Текст книги "Мафия"

Как только Игорь Андреевич добрался до рекомендованного Савельевой места, то не смог удержаться и тут же умял пол-арбуза. Слаще не едал в жизни. Потом с полным животом целый час валялся на песке, нежась под нежарким солнцем.

Время летело незаметно. Игорь Андреевич сделал несколько набросков облюбованной им бухты.

«Нет, не Айвазовский», – отметил иронично про себя Чикуров.

Он снова искупался, выжал плавки, положил сушить на камень, а сам лег загорать.

И тут появился еще один человек, облюбовавший этот уютный уголок побережья. Девушка. Изящная, стройная, она была в маске, ластах и с ружьем для подводной охоты. И вышла, как Афродита, из пены морской.

Игорь Андреевич спешно натянул купальные трусы. Новоявленная Афродита, сняв подводные доспехи, изобразила досаду на лице.

– Я тоже здесь всегда загораю одна, – сказала девушка.

– Извините, я не знал, что это ваше место, – стал собирать свои вещи Игорь Андреевич.

– Да что вы! – поспешно произнесла девушка. – Я ведь этот пляж не купила. И раз уж мы оказались вместе, давайте знакомиться… Эвника…

– Игорь Андреевич, – назвал себя Чикуров и предложил: – Может, арбуз? Боржоми?

– Минералку с удовольствием.

Чикуров налил девушке воды, которую она с удовольствием выпила.

Слово за слово – разговорились. Девушка была из местных, работала в Доме моделей манекенщицей. Игорь Андреевич о себе ответил уклончиво. И снова взялся за фломастер.

– Вы профессионал? – спросила Эвника, наблюдая за ним.

– Любитель.

– Маринист?

– Почему вы так решили? Меня привлекает все прекрасное. – Он оглядел точеную фигурку девушки. – С удовольствием нарисовал бы вас. Давно мечтал о такой натуре. Жену просил позировать. – Чикуров улыбнулся. – Между прочим, она тоже когда-то была манекенщицей… Но формы, как вы сами понимаете, уже не те. Возраст, ребенок…

– Я не против, – согласилась Эвника.

Рисунок девушке понравился настолько, что она попросила подарить с автографом художника. Что Игорь Андреевич и сделал. Эвника пришла в восторг и сказала, что не знает, как его благодарить.

– В качестве платы за портрет разрешите воспользоваться вашими подводными причиндалами, – сказал Игорь Андреевич.

– Ради бога! Вода сегодня прозрачная как стекло.

Чикуров надел маску, ласты, взял ружье и зашел в море.

Нырнул он, отплыв на порядочное расстояние от берега.

Мир, открывшийся перед взором Игоря Андреевича, ошеломил его своими формами и красками. Лучи солнца свободно пробивались сквозь толстый слой воды, окрашивая все вокруг зеленоватым светом. Чикуров приблизился к самому дну, спугнув стайку маленьких рыбешек, как по команде повернувшихся разом и исчезнувших за большим камнем. Он был облеплен чуть шевелившимися неведомыми растениями.

Игорь Андреевич увидел морскую звезду. Она вяло двигала изогнутыми лучами. Заглядевшись на причудливое животное, он едва не задохнулся: набранный в легкие воздух перегорел. Пришлось срочно выбираться на поверхность. Два-три энергичных движения ластами, и он выскочил под ярко-синее небо. Отдохнув на спине, набрав новую порцию кислорода, Игорь Андреевич опять погрузился в бездну.

Скоро он освоился и стал находиться под водой все дольше и дольше. В одно из таких погружений в поле его зрения попала рыбешка красивой раскраски. Синевато-золотистые бока ее переливались под солнцем, стройное, изящное тело напоминало маленькую торпеду.

«Так это же скумбрия!» – догадался Чикуров, поражаясь тому, как царственно-красочно выглядела она в своей стихии.

На него напал охотничий азарт. Чикуров направил на маленькое чудо свое смертоносное оружие, но скумбрия инстинктивно почуяла опасность и метнулась в сторону. Игорь Андреевич рванулся за ней, но вдруг что-то сильно ударило в его ружье. От неожиданности он выпустил его из рук, и ружье опустилось на дно.

