Текст книги "Реваншист"

Глава 9

В конце декабря я отправился в Москву – за гонораром. Деньги требовались здесь и сейчас. Свадьба – затратное мероприятие. Жениху необходим красивый костюм, рубашка, галстук, туфли. Последние, впрочем, могли подождать: купленные после армии ботинки выглядели еще прилично. Но первые три предмета тянули на 150 рублей. Свадебное платье и белые туфли для невесты – на 200 по минимуму. А обручальные кольца? В ЗАГСе нам выдали талоны в салон новобрачных «Счастье», мы его навестили и приценились. По самым скромным расчетам требовалось 500 рублей. Лиля заикнулась, что платье она может купить сама, но эти разговоры я прекратил. И без того свадьбу организуют ее родители. Совсем голодранцем выглядеть не хочется.

Имелась и другая причина для посещения столицы. С редакцией журнала следовало установить тесный контакт. Это перед маститыми авторами у них открыты двери, начинающий должен наливать. Иначе застынешь в очереди на публикацию.

С гостинцами мне помог тесть. Передал с оказией отменное сало, домашнюю колбасу. Подовый хлеб и «Беловежскую» в штофах я купил в Минске. Москвичам она нравится. Сколько в том времени я перевез этих квадратных литров! Сумка вышла тяжелая, едва поднять. На Белорусском вокзале я отнес ее в автоматическую камеру хранения. Запихнул в ячейку, с обратной стороны дверцы набрал код «Д 682». Номер моего автомата в армии. Наивные пассажиры пользуются годом своего рождения, дескать, не забудешь. Вокзальным ворам это нравится. Проследят, прикинут возраст – и легким движением пальцев… А вот хрен вам, а не деревенская колбаса с «Беловежской»!

Бросив в щель приемника 15 копеек, я захлопнул дверцу и вышел в город. Спешить мне некуда: поезд пришел рано. Я прогулялся по улице Горького, будущей Тверской. Полюбовался историческими зданиями, заодно зафиксировал в памяти здание редакции «Юности». В той жизни я сюда не захаживал.

В редакцию было рано. Перед отъездом я созвонился с Диной Аркадьевной. Она посоветовала прийти после двух. И главный на месте, да и другие сотрудники в кабинетах. Работать в редакции начинают поздно. Еще Дина Аркадьевна подсказала, где получить гонорар. Его выплачивали в кассе издательства, а не журнала.

К издательству я прибыл к девяти. На вахте объяснил зачем. Мне рассказали, как пройти к кассе. Там я предъявил паспорт. В ответ мне сунули ведомость, где я немедленно расписался. Кассирша отсчитала деньги – 1482 рубля. Дина Аркадьевна сообщила, что разметили мне 1800. Однако 19 процентов съели налоги. 13 – подоходный, 6 – на бездетность. Последний уплачивают холостяки и замужние бездетные женщины в возрасте от 20 до 50 лет. В обиходе – «налог на яйца». Лиля, как только поженимся, тоже станет платить. А куда денешься?

Из издательства я вышел довольный. Живем! Теперь – по плану. На троллейбусе с табличкой «Б» я доехал до Центрального рынка на Цветном бульваре. В моем времени его снесут и построят торговый центр. Но сейчас рынок работал. Я прошелся вдоль цветочного ряда. На прилавках лежали гвоздики – красные, революционные. Других цветочков не наблюдалось.

– Розы есть? – спросил я продавца с характерной внешностью.

– Какой роз? – возмутился он. – Нет роз. Зыма, снэг, холадна.

– А гвоздики, значит, холода не боятся? В снегу растут?

– Растут, – кивнул он. – Хороший гвоздик, свежий. Отдам недорого, по семь рублей.

Я покачал головой и двинулся вдоль прилавков. Везде отвечали одинаково. Засада. Это в моем времени голландские розы можно было купить чуть ли не в каждом переходе. Гвоздики я брать не хотел. Не люблю этот цветок. Холодный он, официальный.

Я отошел в сторону и задумался. Как быть?

