалась от исполнения своей «роли», ряженые и их помощники с ней не церемонились, ее начинали лупить плетками или скрученными из полотенец жгутами. И эта экзекуция продолжалась до тех пор, пока жертва не исполняла всего, что от нее ожидали. Вряд ли эти жестокие эротические игры затевались лишь для увеселения толпы, судя по всему, это была отработанная столетиями серия испытаний для девушки. Считалось, что только после того, как участница пройдет через них, она сможет обрести (или доказать) свою зрелость, готовность к взрослой жизни.

Рецепты Рождества
XV–XVIII века

Рождественский и новогодний стол во все времена был не просто трапезой, а в первую очередь ритуальным действом. Он объединял семью, связывал поколения повторяющимися из года в год действиями и вкусами, заставлял вспоминать об ушедших родственниках и временах. Каждая традиция, связанная с календарным праздником, наполнялась символическим смыслом – часто неосознанным, но от этого не менее важным.

В жизни русской дореволюционной деревни святочная трапеза была смесью языческих, фольклорных традиций и их более поздних христианских адаптаций. Здесь важно было все – от формы стола до выбора основного блюда. Круглый стол, например, соотносится с солярным культом, с циклом смены дня и ночи. Прямоугольный же был символом жертвенного камня, на котором еда есть подношение богам. Юрий Лотман пишет в своем очерке «От кухни до гостиной»: «Когда мы говорим о кухне, делается очевидной противопоставленность практического переживания мира повседневной бытовой реальности вторичной, искусственной природе ее эстетического, знакового осмысления». То есть бытовой мир параллельно существует в двух плоскостях – реальной и мифологизированной.

Святочный период на Руси был долгим и продолжался от Рождества до Крещения (то есть по старому стилю захватывал Новый год), и вся еда на это время была довольно жестко регламентирована. Если строго следовать церковному уставу, то надо понимать, что Рождество – это вторая Пасха и, как во время «главной» Пасхи, ему должен предшествовать сорокадневный пост. У этого «малого» поста было еще одно название – Филипповский (он начинался 14 ноября по старому стилю, то есть в день памяти апостола Филиппа). Во время этого поста в понедельник, среду и пятницу православные ели один раз в день. Пища дозволялась только растительная и в основном сырая, по вторникам же и четвергам можно было есть вареную и даже приправленную постным маслом еду и запивать ее вином, а в субботу и воскресенье на стол ставилась рыба. Когда пост заканчивался, во время всех святочных дней блюда из рыбы из меню не исключались – таким образом люди мягко подготавливались к мясоедению. Пост не всегда был жестким испытанием: во время праздников (а их было в это время немало: 21 ноября – Введение во храм Пресвятой Богородицы, 6 декабря – День святителя Николая Чудотворца, дни памяти апостола Матфея (16 ноября), Андрея Первозванного (30 ноября), князя Александра Невского (23 ноября), великомучениц Екатерины (24 ноября) и Варвары (4 декабря) допускались послабления.

Самое строгое воздержание должно было соблюдаться в последний день поста – сочельник (24 декабря по старому стилю). На него предписывалось есть исключительно сочиво – жидкую и сладкую пшеничную кашу (собственно, и слово «сочельник» ведет происхождение от этого блюда). Сочиво появилось в постном рационе благодаря Даниилу и трем отрокам, которых вспоминают перед Рождеством. Они «питались от семян земных, чтобы не оскверняться от языческой трапезы» (Дан. 1, 8). Употребление сочива также согласуется со словами Евангелия: «Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф. 13, 31–36).

Рождественский обед в Петербурге, 1825 год

Сочиво

1 стакан зерен пшеницы, 1 стакан воды, 100 г мака, 100 г грецких орехов, 2–3 столовые ложки меда.

Зерна пшеницы потолочь, периодически подливая теплую воду, пока не отойдет оболочка, промыть и просеять. Потом из чистых зерен на воде сварить рассыпчатую, постную кашу и подсластить ее медом. Отдельно растереть мак до выделения молочка, добавить оставшийся мед, перемешать и добавить к пшенице. В самом конце кладут толченые грецкие орехи.

«Кесаретский» поросенок

Молодой поросенок, ½ стакана муки, ½ стакана сметаны, пачка сливочного масла, ¼ стакана воды, 5 яиц, соль.

Поросенка ошпарить, вытереть насухо, слегка натереть в тех местах, где осталась щетина, и опалить на огне. Затем тщательно промыть под холодной водой. Посолить брюшко, положить на противень березовые палочки и уже на них поросенка спинкой вверх. Предварительно обернуть ушки и пятачок фольгой, чтобы они не подгорели. Перемешать сметану и растопленное масло и натереть полученной смесью поросенка. Противень наполнить водой, а духовой шкаф нагреть до 200 градусов. Готовить 1,5 часа.