Чикуров крутанулся вокруг оси. Метрах в десяти от него повисла в воде фигура человека в маске, ластах и с аквалангом за спиной. Не успел Игорь Андреевич что-либо сообразить, как возле самой его головы пронеслась металлическая стрела, ударилась о подводный камень и, отскочив, царапнула по щеке. Игорь Андреевич в испуге шарахнулся в сторону.

«За мной охотятся, как за той рыбешкой!» – с ужасом подумал он.

У следователя перехватило дыхание, он нырнул за ружьем, подхватил его и устремился наверх. Море вокруг было безмятежным. Но именно это спокойствие тревожило Чикурова. Опасность, находившаяся в глубине в виде стремительно скользящих стрел, все еще была реальностью. Будет ли еще одно нападение? То, что оно могло произойти, заставило его поспешно устремиться к берегу.

Почувствовал он себя в безопасности только тогда, когда выскочил из воды…

В Южноморск мы вернулись ранним утром в понедельник всей семьей. Через несколько дней у Ксении кончались каникулы, и надо было подготовиться к учебному году.

На работу я прибыл чуть позже обычного и застал в своей приемной поджидавшего меня московского следователя. За три дня пребывания у нас Чикуров успел загореть, посвежело лицо. О чем я ему тут же и сказал.

– На меня прекрасно действует море, – улыбнулся Игорь Андреевич. – Горы, солнце…

Продолжение напрашивалось само собой.

– И женщины, – добавил я тоже с улыбкой.

– Совершенно верно, – кивнул москвич, – своим преображением я обязан женщине. Великолепному мастеру из салона мужской красоты. Как ее?.. – щелкнул пальцами Чикуров.

– Капитолина Алексеевна? – угадал я.

– Точно, она самая. Сервис, скажу вам, какого в столице нет, – восхищенно проговорил Игорь Андреевич. – Скостила лет пяток мне своими волшебными руками.

– Вам повезло. Попасть к Савельевой можно только по большой протекции.

– Да? – удивился Чикуров. – Значит, она меня приняла по рекомендации Шмелева… Что ж, мастер она экстра-класса.

– Судя по вашей щеке, дала промашку, – заметил я на лице Чикурова царапину.

– Это не ее промашка, – покачал головой следователь, он хотел, видимо, пояснить, но в кабинет заглянул Шмелев:

– Разрешите?

– Да-да, – откликнулся я. – Проходите, Николай Павлович.

Мы поздоровались с ним.

– Ну, вся команда в сборе, можно отправляться на свидание со Скворцовым, – энергично потер руки Чикуров.

– Свидания не будет, – мрачно проговорил Шмелев.

– Как? – вырвалось у нас одновременно с Игорем Андреевичем.

– Скворцов скончался от инфаркта, – глухо сказал Николай Павлович. – Вчера около полудня.

Эта весть настолько нас ошеломила, что мы с Чикуровым некоторое время не знали, что и сказать. Первым пришел в себя Чикуров.

– Вчера, около часу? А почему не сообщили мне сразу? – резким тоном спросил он. – Почему я узнаю об этом только сейчас?

Шмелев побледнел.

– Простите, Игорь Андреевич, – стараясь быть спокойным, но, видимо, еле сдерживаясь, ответил он, – лично я не позволю себе кричать даже на своего Дика. И повышать на меня голос тоже не позволю.

– Извините, – сухо произнес Чикуров, – но вы были обязаны поставить меня в известность немедленно.

– Если бы вы сообщили координаты дежурной в гостинице, в каком именно месте будете загорать, – отпарировал Николай Павлович.

Игорь Андреевич, как мне показалось, несколько смутился и уже более ровным голосом спросил:

– Как это случилось?

– В субботу Скворцов пожаловался на сердце. У него, оказывается, запущенная стенокардия. Вызвали врача, дали лекарство. Вроде бы отпустило. А в воскресенье, когда принесли есть, он лежал без движения в камере. Прибежал врач, но ему оставалось только одно – констатировать смерть.

– От чего? – вступил в разговор я.

– Обширный инфаркт.

– Когда вскрытие? – спросил Чикуров.

– Родственники попросили передать им тело покойного не вскрывая, – сказал Николай Павлович.

– Почему? – вскинул брови Игорь Андреевич.

– По религиозным соображениям.