– Это ты искал розы?

Я оглянулся. Мужчина лет сорока. Наружность славянская.

– Я.

– Есть красивый букет. Один человек заказал. Обещал утром забрать, но не приехал. Сто пятьдесят рублей.

– Сколько?!

– Одиннадцать роз. Свежие. Неделю самое малое простоят. Букет разбивать я не буду. Если дорого, не бери.

– Покажи! – попросил я.

Меня отвели в какую-то подсобку. Провожатый нырнул за шкаф и появился с букетом в руках. Тот был завернут в целлофан и перевязан лентой. Не той, узенькой, что принята в моем времени, а широкой, капроновой. Из таких банты в косичках вяжут. И розы и лента были бордового цвета. Я присмотрелся к цветам – свежие, этим утром срезали с куста. В цветах я разбираюсь – сколько их в своем времени передарил! Не соврал мужик. Но цена… Жаба на миг овладела сознанием. Брысь! Надо, парень, надо!

– Беру!

Я отсчитал деньги. Мужик сунул их в карман и завернул букет в старую газету.

– От мороза, – пояснил мне. – Если снова понадобятся, приходи. Меня Васей зовут. Спросишь у любого, меня здесь всякий знает.

Нет уж! С вашими ценами… Я сунул букет в сумку и вышел наружу. Времени – вагон. Что теперь? А наведаемся мы в ГУМ! Может, на дефицит выбредем?

Дефицит был. В секции женского белья стояли две очереди. Я протиснулся к прилавкам. Так, лифчики и колготки, импортные. Потому и очереди огромные. Замечательный подарок по нынешним временам. Но стоят… Я присмотрелся. Других мужчин в очередях не наблюдалось, что неудивительно. Не принято здесь мужикам покупать женское белье. Если встану, буду как белая ворона. А что, если?..

– Женщины, дорогие! – попросил я. – Позвольте невесте подарок купить. Не могу стоять – поезд уйдет.

На меня уставились во все глаза.

– Не пускайте! – возбухла какая-то жирная тетка. – Это спекулянт. Сейчас купит, а за углом продаст. Знаю я таких!

– Спекулянт? – Я раскрыл сумку и извлек букет. Сорвал газету. – Вот! Спекулянты с розами ходят?

По очереди пронесся вздох. А то!

– Пустите его, женщины! – раздалось неподалеку. – По лицу видно, что невесту любит. Добыть розы зимой… Пусть хоть одной повезет!

Покупательница, стоявшая впереди, подвинулась. Я сунул букет в сумку и шмыгнул к прилавку. Бюстгальтеры, рассортированные по цвету и размерам, кучками лежали на расстеленной на полу бумаге. Такая вот незатейливая торговля. А что? Все равно через час разберут.

– Не более двух в руки, – предупредила меня продавец.

– Тогда белый и черный. Второй размер.

Продавец взяла лифчики из ближайших кучек, сложила и завернула в бумагу.

– Пятнадцать рублей!

Я расплатился и бросил сверток в сумку. Повернулся к очереди:

– Спасибо вам, уважаемые! Пусть вам всем повезет!

Меня проводили одобрительным гулом.

– Хороший парень! – сказали в спину. – Посчастливилось девочке. Чтобы мой мне лифчик купил…

К очереди за колготками я подошел с букетом в руках. Прокатило и здесь. Заминка вышла с определением размера. В колготках я не разбирался. Пришлось найти в очереди подходящую фигуру, предъявить продавцам. В поощрение я дал модели подержать букет. Она с радостью взяла розы и понюхала.

– Как пахнут! И красивые.

– Вы лучше, – сказал я.

