Текст книги "Семь раз за тридцать дней"

Семь раз за тридцать дней
Анастасия Ягужинская

© Анастасия Ягужинская, 2024

ISBN 978-5-0064-4070-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мама уже устала волноваться и замолчала наконец. Мы сидим внизу и ждем новостей. Я прикрываю глаза, делаю вид, что задремала, и думаю, как все забавно вышло.

История совершенно простая, но занятная, и я хочу вам ее рассказать.

Когда же она началась?

Наверное, когда родилась Ленка.

Как мы жили. Ленка.

Лена родилась рано утром, отец уже был там, а нас привезли после школы, и мы увидели веселую крошку, смотревшую прямо на нас, она явно была нам рада. Ей сразу понравился этот мир.

С этого дня у нас и началась веселая жизнь. Нам как будто не хватало Ленки, это было так удачно, что родилась именно она.

Дом теперь наполнялся то звонким плачем, то заразительным смехом, то сосредоточенной тишиной. Она легко и плакала, и смеялась. Она никогда не скучала, всегда ей было занятие, она жила каждый день с удовольствием. Что бы она не делала, все получалось у нее мило, за ней всегда с удовольствием наблюдали, это было приятное занятие.

Жизнь в доме мгновенно организовалась вокруг этой веселой белки. И даже мы, хотя я старше ее на 10 лет, а брат – на все 15, подружились с ней сразу, как она немного подросла.

На нее смотрели, как на природное явление, ничего не требовали, не возлагали никаких тщеславных надежд. Научилась говорить – слава богу. Научилась читать – чудо какое-то. Поет – в музыкальную школу, танцует – в школу танцев, клеит и вырезает – в студию «Умелые руки». Никакого принуждения! К этим годам родители уже научились радоваться просто жизни и не достигать всех подряд высот. Ленке повезло.

Не все, разумеется, так хорошо. Абсолютно хорошо все никогда не бывает.

Конечно, когда все смотрят только на тебя и глаз от такой прелести отвести не могут, и в услужении у тебя и папа, и мама, и бабушки, и дедушки, братья, сестры и все другие, обожающие, вырастешь и капризная, и своевольная, и принимающая любовь как должное, как единственно положенное тебе состояние, которое не очень-то и ценишь.

Она, конечно, такой и вырастала. Иногда ее эгоизм был причиной крепких семейных ссор и испорченных обедов. Папа был ей защитой.

Больше всех Ленку любил папа. Только к этому времени в его жизни появилось время на дом и детей. Старший сын уже покинул дом, учился на военного юриста, нас осталось четверо.

Папа любил больше всех Ленку. Целое воскресенье он проводил тогда дома. Ленка не сползала у него с рук. Она стала его ручной белкой. Отрадой и отдохновением его души. Он смотрел на нее и был счастлив.

Всегда она что-то придумывала и, бывало, затевала не совсем полезные шутки, а отец только смеялся над ее проделками, одобряя тем самым ее озорную изобретательность и насмешливость. Именно потворство отца сделало из нее шалунью и своевольницу, она принимала жизнь как игру, за отцом она ничего не боялась.

Но она не была плохой. Ее спасало то, что бездушной и жестокой она не была никогда, это хорошо. Это ей все прощало. Легкая, удивляющаяся, жизнерадостная, она пришла – и жизнь!

Вырастала она в женственную, тоненькую, в отца, прехорошенькую и насмешливую девушку. Но ей все сходило с рук, она нравилась.

О своем особом положении в нашем маленьком мире она знала, но никогда об этом не думала.

Жила как любимая игрушка родителей, шагу одна не делала; ее жизнь была их территория, их жизнь, и всех это устраивало. Такой редкий, нежный цветок, поздний ребенок в саду у родителей. Веселая птичка в их золотой клетке.

Словом, взрослеть это не про нее.

А зачем взрослеть при такой хорошей жизни? И я бы не стала. И вы бы не стали. Никто бы не стал. Быть взрослым скучно и трудно. Ну да не об этом.