– И вы дали на это согласие?

– Нет, не дал, – с некоторым вызовом произнес Шмелев. – Может, я много взял на себя, но отыскать вас не представилось возможным. Если вы считаете мое решение ошибочным…

– Что уж теперь говорить, – вздохнул Чикуров. Я чувствовал, что он не хочет обострять и без того нелегко складывающиеся отношения с Николаем Павловичем.

– Как это все некстати! – сокрушался московский следователь. – Показания Скворцова могли очень много значить для дальнейшего расследования.

– Если хотите знать мое мнение, то его послание в Москву – трюк. И вообще он большой артист. Был… – сказал Шмелев.

– Знаете что, Николай Павлович, нужно составить письмо в следственный изолятор с просьбой содержать Ларионова в отдельной камере.

– Хорошо, – кивнул Шмелев.

– Хотя бы временно. Пока я разберусь, что к чему. А то, чего доброго… – Игорь Андреевич не договорил. Было видно, что смерть Скворцова здорово выбила его из колеи.

– Откуда у нас такое недоверие друг к другу? – тяжело вздохнул Николай Павлович. – Неужели профессия деформирует?

– Что вы имеете в виду конкретно? – посмотрел на него Чикуров, вероятно задетый этим замечанием.

– Я говорю вообще. – Шмелев поглядел в окно. – И не только о нашем брате. Десятилетиями в нас воспитывали, я бы даже сказал, пестовали подозрительность. Она стала нашей второй натурой. Государство само ее насаждает. Врач и тот вынужден не доверять больному. Видит, что человек ни за что не встанет с постели и через две недели, а бюллетень больше чем на шесть дней выписать не имеет права! А еще считаем себя самым гуманным обществом в мире! Но вот почему-то в Швеции просто занемогший служащий сообщает об этом на работу, и ни у кого даже не возникает мысли усомниться в его словах. По закону он может до девяти – девяти! – дней находиться дома и будет получать за это время пособие. Без всяких справок…

– Да-а, уж что-что, а проверять мы научились, – поддержал я Николая Павловича.

– Пора бы научиться и доверять, – буркнул он.

Нашу беседу прервал приход Гуркова. Мой заместитель напомнил, что нас с ним ждали в облисполкоме.

Допрашивать бывшего старшего оперуполномоченного ОБХСС Ларионова, взятого под стражу на следующий день после ареста его начальника, Чикуров отправился один.

Станислав Архипович был в помятых хлопчатобумажных брюках и рубашке. Когда Игорь Андреевич представился, на Ларионова не произвело никакого впечатления, что расследованием по его делу будет заниматься такая важная персона. Держался он очень уверенно, не смутился тем, что допрос записывался на видео.

Чикуров решил начать с эпизода, который подследственный признал еще тогда, когда дело вел один только Шмелев: с истории с дубленкой, полученной в виде взятки от покойного Скворцова.

– Сколько она стоила? – спросил следователь.

– Я за нее не платил, – спокойно ответил Ларионов.

– Даже на бирку не посмотрели?

– А зачем? – пожал плечами бывший оперуполномоченный. – Дареному коню…

– Хорошо, тогда я поставлю вопрос иначе, – продолжал Игорь Андреевич. – Сколько вы отдали за нее Кирееву?

– Ничего не давал.

– Как это не давали? – Чикуров полистал дело, отыскал нужный лист. – Это ваши показания?

– Ну, мои…

– Из них однозначно следует: дубленка взята вами для Киреева. Вернее, для его дочери. По вашим словам, вы передали ее Донату Максимовичу. Говорили так?

– Говорил, – подтвердил Ларионов.

– Вы сказали Шмелеву и то, что шуба дочери Киреева не подошла, а посему он попросил продать ее, а деньги передать ему, то есть Донату Максимовичу… Дальше из протокола видно, что дубленку вы забрали себе. Она пришлась впору вашей дочери. Рассчитались вы с Киреевым деньгами. Так?

– Нет, не так, – твердо проговорил подследственный. «Начинает финтить», – подумал Чикуров.

– Так знайте, никаких денег Кирееву я не давал. А ту дубленку Донат Максимович и в глаза не видел. Вообще о ней не знал. Это я Скворцову сказал, что нужна для Киреева, а на самом деле взял шубу для своей дочери.