Чтобы образовалась румяная корочка, каждые 20 минут поливать поросенка маслом. На стол подавать на подушке из гречневой крупы или тушеной капусты, сверху полить жиром, образовавшимся при готовке.

Обрядовое печенье «Колядки»

100 г сливочного масла, 50 г сахара, 1 яйцо, 1,5 стакана ржаной муки, пряности.

Положить в просеянную заранее муку масло, порубить его ножом, добавить сахар и осторожно перемешать. Сделать в муке углубление, вылить в него взбитое яйцо, добавить пряности, замесить тесто до получения однородной массы и поставить в холодильник на час. По истечении этого времени можно лепить «колядки» в виде фигурок животных. Выложить их на противень; чтобы не образовались воздушные пузырьки, сделать проколы вилкой и выпекать в духовке, пока печенье не станет ярко-желтым.

Весь сочельник (если он не приходился на субботу и воскресенье) принято было голодать и сразу после вечерней службы съедать тарелку сочива. Кроме этого незамысловатого блюда, в этот день принято было подавать кутью, или коливо, недаром другое название Рождественского сочельника «Богатая Кутея». Ее готовили тоже из пшеницы или риса с добавлением изюма и меда. Такое обилие пищи из зерна объяснялось и христианскими коннотациями (Христос в Евангелии часто сравнивает себя с сеятелем), и древними верованиями (такие блюда обещали богатый урожай в новом году).

Дополняли постный стол в сочельник взвар – компот из сухих фруктов и ягод – и блины или оладьи с медом. Кутья и блины в русской традиции – блюда ритуальные, сопровождающие поминальный обряд; взвар также варили при рождении ребенка, так что, соединяясь на постном столе, они символизировали и новое начало, и поминание духов, которое в дохристианской традиции совершалось в день зимнего солнцестояния, 21 декабря.

В сочельник крестьяне выходили встречать первую звезду, прихватив с собой горшок с кутьей, – разбрасывая ее вокруг дома, они «кормили» ею своих умерших предков. Первый блин в сочельник клали на окно – он предназначался «отцам». А чтобы ни один из духов не остался обделенным, хозяйка дома разбрасывала по углам вареные бобы, чтобы сытыми оказались даже те духи, которым по какой-то причине не досталось места за праздничным столом. На случай, если кто-то из умерших предков все же не успел насытиться во время трапезы, после ее окончания горшок с кутьей всегда оставляли на столе вместе с ложками – таким образом хозяева дома могли быть уверены: в этот праздничный день голодных и обиженных не осталось.

Назидательная открытка конца XIX века: «Где работа, там и густо, а в ленивом дому – пусто»

«Петербужский троечник» из серии гравюр «Русские типы», 1890-е годы

Новогодняя открытка с поздравлением отцу, ратнику 30-го пехотного полка, от сына Володи, 1912 год

Рождественский прием в доме московского генерал-губернатора был одним из важнейших событий года

Пожалуй, нет ни одного святочного рассказа, в котором не упоминались бы пряники и печенье. Эти лакомства тоже были важной частью дорождественской святочной традиции – чтобы было чем угощать ряженых, колядовщиков, из пресного теста пеклись обрядовые козюльки, то есть миниатюрные фигурки коз, коров, оленей или пряники с их изображениями. Иногда роль козюлек играли ватрушки, рожки или украшенный рогами пирог с яйцами. Рога – это символ власти и богатства. Это воплощение фаллоса, знак, указывающий на процветание (вспомните рог изобилия), на право силы (рог победителя), на благодатное чудо (библейский рог спасения). Одновременно рог – это и солярный, и лунный символ, идеальный для времени, когда высота солнца над горизонтом минимальна. Древние славяне верили, что в этот период открывается дверь из мира ночи, который управляется Луной, в солнечный мир. Так что культовая еда с изображением рогатых существ – это не что иное, как знак перехода в единое пространство, где живые и мертвые могут разговаривать друг с другом на равных.

Все эти угощения гарантировали богатый урожай будущего года, прирост семейства и плодовитость скота. Одновременно с ними на святочный стол ставился круглый хлеб, украшенный теми же культовыми фигурками, – хлеб делили на кусочки, щедро одаривали им домочадцев и гостей, добавляли в корм животным, размалывали и смешивали с зерном для посева – все эти ухищрения служили единственной цели: наши предки надеялись таким образом приумножить достаток семьи. Рождественский хлеб – украшенный крестом или просто разрезанный накрест на четыре части – можно считать отголоском этой традиции.