«Модель» зарделась. Я расплатился, бросил колготки в сумку и забрал букет. На улице облегченно вздохнул. Не люблю я наглеть. Но ведь не врал! Для невесты стараюсь. Лиля обрадуется. Колготки и бюстгальтеры здесь дефицит, а если еще импортные… Если меня не задушат в объятиях, то я олень. Северный…

На часах был полдень. Посетить Красную площадь? В том времени на нее насмотрелся, в Мавзолее дважды бывал. Чего там смотреть? Прогуляюсь лучше по знакомым с Литинститута местам. Двинулись! Всё, как в той жизни. Гостиница «Интурист», гостиница «Москва», Центральный телеграф… В моем времени «Интурист» снесут, «Москву» – тоже, но последнюю отстроят заново. На Пушкинской площади я остановился. Рассмотрел памятник, затем по какому-то наитию двинулся вправо. И внезапно зацепился взглядом за витрину. Пишущая машинка! «Эрика»!

Я шмыгнул в магазин канцелярских принадлежностей, указал пальцем.

– Продается?

– Последняя осталась, – сообщила продавец. – Будете брать?

– Да! Да!

Продавец сняла «Эрику» с подставки. Валик был заправлен бумагой – витринный экземпляр. Поставив сумку, я пробежался по клавишам, поднял регистр – и простучал во второй раз. Красота! Буквы оттискиваются четко, клавиши ходят мягко, звук тихий. Каретка движется плавно, при подходе к концу строки раздается звонок.

– Сколько?

– Двести восемьдесят рублей.

Гулять так гулять!

– Запасные ленты есть?

– По два пятьдесят за штуку.

– Две!..

В камере хранения я поменял сумки местами. Тяжелую извлек, легкую поставил в ячейку. Только букет сменил место пребывания. 15 копеек, щелчок замка. В путь!

К редакции я доехал на троллейбусе. Идти пешком – руки отвалятся. На нужной остановке вышел и перешел улицу. Вахты в редакции не было. Я достал из сумки букет и остановил пробегавшую мимо девушку.

– Мне нужна Дина Аркадьевна.

Девушка с любопытством уставилась на букет.

– Идемте!

Мы поднялись на второй этаж, прошли коридором, спутница потянула на себя дверь. Так. Большая комната, столы, заваленные бумагами. У одного стоят человек пять женщин и о чем-то разговаривают. Одна грузная, в длинном, мешковатом платье. Из-под подола виден ортопедический ботинок. Заметно, что ей тяжело стоять.

– Дина Аркадьевна! К вам!

Грузная повернулась. Лицо полное, цвет нездоровый.

– Сергей?..

– Я, Дина Аркадьевна! – Я поставил сумку у порога, шагнул к ней и протянул букет. – Это вам. С наступающим Новым годом! Здоровья и счастья!

– Какая красота! – Она взяла букет и поднесла к лицу. – А как пахнут! Ну Сережа, ну угодил! Розы зимой мне еще никто не дарил!

– Еще есть сало, хлеб, домашняя колбаса, – сообщил я. – И «Беловежская» в штофах. Прикажете подать?

– Каков! – засмеялась Дина Аркадьевна. – Прикажу. Девочки, это наш автор Сергей Девойно. Пришел нас поздравить и угостить. Помогите ему! А я главного позову.

Прижимая букет к груди, она вышла из комнаты. «Девочки» уставились на меня.

– Нужно освободить столы, – сказал я…

Поляну мы накрыли быстро. Я резал сало, хлеб и колбасу (нож и разделочную доску я предусмотрительно захватил), женщины раскладывали угощение по тарелкам. Откуда-то набежали люди, видимо, по редакции прошел слух. «Халява» – звучит сладко. На стол выставили рюмки – разные, но в большом количестве. Пить на работе в этом времени не стесняются, период грозных указов еще не пришел. Я разлил по рюмкам «Беловежскую». Готово. В этот миг, как будто подгадав, в дверь вошли Дина Аркадьевна и немолодой мужчина с красивым лицом. Борис Полевой, тот самый…

– Вот, Борис Николаевич! – Дина Аркадьевна указала на меня. – Сергей Девойно.

– Здравствуйте! – Он пожал мне руку. – Приятно познакомиться.

– А мне с вами – вдвойне. Прошу! – Я указал на накрытый стол. – Все деревенское, свежее, вкусное.

