Текст книги "Русский Дьявол"

Анатолий Абрашкин
Русский Дьявол

 
Над снегами горных стран Истории
Блещет пик – вершина новых дней:
Все, что было, все, что есть, – предгория
К выси той и к Солнцу солнц над ней.
Вижу срок, предызбранный уже,
Отдаленную его зарю,
И на предпоследнем рубеже
О взыскуемом заговорю.
 
 
Но не отрекусь от злого бремени
Этих спусков в лоно жгучих сил:
Только тот достоин утра времени,
Кто прошел сквозь ночь и победил;
Кто в своем бушующем краю
Срывы круч, пустыни пересек,
Ртом пылающим испив струю
Рек геенны – и небесных рек.
 
 
Может быть, столь пепелящим опытом
Не терзалась ни одна страна,
Гиком, голком, трубным ревом
Адских орд из века в век полна.
Горек долг наш – этот гул и вой
Претворять в гармонию, в псалом,
И не скоро отсвет заревой
Заблестит над сумрачным стихом.
 

Д. Андреев

Предисловие

Духам зла и вообще нечистой силе посвящена масса популярных книг и горы специальных исследований. Достаточно упомянуть ставшие классическими книги В.И. Даля «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа», С.В. Максимова «Нечистая, неведомая и крестная сила», А.В. Амфитеатрова «Дьявол», М.А. Орлова «История сношений человека с дьяволом». Наш труд, однако, ни в коей степени не является их компиляцией. Это не словарь, не справочник и не энциклопедия по русской демонологии, а историко-литературоведческое исследование о происхождении понятия «дьявол» и об отношении к нему русского человека. Это книга о русском дьяволе, точнее, о русских образах этого культурного героя и его приключениях на нашей почве. Предметом нашего непосредственного внимания, таким образом, станет русская часть биографии «князя мира сего» – от времен языческой древности до кровавых смут XX столетия.

Если попытаться сформулировать цель настоящего исследования еще более конкретно, то оно будет посвящено различным (мифологическим, литературным, историческим) толкованиям концепта «дьявол». До недавнего времени слово «концепт» использовалось преимущественно в качестве одного из терминов в математической логике. Но в последнее время оно закрепилось также в науке о культуре, культурологии. «Концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не творец «культурных ценностей» – сам входит в культуру, а в некоторых случаях сам влияет на нее» (Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования). Дьявол и близкие ему образы сатаны, черта, древнейших языческих богов, обращенных со временем в злобных чудовищ, будут интересовать нас, прежде всего, как явления культуры, укоренившиеся в сознании русского человека.

Мы выделяем четыре периода русской истории, когда отношение к герою нашего исследования качественно менялось: языческий – от древнейших времен до введения христианства на Руси; христианский – от Владимира Святого до Петра Великого, когда торжествовали церковно-догматические взгляды на природу «сил тьмы»; просветительский, начавшийся с рубки «окна в Европу» и завершившийся революционным бунтом, вознесшим к власти Владимира Ильича, и, наконец, атеистический, совпавший с эпохой существования Советского государства. Названия выделенных нами периодов, равно как и их временные рамки, до некоторой степени условны. Но переходы от одного из них к другому были не просто сменой отношения к персонажу, олицетворяющему с некоторых пор мировое зло. Это были подлинные переломы в истории нашего Отечества, когда в прямом и переносном смысле рушились основы существования русских людей.

Всякие перемены в стране зреют десятилетиями, а то и веками, но для осуществления их история выбирает всегда вполне конкретные личности, призванные взять на себя ответственность и выполнить предначертанные им задачи. Так, совершенно естественно возникает тема роковых правителей России, решившихся развернуть государственный корабль и направить его непроторенными путями. Мы выделяем четырех таких самодержцев – князя Владимира, Петра I, Ленина и Сталина. Их жизнь – парение над бездной, их души – средоточие колоссальных по мощи нравственных напряжений. По той роли, какую они сыграли в судьбе своего народа, им, пожалуй, нет равных в нашей истории. Они ощущали себя сверхлюдьми, богами во плоти, князьями мира сего. Попытаться нарисовать их психологический портрет, прикоснуться к их духовным тайнам – значит, увидеть, как в человеке Бог борется с дьяволом, где кончается расчет и начинается предвидение, интуиция, мистика. Наверное, этим-то в первую очередь и интересны люди, вставшие над временем и над обстоятельствами и перешагнувшие общепринятые нормы и пределы дозволенного. Каждый из них решал проблему выбора между добром и злом применительно к целому государству и его многомиллионному народу. Мы попробуем предложить свои версии того, как их тиранил дьявол власти и хранило Божье Провидение.