Накануне Рождества дети праздновали Коляду – ходили по дворам, «славили» хозяев дома, получая в награду угощение, а 25 декабря те же самые дети стучались в те же самые двери с новыми песнями – теперь они восхваляли младенца Христа. За эти песни им выносили печенье в виде коров или коз.

«Я УКРАДКОЙ СБЕГАЮ В КУХНЮ. ШИРОКАЯ ПЕЧЬ ПЫЛАЕТ. ПАХНЕТ МЯСНЫМИ ПИРОГАМИ, ЖИРНЫМИ ЩАМИ СО СВИНИНОЙ, ГУСЕМ И ПОРОСЕНКОМ С КАШЕЙ… ПОСЛЕ ПОСТА ТАК СЛАДКО. ЭТО ГУСТЫЕ ЗАПАХИ РОЖДЕСТВА, ДОМАШНИЕ». ИВАН ШМЕЛЕВ «СВЯТКИ».

25 декабря, в самый день Рождества, когда заканчивалась всенощная служба, во всех церквах и домах накрывали богатые столы, обычно из двенадцати (по числу апостолов) блюд. Под белую праздничную скатерть стелили мягкую солому как напоминание о хлеве, в котором родился Спаситель. Эта трапеза была началом Великого мясоеда. Чтобы праздник удался на славу, перед Рождеством забивали скот. На стол ставили окорока, буженину, бараньи бока, домашнюю колбасу, гусей, уток, потроха, ветчину, вяленую говядину. Но главным украшением все же был жареный поросенок. Свинья в язычестве – это символ зла, нечистых побуждений, обжорства и, как следствие, символ плотских радостей, плодородия, богатства. Кабана забивали над свежей могилой – таким образом, можно говорить о соединении двух культов, рождения и смерти. Однако в православии по-своему объясняют любовь к свинине – считается, что свинья, явившаяся к колыбели младенца-Христа, хрюкала и не давала ему спать, да еще и уколола его щетиной. В наказание за все эти прегрешения и было решено съедать ее во время рождественской трапезы. Обязательные для европейского рождественского стола индейка или гусь не были редкостью и для столов наших предков. В русских зажиточных домах гусь был домашней птицей, и когда крестьяне ставили его на праздничный стол как лакомство, таким образом они призывали в свои дома достаток. Довольно часто гусю, как талисману, золотили клюв, украшали тушку фруктами и красили перья в яркие цвета. Запивали угощения медом, сбитнем или хмелем. Желали, как на свадьбе, друг другу счастья, радости и достатка, и то, что священники употребление спиртного в праздники не рекомендовали, не очень-то кого-то останавливало.

Святки длились долго, до Крещения, и с каждым новым днем в рационе появлялись все новые и новые блюда. 26 декабря по старому стилю православные христиане праздновали Собор Пресвятой Богородицы: в этот день женщины пекли пироги – обычно сладкие, с яблоками или другими фруктами – и несли их в церковь. 30 декабря вспоминали святую мученицу Анисию Желудочницу. В этот день на столах появлялись свиные желудки и требуха. 1 января вспоминали о Василии Великом, покровителе свиноводов. В его честь варили голову так называемого кесаретского поросенка, названного в честь святого Василия Кесарийского, а также «васильеву кашу». С кашей связан настоящий ритуал: старшая в доме женщина приносила за полночь крупу из амбара, а старший мужчина – воду из колодца. Крупа и вода ставились на стол, растапливалась печь. Вся семья рассаживалась вокруг стола и следила, как хозяйка размешивала кашу и проговаривала причеты. Потом кашу ставили в печь и ждали. Интерес к «васильевой каше» объяснялся просто: считалось, что если она поднимется до краев – год выдастся удачным, а всю семью ждет счастье и достаток, если горшок с кашей от жара лопался, все понимали – будут потери, а если каша убегала, то и вовсе надо было ждать большой беды. Эту «несчастливую» кашу, само собой, на стол не ставили, а вместе с горшком выбрасывали в прорубь, пытаясь отвести от семьи грядущие неприятности. 5 января, в Крещенский сочельник, до восхода звезды опять постились и ели только кашу. Эта трапеза и называется сочельником, есть у нее и другие названия – Голодная кутья, или Голодный святой вечер. Кстати, следует заметить, что зерновые были неотъемлемой частью святочной трапезы – и в постные, и в мясоедные дни. И в языческой, и в христианской культуре зерно всегда было метафорой вечной жизни, иначе и быть не могло, ведь оно «умирает», его «хоронят», а потом оно возрождается, приумножаясь. Так же проходила и земная жизнь Христа: рождение, мучительная смерть и воскрешение, находящая свое объяснение в простой притче из Евангелия от Иоанна: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно. Если же оно умрет, то принесет много плода» (Иоан., 12:24).