– Деревенское я люблю, – сказал Полевой. Он прошествовал к столу, где взял рюмку. – Ну что, товарищи! Выпьем за дебют восходящей звезды? Успешный, замечу, дебют. Мы открыли стране замечательного автора. Пусть сопутствуют ему творческие удачи!

Он выпил, «товарищи» немедленно последовали.

– Попробуйте! – Я протянул Полевому тарелку с салом. – Будущий тесть солил.

Полевой бросил в рот ломтик, прожевал.

– Замечательно! Мягкое, как масло. Тает во рту. А аромат…

«Товарищи» за столом тоже пробовали и одобрительно гмыкали. Москвичей удивить трудно, в столице, как в Греции, всё есть. Но подобного здесь не купишь. Вацлав солит сало по какому-то семейному рецепту, с травами. А его колбаса – объедение! Куда до нее магазинной! Я наполнил опустевшие рюмки и взял свою.

– Дорогие товарищи! Позвольте поднять этот бокал за моих крестных в литературе – глубокоуважаемых Дину Аркадьевну и Бориса Николаевича! Благодаря им моя повесть увидела свет. Спасибо вам!

– Прямо уж крестные, – проворчал Полевой, но я понял, что тост ему понравился. – Талантам мы всегда рады, Сережа, а ваша повесть написана талантливо. Правильно, товарищи?

«Товарищи» подтвердили и немедля выпили. Полевой вскоре ушел, в комнате стало шумно. Компания разбилась на кучки, где выпивали уже сами по себе и по своим поводам. Знакомая картина. Скрипач сыграл и может уходить. Ко мне подошла Дина Аркадьевна.

– Когда твой поезд?

– В десять вечера.

– Уйма времени. Проводи меня! Это недалеко. Заодно поговорим.

Я помог ей надеть пальто, оделся сам и поднял с пола полегчавшую сумку. Но не пустую. Мы вышли и направились к остановке. Подошел троллейбус, я помог Дине Аркадьевне забраться в салон. Букет с розами лежал в сумке, Дина Аркадьевна попросила укрыть его от мороза.

– Проездной! – сказала она, опустившись на сиденье.

Я бросил в кассу четыре копейки и вытянул билетик. Мы проехали две остановки и вышли.

– Вот мой дом! – указала Дина Аркадьевна.

Мы миновали арку и вошли в подъезд. Моя спутница жила на первом этаже. Щелкнув ключом, она открыла дверь и пропустила меня вперед. Я помог ей раздеться. Она прошла в комнату и опустилась на диван.

– Чуток посижу, – сказала устало. – Нога ноет. Протез… Если не трудно, поставь чайник. Кухня – там. – Она достала из сумки папиросы.

Кухня оказалась крохотной – метров пять. Ну, так и квартира однокомнатная. Зато потолки высокие, центр Москвы. В моем времени такое жилье будет стоить бешеных денег. Но пока здесь все очень скромно. Обстановка в комнате старая, да и на кухне – более чем аскетично. Стол, пара табуретов, холодильник, плита и два шкафчика: на стене и полу. Более и не поместится.

Чайник стоял на плите. Я вылил кипяченую воду, налил свежей из крана. Фильтров здесь нет, да и не нужны. Это в моем времени появятся. Разве думал я сорок лет назад, что буду покупать воду в магазине?