– Подпись под протоколом ваша? – продемонстрировал его загогулины на листах дела Игорь Андреевич.

– Моя. И что?

– А то, что вы подтвердили свои первоначальные показания.

– Тогда я все неправильно говорил.

– А сейчас?

– Как на духу! Можете поверить, гражданин следователь.

– Тогда скажите, зачем вам понадобилось оговаривать своего начальника?

– Зачем? – усмехнулся Ларионов. – Эх, Игорь Андреевич, Игорь Андреевич! Вот вы вроде знаете, что такое камера. А на самом деле даже представить себе не можете! Я ведь тоже раньше сюда других посылал. Но дабы понять, что это такое, надо испытать на своей шкуре. Поваляться на нарах да понюхать парашу. Через день-другой признаешь что хошь, лишь бы вырваться отсюда… Словом, виноват я перед Донатом Максимовичем, подлец. Запачкал грязью безвинного…

– Но почему, объясните! Просто так, без всякой цели, не бывает.

– Хотите честно? – пристально посмотрел на следователя Ларионов.

– Нечестные, как вы говорите, показания вы уже давали. Шмелеву…

– Понимаете, думал спрятаться за спину Киреева, – вздохнул подследственный. – Она у него широкая. Донат Максимович – авторитет! И у нас в городе, и в области. Даже в Москве. Ну сами подумайте, если я скажу, что взял для него, кто станет его трепать из-за какой-то дубленки? Думал: не посмеют! И от меня отступятся. – Он снова вздохнул. – Получилось совсем не так… Конечно, подло с моей стороны. Сам загремел и его потянул за собой. Киреев тут совершенно ни при чем. Совершенно! Рассказываю вам все потому, что совесть замучила. Так и пишите в протоколе.

– Ну что ж, давайте запишем, – взялся за ручку Чикуров и дал знать технику-криминалисту, чтобы тот прервал видеосъемку.

Когда Чикуров и техник-криминалист со своей аппаратурой для видеозаписи вышли из следственного изолятора, последний поинтересовался:

– Теперь куда?

– В ресторан «Воздушный замок» допросить директора.

– Мы там уже работали со Шмелевым.

– Знаю, – кивнул Игорь Андреевич. – Но не больно-то тогда раскололся Карапетян. Может, ваша камера мешала? – Он вопросительно глянул на спутника. Тот пожал плечами. – Сегодня хочу попробовать с директором один на один.

– Хозяин – барин, – ответил техник-криминалист.

Он двинулся к своей машине, а Чикуров сел в «Волгу», предоставленную ему областной прокуратурой.

Узнав, в какое заведение они направляются, водитель Шамиль Асадуллин присвистнул:

– Знаменитый ресторанчик! Дерут – безбожно!

– Ну, как безбожно? – допытывался следователь.

– Сколько вам платят в месяц? Если не секрет, конечно?

– Не секрет. Двести пятьдесят. Без вычетов, разумеется.

Шофер что-то прикинул в уме, усмехнулся:

– На один заход хватит. С девушкой. А вот с моей зарплатой и соваться нечего…

– Что, какие-то особые деликатесы подают? – удивился Игорь Андреевич. – Соловьиные языки или печень колибри?

– Девочек голых показывают. И еще крутят фильмы по видео. Ну, сами знаете, о чем я говорю. Это на закуску, под самое утро.

Асадуллин наговорил про «Воздушный замок» еще столько в том же духе, что следователь засомневался в правдивости его слов.

– А сами там были? – спросил Чикуров.

– Нет, – признался шофер. – Но рассказывают…

Машина давно выехала на окраину города и теперь уже мчалась берегом моря, круто спускающимся к воде.

– Ладно, черт с ними, пусть разрешают открывать «Воздушные замки»! – продолжал Шамиль. – Но я не понимаю, зачем при этом закрывают дешевые общепитовские забегаловки. Ведь раньше это было кафе. Красивое место, отдыхать приятно. И за пятерку отведаешь шашлыка под бутылочку сухого. Скажите, теперь куда деваться таким, как я?