Анатолий Абрашкин

Часть I «Тьма» языческая, или Как боги превращались в демонов

Русский взгляд на происхождение зла и его проявления в реальном мире никогда не отличался прямолинейностью и категоричностью. К нечистой силе наш народ неизменно относился с известной долей симпатии и даже любви. Тысячелетнее торжество Православия в Отечестве не перебило эту традицию. Сознание русского человека совершенно не склонно лицезреть мир разделенным на дьявольское и божественное, черное и белое. Нам важны оттенки, мы никогда не числили дьявола отъявленным негодяем и всегда старались найти в нем положительные начала.

Не будем утверждать, что это присуще только нашему народу, но это наша своеобразная черта. Не случайно в русском языке присутствует слово «злосчастие», соединяющее, казалось бы, прямо противоположные понятия. Многие читатели романа «Мастер и Маргарита» прямо-таки влюбляются в Воланда и его необыкновенную компанию, а ведь они – самые настоящие преступники: хулиганы, поджигатели и убийцы. Наши старушки, костеря кого-нибудь выражениями вроде «чертяка» или «сатаняка», не вкладывают в эти слова особой злобы или ненависти. Это выглядит, скорее, как некое обязательное заклинание, призывающее ругаемого к раскаянию.

Известный писатель и философ Георгий Дмитриевич Гачев очень интересно обозначил отличие русской и западноевропейских логик: «Формула логики Запада (еще с Аристотеля) – «это есть то-то» («Сократ есть человек», «некоторые лебеди белы»). Русский же ум мыслит по логике: «не то, а…» (Что?)…

 
Нет, я не Байрон, я другой
 

(Лермонтов)

 
Нет, не тебя так пылко я люблю
 

(Лермонтов)

 
Не то, что мните вы, природа
 

(Тютчев)

 
Не ветер бушует над бором
 

(Некрасов)

 
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем
 

(Пушкин)

Русский ум начинает с некоторого отрицания, отвержения, и в качестве «тезиса-жертвы» берется некая готовая данность (с Запада, как правило, пришедшая). Оттолкнувшись в критике и так разогревшись-разогнавшись на мысль, начинает уже шуровать наш ум в поиске положительного ответа. Но это дело оказывается труднее, и долго ищется, и не находится чего-то четкого, а повисает в воздухе вопросом. Но сам поиск и путь уже становится ценностью и как бы ответом» (Вопросы философии, 1994. № 1. С. 28). Вот так же, столкнувшись со средневековой формулировкой «Дьявол – это абсолютное зло», русский человек задумается, прежде чем одобрительно кивнуть в ответ. Его вряд ли удовлетворит и гётевское определение:

 
Я – часть той силы,
что вечно хочет зла и вечно совершает благо,
 

прежде всего потому, что здесь за версту отдает немецкой ученостью и наукообразностью. Нам более по сердцу пословицы: «Черт чертом, а дьявол сам по себе»; «Всех чертей знаю, одного дьявола не знаю» – так бывалый человек характеризует свой житейский опыт, говоря о дьяволе как малодоступном восприятию человека духе. Можно рассматривать эти пословицы и как своеобразное столкновение языческой и христианской традиций: первая, более древняя, рассказывающая о черте, русскому человеку более сродни и более понятна, вторая же, иноземная, толкующая о дьяволе, темна и загадочна.