Спички лежали рядом с плитой. Я зажег конфорку и поставил чайник. После чего сходил в прихожую и принес сумку. Чай чаем, а поесть нужно. Мне еще в ночь ехать, да и Дине Аркадьевне не помешает – в редакции она как-то скромничала. Больше говорила о литературе. Непорядок. Я потянул вниз ручку холодильника «ЗИЛ». М-да… Мышь повесилась. Я перекидал на полки сэкономленные продукты. Сало, колбаса, кус копченого окорока, пара бутылок с «Беловежской». Для хороших людей не жалко. В редакции журнала мне интересны два человека: главный редактор и Дина Аркадьевна. Остальные – балласт, пусть радуются, что на халяву налили. Что делать, циник я. Во время пьянки заметил, что Полевому угощение понравилось. Но просить он не станет – не тот уровень. Понятно, что не нуждается, у литературного генерала есть все. Но как приятно в компании с себе подобными откупорить штоф «Беловежской», плеснуть в рюмки и кивнуть на накрытый стол: «Угощайтесь, друзья, это мне из Белоруссии подогнали!» То есть «привезли», конечно. В моем времени нувориши будут точно так же удивлять гостей односолодовым виски и испанским хамоном. Только и то и другое – фигня. Если вы пробовали настоящий буряковый самогон и копченный на осиновых опилках окорок, то поймете меня. Можно не сомневаться, что часть оставленных мной продуктов будут переданы Полевому. И правильно. Автору «Повести о настоящем человеке» я бы и не такое отдал.

Оставив часть продуктов, я достал нож и доску, нарезал сала, колбасы, хлеба. Разложил это на тарелки, обнаруженные в шкафчике. Там же нашлись рюмки и поднос, расписанный цветами. Жостовский, наверняка подарок. На подоконнике пылилась ваза. Я ополоснул ее под краном, наполнил водой и опустил в нее цветы. Затем отнес вазу в комнату. Подтянул к дивану журнальный стол и поставил сверху.

– Спасибо! – поблагодарила Дина Аркадьевна. – Буду любоваться.

Я вернулся на кухню, сервировал поднос, водрузил на него «Беловежскую» и прошел в комнату.

– Надо же! – всплеснула руками Дина Аркадьева. – Прямо как в ресторане.

– Там такого не подадут, – сказал я, присаживаясь на стул. – Это натуральный, экологически чистый продукт.

– Как ты сказал? Экологически чистый? Надо будет запомнить.

Я наполнил рюмки.

– За ваше здоровье!

– Лучше за твой успех! – возразила Дина Аркадьевна.

Спорить я не стал. Мы выпили каждый за свое и закусили.

– Очень вкусно! – сказала она. – Причем все. Сало, колбаса, настойка и даже хлеб. Удивил ты нас, Сергей. Чем только авторы нас не угощали! И бастурму привозили, и икру с красной рыбой. Шампанское и конфеты – само собой. А вот сало с домашней колбасой не припомню. Да еще эта настойка.

– Больше печатайте белорусов! – посоветовал я. – Или украинцев. На сале будете спать и салом укрываться.

– Приму к сведению, – засмеялась она.

Тем временем вскипел чайник. Я пошел на кухню, нашел чай – индийский, крупнолистовой, и заварил. Отнес вместе с чашками в комнату. Затем достал из сумки пирог, уложил его на разделочную доску и, прихватив нож, вернулся к Дине Аркадьевне.

– Попробуете? Невеста пекла.

– Давай! – заинтересовалась она.

Я отрезал ломоть и протянул ей. Затем разлил чай в чашки. Дина Аркадьевна отхлебнула и откусила от пирога.

– Очень вкусно! Твоя невеста мастерица. Из-за этого ее выбрал?

– Нет. Она редкая умница и большой талант. У нее абсолютный литературный слух.

– Вправду? – удивилась она.

– Вы сами хвалили мой текст. Без нее он выглядел бы иначе.

– Так вот, значит, в чем дело! – засмеялась Дина Аркадьевна. – Теперь так выбирают невест? По литературному слуху?

– Это лучше, чем за красивую мордашку и сногсшибательную фигуру. Хотя у моей Лили и это есть. Вот!

Я достал из кармана паспорт, извлек из него фотографию и протянул Дине Аркадьевне.

– Симпатичная! – оценила она. – Повезло девочке.

– В смысле?

– Ты не знаешь себе цены, Сережа, – хмыкнула Дина Аркадьевна. – После выхода номера тобой очень интересовались. Девочки в редакции все спрашивали, когда приедешь. Примерялись к жениху.

– Не заметил, – удивился я.