Оказалась она не глупая девочка, даже школу окончила очень хорошо, все этому немало удивились. Почему-то поступила в технический институт и опять хорошо училась. («Зачем она учится там вообще непонятно, училась бы на дизайнера, как старшая сестра», – говорила мама всем по телефону).

Время шло, шло и наконец, настал-таки тот день, когда она запросилась на свободу! На самостоятельную жизнь! Она потребовала отдельного жилья, полной самостоятельности в принятии всех решений и неограниченной свободы, все девочки сейчас так делают!

– Хочешь свободу, пожалуйста, все двери открыты, разве мы тебя держим? Но зачем туда идти, там холодно и страшно, – эти слова мамы на нее уже не действовали.

Дома, при всем его удобстве, все повторялось по десятому кругу, ей не хватало новых впечатлений, требовались новые декорации.

Наша мама очень деятельная и достаточно умная, чтобы уметь удерживать Ленку в добровольном плену. Она не боялась отпускать ее, она знала, никуда не уйдет, главное не давить слишком сильно на нее.

И поэтому мама уговаривала папу, что они, как ответственные и грамотные люди, должны дать ей свободу – снять квартиру, дать ей жить отдельно, морально расти и духовно развиваться.

– Лучше самим сделать это, чем она возьмет ее боем и исчезнет неизвестно куда, – этот мамин довод для папы был решающим. – Никуда она не уйдет.

Так и сделали. Мама долго искала небольшую чистенькую квартирку недалеко от дома, наконец, нашла и еще два месяца переселяла туда Ленку.

Сказали – сделали, свободу выдали, живи, дочка, как ты хочешь, независимо, мы совершенно тебе не мешаем.

Свобода эта тратилась на часовые переговоры по телефону с мамой, ежедневное участие папы в ее домашнем хозяйстве, училась и чертила она у родителей, все оставшееся от учебы и друзей время проводила у меня. Вечером ее отвозили домой, а уже утром мама приносила запеканку на завтрак. (Так же мама с ней возилась, когда ей было шесть лет, при подготовке к школе).

Пронянчив так ее целый год, мама устала (годы не те). Да и папе это было накладно. Становилось ясно, наша Ленка нуждается в какой-то новой свободе, но уже не такой утомительной для родителей.

Мамой было придумано, что уже, пожалуй, можно отдавать ее замуж. (Видимо, в воспитательных целях).

Идея особого восторга у папы не вызвала, хотя была признана своевременной: жалко, но как будто пора. Ленке уже было 22 года, она заканчивала учебу в своем техническом институте, и заканчивалось основное время первых свадеб.

Я вот что-то не помню, спрашивали Ленку на этом этапе: она что думает? Не помню ни ее интереса, ни ее сопротивления, как будто ее и не было при этом. Как будто все это время она только и делала, что играла с папой в шашки.

После некоторых дебатов с необходимостью свадьбы было решено. Но для свадьбы нужен жених, без жениха свадьба никак невозможна.

Несколько более сложная задача, чем было найти подходящую квартирку, но разве это проблема с такой распрекрасной невестой для такой умелой мастерицы в любом деле – нашей мамы!

Изучили для начала уже имеющихся претендентов, а именно: двое постоянных – из числа сокурсников и один остался из школы, очень хороший мальчик, студент медицинского института, Ленку любил всегда, и они дружили.

Никто из них не годился по разным причинам. (Естественно, не мама их выбрала).

Мама, с присущей ей страстью открывать новые горизонты, давно уже исчислила, кто для Лены идеальный муж. Все науки и не науки были открыты и закрыты, тип был однозначно установлен.

Этот установленный тип полностью совпадал с мамиными ожиданиями.

И Он материализовался: перспективный, увлеченный, очень хорошо воспитанный своей активной мамой, юрист в нефтяной компании (конечно, при своем папе). Он был хорошо обеспечен.