Может быть, потому, что дьявола на Руси пытались определить множеством способов, за ним закрепился не один десяток имен и прозвищ. Вот самые известные из них: бес, нежить, нечисть, злой дух, демон, сатана, черт, вельзевул, царь тьмы, князь тьмы, царь преисподней, змий, враг, лукавый, нечистый, нелегкая, нечистая сила, неладный, некошный (т. е. нечистый, или поганый), немытый, нехороший, соблазнитель, шут, ненавистник рода человеческого, леший, дворовый, банник, кикимора, русалка, полевик, водяной, домовой, шиш, огненный змей и т. д. Значительная часть этих названий характеризует какую-либо бесовскую черту, причем большая часть из них образована по «правилу Гачева» и содержит приставку «не». Есть среди них и имена иноземного происхождения – демон, сатана, вельзевул, пришедшие на Русь вместе с христианством, но они явно в меньшинстве. В основном же дьявола сопоставляли с древнейшими русскими богами и божками, его образ стал как бы концентрированным выражением всех антихристианских сил, прижившихся в сознании русского народа. Обычно имена нечистой силы пишут со строчной буквы, но далее мы не всегда будем следовать этому правилу. Исключение будет делаться для тех прозвищ, которые являются именами языческих богов, а также в тех ситуациях, когда демон выступает в качестве конкретного героя и требует к себе более уважительного отношения.

Христианское учение видит в языческих богах носителей греховных начал, вселенского зла, наполняющего мир людей. Но само понятие «зла» родилось и оформилось в человеческой культуре относительно поздно. Наши древнейшие языческие божества – такие как Змей, Кощей, Баба Яга – существовали уже задолго до этого. В те времена люди еще не персонифицировали зло как отдельную сущность. Мир духов у них не делился на добрых и злых, и воля каждого из богов могла быть как добродетельной, так и пагубной. Вплоть до XIX века русские крестьяне продолжали считать, что домовой, водяной, леший, ведьма и прочие не представляют, собственно, нечистую силу, а обращены ею из людей за грехи и провинности. В таком объяснении проявляется участливое, добросердечное отношение наших ближайших предков к миру нежити. Нас как бы призывают задуматься о реальном (истинном) внутреннем содержании классических образов русской мифологии, записанных ныне в прародителей дьявола.

Различные духи природы (домовые, полевые, водяные, лесные и т. д.) относятся к персонажам низшей мифологии. Они не имеют божественного статуса. Их происхождение было связано с бытом человека и потому достаточно очевидно. Верования наших предков в повсеместную населенность природы разными духами приводили к тому, что в повседневной жизни человек зависел от них больше, чем от самих богов. Связь персонажей низшей мифологии с бытовой магией способствовала сохранению представлений о них, после принятия христианства перешедших в разряд суеверий. Кроме того, они стали действующими лицами многих сказок и быличек, что тоже способствовало сохранению преданий о них. Другое дело – древнейшие языческие боги. Дошедшие до нас сведения о них крайне скудны, и их образы по-прежнему таят для исследователей множество загадок. Мы начнем их обсуждение с наиболее древних из наших богов – Змея, Кощея и Бабы-яги.

Глава 1 Правда о Змее Горыныче и Кощее Бессмертном

Сознание современного русского человека склонно безоговорочно записывать Змея в разряд одного из наиболее отрицательных персонажей мифологии. В сказках, былинах и преданиях Змей – противник богатыря, похититель красавиц и опустошитель родного края. В разговоре на эту тему христиане обязательно напомнят о чуде святого Георгия, победившего вражью нечисть, а москвичи об изображении этой сцены на гербе их города. Традиция видеть в Змее врага рода человеческого сложилась давно. Но стоит только задуматься, было ли так всегда, как картина начнет несколько меняться. Во-первых, думается, что большая часть человечества захочет помянуть добрым словом библейского Змея, «подарившего» Адаму и Еве новое знание и новые наслаждения. А во-вторых, никто не оспорит, что дохристианский (языческий) образ Змея несравненно привлекательнее и, прямо скажем, добрее. И если уж следить, когда и как произошел перелом в его восприятии нашими предками, то придется заглянуть в глубины тысячелетий.

Змея представляют в разных обличьях. Это фантастическое существо, чудовище, соединяющее в себе черты пресмыкающегося, птицы, животного, человека. Но животные и человекоподобные изображения его опять-таки вторичны, здесь уже основательно поработала фантазия первых поэтов человечества. Основой самых древних мифологических образов, как правило, выступают неведомые человеку природные явления. И первичными или изначальными чертами нашего героя должно было стать нечто необыкновенное для жителя земли, некое завораживающее зрелище. Это «нечто» наши предки окрестили Огненным Змеем, огнедышащим драконом или Змеем Горынычем. Какое же природное явление могло стать основой этого образа?