– Так ты же про тестя сказал. Вот они и отстали. И правильно. А то, видишь ли, захотелось выскочить за готового писателя. Нет уж! Ты с ним по квартирам поскитайся, вытерпи нужду, капризы. И при этом создай ему условия для творчества. А то видят себя в Доме творчества в Переделкине или в ресторане ЦДЛ[18]18
  Центральный дом литератора.


[Закрыть]. Лиля твоя умница. – Она вернула мне фотографию. – Такого парня найти! Мало того что талант, так еще и хозяйственный. Стол накрыл – я опомниться не успела.

– Жизнь научила, – сказал я. – Мама растила меня одна. Пока она в школе, я еду готовлю. Или квартиру убираю.

– А отец?

– Даже не знаю, кто он. В метрике – прочерк.

– Дразнили? – спросила она.

– Да. – Я вздохнул. – Байстрюк… Из-за этого у меня нет школьных друзей.

– Теперь пусть локти кусают. – Она помолчала. – Мать давно умерла?

– В армии служил.

– Жаль, что не дожила. Сейчас бы гордилась тобой. Хорошая была, видно, женщина – такого сына подняла. Помянем!

Я плеснул в рюмки, мы выпили и закусили. Дина Аркадьева достала папиросу и чиркнула спичкой.

– Вы много курите, – заметил я.

– На войне привыкла. Врачи говорят бросить, но ради чего? Кому я нужна?

– Нам. Редакции, авторам, читателям. Мне лично.

– Для чего? – сощурилась она.

Я замялся.

– Говори, говори! – поторопила она.

– Вы рекомендовали мою повесть к печати. Думаю, что благодаря вам ее напечатали так быстро.

– Да, – кивнула она. – Но я сделала это для журнала.

– Но одновременно помогли мне. Эта публикация значит для меня очень много. Вы даже не представляете…

– Представляю, – перебила она и затушила папиросу. – Черт! – Она сморщилась и потерла виски.

– Голова болит?

– Да. У меня где-то были таблетки…

– Погодите! – Я встал, обошел столик и нажал ногтями больших пальцев на хрящи ушей над ее мочками.

– Больно?

– Немного.

– Потерпите! Сейчас я уберу руки, и боль уйдет.

– И вправду, – удивилась она, когда я отступил. – Отпустило. Ты врач?

– Нет. Но в армии нам кое-что показывали. Вы можете это сделать сама. Хотя курить лучше бросить. Или хотя бы сократить.

– Я подумаю. – Она отодвинула папиросы. – Давай лучше о другом. Над чем работаешь?

– Обдумываю повесть. Название: «Экстрасенс».

– О чем? – заинтересовалась она.

– О человеке, обладающем экстрасенсорными способностями. Он может исцелить любую болезнь, даже рак. Из-за этого у него возникают проблемы.

– Это с чего? – удивилась она. – Да его на руках будут носить.

– Это в СССР. Но герой повести живет в капиталистическом обществе. И вот там он задевает интересы многих. Он добрый человек и лечит бесплатно. В результате страдают интересы платных клиник, фармацевтических компаний. К тому же герой не хочет лечить олигархов. Он считает их виновными в обнищании народа. Олигархи, естественно, злятся. Перед ними заискивают, а тут какой-то бедняк! Владельцы клиник хотят заставить героя работать на себя. На экстрасенса открывают охоту. Но у него много друзей… Короче, приключения.

– Удивил! – покрутила головой Дина Аркадьевна. – Я-то думала, продолжишь о рабочих. Тема востребованная, а пишут мало. Да и как пишут… – Она махнула рукой. – Твой «Лебедь» – как луч света в сером царстве. Недавно смотрела одну повесть. Так там автор пишет: «Он вставил деталь в станок и начал ее крутить». – Она засмеялась. – Даже я слышала, что у токарного станка есть патрон и суппорт. А ты знаешь производство изнутри.

– Не хочу быть писателем одного амплуа. Да и тема новая интересна.

– Справишься?

– Не сомневайтесь.