Мамы когда-то вместе учились и сейчас встретились опять, и с радостью выяснили, что у них есть общие интересы – неженатые дети, главное поле их жизненной битвы.

Свадьба – лучшее развлечение для скучающих и активных мам.

Предварительно осмотрев дедушек и бабушек, мамы осторожно выясняли другие тонкости помолвки.

Добрачная сексуальная жизнь и хвосты бывших отношений – несомненно, особая тема. Маме тут нечего стыдиться и скрывать: Лена пребывает в строго охраняемом девичестве (гордость отца и с такой мамой, еще бы), да и сама за флажки не рвется, хотя внимания имеет достаточно. Жених детей не имеет и насильно ни от кого не отлучен. Все в порядке. Можно начинать. Объявлять помолвку!

Лену вернули жить к родителям.

Обед заказали в дорогом ресторане. Собрались лучшие представители двух семей в лучших нарядах, ухоженные гордые женщины, умные достойные мужчины – во всем стиль и никакой суеты и панибратства.

Все получилось очень правильно и таки профессионально. Звучали и пафос, и живые эмоции, которые и выражены, и восприняты были и достойно, и торжественно.

К общей радости решили соединить детей для, безусловно, счастливого брака. Дети выглядели нарядными, изучали друг друга с любопытством, смотрелись вместе отлично.

Получилось буквально показательное мероприятие. Мамы справились, все прошло лучше, чем замечательно. Все молодцы, всем спасибо.

Безупречность первой встречи двух семей означала, что затеяно правильное дело. И без всяких сомнений мамы начали подготовку к свадьбе. И одно из направлений – надо познакомить молодых.

Офис жениха в небольшом городе, в ста километрах от их областного центра. Но это не проблема: он приезжал на свои выходные, а иногда на вечер, и они встречались для разговоров. Они сидели в кафе; вежливо улыбаясь, Ленка слушала его, а он говорил, говорил. Самодовольный, самовлюбленный.

Как-то вяло это было для Лены; ей для их комфортного сосуществования требовался третий, а еще лучше целая компания. «Просто они мало знакомы, у них еще нет общих интересов, все образуется», – быстро нашли причину мудрые мамы, этим мамам вообще всегда все понятно.

Ленка нравилась жениху. С ней он выглядел еще лучше, она украшала его. Его мама, чем дальше, тем больше была согласна с подбором невесты и горячо одобряла его, тискала Лену и называла ее дочкой.

Сама же невеста с каждым днем оптимизм утрачивала и, стараясь не вызвать бурю, осторожно делилась своими сомнениями с мамой.

Мама сомнения ее игнорировала и пыталась воодушевить дочку и увлечь ее в водоворот общего счастья, восторженно живописала ей перспективы ее будущей жизни: роскошная свадьба, красивый жених, они прекрасная пара. После свадьбы, конечно, придется пожить немного врозь и видеться не каждый день (это Ленку радовало), зато потом, после защиты ее диплома, ее посадят в новую машину (старую уже продали) со всеми ее многочисленными сумками и отвезут совсем жить к мужу. У жениха своя большая роскошная квартира. И оставят там (это Ленку несказанно удручало).

И работа Лене в том городке есть – уже приготовлено отцом место младшего специалиста в отделе претензий в крупной иностранной компании, которая занималась в России сборкой своей продукции и еще чем-то не знаю (а это, видимо, чтобы в декрет не уйти без денег).

И все будет так хорошо-хорошо, как просто не бывает.

– Разве может быть лучше? Ну, сама подумай, Лена! – мама разжигала огонь общего счастья и в ней.

Но Невеста и от таких перспектив не воодушевлялась, в водоворот радости не вовлекалась, вить гнездо не хотела, подарков не принимала, и все приписывали это ее капризному характеру. Мама с такими претензиями согласна не была – Лена девочка хорошая!

Вот тогда бы маме догадаться, что для образования семьи нужна любовь, а не удачный гороскоп. Мамы давно не были юными, и что такое любовь, как она появляется в жизни и какие ее приметы, видимо, забыли, и значения ей особого не предавали.