Чикуров ответить не успел. Откуда-то взявшийся мощный самосвал, стремительно обошедший их, неожиданно подрезал путь «Волге». Раздался визг тормозов. Чикурова резко бросило вперед, и только благодаря ремням безопасности он не вышиб лбом ветровое стекло. Машина заюлила, замоталась на краю шоссе, над самым обрывом, сбивая придорожные столбики.

Дальнейшее произошло в считаные мгновения. Огромная махина ЗИЛа, прижимавшая их к пропасти, голова водителя самосвала, высунувшаяся из кабины, треск металла, звон разбитого стекла – вот что успел увидеть и услышать Чикуров. Затем небо несколько раз поменялось местами с землей, раздался глухой удар, и «Волга» замерла.

Наступила тишина. Машина лежала на боку, удерживаемая неведомой силой на крутом откосе. Игоря Андреевича прижало к дверце, а сверху над ним буквально висел на ремнях безопасности Асадуллин. Чикуров глянул на водителя. Смуглое лицо его было теперь белее мела.

– Вы не ранены? – дрожащим голосом спросил он.

– Вроде цел… – ответил следователь, прислушиваясь к своему телу. – А вы?

– Слава аллаху, – сказал Асадуллин, пытаясь улыбнуться. Это ему не удалось: ужас его еще не отпустил, а вернее, он лишь сейчас по-настоящему осознал происшедшее. – Он что, сдурел? – со злостью произнес Шамиль.

Чикуров понял: речь о водителе ЗИЛа. Но ничего не сказал, чувствуя, что авария меньше всего походила на несчастный случай. Но в данное время его больше всего занимал вопрос, как выбраться.

– Камень держит? – высказал он предположение.

– Дерево… – сказал Шамиль.

И действительно, в окошке с его стороны голубело небо и зеленели ветки могучей сосны.

Асадуллин попытался открыть дверцу, но машина угрожающе покачнулась. Больше попыток высвободиться самим они не предпринимали.

Скоро с дороги послышались человеческие голоса, автомобильные гудки.

– Вытащат! – успокоил Чикурова Шамиль.

Их высвободили минут через двадцать. Затем при помощи троса, зацепленного к грузовику, выволокли на шоссе «Волгу». Когда Игорь Андреевич увидел далеко внизу прибрежные камни, то ужаснулся: не задержи их дерево – костей бы не собрали.

На дороге скопились легковушки, мотоциклисты и грузовики. Даже прервал свой маршрут автобус с туристами, которым не терпелось увидеть развязку происшествия. Тут же были и те, кто обязан находиться по долгу службы: бригада скорой помощи и работники ГАИ.

Чикуров и Асадуллин первым делом попали в руки врачей.

– В рубашке родились, – констатировал старший из бригады, убедившись, что оба отделались испугом, не считая ушибов.

Настало время гаишников, капитана Власова, что прибыл на жигуленке, и лейтенанта Роговина, приехавшего на мотоцикле с коляской.

Узнав, кто такой Чикуров и на чьей машине он ехал, работники ГАИ скрупулезно расспросили следователя и водителя об обстоятельствах аварии.

– Номер самосвала не помните? – задал вопрос Власов. – Серию?

– ЮЖР, – ответил Асадуллин, окончательно пришедший в себя. – А номер, кажется, шестьдесят – семьдесят семь. – Он задумался и поправился: – Нет, по-моему, наоборот, семьдесят семь – шестьдесят…

– А вы? – обратился инспектор ГАИ к Игорю Андреевичу.

– Номер совсем не запомнил, – ответил следователь. – Но зато кое-что могу сообщить о внешности водителя. Он был в темных очках, волосы длинные светлые, прямые, как у Олега Попова.

– Какого Попова? – слегка озадаченно спросил Власов.

– Ну, клоуна. Помните?

– А-а, клоуна! Конечно, конечно, – закивал капитан. – А еще какие-нибудь приметы?

– Мне легче нарисовать, – улыбнулся Чикуров.

Они забрались в жигуленок. Игорь Андреевич быстро набросал портрет шофера самосвала, что так ярко врезался в его память.

– Похож, – подтвердил Шамиль Асадуллин.

Власов по рации передал всем постам ГАИ команду – задержать описанную машину. Были также сообщены и приметы ее водителя. Вызвал он на место происшествия и дежурную группу УВД города.