– А ты самоуверен. Хотя… Если вспомнить «Лебедя». Давай сделаем так. Напиши с пяток глав и пришли мне. Может, что подскажу.

– Спасибо! – поблагодарил я.

– Ерунда! – Она махнула рукой. – Открою тайну. Редакторы любят хороших авторов. А уж если талант… При дележе рукописей до скандалов доходит. Никому не хочется возиться с графоманами. Хотя порою приходится. – Она вздохнула. – Так что присылай. Кстати, рассказы твои я главному показала. Пару точно возьмем. Опубликуем не раньше лета, иначе не поймут. И еще. «Молодая гвардия» заинтересовалась «Лебедем». Это я про издательство, а не журнал. Звонили, спрашивали, есть ли у автора еще что. Сообщила о рассказах. Просили показать. Ты правильно делаешь, что присылаешь два экземпляра. Я отдала второй. Не хочу обнадеживать, но, думаю, книга у тебя будет.

– Дина Аркадьевна! – Я прижал руку к груди.

– Не стоит! – Она махнула рукой. – Слышал, наверное: «Талантам нужно помогать, бездарности пробьются сами».

Я пошарил глазами по столу. Благодарность требовала выхода.

– Готовя закуску, я обратил внимание, что у вас отвратительные ножи, Дина Аркадьевна. Вот! – Я взял со стола свой нож. – Нравится?

– Красивый, – кивнула она.

– Сделал собственными руками. Клапанная сталь. Не ржавеет, отлично держит заточку. Если найдете копейку, он ваш.

– Где-то была…

Дина Аркадьевна взяла сумку, достала кошелек.

– Только двушка.

– Годится! – Я забрал монету. – Позвоню вам из автомата. Пользуйтесь!

– Ох, Сергей! – Она погрозила пальцем. – Шустрый ты парень. Ладно. Налей своей сладкой водочки! Обмоем…

* * *

В Минск я приехал утром. Автобус довез меня к общежитию. Я бросил сумку у порога, сходил в душ и завалился спать. А что, у меня отпуск – выпросил у начальства три дня. Отнеслись с пониманием. Спросонья я слышал, как пришел Коля и как чуть позже ушел. В женский корпус направился, куда же еще? Я провалился и проснулся от стука в дверь. Зевая, встал, накинул спортивный костюм и открыл. Лиля!

– Здравствуй, любимый! – Меня обняли и поцеловали. – Чего сонный?

– Сосед по купе храпел, – пожаловался я. – Глаз не сомкнул.

– Как съездил?

– Замечательно! Кое-кому подарки привез. Дефицит, специфический.

– Показывай! – заволновалась Лиля.

Я выложил из сумки сверток. Она схватила и развернула бумагу. На кровать выпали пакеты с колготками и оба лифчика.

– Сережа…

– Мы с тобой без двух минут муж и жена, – сказал я. – Почему бы не купить?

– Там же, наверное, очередь была. И ты стоял?

– Чего не сделаешь ради любимой! – развел я руками.

Меня немедленно поцеловали. Затем направились в туалет – примерить.

– Давай здесь! – возразил я. – Я хочу это видеть. Заслужил.

Лиля поколебалась и стащила кофточку. Я наблюдал за процессом с воодушевлением. Она не обращала на меня внимания – щупала и разглядывала покупку.

– Ой, да здесь кружева!

– Не жмет, не режет? – поинтересовался я. – С размером угадал?

– Немножко великоват, но я ваты подложу, – махнула рукой Лиля. – Я и с нашими так делаю. А это импорт. У меня такого никогда не было. Сереженька!

Меня еще раз поцеловали и убежали в туалет. Зеркало у нас только там. Из туалета Лиля вернулись за другим лифчиком и убежала вновь. Затем пришла очередь колготок. Ну, это не эротично. Пользуясь тем, что обо мне забыли, я достал «Эрику» и водрузил на стол. Снял чехол-чемоданчик и застучал по клавишам. Поначалу на это не обратили внимания. Но затем вихрь, что метался по комнате, застыл. Через мгновение в ухо мне задышали.