Напрасно.

То, что Ленка просила еще время подумать, всячески уклонялась от примерок и свадебных разговоров, ныла и жениха видеть не хотела своевременно тревожным симптомом признано не было. Это назвали страхом перед будущим – это пустяки, это пройдет.

Да и думать о ней было некогда. Свадьба, когда она так значима для всех участников, действительно хлопотное мероприятие. Принимали участие все. Даже те, кому 90. Продумывался и обсуждался каждый штрих, каждый оттенок, каждый шаг. Каждая деталь.

Внимание к деталям – нашей мамы родная черта. Не всегда видя явление в целом, детали различала она прекрасно. И научила этому Ленку.

Именно детали и смущали невесту. Сомнения, которые стали терзать ее с первой встречи, несмотря на мощное давление, только набирали силу.

Они договаривались встретиться в семь часов, а он приходил в семь десять. Он почти всегда опаздывал. У него никогда не было мелких денег, и однажды она даже сама заплатила за чай и пирожные. Ну, пусть это досадные мелочи, но и в личности не все ее устраивало.

Даже если принять его самовлюбленность за самодостаточность и не обращать на это внимания, все равно оставались детали: его уничижительные и снисходительные, как будто завистливые, замечания о всяких нестоящих мелочах и совершенно незначительных событиях, которые она иногда слышала, были опасной тенденцией в его характере и совершенно оттолкнули от него. Такое не мужское поведение совершенно не нравилось ей.

Парень был хорош, но не для нее. Он был хорош для его мамы – он был ее сыночек, а Лена нужна была как штатная единица, хорошая мать для чудесных детей ее чудесного сына. Красивые внуки для властного и делового деда.

И главное она не представляла, чтобы у них были эти самые дети. Она не могла себе именно этого и представить.

Мамины доводы о малом времени их знакомства были абсолютно не убедительны для такой девочки, как Лена.

Это не он! Это не он. Уже твердо понимала невеста.

Но кто бы стал ее слушать? Даже если бы она стала кричать и топать ногами, ей просто дали бы успокаивающее: это нервное, у невест бывает.

Но это было другое.

Многие из нас, в детстве и позже, лелея неясные мечты о принце, не составляют себе конкретного его образа. Просто принц, герой на белом коне. А какой он конкретно, посмотрим. «Сила укажет!» – как говорит Оби-Ван.

Многие в невестином возрасте бояться остаться одни, многие слишком скоро хотят детей, многим жених кажется выгодной партией, а многие смело идут за первым сильным чувством влюбленности и, не особо разбирая принца на составляющие, быстро шагают в будущее!

Когда удачно, когда нет. Как повезет.

С нашей Леной это не так. Многократно проигрывая сценарий с принцем, еще маленькой девочкой кружась по комнате, разговаривая с куклами, Лена на самом деле тратила время с большой пользой. С этих самых лет она точно знала: что замуж ее возьмут, дети должны быть здоровыми, а подходящий жених – это сложная композиция, которая только отчасти известна заранее, другая же часть лежит в области загадочных чувств.

Надо отдать здесь должное маминому полезному влиянию – вниманию к деталям!

Первому поклоннику было шесть лет, и ей столько же. Он был напорист, и ей не нравился. Почему? С тех самых пор они разбирали по косточкам каждого, кто вставал на пути. Мотивы поступков исследовались подробно. Почему он ей игрушки не отдает? Почему они не взяли ее играть? Почему ее посадили на первую парту? Почему Юрик ее хватает за платье? Почему Оля не дружит с ней?

Характеры изучались детально, а также и принципы их удачных и неудачных сочетаний.

Эти вечные «почему» находили свои ответы и сделали свое дело, Лена росла и вычисляла детально, каков ее жених.

Чаще методом от обратного – а чего я не хочу?