Когда все документы были оформлены, Роговин смущенно сказал Асадуллину:

– И все же, брат, тебе придется проехать со мной. Провериться…

– На это дело? – щелкнул себя по воротнику Шамиль.

– Порядок есть порядок, – развел руками лейтенант.

– А как же, – закивал Асадуллин, – я сам требую заключения нарколога. Чтобы потом не шили, будто я виновник. Работаем в органах, знаем…

Он уехал с Роговиным на мотоцикле, а Чикуров попросил Власова подбросить его в «Воздушный замок», так как свидание с Карапетяном было назначено заранее. Отменять его не было причины – чувствовал себя Игорь Андреевич нормально.

В это время Сурен Ованесович вел в своем кабинете трудный разговор с клиенткой. Солидная, немолодая, вся в люрексе дама совала под нос директору ресторана тарелку с едой и меню.

– Что это?! – гневно вопрошала она.

– Бифштекс по-бермудски! – гордо ответствовал Карапетян. – А что вас не устраивает?

– По-бермудски? – возмутилась посетительница. – Скажите это своей тете!

– Уверяю вас, приготовлено по лицензии! Рецепт выдержан до мелочей. Прошу, распробуйте хорошенько…

– Распробовала! Обыкновенные зразы! Вы дерете за них девять рублей, а в любой столовке они стоят полтинник.

При последних словах и заглянул в комнату Чикуров.

– Разрешите? – произнес он извинительно. – Задержался не по своей воле…

– Товарищ Чикуров? – вскочил со своего места Сурен Ованесович, заслоняя собой клиентку.

Получив утвердительный кивок, он засуетился:

– Пожалуйста, проходите, располагайтесь! А я сейчас… Буквально один момент…

Он выхватил у дамы тарелку, меню и поспешно вывел оторопевшую женщину из кабинета.

– Серж, – остановил первого попавшего под руку официанта Карапетян, – обслужи нашу дорогую гостью! Это юбилейный посетитель. Отдельный кабинет, музыку по ее усмотрению, вино и блюда – что подаешь мне. Понятно?

– Понятно, Сурен Ованесович, – почтительно поклонился клиентке официант, на самом деле ничего не понимая.

– Какая музыка? – недоуменно вертела головой посетительница. – Какое вино? Я только перекусить…

– Приятного аппетита, – поцеловал ей руку Карапетян, отчего дама еще больше растерялась. – С дорогой гостьи – ни копейки!

– А-а, – протянул Серж, наконец-то сообразив, в чем дело.

– Заходите в любое время, всегда будем вам рады! – расшаркался напоследок директор перед женщиной.

Изумленная дама без звука направилась за официантом. А Карапетян поспешил к себе.

– Прошу прощения, дорогой товарищ Чикуров. Честно говоря, я уже думал, что вы не приедете. – Он глянул на часы. – Условливались в час тридцать, а сейчас почти три…

– Понимаете, по дороге сюда… – начал было Игорь Андреевич, но директор перебил его:

– О! Дорожные пробки – наш бич! Эти автотуристы превратили наш курорт черт знает во что. Я не говорю уже о загазованности воздуха. Честное слово, скоро будем ходить в противогазах.

– Я, собственно, вот по какому поводу, – оборвал его тираду Чикуров, решив не говорить об аварии.

– Э-э! – темпераментно вскинул руки Карапетян. – Что, за нами кто-нибудь гонится? Я знаю, обычно задаете вопросы вы, но разрешите нарушить этот порядок. На правах хозяина, а? – Директор ресторана расплылся в обаятельной улыбке. Чикуров пожал плечами: мол, валяйте. – Вы знаете, что такое буйабесс?

– «Буйабесс»? – повторил следователь и отрицательно покачал головой.

– О-о, это такая штука – попробуешь и сразу умрешь! – закатил глаза Карапетян. – Знаменитый французский рыбный суп. Представьте, всякая разная приправа… Впрочем, выдавать секрет не имею права. Одним словом, не суп, а нектар! Буквально вчера капитан с французского судна сказал: мы готовим буйабесс вкуснее, чем в Марселе, на родине этого божественного блюда. Сегодня же мы превзошли самих себя… Я лично, шеф-повар и весь коллектив ресторана будем польщены, если вы его отведаете.

– Нет, – твердо сказал Чикуров, уразумев, что к чему.