– Это что?

– Пишущая машинка «Эрика». Немецкая.

– Дай!

Меня буквально столкнули со стула.

– Эй! – возмутился я.

Меня не услышали. Лиля самозабвенно молотила по клавишам. Включала регистр, меняла интервал, устанавливала поля. Я присел на койку. Пусть натешится. Наконец Лиля перестала печатать и задумчиво посмотрела на меня. И этот взгляд мне не понравился.

– Это я себе купил, – поспешил я.

– Почему себе? – В ее голосе слышалось возмущение.

– Буду прямо на машинке писать. Как Хемингуэй.

– Ты не Хемингуэй! – Тонкий пальчик обличающе ткнул меня в грудь. – Кроме того, у него не было такой, как я. Будешь спорить?

– Не буду, – согласился я. – Такой, как ты, точно не было.

– Вот и хорошо! – Она застопорила каретку и накрыла «Эрику» чехлом. – Я ее забираю.

– Эй! – возмутился я. – Грабеж. Лифчики – тебе, колготки – тебе, теперь и машинка – тебе. А мы, что, не люди?

– Машинка – нам! – возразила она. – Я буду печатать твои рукописи. Если хочешь, под диктовку. А лифчики… Могу выделить тебе один. – Она прыснула.

– Ага! – вздохнул я. – Сейчас надену и пойду по общежитию. Мигом спецбригаду вызовут. Совести у тебя нет!

– Зато есть любовь.

Легкая фигурка порхнула на кровать и повалила меня. Теплые губы нашли мои. Чего только женщины с нами не делают! Да ничего они не делают. Мы все сами…

Лиля вернулась к себе в комнату поздним вечером.

– Ну? – встретила ее Маша. – Привез подарки?

– Вот! – Лиля поставила на стол футляр. – Портативная пишущая машинка «Эрика». Немецкая.

– А лично тебе?

Лиля развернула пакет и вывалила на койку лифчики и колготки.

– Ого! – Маша схватила черный лифчик. – Импортный. И как только купил?

– Говорит, в очереди стоял.

– Ну, он у тебя вообще, – покрутила головой Маша. – Не знаю ни одного парня, кто на это решился бы. Хотя… Москва. Кто его там знает? Можно померить?

– Давай! – махнула рукой Лиля.

Она села к столу и сняла с машинки чехол. Ласково провела пальцами по клавиатуре. Чудо! Никакого сравнения с ее «Украиной». Там по клавишам нужно молотить. А здесь так мягко. Хочется и хочется нажимать.

Маша сбросила халат и нацепила лифчик. Прошлась по застежкам, регулируя бретельки, затем, заведя руки назад, перецепила крючки.

– Чудо!

Лиля отвлеклась от созерцания машинки.

– Ничего не режет, не давит, – сообщила Маша. – На теле даже не чувствуется. Умеют делать! И размер мой. Слушай, Лилька, продай! Зачем тебе черный? Белый ты к подвенечному платью наденешь, а этот к чему? А у меня под него кофточка есть. Ну?

– Забирай! – махнула рукой Лиля. – Только я не знаю цены. Спросить неудобно.

– Я знаю! – сказал Маша. – Наш стоит четыре рубля. Импортный – семь или восемь. Пусть десять. Спекулянты по двадцать пять продают, да и то не купить.

– Забирай за десять! – согласилась Лиля.

Маша метнулась к сумочке, достала кошелек и торопливо выложила перед Лилей червонец.

– Договорились!

Она накинула халат и поспешила к двери.

– Ты куда? – удивилась Лиля.

– Девкам покажу. Описаются от зависти – им такого не привезут. Кстати. Помнишь, говорила: будет тебя одевать? Вот. Так что слушай старших! – Маша улыбнулась. – Все, невеста, пошла!

Она исчезла за дверью. «Одевать… – улыбнулась Лиля. – Ничего ты, Маша, не понимаешь! Разве в этом счастье?»