Она не хотела безрассудного, импульсивного, эмоционального; она не хотела, чтобы от радости он бежал по берегу моря, распахивая руки, как крылья, и кричал на весь мир: «Я люблю тебя!».

Она смеялась над этим и не верила такой бурной, показной радости. Она вообще не верила публично проявленным эмоциям и видела в этом либо истеричность, либо самолюбование.

Отсутствие юмора пугало ее. Слишком серьезное отношение к самому себе Ленка считала недостаточной гибкостью ума и узкими взглядами на жизнь, по существу, таким же качеством, как и категоричность, от этого на нее веяло скукой.

Истратить на цветы последние деньги – это было ей непонятно; но и суетливость, жадность, мелочность были ей отвратительны. Достойно должен вести себя мужчина.

Не представляла его быстрым и говорливым, модником и позером.

Матерью быть своему мужу она не собиралась. Не хотела быть ему другом и соратником. И уж совершенно не собиралась превосходить его в уме и деловых качествах.

Когда она думала, какое качество личности назвать главным из требуемых для ее спокойной жизни, она колебалась между постоянством и эмоциональной стабильностью. И склонялась все-таки к постоянству. Именно постоянство обеспечит надежную внешнюю границу для нее и детей, пока они подрастут. Мира она не боялась, просто с детьми спокойнее быть в тылу. Так лучше их растить, когда голова не болит. Дети будут лучше.

Понимала, что ей нравится твердый, практически жесткий характер. Твердый характер обеспечил бы ей душевное спокойствие, но только в том случае, если этот твердый характер любит тебя больше всего на свете. Она знала, что тогда за твердым характером откроется нежность. Она хотела глубоких и прочных отношений.

У твердого характера есть и недостатки. Выбираешь мужа – выбирай недостатки, которые тебя не раздражают.

Она была бы согласна с ограничениями и некоторой авторитарностью; гневливость ей была знакома; приняла бы прижимистость в пустых расходах, излишнюю аккуратность и чистоплотность, почти брезгливость; ворчание и пустую ревность – из недостатков она выбирала эти. Она уже знала, как тут чувствовать себя и управлять этим.

И много к тому еще разных деталей было известно ей.

Она даже когда-то такого уже видела и даже плакала в юности, но он был в зоне недосягаемости.

И вообще был ли он? Капризов у нее было много, и их уже не все выслушивали.

Так что Образ Принца был сформирован у Лены в полном необходимом объеме.

Так что в этом она разбиралась.

«Это не он!» – точно знала она и не могла смириться с этим.

Но неотвратимо надвигался самый главный день в жизни нашей Лены. Трон готов, костюмы сшиты. Участники учат тексты и бряцают драгоценными металлами. Их общая радость как приговор. Кольца как оковы. Финал неотвратим. Барабаны стучат.

Кто может спасти беззащитную девушку из этих железных лап?

Только могущественный, влиятельный и бесстрашный папа – армейский генерал, обожающий свою драгоценную дочь. Девушка подкрадывается к дремлющему у телевизора папе, цепляется лапками за папину руку, сворачивается клубочком у него на плече, как в детстве, и тихо-тихо шепчет ему о своем горе, умоляя спасти ей жизнь и девичью честь от того, кому она не предназначена:

– Папа, это не он. Я точно знаю, это не он. Я все равно вернусь чуть погодя, не отдавай меня, папа, это будет ошибка, я не хочу его детей, папа, – в ее шепоте настоящая боль и страдание, дочка не шутит, и это не блажь, это папа понимает.

Папа открывает глаза, включает свое стратегическое мышление, призывает весь свой обширный опыт и открытого, и скрытого боя. Отправляет свою Леночку к тетке на выходные и заходит на кухню, в теплое и уютное мамино царство.

Только обернувшись на него, мама понимает: сейчас начнется!

– Лена замуж не пойдет. Свадьбы не будет, – твердо, без интонации говорит он. В его взгляде несгибаемая непреклонность, непоколебимая ничем воля.