Еще в XIX веке выдающийся наш литературовед А.Н. Афанасьев (1826–1871) в своем основательном сочинении «Поэтические воззрения славян на природу» предложил считать летучего Змея демоническим олицетворением грозовых туч, которые «то дышат пламенем, то рассыпают огненные искры». Исследователь абсолютно верно выделил две самые впечатляющие (и наиболее древние!) характеристики Змея – способность летать и порождать (или переносить) огонь. Но при всей внешней привлекательности эта точка зрения не может быть принята. Образ Змея не следует выводить исключительно из сюжета о грозе и буре, поскольку в мифах и сказках он противник не только громовержца, но и других героев. Более того, Огненный Змей был известен тем, что посещал вдов и девиц, тоскующих по умершим мужьям и женихам, являясь в образе покойного, и от его посещений те сохли, худели и умирали. Огненный Змей мог прилететь к смерти одного из домашних, в него обращался обычный колдун с целью любовных свиданий с женщиной. Огненных Змеев призывали в заговорах, чтобы присушить девицу. Считалось также, что Огненными Змеями летают черти к колдунам и тем, кто их призывает, носят деньги избранникам. Таким образом, Огненный Змей представлялся существом вещим и был посланцем мира умерших душ. Афанасьевская гипотеза бессильна объяснить происхождение такого рода суеверий. Ее пробовали несколько видоизменить, выдвигая версии о том, что в представлениях об Огненном Змее отразились понятия об оживотворенных небесных, «огненных» явлениях (о «живых» падающих звездах, метеоритах) и о покойнике – «хозяине» иного царства, который посещает живущих на земле людей. Однако и здесь отдельные блестящие прозрения никак нельзя принять за полное решение проблемы.

Совершенно новую идею происхождения образа Змея предложила Л.М. Алексеева в книге «Полярные сияния в мифологии славян. Тема Змея и змееборца», вышедшей в 2001 году. Это первое серьезное исследование влияния наблюдений полярных сияний на формирование религиозных представлений у северных охотников послеледникового периода.

Полярные сияния горят на высоте около 100 километров. Их вызывает вторжение заряженных частиц (в основном электронов и протонов) в земную атмосферу. Сияния могут иметь форму дуги, извилистой полосы, пучка лучей, короны или драпри, напоминающую прозрачную свисающую завесу в складках (драпировку). Их внутренняя структура является либо сплошной (однородное свечение), либо лучевой (состоящей из отрезков прямых). Временами – это бывает в период суббурь – сияния становятся особенно яркими, цветными и очень подвижными. Длятся они 1–3 часа. На поверхности Земли суббуря ярко обнаруживает себя лишь на высоких широтах, где загораются невероятной красоты полярные сияния, представленные игрой белого, желтого, красного и зеленого цветов.

Обычно области, где горят полярные сияния, образуют кольцо, охватывающее геомагнитный полюс. Существование кольца обусловлено взаимодействием магнитного поля нашей планеты с так называемым солнечным ветром – потоком плазмы, который непрерывно испускается Солнцем. Поэтому круговая область «крепится» к магнитному полюсу Земли и сохраняет свою ориентацию по отношению к Солнцу – обращенная к Солнцу сторона кольца все время остается ближе к магнитному полюсу, чем ночная (кольцо всегда как бы слегка сдуто в ночную сторону). Это кольцо получило название аврорального овала.

Магнитный полюс, как известно, не совпадает с географическим, и его положение может меняться со временем. В настоящее время он находится вблизи полюса нашей планеты. Но магнитное поле Земли в прошлом испытывало значительные отклонения, так что магнитный полюс иногда оказывался далеко от своего обычного околополюсного положения. Через некоторое время он возвращался на свое привычное место, но во время его блужданий полярные сияния могли наблюдать уже и жители умеренных широт.

Спонтанная миграция магнитного полюса получила название экскурса. В период, когда экскурсы отсутствуют, величина магнитного поля колеблется относительно некоторого среднего уровня, а магнитный полюс совершает блуждания, не слишком отдаляясь от географического полюса. С конца последнего оледенения по наши дни на этом фоне произошли три экскурса (12,5 тыс. лет назад; 6,6 тыс. лет назад и 2,8 тыс. лет назад), причем во время раннего и позднего из них геомагнитный полюс так далеко отходил от географического, что на какой-то период оказывался за экватором. Во время среднего экскурса магнитный полюс, видимо, не покидал области Ледовитого океана.