– Вы не любите рыбное? – ничуть не растерялся директор ресторана. – Мы и это предусмотрели. Рекомендую карбонады по-фламандски. Это говяжье филе в пивном соусе с зеленью и специями. Даю гарантию – язык проглотите!

Он решительно взялся за телефонную трубку, но Игорь Андреевич остановил его жестом.

– Что, у вас традиция встречать следователей французским супом и фламандским мясом? – усмехнулся Чикуров.

– Поверьте, от всей души, – приложил руки к груди Карапетян.

– Ну вот что, Сурен Ованесович, я здесь не клиент и тем более не ваш гость, – строго сказал Игорь Андреевич. – Давайте не будем терять время.

Карапетян вздохнул так, словно его оскорбили в самых лучших чувствах.

Игорь Андреевич достал из портфеля дело, представился по форме.

– С вами уже беседовал следователь Шмелев, – продолжал он. – Мне хотелось бы кое-что уточнить.

– Я готов уточнить, – встрепенулся Карапетян. – Даже специально справочку приготовил…

Он достал объемистый бумажник, извлек из него сложенный лист бумаги и протянул Чикурову.

Это была справка из поликлиники. На бланке. Она гласила, что у товарища Карапетяна С. О. 18 августа с.г. была температура 40 градусов. Обследовал больного и выдал документ врач Г. В. Золотухин. Имелся регистрационный номер и дата выдачи документа лечебным учреждением.

– Все как положено, верно? – преданно посмотрел в глаза следователя председатель кооператива.

– К чему это? – спросил Чикуров.

– Восемнадцатое августа! – торжественно поднял палец Карапетян.

– Ну и что? – все еще не понимал Игорь Андреевич.

– Так ведь именно в этот день меня допрашивал Шмелев и снимал на видео, – пояснил Сурен Ованесович и показал на папку с делом. – Проверьте, пожалуйста.

Игорь Андреевич нашел нужный протокол. Действительно, разговор следователя с Карапетяном состоялся 18 августа.

– Понимаете, – с жаром проговорил директор ресторана, – с утра весь пылал как печка! Ничего не соображал! Даже не помню, что говорил товарищу Шмелеву.

– Так уж и не помните? – с сомнением произнес Чикуров, обескураженный заявлением Карапетяна.

– Честное слово! – поклялся тот. – Разрешите посмотреть, что там я наплел в бреду? – потянулся он к папке.

Игорь Андреевич повернул ему дело, однако из рук его не выпускал.

– Ай-я-яй! – сокрушенно качал головой Карапетян, читая свои показания. – Настоящий бред! Чтобы такое сказать о санитарном инспекторе, о пожарном инспекторе, фининспекторе!.. – Он схватился за волосы. – Вах! Я оболгал и ГАИ, и ОБХСС!.. Нет, не могу!

Директор ресторана закрыл лицо руками и долго качался из стороны в сторону. Игорь Андреевич терпеливо ждал, когда завершится этот спектакль.

– Честнейшие, порядочнейшие люди нашего города! Что я натворил? Сами подумайте, в своем я был уме или нет?

«Ну и артист! – восхитился Чикуров, поворачивая и подвигая к себе папку с делом. – А ход ловкий!»

Надежды добиться дополнительных сведений о Кирееве рухнули. Более того, прежние показания Карапетяна теперь не стоят выеденного яйца.

– Прошу приобщить к делу, – торжественно произнес председатель кооператива, кладя на папку документ из поликлиники.

– Хорошо, – сказал следователь. – И оформим наш разговор, как положено.

Он заполнил бланк протокола допроса свидетеля и попросил Карапетяна собственноручно написать объяснение по поводу своей «болезни». Когда тот исполнил это, Чикуров сказал:

– Еще один вопрос, Сурен Ованесович: что вы думаете об убийстве Пронина? Ну, вашего сторожа?

– Ой-ой, – простонал допрашиваемый. – До сих спор спать не могу! Так и стоит перед глазами этот ужас!

– Как вы думаете, за что его убили? Кто?

– Даже не могу себе представить, у кого могла подняться рука на этого тихого, безобидного человека…

– А почему его труп положили именно в ваш автомобиль?

– Странный вы человек, товарищ Чикуров, – поцокал языком Карапетян. – Это я должен у вас спросить: почему?