Остолбенев, ошеломленная мама опирается рукой о стол и молчит какое-то время. Но длится это не долго. Ее воля тоже очень даже непоколебимая.

Нет таких громов на небе, какие гремели над нашим домом! Нет таких молний, какие сверкали и разрывали эти дни и ночи. Слова с грохотом падали на пол и только чудом одним никого не убили.

Первая схватка была между ними. Это была битва титанов.

Лично я любовалась и отцом, и матерью, их мощью, их умом и энергией. Еще раз я увидела, какие они красивые и достойные друг друга люди. Мама неистовствовала. Папа стоял на своем.

Папа был стойкий воин. Срочно на подмогу маме собрались человек двадцать разъяренных родственников с обеих сторон.

Сначала они были по разные стороны линии фронта. С одной стороны один папа, с другой все.

То, что папа сразу объявил, все убытки за его счет, никого не успокоило.

Первая волна ураганного огня общего гнева обрушилась на папу, слепо потакавшему своей неразумной и взбалмошной дочери. Горячились все больше и больше, захлебываясь от возбуждения, вскидывая руки, требовали от отца конкретно сказать, что именно кажется ему невозможным в этом браке.

Затем мама жениха, энергичная и немного резкая особа, соло-партией нападала и на отца, и на мать сразу, считая их соучастниками преступления, целью которого было опозорить и осмеять их сына и всю их большую семью. Отец не согласился с обвинениями, но предложил материальную компенсацию возникшего морального вреда, которая была воспринята как оскорбление и с гневом отвергнута.

Затем родственники жениха (самого его не было) выступили уже против матери невесты, и родственники невесты, конечно, сплотились вокруг нее, укрепив тем самым новую линию обороны.

Отцу потребовалось всё мужество, чтобы молча выслушать все вопли и резкие слова в адрес дочери и жены. Сказанное в порывах чувств не отличалось ни хорошим вкусом, ни интересным литературным языком.

Страсти бушевали. Огни горели. Все доводы были приведены. Все слова были сказаны.

Противники обессилили, частично смирились. Не пожелав нам всего хорошего, родственники жениха удалились. Еще какое-то время догорало пламя этого пожара среди своих.

Наконец все ушли, и в доме утихло.

Завтра пригласили священника, освятить дом после такого взрыва отрицательной энергии.

Начинались будни. Сплетен было не избежать. Втайне все восхищались поступком отца. Матери сочувствовали. До жениха и невесты дела никому не было.

Но все это жизни в доме никак не касалось, дом всегда жил автономно от чужих взглядов.

Мама горевала так безутешно, так безудержно нападала на отца, на Ленку смотреть отказывалась и угрожала нам всем скорой своей смертью от нестерпимых душевных страданий. Во все это была вложена вся мощь ее атомной энергии. Жить в доме стало невозможно.

Ленка собрала одежку, любимую чашку и ложку и поехала в тот самый городок, в ту самую фирму, где о ней договорился отец, работать.

– Папа, прости, ты остаешься дома с мамой один. И хотя я теперь одна и совсем без вас, не волнуйся за меня, я буду серьезной с мальчиками, я теперь не могу тебя предать.

– Мне это не трудно, если это ради тебя, дочка, – и оставил ее в снятой квартире, одну в чужом городе. Это все равно было лучше, чем жизнь дома.

Оторванная от матери, вынужденная сама добывать себе пищу, сидящая одна по вечерам; должная реагировать на события, ни с кем не обсуждая своих сомнений. Наша ручная белка осталась одна.

Я в те годы была очень загружена: младший сын был еще маленьким, и муж впал в кризис среднего возраста и требовал бесконечного внимания, и наконец-то я получила хорошую работу в крупной итальянской фирме мужской одежды. Я разрывалась на части. Лена и от меня не имела того тесного душевного общения, в котором привыкла жить.

Отец занят всегда, он большой человек. У него на руках не смиряющаяся, воющая мама. Да и к душевным разговорам навыка у него нет.

Ленка осталась одна.