Наблюдение с земли обычного аврорального овала может породить самые разные образные ассоциации. Одна или несколько светящихся дуг создают впечатление огромной (часто протянувшейся от горизонта до горизонта) светящейся «огненной змеи» – и это кажется тем более натуральным, что дуги зачастую превращаются в складчатые полосы-ленты, волнообразные извивы которых очень похоже воспроизводят движения змеи. Охотники на северного оленя, попадавшие в Заполярье, были первыми зрителями этого «фантастического существа». Их рассказы стали основой сказочных сюжетов о встрече героя со Змеем где-то на самом краю земли, у Огненной реки, еще одного образа, порожденного созерцанием аврорального овала.

Согласно Л.М. Алексеевой, древние первопроходцы, попадавшие в северные широты, мыслили авроральный овал как границу, разделяющую мир живых и умерших душ, и сравнивали его с Огненной рекой, которую надо переплыть, чтобы попасть в царство мертвых. В былинах и сказках эту реку называют еще Смородиной, от слова «смород» («смрад»), то есть «смерть».

Здесь, на границе того и иного света, происходит бой героя-богатыря со Змеем Горынычем. Прозвище «Горыныч» дано ему от слова «гореть», это одна из наиболее древних его метафор. Впоследствии это прозвище стало толковаться более широко. Небесный Змей начал в то же время восприниматься и как существо, обитающее на далекой северной горе, а полное его имя «Змей Горыныч» интерпретировалось как «Змей – хозяин горы».

Само описание происходящего боя родилось, по-видимому, под впечатлением наблюдения суббури, разыгрывающейся внутри аврорального овала. Переход от обычного состояния аврорального овала к суббуре носит взрывной характер и происходит за несколько минут. Первым ее признаком является внезапное увеличение яркости отдельных областей внутри овала. В узком секторе долгот вспыхивает новая дуга или уярчается часть уже существовавшей. Вспышка быстро распространяется в обоих направлениях вдоль овала, так что в течение нескольких минут загорается весь занавес вдоль аврорального овала с ночной стороны Земли. Сияния становятся очень активными и подвижными. Яркие пятна устремляются к полюсу (их скорость порядка сотни метров в секунду), при этом на занавесе образуется выпуклость. По мере развития суббури она расширяется. Около ее западного края образуется крупномасштабная складка, которая начинает двигаться вдоль аврорального кольца на запад со скоростью около километра в секунду (т. е. значительно быстрее, чем яркие формы сдвигались к полюсу). Дуги на восточной стороне выпуклости распадаются на пятна, которые дрейфуют вдоль аврорального овала в сторону восхода солнца со скоростью примерно 300 м/с. По достижении выпуклостью наибольшей широты начинается фаза затухания суббури. Возмущенная часть овала постепенно сжимается, и восстанавливается обычная картина полярных сияний. Движущийся к западу изгиб все еще может продолжать движение и уходит из поля зрения наблюдателя.

Как видим, во время суббури авроральный овал как бы подвергается внешнему нападению. Нападающая сторона (сказочный герой) пытается прорваться сквозь границу, разделяющую этот и тот миры, перейти через Огненную реку. (На это указывает движение ярких форм к полюсу.) Само искажение формы овала и наличие волнообразных движений на фронтах выпуклости подчеркивает ярость схватки героя со змеем, ее динамизм. Змей в сказке никогда не описывается, за одним исключением. Мы знаем, что он – существо многоголовое. Число голов различно, обычно называются числа, кратные трем, – 3,6,9, 12 голов, но иногда встречаются змеи и с 5 или 7 головами. Чудовище можно уничтожить, только срубив все его головы, но они имеют чудесное свойство отрастать вновь. «Срубил Чуду-юду девять голов, – говорится в сказке, – Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем – головы опять приросли». Но развитие сильных суббурь идет путем повторения отдельных импульсов, каждый из которых начинается с очередного «чирканья» – с образования новых ярких дуг на фронте светящейся выпуклости. Прекращение «чирканий» свидетельствует о поражении Змея.