– Может, вас кто-то о чем-то предупреждал?

– Меня? – испуганно повторил Сурен Ованесович. – О-о ч-чем? – вдруг стал он заикаться.

– Это и хотелось бы знать.

– Лично я ничего не знаю, – отвел глаза в сторону Карапетян.

В них стояла такая мука, что Чикурову стало его жаль. На этом допрос был завершен.

Мне позвонил первый секретарь горкома партии Валентин Борисович Голованов.

– Захар Петрович, найдется полчасика для беседы?

Я посмотрел на перекидной календарь – вроде срочных встреч не было.

– Найдется.

– Подскочи ко мне и прихвати с собой этого москвича, ну, следователя.

– Хорошо.

В неофициальной обстановке с Головановым мы на «ты», потому что были, можно сказать, земляками. Он родом из соседнего поселка, а с его двоюродным братом Яковом, тем самым заместителем секретаря парторганизации, и вовсе из одного села.

Когда я сказал Чикурову, что нас ждут в горкоме, он спросил:

– Небось по киреевскому делу?

– Скорее всего…

Здание горкома – в трех минутах ходьбы. Шикарный дворец из розового туфа и стекла. Не чета прокуратуре, которая давно требует ремонта, но у южноморских строителей все не доходят до этого руки…

Голованов встретил нас в своем роскошном кабинете с наборным паркетом, усадил в кожаные кресла.

– Уж извините, что оторвал от работы, но дело неотложное. Понимаете, нужно решать вопрос о партийности Киреева.

Мы незаметно переглянулись с Чикуровым.

– Как, товарищи? – нетерпеливо спросил секретарь.

– Партийность – не наша прерогатива, – сказал Игорь Андреевич.

– Решать в отношении Киреева – право партийных органов, – поддержал я следователя.

– Но у нас нет материалов. Ясности, так сказать…

– Значит, придется немного подождать, когда следствие внесет ясность, – спокойно произнес Чикуров.

– Насколько я понял, – несколько раздраженный ответом Игоря Андреевича, произнес секретарь, – у вас, как следователя, ее тоже нет. – Он повернулся ко мне: – Тогда возникает вопрос к вам: как можно сажать человека с партбилетом? К тому же презумпция невиновности… Что скажете, прокурор?

– Прокурор дает санкцию, если убежден в ее необходимости и когда есть для ареста все основания, – ответил я.

– Основания? – сурово вскинул брови Голованов. – Так ведь только что товарищ следователь выразился предельно откровенно: полной убежденности нет. – Он даже не посмотрел в сторону Чикурова. – Товарищи, дорогие, оглянитесь вокруг! Вся страна перестраивается, а вы словно в летаргическом сне. Сколько можно ехать в старой телеге, я имею в виду обвинительный уклон? Он и так нас довел черт-те до чего. Очнитесь, прислушайтесь к голосу партии и народа! К чему он зовет?

– Защищать закон, – сдержанно ответил я на его горячую филиппику. – И общество. Между прочим, не только от обвинительного, но и от освободительного уклона. Да-да, уважаемый Валентин Борисович, освободительного тоже. Он стал разрастаться, как бурьян. И еще неизвестно, что страшней. Впрочем, это все равно, как если бы медики спорили, что лучше: чума или холера.

– Странные речи слышу от вас, – покачал головой секретарь. – Словно вы не смотрели по телевидению первый Съезд народных депутатов и прессу не читаете…

– Читаю. Лучше, мол, освободить десять виновных, чем осудить одного невиновного…

– А вы не согласны?

– В отношении людей никакая арифметика не подходит, – сказал я. – Хотелось бы задать вопрос сторонникам формулы, которая, как я понял, вам так нравится. Лучше ли будет обществу, если десять избежавших наказания убийц отправят на тот свет десятки ни в чем не повинных граждан?

– Не надо, – поморщился Голованов. – Не надо стращать. Сколько лет нас стращали и под этим видом оправдывали массовые аресты и уничтожение миллионов честных людей. Время винтиков прошло. Теперь никаким абстрактным теоретизированием нельзя прикрывать осуждение хоть одного, слышите, одного-единственного безвинного. Это трагедия! В этом вы хоть солидарны со мной?