Она начала ходить на работу, общаться там и неожиданно проявила инженерные и организаторские способности, унаследованные, видимо, от отца. Рекордно, через два года, она заняла место начальника отдела этих самых претензий. (Кажется, это называется сублимация).

Надо было видеть отца! Как он был счастлив! Никто и не думал, что Лену можно было не только любить, можно еще и гордиться! Как он гордился! Он сиял, как будто еще раз получил генеральское звание.

Даже мама на минуту замолчала, позвонила своей сестре и говорила так:

– Отец заставил ее там работать, там на нее все повесили, сделали большим начальником какого-то огромного отдела. Она совершенно ничего не ест, ей некогда. Она увлечена теперь только работой! Теперь уж все окончательно потеряно, жизнь моя прошла зря. После такого ужасного случая хорошего жениха не найти. Прощай! Не знаю, смогу ли позвонить еще!

Потом они уезжали и в санаторий, и к сестре в Крым. Они тоже пытались жить одни.

Чем Ленка была увлечена эти годы? Наверное, работой. А может новой, другой жизнью? Но точно не любовью.

Ухаживать за ней взялись двое: симпатичный парень-сосед, не имевший ни малейшего шанса, и юрист (опять юрист), против которого сильно работала его профессия (на старые дрожжи) с англо-немецких курсов, Ленка посещала их от скуки пять дней в неделю, убивая вечера и повинуясь привычке учиться. Особенно старался сосед.

На работе свободных мужчин, видимо, не было. Еще она посещала курсы фотографии и, кажется, флористики по выходным, но там женихов тоже не было. (Нормальные женихи на курсы флористики не ходят).

Тот новый год первый раз в жизни мои родители встречали одни. Ленка боялась переступить порог дома. Первый раз в доме не пахло вкусно, не было гостей.

Уже почти через полтора года после изгнанья, перед новым годом она решилась и появилась к родителям с магазинным тортом и виноватыми глазами. И без шапки. Вид голодного и холодного ребенка несколько отрезвил маму. (Торт она демонстративно выбросила, неизвестно, свежий ли он!). Но Ленке было высочайше разрешено приезжать на выходные. Она стала приезжать. Мама встречала ее, поджав губы, бросая выразительные взгляды и практически не разговаривая, таким образом пытаясь донести до нее степень ее вины и тяжесть содеянного.

Все разговоры с дочерью лежали на отце, и однажды, в сильные морозы, он должен был заменить ей легкую куртку на теплую шубу. Она решительно отказывалась, не хотела надеть шубу, говорила ему тысячу слов, и он уже взмолился:

– Лена, я уже не так молод, пожалей меня, не возражай.

Она не хотела, она говорила, что тепло, и шуба эта уже ей не подходит.

Никто, кроме мамы, не мог тут помочь. Исключительно вопросы сохранения Ленкиного здоровья прогнали мамину великую скорбь прочь, и она вышла из кухни и грозно сказала:

– Надень шубу! – и Лена тут же надела.

И мама вернулась к мирской жизни. Демонстрируя это героическое усилие, звонила сестре и говорила теперь так:

– Ничего не поделаешь, придется жить! Смириться и забыть я не смогу никогда, и вечно рана будет болеть в моей душе! Но должен кто-то спасать этот мир! Она погибнет от холода и голода! Должен же кто-то варить суп и заставлять всех его есть.

Всех это Ленку. Потому что, к нашему общему счастью, мама очень хорошо готовила, очень вкусно и много. Хватало действительно на весь мир.

Этот весь мир вернулся в наш снова гостеприимный дом и узнал, что Ленка уехала в другой город специально, надеясь извести свою мать, голодает там и пропадает, изнеможденная работой. И даже отпуск получить она не может, потому что без нее все там рухнет и придавит всех, и так им и надо, нечего мучить ее ребенка.

Разве она могла позволить всем мучить ее ребенка?