Змееборец, вторгавшийся в змеиные пределы и глядящий на Огненного Змея с земли, должен был ощущать себя внутри конуса, образованного свисанием его бесчисленных голов. Эту деталь боя прекрасно отразил В.М. Васнецов в картине «Бой Добрыни Никитича со Змеем Горынычем». Таким образом, находят объяснение обе важнейших черты Огненного Змея. Помимо этого, выясняется, что он охраняет вход в мир умерших душ и может быть посредником между миром живых и мертвых. А это уже дает возможность рационально объяснить происхождение различных суеверий, сложившихся вокруг Огненного Змея. Он – оборотень и может принимать личины умерших людей (обитателей его царства). Его совершенно не случайно подозревают в связях с колдунами, поскольку те с помощью магических приемов пытаются установить связь с миром духов.

Л.М. Алексеева блестяще разгадала тайну происхождения образа Змея. Без всякого преувеличения можно сказать, что это выдающееся открытие в мифологии. Более века специалисты в самых разных областях знания пытались решить данную проблему, но в их трудах не было главного – ясного и логичного объяснения, как же все-таки зародился этот один из наиболее популярных образов мировой мифологии. Разгадка получилась неожиданной: образ Змея родился на Крайнем Севере! Правда, нельзя забывать, что были периоды, когда магнитный полюс Земли покидал область полярных широт и забирался в южные страны. Соответственно, образ небесного Змея мог возникнуть независимо не только у северных, но и у других, самых разных народов. Другое дело, найдутся ли в их мифологии столь же яркие доказательства этому, какие присутствуют в древнерусском эпосе?

Вернемся, однако, к нашему герою. Мы разобрались с детским и юношеским периодом его жизни и кое-что сумели объяснить в его характере. Но не будем останавливаться на полпути. Тем более что Змей таит еще одну, не менее интригующую тайну. В энциклопедии «Мифы народов мира» сообщается: «Змей, змея, представленный почти во всех мифологиях символ, связываемый с плодородием, землей, женской производящей силой, водой, дождем, с одной стороны, и домашним очагом, огнем (особенно небесным), а также мужским оплодотворяющим началом – с другой». Как в одном образе совместились столь противоположные стихии огня и воды?

На сей счет предложено множество самых разнообразных решений. Небесного Змея сравнивали с молнией, падающей на землю и оповещающей мир о грядущем дожде; со смерчем, сопутствующим грозе; с реальными змеями, обитающими на болотах и в водоемах. Но указать на непосредственную причину «привязки» Змея к воде никому так и не удалось. Ариэль Голан в книге «Миф и символ» пишет: «Почитание змей племенами раннеземледельческих культур не могло быть обусловлено земледельческим хозяйством, особенностями быта или какими-либо иными объективными факторами; следует полагать, что оно было унаследовано от палеолита».

Палеолит, или древний каменный век, имеет своей ранней временной границей приблизительно X тысячелетие до н. э. Это время отступающего ледника и первых проникновений северных охотников в приполярные области. Полярный Змей должен был мыслиться ими хозяином этих владений. Змеиное кольцо, видимое ими в небе, обозначало границу того мира, где Змей был единоличным властелином. Чтобы попасть в этот мир умерших душ, сказочным героям надо перейти лишь Огненную реку. Они не воспаряют в космическую высь: мир древнейших сюжетов плоский, и царство Змея – Заполярье. Но Русский Север – это не только горы льда, это еще и Океан, который тоже был вотчиной Змея. Первопроходцы знали, что к Океану текут реки, в царстве Змея били источники с живой (оживляющей) и мертвой (целющей, то есть делающей тело целым) водой. Сама «черта», разделяющая тот и иной свет, называлась рекою. Змей монопольно владел гигантскими объемами живой (настоящей) и мертвой (заледеневшей) воды. Ясно поэтому, что именно ему в древнем мире была отведена роль хранителя водных источников и подателя влаги. Нам осталось только понять, почему хранитель царства мертвых душ стал воплощением идеи плодородия и почему за ним утвердилась слава несравненного искусителя женских сердец. Неужели стихия арктического холода совместима с огнем любовной страсти?