Она напекла пирожков, запекла Ленкину любимую утку и, прихватив на всякий случай папу, покатила в тот город, посмотреть, как живет опальная дочь. Дочь и мать встретились далеко от дома, увидели друг друга, как будто не виделись много лет, залились слезами, и отлучению был положен конец.

Мама приготовилась принять свое хозяйство обратно. Но! прошло уже чуть больше двух лет. И они не прошли мимо. Ленка уже не была той веселой игрушкой.

Офисная деловитость открыла ей новую манеру общения на работе, она была приятной, но сдержанной, как отец, их сходство стало заметнее. Насмешливость стала превращаться в скрытую иронию. Этого было еще чуть-чуть, самая малость, заметно может быть только мне, но если этому дать развиваться, то лет через 10—15 она станет беспощадной канцелярской крысой – успешным стрессоустойчивым руководителем.

Но она этого не видела. Ей понравилось быть деловой, организованной, включенной в командную игру, это хорошо ложилось на ее любовь к новому и сообразительность.

Как девушке это сообщало ей уверенность, высокую себе оценку (ее капризность перерастала в ощущение своей исключительности). Оттого она казалась совершенно недоступной.

Маме пришлось довольствоваться куда меньшей территорией в ее жизни. Теперь она курсировала туда и обратно, изобретая фантастические схемы возврата теперь уже непослушной дочери домой.

Отец тоже был за возврат Ленки домой, он только теперь понял, как чудовищно к ней привязан.

На их удачу Ленку захватил вирус, она заболела, и с огромной температурой ее взяли из того города и привезли домой. Сопротивляться она просто не могла. Положили в чистую, мягкую кровать и стали ходить вокруг нее на цыпочках. В доме воцарился уют, тишина и прежняя жизнь. Нельзя было упускать такой возможности!

Мама вытребовала Ленкин отпуск за два года и убедительно демонстрировала ей прелести жизни дома. И тепло здесь, и светло, и сытно.

По поводу окончания Ленкой каких-то уникальных англо-немецких курсов с хорошим результатом вчетвером с папой, мамой и моим старшим сыном они вылетели в Европу попутешествовать на целых две недели, накупили ей там всяких подарков, рассказали ей, как им плохо без нее, и глупая белка сдалась в плен.

Ей тоже хотелось вернуться домой, к подружкам, вкусной еде, к прежнему времени и образу ручной беззаботной белки. Такой все-таки она нравилась себе больше, и только такой она могла быть счастливой. Не торжествующей самодовольно от своих успехов и побед, а просто безмятежно счастливой.

Работу только терять было жалко. Работу терять она не хотела. Сидеть дома было невозможно, скучно, что бы она делала?

За эти почти три года ничего она не нажила, кроме трудового опыта и производственных отношений, на удивление, крепких и дружественных.

Это только так кажется, что стать начальником отдела легко!

Оказывается, Ленка проявила себя стойким бойцом в корпоративной, как сейчас говорят, войне за это место. Конечно, и корпорация не слишком большая, и ее просто захватила игра и дух соперничества. Но играла она по-настоящему, выиграла и в борьбе обрела пару настоящих товарищей.

Один из них, Вася, подсказал ей, что открывается вакансия в фирме практически такой же по профилю, только в ее городе. И должность аналогичная, только отдел технических экспертиз, что, по существу, одно и то же. А платят даже больше. И он сам бы попытался, но семья и дети, как якорь.

Быстро они отправили ее анкету, и Ленка заявила начальству, что уезжает домой, что еще целый месяц будет работать и на свое место готова приготовить Васю, как лучшего работника. Оставалось ей только одно дело – возглавить и провести собеседование на тендере в столице, куда ее родная фирма сделала заявку. Но это в ноябре, еще не скоро. На том и порешили.

Так Лена опять вернулась домой.

Дома по этому поводу, по окончанию успенского поста, был устроен банкет с особо изысканной едой и тортом для особых случаев – Эстерхази. Последний раз мама приготовляла его, по-моему, на рождение моего старшего сына.