Здесь нам не обойтись без упоминания еще об одном, не менее знаменитом герое русского фольклора – Кощее Бессмертном. За Кощеем утвердилась слава демонического героя. Он олицетворяет беду, грозящую героям сказки, и традиционно считается носителем зла. Однако в самих сказках он никого не убивает, наоборот, расправляются с ним и его приближенными. Более того, прозвище «Бессмертный» указывает, что в нем заключено некое жизненное начало, противостоящее тлену и погибели. Кощей является хранителем Космического яйца (символического яйца Вселенной!), которое находится в утке, а та вместе с зайцем – в железном сундуке под зеленым дубом в море-океане, на острове Буяне. Заветное яйцо зарыто под корнями Мирового древа, места обитания Великой богини (прародительницы мира, снесшей это яйцо!). Сама она, являясь в сказке в образе утки, оберегает свое священное сокровище и борется до последнего, пытаясь спасти его. В Кощее следует видеть, прежде всего, спутника Великой богини. Он ее верный слуга (жрец и супруг!), жизнью (вернее, даже бессмертием, что неизмеримо дороже!) расплачивающийся за свою преданность ей. Игла, которую находит Иван в Кощеевом яйце, символизирует его жизнестроительные силы, это иносказательный образ детородного органа. Переламывание иглы означает утрату Кощеем способности порождать новые жизни, а если шире, то и права выступать в качестве божества плодородия. Поступок Ивана полностью аналогичен действию Кроноса, оскопившего своего отца Урана с целью пресечь его бесконечную плодовитость. Таким образом, выставлять Кощея только демоном загробного мира, несущим миру смерть, неправильно.

Как же тогда он стал властителем царства мертвых? Очень просто, это самое древнее наше божество. Кого, как не его, соотносить с миром пращуров, наших умерших предков? В мифологии это типичная ситуация, если хотите, закон. Старейшим из богов отводится роль хранителей мира мертвых, а сами они, как бы прекрасны некогда не были, начинают изображаться в виде чудовищ. Подтверждением такому мнению служит сказка «Марья Моревна» из сборника Афанасьева. В ней Кощей и Иван-царевич сражаются за право быть возлюбленным Марьи Моревны. В первый раз, когда Ивану удается вызволить суженую из плена, вещий конь Кощея говорит своему хозяину: «Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать – и то поспеем!» И после второй попытки увоза конь Кощея уверенно заявляет: «Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться, да тогда вдогонь ехать – и то поспеем!» В тексте сказки обнаруживается интереснейшее обстоятельство: время пребывания Марьи Моревны на свободе совпадает по срокам с сезоном полевых сельскохозяйственных работ. «Сев. Рост колосьев. Жатва. Молотьба. Размол зерна. Выпечка хлеба и варка пива. Здесь с подробностью заклинания, перечисляющего все детали и все этапы, представлен полный годичный цикл древнего земледельца – от весеннего сева до осеннего праздника урожая с его ритуальным пивом. Упомянуты тут и древнейшие злаки первых земледельцев: яровая пшеница и ячмень» (Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси). Сказочная Марья Моревна – это один из образов Великой богини, по-другому, Морены. На время холодов ее уносит и оберегает в своем дворце Кощей Трипетович, хранитель сил плодородия. Таков изначальный смысл мифа о Кощее и Марье Моревне. Повторимся: злодеем и повелителем царства мертвых Кощея сделала уже позднейшая традиция. Попросту он уступил место верховного бога плодородия более юному богу Ивану.

В старославянских памятниках слово кощь, когить попадается исключительно в значении: сухой, тощий, худой телом, и очевидно стоит в ближайшем родстве со словом «кость». В русском языке слова «окостенеть» и «умереть» – синонимы, поэтому при экранизациях сказок или в иллюстрациях к ним Кощея часто изображают в виде скелета (символа смерти). В русском языке слово «костенеть», с одной стороны, означает «обращаться в мертвое тело», а с другой – прямо связывается с морозом, превращающим все живое в камень («кость»). Еще академик Б.А. Рыбаков, пытаясь объяснить, почему владения царя Кощея находились «на стеклянных горах», а сам он обитал в «хрустальном дворце», указывал на возможность зарождения культа Кощея где-то в северных землях. Наблюдения льдов и знание об айсбергах, по мысли академика, могли породить такие необычные представления о горах и расположенном на них дворце. Но в действительности все было значительно интереснее и поэтичнее. Северные охотники, двигавшиеся вслед за отступающим ледником, видели феерическую картину полярных сияний, а в этой многоцветной, живой мозаике можно было разглядеть и стеклянные горы, и хрустальные дворцы.